– Сильно сказано. О да, да, насладись, богиня, твой раб покорен тебе... Ох, черт возьми, не останавливайся, я хочу довести это до конца!..

Эдвард приподнялся над ванной, опираясь руками на ее края. Его ноги обвились вокруг тела Линды, а она, вылив на его лоно последние капли вина, своими губами завладела горячим жезлом возлюбленного и не остановилась, пока не ощутила во рту волшебную струю его извергнутой страсти...

Утром в дверь робко постучали.

– Что случилось? – сонно спросила Линда.

– Извините, мэм, но я не знаю... Сэр Уильям звонит. Я не снимаю трубку, он говорит по автоответчику. Может быть, это важно?

– Сейчас. Спасибо. – Линда взяла трубку. Накануне вечером она отключила звук у телефона, стоящего в изголовье.

– Алло? Билл, это вы?

– Линда? Извини за беспокойство, Эдвард у тебя?

– Да, он спит. Это срочно?

– Уже одиннадцать, я подумал, что это не очень рано...

– Мы поздно легли вчера. – Зачем я ему это говорю?

– Линда, скажи мне, это правда?

– Что именно?

– Что Оливер его сын?

– Да.

– И почему ты скрывала это?

– Я не знала. Мы не были знакомы с ним. То есть я хочу сказать, мы познакомились случайно, в поезде... и были близки, но потом я его потеряла и не спросила адрес и фамилию... А он не знал мою...

– Линда... Это чудовищно! Ты говоришь ужасные вещи. Ты открываешься с какой-то новой стороны. Я всегда думал, что это ребенок твоего бывшего мужа...

– Мой Оливер – сын Эдварда! И это неопровержимый факт! Мы жили с мужем семь лет, и я не могла забеременеть. И только с Эдвардом... – Линда почувствовала, что сейчас разревется.

Эдвард проснулся и сосредоточенно смотрел на Линду, старясь понять суть разговора. Вдруг он выхватил у нее из рук трубку и заорал туда:

– Слушай, прекрати нервировать мою жену! Это не твое дело! Ты собирался жениться на женщине, которая моложе тебя на тридцать лет, и тебя это не смущало. У тебя в колледже все трахаются как кролики, а твоя лучшая подруга – лесбиянка, чьих любовниц ты содержал на казенные деньги, то бишь на наши. И теперь ты читаешь мораль матери своего внука только за то, что она не полезла мне ночью в карман и не заглянула в мой паспорт. И не побоялась потом родить ребенка. И сама собиралась его растить. На свои деньги, между прочим, честно заработанные. Да пошел ты!.. – Эдвард бросил трубку и повернулся на другой бок.

Линда обняла его.

– Спасибо, милый. Какой ты... хороший парень...

– Ладно, давай еще поспим. Как ты поняла, я сова. Для меня утро – это мертвый сезон. Особенно после такой ночи. Я всегда прихожу на работу к часу дня.

– А твой босс когда-нибудь тебя не уволит за это?

– Боюсь, это невозможно...

– Почему?

– Потому что босс – это я...

Линда улыбнулась, тихо встала и вышла из спальни.

В гостиной она набрала номер Билла. Он снял трубку и тихо произнес:

– Я слушаю.

Его голос был таким грустным, что у Линды сжалось сердце.

– Это я, Билл. Линда. Я хочу извиниться за Эдварда. У тебя замечательный сын. Прости его... и меня... – И она повесила трубку, не дожидаясь ответа.

На кухне Джованна кормила Оливера.

Линда подошла к полке за баночкой с кофейными зернами.

– Мэм, так там не сэр Уильям? Извините, что спросила.

– Как ты уже поняла, нет. Там его сын, он же отец Оливера. Вот как бывает. – Линда включила кофемолку и с улыбкой посмотрела на изумленную Джованну.

Джованна всплеснула руками.

– Да это же чудо! Это Мадонна сотворила чудо за ваши добрые дела! Вы нашли своего мужчину!

И сэр Уильям не в обиде. Теперь у него и внук и невестка. Это лучше, чем молодая жена. Молодая жена может наставить рога, а от невестки только почет и уважение.

– За что ты мне нравишься, Джованна, так это за твой здравый смысл. Ты одна все правильно понимаешь.

По давней традиции сэр Уильям проводил у себя дома торжественный прием в честь Рождества. За несколько дней до праздников к нему приходили уборщики и приводили в порядок его одинокое жилище. В его доме был огромный банкетный зал, который обычно стоял закрытым. Но накануне Рождества двери открывали, проветривали, натирали полы и расставляли столы. Меню обеда сэр Уильям заранее обговаривал с шеф-поваром, специально выписанным из Бостона с целым штатом помощников. Нужно было приготовить большой ассортимент закусок и горячих блюд, чтобы угодить всем. Миллеры были вегетарианцы, Рубинштейны не ели свинину и морских гадов. Один из новых преподавателей был по происхождению из семьи русских эмигрантов и соблюдал православный пост русское Рождество справлялось всегда на две недели позже американского. Среди стажеров-преподавателей были также араб и индиец, и у них тоже имелись свои ограничения в еде. Все остальные гости любили мясо и обожали креветки. Надо было всем угодить и никого не обидеть.

К Рождеству еще в начале декабря в центре кампуса нарядили елку. Почти все дома были украшены разноцветными лампочками. А Линда захотела украсить ель во дворе. Эдвард притащил елку для дома и целую ночь наряжал ее. Он предложил Линде съездить в Бостон – купить подарки к Рождеству, а заодно взглянуть на его квартиру. Дороги расчистили, но Линда уговорила ехать на ее машине.

У «порше» была слишком низкая посадка для таких снежных заносов. Эдвард полдороги издевался над средством их передвижения, но потом ему это надоело.

– Ты все-таки хочешь пойти на папочкин банкет? – неожиданно спросил он. – А нас, между прочим, никто не приглашал.

– Индивидуально никого не приглашают, но все же знают. Это многолетняя традиция. Приглашения присылают только посторонним, тем, кто не работает в колледже.

– Мне, например, – ехидно заметил Эдвард. – А я ничего не получал. Сейчас посмотрим, может, мне на городской адрес прислали.

– Не дури. Пойдем как ни в чем не бывало.

Эдвард занимал целый этаж многоэтажного дома, построенного в двадцатые годы по проекту Ллойда и полностью перестроенного внутри, учитывая современные требования. Это были роскошные апартаменты, предназначенные исключительно для жизни одного мужчины. Ни детской, ни семейной кухни. Современный стильный дизайн, много стекла и металла, абстрактные картины на стенах, умопомрачительная аппаратура, свой кинозал и тренажерный зал...

Линда вдруг растерялась от такого вопиющего подчеркивания огромных денег, вложенных в каждый штрих быта ее возлюбленного.

– Интересная у тебя квартира, – тихо сказала она. – Но, на мой взгляд, немного холодновата. Ты сам выбирал дизайн?

– Да нет, конечно. Пригласил одного дизайнера, и он за полмиллиона мне все это обставил. Вообще-то все очень функционально. Ты не находишь?

– Чувствуется сильное мужское начало. И совсем нет женского присутствия. А почему ты выбрал именно этого дизайнера?

– Мне его посоветовал Винсент Торн, сказал – от этого парня все тащатся, он сейчас в моде. Да ладно, я вижу, тебе не очень нравится. Не переживай. Я здесь бываю нечасто. У меня еще есть дом во Флориде и квартира в Лондоне.

– Твой папа так скромно живет. Я и не представляла, что... – Линда замолчала.

– Что мы такие богатые? Ну, что есть, то есть, не выбрасывать же все это в залив, как наши предки-колонисты английский чай... А мой отец феномен. У него была идея фикс добиться признания своего таланта, не прибегая к деньгам. Именно добиться, а не купить. Он принципиально живет на свое профессорское жалованье, которое сам же себе и выделил. По-моему, это глупость и ханжество. Ты видела, на какой машине он ездит?

– Да, эта тема давно обсуждается в колледже.

Но, по-моему, это даже очень трогательно. И он действительно настоящий большой ученый, я учусь по его книгам. Ты можешь им гордиться...

– Я бы и гордился. Но он требует такого же идиотизма и от меня. А я совершенно другой породы.

– И какой же?

– Ну, во-первых, я не ученый. Я человек действия. У меня феноменальная память на цифры, лица, имена, на любую слуховую информацию.

Например, я помню все биржевые курсы. Я говорил тебе? У меня дислексия. Сложности с чтением. Как у Черчилля и Эйнштейна. А отец считал, что я просто одаренный лентяй. До сих пор так считает.

– Слушай, что ты зациклился на отце. Ты уже не маленький. Зачем ему что-то доказывать? Ты личность, он – личность. Вы оба сами по себе. А ты все вспоминаешь какие-то детские обиды. Ты сам уже отец. Расслабься.

– Бланш, почему ты меня так хорошо знаешь?

Наверное, ты действительно моя женщина. А кстати, ты чем-то похожа на мать. Наконец-то я понял, почему отец на тебя запал. Не внешне, нет.

Манерой говорить и смотреть. Ты появилась и заполнила пустое пространство в моей жизни, которое стало особенно ощущаться после маминой смерти.

– Но мамочкой тебе я не стану, не надейся. Я за партнерские отношения.

– Да, да, я прочел предисловие к твоей книге.

Идеи феминизма будут жить вечно.

– Кстати, мужья первых феминисток их во всем поддерживали.

– И не жди. Я тиран и самодур. Буду сечь тебя розгами раз в неделю для профилактики и наказывать плетью за дерзость. Так ты по-прежнему хочешь стать моей женой?

– Я обещаю быть смиренно послушной и не раздражать тебя, мой повелитель.

– Этого ответа я и ждал от тебя. Черт, от твоего порочно покорного голосочка у меня брюки сами начинают расстегиваться...

За подарками собрались ехать только в девять вечера. Но магазины работали по предпраздничному расписанию – до полуночи.

Линда шла рядом с Эдвардом и думала об их будущем. Они были очень похожи по темпераменту, они чувствовали друг друга кожей, с ходу включались в любовную игру. Они умели посмеяться и подколоть друг друга. Но Боже, какая пропасть была между ними, какую разную жизнь они прожили врозь и продолжали вести. Линда боялась, что ее спокойная увлеченность работой и книгами будет чужда Эдварду, как чужда и непонятна ей его жизнь и его привычки.

Покупки им обещали доставить в квартиру Эдварда. Они вышли налегке из последнего магазина.

– Теперь поужинаем, – предложил он Линде, – я сейчас поведу тебя в мое любимое место.

– Тогда заедем переодеться.

– Все нормально, это будет недорогой французский ресторан. Я же сказал – мое любимое место. Эй, такси!

Они приехали на пирс. На волне качался старый корабль с настоящими мачтами и спущенными парусами. Они взошли на него.

– Осторожно, не упади. Тут еще не все доделано.

– Что это?

– Пиратский корабль. В детстве я бредил этой глупостью. И вот сделал себе подарок на день рождения. Заказал точную копию судна капитана Дрейка. Точной копии, правда, никто не знает. Идем в кают-компанию.

В кают-компании горели свечи и был накрыт стол на двоих.

– А кроме нас здесь есть кто-нибудь?

– Есть, не волнуйся. Но я не велел никому сюда соваться. Итак, леди. Вас украли пираты. И вы никогда не увидите стен вашего родного туманного Лондона.

– Здравствуйте! До сегодняшнего дня я была прекрасной француженкой! Какой Лондон? Я Бланш, маркиза дю Плесси... Вы меня с кем-то спутали, капитан.

– Черт, опять мои головорезы выкрали не ту девушку. Но забудем про Лондон, вы мне тоже нравитесь! Я поменял свое решение. Вив ля Франс!

Мадемуазель! Я буду краток. Уже в который раз делаю вам очередное и окончательное предложение. А этот алмаз из короны королевы Британии закрепит мои клятвы. – И, взяв Линду за руку, он надел ей на палец кольцо со сверкнувшим брильянтом.

– Bay! – неожиданно для самой себя произнесла Линда, но решила не прерывать игру. – О, месье! Какая маркиза устоит перед вами. Я не уйду с вашего корабля, даже если он будет тонуть. К черту Францию, а заодно и туманный Лондон!

– Ловлю вас на слове!

Час спустя, лежа на низкой широкой кушетке, разложенной посреди капитанской каюты, Эдвард делился с Линдой планами на будущее.

– Свадьбу справим летом. Будет тепло, можно что-нибудь придумать. В середине января мне нужно съездить по делам, я вернусь к февралю, если успею. А в марте я приглашаю тебя покататься на лыжах в Швейцарии. Ты умеешь кататься на горных лыжах? На недельку слетаем, у тебя же там какие-то каникулы. Если хочешь, будем жить у тебя... у меня... везде! Это так здорово – не сидеть на одном месте. А тебе действительно нравится учить этих оболтусов? Да ладно, никогда не поверю...

Линда вдруг вспомнила, о чем весь день хотела спросить.

– Слушай, а ты знаешь этого... Винсента Торна?

Он случайно не брат Джуди Тори?

– Да, брат. Мы с ним общаемся по делам и... так просто. Вместе зажигали когда-то... Билл его не очень жалует. Скандальная семейка. Но сам Вин очень славный и деловой. Это его сестрица постоянно влезала в дерьмо по самые уши и портила всю репутацию их семье.

– А ты и с сестрой его знаком? Романа у вас не было?

– Не приведи Господь! Она на наркотиках с тринадцати лет. Потом лечилась, потом у нее было какое-то нервное расстройство. Потом спала со всеми, кому было не лень, потом был роман с одной рок-звездой, она даже забеременела от него. Он ее бросил, она вышла замуж за какого-то тормоза, чуть ли не на улице подобрала или с ним училась...

Не знаю, мне Вин рассказывал, но я не вникал.

Короче, кажется, так никто и не родился. Но она все еще замужем... Вин постоянно отстегивает бабки, чтобы о ней поменьше писали в газетах. Или писали только хорошее. Но ты не волнуйся, эти ребята не будут тебе набиваться в друзья. У меня есть и другие знакомые. Не такие засвеченные, хотя и не беднее. А чего тебя так заинтересовал Вин?

Ты с ним была знакома?

– Нет. Даже не знаю, что и сказать... Хотя ты все равно узнаешь. Я даже с ним в некотором роде в родстве. Мой бывший муж женат на Джуди Торн. Я подозреваю, что он и есть тот самый тормоз, о котором ты весьма пренебрежительно отозвался. Но он не бродяга и не студент. Он был профессор политологии, и она у него училась... И, кстати, он подавал большие надежды как ученый...

– Слышите стук? Это стук падения тела пирата Дрейка. И дальше – тишина... Как в «Гамлете»...

– А говорил, что ничего не читал.

– Я хожу в театры. У меня же слуховая память.

Но не будем отвлекаться от главной темы. Это правда? Или ты придумала?

– А почему я оказалась в поезде Париж – Рим?

Я уехала лечить раны, нанесенные разводом. Он меня бросил ради Джуди Торн.

– Он точно тормоз. Я не ошибся. Мы не едем в Швейцарию. Потому что они там тоже будут.

– Да нет, поедем. Даже интересно.

По дороге на рождественский прием Эдвард несколько раз останавливал машину, предлагая вернуться.

Но Линда твердо отвечала:

– Поезжай, что стоишь? Это наш долг, понимаешь. Есть правила общения, которые никто не отменял. Потом тебе самому будет легче, вот увидишь.

– Железная леди. Знаешь, я подумал, а может, тебе в политику податься? У тебя все данные: любишь миротворить, пробиваешь дырку в голове, если тебе что-то надо позарез, умеешь говорить «нет», ну в случае с Биллом, и умеешь ждать своего часа – как меня дождалась... Давай, я тебя профинансирую!

Линда задумалась.

– А что, неплохая идея. Только не я пойду в политику, а ты. Ну а я буду в твоей команде спичрайтером, референтом. Буду читать тебе все сплетни про тебя в газетах. А ты со своей памятью на лица, имена и цифры станешь как Юлий Цезарь.

Он каждого солдата в лицо помнил.

– И Наполеон тоже. И чем они кончили? Одного убили свои же сенаторы, а другого сослали и отравили. Спасибо, не надо.

– Ну почему так трагично? А вот Черчилль, ты же сам говорил... Послушай, это же прекрасное решение нашей жизни! Мы вместе работаем, но ты мой босс. Ты обаятельный, остроумный, внушаешь доверие, у тебя потрясающая харизма! А я для тебя просто находка – социолог, доктор наук, специалист по женскому движению, знаток идеологии терроризма. У нас будет отличный тандем! А главное, мы будем вместе делать общее дело. И разъезжать по разным городам, как тебе нравится. Но при этом мы будем приносить людям пользу, а не бестолково прожигать жизнь!

Эдвард слушал Линду не перебивая.

– Погоди, Бланш, это ты серьезно? Тебе правда вся эта тягомотина интересна? Ну-ка давай поподробнее про мою потрясающую харизму... Давно мне так грубо и откровенно не льстили. Я и забыл, как это чертовски приятно слушать!

Они подъехали к дому сэра Уильяма в приподнятом настроении.

Дом был красиво украшен огнями. В вестибюле стояли живые цветы, соединенные с еловыми ветками. В гостиной красовалась елка, убранная в темно-синие и серебристые шары и ленты – традиционные цвета Фелтон-колледжа. Под елкой стояли коробки, завернутые в серебряную бумагу и перевязанные синими лентами. Это были рождественские подарки для гостей.

– Как ты думаешь, а нам есть подарки? – хихикнул Линде в ухо Эдвард. – Или мы плохо себя вели в этом году? И Санта-Клаус нам ничего не подарит.

Линда шутливо ткнула Эдварда в бок и приложила палец к губам. Рядом с ними стоял сэр Уильям в элегантном черном костюме с красно-зеленым рождественским галстуком – бабочкой.

– Веселого Рождества! – произнес он дежурную фразу.

Линда слегка толкнула Эдварда в спину.

– Папа! Мы с Линдой поздравляем тебя с Рождеством! Это тебе от нас подарок. И... я хотел бы тебе сказать... мы тебя очень любим. И мы обручились. Короче, отец, извини, если что не так. И веселого Рождества! Ну я не знаю, что еще говорить надо, чтобы ты меня обнял и перестал дуться!

Сэр Уильям вдруг крепко обнял Эдварда и, кажется, прослезился. Потом привлек к себе Линду и тоже поцеловал.

– А где же малыш? – спросил он.

– Дома с няней. Я не рискнула брать его на такой важный прием.

– Ну, идемте к гостям. Я представлю вас сенатору Мартину и его супруге.

В банкетном зале уже все собрались. Ректор произнес полагающийся по случаю тост. Все осушили бокалы и принялись накладывать себе еду. Через полчала все гости уже слонялись с тарелками и рюмками по залу и общались друг с другом, время от времени возвращаясь к столам с блюдами и к бару с напитками. Линду уже исцеловали все ее коллеги женского пола. Мелисса была с ней особенно нежна и, целуя, шепнула:

– Поздравляю! Он, конечно, шалопай, но в целом добрый мальчик. Он ведь рос у меня на глазах.

Вдруг сэр Уильям возвысил свой голос и призвал к тишине.

– Дамы и господа! Дорогие коллеги! Я хотел бы предложить тост за прекрасное событие, произошедшее в эти рождественские дни! Мой сын Эдвард Фредерик Верстрейт состоял в гражданском браке с очаровательной леди Линдой Бланш Хоппер, нашим уважаемым профессором и автором нашумевшего бестселлера. Сегодня они решили снять завесу тайны с их отношений и объявить о своей помолвке, что давно пора, принимая во внимание родившегося у них сына.

Все присутствующие громко зааплодировали и бросились поздравлять Линду и Эдварда.

Эдвард восхищенно показал отцу большой палец.

– Я просто потрясен, как папа ловко подтасовал наши сомнительные карты, – шепнул он Линде, – и как он красиво все это преподнес.

Эдвард и Линда подошли к сенатору Джону Мартину и его жене Хелен, немолодой приятной паре, вышколенной общественной жизнью до высшей степени располагающей естественности.

– Я раз тебя видеть, Эдвард! – с жаркой искренностью произнес сенатор, пожимая ему руку. – Ты все продолжаешь заниматься бизнесом или думаешь начать что-то другое?

– Да, сенатор. Подумываю о политической карьере. Вот приехал посоветоваться с отцом на эту тему.

Сэр Уильям даже бровью не повел, словно все планы сына ему были давно известны.

– У тебя есть уже какая-то программа? – поинтересовался сенатор, стрельнув в Эдварда оценивающим взглядом.

– Конечно, сенатор, но жена запретила мне о ней рассказывать до Рождества. А так как она будет писать за меня речи, я боюсь ее ослушаться. И Эдвард улыбнулся широкой обворожительной улыбкой.

Сенатор с женой засмеялись и тут же заговорили о каких-то милых пустяках.

Спустя несколько минут сэр Уильям отвел Эдварда в сторону.

– Что ты нес сенатору про какую-то свою политическую программу? Сначала надо было поговорить со мной.

– Хорошо. Говорю тебе сейчас. Мы с Линдой решили заняться политикой. , – Что ты так поздно спохватился? Надо было начинать десять лет назад!

– У меня не было стимула.

– Если Линда стала твоим стимулом, то я обеими руками голосую за ваш брак.

Новый год Линда и Эдвард встречали в Нью-Йорке, остановившись в Плаз-отеле. Линда познакомила его со своими подругами, Мэг и Корой.

Свадьба Коры и Айка намечалась на июнь, а Мэгги и Кароль, поженившиеся, как они шутили, вне очереди, тоже грозились устроить грандиозное венчание, как только решится вопрос с работой Кароля.

После Нового года Эдвард уехал по своим делам и обещал вернуться ко Дню всех влюбленных – 14 февраля.