Сестры Гринтри (№2) - Правила страсти

Я оставила Севен-Дайалс иДжемми, но не могу думать больше ни о ком. Его лицо преследует меня во сне и наяву, я хочу вернуться к нему. Я хочу домой.

Я сказала графу, что не могу с ним поехать, что сердце призывает меня домой. Он не понимает, да и я едва ли понимаю себя. Лондон. Это слово крутится в моей голове словно веретено, крутится и крутится, а я сегодня уеду. Слуги соберут домашний скарб и последуют за мной. Яне вернусь.

Переплыть Ла-Манш было нелегко, номне все равно. Что значит небольшой залив по сравнению с тем, что я опять буду дома? Поездка в Лондон утомительна, но я не могу спать. А потом город взорвется навстречу мне, слезы будут щипать мои глаза, когда я буду смотреть в его лицо. Толпы народу, запахи, звуки, эти приятные звуки Лондона. Они пробуждают воспоминания с такой силой, что я едва дышу.

Вижу себя бегущей по этим улицам в дырявых туфлях, моя рука в руке Джемми, и вижу, как мы держимся друг за друга, любим друг друга. Тогда почему же я отворачиваюсь?Я смотрела не отрываясь лишь на фальшивый блеск, и не могла увидеть, что у меня уже есть самая лучшая драгоценность.

И вдруг я задаю себе вопрос, который не отваживалась задать себе раньше: а что, если Джемми мертв?

Элен ждет меня в гостинице на Сент-Джеймс, ее лицо знакомо мне до боли.

– Хорошо, что ты вернулась, – говорит она.

Я знаю, что она искренна. Она – швея, у нее свое дело, но у нее трудности. Мы немного болтаем, потом я говорю, что должна навестить Дайалс. Судя по выражению ее лица, она не в восторге от этой идеи, ноя настаиваю. Мне вдруг отчаянно захотелось увидеть родителей, и почему-то я верю в то, что там будет Джемми. Он вернулся с войны, он дома, как и я. Он для меня.

Элен неохотно отправляется вместе со мной. Карета с трудом проезжает по узким улочкам, хриплые голоса вокруг кажутся мне птичьим пением. Прошло так много времени... А вот и моя мать, изрядно постаревшая, ее глаза с подозрением смотрят на дочь. Отец тоже смотрит на меня искоса, будто стыдится.

Но мне все равно.

– А Джемми? – спрашиваю я у них, не обращая внимания на боль от разочарования и жгучую злость. – Вы видели его с момента моего отъезда?

Они переглядываются, и я все понимаю. Джемми мертв...

Правда приносит мне странное облегчение.

Малыш Джемми женился в прошлом месяце. Хорошая девушка, дочка колесных дел мастера.

Слава тебе Господи, он жив. И какое имеет значение, что он принадлежит кому-то другому? Я говорю себе, что не имеет, что я не жду чудес, и все же еду в карете обратно в гостиницу, зная, что внутри меня что-то сломалось.

Я продолжу жить. Я буду жить моей жизнью, номне всегда будет чего-то не хватать. Не хватать его...

Мариэтта отложила дневник, глаза ее были полны слез.

Афродита потеряла своего Джемми, потеряла свою любовь. Кажется, жизнь куртизанки не совсем такая, какой она ее себе представляла. Но Афродита все еще хотела большего. Она хотела вернуть утраченную любовь.

Глава 11

Выходя от модистки на Риджент-стрит, Мариэтта вручила лакею еще один сверток. Новые витрины блестели на весеннем солнце, весело отражая суетившихся покупателей.

Мариэтта полюбовалась тем, как ладно на ней сидит новое платье из бледно-зеленого муслина с узором из розовых бутонов и двойной юбкой с двойным рядом оборок. Юбка скрывала новые зеленые туфли, завязанные лентами у лодыжек. Хотя ногам в них было не слишком комфортно – подошвы казались тонкими, но сами туфли были очень хорошенькими.

Она уже собралась последовать за лакеем, как вдруг перед ней возник мужчина в поношенном коричневом пальто и брюках из шотландки. Глаза на грубом лице боксера встретились с ее глазами. У Мариэтты была хорошая память на лица, и она его без труда узнала. Именно этого человека она видела на Бедфорд-сквер, когда навещала Макса и стояла у окна, наблюдая вместе с миссис Поумрой за появлением Гарольда и Сюзанны. Как странно!

По-видимому, он тоже ее узнал; его губы поджались, глаза вспыхнули. Он удалился так же внезапно, как и появился, предоставив Мариэтте размышлять, следует ли ей бояться.

– Мисс Гринтри!

Мариэтта удивленно оглянулась, ожидая снова увидеть странного человека, но это оказался дюжий детина в ливрее, он важно восседал на козлах, вид у него был на удивление знакомый.

– Дэниел? – Мариэтта почувствовала облегчение. – Что ты тут делаешь?

– Мистер Макс хочет переговорить с вами, мисс, – с чувством проговорил Дэниел, явно довольный тем, что сумел ее отследить.

– Неужели?

Мариэтта подошла к дверце, встала на цыпочки и заглянула внутрь.

– Макс? Как вы решились выйти с незалеченной головой? Доктор сказал, что у вас может быть опухоль мозга.

Брови Макса поднялись.

– Мисс Гринтри, может быть, вы позволите довезти вас до дома? Поскольку мои личные дела скоро станут достоянием всего Лондона, я не испытываю особенного желания обсуждать их здесь.

Мариэтта почувствовала, как краска приливает к ее щекам.

Оглянувшись, она взглянула на лакея Вивиан, стоявшего чуть позади нее, давая понять, что он должен подойти и помочь ей сесть в карету.

– А вы можете поехать с Дэниелом, – великодушно проговорила она.

– Если, конечно, это приемлемо для лорда Роузби.

Макс проигнорировал сарказм, заверив, что это вполне приемлемо.

В карете Мариэтта долго возилась, пытаясь устроиться поуютнее.

Дело было в том, что корсет оказался слишком тугим, но она не собиралась оповещать об этом Макса. Для нее никогда не находилось ничего полностью подходящего под ее рост и телосложение; учитывая это, Мариэтта настояла, чтобы новое платье было чуть меньшего размера: она сказала себе, что по крайней мере таким образом будет контролировать свои формы.

– Вы здесь по какой-то причине, Макс?

– Да вот решил встретиться с вами, но у вас дома мне сказали, что вы ходите по магазинам на Риджент-стрит.

– Итак, вы меня нашли. Что вам угодно?

Они ехали по залитому солнцем Риджентс-парку вдоль зеленых аллей, по которым прогуливались посетители, и Мариэтта из окна кареты разглядывала зоопарк и известные всему Лондону ботанические сады. Обманчивое ощущение загородной жизни очень освежало ее после магазинной толчеи.

– Поумрой сказал, что ты разговаривала с Гарольдом. – Слова Макса звучали, словно гвозди под ударом молотка. – Кажется, он думает, что ты расстроилась. Я хочу знать, что сказал мой кузен.

Мариэтта молчала. Раз уж Макс отправился на ее поиски, он прекрасно понимал, что его кузен сказал грубость. Но она ничего ему не откроет – если хочет знать, пусть спрашивает у Гарольда.

– Мне не хотелось бы это обсуждать, – тихо проговорила она и отвернулась.

Макс беспокойно пошевелился у нее за спиной.

– Если ты не скажешь, как я смогу за него извиниться?

Мариэтта пожала плечами:

– Не нужно извиняться. Меня не интересует, что думает или говорит твой кузен. У меня дела не с Гарольдом, а с тобой. Надеюсь, ты не передумал?

Макс помотал головой.

Мариэтта с облегчением вздохнула:

– Ну вот и отлично.

Она вспомнила его поцелуи, и ощущение боли внизу живота вернулось, а поскольку оно возникало только в его присутствии, Мариэтта решила, что настало время спросить об этом.

– Макс?

Он взял ее руку в перчатке, поскольку его раздражал тонкий барьер между ними, ловко расстегнул маленькие пуговицы и начал сдергивать перчатку.

– Что ты делаешь?

– Взгляни на себя! Ты застегнута до горла, юбки закрывают каждый сантиметр, а под ними – нижние юбки, корсет, хлопок, кружева и бог знает что еще. Даже руки у тебя закрыты.

Он освободил ее руку, и Мариэтта ощутила прикосновение к своей коже. Пальцы Макса были теплыми, знакомыми, и она позволила им переплестись со своими пальцами. Наверное, женщины всегда закрыты именно потому, что соприкосновение так волнительно, так эротично.

Он посмотрел на ее руку, покоящуюся теперь в его руке, потом нагнул голову и поцеловал ладонь. Его губы были горячими. Макс взглянул на нее, выражение ее лица не дало ему повода остановиться.

– Я думала о том, как ты меня целовал, – проговорила она, слегка задыхаясь. – Проснулась и почувствовала... не знаю что.

– Ты хочешь остановиться? – тихо спросил он.

– Нет. Мне было приятно, и я подумала о том, не пригласить ли тебя, чтобы тут же поцеловать.

– Надо было пригласить, – ответил Макс, смеясь.

– Я серьезно. Теперь, когда ты касаешься губами моей руки, у меня то же самое ощущение.

Макс улыбнулся, и его большой палец заскользил по ее ладони, а потом потер кожу с внутренней стороны запястья. Затем он снова поднес ее руку к губам и покрывал запястье легкими дразнящими поцелуями. Мариэтта вздрогнула.

– Ты чувствуешь это сейчас? – прошептал Макс и придвинулся ближе. Его пальцы коснулись ее щеки, виска, потом губ.

Мариэтта закрыла глаза.

– А теперь?

– Да, – выдохнула она. – И мне хочется еще.

Макс откинулся назад, всматриваясь в нее темными глазами, в которых уже не было ни надменности, ни самодовольства.

– Общеизвестно, дорогая Мариэтта, что чем дольше женщину целуют и ласкают, тем больше она хочет поцелуев и ласк. Потом начинает хотеть большего. Как и любому существу женского пола в царстве природы, ее тело приказывает ей спариться с самцом по ее выбору.

Мариэтта недоверчиво уставилась на него:

– Значит, я не лучше какого-нибудь жирафа в зоопарке?

Макс улыбнулся:

– Ты просила меня объяснить тебе, что такое желание. Это – желание.

– Не верю. – Мариэтта начала натягивать перчатку. Неожиданно Макс нагнулся вперед и задернул штору на окне кареты. Теперь внутри стало сумеречно и тихо.

– Макс?

Она вытянула руки ему навстречу, и он крепко схватил их. Не успела Мариэтта запротестовать, как Макс поцеловал ее в губы, мягко, но настойчиво. Он продолжал целовать ее, а его руки двигались от ее запястий к локтям. Потом, сняв с нее шляпку, он отбросил ее в сторону и принялся за шпильки, удерживавшие волосы Мариэтты. Волосы рассыпались густыми золотистыми прядями, и Макс, не отрываясь от ее губ, провел по ним пальцами. Его язык ласкал ее язык с такой резвостью, что у Мариэтты голова пошла кругом.

Ощущение было такое, будто она может упасть в обморок. Она читала в романах, как женщины падают в обморок, но никогда не встречалась с этим в реальности. Макс же был очень близок к тому, чтобы добиться этого.

– Мистер Макс! – раздался с козел веселый голос Дэниела. – Мы что, возвращаемся на Беркли-сквер?

Макс оторвал губы ровно настолько, сколько нужно было для ответа.

– Сделай еще круг по парку. – Он снова сосредоточился на поцелуе.

Тело Мариэтты затрепетало. Она ощущала, что ее грудь стала нежной и опухшей, а боль между ногами почти сводила ее с ума, так сильно она его хотела. Она хотела спариться с самцом по своему выбору, а выбранным самцом был именно Макс Велланд.

Когда Макс наконец остановился, голова Мариэтты упала ему на плечо. Он неловко откинул пряди ее волос с раскрасневшихся щек, его грудь поднималась и опадала так же резко, как и у нее.

– Вот что такое желание, – хрипло проговорил он.

Прав ли он? Должно быть, прав. Вот почему женщины сбегают с проходимцами и выходят за них замуж. Любовь и желание идут рука об руку, одно затуманивает другое.

Макс был все еще очень близко, его теплое дыхание касалось ее щек. Не в силах удержаться, он прижался губами к ее коже, осыпая легкими поцелуями уголки рта.

Мариэтта со стоном приподняла голову и снова нашла его губы. В этот раз поцелуй был более глубоким, более страстным, их языки слились так, как не могли пока слиться тела. Потом Мариэтта прижалась грудью к его груди, и когда его рука обвилась вокруг ее талии, боль между ног усилилась.

Всхлипнув, она ощутила, что ее накрывает теплая волна удовольствия.

Голова Мариэтты откинулась назад, и Макс принялся целовать горячим ртом ее шею.

– Нам пора остановиться, – пробормотал Макс, – и впредь действовать осторожнее.

– Осторожнее? Но я не хочу быть осторожной.

– Может, ты и думаешь, что твоя репутация уже погублена, но поверь мне – если нас увидят, будет немалый шум. Семья лишила меня всего, так что мои действия не имеют для них значения, но твоей семье придется за это расплачиваться.

Он говорил здраво, но Мариэтте потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя и отодвинуться от него.

– Моя семья пострадает, если станет известно, что я решила стать куртизанкой. Именно поэтому я собираюсь сменить имя, так будет лучше всего. Мариэтта Гринтри исчезнет, а вместо нее появится мадам Кер.

Макс усмехнулся:

– Так ты решила сменить имя? А я-то думал, что для жриц любви суть профессии состоит в том, чтобы не терять сердце. Может, тебе стоит еще раз подумать?

Мариэтта убрала волосы назад и собрала их вместе, одновременно пытаясь разыскать рассыпавшиеся по платью шпильки.

– Мое решение окончательное.

– Тогда почему бы тебе не стать Венерой или Эрос?

– Потому что я не Венера.

Макс прищурился и медленно отодвинулся от нее. Его голос неожиданно стал серьезным.

– Послушай, ты все еще можешь удачно выйти замуж. Твой зять – богатый человек, не так ли?

Мариэтта недоверчиво взглянула на него. Именно это предлагала ей Вивиан, обещая, что Оливер купит ей мужа. Выберет кого-нибудь, словно пару перчаток! Но кто позволит себя купить? Разве что мужчина без чести, которого будет больше заботить положение в обществе, чем жена. От самой мысли об этом ей стало дурно.

– Мне не нужен муж, которого подкупили, чтобы он на мне женился, – холодно проговорила Мариэтта. – А ты, кажется, предпочел бы, чтобы я сделала что угодно, лишь бы мой план сорвался.

– Верно. Я не могу спокойно смотреть на то, как ты совершаешь такие глупости.

– Ну почему никто не хочет отнестись ко мне серьезно?!

Хотя ему очень не хотелось этого делать, Макс невольно задумался о будущем Мариэтты и о том, что с ней станет после того, как он, сыграв роль учителя, удовлетворенный, уедет в Корнуолл, а она перейдет к другому мужчине.

По мере того как он размышлял над этим, в его душе росли злость и решимость. Он должен ее остановить. Но как? Можно попросить ее стать любовницей – по крайней мере, так она будет в безопасности. Но Мариэтта наверняка откажется – она уже ясно дала понять, что никогда больше не будет постоянно с одним мужчиной, а кроме того, у Макса теперь не было ни денег, ни положения, чтобы содержать ее так, как она того заслуживала. Если только... Его губы тронула мрачная улыбка. Если только он не опутает ее узами желания и не привяжет к себе так быстро, что она уже не сможет сбежать.

– Макс? – сердито окликнула его Мариэтта. – Что я такого сказала и почему ты смеешься?

Макс не собирался рассказывать ей, отчего на губах появилась улыбка, но он, кажется, нашел способ ее остановить. Конечно, это крайняя мера, но ничто не может быть хуже того, что она задумала.

Отдернув занавеску, он несколько раз постучал в крышу.

– К мисс Гринтри, Дэниел, на Беркли-сквер.

Мариэтта вздохнула и надела шляпку. Вид у нее был несколько небрежный и... восхитительный.

Макс нисколько не сомневался, что Мариэтта Гринтри не та женщина, которая могла бы жить как куртизанка, переходя от мужчины к мужчине, оставляя при этом сердце нетронутым. Она слишком великодушна и слишком легко увлекается, и это ее погубит. Ему была невыносима мысль о том, что в конце концов она станет выглядеть, как те женщины, которых он не раз наблюдал на улицах и в борделях Лондона. Вот почему его не оставляло желание склонить ее на свою сторону. Все, что ему нужно было сделать, так это уверить ее в том, что ей нужен именно такой человек, как Макс Велланд. Когда она зайдет в ловушку, он захлопнет ее.

К тому времени как они добрались до дома, Мариэтта ужеуспела привести себя в порядок.

– Когда ты мечтаешь о том, чтобы я поцеловал тебя, Мариэтта, помни... я буду мечтать о том, чтобы тебя поцеловать, – произнес Макс на прощание.

Войдя в дом, Мариэтта испытала сильное головокружение, потому что очень обрадовалась, когда поднялась наверх и смогла наконец расшнуровать корсет.

Со стоном повалившись на кровать, она закрыла глаза и стала думать о его поцелуях.

Почему не Макс был с ней в ту ночь на постоялом дворе по дороге к границе с Шотландией? Разве не могла она влюбиться в Макса и сбежать именно с ним?

Нет, нет и еще раз нет! Она больше не влюбится ни в Макса, ни в кого-либо еще. Никогда больше мужчина не разобьет ей сердце и не заставит страдать. Макс по-своему хорош, но он с ней не навечно. Свободная и независимая жизнь – вот что ждет ее впереди, и в этой жизни нет места для лорда Роузби.

Гарольд с обожанием смотрел на спящую жену. Брови Сюзанны слегка изогнулись, что придавало ее лицу еще больший шарм. Он не мог не думать о том, что она станет великолепной герцогиней Баруон. Очевидно, у Макса в этом вопросе со вкусом было не все в порядке, раз он считал Мариэтту Гринтри подходящей для роли герцогини. К счастью, теперь он больше не наследник...

Гарольд виновато заерзал – ему не следовало так думать о кузене. Всю жизнь он охранял Макса, даже сейчас, когда Макс явно не обрадовался бы его присутствию. Может, ему и правда пора оставить роль няньки и заняться собственным будущим.

Сюзанна тихонько пробормотала что-то на языке, на котором говорила в детстве, в последнее время она казалась очень расстроенной. Возможно, она винила себя в том, что произошло с Максом, но это скоро пройдет. Да и вообще, зачем ему волноваться из-за брата – у них разное будущее.

– Папа! – пробормотала во сне Сюзанна, но обращалась она к приемному отцу или к тому, которого оставила на Ямайке, Гарольд не знал.

Сюзанна никогда не рассказывала о своем прошлом, оно словно было вычеркнуто, но Гарольд догадывался, что это время не забыто. Она спрятала прошлое в себя. Гарольд представлял ее себе девчонкой с босыми и загорелыми ногами, с волосами, спутанными от бега по тропическому лесу в поисках блестящих листьев и прекрасных цветов. Дикарка, вольна всегда быть собой.

Его Сюзанна...

В «Клубе Афродиты» царила пустота, словно в пансионе для детей, когда все воспитанники разъехались по домам на каникулы. Остались только постоянные обитательницы клуба – они отдыхали у себя в комнатах, готовясь засиять вечером, когда начнут сходиться гости, и лишь одна из них не спала в ожидании появления Мариэтты.

– Проходи, тебя ждут.

Мейв, одетая в простое белое платье, с темными волосами, собранными в гладкий пучок на затылке, улыбнулась через плечо, провожая Мариэтту в большую гостиную.

В комнате находилась Элен – модистка Афродиты; вокруг, словно отдыхающие бабочки, были разбросаны платья, туфли и другие аксессуары. Оглядев всю эту красоту, Мариэтта вдруг почувствовала себя весьма неуютно в скромном платье из синей шерсти.

Элен окинула ее критическим взглядом и слегка улыбнулась.

– А вы миленькая, мисс Мариэтта, – проговорила она с легким акцентом. – Это хорошо, потому что значительно упрощает мою работу.

Если бы Мариэтта не читала дневник Афродиты, она никогда бы не подумала, что Элен выросла на той же улице в Севен-Дайалс, что и ее мать. Именно Афродита помогла модистке преуспеть, одеваясь в ее платья и не забывая всем об этом рассказывать.

Элен властно хлопнула в ладоши, и ее помощницы, устремившись вперед, быстро раздели Мариэтту, не обращая внимания на то, что ей было неудобно стоять в одном белье под взглядами незнакомых людей. Мариэтта изо всех сил старалась сделать вид, что ей это безразлично, но все равно Мейв, сидевшая в кресле в углу, выразила ей свое сочувствие.

– Не волнуйся, ты скоро к этому привыкнешь. Мы все привыкли.

–Я думаю, китайский шелк подойдет, – объявила Элен, кружа вокруг Мариэтты, словно акула. – Он лучше всего подчеркнет грудь, хотя она и тяжеловата. Вам нужно научиться поднимать локти и отводить их назад, мисс, это натягивает грудь. – Она тут же снова обратилась к помощнице: – Талия хорошая и аккуратная, и хотя бедра чуть полноваты, ему это понравится. Ноги тоже сносные, разве что несколько крепкие и короткие...

– Зато у нее красивые волосы, – быстро проговорила Мейв. – Я всегда хотела быть блондинкой.

– Сейчас в моде темные волосы. – Мариэтта выразительно посмотрела на Элен.

– Она и так знает, что у нее короткие ноги, – улыбнулась Мейв, – и незачем ей об этом напоминать!

– Вам нужно лучше ухаживать за кожей, мисс Мариэтта, особенно за теми частями тела, которые скрыты под одеждой. Все ваше тело должно быть нежным и манящим, а когда вы принимаете ванну, удостоверьтесь, что добавили в воду достаточно масла.

Возможно, Элен невзлюбила ее по какой-то причине, и Мариэтте захотелось уйти прямо сейчас, но... Разве она не сама согласилась на это? Если она спасует перед первым же препятствием, то на что ей рассчитывать в дальнейшем?

– Снимите нижнее белье, мисс Мариэтта, – приказала Элен тоном, не допускающим возражений.

Мариэтта чуть ли не утратила дара речи. Казалось, то, что Элен усмотрела в ее взгляде, только больше развеселило модистку.

– Костюм, который мы для вас выбрали, не носят с бельем, – принялась терпеливо объяснять она, словно общалась с идиоткой, затем, скрестив руки на груди, она сделала шаг в сторону и замерла в ожидании. Вне всякого сомнения, она полагала, что строптивица откажется от примерки, и именно так Мариэтта и собиралась поступить всего минуту назад. Но теперь, когда ей казалось, что Элен желает ее провала, она мгновенно изменила свои планы. Пусть убедится, что она дочь Афродиты, а это что-нибудь да значит!

Тем временем помощница Элен помогла ей снять корсет. С панталонами помощь не потребовалась, Мариэтта сама торопливо стянула их. Обнаженная, она ощущала себя особенно уязвимой.

– Как вы считаете, почему мы, женщины, носим так много одежды? – неожиданно благодушно спросила Элен, поворачиваясь и беря одно из платьев-бабочек, сшитых из шелка жемчужного цвета. – Позвольте, я сама отвечу. Все дело в том, что мы боимся наших тел, боимся власти, которую имеем над мужчинами. Поэтому мы и скрываем наши формы под одеждой. Бледная полоска запястья между рукавом и перчаткой – это очень чувственно и волнующе, но лишь потому, что у нас так много прикрыто. Нужно показать женщину такой, какой она является на самом деле – когда грудь не сплющена корсетом, талия не сдавлена, бедра и ноги свободны от длинных юбок... Одевать себя так – все равно что снимать покрывало с произведения искусства.

Тонкий шелк – кофта без пуговиц и крючков – взмыл над головой Мариэтты. Ткань цвета блестящего жемчуга на фоне кожи сразу приняла телесный оттенок. Кофта была такой легкой, такой тонкой, что её прикосновение к телу казалось Мариэтте прикосновением ветерка. Шелк плотно облегал ее грудь, и хотя вырез не выглядел низким, это было самое смелое из того, что она когда-либо носила.

Элен помогла ей надеть панталоны... нет, скорее настоящие шаровары, похожие на те, что носят в гареме, и державшиеся на изгибах бедер, а внизу достававшие до лодыжек. Такое одеяние было настоящим шоком для женщины, привыкшей к пяти нижним юбкам и неподвижным платьям, созданным специально для того, чтобы скрыть ее формы.

Когда Элен отошла, Мариэтта, оказавшись один на один с зеркалом, замерла. Она ли это – босая девушка, завернутая в ткань, тонкую, словно паутина? Больше всего ее ошеломила темная тень там, где у нее между бедрами росли волосы. Она потянулась рукой, чтобы прикрыться, но тут же поняла, что материя, натянувшаяся на груди, демонстрирует не только очертания и бледность груди, но и темные кружки ее сосков.

– Я не смогу это надеть, – в ужасе прошептала она. – Это то же, что быть голой!

Элен положила руки ей на бедра, и их взгляды встретились в зеркале.

– Ты хочешь стать такой, как твоя мать? А я ведь говорила мадам, что ты не в меру стыдлива. И предупреждала, что не стоит ожидать от тебя особой смелости. – Она обернулась: – Мейв, найди мадам и скажи, что наша барышня отказывается надеть выбранный ею костюм.

Мейв кинула на Мариэтту быстрый взгляд и нерешительно поднялась.

Мариэтта не сомневалась, что это была проверка. Если она не будет носить предназначенный для нее костюм, если не будет делать как велят, мечты будут восприняты как бессмысленное баловство капризного дитяти.

– Ладно, хорошо, – процедила она сквозь зубы. Чуть улыбнувшись, Элен сделала знак помощнице, и та подняла нечто, напоминавшее халат из такого же тонкого шелка жемчужного цвета, затем с благоговением протянула его модистке, после чего Элен помогла Мариэтте просунуть руки в рукава.

Итак, она прошла проверку.

Халат был столь же тонким, как и остальная одежда, но он не давал возможности рассмотреть ее наготу; зато, когда она двигалась, халат распахивался спереди, выставляя ее тело на обозрение всем желающим.

Интересно, что подумает Макс, увидев ее в таком одеянии? И будет ли он вообще смотреть? Мариэтта вздохнула. Едва ли сейчас на ней именно то прикрытие, на которое она надеялась, но придется с ним смириться и впредь двигаться очень аккуратно.

– Ну что ж, – проговорила Элен, – теперь займемся волосами!

– Я должна сходить за мадам? – Мейв все еще топталась у двери.

Элен нахмурилась:

– Конечно нет, девочка. Разве ты не видишь, мы прекрасно справляемся и без нее.

Улыбнувшись Мариэтте, Мейв вернулась в кресло и снова стала наблюдать.

Распущенные волосы Мариэтты закололи спереди и по бокам гребнями того же цвета, что и костюм.

– Туфли тебе не понадобятся, – сообщила Элен в ответ на вопросительный взгляд Мариэтты, – зато сейчас мы покрасим тебе ногти на ногах. – Она произнесла это так, как будто в этом не было ничего диковинного.

Когда все было закончено, Мариэтта еще раз оглядела себя в зеркало. Она была одновременно соблазнительной, покорной, возможно, желанной... и чужой, но именно от этой странной особы зависело, сможет ли она убедить его остаться с ней в комнате.

Когда она высказала свои сомнения вслух, Элен ухмыльнулась.

Мейв громко воскликнула:

– Да он просто обалдеет!

Мариэтта подняла бровь:

– Обалдеет?

– Ты его ошеломишь, – снисходительно пояснила Элен.

Мариэтта задумалась.

– Не могу себе этого представить. Он герцог, а я его рабыня... Что это вы делаете?

Последние слова были адресованы помощнице Элен, которая, встав на колени, стала что-то делать с краем ее шаровар.

– Элен говорит, что они длинны. Я подберу их на сантиметр, чтобы джентльмену были хорошо видны ваши лодыжки.

Мариэтте захотелось положить ногу женщине на грудь и хорошенько толкнуть, но она сдержалась. Если Афродита услышит, что из-за нее у кого-то возникли трудности, она может отказать в дальнейшей помощи, и тогда с мечтами можно распрощаться навсегда. Поэтому она улыбнулась, кивнула и спокойно дождалась, пока помощница закончит работу, но все же где-то в глубине души ей было неприятно, что приходится так откровенно притворяться.

– Он скоро будет здесь, – предупредила Мейв, когда Элен прыскала Мариэтте жасминовым маслом на те места, о которых та и не подумала бы.

Выглянув в окно, Мариэтта поняла, что скоро стемнеет.

– Что, все уже готово?

Она испуганно огляделась. Вдруг группка женщин, бывшая для нее крестом, который надо было нести, превратилась в так необходимую ей опору. Мариэтта знала, что именно нагота под шелковым одеянием доставляла ей ощущение незащищенности. Безопасность крылась в объемных юбках и нижних юбках, в пуговицах до горла, в рукавах, крепко охватывавших запястья. Корсеты, сорочки, панталоны и иногда, в Гринтри-Мэноре, теплое фланелевое белье защищали ее лучше всяких доспехов. И вот теперь она все равно что нагая.

– Мисс Мариэтта? – Лицо Элен уже не было неприветливым, в ее глазах даже появился намек на сочувствие. – Вы можете быть тем, кем хотите, помните это. Выбор – только за вами.

Мейв взяла ее за руку и повела к двери.

– Все будет хорошо, вот увидите, мисс Мариэтта, а теперь нам пора наверх. Мадам поместила вас и вашего джентльмена в комнату Купидона. – Она подмигнула Мариэтте с видом заговорщицы.

– Что за комната Купидона?

– Подождите немного, и все увидите.

Глава 12

Комната в самом деле оказалась красивой, и Мариэтта, переступив порог босыми ногами, встала около двери с поднятой головой и принялась разглядывать живопись на потолке. Художник обильно населил голубое небо: ангелы устремлялись вниз, словно ныряя, повязки охватывали их, обнажая значительную часть тела. Среди ангелов стремительно мчались купидоны – небольшие полные создания с озорными улыбками; их стрелы были направлены вниз, на тех, кто занимал комнату Купидона.

– Это – дань любви.

Мариэтта повернулась. Афродита стояла позади и улыбалась.

– Не думаю, моя крошка, что в этой комнате вам будет неуютно. Тебе нужно лишь хорошенько сыграть роль...

Мариэтта сразу поняла, что имеет в виду мать. Ей следует отбросить сомнения и все то, чему она научилась в детстве, все правила, которым следовала с тех пор, как стала девушкой, и быть собой.