Глава 14

Дженова вдевала нитку в иголку и хмурила брови, прислушиваясь к болтовне своих фрейлин. Вокруг валялись рваные и изношенные предметы одежды и постельное белье. Правда, одна или две женщины трудились над более деликатными изделиями, хотя большинство занимались скучной рутинной штопкой.

Возраст ее фрейлин колебался от одиннадцати до семидесяти лет, и Дженова обо всех заботилась. Это входило в ее обязанности, как леди Ганлингорн, но на самом деле она не считала заботу трудом. Сегодня фрейлины обсуждали тему, которой Дженова предпочла бы не касаться.

Генрих.

– Он такой красивый, – вздохнула крошка Иоланда. – У него глаза синее, чем…

Нужное слово никак не приходило на ум.

– Колокольчики? – подсказал кто-то. – Море в июле?

– Он смотрит на вас с большой теплотой, миледи, – заметила Гертруда, как обычно, позволявшая себе вольности. – Мне кажется, он вас обожает.

– Мы просто друзья, – спокойно ответила Дженова. – С самого детства.

– Как бы и мне хотелось иметь такого друга, как лорд Генрих, – мечтательно произнесла Иоланда.

– Он совсем как отец для мастера Рафа, – продолжала Гертруда.

Агета нахмурилась:

– Хватит болтать. Лорд Генрих никакой не отец мастеру Рафу и никогда им не будет.

Гертруда фыркнула:

– Как и лорд Алфрик. Я рада, что его прогнали. Он мне не по душе.

Агета вспыхнула, но тут вмешалась Дженова и пресекла дальнейшую перепалку.

– Нас мало интересуют, Гертруда, твои симпатии и антипатии. Лучше посмотри, какая у тебя получилась строчка. Распори ее и сделай заново.

Гертруда скривила губы, но сделала так, как велела хозяйка.

– Лорд Генрих останется в Ганлингорне? – полюбопытствовала Иоланда.

– Он привык к жизни в Лондоне, – ответила Дженова спокойно, хотя глаза защипало.

Она не хотела, чтобы он уезжал, но помешать этому было выше ее сил. У Генриха своя жизнь, у нее – своя. Оба знали, что рано или поздно придется расстаться.

– Может, попросите его остаться? – пробормотала Гертруда. – Порой мужчинам в такого рода делах требуется подсказка. Может, он не догадывается, как сильно вам будет его не хватать, миледи.

Дженова от неожиданности захлопала ресницами.

– Спасибо, Гертруда, – вставила Агета. – Когда леди Дженове понадобится твой четырнадцатилетний житейский опыт, она спросит у тебя совета.

Перепалка продолжалась, но Дженова слушала фрейлин рассеянно. Попросить его. Она не знала, сможет ли это сделать. Он может отказать или, того хуже, рассмеяться над ее мнением, что он способен остаться здесь, в Ганлингорне, когда его жизнь в Лондоне во сто крат интереснее.

А что насчет этого места, этого замка? Шато-де-Нюи. Он окутан какой-то тайной, которую ей еще предстояло разгадать.

Дженова вздохнула. В прежние времена, когда они были просто друзьями, все казалось намного проще. Тогда она говорила ему все напрямик. А теперь опасалась, что ее слова могут быть неверно истолкованы. Или Генрих заметит, что она пытается скрыть от него то, что лежит у нее на сердце. Сейчас он мог ранить ее куда больнее, чем раньше.

Попросить его остаться – значит проявить свои чувства, если же она этого не сделает, не узнает его реакции. Может, Гертруда права, может, Генрих и впрямь не догадывается, как сильно она будет скучать по нему.

«Хорошо, – сказала себе Дженова, и ее пальцы с иглой задрожали, когда она попыталась вколоть ее в ткань. – Я попрошу его остаться и, если он откажется, рассмеюсь и сделаю вид, будто мне все равно. Но если он согласится…»

Дженова про себя улыбнулась.

– Морской падуб, – сказала она вдруг. – У него глаза цвета морского падуба.

И покраснела, когда фрейлины с удивлением на нее посмотрели.

Рона вглядывалась в туман. Окутывая подножие холма, он висел клочьями среди деревьев и тянул влажные пальцы к их стволам и голым веткам. Вокруг царили покой и безмолвие.

Она попыталась подавить в себе страх и неуверенность. То, что предстояло осуществить с Рейнардом, Рону нисколько не волновало. Она уже не раз проделывала это. Ее неуверенность скорее касалась ее способности спасти себя и Алфрика, довести до конца сделку с отцом и добиться свободы для себя и брата. Рона знала, что, уехав в Нормандию, она никогда больше не вернется в Хиллдаун и никогда не позволит отцу вмешиваться в их жизнь.

Среди деревьев за ее спиной находилась башня Адера. Частично уцелевшая, а частично полностью разрушенная. Окутанная туманом, Рона стояла одна в промозглом, сыром лесу. Леди Рона, чья изысканность и манеры выдавали в ней даму благородных нормандских кровей, чья одежда и драгоценности отличались утонченностью. Но все это было обманом. Рона знала, что за нарядным фасадом скрывается рабыня своей женской сущности и отцовской жестокости.

Сегодня утром Рона наблюдала, как Болдессар жадно поглощал холодное мясо и хлеб, запивая все это большими глотками эля. Похоже, он находился в хорошем расположении духа, хотя она не понимала почему. Разве что ему приснилось, будто он взял в жены леди Дженову. От этой мысли Рона содрогнулась и прогнала ее прочь вместе с угрызениями совести. Ведь это она подкинула отцу подобную идею. Она не могла себе позволить размышлять над судьбой Дженовы, куда важнее для нее было спасти себя и Алфрика.

Болдессар со стуком поставил кружку на стол, заставив Рону вздрогнуть.

– Жаль, не могу сказать лорду Генриху, что его сладкая жизнь фаворита подходит к концу, что в скором времени ему не быть королевским любимцем. Я заставлю его горько пожалеть обо всех тех унижениях и потерях, которые понес по его милости.

– Если кто и может заставить его пожалеть о чем бы то ни было, так это ты, отец:

Болдессар устремил на дочь холодный взгляд. Рона довольно спокойно выдержала его, хотя сердце ее тревожно стучало в груди.

– Не подведи меня, дочь.

Произнесенная тихо фраза прозвучала как угроза. Рона улыбнулась. Это был самый смелый поступок за всю ее жизнь.

– Я никогда не проигрываю, милорд.

Она не сказала ему о Рейнарде и о тайном свидании, но заплатила в два раза больше этому грабителю Формаку, чтобы он доставил ее послание по назначению и не проболтался. В любом случае было безопаснее держать все при себе.

Из подлеска вспорхнула птаха, захлопали крылья. Сидевшая в седле Рона шевельнулась, чувствуя, что, несмотря на меховые сапожки, у нее немеют ноги.

– Миледи.

Голос у него оказался глубже, чем она помнила, с богатым тембром. От его звука у нее нервы запели как струны. Рона рывком повернула лошадь, недоумевая, как он сумел неслышно к ней подобраться. Он шел к ней сквозь заросли деревьев. Его торс до самых пяток скрывался под тяжелым долгополым плащом, но голова оставалась непокрытой, и от тумана волосы сделались влажными.

– Рейнард.

Он подошел, не сводя с нее глаз. На Роне была подбитая беличьим мехом накидка поверх красного шерстяного платья. Волосы она заплела в косу и перекинула через плечо. Рейнард буквально пожирал ее глазами.

У Роны участилось дыхание. Это всего лишь сделка, напомнила она себе. Нельзя терять контроль над собой, что бы Рейнард с ней ни делал.

Он смотрел на нее из-под полуопущенных век.

– Вы просили меня встретиться с вами здесь, миледи, и я пришел.

– Вижу.

Он улыбнулся, и выражение его лица смягчилось. Он подал ей руку в перчатке:

– Пойдемте внутрь, пока вы совсем не замерзли. Я уже развел огонь.

Рона протянула ему руки и соскользнула на засыпанную снегом землю, прямо в тепло раскрытых объятий Рейнарда.

И снова ее поразила его могучая комплекция. Но как ни странно, он не внушал ей страх. Имея миниатюрное сложение, Рона никогда не чувствовала себя комфортно в обществе крупных мужчин и не предполагала, что с Рейнардом может быть иначе. В плену его сильных рук она ощущала себя в безопасности, под надежной защитой.

Но ей пришлось заставить себя шагнуть в сторону и обособиться. Установить между ними дистанцию. Для пущей важности она метнула в него холодный, высокомерный взгляд. Он вскинул бровь, словно ее поведение его позабавило. Словно он знал, какие чувства она на самом деле испытывает.

«Он не может этого знать, – сказала себе Рона, подавив приступ страха. – Он простой смертный, слуга, а не провиден. Я не позволю ему одержать верх над собой».

– Огонь? – переспросила она ровным голосом, словно не ощутила водоворота эмоций. – В башне Адера? Я не предполагала, что там можно укрыться от дождя, тем более посидеть в уюте.

– Сейчас увидите. Там и поговорим.

«Поговорим? Только поговорим?»

Еще секунду она колебалась, однако ноги у нее уже стали превращаться в ледышки, так же как и кисти рук. Даже зубы заныли от холода. Ей хотелось согреться. К тому же она устала не доверять людям, устала вечно бояться. Гордо вскинув голову, Рона шла рядом с Рейнардом сквозь окутанные туманом деревья к башне Адера. Ее лошадь он вел следом.

Достигнув укрытия, Рейнард толкнул тяжелую дверь и, пригнув голову, шагнул через порог. Рона последовала за ним. Помещение оказалось маленьким, тускло освещенным и дымным, но сухим и защищенным от непогоды. Разведенный Рейнардом огонь на полу в центре комнаты не мог рассеять полумрак, зато давал тепло. Рона направилась прямиком к огню и протянула к нему руки, едва не застонав от удовольствия. Здесь хоть и было тесно и дымно, но не так грязно, как в большинстве лачуг смердов и вилланов, которые она видела на территории поместья Хиллдаун. Лорд Болдессар не испытывал жалости к людям и не тратил деньги на тех, в ком не видел пользы для достижения своих амбициозных целей.

– Я отведу вашу лошадь к своей под навес, – сказал Рейнард. – А вы пока располагайтесь и грейтесь, миледи.

Дверь за ним притворилась, и Рона осталась одна.

Перед уходом он подставил ей к огню стул, и она села, разложив вокруг себя юбки, старясь не подавать виду, что чувствует себя неловко. Он был очень добр. Рона не привыкла ни к доброте, ни к заботе. Только к злу и жестокости.

Когда глаза привыкли к темноте, а руки и ноги отогрелись, она огляделась. В комнате было чисто. В одном углу лежали аккуратно сложенные дрова, в другом – охапка соломы. Достаточно большая, чтобы послужить двоим постелью. Рона поежилась и быстро отвернулась. Зря она выбрала это место для встречи, мелькнула мысль.

И зачем только она сюда пришла? Ей не хотелось отдавать свое тело Рейнарду в оплату за сведения о хозяине. Это дурно пахло. Рону даже затошнило. Она поднялась, чтобы уйти, но в этот момент вернулся Рейнард, впустив за собой облако тумана и плотно прикрыв дверь. Языки пламени качнулись и вновь разгорелись ровно и ярко. Он сразу заметил ее напряжение, широко открытые глаза, уставившиеся на него в испуге, пальцы, нервно сжимавшие складки платья, и секунду смотрел на нее, не двигаясь.

– Нет нужды убегать, – спокойно сказал он, отряхивая с рукавов снег. – Я вас не обижу, миледи.

– Я тебя не боюсь, – ответила она, не погрешив против истины. Она боялась не Рейнарда, она боялась себя.

С ней творилось что-то неладное. Она позволила вмешаться в дело чувствам. И чувства эти были какие-то странные, ничего подобного она прежде не испытывала.

Рейнард подтащил к огню деревянную скамью, стоявшую у стены, и поставил рядом с Роной. Потом сел и, элегантно завернувшись в плащ, протянул к огню руки. Его толстые перчатки были залатанными, а сапоги, сшитые из кожи, изрядно поношенными, с мысами, мокрыми от растаявшего снега. Широкие плечи и грудь обтягивала туника из ярко-зеленого сукна, коричневые штаны облегали мускулистые ноги и стройные бедра. Он сидел расслабившись, слегка ссутулив спину.

Рейнард не походил ни на одного мужчину из тех, с кем Роне доводилось встречаться. Она не могла оторвать от него взгляда. Он неожиданно повернул голову и посмотрел на нее с печальной улыбкой:

– Вот мы и встретились, миледи. Только вы и я в башне Адера.

Роне вдруг захотелось улыбнуться ему в ответ. Она почувствовала себя маленькой девочкой, увидевшей что-то новое, неизведанное и чудесное.

– Только ты и я, да сделка, которую предстоит закрепить, – уточнила она и гордо выпрямилась, напомнив себе, зачем она здесь. – Так давай скорее покончим с этим.

Она попыталась подняться, не зная, однако, не подведут ли ее ноги. Но он поймал ее за руку, пресекая попытку. Рона застыла и молча смотрела ему в глаза, стараясь угадать, что он собирается делать дальше. В темных глубинах его взгляда она читала сострадание. Неужели он смеет ее жалеть? Простолюдин, слуга смеет жалеть нормандскую леди! Гнев объял ее. И это обрадовало Рону.

– Я и раньше этим занималась, Рейнард. Не думай, что я несчастная девственница, готовая принести себя тебе в жертву. Я нормандская леди и сама за себя в ответе!

– Не нужно меня терзать, миледи, – сказал Рейнард грустно, не выпуская ее руки, Пальцы у него были теплые, сильные и шершавые от работы. Несмотря на ярость, Рона вдруг испытала желание прильнуть к ним и во имя спасения жизни никогда не отпускать. – Я хочу вас, поверьте мне, хочу. Будь я и впрямь неотесанным простолюдином, продемонстрировал бы вам ту часть своего тела, которая хочет этого больше всего. Но я не желаю заниматься этим с вами здесь. В спешке и без чувств, как какая-нибудь скотина. Я хочу наслаждаться вами, миледи, но для этого и вы должны наслаждаться мной.

Рона словно окаменела. Ее рука по-прежнему покоилась в его ладони.

Нет. Нет, нет и нет! Они заключили сделку. Она согласилась на его условия, а он вдруг изменил правила. Насладиться им? Она не может позволить себе наслаждаться им. Не может позволить чувствам вмешиваться в дело. Так ничего не получится. Если бы она что-нибудь чувствовала, рассчитываясь по долгам, то не вытерпела бы этого и давно умерла. Если бы она посмотрела на себя со стороны, вернее, на то, во что она превратилась, то вряд ли захотела бы жить дальше.

И все же Рона с приливом страха осознала, что хочет того же, чего и Рейнард. Ей хотелось, чтобы он овладел ею с чувством, с радостью, осознанно. Только поэтому испытывала она неловкость при мысли о совершении их сделки. Ведь, глядя на Рейнарда, она чувствовала не холод, а жар. И слиться в одно целое они должны были, сгорая от страсти.

– Миледи, – пробормотал он, – Рона.

Она вернулась к реальности, лишь когда он потянул ее за руку, приподняв с табурета. Однако ноги Рону не слушались, и она упала в его объятия. Рейнард с легкостью подхватил ее, посадил к себе на колени и, прижав к груди, положил се голову себе на плечо.

Она не должна испытывать никаких чувств. Ради себя самой не должна. Рона давно узнала, что проникнуться к кому-либо любовью – все равно что открыть свое сердце для боли. Чтобы выжить в этом жестоком мире, нужно иметь сердце из камня.

– Я уже говорил, что мой отец был кораблестроителем, – пробормотал Рейнард ей в ухо.

– Да, – тихо подтвердила она. – И что? – Рона повысила голос.

– Но я не сказал, что он также был мореплавателем и умел читать по звездам. В пору беззаботной юности он совершал путешествия в дальние страны и видел много диковинного. Земли, покрытые круглый год льдом, раскаленные пески.

В другой раз Рона подняла бы его на смех, поглумилась бы над его словами, но теперь они вызвали в ней неведомое томление. Желание сбежать, отправиться в далекое странствие, вырваться наконец из оков прежней жизни. Но возможно ли это?

– Я бы тоже хотел посмотреть эти края, – продолжал Рейнард.

– Почему тогда до сих пор не посмотрел? – удивилась она.

Ее тело в его руках отогревалось, она расслабилась. Едва касаясь грудью его туники, она держала ладони на коленях, борясь с искушением обвить его шею руками и прижаться губами к его губам.

– Странствовать одному как-то скучно. Мне нужен товарищ. Кто-то, к кому можно повернуться и сказать: «Взгляни-ка!» – с кем можно посмеяться, когда весело, или поплакать, когда грустно.

Рона сделала глубокий вдох. Он, словно паук, опутывал ее паутиной. Она теряла ясность мысли. Они пришли сюда, чтобы поговорить о лорде Генрихе и леди Дженове. У нее полно дел, а он отвлекает ее всякими дурацкими сказками о ледяных странах!

– Расскажи мне о своем хозяине, – резко сменила она тему и, оттолкнув его, вернулась на свой табурет. Усевшись, поправила плащ, перебросила через плечо свою золотистую косу и уставилась на него, сердито сверкая глазами. – Ты ведь для этого сюда явился.

На губах Рейнарда промелькнула улыбка сожаления, словно она догадалась о его тайном замысле. Но спорить он не собирался. Сцепив руки между коленями, он безропотно исполнил ее приказ.

– У лорда Генриха есть в Лондоне прекрасный дом, любовницы, которых он часто меняет, и множество могущественных друзей. Однако уезжать из Ганлингорна он не торопится.

– А почему, как ты считаешь?

– Вероятно, потому, что обожает леди Дженову, а она – его.

– Больше чем обожает, – уточнила Рона, – раз, имея все это в Лондоне, не спешит возвращаться.

– Они с Дженовой старые друзья.

– Очень старые друзья.

Рейнард приподнял голову, устремив на нее взгляд.

– Нет, леди, – сказал он. – Это не то, что вы думаете. Они выросли вместе в Нормандии и всегда были очень близки. Леди Дженова написала лорду Генриху письмо с просьбой приехать и помочь советом относительно ее свадьбы с вашим братом. Сомневаюсь, что это лорд Генрих ей отсоветовал. Леди просто решила повременить с замужеством.

– Мой отец в это не верит, и я тоже.

– Полагаю, ваш отец просто не хочет этому верить. Это было правдой.

– Твой хозяин не говорил о том, что собирается возвратиться в Лондон?

– Говорил, но он не хочет оставлять леди Дженову, пока не наладятся ее отношения с вашей семьей. Он боится за ее безопасность.

Не без основания, подумала Рона мрачно. Если бы только Генрих и леди Дженова знали, как опасен ее отец и что сама Рона работает против Дженовы, Генрих немедленно ускакал бы в Лондон и увез бы с собой леди! Может, эта мысль уже приходила ему в голову. Рона ни при каких обстоятельствах не должна этого допустить. Если Дженова уедет, Рона и Алфрик никогда не обретут свободы.

– Надо сделать так, чтобы он уехал, а она осталась, – заявила Рона, стараясь не выдать свой страх. – Это в наших общих интересах.

– Понятно. В этом случае ваш отец сможет беспрепятственно воздействовать на леди Дженову. Я правильно вас понял, миледи?

Она устремила на Рейнарда взгляд и поняла, что он видит ее насквозь. Сердце Роны забилось неровно. Лучше бы он не знал, что она замышляет. Надо быть осторожной, очень осторожной…

– Я передала через леди Дженову сообщение для твоего господина. Шато-де-Нюи. Он его получил?

– Да, получил что-то такое. Рассвирепел, как раненый волк, все время рычал на меня, хотя в присутствии леди Дженовы делал вид, будто ничего не случилось.

Рона вскинула брови:

– В самом деле? Вот уж не представляла, что сообщение имеет такую силу. Отец говорит, что знает человека, которому известна какая-то страшная тайна Генриха, ради ее сохранения Монтевой пойдет на все.

– И вы знаете, миледи, кто этот человек?

– Нет. – Рона подозрительно прищурилась. – Ты очень любопытен, Рейнард. Я думала, ты работаешь на меня, а не наоборот.

Он нежно провел пальцем по ее шелковистой бледной щеке:

– Я готов сослужить вам хорошую службу, миледи, и получить обещанную награду.

Одного его взгляда и нескольких слов хватило, чтобы у Роны перехватило дыхание. От темного блеска его глаз она почувствовала, как слабеет и плавится ее тело, изнывая по его объятиям. Она, а не он, должна держать ситуацию под контролем.

– Я спросил по другой причине, – ответил он. – Лорд Генрих – человек недоверчивый. Он ни за что не поверит, что ваш отец действительно что-то знает о его тайне, пока не получит доказательства. Поэтому вы должны назвать ему имя того человека.