Глава 5

Майлз с растущим беспокойством наблюдал за высадкой первого десанта. Все было готово, казалось, предусмотрена каждая мелочь. Но и при самом лучшем раскладе операция по переправке оружия на корабль должна была занять не меньше двух часов. Хотелось бы сократить время стоянки до минимума: чем раньше они покинут этот берег, тем меньше риска для всех.

Майлз не мог не заметить необычную молчаливость своей команды. Он объяснял поведение матросов тем, что они глубоко опечалены произошедшим прошлой ночью. Майлз вновь и вновь переживал недавние события: десант с корабля попал под огонь патрульных уже через несколько минут после высадки. Он был виноват в гибели товарищей.

Капитан украдкой взглянул на Оги. С тех пор как он отдал приказ увести Александру Уайком с палубы, шотландец хмурился и молчал. Майлз чувствовал, что упал в глазах одного из самых верных своих друзей. Они плавали вместе уже не один год, и до сих пор дружба их была крепка. Обидно, что причиной охлаждения их отношений стала какая-то девчонка. Впрочем, не беда: как только мисс Уайком исчезнет с корабля, тучи рассеются и они снова станут прежними друзьями.

Майлз и сам не понимал, что вдруг на него нашло, почему он так рассвирепел, увидев Александру на палубе. С трудом верилось в то, что юная красавица и это жалкое подобие мужчины, доктор Копели, — любовники. Одна мысль о возможности такого альянса приводила Кросса в ярость. Что-то в ней, привычка трогательно краснеть при его приближении, например, заставило Майлза поверить в то, что Алекс невинна. Не мудрено, что он был сбит с толку, узнав об обратном.

Майлз пристально вглядывался в освещенный полной луной берег. Вдруг он заметил мужской силуэт под кипарисрм. Присмотревшись, он узнал того, кого ждал, и бросился навстречу.

— Отец, — выдохнул Майлз, обнимая седовласого мужчину, и оба — Майлз и Эрик Кроссы — рассмеялись.

Старший Кросс положил ладони на широкие плечи сына.

— Слава Богу, ты жив и здоров, — сказал герцог. — Прошлой ночью я послал на берег людей, но еще до того как мы добрались до места, звуки стрельбы, доносившиеся с берега, заставили нас повернуть. Я остался посмотреть, в чем дело, но прежде чем я смог узнать, что случилось, корабль ушел. Ты не знаешь, как мы волновались за тебя, как молились о том, чтобы ты вышел из переплета невредимым.

— Со мной все в порядке, отец, а вот Джудсон при смерти… и все из-за моей глупости.

— Нет, Майлз, не вини себя. Кто мог знать, что береговой охране именно в эту злополучную ночь вздумается отклониться от обычного маршрута.

Майлз понимал, что отец пытается успокоить его, но получилось у него это как-то неуклюже. Как бы там ни было, нет времени распускать слюни, время ценилось на вес золота.

— Где повозки? Рядом?

— Да, — кивнул Эрик. — Мы доставили их сюда еще с вечера. Они там, на полянке, за кипарисовой рощей.

Герцог обернулся и коротко свистнул. Тотчас из рощи появились двое мужчин с тяжелыми носилками, за ними еще двое. Майлз кивнул Оги, тот, в свою очередь, позвал помощников, и вскоре работа закипела.

— Пожалуй, часом тут не обойдется, — заметил Эрик Кросс, — у нас есть время, пойдем к нашему огоньку, поговорим.

В голосе отца звучала горечь. Время — понятие относительное. Что такое для людей, месяцами не видящих друг друга, какие-нибудь час или два?

— Я приготовил тебе сюрприз, — с грустной улыбкой добавил Эрик, — кое-кто ждет тебя в лагере.

Майлз нахмурился. Он лучше других сознавал опасность, которой подвергался лорд Кандлейский, взяв на себя организацию операции по доставке оружия. Одному Богу известно, чем он рисковал. Кого же мог герцог привести с собой?

Эрик Кросс, так же как и его сын, прекрасно понимал стремление американских колонистов обрести независимость от метрополии и, как человек прогрессивных взглядов, разделял их убеждения. Более того, он помогал повстанцам делом. Для непосвященных герцог и его сын оставались злейшими врагами. Спектакль с родительским проклятием разворачивался перед всей страной, и лишь очень немногие знали, что за этим стоит. Только отчаянная жажда увидеть сына вкупе с присущим герцогу авантюризмом в хорошем смысле этого слова могли подвигнуть его на столь рискованный шаг.

— Отец, кого ты привел с собой? — чуть дрогнувшим от волнения голосом спросил Майлз.

— Неужели вы действительно считаете, что сможете держать меня в стороне?

Майлз резко обернулся, услышав мелодичный женский голос. Голос, который мог принадлежать только самой красивой, самой лучшей для Майлза женщине на земле. Она шла к нему, ступая гордо и величественно, и плащ развевался за ней по ветру, и золотисто-каштановые волосы струились по ее плечам. Она была похожа на королеву из сказки — прекрасная и недоступная, достойная поклонения и обожания. Изумрудные глаза ее блестели от слез. Она подошла, раскинув руки, и Майлз упал в ее объятия, с трудом сдерживая рыдания. Она гладила его по голове и плакала от счастья и боли.

— Мама, Боже, это безумие! Знаешь ли ты, какой опасности подвергаешь себя?! Зачем ты пришла сюда?..

Майлз пытался говорить убедительно, но предательская дрожь в голосе заставила его замолчать.

— О, Майлз! — сквозь слезы воскликнула леди Кэтлин. — Риск ничто по сравнению с мукой, которую испытываешь, зная, что ты рядом, но увидеться с тобой невозможно.

Майлз осторожно поцеловал мать в высокий чистый лоб. Она нисколько не изменилась с годами. От нее по-прежнему приятно пахло фиалками, и этот запах напоминал ему счастливые годы, когда они были неразлучны.

— Не стоило бы тебе этого допускать, — обратился Майлз к отцу.

Эрик рассмеялся.

— Сын мой, — шутливо воздев руки к небу, сказал он, — если ты в самом деле веришь в то, что леди Кэт будет спрашивать у кого-то разрешения, должен тебя огорчить: ты до сих пор не знаешь собственную мать.

Майлз покачал головой.

— Я знаю свою мать, — возразил он, — и все же я не могу не волноваться: разоблачение грозит вам страшной бедой. Не хочу вас больше втягивать в эту опасную игру. Ты и так очень много сделал для нас, отец.

— Я делаю только то, что могу, Майлз, и буду так же поступать в дальнейшем.

— Будь по-моему, — вступила Кэтлин, с заметным раздражением в голосе, — мы бы могли делать больше. Сколько раз я пыталась убедить твоего отца в том, что нам надо вернуться в Америку, что мы должны помогать колонистам по-настоящему.

Майлз очень хорошо знал, на чьей стороне его мать. Знал он и то, что в ней говорит привязанность к дому, к своей Каролине[1], где родился Майлз; эта любовь к родине передалась и сыну.

— Нет, мама, отец прав, — возразил он. — Мы и так справимся. Англия — родина Глинни, не забывай об этом. Моя сестра совсем не помнит нашей усадьбы, наших «Белых дубов». Здесь ее родина, здесь и ее наследство. Если вы решите уехать в Америку, все состояние отца будет конфисковано, он лишится титула, и моя сестра останется без наследства.

— Твоя сестра скучает по тебе и любит тебя так же сильно, как и мы, Майлз, — продолжала настаивать на своем леди Кэтлин, — и она страдает и мучается от того фарса, в который мы превратили свою и ее жизнь.

— Глинни — ребенок, и она не может понять всего. Разве способна девочка оценить в полной мере, чего она лишится, если мы оставим Англию.

— Ты слишком долго пробыл вдали от дома, Майлз, — чуть насмешливо заметил Эрик, — твоя сестра уже не ребенок. Она здорово повзрослела.

Тень легла на лицо Майлза при воспоминании о своей красивой сестричке, так похожей на мать. Десятилетняя разница в возрасте не помешала им испытывать близость, ту особую близость, которая возникает между любящими братом и сестрой.

— Я скоро увижусь с Глинни, — медленно проговорил Майлз и, без улыбки заглянув матери в глаза, добавил: — Хочешь — верь, хочешь — не верь, но отец помогает нам сейчас больше, чем если бы он был в Чарлстоне. Его влияние при дворе… нам чертовски важно, — чуть запнувшись, закончил Майлз.

— Вот уж конечно! — вырвалось у Кэтлин.

Майлз, насупившись, посмотрел на отца. На его памяти мать ни разу не позволяла себе сказать ни одного худого слова об этом сильном и все еще красивом мужчине, которого она так беззаветно любила. Младший Кросс невольно задумался, не дал ли трещину этот столько лет продержавшийся счастливым брак. Эрик понял вопрос в глазах сына и поспешил успокоить его, покачав головой:

— Мы с Кэтлин устали от выходок, которые позволяет себе в последнее время Георг[2]. Он отклоняет любые дельные предложения, прислушиваясь лишь к советам министров, которые думают только о содержимом своих кошельков, мечтая поживиться за счет колоний. Боюсь, мое влияние на короля гораздо меньше, чем принято считать. Быть может, твоя мать права, и нам надо вернуться домой.

— Нет, отец. Я продолжаю считать, что твое место здесь, в Англии. Пока Франция не поможет нам, мы нуждаемся в оружии, том самом, которое ты нам поставляешь. Я знаю, как трудно устраивать все через третьих лиц, но по-другому нельзя ради безопасности не только твоей, но и дела. Именно поэтому тебе лучше бы не появляться здесь собственной персоной.

Тут Майлз вспомнил о женщине, находившейся на борту его корабля, и той опасности, которую она собой представляет. Она знает его имя, и не дай Бог… Не хватало еще, чтобы из-за нее пострадали родители.

— Кстати, вас никто не видел по дороге? Никто не признал в вас герцога и герцогиню Кандлейских?

— К несчастью, видели, — со вздохом признался Эрик. — Контрабанда процветает на этих берегах, и солдаты стараются хоть как-то соблюсти законность. Обыски на каждом шагу. Чтобы не дать обыскать нашу повозку, мне пришлось назвать сержанту свое имя. Я сообщил ему, что везу медикаменты и прочее для военного госпиталя в Бристоле. Не переживай, Майлз, — добавил герцог, заметив, как помрачнел сын. — Все будет хорошо. Прошлой ночью вас приняли всего лишь за банду контрабандистов, и о нашей сегодняшней встрече не знает никто. Да и о какой опасности может идти речь, если никому не известно о твоем присутствии здесь.

У Майлза все перевернулось внутри при мысли о том, в какую он попал переделку. Как только мисс Уайком высадится на берег, она немедленно кинется к властям и все о нем расскажет. Что будет дальше, нетрудно догадаться. Раз о визите лорда Кандлейского на бристольские берега стало известно патрулю, скоро об этом узнает полкоролевства. Останется только сопоставить факты, и уже никому не придет в голову сомневаться, что присутствие отца и сына в одном и том же месте и в одно и то же время не случайное совпадение.

Майлз молча взглянул в сторону «Неистового», а герцогу оставалось только гадать, чем вызвана внезапная пауза в разговоре. Вглядываясь в лицо сына, узнавая в нем себя в молодости, Эрик с гордостью думал о том, что им с Кэтлин есть чем гордиться. Они вырастили прекрасного сына, сильного, способного не только принимать решения, но и претворять их в жизнь, и еще: каким бы риском ни сопровождалась сегодняшняя встреча, она того стоила. Достаточно взглянуть на Кэтлин — она вся светилась от счастья, — чтобы убедиться в этом.

— Пойдем, — сказал, нарушив молчание, Эрик и протянул руку жене.

— Да, пойдем, Майлз, — эхом откликнулась Кэтлин и взяла сына под руку. — Пойдем, проводишь нас до лагеря, погрузка идет быстро, и у нас не много времени.

Майлз взглянул в просветленное лицо матери. Сейчас не место страхам и сомнениям. Позже он будет думать о том, что делать с пресловутой мисс Уайком, а сейчас он должен сполна насладиться каждым мгновением, которые благосклонная судьба дала им провести вместе. Кто знает, когда они встретятся еще и встретятся ли вообще.

Глава 6

Алекс еще раз протерла глаза. Быть может, все увиденное лишь игра лунного зыбкого света? Двое мужчин примерно одного роста и сложения шли навстречу друг другу. Вот они поравнялись, обнялись крепко, по-дружески. Они были похожи, как братья, — оба высокие, стройные, плечистые. Единственное, что резко отличало их друг от друга, — цвет волос: пшенично-палевый у Майлза и темный у его визави. Эти двое, вероятно, были братьями или…

Или Алекс удалось наблюдать встречу… отца и сына!

Алекс заметила серебристые пряди в темных волосах человека, вышедшего навстречу Майлзу. Значит… Значит, она стала свидетельницей теплой встречи между людьми, которых вся Англия считала лютыми врагами. Поверить в это было так же трудно, как и предположить, что ей снится сон.

Алекс, разумеется, не забыла утреннего разговора с капитаном Кроссом, его цинизма, его желчи, его гнева. Теперь она могла лишь восхититься тем великолепным представлением, которое он перед ней разыграл. Ни на секунду ей не пришло в голову усомниться в том, что Майлз испытывает к своим благородным родителям самую настоящую ненависть. Только сейчас она поняла и по достоинству оценила человека, готового казаться негодяем в глазах большинства людей, лишь бы не выдать своего отца, который, не играй Майлз столь безупречно свою роль, был бы, несомненно, уличен в государственной измене и повешен как предатель.

Итак, герцог Кандлейский оказался предателем…

«Предатель, изменник!» — стучало у Алекс в мозгу. Казалось, что волны, ударяясь о борт, повторяют эти слова, не менее Алекс поражаясь увиденному. Сейчас она уже и не знала, как относиться к капитану корабля, у которого оказалась в заложницах. Праведный гнев уступил место растерянности. До сих пор происходящее в Америке никак не касалось ее лично, Александра едва ли давала себе труд поразмыслить над тем, за что борются колонисты. Однако герцога Кандлейского Алекс уважала настолько глубоко, что не сомневалась в его способности отличить плохое от хорошего, и уже один тот факт, что революцию поддерживал такой человек, как он, давал основание полагать, что народ в колониях бьется за правое дело. К тому же Алекс знала о том, что герцогиня выросла в колониях, и желание герцога хранить верность родине своей супруги и земле, на которой им посчастливилось встретиться, было весьма понятным.

Как, должно быть, трудно членам одной дружной семьи демонстрировать ненависть и презрение по отношению друг к другу, постоянно разыгрывать этот идиотский спектакль, подумала Алекс. Но не успела она развить эту мысль, как из тени на свет вышла высокая женщина в плаще с капюшоном. Легким движением она откинула капюшон, и золотая ррива густых волос упала ей на плечи. У Алекс вдруг защемило сердце. Женщина подлетела к Майлзу, прямо в его раскрытые объятия. Майлз бережно обнял ее за талию, и только тогда Алекс поняла, что внезапная боль в сердце вызвана самой заурядной ревностью.

Шум на нижней палубе вспугнул Алекс, и она решила посмотреть, что там происходит. Несколько матросов лебедкой поднимали с лодок тяжелые ящики и складывали их как раз под тем местом, где сейчас находилась Алекс. Девушка отшатнулась от борта, боясь быть замеченной, но когда один из матросов негромко позвал своего товарища в лодке, она замерла.

— Кто она, Марко? — шепотом спросил матрос с палубы.

— Ты про кого? — последовал столь же тихий ответ.

— Про даму на берегу, — чуть громче шепнул любопытный.

Ответ Марко заглушил скрип лебедки, но потом Алекс достаточно четко уловила восхищенный шепот матроса:

— Господи… Герцог и герцогиня собственной персоной!

Алекс испытала смутную радость. Оглядываясь на берег, девушка вернулась к своему укромному уголку за свернутыми в бухты канатами. Ей до боли хотелось пробраться поближе к месту событий, получше рассмотреть герцогиню Кандлейскую, о которой ей столько довелось слышать и которой она так искренне восхищалась. Теперь-то Алекс совершенно ясно понимала, почему капитан так расстроился из-за того, что она узнала, кто он такой. Открой кто-либо тайну этой семьи, герцога казнили бы как изменника, а герцогиню в лучшем случае выслали бы, а в худшем — заточили в тюрьму. Алекс содрогнулась от этой мысли. Не может быть, чтобы такая участь постигла людей, долгие годы бывших для нее образцом для подражания. Алекс питала глубокую симпатию к этому благородному семейству, и теперь это чувство приязни стало особенно острым. И в то же время она не могла не понимать, насколько отчаянным становилось ее положение. Если Майлз Кросс действительно думает о безопасности своих близких, он вообще никогда не отпустит ее.

«Конечно, — рассуждала Алекс, — он не догадывается о том, что я видела его с родителями, но для человека предусмотрительного должно быть достаточно уже того, что я знаю его, Майлза Кросса. Капитан дал слово освободить меня, но может ли он позволить себе выполнить обещание?» Вполне вероятно, что она, никому не известная и никому не нужная Александра Уайком, окажется той самой щепкой, случайной жертвой войны, о которой она, жительница одного из английских графств, имела самые смутные представления. И в глазах Майлза эта жертва будет совершенно оправданна.

Что же делать? Как убежать? Александра, свернувшись калачиком, тихо лежала на палубе, обдумывая план своих дальнейших действий. Как Ни гадай, ничего путного не приходило на ум. Стоит ли признаться Кроссу в том, что она все знает, и, дав ему честное слово хранить тайну, положиться на его благородство? Скорее всего она только испортит дело. Дав чистосердечное признание, она подпишет себе приговор. Нет, надо держать рот на замке в надежде, что капитан все-таки рискнет сдержать слово.

Между тем цепочка матросов, передающих из рук в руки ящики, становилась все короче. Оставшийся груз свезут на корабль в два или три приема. Пора торопиться, если она хочет успеть вернуть одежду Курту и попасть в каюту до возвращения капитана.

Согнувшись в три погибели, Александра быстро прошмыгнула к трапу, ведущему с кормовой падубы вниз. Она успела заметить группу матросов, но они работали с лебедкой и, кажется, ничего вокруг не видели. Тихо, как только возможно, Алекс начала спускаться, не сводя глаз с работающих матросов. Открытый люк, ведущий вниз, к каютам, находился как раз напротив трапа, но не успела она сделать и шагу, как один из ящиков сорвался с крана и упал на палубу. Алекс отступила к переборке. Матросы принялись собирать рассыпавшиеся мушкеты. Стоило кому-нибудь поднять глаза, и… Алекс была как на ладони. Вжавшись в стену, она почувствовала, как что-то острое вонзилось ей в спину. Быстро оглянувшись, Алекс увидела, что за спиной у нее дверь, а предмет, так больно поцарапавший ее, не что иное, как засов. Плечом поддев тяжелую дверь, Алекс юркнула в темное помещение. Оцепенев от ужаса, мисс Уайком прислушивалась к голосам матросов, которые становились все громче; вдруг совсем рядом раздался скребущий металлический звук, а потом голоса стали удаляться.

Алекс вздохнула с облегчением, и тут же зажала нос. Вообще-то кладовая, в которой она оказалась, была не самым приятным местом на корабле: сырость, запах тухлой рыбы. Зато здесь можно какое-то время чувствовать себя в безопасности. Алекс стояла и ждала, пока стихнут звуки, сопровождавшие погрузку, и, когда ей показалось, что времени прошло достаточно, толкнула дверь.

Дверь лишь жалобно заскрипела. Алекс толкнула ее еще раз, но с тем же успехом. Она оказалась в ловушке! Тот скрежет, наверное, издавала сломанная лебедка, которую проволокли и бросили к двери, чтобы не путалась под ногами. Теперь оставалось только ждать, пока лебедку не перетащат куда-нибудь или, что еще хуже, пока кому-нибудь не понадобится что-то взять из неизвестного содержимого ее темной вонючей тюрьмы.

Глава 7

Взявшись за штурвал, Майлз бросил прощальный взгляд в сторону сурового, изрезанного волнами скалистого берега, только что оставленного им. Время свидания с родителями пролетело незаметно. Он мысленно просил у них прощения за боль, которую вольно или невольно причинил им. «Прощайте, дорогие, и простите…»

Майлз резко повернул штурвал. Довольно сентиментальности. Команда ждала распоряжений капитана.

На палубе кипела работа. Все свободные от вахты матросы торопливо укладывали в трюме груз. Пройдет еще совсем немного времени, и баркентина, развернув паруса, полетит, подгоняемая ветром, навстречу своей судьбе.

На этот раз обошлось без досадных неожиданностей. Хотелось бы надеяться, что самая рискованная часть операции закончилась благополучно. Все бы так, если бы не мучительная дилемма, что делать с мисс Уайком. Майлз не стал рассказывать родителям о том, что на борту посторонние. Зачем понапрасну тревожить их? Но что же делать с гостями? Высадить акушерку и доктора на берег и молиться о том, чтобы они никому не рассказали про то, что знают, или все же взять с собой? Логично было бы довезти их до Чарлстона, а затем пересадить на любой из кораблей, идущих в Англию. К тому времени как эти двое вернутся в метрополию, о визите герцога Кандлейского на побережье будет забыто.

Каким бы ни было отношение Майлза Кросса к деревенской повитухе, ему была омерзительна сама мысль о том, что придется нарушить данное ей слово. Конечно, во имя безопасности матери и отца он должен бы оставить ее на корабле до прибытия в Южную Каролину, но это означает, что пять-шесть месяцев окажутся вычеркнутыми из жизни девушки, причем ей придется провести эти долгие месяцы в море: возможно, страдать от качки, возможно, перенести шторм и все тяготы дальнего морского путешествия. При этом он заставит страдать не только Александру Уайком, но и себя самого. Шесть месяцев непрерывной пытки видеть ее без надежды удовлетворить страстное желание, которое загоралось в нем всякий раз, стоило Майлзу бросить взгляд на красотку.

«Постой, — сказал себе Майлз, — если мисс Уайком не такая уж невинная овечка, какой она представлялась вначале, то в суровом воздержании, возможно, нет смысла. Плавание может оказаться вполне приятным… Ясно как день, что женщина с подмоченной репутацией едва ли откажет…»

— Черт! — шепотом выругался Майлз, поймав на себе любопытный взгляд Марко, терпеливо ждавшего, когда капитан передаст ему штурвал.