— Знаю, но у тебя не было ни малейшего желания улетать.
— Чего бы ты хотел после трёхлетнего перерыва? И без всякого предупреждения? Разве я долго упиралась? Брось, дрон, ты рассказал мне о сложившемся положении, и я согласилась. Совсем не обязательно было скрывать, что Закалве исчез.
— Прости, я поступил непорядочно и сожалею об этом. Пожалуйста, скажи мне, что сможешь меня когда-нибудь простить.
— О, не заходи в своём, надеюсь, искреннем раскаянии слишком далеко. Просто в дальнейшем сообщай мне обо всём.
— Хорошо.
— Можешь начать с рассказа о том, как Закалве удалось уйти от нас. Кстати, какое устройство предназначалось для наблюдения?
— Управляемый нож.
— Управляемый нож? — Сма в замешательстве потёрла подбородок.
— К тому же совсем новой модели, — добавил дрон, — нанопистолеты, волокно искажения, эффектор, коэффициент мозга — ноль семь десятых.
— И Закалве ушёл от этого монстра?
— Не просто ушёл. Он его уничтожил.
— Кошмар. Не думала, что он настолько умён. Или ему просто повезло? Как это произошло?
— Это секретная информация, так что не говори никому.
— Клянусь честью. — Сма театрально приложила руку к груди.
Скаффен-Амтиско издал звук, очень похожий на вздох.
— Значит, так. Чтобы устроить побег, Закалве потребовался год. На той планете, где мы его сбросили, гуманоиды делят власть с равными им по интеллекту морскими млекопитающими. У них сложились симбиотические отношения. Закалве купил компанию по производству медицинских и сигнальных лазеров. В его ловушке было задействовано оборудование целого госпиталя, построенного гуманоидами на берегу океана для лечения тех самых морских млекопитающих. Там испытывался большой ядерный магнитно-резонансный сканер.
— Что?
— Прибор, позволяющий заглянуть внутрь морского животного.
— Продолжай.
— Процесс связан с применением очень сильных магнитных полей. Закалве испытывал его в выходной, когда персонал отсутствовал. Ему каким-то образом удалось заставить нож проникнуть в сканирующую машину, а затем включить ток.
— Я думала, управляемые ножи немагнитны.
— Это так. Но в нём достаточно металла, чтобы при большой скорости возникли парализующие вихревые потоки.
— Но он всё же мог двигаться?
— Недостаточно быстро, чтобы избежать лазера, к которому Закалве подсоединил сконструированный им прибор на основе некой военной установки, и лазер вместо того, чтобы создавать голограммы, просто изжарил нож.
— Здорово! Шерадин не перестаёт меня изумлять. Наверное, ему очень сильно хотелось отделаться от нас.
— Наверняка.
— Возможно, он не захочет работать на нас, даже если мы найдём его.
— Скорее всего, даже разговаривать с нами не захочет…
— И нам известно лишь то, что он где-то в Открытом Скоплении под названием Крастальер? — В голосе женщины звучало сомнение.
— Круг поисков постоянно сужается. Осталось десять-двенадцать звёздных систем. К счастью, технический уровень метацивилизации не настолько высок, чтобы он смог убежать далеко. Раньше мы просто поддерживали общее наблюдение, и лишь десять дней назад поиски начались всерьёз. Сейчас все силы брошены в Скопление, уверен, мы его найдём.
— Десять-двенадцать солнечных систем… — усомнилась Сма.
— Двадцать с лишним планет, не считая трёх сотен станций и множества кораблей.
Дизиэт закрыла глаза и покачала головой.
— Это невозможно.
Скаффен-Амтиско счёл за благо промолчать. Женщина открыла глаза:
— Хочешь совет?
— Разумеется.
— Забудь о космических станциях и цивилизованных планетах. Ищите в пустыне, умеренных зонах, но не в джунглях и уж никак не в городах, — она поёжилась. — Если Закалве ушёл из-под контроля ради личной свободы, то у нас есть шанс… Скорее всего, он там, где идёт война, причём не обязательно широкомасштабные военные действия, а что-нибудь интересное… Понимаешь, что я имею в виду?
— Верно.
В другой раз дрон наверняка проигнорировал бы эти психологические выкладки, но сейчас чтобы хоть как-то загладить вину, он передал указания Дизиэт кораблю для ретрансляции по всему поисковому флоту.
Сма глубоко вздохнула, задержала дыхание и медленно выпустила воздух, затем поинтересовалась безразличным тоном:
— Маскарад ещё продолжается?
— Да, — удивился Скаффен-Амтиско. — Дизиэт, я думал, ты так рассердилась, что больше не захочешь их видеть.
Женщина быстро натянула костюм Ксени и направилась к двери.
— Потом, может, и рассержусь. А пока… пока я спокойна.
Они двинулись к кают-компании, дрон летел следом в по-прежнему обесцвеченном поле.
— Брось, Скаффен, мы идём на маскарад. Теперь попробуй что-нибудь менее воинственное.
— У тебя есть предложения?
— Не знаю, что тебе больше подойдёт. Наверное, личина трусливого лицемерного ублюдка, напрочь лишённого доверия и уважения к другой личности.
У самых дверей кают-компании Сма обернулась и увидела вместо дрона красивого незнакомого юношу с бегающим взглядом.
Дизиэт рассмеялась.
— Отлично… но всё же мне больше нравился военный корабль.
Глава XI
Песок в понимании Закалве был неким посредником между ним и морем, или скорее длинным мокрым прилавком.
Иногда он наблюдал за проплывающими далеко в море кораблями. Хорошо было бы находиться на одном из них, ожидая вскоре увидеть незнакомые места или — если ещё больше напрячь воображение — родной порт с его мерцающими огнями, обещающими радостную встречу, дружеский смех…
Но обычно Закалве не обращал внимания на эти медленно перемещающиеся на горизонте точки. Ветер тихо пел в дюнах, в холодной вышине кружили морские птицы, их сварливые крики почему-то действовали на него успокаивающе. Он занимался своим обычным делом делом — ходил взад и вперёд по берегу, не отрывая взгляд от влажного серо-коричневого песка.
Время от времени из глубины материка приезжали нахально-шумные дома-автомобили: блестящий металл, яркие фонарики, развевающиеся флажки. Чихая, кашляя, изрыгая выхлопные газы, они с трудом тащились по песчаной дороге; взрослые высовывались из окон или стояли на подножке, дети, весело галдя, бежали рядом или свешивались с крыш.
Поначалу этот странный человек вызывал у них любопытство — точнее, его деревянный сарай посреди бесконечных дюн. Разве можно жить в чём-то вкопанном в землю, в чём-то, , что не двигается, да и не может двигаться! Глядя на его маленькую покосившуюся лачугу, зеваки вели между собой нескончаемые дискуссии, пытаясь представить, какова должна быть эта жизнь с одним и тем же пейзажем за окном. Они открывали скрипучую дверь и, осторожно принюхавшись к резкому запаху мужского одиночества, стремительно захлопывали её, заявляя, что жить на одном и том же месте наверняка вредно для здоровья. Насекомые. Гниль. Спёртый воздух…
Закалве не обращал на них внимания, делал вид, что не понимает их языка. На самом деле ему было известно, каким прозвищем наградило его постоянно меняющееся население Парктауна — они называли его «древочеловек». Наверное, они думали, что он пустил корни в зыбучий песок дюн, подобно своей бесколесной лачуге.
Впрочем, владельцы домов-машин довольно быстро теряли к нему интерес, устремляясь к пенной кромке берега. Они бросали в воду мелкие камешки, с визгом убегали от настигающих их волн; а их дети строили из песка маленькие автомобильчики… А потом парк-таунцы забирались в свои дома-машины и уезжали обратно в глубь материка, мигая фарами, нажимая на клаксоны… Снова он оставался в одиночестве.
Почти еждневно Закалве находил мёртвых птиц, а иногда на берег выбрасывало туши морских млекопитающих. Как-то раз он набрёл на тело мёртвого моряка. Распухший труп мерно покачивался на прибрежных волнах. Некоторое время Закалве рассматривал матроса, потом снял с плеча парусиновую сумку, вытряхнул на песок весь свой дневной улов — смытые с кораблей вещи — разорвал сумку на несколько лоскутов и прикрыл ими голову и грудь утопленника. Уже начался отлив, поэтому не было необходимости оттаскивать тело подальше от береговой кромки. В тот день он отправился в Парктаун без своей тележки, обычно нагруженной подаренными приливом сокровищами — он просто хотел сообщить шерифу о печальной находке.
Однажды на берег вынесло стул без одной ножки. Сначала Закалве не обратил на него внимания, но на следующий день с удивлением обнаружил, что стул валяется на прежнем месте, хотя ночью был шторм. Тогда он поставил стул около своей хижины, приладив вместо недостающей ножки какую-то палку, но никогда не садился на него.
Каждые пять-шесть дней к сараю приходила женщина. Они познакомились в Парктауне вскоре после его появления здесь — на третий или четвёртый день пьяного загула. Он платил ей утром — и всегда больше, чем она ожидала. Она подробно рассказывала ему о своих прошлых увлечениях и надеждах, о надеждах новых, но он почти не слушал её… А потом женщина лежала рядом, положив голову ему на грудь, и он говорил, обращаясь к тёмному воздуху над постелью, к тонким деревянным стенам; слова были непонятны ей — как если бы он произносил их на чужом языке. Он повествовал о волшебной стране, где все были чародеями и знать не знали о нищете и прочих неприятностях. Некий воин, которого нанимали эти чародеи для выполнения их поручений, в конце концов не вынес ответственности, возложенной на него, потому что силы его были не беспредельны…
А иногда он рассказывал о том, как в некоем чудесном саду играли четверо детей — два мальчика и две девочки… две сестры… это было давно, тысячу лет назад, и очень-очень далеко отсюда… И вот один из мальчиков, даже став взрослым, продолжал хранить в своём сердце любовь к подруге детских лет. Пламя ужасной войны сожгло этот сад…
Наконец, когда ночной мрак поглощал все, а женщина на его плече уже давно блуждала по собственной стране грёз, он рассказывал ей о громадном космическом корабле, чья металлическая обшивка скрыта под каменными стенами… А потом снова о двух сёстрах и о том, что с ними случилось, и… о стуле… Когда Закалве просыпался, женщины рядом с ним уже не было. Снова заснуть, как правило, не удавалось, и он отправлялся на берег, и морские птицы криками приветствовали его как старого знакомого. Он давно утратил чувство времени, замечал лишь изменения погоды — иногда светило солнце, и было тепло, а иногда сыпалась снежная крупа или ветер свистел в щелях лачуги, лениво шевеля песок на полу, как стёртые, превратившиеся в прах воспоминания. Он сгребал песок и выбрасывал его за дверь, словно совершал подношение ветру, и ждал следующей бури.
Он появлялся в Парктауне раз в неделю, толкая пред собой тележку с «товарами», которые море выбрасывало на берег-прилавок. Он получал за них деньги и тогда мог купить себе еды и заплатить за её услуги… Парктаун представлял собой обширную стоянку домов-автомобилей, поэтому улицы в этом городе то появлялись, то исчезали в зависимости от количества машин. Все вокруг находилось в постоянном движении, постоянно перемещалось с места на место, за исключением дома шерифа, окружённой невысоким частоколом автозаправочной станции с фургоном, в котором располагалась ремонтная мастерская. Иногда путь до него был короче, иногда — длиннее, «город» то удалялся, то приближался к берегу, а вместе с ним и люди с их назойливой любознательностью.
Среди них дочь одного из перекупщиков, с которыми он торговал, обращала на него внимание больше, чем другие. Девушка редко с ним разговаривала, но всегда предлагала ему еду повкуснее, а потом робко улыбалась и быстро убегала, а вслед за ней ковыляла ручная морская птица, то и дело взмахивая подрезанными крыльями. С этой девушкой он был неизменно сух и холоден. Незачем, так он считал, вторгаться в жизнь этих людей — тем более, насколько ему было известно, она и её семья собирались покинуть Парктаун. К тому же вокруг неё постоянно вертелся парень с бегающими глазами и вечно слюнявым ртом. Закалве не сомневался, что его намерения по отношению к девушке самые гнусные. Однажды, когда он возвращался домой, парень преградил ему дорогу, выкрикивал всевозможные угрозы и яростно размахивал руками. Понаблюдав некоторое время за этим представлением, Закалве перехватил его руку, выкрутил её и заставил парня встать на колени. В этой позе тот находился несколько минут. На следующую ночь его разбудил тихий стук в дверь. Девушка из Парктауна умоляла впустить её, без конца повторяя, что она его любит, и птица с подрезанными крыльями сопровождала её мольбы пронзительными криками. Он открыл дверь, намереваясь прогнать незваную гостью, но девушка проскользнула у него под рукой и легла в его постель. Не говоря ни слова, он стащил девушку с постели и выставил за дверь, после чего задвинул засов. Её жалобные крики некоторое время доносились снаружи, проникая сквозь щели. Он заткнул уши и укрылся с головой грязным одеялом. На следующий вечер к нему пришёл её отец, а вместе с ним шериф и ещё человек двадцать жителей Парктауна. Девушку обнаружили недалеко от его хижины — жестоко избитую, изнасилованную, с перерезанным горлом. Он вышел на порог и сразу увидел в толпе парня с бегающими глазами. Доказать свою невиновность Закалве не мог, поэтому захлопнул перед ними дверь и бежал, раздвинув шаткие доски в задней стене хижины. Его догнали. Он дрался против пятерых. Ему пришлось оглушить двоих, прежде чем он оказался лицом к лицу с убийцей и выбил у него из рук нож. Приставив лезвие к его горлу, Закалве повёл парня обратно к своему жилищу. Жители Парктауна не понимали, что происходит, — чужак предложил парню поединок, а чтобы им было светлее, поджёг хижину.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.