У моего хозяина есть план насчет твоей хозяйки. Маленький сюрприз.
      – Интересно!
      – Но мне больше нравятся большие сюрпризы. А?
      – И мне тоже.
      Последовали и всевозможные другие комментарии и свист с разных концов стола, хотя – задним числом – ничего остроумного.
      – И что ты имеешь в виду? – спросил я. Фолечаро, ученик герцога Валена, только мигнул. Это был коренастый парень с копной каштановых волос, которые не слушались ничего, кроме ножниц. Он был занят чисткой сапог, а остальные из нас были поглощены вечерней трапезой в шатре на Долине Вида. Случилось это в один из дней 455-й Циркуляции. На этой первой остановке старшие слуги и ученики обычно обедали вместе. Хозяин Фолечаро позволил ему присоединиться к нам, но за проступок – а Фолечаро совершал их регулярно – наказал его дополнительной работой. Этим и объяснялась чистка сапог. На следующий день для него были приготовлены древние доспехи, слегка проржавевшие, он должен был выдраить их до того, как мы тронемся в путь.
      – И что это за план? – Я продолжал гнуть свое. – Что может герцогу понадобиться от доктора?
      – Скажем так: у него есть подозрения, – сказал Фолечаро, постучав себя по носу щеткой.
      – Насчет чего?
      – У моего хозяина тоже есть подозрения, – сказал Юнур, разламывая пополам кусок хлеба и подбирая подливку на своей тарелке.
      – Вот уж в самую точку, – неторопливо произнес Эплин, паж начальника стражи Адлейна.
      – Есть-есть, – мрачно настаивал Юнур.
      – Он по-прежнему проверяет на тебе свои новые идеи, Юнур? – спросил один из пажей. Он повернулся к другим. – Как-то раз мы видели Юнура в банях…
      – Только один!
      – В каком это было году?
      – Так вот, – продолжил паж, – видели бы вы, какие на нем шрамы. Уж можете мне поверить, Но л йети для него хуже зверя!
      – Он всему меня учит! – сказал Юнур, вставая. В глазах его сверкнули слезы.
      – Заткнись, Юнур, – сказал Джоллис. – Чего тебя так трогает вся эта болтовня? – Невысокий, но довольно изящный, старше всех нас, Джоллис был пажом герцога Ормина, у которого служила доктор после семьи торговцев Мифели и до того, как король призвал ее на службу к себе. Юнур снова сел, бормоча что-то себе под нос – Так какие планы, Фолечаро? – спросил Джол-лис.
      – Забудем об этом, – сказал Фолечаро. Он начал насвистывать и демонстративно погрузился в чистку сапог, а через некоторое время стал говорить с сапогами, словно хотел убедить их чистить самих себя.
      – Этот мальчишка невыносим, – сказал Джоллис и взял кубок с разведенным вином – ничего крепче нам не разрешалось.
      Немного спустя после ужина мы с Джоллисом гуляли по краю лагеря. Впереди и по обеим сторонам от нас тянулись холмы. Сзади, за входом в долину Вида, где-то далеко-далеко за ближним кругом Кратерного озера, в разноцветных огненных сполохах медленно заходил Ксамис, погружаясь за изогнутую кромку моря.
      Облака, улавливающие частично затухающий свет Ксамиса, а частично – позднее утреннее сияние Зигена, были залиты золотом с одной стороны и красным, охрой, киноварью, оранжевым, алым… настоящее буйство цветов. Мы брели мимо готовящихся к ночлегу животных. У некоторых из них (в основном у хавлов) были мешки на головах. У животных поизящнее на глазах имелись шоры, а лучшие размещались в походных стойлах. У самых мелких животных глаза были закрыты первым подвернувшимся под руку тряпьем. Один за другим ложились они на землю и засыпали. Мы с Джоллисом, курившим длинную трубку, шли среди них. Он был моим старейшим и лучшим другом еще со времен моей – очень недолгой – службы у герцога, перед тем как меня послали в Гаспид.
      – Возможно, это просто болтовня, – сказал он. – Фолечаро нравится звук собственного голоса, и еще ему нравится делать вид, будто он знает что-то такое, что неизвестно другим. Я бы не стал об этом беспокоиться, но если ты считаешь, что тебе следует сообщить об этом твоей хозяйке, то, конечно, так и надо поступить.
      – Так, – сказал я.
      Я припоминаю (оглядываясь на себя тогдашнего, неискушенного юнца, теперь, из умудренной зрелости), что сомневался, как мне поступить. Герцог Вален был влиятельным человеком и большим интриганом. Таких людей лучше не иметь врагами кому-нибудь вроде доктора, но мне приходилось думать о своем настоящем хозяине, а не только о хозяйке. Не говорить никому из них? Или одному. Но если одному, то кому именно? Или обоим?
      – Послушай, – сказал Джоллис, остановившись и повернувшись ко мне (мне показалось, что он выждал момент, когда вокруг никого не оказалось, прежде чем сообщить мне последние сведения). – Если это поможет – я слышал, что Вален послал кого-то в Экваториальную Кускерию.
      – Кускерию?
      – Да. Ты знаешь о ней?
      – Вроде как знаю. Это, кажется, порт, да?
      – Порт, город-государство, святилище морской компании, логово морских чудищ, если верить некоторым людям… но дело в том, что это едва ли не самая северная точка, куда доходят люди из южных земель, и у них там, по слухам, немало посольств и миссий.
      – Да?
      – Так вот, один из людей герцога Валена был послан в Кускерию найти там кое-кого из Дрезена.
      – Из Дрезена! – сказал я. Потом понизил голос, потому что Джоллис нахмурился и оглядел огромные тела спящих животных. – Но зачем?
      – Понятия не имею, – сказал Джоллис.
      – А сколько времени нужно, чтобы добраться до Кускерии?
      – На дорогу туда уходит около года. Но говорят, что обратно возвращаются быстрее. – Он пожал плечами. – Ветра.
      – Не близкий путь, чтобы отправлять кого-то, – недоуменно сказал я.
      – Я знаю, – сказал Джоллис. Он пососал трубку. – Мой хозяин думал, что это связано с торговлей. Ты же знаешь, люди всегда надеются разбогатеть на пряностях, или снадобьях, или новых фруктах, или чем-нибудь таком, если им удастся провезти этот товар в обход морских компаний и избежать штормов, но, понимаешь, потом мой хозяин узнал, что посланник Валена ищет одного человека.
      – Да?
      – Гм-м. – Джоллис остановился лицом к заходящему Ксамису, оно приобрело рубиновый оттенок в свете закатного облака, словно охваченного пламенем. – Хороший закат, – сказал он, глубоко затягиваясь.
      – Очень, – сказал я, даже не глядя в ту сторону.
      – Но лучшие закаты, конечно же, были во время падения империи. Ты об этом не думал?
      – Да? Ну да, естественно.
      – Провидение вознаградило нас за гнев небес, – задумчиво сказал Джоллис, хмуро устремив глаза в чашечку своей трубки.
      – Да? Ну конечно.
      «Кому сказать? – думал я. – Кому же сказать?…»
      Хозяин, каждый день доктор посещала короля во время Циркуляции из Гаспида в Ивенир, потому что нашему монарху досаждали боли в спине.
      Король Квиенс лежал на кровати, а доктор сидела на ее краю.
      – – Если она действительно так болит, вы должны дать ей покой, государь, – сказала она ему.
      – Покой? – сказал король, переворачиваясь на живот. – Как я могу дать ей покой? Глупая, ведь это же Циркуляция. Если я дам себе покой, то и остальные встанут на месте, и к тому времени, когда мы доберемся до Летнего дворца, нужно будет возвращаться обратно.
      – Ваше величество могло бы лежать на спине в своей карете, – сказала доктор, вытаскивая рубашку короля из его ездовых рейтуз и обнажая мощную, мускулистую спину.
      – Это тоже больно, – сказал он в подушку.
      – Может быть, поначалу и будет немного больно, но вы быстро почувствуете улучшение. А если будете ехать верхом, то вам станет еще хуже.
      – Эти проклятые кареты – они раскачиваются туда-сюда, а колеса все время попадают в ямы и рытвины. Дороги явно стали гораздо хуже, чем в прошлом году. Вистер?
      – Ваше величество? – Толстый камердинер тут же оказался у кровати короля.
      – Пусть кто-нибудь узнает, кто отвечает за содержание этих дорог. Достаточно ли собирается налогов? Если да, то расходуются ли эти деньги на ремонт, а если нет, то куда они уходят?
      – Слушаюсь, ваше величество. – Вистер быстрым шагом вышел из шатра.
      – Герцоги мошенничают со сбором налогов, Восилл, – вздохнул король. – Ну, или их сборщики. У них слишком много власти, будь они прокляты. Я считаю, что слишком много сборщиков приобрели себе баронские поместья с титулами.
      – Вы абсолютно правы, государь, – сказала доктор.
      – Да, я думал учредить еще какие-нибудь… на городских уровнях… как их…
      – Советы, государь?
      – Да, советы, в которые входили бы ответственные граждане. Они бы для начала наблюдали за дорогами, за городскими стенами и все такое. За подобными вещами у них душа болит больше, чем у герцогов, которых заботят только собственные дома и количество дичи в их лесах.
      – Прекрасная мысль, государь.
      – Да, я тоже так думаю. – Король повернул голову и взглянул на доктора. – У вас они тоже есть, верно?
      – Советы, государь?
      – Да. Я помню, вы мне о них говорили. Вероятно, сравнивали нашу отсталую систему с вашей, и сравнение было не в нашу пользу, это уж точно.
      – Неужели я сравнивала, государь?
      – Сравнивали, сравнивали, Восилл.
      – Действительно, наше государственное устройство позволяет поддерживать дороги в хорошем состоянии, признаю.
      – Но если я отберу власть у баронов, то они будут недовольны, – мрачно сказал король.
      – А вы, государь, сделайте их эрцгерцогами или дайте им другое вознаграждение.
      Король задумался.
      – Какое другое?
      – Не знаю, государь. Вы могли бы что-нибудь придумать.
      – Да, мог бы, – сказал король. – Но если я дам власть земледельцам, торговцам и всем прочим, то им этого покажется мало.
      Доктор продолжала массировать спину короля.
      – Мы говорим, что лучше предотвратить, чем лечить, – сказала она ему. – О теле нужно заботиться до того, как с ним произойдет что-нибудь нехорошее. Вы должны давать себе покой, прежде чем от усталости не свалитесь с ног, вы должнны поесть до того, как голод одолеет вас.
      Король нахмурился, а руки доктора продолжали двигаться по его телу.
      – Если бы все было так просто, – сказал он, вздохнув. – Я думаю, что если в теле можно поддерживать здоровье такими простыми средствами, то оно устроено гораздо проще по сравнению с государством.
      Мне показалось, что эти слова немного задели доктора.
      – Тогда я довольна тем, что на моем попечении находится ваше тело, а не ваша страна, государь.
      – Я и естьмоя страна, – строго сказал король, хотя выражение его лица не соответствовало его тону.
      – Тогда, государь, радуйтесь, что ваше королевство пребывает в лучшем состоянии, чем его король, который не хочет лежать в карете, как это сделал бы любой благоразумный монарх.
      – Не разговаривайте со мной как с ребенком, Восилл! – громко сказал король, поворачивая к ней голову. – Ой! – сказал он – на лице его появилась гримаса боли, и он снова упал головой на подушку. – Вы не можете понять (видимо, из-за того, что вы – женщина), что в карете у вас нет возможности маневра. Карета занимает всю дорогу. А человек верхом может объезжать все неровности на дороге.
      – Понимаю, государь. И тем не менее факт остается фактом: вы весь день проводите в седле, вас трясет, и маленькие подушечки между вашими позвонками сжимаются и ущемляют нервы. От этого и возникают боли в спине. Если же вы будете лежать в карете, то, как бы вас ни трясло, вам станет гораздо лучше.
      – Послушайте, Восилл, – раздраженным тоном сказал король, приподнимаясь на локте и поднимая взгляд на доктора, – как, по-вашему, это будет выглядеть, если король пересядет из седла в карету и разляжется среди надушенных дамских подушек, словно какая-нибудь изнеженная наложница? Что это будет за монарх? А? Не смешите меня. – Он снова осторожно улегся на живот.
      – Я так думаю, ваш отец никогда ничего подобного не делал, государь.
      – Нет, он… – начал было король, но прежде чем продолжить, окинул доктора подозрительным взглядом. – Нет, не делал. Конечно же нет. Он ехал в седле. И я останусь в седле. Я буду скакать верхом и мучиться от боли, потому что именно этого от меня и ждут. Вы снимаете боли у меня в спине, потому что именно этого ждут от вас. Занимайтесь своим делом, доктор, и прекратите эту дурацкую болтовню. И да спасет меня Провидение от женской глупости! Ой! Осторожнее!
      – Я должна выяснить, где у вас болит, государь.
      – Ну, так вы уже нашли! А теперь делайте то, что должны делать, то есть избавить меня от боли. Вистер! Вистер!
      К королю подошел другой слуга.
      – Он только что вышел, ваше величество.
      – Музыку, – сказал король. – Я хочу слушать музыку. Позовите музыкантов.
      – Слушаюсь, ваше величество. – Слуга собрался было идти, но король щелкнул пальцами, и слуга тут же вернулся к нему.
      – Ваше величество?
      – И вина.
      – Слушаюсь, ваше величество.
      – Какой великолепный закат, правда, Элф?
      – Да, хозяйка. Провидение вознаграждает нас за гнев небес, – сказал я, вспомнив слова Джоллиса (я был уверен, что он тоже позаимствовал их у кого-то).
      – Наверно, в этом что-то есть, – согласилась доктор. Мы сидели на широкой передней скамейке фургона, ставшего нашим домом. Я занимался подсчетами. Из последних шестнадцати дней одиннадцать я спал в повозке (а остальные пять размещался со старшими пажами и учениками в домах, если мы останавливались на ночлег в городах), и, вероятно, мне придется спать в ней еще семь дней из десяти, пока мы не доберемся до города Леп-Скатачейса, где проведем пол-луны. После этого повозка станет моим домом на восемнадцать дней из двадцати двух, пока мы не доберемся до Ивенаджа. А может быть, и на девятнадцать, если в дороге встретятся какие-нибудь трудности и мы задержимся.
      Доктор отвернулась от заката и поглядела на дорогу, усаженную высокими деревьями, росшими из песчаной почвы с обеих сторон. Впереди, над качающимися верхушками огромных карет, в воздухе висела оранжевато-коричневая дымка.
      – Мы уже почти добрались?
      – Почти, хозяйка. Это самый длинный дневной переход – что в одну, что в другую сторону. Разведчики скоро доберутся до места привала, авангард начнет разбивать шатры и ставить полевые кухни. Переход длинный, но говорят, что за счет этого мы экономим целый день.
      Впереди ехали величественные кареты и фургоны королевского дома. Непосредственно перед нами двигались два хавла, их широкие плечи и крупы раскачивались из стороны в сторону. Доктор отказалась от кучера. Она хотела сама держать кнут (хотя пользовалась им мало). А это означало, что мы сами должны были каждый вечер кормить животных и заботиться о них. Мне это вовсе не нравилось, хотя у моих приятелей, пажей и учеников, было на сей счет другое мнение. До этого дня доктор брала на себя большую, чем я ожидал, часть этой грязной работы, но у меня вызывала неприязнь и та малая часть, что доставалась мне. Мне было трудно поверить, что она не видит, как выставляет нас обоих в глупом виде, занимаясь такими унизительными вещами.
      Она снова обратила свой взгляд к заходу. На щеке заиграл лучик света, окрасив кожу в цвет золота. Волосы, свободно ниспадавшие на плечи, отливали матовыми бликами цвета тускловатого рубина.
      – Вы еще были в Дрезене, когда с небес упали камни?
      – Что? Ах, да. Я уехала из дома два года спустя. – Казалось, она задумалась, даже опечалилась.
      – А вы случайно добирались не через Кускерию, хозяйка?
      – Да, Элф, через Кускерию, – сказала доктор, лицо ее прояснилось, когда она повернулась ко мне. – Тебе об этом известно?
      – Кое-что, – сказал я, и во рту у меня стало сухо. Я не знал, сказать ли ей о том, что я слышал от пажа Валена и от Джоллиса. – Оттуда до нас далеко?
      – На дорогу уходит не меньше полугода, – сказала доктор, кивая. Она улыбнулась, подняв голову к небу. – Очень жаркое место, много растительности, высокая влажность, полно разрушенных храмов и различных странных животных – некоторые древние секты считают их священными. Воздух насыщен запахами пряностей, а когда я там оказалась, ночь была в полном разгаре – и Ксамис и Зиген оба давно зашли почти одновременно, в дневном небе были Джидульф, Джейрли и Фой, а Ипарин пребывал в зоне затмения, и потому примерно в течение колокола на небе сияли только звезды, освещавшие город и море. И все животные выли в этой темноте, и я из своей комнаты хорошо слышала бушующее море, хотя на самом деле темно не было – воздух был пронизан серебристым светом. Люди молча стояли на улицах и смотрели на звезды, словно с облегчением проникаясь мыслью, что их существование – не миф. Я в тот момент была не на улице, я была… в тот день я познакомилась с очень милым капитаном морской компании. Очень красивым, – сказала она, вздохнув.
      В этот миг она была похожа на молоденькую девочку (а я – на ревнивого мальчика).
      – И ваш корабль доставил вас оттуда прямо сюда?
      – Нет-нет. После Кускерии было еще четыре перехода: до Алайла на баркентине «Лик Джейрли», принадлежащей морской компании, – сказала она и широко улыбнулась, глядя перед собой. – Потом оттуда до фуоллаха на триреме, представь… этот корабль был из фаросси, бывший имперский флот, потом по суше до Оска, а оттуда до Иллерна на ксинкспарском торговом судне. И наконец, до Гаспида на галионе, принадлежащем торговому дому Мифели.
      – Все это звучит очень романтично, хозяйка. Она улыбнулась, но как-то печально.
      – Конечно, случались лишения и всякие неприятности, – сказала она, похлопывая по голенищу своего сапожка, – раз или два приходилось вытаскивать этот старый кинжал, но теперь, оглядываясь назад, я могу сказать: да, это было романтично. Очень. – Она глубоко вздохнула, потом повернулась и посмотрела в небо, прикрыв козырьком ладони глаза от света Зигена.
      – Джейрли еще не взошел, хозяйка, – тихо сказал я и сам удивился тому, какой холод пронизывает меня изнутри. Она странно посмотрела на меня.
      Наконец здравый смысл вернулся ко мне. Хотя во время моей болезни во дворце она и сказала, что мы должны быть друзьями, однако по-прежнему оставалась моей хозяйкой, а я – ее слугой и учеником. Но кроме хозяйки у меня был еще и хозяин. Не исключаю: ничто из того, что я мог узнать у доктора, для моего хозяина не было в новинку, так как у него имелось много источников информации, но полной уверенности в этом у меня не было, а потому я считал себя обязанным выведывать все, что удастся, ведь любая мельчайшая подробность могла оказаться полезной.
      – И по этой причине – я имею в виду ваше путешествие из Иллерна в Гаспид на корабле клана Мифе-ли – вы оказались на службе у Мифели?
      – Нет, это было простое совпадение. После прибытия сюда я некоторое время помогала морякам в лазарете, а потом одному из молодых Мифели понадобилась помощь. Он плыл на корабле и, приближаясь к родной гавани, подал сигнал на Сторожевые острова. Собственный доктор клана Мифели страдал от морской болезни и не мог подняться на борт, чтобы отправиться навстречу галиону. Поэтому главный врач лазарета рекомендовал меня Прелису Мифели, и на галион отправилась я. Молодой человек выжил, корабль вернулся в порт, и меня прямо там, в порту, сделали главным семейным врачом Мифели. Старик Мифели быстро принимает решения.
      – А их прежний доктор?
      – Был отправлен на покой. – Она пожала плечами. Некоторое время я смотрел на крупы двух хавлов.
      Один из них обильно унавоживал дорогу. Горячий навоз исчез под колесами нашего фургона, обдав нас своими парами.
      – О ужас, какой отвратительный запах, – сказала доктор.
      Я прикусил язык. То была одна из причин, по которой люди, обязанные ухаживать за скотиной, старались по возможности держаться от этих животных подальше.
      – Хозяйка, можно я задам вам вопрос? Она помедлила, прежде чем ответить.
      – Ты уже и без того назадавал мне столько всяких вопросов, Элф, – сказала она, удостоив меня лукавым, веселым взглядом. – Насколько я понимаю, ты собираешься задать вопрос, который я могу счесть дерзким?
      – Гм-м.
      – Спрашивай, молодой Элф. Я ведь всегда могу сделать вид, что не расслышала.
      – Я вот размышляю, хозяйка, – сказал я, чувствуя неловкость и внезапно покраснев, – а почему вы оставили Дрезен?
      – Ах вот что, – сказала она и, взяв кнут, помахала им над спинами хавлов, едва пощекотав его кончиком их шеи. Потом скользнула по мне взглядом. – Отчасти потому, что мне захотелось приключений, Элф. Просто из желания отправиться туда, где не бывал никто из тех, кого я знаю. А отчасти для того, чтобы уехать и забыть одного человека. – Она весело, ослепительно улыбнулась мне, а потом снова устремила свой взгляд на дорогу. – У меня была несчастная любовь, Элф. А я упрямая. И гордая. Твердо решив уехать и сообщив, что собралась на другой конец света, я уже не могла – и не хотела – менять решения. Вот так я дважды причинила себе боль – один раз встретив не того человека, а второй раз проявив упрямство (даже после того, как успокоилась) и не пожелав отступить от слова, данного в приступе уязвленной гордости.
      – Это был тот, кто подарил вам кинжал, хозяйка? – спросил я, уже ненавидя этого человека и завидуя ему.
      – Нет, – сказала она, издав то ли фырканье, то ли смешок, совсем не женский звук, как мне показалось. – Он меня и без того достаточно ранил, чтобы носить еще напоминание о нем. – Она кинула взгляд на свой кинжал, который, как всегда, был заткнут у нее за голенище правого сапога. – Этот кинжал – подарок от… государства. Некоторые украшения на кинжале были подарены мне другим другом. Тем, с которым я ожесточенно спорила. Обоюдоострый подарок.
      – И о чем вы спорили, хозяйка? – спросил я, оглянувшись.
      – О разном, о разных сторонах одного и того же. Имеет ли право сильный навязывать свои ценности другим. – Она посмотрела на меня – на моем лице читалось недоумение. – Ну, и мы спорили обо всем этом.
      – Об этом, хозяйка? – спросил я, оглядываясь.
      – Об… – Она, казалось, оборвала себя на полуслове. – О Гаспиде, об империи. Обо всем этом другом полушарии. – Она пожала плечами. – Не буду утомлять тебя деталями. В конце концов я уехала, а он остался, хотя до меня дошли слухи, что после моего отплытия он тоже покинул страну.
      – И вы не жалеете, что прибыли сюда, хозяйка?
      – Нет, – сказала она, улыбнувшись. – Большую часть пути в Кускерию жалела, но, когда я пересекла экватор, произошли перемены. Такое, говорят, часто случается. А с тех пор не пожалела ни разу. Я по-прежнему скучаю по семье, по друзьям, но не жалею, что приняла такое решение.
      – А как вы думаете, хозяйка, вы вернетесь домой?
      – Понятия не имею, Элф. – На ее лице было выражение надежды и беспокойства. Тут она улыбнулась еще раз. – Ведь я врач короля. Я бы сочла, что плохо делаю свое дело, если бы он позволилмне вернуться. Может быть, он заставит меня ухаживать за ним, пока не состарится или пока не разочаруется во мне, потому что у меня появятся усики над верхней губой, волосы на голове поредеют, и появится дурной запах изо рта. И тогда он прикажет отрубить мне голову, потому что я слишком часто его перебиваю. А тогда, возможно, его доктором станешь ты.
      – Что вы, хозяйка. – Кроме этих слов, другие не пришли мне в голову.
      – Не знаю, Элф, – призналась она мне, – я не уверена, стоит ли мне строить какие-то планы. Подожду, посмотрю, куда меня уведет судьба. Если Провидение, или то, что мы называем этим словом, вынудит меня остаться, то я останусь. Если же это Провидение позовет меня назад в Дрезен, я вернусь в Дрезен. – Она повернула ко мне голову с выражением, которое ей, видимо, казалось заговорщицким, и сказала: – Кто знает, может, судьба поведет меня через ту же самую Экваториальную Кускерию. Возможно, я снова увижу моего красавца – капитана морской компании. – Она подмигнула мне.
      – А Дрезен сильно пострадал от камнепада с небес? – спросил я.
      Она, казалось, не обратила внимания на мой тон, а я опасался, не звучит ли мой голос слишком уж холодно.
      – Больше, чем Гаспидус, – сказала она. – Но гораздо меньше, чем внутренние области империи. Один город на дальнем северном острове был почти полностью стерт с лица земли волной, которая убила больше десяти тысяч человек. Было также уничтожено несколько кораблей, и урожаи в следующие два-три года упали, отчего застонали землепашцы, – но землепашцы и так вечно стонут. Нет, мы отделались сравнительно легко.
      – И как вы считаете, хозяйка, это была кара богов? Некоторые говорят, что Провидение за что-то наказало нас или всю империю. Другие считают, что это сделали старые боги и что они возвращаются. Как вы думаете?
      – Я думаю, возможно все, Элф, – задумчиво сказала доктор. – Хотя в Дрезене есть люди – философы, – у которых находится более прозаическое объяснение.
      – Какое, хозяйка?
      – Они считают, что такое случается без всяких причин.
      – Без всяких причин?
      – Да. Никаких причин, чистая случайность. Я поразмыслил над этими словами.
      – А как они считают – есть ли добро и зло? Верно ли, что кто-то заслуживает уничтожения, а кто-то – всего лишь наказания?
      – Меньшинство скажет, что таких понятий вообще нет. Но большинство согласно с тем, что они есть, правда, существуют только в наших умах. Сам мир без нас не признает таких вещей, поскольку это и не вещи на самом деле, а идеи, а потому в мире не было идей, пока не появился человек.
      – Значит, они думают, что Человек не был создан одновременно с миром?
      – Именно так. По крайней мере, человек разумный.
      – Так значит, они зигенисты? Они считают, что нас создало Малое Солнце?
      – Некоторые так и говорят. Они утверждают, что люди когда-то ничем не отличались от обычных животных и тоже засыпали с заходом Ксамиса, а поднимались с восходом. Некоторые думают, что мы – это только свет, что свет Ксамиса цементирует мир как некую идею, как необыкновенно сложную мечту, а свет Зигена делает из нас мыслящих существ.
      Я попытался понять эту странную концепцию, и мне уже начало казаться, что она не очень-то отличается от обычных верований, но тут доктор внезапно спросила у меня:
      – А во что веришь ты, Элф?
      Она повернулась ко мне, цвет ее лица стал нежно-смуглым. Лучи Зигена играли в прядях ее рыжих, чуть курчавых волос.
      – Я? Да в то же, во что и все остальные люди, хозяйка, – сказал я, но тут же подумал, что она – уроженка Дрезена, где у людей довольно странные представления о мире, и, возможно, она верит во что-то другое. – Я имею в виду здешних людей, жителей Гаспидуса…
      – Да, но во что веришь ты лично?
      Я хмуро скосился на нее – выражение ее лица, вежливое и мягкое, явно не заслуживало такого взгляда. Неужели доктор и в самом деле думает, что каждый верит в свое? Люди верят в то, во что им сказано верить, во что им велит верить здравый смысл. Если ты, конечно, не иностранец или не философ.
      – Я верю в Провидение, хозяйка.
      – Но говоря о Провидении, ты на самом деле имеешь в виду бога?
      – Нет, хозяйка. Я не верю ни в каких старых богов. И никто больше не верит. То есть никто из здравомыслящих. Провидение – это власть закона, хозяйка, – сказал я.
      Я пытался не оскорбить ее, чтобы она не подумала, будто я говорю с ней как с ребенком. Я уже сталкивался с некоторой наивностью, свойственной доктору, и объяснял это плохим знанием жизни в чужой для нее стране, но вот прошел почти год, и все еще оставалось немало вещей, на которые мы вроде бы смотрели в одном свете и под одним углом, однако видели каждый по-своему.
      – Законы Природы определяют устройство физического мира, а законы Человека определяют устройство общества.
      – Гм-м, – сказала она с выражением то ли задумчивым, то ли с изрядной долей скептицизма.
      – Одни законы вырастают из других, как растения – из почвы, – добавил я, вспомнив уроки естественной философии (мои решительные и настойчивые попытки никак не воспринимать те знания, которые я рассматривал как полностью неприемлемые, явно не увенчались полным успехом).
      – А это не так уж сильно отличается от представления о том, что свет Ксамиса упорядочивает большую часть мира, а свет Зигена просвещает человечество, – сказала она, снова повернув свой взгляд к заходу.
      – Видимо, так, хозяйка, – согласился я, с трудом следуя за ее мыслями.
      – Хм. Все это очень интересно.
      – Да, хозяйка, – покорно сказал я.
       Адлейн:Герцог Вален. Как всегда, рад вас видеть. Добро пожаловать в мой скромный шатер. Прошу вас.
       Вален:Адлейн. Хотите вина? Перекусить? Вы ели?
       В:Стаканчик, с вашего позволения.
       А:Вино. Я, пожалуй, тоже выпью. Спасибо, Эплин. Значит, у вас все в порядке?
       В:Вполне. А у вас?
       А:Отлично.
       В:Я вот подумал, не могли бы вы?…
       А:Что, Эплин? Да, конечно. Эплин, а ты не?… Я тебя позову… Ну вот, Вален, теперь здесь никого нет. В:Гм-м. Отлично. Эта доктор. Восилл.
       А:Опять она, дорогой герцог? У вас это становится наваждением. Неужели вы и в самом деле находите ее такой интересной? Может быть, вам стоит сказать ей? Может, она предпочитает стариков?
       В:Мудрость, которая приходит с годами, высмеивают только те, кто не надеется ее обрести, Адлейн. Вам известна суть моего недовольства.
       А:К сожалению, нет, герцог.
       В:Но вы сами говорили мне о своих сомнениях. Вы проверили ее записи – нет ли в них какой-нибудь шифровки или чего-нибудь такого?
       А:Я думал об этом. Я решил не делать этого напрямую.
       В:Может быть, вам стоит сделать это, и как раз напрямую. Она колдунья. Или шпионка. Одно из двух.
       А:Понимаю. А каким неведомым старым богам или иным демонам она служит? Или какому хозяину?
       В:Не знаю. Мы не узнаем, пока не допросим ее.
       А:Ага. Вы хотите, чтобы это произошло?
       В:Я знаю, что это маловероятно, пока король осыпает ее милостями, хотя это не будет длиться вечно. В любом случае есть всякие способы. Она может просто исчезнуть и подвергнуться допросу… неофициально, так сказать.
       А:Нолиети?
       В:Я… не обсуждал это с ним напрямую, но знаю, что он будет более чем счастлив сделать это. У него есть сильное подозрение, что она помогла умереть одному из допрашиваемых.