Королевский парк Круфен несколько столетий был частным охотничьим заповедником королевского дома Тассасена. УрЛейн даровал немалую его часть знати, поддерживавшей его дело в войне за наследство, но сохранил за протектором и его двором право охотиться в этих местах.
      Четыре наездника на своих скакунах окружили участок высоких непроходимых зарослей, куда, как им показалось, спряталась их добыча.
      РуЛойн вытащил меч и свесился с седла, тыкая оружием в густые заросли.
      – Ты уверен, что он спрятался здесь, брат?
      – Вполне, – ответил УрЛейн, прижимаясь к шее своего скакуна и косясь в щель среди кустов. Он свесился еще ниже, отпустив поводья и вглядываясь в заросли. ДеВар, который все время был рядом, перехватил поводья протектора. РуЛойн чуть поодаль тоже вглядывался в заросли, прижавшись к шее своего скакуна.
      – Как сегодня мальчик, УрЛейн? – спросил Йет-Амидус своим зычным голосом. Его крупное лицо разрумянилось и было влажным от пота.
      – Он молодец, – сказал УрЛейн, снова садясь прямо в седле. – С каждым днем все лучше. Хотя еще и слабоват. – Он оглянулся – сзади за деревьями начинался склон. – Нам нужны загонщики…
      – Пусть ваш смуглолицый поработает для нас загонщиком, – сказал ЙетАмидус УрЛейну, имея в виду Де-Вара. – ДеВар, вы бы спешились и выгнали для нас этого зверя.
      Губы ДеВара сложились в тонкую улыбку.
      – Я выгоняю только двуногую добычу, генерал ЙетАмидус.
      – Двуногую? – сказал ЙетАмидус, от души рассмеявшись. – Значит, было время, когда вы неплохо поохотились, да? – Он шлепнул ладонью по своему седлу. Улыбка задержалась на лице ДеВара еще на несколько мгновений.
      В последние годы прежнего королевства, когда король Беддун совсем пошел вразнос, а его жестокость и легкомыслие не знали предела, пленные (или неудачники-браконьеры, пойманные за своим занятием) становились добычей для охотников. Жестокости такого рода были объявлены вне закона, но память о прежних временах осталась. ДеВар думал об этом, глядя на древний охотничий арбалет короля Беддуна, висевший на спине УрЛейна.
      УрЛейн, ДеВар, ЙетАмидус и РуЛойн оторвались от основного охотничьего отряда, который был слышен на дальней стороне холма.
      – Протрубите в рог, Йет, – сказал УрЛейн. – Пусть кто-нибудь поможет нам.
      – Вы правы.
      ЙетАмидус приложил рог к губам. Раздался громкий трубный звук и почти одновременно вдалеке, за холмом, зазвучали другие охотничьи рожки, и ДеВар подумал, что, вероятно, их зов не был услышан. Но он решил промолчать. ЙетАмидус вытряс слюну из мундштука. На лице у него появилось самодовольное выражение.
      – Ралбут должен присоединиться к нам, протектор? – спросил он. – Мне казалось, что должен.
      – От него сегодня утром пришло послание, – сказал УрЛейн, приподнимаясь в седле и вглядываясь в заросли. Ему на лицо упал солнечный луч, и он прикрыл козырьком ладони глаза. – Он задержался в… – Он посмотрел на ДеВара.
      – Кажется, этот город называется Винд, государь.
      – … в Винде. Город Винд оказал более сильное сопротивление, чем предполагалось.
      РуЛойн тоже встал в седле, вглядываясь в то же место, что и его брат.
      – До меня дошли слухи, что мы потеряли там две осадные мортиры, – сказал он.
      – Пока это только слухи, – сказал УрЛейн. – Сималг, как и обычно, вырвался вперед, оставив позади основные силы. Связь нарушилась. С Сималгом никогда нельзя быть уверенным. Возможно, он наступал слишком быстро, и артиллерия не поспела. А мог и просто направить эти мортиры куда-то не туда.
      – До меня дошли другие жалобы, протектор, – сказал ЙетАмидус, развязывая горлышко своего меха с вином и делая глоток. – Может быть, нам стоит самим отправиться в Ладенсион и взять командование в свои руки. – ЙетАмидус нахмурился. – Я скучаюпо войне, протектор. И я не сомневаюсь, что уж у вас-то осадные орудия не попадут куда-то не туда.
      – Да, – сказал РуЛойн. – Ты должен принять командование на себя, брат.
      – Я думал об этом, – сказал УрЛейн. Он обнажил свой меч и ткнул им в заросли. – Мне хочется, чтобы во мне видели не столько полководца, сколько государственного деятеля, и вообще не считаю, что мятежники в Ладенсионе заслуживают присутствия там главнокомандующего. Однако я, возможно, и передумаю, если обстановка того потребует. Я дождусь возвращения Ралбута или послания от него. Протрубите-ка опять в рог. Наверно, они услышали его в первый раз. – УрЛейн убрал в ножны меч и, сняв свою зеленую охотничью шапку, отер лоб.
      ЙетАмидус взялся за свой охотничий рог, набрал в грудь побольше воздуха и приподнял свое огромное тело в седле. Лицо его нахмурилось, он поднес рог к губам и дунул в мундштук из всех сил. Щеки его от усилия зарумянились.
      Звук получился таким громким, что в ушах зазвенело. Почти сразу же раздался шорох: что-то зашевелилось в зарослях. ДеВар оказался ближе всего к этому движению. Он увидел, как что-то крупное, приземистое, сероватое метнулось с безумной скоростью прочь – к другим зарослям.
      – Вот он, – взревел ЙетАмидус – Я его спугнул!
      – ДеВар! – прокричал УрЛейн. – Ты его видел?
      – Вон он, государь.
      – Ру! Йет! Сюда! – УрЛейн подстегнул своего скакуна и бросился в направлении, указанном ДеВаром.
      ДеВар предпочитал, насколько возможно, скакать бок о бок с УрЛейном, но в зарослях парка нередко так не получалось, и ему приходилось двигаться следом за протектором по густой траве, перепрыгивая через упавшие стволы деревьев, пригибаясь под низкими ветками. Всадники прижимались к шеям скакунов, а иногда и свешивались на бок, чтобы избежать хлещущих веток.
      Скача в направлении, указанном ДеВаром, УрЛейн перешел на галоп – его скакун несся вниз по едва заметной тропинке на пологом склоне между плотными стенами кустов. ДеВар следовал за ним, стараясь не терять из вида прыгающее вверх-вниз зеленое пятно – охотничью шапку УрЛейна.
      Склон порос травой, над тропинкой нависали стволы засохших деревьев, которые собрались уже упасть, но были остановлены своими здоровыми собратьями. Густое переплетение зеленых и бурых ветвей затрудняло продвижение. Ноги скакунов вязли в предательской почве – под толстым слоем гниющих листьев, ветвей, плодов и скорлупы семян могло скрываться множество ям, звериных нор, камней, трухлявых стволов. Скакун на такой тропе мог легко сломать ногу и рухнуть на землю.
      УрЛейн двигался слишком быстро. Именно во время таких безумных скачек на охоте, пытаясь держаться как можно ближе к своему хозяину, ДеВар и боялся больше всего за жизнь – свою и протектора. Тем не менее он делал все, что мог, стараясь направлять своего скакуна след в след по сломанным веткам и гнилым листьям за скакуном УрЛейна. За собой он слышал топот скакунов ЙетАмидуса и РуЛейна, тоже мчавшихся за протектором.
      Охотились они на орта – мощного, низкорослого поедателя падали размером в треть скакуна. Обычно эти животные считались агрессивными и глупыми, но ДеВар считал такую репутацию незаслуженной. Орты спасались бегством, пока их не загоняли в угол, и только тогда начинали сражаться, используя свои маленькие острые рога и еще более острые зубы. Звери убегали с открытых пространств, осененных высокими кронами, где не было кустов и прочих помех и где скакуны развивали высокую скорость. Орты предпочитали места вроде этого, где в гуще живых и мертвых деревьев и их праха наблюдение и преследование были затруднены.
      След вел вниз к реке по все более крутому склону. УрЛейн, крича и ухая, скрылся из вида. ДеВар с проклятиями подхлестывал своего скакуна, который только тряс головой и фыркал, отказываясь набирать скорость. ДеВар попытался не смотреть, куда скакун ставит ноги – лучше представить выбор самому животному. Лучше уж смотреть на ветки и уворачиваться от них, иначе можно получить такой удар, что упадешь без чувств на землю или лишишься глаз. Откуда-то издалека доносился гам остальных охотников – кричали люди, трубили рога, тявкали гончие, визжала добыча. Судя по звукам, остальные, вероятно, загнали целое звериное семейство. Тому единственному зверю, за которым гнался УрЛейн, удалось уйти, и гончие его не преследовали. Охотиться на такое крупное животное без гончих было занятием рискованным и глупым. ДеВар на мгновение выпустил из одной руки поводья и отер рукавом лицо. День стоял жаркий, воздух под высокими деревьями застоялся и стал влажным. Пот струился по лицу ДеВара, заливал его глаза, скатывался солоноватой влагой в рот.
      За его спиной раздался резкий звук выстрела. Возможно, там приканчивали орта. Или мушкетер снес себе полголовы. Малые орудия, которые можно было переносить вручную или возить на вьючном животном, были ненадежны, неточны и часто представляли собой большую опасность для стрелявшего, чем для его цели. Благородные люди ими не пользовались, к тому же арбалеты во многих отношениях превосходили огнестрельное оружие. И тем не менее кузнецы и оружейники трудились, чтобы с каждым новым сезоном производить улучшенные образцы мушкетов, и УрЛейн во время войны за наследство с успехом пользовался этим оружием против кавалерии противника. ДеВара беспокоило, что еще при его жизни наступит день, когда пушки и мушкеты станут достаточно надежными (а главное – точными), и тогда сбудутся худшие ночные кошмары телохранителя, но пока что этот день казался неблизким.
      Откуда-то слева от реки раздался визг. Издать его мог как орт, так и человек. Несмотря на жару, ДеВара от этого звука прошиб озноб.
      Он потерял УрЛейна из вида. Слева от него раскачивались ветки и листья, словно их только что кто-то задел. У ДеВара засосало под ложечкой при мысли о том, что это мог кричать протектор. Он проглотил слюну, снова отер лицо и попытался отмахнуться от насекомых, деловито жужжащих вокруг его головы. Ветка ударила его по лицу, оцарапав правую щеку. Что, если УрЛейн свалился со своего скакуна? Орт вполне мог убить его рогом или перегрызть горло. В прошлом году один из молодых придворных вывалился из седла и упал на торчащий остаток ствола, который пронзил его насквозь. Тогда его крики, кажется, были похожи на только что услышанный ДеВаром.
      Он попытался подстегнуть скакуна. Ветка зацепила висящий за спиной арбалет и чуть не вышибла ДеВара из седла. ДеВар натянул поводья, и скакун под ним заржал – удила врезались ему в губы. Он повернулся в седле, пытаясь освободиться, и увидел, как по склону приближаются РуЛойн и ЙетАмидус. Он выругался, вытащил кинжал и перерубил ветку. Та отделилась от дерева, оставшись на арбалете, но теперь он хотя бы мог двигаться дальше. Он вонзил шпоры в бока своего скакуна, и тот снова помчался вниз по склону.
      Он выскочил из подлеска к неожиданно крутому берегу и на полянку у реки. Скакун УрЛейна, тяжело дыша, стоял без всадника у дерева. ДеВар обшаривал встревоженным взглядом пространство в поисках протектора и наконец увидел его – тот стоял чуть в стороне, там, где из-под груды камней выходил наружу водный поток. Протектор, прижав к плечу арбалет, целился в здоровенного орта, который визжал и ревел, пытаясь перепрыгнуть через скользкие, поросшие мохом камни, лежащие на пути его бегства с полянки.
      Орт преодолел половину каменистого склона и, казалось, должен был вот-вот найти еще одну точку опоры и ускользнуть от преследователей, но тут, хрюкнув, зверь поскользнулся и свалился на камень внизу, у самого водного потока, тяжело приземлившись на спину. Орт с трудом поднялся на ноги, отряхиваясь. УрЛейн подошел на пару шагов поближе к животному, целясь в него из арбалета. ДеВар, спешившись, приготовил и свой арбалет. Он хотел было крикнуть УрЛейну, чтобы тот сел в седло и предоставил зверя ему, но боялся отвлечь внимание протектора, когда орт находится в такой близости от него. А тот, на крутом подъеме, уже не искал пути к бегству. Он зарычал на УрЛейна, который был в пяти-шести шагах. Теперь спастись зверь мог, только бросившись на протектора.
      Ну же, думал ДеВар. Стреляй. Давай. Скорее. Не медли. Он был шагах в десяти за спиной УрЛейна. Он сделал несколько неторопливых шагов вправо вдоль нижней кромки берега, увеличив тем самым угол между УрЛейном и ортом. Он попытался не глядя зарядить собственный арбалет, потому что боялся отпускать из вида протектора и загнанного зверя. Что-то в его арбалете заело. Он чувствовал это. Ветка, которая зацепила его раньше. Его пальцы нащупали прут и листья и пытались вытащить их. Тщетно.
      Орт, зарычав, стал отступать от медленно надвигающегося на него УрЛейна. Зверь уперся задом в один из покрытых мхом камней – из тех, на которые он недавно пытался вскарабкаться. Он наклонил голову, чуть загнутые рога на ней были едва ли длиннее человеческой ладони, но каждый заканчивался острием, которое вполне могло пронзить брюхо скакуна. На УрЛейне были штаны и куртка из звериной кожи. ДеВар перед их отъездом из дворца советовал ему надеть еще что-нибудь поплотнее или кольчугу, но протектор не послушался его.
      Орт присел на задние лапы. ДеВар с какой-то сверхъестественной четкостью увидел, как напряглись мускулы на ногах зверя. ДеВар продолжал дергать листву, застрявшую в его арбалете. Кинжал. Может, лучше оставить арбалет и метнуть в зверя кинжал? Кинжал был не очень приспособлен для метания, но другого выхода не оставалось. Наконец ветка стала выходить из арбалета.
      – Брат? – раздался над ним громкий голос. ДеВар повернулся и увидел наверху РуЛойна, копыта его скакуна стояли на самой кромке берегового обрыва. Брат УрЛейна (солнце било ему в лицо) сидел в седле, прикрывая глаза козырьком ладони и глядя через полянку перед ним на другой берег. Потом он перевел взгляд вниз, увидел УрЛейна и тихо сказал: – Ох!
      ДеВар быстро оглянулся. Орт оставался в прежнем положении. Он по-прежнему тихо ворчал, по-прежнему был готов к прыжку. С одной стороны его пасти на землю капала слюна. ДеВар услышал, как его скакун тихонько заржал и тут же замолк.
      УрЛейн сделал едва заметное движение, раздался еле слышный щелчок, потом протектор словно замер.
      – Вот дерьмо! – сквозь зубы сказал он.
      Убить из арбалета можно было с расстояния в сотню шагов. С близкого расстояния стрела пробивала нагрудные латы. В разгар охоты времени остановиться, натянуть тетиву и вставить стрелу практически не было. Охотники отправлялись в путь с уже заправленной в арбалет стрелой, а некоторые и с натянутой тетивой. Арбалеты, свешивающиеся с седла, прострелили не одну ногу, а те, что висели у охотника за спиной, нередко несли смерть, задев за ветку в чаще. Потому на охотничьих арбалетах стоял специальный предохранитель. Надо было вовремя вспомнить и перевести его в рабочее положение, прежде чем стрелять. Но в пылу преследования охотник нередко забывал сделать это. К тому же арбалет УрЛейна, некогда принадлежавший королю Беддуну, был оружием старого типа. Предохранителем его оснастили позднее, и устройство это было расположено неудачно – у самого конца арбалета, так что дотянуться до него было непросто. УрЛейну нужно было выбросить вперед руку, застывшую в положении для стрельбы, и перевести предохранитель. Король, казненный УрЛейном, мог теперь отомстить протектору из гроба.
      ДеВар задержал дыхание. Ветка, застрявшая в арбалете, упала на землю. Не сводя глаз с орта, ДеВар увидел, как УрЛейн медленно перенес руку к предохранителю. Арбалет, весь вес которого теперь приходился на одну руку, дрогнул. Орт заворчал громче и чуть изменил позу – шагнул немного вбок, ближе к речушке, сужая угол стрельбы для ДеВара – теперь голова животного отчасти перекрывалась телом УрЛейна. ДеВар слышал над собой дыхание скакуна РуЛойна. Он нащупал предохранитель своего арбалета и поднес оружие к плечу, сделав одновременно шаг вправо, чтобы снова увеличить угол стрельбы.
      – Что? Что такое? Где?… – раздался наверху другой голос, одновременно зашуршала листва и послышался глухой стук копыт. ЙетАмидус.
      УрЛейн мягко снял арбалет с предохранителя и снова перенес руку к спусковому крючку. Орт бросился вперед.
      УрЛейн стал опускать арбалет, держа на прицеле несущегося на него зверя. В то же время он начал смещаться вправо, чем ухудшил возможность точного выстрела Для ДеВара, так как частично загородил своим телом орта. ДеВар убрал палец со спусковой скобы вовремя – еще мгновение, и стрела полетела бы в протектора. Внезапно охотничья шапка УрЛейна упала с его головы и покатилась в речку. ДеВар отметил это, даже не задумавшись о причине случившегося. Он бросился к УрЛейну, наклонившись вперед и совершая длинные прыжки. Арбалет он держал перед собой, направляя его вбок. УрЛейн начал падать – нога, на которую он опирался, подворачивалась под ним.
      Он сделал два шага, три. Что-то просвистело рядом с головой ДеВара, он почувствовал, как ветерок обжег его щеку. Мгновение спустя послышался всплеск и поднялась туча брызг.
      Четыре шага. ДеВар все набирал скорость, и каждый его шаг был скорее похож на прыжок. Протекторский арбалет издал тонкий, звенящий звук, отдача отбросила его назад. В левую ляжку атакующего орта вонзилась стрела, зверь взвизгнул, подпрыгнул, его нога вывернулась, но, приземлившись, он оказался в двух шагах от падающего УрЛейна. Орт опустил рогатую голову и ринулся на протектора.
      Пять, шесть шагов. Морда зверя ударилась в левое бедро протектора, потом орт подался назад и снова бросился вперед, на этот раз целясь в живот упавшего, который стал поднимать руку, чтобы защититься.
      Семь. ДеВар на бегу навел арбалет, продолжая держать его на опущенных руках. Он сделал короткий шаг, чтобы прицелиться как можно точнее, и нажал на скобу.
      Стрела вонзилась орту в лоб над левым глазом. Животное вздрогнуло и остановилось. Оперенная стрела торчала из его головы, как третий рог. ДеВара отделяло от зверя четыре, потом три шага. Он отбросил арбалет, и левая рука его потянулась к правому бедру – к рукоятке длинного кинжала. УрЛейн отбивался от зверя ногой, пытаясь одновременно отодвинуться от него подальше, а орт вперил взгляд в землю; находясь в каком-нибудь шаге от протектора, он фыркал и тряс головой, а потом его передние ноги подкосились.
      ДеВар вытащил кинжал и перепрыгнул через УрЛейна, который сумел откатиться в сторону от орта. ДеВар приземлился между зверем и протектором. Орт продолжал фыркать, тяжело дышал и тряс головой, наконец поднял взгляд, и ДеВар готов был поклясться, что в глазах животного появилось удивление, когда он погрузил кинжал в шею орта рядом с левым ухом и резким движением вспорол ему горло. Зверь издал свистящий звук и рухнул на землю, голова его упала на грудь, темная кровь хлынула из раны. ДеВар встал на колени, держа кинжал острием в направлении орта, а другой рукой шаря у себя за спиной, чтобы понять, где УрЛейн.
      – Что с вами, государь? – спросил он, не поворачивая головы.
      Орт дернулся, словно пытаясь подняться, потом повалился на бок, ноги его задрожали. Кровь продолжала хлестать из его шеи. И вот животное перестало дрожать, кровь начала сочиться, а не хлестать, ноги медленно подогнулись – зверь был мертв.
      УрЛейн сел на колени рядом с ДеВаром. Он положил руку на плечо своего телохранителя. ДеВар ощутил дрожь в руке протектора.
      – Это… кара за гордыню. Пожалуй, самое точное выражение. Спасибо тебе, ДеВар. Слава Провидению. Здоровая зверюга, правда?
      – Да уж немалая, государь, – сказал ДеВар.
      Решив наконец, что мертвое животное не представляет угрозы, он оглянулся туда, где, выбрав самый отлогий участок берега, спускались во всю прыть ЙетАмидус и РуЛойн. Их скакуны стояли наверху, глядя на УрЛейна и его скакуна. ЙетАмидус все еще держал в руке свой разряженный арбалет. ДеВар бросил взгляд на орта, потом поднялся, вложил в ножны кинжал и помог встать УрЛейну. Рука протектора подрагивала, и он, встав, не сразу отпустил локоть ДеВара.
      – Ах, государь! – воскликнул ЙетАмидус, прижимая свой арбалет к груди. Его широкое круглое лицо посерело. – Вы целы? Мне показалось, что я… Хвала Провидению, мне уже показалось…
      Подбежал РуЛойн, чуть не наступив на брошенный на землю арбалет ДеВара.
      – Брат! – Он раскинул руки и чуть не придушил протектора в своих объятиях – УрЛейну пришлось убрать руку с локтя ДеВара.
      Сверху слышались звуки – приближались остальные охотники.
      ДеВар еще раз бросил взгляд на орта – зверь был мертвее мертвого.
      – И кто же выстрелил первым? – тихо спросила Перрунд.
      Она сидела неподвижно, чуть наклонив голову, склоненную над доской «Тайной крепости» – наложница обдумывала свой следующий ход. Они сидели в гостевой комнате гарема, время приближалось к девятому колоколу. Тем вечером после охоты был устроен особенно шумный пир, хотя УрЛейн и покинул его рано.
      – ЙетАмидус, – таким же тихим голосом сказал ДеВар. – Это его стрела сбила шапку с протектора. Шапку потом нашли в реке, а стрела попала в бревно на берегу. Еще на палец ниже…
      – Да. А в тебя, значит, не попал РуЛойн.
      – И в УрЛейна тоже, хотя я думаю, что стрела прошла на расстоянии ладони от его груди, а не в пальце от головы.
      – И что, могли эти стрелы предназначаться орту?
      – … Да. Эти двое – неважные стрелки. Если ЙетАмидус и в самом деле целил УрЛейну в голову, то я думаю, что большинство придворных, считающих себя авторитетами в подобных делах, сказали бы, что он в данных обстоятельствах сделал удивительно точный выстрел. К тому же вид у ЙетАмидуса был искренне сокрушенный оттого, что его стрела прошла в такой близости от протектора. А РуЛойн, хвала Провидению, – брат протектора. – ДеВар тяжело вздохнул, потом зевнул и потер глаза. – И потом, ЙетАмидус не только плохой стрелок, но и совсем не тот тип – такие не бывают убийцами.
      – Ну-ну, – с выражением сказала Перрунд.
      – Что? – И только произнеся это, понял ДеВар, как он рад знакомству с этой женщиной. Уже одно то, как она произнесла это короткое словечко, многое говорило ему.
      – У меня есть друг, который довольно много времени проводит в компании ЙетАмидуса, – тихо сказала Перрунд. – Она говорит, что он любит поиграть в карты на деньги. Но еще больше ему нравится делать вид, будто он ничего не понимает в тонкостях игры и вообще никудышный игрок. Он делает вид, что забывает правила, спрашивает, как нужно ходить в тех или иных ситуациях, интересуется значением терминов, используемых игроками, и все в таком роде. Нередко он нарочно проигрывает несколько маленьких ставок подряд. А самом же деле только и ждет, когда будет сделана по-настоящему большая ставка, и тогда почти всегда выигрывает, изображая удивление. Она видит, как это происходит раз за разом. Его друзья уже разобрались, что к чему, и проявляют осмотрительность, но многие молодые и самодовольные придворные полагают, что имеют дело с набитым дураком, попадаются на удочку, и если им повезет, то уходят из дома ЙетАмидуса с двумя-тремя монетами в кармане.
      ДеВар вдруг понял, что, изучая положение на доске, кусает губы.
      – Значит, этот человек – умелый обманщик, а не осел. Это наводит на размышления. – Он поднял глаза на Перрунд, хотя и не дождался ответного взгляда. Он поймал себя на том, что разглядывает массу ее собранных в пучок идеально светлых волос, удивляясь их блеску. – И больше у твоего друга нет никаких наблюдений или соображений насчет этого господина.
      По-прежнему не поднимая взгляда, Перрунд глубоко вздохнула. Он разглядывал ее плечи в красном платье, скользнул глазами по материалу, за которым угадывались ее груди.
      – Раз или, может быть, два, – сказала она, – когда ЙетАмидус был очень пьян, ей показалось, что в его речах проскользнула… некоторая зависть к протектору. И еще я думаю, что он ненавидит тебя. – Внезапно она подняла глаза.
      ДеВару показалось, будто какая-то сила, исходящая из этих золотистых глаз с голубой крапинкой, отбросила его назад.
      – Правда, всего этого мало, чтобы исключить его из числа верных последователей протектора. Если задаться целью, то можно любого выставить виноватым. – Она снова опустила глаза.
      – Верно, – сказал ДеВар, почувствовав вдруг, как зарумянилось его лицо. – И все же мне хотелось бы быть в курсе таких вещей.
      Перрунд передвинула одну фигуру, потом другую.
      – Твой ход, – сказала она.
      ДеВар продолжил изучение позиции.

      Хозяин, маскарад состоялся шесть дней спустя. Король все еще был слегка простужен, но доктор дала ему снадобье, приготовленное из цветов и горных трав, которые высушивали его «слизистые» (под этим словом она, вероятно, имела в виду нос) на время танца. Она посоветовала ему отказаться от алкоголя и пить много воды, а еще лучше – фруктового сока. Но во время бала он, по-моему, быстро проникся убеждением – и не по чьему-то, а по собственному наущению, – что в определение фруктового сока попадает и вино, а потому не отказывал себе в нем.
      Большой бальный зал Ивенаджа представляет собой огромное круглое помещение, половина которого приподнята до уровня окон, занимающих всю высоту стены. За год, прошедший после отъезда двора, окна в их нижней части были переделаны. Большие светло-зеленые панели были заменены деревянными решетками, куда вставили маленькие панели из тонкого бесцветного стекла. Кристально прозрачное стекло почти не искажало вида залитой лунным светом долины и лесистых холмов вдалеке. Это зрелище было необыкновенно притягательным, и (судя по восторженным словам и доносившимся до меня прикидкам насчет стоимости работ, самым невероятным) казалось, что присутствующих вряд ли удалось бы поразить больше, будь новые окна сделаны хоть из алмаза.
      Оркестр разместился на невысоких круглых подмостках в середине помещения. Оркестранты сидели лицом в центр круга, чтобы видеть дирижера, который по очереди поворачивался к каждому из сегментов. Пары танцевали вокруг этого возвышения, напоминая собой опавшие листья, подхваченные вихрем, а сложные па и движения танца вносили порядок в этот кажущийся хаос.
      Среди женщин доктор была одной из самых потрясающих. Частично этому способствовал ее высокий рост. И хотя там были женщины и повыше, она все равно выделялась. Такая уж горделивая осанка была у нее от природы. Платье доктора по сравнению с большинством других было простым – из блестящей материи темно-зеленого цвета, контрастировавшей с огромной копной тщательно уложенных волос. Платье было не по моде узким.
      Хозяин, должен признаться, что для меня находиться там было большой честью и счастьем. Поскольку никого больше у доктора не было, сопровождать ее на бал выпало мне, а потому я свысока вспоминал своих товарищей – учеников и помощников, большинство из которых были отправлены под лестницу. Присутствовать на балу разрешалось только старшим пажам, и немногие из тех, кого нельзя было назвать слугами в строгом смысле, прекрасно сознавали, что никак не могут блистать в обществе таких знатных, хотя и молодых, господ. Но доктор, напротив, обращалась со мной как с ровней и за весь вечер ни разу не напомнила мне о том, кто я такой на самом деле.
      Я выбрал себе простую маску из бумаги телесного цвета, половинка рта которой под высоко поднятой бровью счастливо улыбалась, тогда как с другой стороны уголки губ были трагически опущены, а из глаза стекала слеза. На докторе была сверкающая полумаска серебристого цвета, покрытая каким-то лаком. Мне показалось, что это лучшая и, возможно, самая обескураживающая маска из виденных мной в тот вечер, потому что она посылала взгляд любопытного обратно ему в глаза, а значит, скрывала своего обладателя (хотя сделать это было затруднительно – фигура доктора узнавалась безошибочно) гораздо лучше, чем самые изощренные поделки из перьев, листового золота и сверкающих драгоценных камней.
      Под маской, похожей на зеркало, губы доктора казались пухлыми и нежными. Она намазала их красным кремом, которым в таких случаях пользуются многие придворные дамы. Никогда прежде я не видел, чтобы она так прихорашивалась. Ах, какими влажными и сочными были ее губы!
      Мы сидели за огромным столом в одном из помещений, примыкающих к большому залу, в окружении самых изящных придворных дам и их сопровождающих; на стенах висели огромные портреты вельмож, изображения их любимых зверей и владений. По залу ходили слуги с подносами, на которых стояли бокалы с вином. Я еще не видел бала, на котором было бы столько слуг, хотя мне и показалось, что некоторые из них слегка неуклюжи и неумело обращаются с подносами. Доктор предпочитала не оставаться в бальном зале между танцами и, казалось, вообще не имела особого желания принимать во всем этом участие. У меня создалось впечатление, что она пришла на бал только из-за королевского приглашения, и если против танцев она не возражала, то нарушить ненароком этикет побаивалась.
      Я и сам не только волновался, но и нервничал. Таким грандиозным балам неизменно сопутствует пышность и торжественность, они привлекают отовсюду множество самых знатных семей, герцогов и герцогинь, правителей союзных княжеств и их свиты и обычно являют собой такое выдающееся собрание сильных мира сего, что и в столице оно встречается редко. Неудивительно, что подобные балы – прекрасная возможность для заключения союзов, составления планов, подтверждения дружбы или вражды, политической, национальной или же личной.