I

Битва при Бустраго произошла на Кслефьере I тринадцать тысяч лет назад. Это было решающее сражение в Войне Архипелагов. Так закончился двадцативековой конфликт между двумя величайшими империями. Заряжаемые со ствола пушки и ружья считались антиквариатом в те времена, но атака кавалерии все еще признавалась одним из главных и решающих тактических маневров. Прекрасное и волнующее зрелище – кавалерийская атака. Особенно когда наблюдаешь ее со стороны, например, со стороны высшего военного командования. Современная артиллерия в сочетании с устаревшей тактикой боя неизменно вызывала громадные потери с обеих сторон.

Аморфия бродил среди трупов и умирающих: шло взятие Четвертой высоты. Сражение было в самом разгаре. Как раз началась новая атака противника. Неприятель словно вынырнул из пушечного дыма и обрушился на пехоту. Уничтожив почти всех на этом рубеже, победители бросились к следующему укреплению в узкой долине. Линии ставок и бункеров сперва разбила огневая подготовка, после чего их основательно прочесала кавалерия. Тела были разбросаны точно осенние листья по изрытой копытами, рыжей от крови земле. Кровь пропитала траву, придав ей особый, маслянистый блеск, собралась в небольших впадинах, стекленея лужицами густых чернил.

Солнце стояло высоко в безоблачном небе; орудийный дым клубился над землей. Несколько стервятников, не обращая внимания на шум близкого сражения, уже кружили в небесах, высматривая добычу.

На солдатах были яркие мундиры с металлическими застежками и высокие кивера. Разбросанные по земле пики, сабли и штыки сверкали на солнце. Крупные, коренастые кони пушечных колесниц не могли похвастаться убранством упряжи, кавалерийские же скакуны, напротив, были разряжены не хуже всадников. Все они лежали вместе, кто со свернутой шеей, кто с распоротым животом, кто с оторванными конечностями. Кое-кто еще бился в предсмертных конвульсиях, несколько счастливчиков-пехотинцев, у которых раны были неопасны для жизни, взывали о помощи или хотя бы кружке воды.

Все это зрелище, похожее на искусно выполненную неподвижную голограмму, являлось постоянным украшением Главного Третьего Внутреннего Отсека ОСТ “Сновидец”.

Аморфия корабля добрался до вершины невысокого холма и оттуда осмотрел панораму сражения. Поле боя занимало насколько квадратных километров, – величественное смешение людей, животных, пушек, дыма, крови и теней.

Труднее всего было правильно и естественно расположить и зафиксировать дым. Сам ландшафт создавался довольно просто: покрытие из искусственной флоры на тонком слое стерилизованной почвы, лежащей на каркасе из пенометалла. Подавляющее большинство животных были просто блестяще выполненными скульптурами. Люди были настоящие, хотя некоторые, те, которым были причинены серьезные увечья, также представляли собой изваяния.

Сцена была тщательно проработана в деталях, корабль потрудился на славу. Он изучил множество полотен, гравюр и рисунков, посвященных знаменитому сражению, все военные документы и отзывы в прессе, не пренебрегая также дневниками и воспоминаниями простых солдат. Ну, и конечно, пришлось как следует изучить данный исторический период, включая униформу, оружие и тактические приемы, применявшиеся в те времена. Команда дронов посетила сохранившееся место сражения и глубоким сканированием изучила состав почвы. Тот факт, что Кслефьер I был одной из приблизительно двадцати планет, которые могли не без оснований считать себя родиной Культуры, облегчал задачу.

ОСТ проштудировал записи, которые годами велись эмиссарами Контакта во время изучения битв между сообществами гуманоидов на подобном уровне технологий. Он хотел получить максимально отчетливое представление о том, как развивались события, из различных мнений и точек зрения составить объективную и правдоподобную картину.

Это заняло время, но, в итоге, привело к высокотехнологичному решению. Даже дым удалось расположить на единственно возможном для каждой струйки месте. Дым был настоящим. Все его частички и пылинки держались в воздухе, настроенные антигравитационным полем, которое создавали проекторы-гравитоны, спрятанные под оболочкой ландшафта. Дым составлял предмет особой гордости корабля.

Несмотря на это, сцена была еще далека от совершенства: присмотревшись, можно было заметить, что одних солдат изображали женщины, а другие выглядели явно иномирянами или вовсе не гуманоидами. И даже главные персонажи – мужчины безукоризненного сложения, стопроцентной расовой и генетической принадлежности – получились слишком крупными и здоровыми для того времени. Но все это не слишком беспокоило корабль. Люди – не главное, в чем надо было добиться полного подобия. Хотя именно они представляли собой наиболее важный компонент сцены, будучи, собственно говоря, причиной создания панорамы.

Все началось около 80 лет назад.

Каждый хабитат Культуры, будь это Орбитал или населенный астероид, корабль или планета, располагал возможностью Сохранения. Когда люди достигали определенного возраста или просто уставали от жизни, они могли воспользоваться этой новинкой. Это был выбор, предоставляемый Культурой: естественный конец после трех с половиной веков жизненной активности или Сохранение в течение многих тысячелетий. Люди могли выбирать между омоложением и/или абсолютным бессмертием, могли также стать частью коллективного разума, могли просто умереть, когда приходило их время, могли вообще оставить Культуру, отважно приняв одно из открытых, но, в сущности, непостижимых приглашений, сделанных некоторыми продвинутыми цивилизациями, или же просто отправиться на Сохранение: и тогда одни засыпали на сотню лет, чтобы затем, очнувшись на один день, вновь погрузиться в сон без времени и сновидений, другие желали, чтобы их разбудили через определенный промежуток времени, чтобы увидеть, насколько изменился мир, пока они отсутствовали, третьи выражали желание проснуться к моменту какого-нибудь особенно интересного события, предоставляя тем, кто занимался их Сохранением, судить, насколько в действительности это событие интересно, четвертые же собирались вернуться, когда сама Культура станет “продвинутой”.

Между тем Культура не спешила назвать себя таковой, хотя теоретически имела на это право. Дело в том, что наряду с отдельными ее представителями или даже группами людей и Умов, считавшими, что они достигли уровня Працивилизации, находилось немало и таких, кто порывал с ней ради того, чтобы сделать свой собственный выбор – поэтому Культура пока не принимала окончательного решения, с интересом наблюдая, куда несет ее бурное течение галактической жизни.

Отчасти такая позиция была продиктована любопытством, свойственным всякой молодой цивилизации (“продвинутые”, наверное, называли это ребячеством), отчасти же – убеждением, что все еще слишком много неизведанного в окружающем мире, чтобы мнить себя всеведущими и всемогущими, уж не говоря о том, что существуют ведь и другие галактики, другие вселенные! Возможно, “продвинутые” уже проникли туда, но они не соизволили сообщить о своих открытиях тем, кого, по их мнению, можно не брать в расчет. Также не исключено, что нежелание Культуры присваивать себе более высокий статус являлось следствием ее альтруистической морали, она не могла бросить на произвол космической судьбы собратьев по разуму, тогда как “продвинутые”, сделавшись во всех отношениях подобными богам, не испытывали ни малейших угрызений совести по поводу плачевной участи отставших в развитии миров: там продолжался передел сфер влияния, царила тирания, не прекращался геноцид, гибли целые цивилизации, и обо всем этом Культура узнавала лишь случайно и порой с опозданием, – например, когда на какую-нибудь планету падал астероид или в опасной близости от нее рождалась сверхновая.

Тут имелась еще одна трудность: стоило какой-нибудь цивилизации решить, что она, наконец, достигла наивысшего уровня развития, идеи добра и справедливости переставали для нее существовать. Культура в этом вопросе придерживалась строгих, почти пуританских взглядов (что, кстати, было удивительно для общества, одержимого погоней за наслаждениями), и считала такое поведение совершенно недопустимым – в таких случаях она сама выполняла функции верховного божества: открывала новые миры, поощряла или наказывала расы, которые стояли на более низких ступенях развития. Со временем она и впрямь должна была обрести статус “продвинутой”, но ее представители клялись, что случится это не раньше, чем они устанут творить добро и наказывать зло.

Тем же, кто не желал дожидаться обретения этого статуса, но бы не прочь был пожить в условиях “продвинутого” общества, предоставлялась возможность Сохранения. Метод применялся уже несколько тысячелетий и состоял в том, что человека помещали в коробку, напоминающую гроб, немногим более двух метров в длину, метр в ширину и полметра высотой: такие блоки были наиболее просты в изготовлении и удобны в использовании. Однако столь несимпатичные предметы не могли избежать дальнейших усовершенствий и доработок. Изобретение гелевого защитного костюма позволило отправлять людей в состояние продолжительного Сохранения в оболочке легкой и изящной, как привычная одежда, и несравненно более прочной, чем допотопные деревянные ящики.

“Сновидец”, который тогда еще не носил этого названия, стал первым кораблем, принявшим на себя такую задачу. Помещенные на Сохранение люди (разумеется, с их согласия) располагались здесь в виде небольших живописных картин в стиле старых мастеров. Гелевые костюмы позволяли размещать человека в любой фиксированной позе. Оставалось только добавить слой пигментации, чтобы придать работе завершенность. Чтобы увидеть в застывшей фигуре живое существо, надо было обладать острым зрением.

Когда-то ОСТ назывался “Тайный Советник” и управляли им (что было делом обычным для кораблей такого класса) не один, а сразу три Ума. Но в итоге это привело к парадоксу трехголового дракона.

Официальная версия состояла в том, что, когда один из трех Умов корабля решил, что он хочет покинуть Культуру, то два других вступили с ним в спор, после которого вынесли необычное решение оставить весь ОСТ одному отделившемуся, можно сказать, сектантствующему Уму.

В свое время слух о состоявшейся между ними перепалке, два против одного, где большинство продуло, причем со значительным счетом, стал новостью не только дня, а недели или даже сезона. Проигравшие были выдворены с корабля в таком порядке, в каком офицерам достаются спасательные шлюпки после мятежа. Вот почему, как только эта версия событий получила огласку, “Тайный Советник”, который тут же переименовал себя в “Спящего красавца”, заслужил репутацию Эксцентрика, который у одних вызывал презрение, у других – сочувствие, тогда как третьи видели в нем просто загадку. Поговаривали, что объявленное джентльменское соглашение на самом деле являлось бунтом.

Так или иначе, Культуре только и оставалось, что закрепить за “Сновидцем” другой ОСТ, поменьше, который вел негласный надзор за всеми направлениями его теперь уже свободного от службы следования.

Поменяв название и нимало не заботясь о висевшей у него на хвосте посудине, “Сновидец” предпринял следующий шаг к свободе, эвакуировав всех остававшихся на борту: дроны, иномиряне и весь персонал гуманоидов, включая их ручных зверей, были перемещены на первый попавшийся Орбитал. На борту остались только те, кто уже был на Сохранении. Корабль считал, что с ними он связан определенными обязательствами.

После того, как корабль, пользуясь своей сетью коммуникаций, объявил о происшедшем, он был волен путешествовать где угодно, набирая добровольцев, желающих влиться в ряды героев его живописных картин.

Сначала люди неохотно шли на это; корабли-эксцентрики были известны своими странностями – и порой даже опасными странностями. И все же нашлись в Культуре люди отважные и даже отчаянные, которые приняли приглашение странного корабля. После того, как несколько пионеров, помещенных на Сохранение на борту ОСТ, вернулись в свой срок в целости и сохранности, жалкий ручеек желающих превратился в настоящую реку. Сюда шли и те, кто имел легкие отклонения в психике, и настоящие сумасброды, и просто романтики. Когда репутация “Сновидца” упрочилась, он выпустил в свет несколько голограмм особенно удачных исторических полотен. После этого общественность стала склоняться к мнению, что такой вид Сохранения занимателен и поучителен для юношества, да и вообще интересно побыть на Сохранении у столь эксцентричного Корабля. Пусть способ и необычен, но об участниках будут говорить, как о соавторах величайшего шедевра. К тому же это куда престижнее, чем лежать в ящике под табличкой или порядковым номерком. Вот уж скука-то!

По мере того, как отсеки корабля наполнялись все новыми и новыми бессмертными, стало возможным создавать более масштабные панорамы сражений, иногда площадью до 16 квадратных километров. В сущности, это можно было назвать рождением нового направления в искусстве.

Аморфия завершил осмотр залитого ярким светом поля сражения, усеянного мертвецами. Как аватара он не имел своих мыслей на этот счет, но Уму, который и представлял собой “Сновидца”, нравилось заставлять свое создание исполнять эту небольшую подпрограмму, являя миру фигуру в черном посреди застывшего поля боя.

Полуодушевленная человекообразная подпрограмма взирала на громадный натюрморт из человеческих тел, испытывая нечто вроде грусти при мысли о том, что когда-нибудь его картину разберут на части, и он не сможет больше считаться хозяином этих мнимо живых существ, созданий моря и воздуха, и атмосферы газового гиганта, и – этой женщины.

Он подумал о ней, о Дейэль Гилиан. В некотором смысле она была первопричиной, толчком для всего, что позже выросло вокруг, а также – единственной персоной, которой он сам предложил убежище, когда отрекся от Культуры. Теперь ей предстояло покинуть его – вместе с несметными россыпями человеческих душ. Это противоречило данному ей обещанию, но мало ли разочарований она испытала до того в своей жизни. Мало ли было дано обещаний тем, кто лег к нему на Сохранение…

Какая-то тень мелькнула над морем. Аморфия повернулся и увидел черную птицу – Гравиес. Еще какое-то движение. Аморфия направился в ту сторону, переступая через распростертые тела. Он прошел между убедительно замершими над землей фонтанами песка в том месте, где два пушечных ядра врезались в почву одновременно – и перешагнул маленький, красный от крови ручей. Над полем сражения парили совершенно неуместные здесь дроны.