– Взять магазин? – Димка сидел, вытаращив глаза на Куза. – И что?
      – А ничего. Ты не понимаешь, что ли? Такие вещи объяснять… Тебе сколько лет?
      – Ну, лет… Какая разница? Семнадцать…
      – Семнадцать… Должен уже понимать. Что ты с этими деньгами думаешь делать? Потихоньку тратить? Ну, протратите вы их…
      – Лимон?
      – Да хоть и лимон… Мне обидно просто… – Куз встал с табурета и сунул в рот сигарету. – Ты понимаешь, что можешь начать нормально жить?
      – В каком это смысле? Я что, ненормально живу?
      – Конечно, нет. Мы все живем как в подполье каком… Поэтому и государство наше никак из говнища не вылезает… – Куз подошел к столу и налил себе в рюмку из принесенной бутылки «пятизвездочной». – Ты будешь? – Он посмотрел на Димку.
      – Ну, налейте маленько.
      – Так вот. Деньги эти, если их легализовать, могут и на вас работать, и на государство.
      – Мне на это государство плевать! – сказала Настя. – Это государству мы обязаны тем, что одна половина народа у нас ублюдки, а другая – бандиты…
      – А я из какой половины? – спросил Куз и, прищурившись, посмотрел на Настю.
      – А вы не из какой. Потому что вы не народ. И мы, – она обняла Димку за плечи, – мы тоже не народ.
      – Это как же понять?
      – А так. Что бы народ стал делать на нашем месте? Пошел бы убивать эту мразь, как мы? За родителей… Да ни фига. Сидел бы и плакал в тряпочку. Или бы в ментовку еще разик сходил. А вы – что вы за государство-то печетесь? Что оно вам дало? Кроме вашего, извините, алкоголизма? Сами же, еще когда мама жива была, говорили, как вас травили всю жизнь…
      Куз молча выпил водку и присосался к сигарете.
      – Что, не так? – спросила Настя.
      – Трудно мне тебе ответить.
      – Ну вот, вы еще про жизненный опыт чего-нибудь сейчас начните…
      – Нет, про жизненный опыт я не буду. У тебя самой жизненный опыт уже вполне приличный…
      Настя промолчала. Да уж… Чего-чего, а за последние два-три месяца жизненного опыта у нее накопилось побольше, чем у иной пенсионерки-блокадницы… наверное…
      – Вообще-то магазин – это дело хорошее, – сказал Димка. – Я так давно хотел стать бизнесменом…
      Настя прыснула:
      – Из тебя бизнесмен, как…
      – Ладно тебе! – бросил парень и, уже обращаясь к гостю, попросил:
      – Так поподробней, если можно – в чем там дело?
      Куз повторил свой рассказ о том, как ему нынче утром позвонил давний его знакомый Барракуда и сообщил паническим голосом, что бандиты у него отбирают магазин. За долги. И спасти его могут только пятьдесят кусков наличными. А вот где их взять в короткие сроки, он представления не имеет. Мол, надо ехать в Москву, там он может найти нужную сумму. Но это время, а бандиты ждать не будут… Деньги требуются сегодня.
      – Ну, насчет сегодня, это лажа, – сказал Димка. – Они приедут завтра.
      – Почему? – спросил Куз.
      – Да потому, – лениво ответил тот, кого недавно называли Кач. – Потому что я сам бандитом был. Я же рассказывал. Знаю я их. Они уверены, что магазин уже им принадлежит, так что не будут дергаться, портить себе вечер, приедут завтра днем. Это как по писаному…
      – Ну вот я и предлагаю, – продолжил Куз, – заплатить за него и взять магазин себе. Барракуда рассказал о своих проектах, которые только нужно раскрутить, и они принесут огромную прибыль. Так что все окупится многократно.
      – А если не окупится? – спросила Настя.
      – Ну, во-первых, знаешь, есть такая поговорка: «Деньги к деньгам». Если в дело моего знакомого вложить достаточно средств, то прибыль будет в любом случае. А во-вторых, деньги тебе все равно нужно легализовать, хотя бы часть. Это-то ты понимаешь?
      – Ну, с этим я согласна. Хотя ведь бандиты живут же себе без всяких легализаций!
      – Здрасьте! – протянул Димка. – А для чего они казино открывают, ты не в курсе? Чтобы бабки «отмывать» – это так называется. Берут себе не только магазины, но, я знаю, даже газеты…
      – Вот «Карусель», например, – сказал Куз, – чисто на бандитском капитале издание. И не только газеты, а и радиостанций парочка есть…
      – Да. – Димка кивнул головой. – Об этом же все знают.
      – Так вот, я продолжаю. – Куз поднял руку, прервав Димку, который хотел еще что-то добавить. – Считай, что у тебя деньги в безнале. За обналичивание, ты знаешь, сколько берут?
      – Процентов десять? – спросил Димка.
      – По-разному. Иногда меньше, иногда больше… И если что и потеряешь, так это процент за обналичку… Но мы не потеряем. Я чувствую, – сказал Куз и еще раз наполнил свою рюмку.
      – Как думаешь, Дим? – спросила Настя.
      – Я – за. Не век же нам действительно сидеть взаперти на этих бабках…
      – Я согласна, – кивнула Настя. – Когда поедем?
      – Сейчас я позвоню, договоримся.
      – Подождите, давайте сначала кое-что сразу обговорим, – сказал Димка. – Это дело непростое. Я думаю, надо будет «крышу» менять. И тут же платить взносы. За завтрашнюю охрану. Иначе возьмут у нас эти пятьдесят штук, и привет горячий. Могут и пришить. Что скорее всего. Вы это сечете?
      – Да… – Куз почесал голову. – Я как-то об этом не подумал.
      – Точно, – поддержала Димку Настя. – Это же отморозки. Это вам, Марк Аронович, не Европа какая-нибудь. Заплатили, ударили по рукам и разошлись довольные друг другом. Нет… Я уже имела дело как-то раз… – Она потянулась к бутылке и, плеснув водки в Димкину рюмку, быстро выпила. Ни Димка, ни Куз даже слова сказать не успели.
      – Какое это дело ты имела? – спросил Куз.
      Димка предостерегающе поднял руку, но Настя посмотрела прямо в глаза журналисту и сказала:
      – А вот когда я за папу хотела отомстить, пошла к бандитам. Все им рассказала. Объяснила, что заплачу за работу. А они меня просто изнасиловали, и все. Вот так-то, Марк Аронович… Так что Димка прав. Надо «крышу».
      – За такую работу нужно будет завтра минимум десятку отстегнуть, – заметил Димка.
      Настя повертела в руках пустую рюмку, поморщилась:
      – Какая гадость эта ваша водка… Ну, десятка, положим, не проблема. А вот кому ее отдавать, ты знаешь?
      – Думаю, да.
      – Не «кинут»?
      – Не думаю. Это надежная крыша, ментовская… Это же их хлеб. Если они решатся «кинуть», к ним просто обращаться перестанут: в городе об их финте все будет известно на следующий же день.
      – Так что будем решать? – спросил Куз.
      – Что решать?.. – Димка хлопнул себя по коленям. – Настя! Ты окончательно решила?
      – Да.
      – Тогда я поехал. Звоните своей Барракуде…
      – Своему.
      – Ну, своему. Говорите, что мы покупаем магазин. Деньги будут завтра утром. Пусть забивает стрелу со своими бандюгами. А я… я поеду сейчас к людям… Короче, звоните мне на пейджер, – сказал он, имея в виду тот, что купил совсем недавно, в очередной раз выйдя за подарками для Насти. – Теперь «трубы» нам с тобой, Настюха, придется покупать…
      – Не называй меня так. Меня так папа звал.
      – Извини. Все! Я поехал! – Димка, как был в спортивных штанах и курточке, отправился в прихожую, натянул кроссовки и вышел, хлопнув входной дверью.
      Куз прошелся по кухне, посматривая на Настю. Та сидела молча, уставившись в одну точку. С известных пор это стало обыкновением.
      – Ты как вообще-то, Настя? – спросил Куз.
      – А что вы имеете в виду?
      – Живешь как? О чем думаешь?
      – Господи… Да что вы все одно и то же… Сами же сейчас сказали, будем магазином этим заниматься… – ответила она довольно резко.
      – Тебе это неинтересно?
      – Знаете, Марк Аронович… Я к вам очень хорошо отношусь, но не надо со мной так вот тотошкаться… Ну, неинтересно… Мне вообще ничего не интересно… Вас это устраивает?
      – Если честно, то нет.
      – Ну, это, в конце концов, ваше дело.
      – Парень у тебя хороший, – сказал Куз. – Энергичный такой…
      – Да. Что есть, то есть. Только не надо меня спрашивать, люблю я его или нет. Мне с ним хорошо. Он мне, между прочим, жизнь спас.
      – Я знаю.
      – И вам, между прочим.
      – Да. Все так. Все правильно…
      Настя исподлобья наблюдала, как Куз снова потянулся к бутылке, налил и выпил не закусывая, только смешно сморщил нос, проглотив очередную порцию водки.
      – А вы все пьете…
      – Это не самое плохое, что люди делают в этой жизни, – ответил Куз.
      – А вы знаете, что самое плохое?
      – Боюсь, что нет, – ответил Куз. – Иногда кажется, что знаю, а на следующий день выясняется, что люди способны еще и на большие мерзости…
      Он помолчал, потом как-то неожиданно робко заговорил:
      – Настя, ты извини… Так ты со школой совсем покончила, да?
      – Марк Аронович…
      – Зови меня просто Марк.
      – Марк, ну вы сами подумайте – зачем мне эта школа? Какой смысл?
      – Не волнуйся… – Он чуть не сказал «детка», но вовремя спохватился. – Настя. Я просто спросил.
      – Да. Я в школу не пойду. А если вас интересует, как у меня с так называемыми жизненными ценностями, то они у меня есть.
      – Ну и?
      – Месть.
      – Месть? Кому?
      – Всем. Всем, из-за кого я вот так… я… из-за кого мама…
      Марк увидел, что у нее на глаза наворачиваются слезы.
      – Перестань, девочка моя, перестань… – Он обнял ее, и Настя уткнулась лицом в его пиджак.
      – Простите меня, – тихо всхлипывая, прошептала она. – Простите… Я чушь несу… Я же не такая…
      – Я знаю, знаю, милая… знаю… Держись, девочка, держись…
 

***

 
      Димка приехал вечером. Через полчаса прибыл и Барракуда, с разрешения Насти вызванный Кузом для знакомства и окончательного улаживания дела. Предстояло решить множество проблем. Ведь передача магазина из рук в руки – штука довольно непростая.
      – Так что вы предлагаете? – спросил Барракуда у Куза. Он не видел здесь больше никого, с кем можно было бы поговорить. Не с этими же детьми…
      – Мы предлагаем… – Куз посмотрел на Настю. – Мы предлагаем заплатить твои долги. И в общем-то приобрести у тебя все предприятие.
      – Это дело хорошее, – сказал Барракуда. – Только понимаешь, Марк, я же магазин мог и бандитам отдать. Они только этого и добиваются. Он мне дорог, я не хочу его терять, вот проблема-то в чем.
      – А ты его и не потеряешь, – тихо сказала Настя.
      Барракуда удивленно поднял брови. Мало того что эта девчушка голос подает, она с ним еще и на «ты»…
      – В общем, – продолжала Настя, как ни в чем не бывало, – слушай, Барракуда. Я беру твой магазин…
      – Ты?!
      – Я, я. Успокойся. Так вот. Я его беру, вкладываю деньги то есть… – она окинула взглядом Димку и Куза, – то есть мы. Ты остаешься работать со своим бухгалтером. Нам это не потянуть. Мы не знаем вашей специфики, техники всего дела, но получаем семьдесят процентов прибыли. Ты остаешься на тридцати. Устраивает такой вариант?
      – Я не понял, – Барракуда посмотрел на Куза, – кто у вас тут главный?
      – Она, – кивнул Куз в сторону Насти. – Настя у нас банкует.
      – Так-так-так… – Барракуда постучал пальцами по столу. – Дожили… Ну, ладно. Семьдесят процентов… Не жирно ли?
      – Слушай, ты сам к нам пришел. Тебе нужно дело спасать? Если нужно, вот наши условия, – сказал Димка. – Если нет – скатертью дорога.
      – Мы будем вкладывать в предприятие деньги, – сказал Куз. – Большие, налом. Черным налом, – поправился он. – Без всяких налогов. Будем закупать в нал, отдавать в нал. Ты понимаешь, какая будет крутежка?
      – Ну, это я и сам всегда делал, – сказал Барракуда. – Многие так. Иначе и не выжить.
      – Да. Многие, только не в таких масштабах. У нас есть нормальные деньги. Очень нормальные. – Куз смотрел Барракуде в глаза. – У тебя таких не было. Это вариант, дружище, я бы на твоем месте и не раздумывал.
      – Ты врубаешься, вообще, что тебе предлагают? – раздраженно спросил Димка. – Бабки живые. До черта бабок. А ты еще ломаешься, как…
      – Тихо, Дима, – оборвала его Настя. – Так что, ты не веришь, что мы люди серьезные?
      Барракуда продолжал барабанить пальцами по столу. Настя встала и вышла из кухни.
      – Ну, что решим? – спросил Димка. – Долго обсасывать будем? По-моему, все ясно.
      – Ясно-то ясно… – протянул Барракуда. – Но…
      – Что «но»? – Вернувшаяся на кухню Настя положила на стол перед Барракудой пять аккуратных пачек стодолларовых купюр. – Вот пятьдесят штук. Так что же – «но» или не «но»?
      – Ладно. – Барракуда был человеком бывалым, и пятьдесят тысяч долларов наличными не произвели на него ошарашивающего впечатления. Видел он в своей жизни и не такие деньги. Но убедиться в том, что ему не морочат голову, было приятно. – Ладно, – повторил он, не глядя на баксы. – Начнем, помолясь. А с процентами… Давайте начнем работать и решим. Как дело пойдет. Может быть, вообще найдем компромиссный вариант. Филиал какой-нибудь откроем… Если у вас действительно есть большие деньги… В любом случае это, – он притронулся к лежащим на столе зеленым, – мой долг. Как минимум. А с доходом определимся. Нет пока дохода-то никакого. Я же уже два месяца весь навар от комиссии отдаю за проценты бандитам, а новый товар не закупаю – не на что…
      – Разберемся, – сказал Димка. – Теперь вопрос номер два. Что за «крыша» у тебя?
      – А что? – Барракуда поскучнел. Разговоры о «крышах» всуе не велись. Это был закон.
      – «Крышу» надо менять. Иначе они же тебя и «обуют». Вернее, не тебя, а нас.
      Барракуда покачал головой. «Обуют»… Уже «обувают».
      – Бром и Крюгер. Знаешь таких?
      – Нет. А чьи это люди?
      – Турка.
      – Е… – Димка осекся, покосившись на Настю и закрывая рот ладонью. – Ты чего? Не мог другую «крышу» найти? Это же беспредельщики! Отморозки! Ну, ты даешь… Тут, брат, не семьдесят процентов нам надо брать, а все сто… Да-а-а…
      – А у тебя-то как? – спросила Настя у Димки. – Договорился?
      – Я-то договорился. Все в порядке. Конечно, мои менты нас возьмут под крыло и с этими уродами мы завтра разберемся, но я думаю, что проблем мы еще с ними нахлебаемся. Они так просто не отстанут…
      – Я нашел! – пробормотал Барракуда. – Я их не искал. Они сами меня нашли. Смотрел «Крестного отца»? – спросил он у Димки.
      – Ну.
      – Вот так и со мной было – сделали мне предложение, от которого я не смог отказаться…
      – Ничего, – сказал Димка, – где наша не пропадала, правда, Настя? Прорвемся?
      – Чем хуже, тем лучше, – серьезно ответила Настя.
      От этой фразы Куз вдруг поежился. Нехорошие у него предчувствия вдруг появились. Он вспомнил, с каким выражением лица Настя произнесла сегодня слово «месть»… Чем хуже, значит, тем лучше?.. Ну-ну…

      Виктор Степанович вернулся домой раньше обычного. То, что случилось сегодня, было не неприятностью, а катастрофой. Иначе он не мог назвать этот неожиданный «наезд» ментов и Турка, случившийся прямо рядом со складом. Сто метров не доехали, мать его…
      Когда погиб Калмыков, заправлявший транспортировкой товара из Голландии, прорубивший «окно» на таможне и вообще делавший всю работу, а в связи с этим и почти всю прибыль забиравший себе, Виктор Степанович подумал, наконец пришел и его звездный час. С последней партией товара уже все было на мази. Покупатель тоже был на стреме и ждал с денежками…
      Откуда прокол, какая сука настучала? Ведь он полностью изменил план встречи, вместо обычного пути повез все на «Парнас», даже деда этого несчастного пришлось замочить – зачем свидетеля оставлять в живых? Шоферюги вообще не в курсе дел были. Они свои люди. Сколько с ними уже сработано, им насрать, куда везти – куда скажет Степаныч, как они его звали, туда и поедут… Бабки хорошие получают, прописку им сделали, квартиры купили.. С их-то уголовным прошлым – кем бы они были сейчас? Их бы как «быков» заурядных уже либо замочили где-нибудь, либо подставили как нечего делать. Неужели все-таки они? Или Вовик? Нет, не может быть. Вовик тоже ничего не знал толком… Про «Парнас» только он, Степаныч, знал. Сам придумал все, и – никому ничего…
      Войдя в квартиру, первое, что увидел Виктор Степанович, – это записку жены.
      «Дорогуша, я приду поздно, пошла к Вере. Если что, звони, я там. Целую, твой батончик».
      «Батончик»! Знал бы этот батончик, что ее Витенька под таким колпаком, из-под которого не выползешь. Подорвана основа основ, на которой держалась вся фирма, – конспирация. Ухитрялись же они несколько лет не контачить ни с какими бандитскими группировками. Ни с ментами, вообще ни с кем… Сами все делали, и никто, ни одна душа не знала об их канале из Голландии…
      Теперь знают. Кто? Впрочем, это уже даже и не важно, теперь уже все равно.
      Он вошел в комнату, бросил кейс на диван и включил телевизор, убрав звук. Он давно уже делал так – не мог чувствовать себя спокойно, если в углу не горел экран. Поздно ночью, когда передачи прекращались, включал видео – что ни что – порнуху, боевик какой-нибудь. Это чуточку отвлекало, расслабляло.
      Виктор Степанович прошел в ванную, включил воду и принялся тщательно мыть руки. Тоже многолетняя привычка. А сегодня еще эта мебель долбаная. Приходилось помогать, поддерживать… Хотя и не любил Виктор Степанович физический труд, деньги, которые потенциально находились внутри этой самой мебели, оправдывали любой напряг…
      За шумом воды он не слышал очень тихого щелчка замка входной двери. Поэтому в прихожую беспрепятственно вошел высокий мужчина заурядной внешности, в сереньком плащике, в отечественных ботиночках, в очках, самых дешевых, купленных где-нибудь в метро… Войдя, неизвестный гость аккуратно прикрыл за собой дверь и, сунув руку в тонкой перчатке в карман, направился прямо к ванной.
      Когда Виктор Степанович, подняв глаза к зеркалу, увидел в нем кроме своего отражения чье-то незнакомое появившееся сзади лицо, он никак на это не отреагировал. Оно было каким-то располагающим к себе, нестрашным. Словно человек зашел случайно в открытую дверь и растерянно теперь ищет, у кого бы спросить, куда он попал…
      Виктор Степанович, так и не успев ничего понять, получил точно в середину затылка пулю, выпущенную из пистолета с глушителем. Контрольного выстрела не последовало – не было нужды. Немного постояв в пару над тем, кто был несколько минут назад исполняющим обязанности директора солидного СП, миляга киллер покачал головой, спрятал пистолет во внутренний карман плаща и исчез из квартиры так же тихо и незаметно, как и появился в ней.
 

***

 
      Ерш приехал в ночной клуб «Краб» к одиннадцати вечера.
      – Вы к кому? – спросил его на входе охранник в черном костюме.
      – Я здесь работаю, – ответил Ерш. – Тебя что, еще не предупредили?
      Парень в черном молча оглядел его с ног до головы:
      – Оружие есть?
      – А как же? – ответил Ерш. – Не видишь, что ли, я на танке приехал? – Потом помолчал, глядя на реакцию охранника, и наконец представился:
      – Я – Ерш.
      – А-а… Говорил Виктор Степанович, говорил. Проходи. – Охранник кивнул.
      – Где начальство? – спросил Ерш, сделав шаг в холл.
      – На втором этаже.
      Сторож уже потерял к гостю всякий интерес и последнюю фразу бросил через плечо, не глядя. Ершу это не понравилось.
      – Я тебя спрашиваю – где начальство?
      Парень услышал в голосе посетителя что-то такое, что заставило его вновь повернуться к Ершу лицом и очень вежливо ответить, понизив тон:
      – По лестнице на второй этаж, направо по коридору до двери с табличкой: «Служебный вход». За дверью еще один коридор, лестница, пять ступенек вниз – там дирекция.
      – То-то, – ответил Ерш и двинулся в указанном направлении.
      Поднявшись по винтовой лестнице, он прошел по коридору туда, куда ему указали, секунду помедлил перед дверью с надписью: «Дирекция». В уютном коридорчике, пол которого был застелен мягкой малиновой дорожкой, а стены выкрашены в такой же темно-малиновый цвет, кроме Ерша, никого не было. Он увидел, что в самом конце коридора есть еще одна дверь, видимо запасной выход. Ведь дирекция всегда должна иметь свой ход на улицу, иначе что это за дирекция…
      Ерш толкнул дверь, она мягко открылась, и он вошел в кабинет.
      В глаза ему бросился современный широкий письменный стол с настольной лампой. В стороне был заметен еще один стол – черный, с полочками, ящичками и компьютером, стоящем на нем. Телевизор, музыкальный центр, диван сбоку… Все это он отметил чисто автоматически, боковым зрением. А в основном его внимание занимало то, что он увидел прямо перед собой. Поперек комнаты, прямо перед письменным столом, на шерстяном ковре лежал человек в сером костюме. Одна рука его была неловко завернута за спину, глаза открыты, а ниже лица чернела сплошная яма. Так показалось с первого взгляда. Приглядевшись – Ерша трудно было испугать подобным зрелищем, – он понял, что лицо просто опалено, а пулевое отверстие не такое большое, как ему привиделось сначала. Пуля вошла в переносицу. Стреляли в упор. Ерш разбирался в такого рода вещах…
      Он обладал хорошей интуицией, и она подсказала ему дальнейшие действия. Медленно, стараясь не шуршать одеждой, Ерш сунул руку под мышку и потянул из кобуры свой ТТ. Когда пальцы сжали рукоятку, он, резко развернувшись, выбросил руку вперед.
      Интуиция не подвела его. Сзади стоял некто, целившийся в него из револьвера без глушителя. Впрочем, музыка внизу бухала так, что глушитель был без надобности.
      Ерш так и не успел толком разглядеть лицо целившегося в него человека. Он опоздал лишь на мгновение. Револьвер выплюнул пулю, которую Ерш, как ему показалось, увидел вместе с яркой короткой вспышкой, сверкнувшей в отверстии ствола. В следующую секунду Ерш упал поперек лежащего на ковре тела. Контрольный выстрел и здесь был лишним…
 

***

 
      Турка разбудил телефонный звонок. Последнее время он подсознательно старался следить за собой. Во всяком случае, пытался ложиться спать пораньше. Увы, это не всегда удавалось. Иной раз сутками не спал. Когда были запарки, он считал за благо переложить на Ерша, Монаха и еще двоих наиболее верных своих людей, так сказать, технические дела, оставляя себе общее руководство. Хотел еще покуролесить, пожить с размахом, со вкусом… Поэтому и торчали в его спальне тренажеры последних марок. Поэтому чаще стал он посещать бассейн. Спать старался подольше… Да, поспишь тут. Раздался телефонный звонок.
      Звонил Монах. По его тону было ясно, что дело действительно срочное. Ну что ж, бывает!
      Монах приехал через двадцать минут. Турок уже успел одеться, сполоснуть лицо холодной водой – даже перед людьми из ближайшего окружения он всегда хотел выглядеть свежим и готовым, если потребуется, к энергичным действиям.
      Монах, сев в кресло, принялся рассказывать в обычной своей, неспешной и даже занудной манере о том, что случилось нынче ночью с разными людьми в разных частях города.
      Убили этих разных людей из разного оружия, но все случившееся с ними так или иначе явно имело отношение к сегодняшней утренней операции. Убитых было трое: Виктор Степанович, лох, как окрестил его Турок, увидев в первый раз; арт-директор ночного клуба «Краб» Верников, который, кажется, пострадал ни за что ни про что; и наконец, Ерш.
      Ерша замочить – это надо постараться. Кто-то, видно, все рассчитал, знал, на что шел. Не дурак…
      – Что делать будем, Турок?
      – Погоди. Дай подумать.
      Монах принялся годить. Он действительно всегда был молчуном. Выложит, что знает, и сидит как пень… И то, что он сейчас взял и спросил, что делать, говорило о многом. Несмотря на внешнее спокойствие, Монах был просто вне себя…
      Турок же не спешил говорить. Что-то как бы полоснуло его. Кто-то, как чувствовалось, кинул петлю, и он, Турок, попал в самый ее центр. И петля эта сжимается. Пока не касаясь его, но сжимается. И скоро схватит, стянет по рукам и ногам, и не двинуться ему будет, не пошевелиться. И тогда – конец…
      – Знаешь, Монах, ты иди, пожалуй… Иди домой. Здесь в один присест ничего не просечь. Если бы они… – он сделал короткую паузу, не пояснив, кто такие «они», – если бы они хотели просто взять наркоту, так и взяли бы. Без шуму. А тут… шухер на весь город. Во всех газетах ведь завтра будет… Постой, – сказал Турок, увидев, что Монах встал и повернулся, чтобы уйти.
      Он поднялся, подошел к бару, встроенному в стену, достал бутылку коньяка:
      – Помянем Ерша.
      Когда Монах ушел, Турок взял телефонную трубку и набрал номер майора Пресника.
      – Алло! Майор?
      Турок звал Пресника исключительно по званию. Несмотря на то что майор был из органов уволен, он исхитрился и, дав жирную взятку куда и кому надо, получил разрешение на открытие собственного сыскного агентства.
      Опальным был майор только для непосредственного начальства. А для большинства коллег он оставался человеком, которому просто не повезло. Многих из них, коллег Пресника, можно было подловить на нарушении закона, на использовании осведомителей, шаливших откровенно криминальными делишками, на том на сем… Но попался Пресник, а не они. Однако, как бы то ни было, майор дело свое знал и теперь, будучи главой частной фирмы, вовсю использовал свои связи, приобретенные за годы работы в МВД. И многие из тех, кто способствовал его увольнению, приходили к нему и просили забыть старые обиды. Майор забывал. Или делал вид, что забывал. И сотрудничали с ним работники органов очень даже успешно. Ну и он их использовал по мере надобности.