И хоть велик и могуч народ вандальский, но не бесконечна сила его. Посему внял Лиутар словам Сегериха. Про все доподлинно выспросил. И про то, как Лантхильда, дочь Валамира, сына Гундамира, в овраг сверзилась и что из этого проистекло. И про то, как убилстайна из земли чудесным и страшным образом выпростался. И как ты, Сигисмундс, муж великий и щедрый, махта-харья со всех сторон, допрежь убилстайны в овраге появился и к себе всех зазывал, добро суля. И в то вник Лиутар, сын Эрзариха, что края твои добром изобильны, людом же населены простоватым. И случилось так, что склонился Лиутар к уговорам Сегериха и решил приглашению твоему внять. С дружиною и со всеми родами вандальскими…
      “Махта-харья” похолодел. Вика прыснула. Сигизмунд страшно озлился на нее, но смолчал.
      — Так было решено промеж Сегерихом и Лиутаром, о чем и старейшинам доложить было велено: ежели ты, Сигисмундс, еще раз явишь себя, принять тебя с почестями, одарить и приглашению твоему последовать. И еще говорил Лиутар, что осенью поедет он по селам кормиться — тогда и привезет дары тебе.
      Тут Вамба заметно пригорюнился.
      …С Лиутаром-вождем так вышло. Сам он на убилстайну смотреть не поехал, недосуг было. Дружинников послал, а с ними одного своего десятника. Этот десятник… — Тут Вамба омрачился. Даже замолчал на время, собираясь с силами.
      — Что? — с упавшим сердцем спросил Вику Сигизмунд. — Десятника еще ждать?
      Вика переговорила с Вамбой. Перевела не без ехидства:
      — Десятник тот — ох какой бедоносец. По правде сказать, жуткий он человек. Да и то вопрос, человек ли… Сам, говорит, из рекилингов-волков, отцом был в священной ярости зачат, матерью в священной ярости извергнут.
      — Что значит — “человек ли”? — изумился Сигизмунд. — Оборотень, что ли?
      — Может, кое-кто шутки ради такой облик принял…
      — Кто?
      Вамба многозначительно прикрыл один глаз ладонью. Вторым свирепо глянул на Сигизмунда. Вот, мол, кто!
      — Вотан, — пояснила Вика. — Одноглазый бог. Отец богов.
      — Вотан? Он что, тоже сюда намылился?
      — Я думаю, Вотана не существует, — твердо сказала Вика.
      Вамба услышал имя “Вотан” и испугался. Зашипел, головой затряс. Мол, зря не поминай, девка, кого не след!
      Но про десятника рассказал.
      …Этот десятник собой таков: один глаз у него выбит, бьется двумя мечами сразу, а щитом пренебрегает, кольчугой же — нет. Хищен, как волчище матерый. И удача у него своеобычная: все в бою полягут — он непременно живым выйдет. Израненным — это обязательно — но живым. Свое племя, рекилинги, давно уже его изгнали за неудачливость да свирепость. А Лиутару он чем-то глянулся.
      — А что его к Лиутару-то, блин, понесло? — осведомился Сигизмунд. Он с удивлением обнаружил, что постепенно вник в длинную, мутную историю, рассказываемую Вамбой. Даже дикие, несусветные имена запоминать начал.
      — Как оно вышло? — неспешно заговорил Вамба. Вика, переводя, прикрыла глаза и эпически покачивалась на табуретке. — Ушел этот бедоносец-то одноглазый от своего народа, от рекилингов, в одно село вандальское. Не в наше село, в другое. Наше село от бурга далеко стоит, а то село к бургу близко. Живет там человек по имени Велемуд. Этот Велемуд нам родня. Он нам такая родня, что если все дети и братья Велемуда умрут, а самого Велемуда убьют, то виру за Велемуда платить будут нашему отцу Валамиру. Такая вот родня.
      Сигизмунду начало казаться, что ему пересказывают один из бесконечных мексиканских сериалов с непременным перечислением свадеб, рождений, родственных связей и похорон.
      Он сделал последнюю отчаянную попытку разобраться.
      — А этот одноглазый тебе кто?
      — Вот я и говорю, — продолжал Вамба как ни в чем не бывало, — Жена Велемуда, — она одноглазому племянницей приходится. Понял теперь? И вот этот одноглазый вошел в доверие у Лиутара, и дал ему Лиутар большой десяток воинов.
      — Что за большой десяток? — спросил Сигизмунд у Вики.
      — Ну, это десять человек, только больше.
      — Больше чего?
      — Больше десяти. Большой же десяток.
      — Может, дюжина?
      — Ты знаешь, такая дюжина и пятнадцать человек может насчитывать…
      — Господи, ужас какой! Как же они в числах разбираются? — простонал Сигизмунд, представив себе Вамбу в супермаркете у кассы.
      — Не беспокойся, — сказала Вика сухо, — они хоть и варвары, но своего не упускают.
      — Бог ты мой! — возопил Сигизмунд.
      — Вот и я о том, — подхватил Вамба, поняв эту реплику по-своему. — Опечалились все вандалы, когда Лиутар одноглазого приветил. Ибо опасались, как бы не принес бедоносец новой беды.
      Сигизмунд сидел, подперев щеку рукой и глядя в одну точку. Терпеливо ждал окончания пространного повествования Вамбы.
      — И вот этого-то одноглазого, — с удовольствием вещал Вамба, — и отрядил Лиутар убилстайну смотреть. С ним еще трое из бурга отправились. Не пристало воину долго распространяться о таких делах и болтать языком, точно женщина у колодца, и потому не стану я подробно рассказывать, кем были те трое воинов, что вместе с одноглазым убилстайну смотрели. Ни о родстве их не расскажу, ни о подвигах их не поведаю. Однако пускай поверит мне Сигисмундс, что были то знатные и испытанные воины, умом не обделенные.
      — Слушай, Виктория, как ты все это переводишь? — спросил Сигизмунд.
      — Сама дивлюсь! — ответила Вика. — Впрочем, после исландских саг… Схема-то обкатанная. Может, он что-то другое говорит, но в том же стиле. Я ведь понимаю с пятого на десятое. А тебе-то, Морж, какая разница? Основная-то информация, она же стимул к действию, вон, перед тобой сидит. Родичи к тебе нагрянули из дальнего далека, из пятого века. Так что внимай повествованию да помалкивай в тряпочку.
      — А спроси его, Вика, насчет Лиутара. Может, Лиутар тоже наш родич? — язвительно осведомился Сигизмунд.
      — Ты бы, Морж, с этим не шутил. У германцев родство до седьмой степени считается.
      — Что значит — “до седьмой”?
      — А то, что семиюродные братья тебе как родные. Понял? Так что крепись, Моржик. Привечать обязан всех. Лиутар-то, похоже, тут у тебя опорную базу для вторжения организовать вознамерился.
      — Иди ты! — сказал Сигизмунд. — Не пущу!
      Вика нехорошо хихикнула.
      Вамба же солидно вел историю дальше:
      — И вот приезжает одноглазый с теми тремя воинами и спускается в овраг. А Сегерих с ними. Все рассказывает, все свои думы перед одноглазым обнажает. Поглядел одноглазый на убилстайну, поглядел, плюнул, Сегериха дураком обругал да и прочь поехал. И трое воинов, что с одноглазым были, тоже плюнули. Даже к Валамиру не зашел одноглазый. Обиделись и Сегерих, и Валамир, да только одноглазому это безразлично. На одноглазого многие обижались и все без толку.
      — Что, и всё?
      — Да. Оно и к лучшему, что бедоносец уехал, — сказал Вамба.
      Сигизмунд поразмыслил немного. Стало быть, зонд не вызывал особых эмоций у тех, кто видел его впервые. Просчитались создатели!
      — Что, этот убилстайна — действительно простой булыжник? — спросил Сигизмунд.
      Вамба ответил заковыристо:
      — Воистину, весельем исполнено сердце твое, Сигисмундс! Ну какой же он простой? Он — особенный! Черный, как уголь, большой — как два Вавилы, выступ на нем имеется. Если сбоку посмотреть — вроде морды медвежьей. Оскаленной. — Вамба для наглядности повернулся в профиль и оскалился. — Две впадины на нем — будто глядит убилстайна. И еще один выступ — если приглядеться, то вроде бы уд детородный. Особенный камень. Нигде в округе о таком не слыхивали.
      Сигизмунд слушал, поглядывая то на обстоятельного Вамбу, то на насмешливо-серьезную Вику, и думал: “Господи, какая чушь! Убилстайна какой-то… Одноглазый… Родство седьмой степени, придурковатый вождь, Сегерих, выступ как уд детородный… И с этой публикой придется теперь как-то ладить, жизнь какую-то настраивать. А как с ними ладить, когда они мхом поросли от дикости? Надо же, глупостей нагородили сколько!”
      …После отъезда одноглазого Сегерих несколько дней ходил как оплеванный. Все село над ним смеялось. Кроме Валамира. Отец Вамбы Сегериху верил.
      А через несколько дней вдруг случилось новое диво. Приходит Сегерих к оврагу — глядь, а перед убилстайной железный сундук лежит. (Мусорный бак, то есть. Прибыл на место назначения.) Сегерих все село созвал, показал с гордостью.
      Хорошо, Лиутар поблизости оказался. На охоте был и в соседнем селе гостевал. Зазвали и вождя на диковину поглазеть. А заодно и одноглазого посрамить. Да и разобраться во всех этих чудесах не мешало бы.
      Лиутар прибыл скоро, дар богов осмотрел охотно — а тут еще одно чудо свершилось. Расточился железный сундук на глазах у всего честного люда.
      Увидел Лиутар железный сундук, увидел убилстайну, увидел он и Лантхильду брюхатую. Гневался вождь на одноглазого — за явленное скудоумие и маловерие. Укрепился вождь в мысли дружбу с божеством Сигисмундсом свести, видя в том для себя и народа своего и пользу немалую, и почет великий. Повторил то, что прежде Сегериху говорил: ежели сам Сигисмундс явиться изволит — с почестями превеликими в бург его вести. И долго с Лантхильдой беседовал Лиутар. Выспрашивал. Затем Лиутар отбыл.
      После этого Сегерих еще больше в вере своей укрепился.
      И вот однажды земля опять затряслась. А Лантхильда все рвалась в овраг, только не пускали ее, ибо аттила не велел. Она говорила: “Это Сигисмундс меня зовет, так зовет, аж земля содрогается”. Сегерих же пошел в овраг.
      — Ну, и куда он делся, этот Сегерих? — скучно осведомился Сигизмунд. Его уже изрядно утомила эта бесконечная повесть.
      — Сгинул! — поведал Вамба. — Не видели его с тех самых пор.
      — Спроси, Виктория, почему они не стали бояться оврага? Ну, после того, как этот Сегерих сгинул… Что их в овраг-то всех понесло? Медом там намазано, что ли?
      Вика переговорила с Вамбой и сообщила:
      — По понятиям аттилы Валамира, Сегерих — самый правильный человек во всем селе. Уж коли Сегерих что считает, значит, мол, так оно и есть. Сегерих зря не скажет и не сделает. Вот почему Вамба без опаски пошел в овраг, когда земля затряслась.
      — А Вавила-то откуда взялся?
      О, с Вавилой глупо вышло. Да и когда с Вавилой по-умному выходило? Вот земля в очередной раз задрожала, и решено было в хузе у Валамира, что негоже столь настойчивым зовом Сигисмундса, родича их нового, долее пренебрегать. Отправился он, Вамба, к оврагу, к убилстайне. А когда подходил уже, то заметил, как несется, сломя голову, Вавила. Благами решил попользоваться, к роду валамирову примкнуть и через то проникнуть в милость к Сигисмундсу. Следом за Вавилой раб его бежал и мешок на шее нес. Дары, видать, какие-то. Вавила так спешил, что даже Вамбу обогнал. А раб его споткнулся и растянулся на тропинке. И мешок уронил.
      Совсем уже в овраг спустились, к убилстайне приблизились — и тут видит Вамба, как Лантхильда поспешает. Вырвалась! Сама торопится и козу за собой на веревке тащит. А коза упирается…
      — Вот скажи, Сигисмундс, мне — родичу своему, — в упор спросил Вамба, — звал ли ты сюда Вавилу? Я Вавиле ничего не стану передавать из нашего разговора. Это между нами, между родичами, останется. Истинно ли хотел ты Вавилу у себя в гостях видеть?
      Сигизмунд не ответил. По правде сказать, сейчас он сомневался в том, что хотел видеть у себя дома даже Лантхильду.
 

* * *

 
      Вамба замолчал. Из-за стены доносился голос Вавилы. Вел нескончаемый монолог — видимо, излагал рабу, за неимением других слушателей, свою версию истории.
      Вика выжидающе смотрела на Сигизмунда. Он сказал:
      — Похоже, Анахрон и впрямь агонизирует. Железный монстр заплутал во времени. У нас: сперва исчезает бак, потом появляется Лантхильда, потом она исчезает. Потом меня проецирует в ихний овраг, едва не убив при этом… У них: сперва исчезает Лантхильда, затем она возвращается — заметь, через несколько дней, а не месяцев; потом появляюсь, так сказать, “я”, следом — мусорный бак…
      — Ты хоть понимаешь, теоретик, к чему тебе Вамба все это тут рассказывал? — неприязненно осведомилась Вика.
      Сигизмунд тупо посмотрел на нее.
      — К чему?
      — Домой хочет. Спрашивает, как это устроить. Они с Вавилой думают с товаром в село вернуться. Организуй товарищам, раз просят. Можешь меня с ними направить, кстати…
      Сигизмунд, в принципе, ожидал чего-то неприятного. И все-таки ему стало хуже, чем он даже предполагал.
      — Так. Клятвами верности, говоришь, с ихним Лиутаром обменяться?.. Вот что. Пойди-ка позови Вавилу. И раба. Его также касается.
      Вавила вошел в гостиную один. Был высокомерен и замкнут.
      — Дидиса тоже! — рявкнул Сигизмунд.
      Вавила пожал плечом. Свистнул, не оборачиваясь. Дидис бочком вошел, уселся на корточках у двери. Тревожно поглядывал то на Сигизмунда, то на Вавилу. Чуял, что дело хреново.
      Сигизмунд прошелся взад-вперед, помолчал и наконец выговорил — будто в воду прыгая:
      — Значит так, мужики. Не знаю, есть ли вам отсюда ход домой. Не могу я Анахроном управлять. Этим чудищем никто управлять не может — все перемерли…
 

* * *

 
 
От этих каменных систем
в распухших головах
теоретических пророков,
напечатанных богов, —
от всей
сверкающей,
звенящей,
пылающей хуйни —
— домооооооой!
аааааааааа!.. [ ]
 
      — Анастасия, хорош выть! Достала, — сипло сказала Вика.
      Всемером они потерянно сидели в гостиной, остывая после недавней бурной сцены в духе Ф.М.Достоевского.
      Обхватив живот руками, раскачиваясь взад-вперед и глядя в одну точку опухшими глазами, Аська немелодично завывала страшненькую янкину песню. Вика расхаживала взад-вперед. Тоже зареванная.
      Вавила потерянно следил за ней глазами. Сигизмунд потирал скулу.
      Аспид с фотографии взирал с холодной кривой усмешкой.
      Да. Услышав последнюю реплику Сигизмунда, Вика каменно замолчала. Несколько раз сглатывала.
      — Чего молчишь? Переведи им! — сказала Аська.
      Не глядя ни на кого, Вика заговорила. Вандалы не понимали. Вика что-то им яростно втолковывала. То и дело мелькало слово “Анахрон”. Один раз проскочило “Тро-оцкис”. Вавила недоверчиво переводил взгляд с Аськи на Вику и обратно. Вамба угрюмо уставился в пол. Скалкс хмурил брови, покусывал губу.
      Наконец Вика зло посмотрела на Сигизмунда. Процедила:
      — Я объяснила им, что все мы — пленники злого бога по имени Анахрон. Иначе бы они не поняли.
      Вамба спросил о чем-то. Вика ответила ему и показала на фотографию Аспида. Вамба глянул на фотографию, встал и резко вышел.
      Вавила посидел молча, шевеля губами, и вдруг с ревом бросился на Сигизмунда. Опрокинул Аську. Полез драться.
      Все, чему обучали когда-то в тренажерном зале Сигизмунда, в данной нетабельной ситуации показало себя полной ерундой. Здоровенный вандал попросту опрокинул С.Б.Моржа и дал ему в рыло. Лантхильда с боевым кличем вцепилась Вавиле в волосы. Вика отчаянно завизжала. Вопли покрыл голос Аськи:
      — Всем, блядь, лежать! Руки за голову!
      Сигизмунд и насевший на него Вавила осторожно повернулись. Схватив с пианино меч, Аська стояла, широко расставив ноги, упирая рукоять меча в бедро, а левой рукой держа за середину ножен. Переводила “ствол” с Сигизмунда на Вавилу и обратно. Робокопу с М-16 подражала.
      Вавила пошевелился. Аська тряхнула мечом и проорала:
      — Ни с места! Лагьянд, падлы! Лежать!
      — Аська, не дури! — крикнул Сигизмунд, полупридавленный Вавилой и наседающей на Вавилу Лантхильдой.
      Вавила оторвал от себя Лантхильду, метнулся к Аське. Та визгнула и отпрыгнула, но наскочила на пианино. Вавила легко отобрал у нее меч и ткнул Аську в грудь кулаком — больше для порядка. Аська закашлялась. Вавила что-то назидательно сказал и положил меч обратно на пианино.
      Скалкс из угла вдруг подал голос:
      — Ми тепер вся дорога драца.
      Вика разрыдалась. Сигизмунд даже испугался — не задохнулась бы. Потом сквозь рыдания понесся словесный поток:
      — Я же не верила!.. Я думала, ты… Я думала, ты можешь! В самом деле можешь — туда… К ним!.. Посмотреть, одним глазком!.. Темные Века, понимаешь?.. Все, все увидеть самой, понимаешь? Я поэтому… Поэтому и не уехала… Думала, ты можешь!.. Ты сделаешь!.. Что тебе стоило?.. Думала… Ой. Я ве-едь им да-аже объясни-ить не могла-а… у них концепции вре-емени не-ет… У них время цикли-ическое… сезо-онное… по урожаям считают…
      — Видишь, скотина злобная, до чего девушку довел? — сказала Аська Вавиле.
      Вавила слегка пожал плечами.
      Вика продолжала убиваться, точно деревенская баба по покойнику:
      — У-них-про-стра-анстве-енное-мышле-е-ение-е… А вре-емя цикли-и… Как они попадут теперь домо-ой?..
      — А никак, — сказал Сигизмунд зло. — Будут здесь жить. Вкушать блага цивилизации. Стекло-бетон, телики-видики, мудаки-шмудаки.
      Вика вдруг разом осушила все свои слезы.
      — Ты, Морж, что — по уши деревянный?
      — Да нет, — сказал Сигизмунд, дивясь собственному спокойствию. “Глаз тайфуна”, да и только! — Просто я уже давно с этим дерьмом живу. Привык.
      Вика замолчала. Сидела несчастная, с покрасневшим носом.
      В углу зашевелился скалкс. Неторопливо подошел к Вике, погладил ее по плечу. Затем, не спеша и с достоинством, встал на голову. Подергал в воздухе ногами, поглядывая на Вику снизу вверх. Завалился набок. Сел на полу, улыбнулся. Еще раз погладил Вику по плечу.
      Вавила бросил что-то насмешливое. Скалкс, судя по тону, в ответ надерзил. Вавила стерпел.
      Понимая, что фракиец желает ее утешить, Вика слабо улыбнулась.
 

* * *

 
      И вот Аська раскачивается на стуле и завывает на все лады “домоооой!”, а все прочие маются и не знают, как жить дальше.
      Впрочем нет, не все.
      Похоже, скалкс как-то исключительно быстро свыкся с новым положением. Изворотливый ум, точно горная речка весной, помчался по новым руслам, изыскивая наилучших проходов к полноводным равнинным водоемам. Не впервой, видать, Дидису-из-хорошего-рода изыскивать способ существования в новом для него месте.
      Во всяком случае, раб не выглядел сильно опечаленным.
      Угнетенным и расстроенным выглядел его хозяин. Вавила совсем раскис. Бравость утратил напрочь, даже воинственно торчащие рыжеватые волосы уныло обвисли.
      Вика цивильно сморкалась в кружевной платочек и тихонько щелкала косметичкой — пыталась подкрасить распухшие губы. Аська таращила глаза, силясь понять: хорошо или плохо быть в пленниках у злого бога Анахрона. Конечно, не хило бы сгонять на реку Быстротечную, там можно было бы такого кайфа словить — да и раки там, должно быть, водятся… Но нет так нет, можно ведь и на Вуоксу всей компанией податься — тоже неплохо.
      Вамба хмуро посмотрел на Сигизмунда и заговорил, резко обрубая фразы.
      — Я убить тебя хотел. Ты обманул нас. Завлек в западню. Потому я и ушел. Не хотел быть рядом, пока желание убить не избыл. Нежданный родич — тоже родич. Для Лантхильды ты хороший муж. И добра у тебя много.
      Вика переводила суровые речи вандальского воина Вамбы, пудря нос и всхлипывая. От себя добавила:
      — Если они тут и вправду навсегда, то имей в виду, Морж: для твоих детей Вамба — самый близкий родственник. По их законам.
      — Почему? — растерялся Сигизмунд.
      — Пережитки матриархата. Дядя со стороны матери ближе отца, понял? Это по германскому праву.
      — А для Ярополка? Тоже Вамба — самый близкий родственник?
      — При чем тут Ярополк? У твоей Натальи есть брат?
      — Она не моя… и брата у нее нет. У нее жених есть. Евгений.
      — Да ладно, мне-то что, сами разбирайтесь, — еще раз обиделась Вика. Убрала косметичку. Вздохнула.
      — Пойду-ка я водки куплю да с ближайшим родственником моих детей потолкую, — сказал Сигизмунд. Порылся по всем карманам. Денег не обнаружил. Сказал бесстыдно: — Виктория, дай на водку, а то у меня кончились.
      Вика снова щелкнула косметичкой. Протянула полтинник.
      — Держи. Только дерьмовую не покупай.
      — Да, Вика, и помоги мне с переводом.
      — Знаешь что, Морж? — сказала Вика, пристально глядя на стоящего перед ней Сигизмунда снизу вверх широко раскрытыми глазами. — С завтрашнего дня — интенсивный курс русского языка для вандалов. Задергал ты меня своим “переведи, переведи”. Я бы на твоем месте давно уже по-вандальски шпарила!
      — А ты и шпаришь. На своем месте.
      — Иди уж, — сказала Вика устало. И зевнула. — И закуси возьми. Не могу же я просто так голую водку жрать…
      — Курева не забудь! — всполошилась Аська.
      — Может, сразу весь супермаркет на полтинник скупить? — осведомился Сигизмунд.
 

* * *

 
      Разговор с Вамбой получился на удивление теплый и сердечный. Сигизмунд даже не ожидал. Разговаривали Сигизмунд и Вамба через Вику; остальные присутствовали, но молчали. Аське было отдельно растолковано, что вклиниваться неприлично. По германскому праву.
      Аська погрузилась в какие-то свои аськины думы. Лантхильда притащила с собой рукоделие, прилаживала треугольнички и квадратики. Знала: мужчины и без нее все обрешат. В лучшем виде. Безутешный Вавила безмолвно жрал водку, когда наливали. Заботливый скалкс отдавал скорбящему хозяину свои стопки.
      Беседа Сигизмунда с Вамбой свелась к следующему. Жить нам теперь, братцы, одной семьей, так что надо как-то притираться. Выживать. И быть готовыми ко всему. Вдруг Анахронище еще как-нибудь харкнет? Это тоже надо учесть. И не бояться. Как там Федор Никифорович покойный говорил? Страшиться — да, но — не бояться.
      Вамба с таким решением в принципе соглашался. Уточнил: женой или наложницей берет Сигисмундс Лантхильду. Чтобы с имуществом определиться. Сигисмундс ответил, что женой.
      Вамба сказал, что коли они с Вавилой здесь не в гостях, то надобно установить, какую долю работы и какую долю имущества выделит им Сигисмундс. Ибо совместным трудом можно любое имущество изрядно приумножить. С точки зрения Вамбы, Сигизмунду повезло заполучить в хозяйство трех крепких работников. Да и воины они с Вавилой не из последних.
      — Может, не все так уж и плохо обернулось, — заключил Вамба. — Завтра пойдем, покажешь нам твои поля и покосы, Сигисмундс.
 

* * *

 
      Спал Сигизмунд тревожно. Со сновидениями. Виделось ему, как серым промозглым утром в город Петербург бесконечным потоком входят варвары. Они появились вдруг и стали повсюду входить. Силовые структуры были парализованы. Даже не высовывались.
      Стоял Сигизмунд на углу Владимирского и Невского, у “Сайгона”. Работал “Сайгон”. Сигизмунд подпирал стену среди нечесаного вялого хипья. И пялился. А варвары шли, ехали. Скрипели громадные арбы, кое-где уже полыхали пожары — отчетливо тянуло гарью. А варвары все шли и шли.
      Ехал мимо Лиутар — вождь. Весь страшный, в звериных шкурах. В плечах косая сажень, бородища лопатой, глаза белые. Хищные. Увидел хипье, стену подпирающее, заржал, с седла наклонился, ногами в лохматых стременах качнув. Стал куски сырого мяса в раззявленные хиповские рты совать. Как птенцов кормил.
      Потом вдруг оказался Сигизмунд дома. Телевизор был включен. Перед нацией выступал Президент. Это был Лиутар. Втулял сперва готской мовой, потом фракийской, затем и вовсе запел, выкатив бешеные белые глаза.
      В какой-то момент Сигизмунд понял, что это сон ему снится, но даже и осознав, проснуться никак не мог. Повсюду преследовали его вандалы. А заправлял безобразием Аспид — в долгополой шинели, метя снег, открывая двери подъездов ударом сапога, в каракулевой шапке, съехавшей на ухо. На погонах — непонятные зигзаги. Аспид ругался по-польски. Лиутар уважал Аспида. На бедре у Аспида висела длиннющая кавалерийская шашка.
      Сигизмунд кричал Лиутару сквозь тяжелые метельные хлопья:
      — Это не Аспид! Это партайгеноссе Шутце, старый пердун! Остановите Анахрон!
      Но никто не останавливал Анахрон. Аспиду повели коня. Поручик Стрыйковский ловко вскочил в седло, расправил длинную шинель, поехал по Невскому, сопровождаемый дикой ордой. Разбили витрины. Выбросили на асфальт и снесли голову золоченому манекену из “Пассажа”. Разграбили “Север”, обкидали тортами друг друга и окна близлежащих домов. Потом лизали стекла и морды друг друга.
      Нет, никто не останавливал Анахрон.
      И знал Сигизмунд, нет, видел, как посреди заснеженного поля, далеко в Тамбовской губернии, из оврага все лезли и лезли варвары.
 

* * *

 
      Под впечатлением этого сна Сигизмунд проходил весь следующий день. Уже к вечеру посетила безотрадная мысль: наладить бы, в самом деле, эту адскую машинку да махнуть в родимые восьмидесятые годы на часок-другой! Попить кофейку в “Сайгоне”, потусоваться. Отдохнуть.
      И тотчас же в уши с нехорошей готовностью ломанул надсадный янкин вой:
      — ДОМОООООЙ!..

Глава четырнадцатая