.. Дурочка исключительно глупо хихикнула. А потом с очень противной интонацией прогнусавила: - Махта-харья Сигисмундс... - Сама ты Мата Хари, - сказал Сигизмунд. - Деревня... Мата Хари-то бабой была. И не тебе, дуре, чета. И пошел в коридор. Девку поманил, чтобы следом шла. Они подкрались ко входной двери. Кобель крутился под ногами - намекал, что гулять пора. Сигизмунд со свирепым лицом на дверь показал и снова по горлу себя чиркнул. Мол, враг - он и отсюда проникнуть может. Девка кивнула. Поняла и это. Еще Сигизмунд воспретил ей в свою комнату ходить. Подвел к двери и кулаком погрозил. По горлу чиркать не стал, чтоб не пугать лишний раз бедную дуру. И без того зашуганная. Вняв уроку, юродивая обнадеживающе покивала и отправилась к себе на тахту. Уселась, поджав ноги. Вслед за нею туда же шмыгнул кобель. Вспрыгнул на тахту и пристроился там спать. Любит, чтоб поближе к человеку. Сигизмунд остался в коридоре, задумчиво созерцая жирное пятно на стене. Слышно было, как девка кобелю что-то втолковывала. Долго и скучно втолковывала, на разные голоса одно и то же повторяла. Сигизмунд поначалу прислушивался, потом плюнул. Очень уж монотонно девка талдычила. Куцые девкины мысли неспешно ползали по кругу. Ага! Вот что надо сделать. Телефон на автоответчик поставить. И звук убрать, а то еще полоумная перепугается, от страха в окно выбросится. Автоответчик у Сигизмунда был что надо. Должно быть, еще Кеннеди с Хрущевым помнил. Сигизмунду он достался от приятеля, который уехал в Америку "с концами". В обычное время автоответчик, размером с добрый магнитофон, пылился в коридоре, в стенном шкафу, среди прочей технической рухляди. Было в нем что-то устрашающе-ущербное, что не давало Сигизмунду подключить его и оставить в комнате. С другой стороны, наличие в доме какого-никакого автоответчика не позволяло рачительному генеральному директору фирмы "Морена" приобрести новый. Так вот и жил в диалектических противоречиях. По Гегелю. Взял деньги из ящика стола. Зашел в "девкину" комнату. Девка заливалась слезами. Кобель заботливо вылизывал ее лицо. Сигизмунд поднял куртку, что прежде дал девке, когда гнать ее хотел. Вытащил из кармана деньги. Приобщил к той сумме, что уже взял. Куртку бросил обратно. Разжился листом бумаги, карандашом и снова вернулся к юродивой. Сесть ее понудил, подсунул лист ей под ногу и, брезгливо морщась, обвел. Девка оцепенела от ужаса. Залопотала что-то. Лист с обведенным следом отобрать пыталась - Сигизмунд не отдал. Заревела пуще прежнего. Кобель снова на тахту полез, хвостом замахал. Выходя из комнаты, Сигизмунд на мгновение поймал девкин взгляд. Страх в этом взгляде был. И вроде бы ненависть тоже. Сигизмунд одернул себя. Нашел, о чем думать! Психи - они все такие. Только что они тебя любили, умереть за тебя были готовы, а проходит миг - и они тебя уже ненавидят. На Пряжку ее сдать, что ли... Но и на Пряжку сдавать девку уже не хотелось. Раньше сдавать надо было. Сейчас Сигизмунд уже в нее вложился. Заботу свою на нее потратил. Сигизмунд оделся, тщательно запер дверь и вышел. * * * На улице он с облегчением вдохнул свежего воздуха. Хорошо-то как вдали от девки! Правду говорят, с безумными и сам психом постепенно становишься. Пошел посмотреть на свои объявления. "НАЙДЕНА БЕЛАЯ СУКА". Одно уже сорвали, поверх второго налепили призыв устраиваться на работу в компанию "Гербалайф". Гербалайфное объявление успели осквернить надписью "Я ЛЮБЛЮ СЛАДКИХ ЛОХОВ". Сигизмунд вдруг с особенной острой и тоскливой ясностью понял: это о нем. Это он, С.Б.Морж, - сладкий лох. Плюнул. Первым делом отправился по аптекам. Вошебойку искать. Вшей сигизмундова фирма не травила. Вот если бы у девки в голове тараканы жили... Впрочем, они-то в ней как раз и жили. Но этих тараканов сам Зигмунд Фрейд травить отказывался. Сперва Сигизмунд посетил жутко навороченный DRUG STORE в самом начале Невского. Среди сверкающей белизны во множестве были разложены различные тампаксы и заграничные пилюли, снимающие симптомы, но не лечащие никаких заболеваний. Цены пилюлям, натурально, были заряжены ядерные. В углу аптекарша в аккуратном зеленом халатике интимно ворковала с какой-то бабой в норковой шубке. Сигизмунд громко спросил, вторгаясь в их беседу: - От вшей есть чего? Аптекарша повернулась в сторону Сигизмунда. Баба в мехах скучно навалилась на прилавок, отставив задницу. - Простите? - процедила аптекарша. - От вшей, говорю, есть? - повторил Сигизмунд еще громче. И почесал затылок. - Нет, - холодно сказала аптекарша. И вернулась к беседе с бабой. - А почему? - спросил Сигизмунд. - Не завезли, - не поворачиваясь, процедила аптекарша. - А чем вы, бля, тут думаете? - осведомился Сигизмунд. Ему не ответили. Этот вопрос, собственно, и не требовал ответа. Сигизмунд вышел. Дверь за его спиной громко хлопнула - ага! пожлобились, не поставили беззвучную пружину! Настроение немного поднялось. Проходя мимо витрины, он видел, что баба в мехах косится на него сквозь стекло. И почесался еще раз - под мышкой. В аптеке на Желябова ему предложили шампунь. Сигизмунд отказался. Такой фитюлькой можно разве что у кошки блошку извести. Да и то не у всякой, а у короткошерстной. Девкину же гриву только керосин, пожалуй, и возьмет. Да где его, родимого, найти! В хозтовары пойти, что ли? В аптеке возле Аничкова моста тоже ничего путного не оказалось. Там в основном от кашля лечили. Каким-то немецким доктором. "HERR DOCTOR, ICH BRAUCHE..." А вот страждущая киска на рекламе была ничего. И что это ей, интересно, киске, такого от герр-доктора понадобилось? Сигизмунд перешел Невский и двинулся по направлению к площади Восстания. Имелась там еще одна аптека, довольно дельная. Перешел Владимирский... И остановился. "Сайгон". Бывший "Сайгон", конечно. А было время. Стояли хайрастые, обвешанные феньками, одетые в тряпье с чужого плеча. И пахло от них погано... "Обдолбанный Вася с обдолбанной Машей стоят у "Сайгона", на кубик шабашат..." Сигизмунд, надо отдать ему должное, в феньках и с хайром тут стену не подпирал. О "кубиках" и говорить не приходится - не употреблял. Но со многими здоровался и многих знал. Вспомнился вдруг Витя-колесо. Витю знали все. Сколько полтинников ему Сигизмунд напередавал - не счесть. Полтинник! ПЯТЬДЕСЯТ КОПЕЕК! Смеху подобно! В последний раз Витю Сигизмунд видел в трамвае. Было это году в девяностом. Скучен был. Несчастен. Сигизмунд воспринимал закрытие "Сайгона" как некий знак. Знак, что закончилась юность. И не он один так думал. Многие так считали. И остепенились. И занялись делом. И он, Сигизмунд, тоже остепенился и занялся делом. Тараканов, блин, теперь морит. В каком же году его закрыли? В восемьдесят седьмом. Точно, в восемьдесят седьмом. Вся жизнь с тех пор как будто прошла. Паскуднее всего было в первый год, когда вместо "Сайгона" открыли "унитазник". Этого плевка в морду сайгоновские не простят никогда. Из-за сверкающих витрин, в мертвенном свете "дневных" ламп, тупо и слепо таращились скудно рассеянные по торговому залу предметы, предназначенные для сранья, ссанья, блева и сливания помоев. Раковины, унитазы. Вся это ссотно-блевотная роскошь сверкала антрацитовой чернотой, белизной, голубизной, розовизной. Сигизмунду в те годы остро и бунтарски хотелось метнуть в витрину камнем. Он знал, что многие из его поколения хотели того же. И признавались при встречах. Даже как будто хвалились. А заходить в эту лавку считалось западло. В нее только новые русские заходили, родства не знающие. И граждане дружественного и вражественного Кавказа. Те родство ведали, да только другое, не наше. А на "Сайгон" им насрать было... Теперь бывший "Сайгон" окружал глухой забор с "кислотной" живописью - обломки предвыборной кампании Президента. За забором что-то ремонтировалось - уже в который раз. От Аничкова моста донесся звук саксофона. Играл кто-то, иностранцев ублажая или просто денежку выклянчивая. Хорошо играл. Старый добрый джаз. "Мэкки-нож". Элла пела. Теперь уже покойная. И Армстронг пел. Его давно уже нет. И скрутило Сигизмунда так, что хоть волком вой. Аж глаза зажмурил. А сакс все выводит и выводит. Спасибо, потом ветер переменился - отнесло "Мэкки-ножа", утопило в Фонтанке. Вспомнилось еще раз про унитазы со злобой нехорошей. И решил вдруг - железно, каменно решил, до самой утробы решением этим враз прошибло - что назло унитазам вот возьмет да и оденет юродивую девку как принцессу. Не фиг ей в отрепьях бегать. Раньше-то, когда с Витей-колесом здоровался, когда кофе здесь пил, когда со столькими болтал о том, о сем, ни о чем, когда от обшмыганных носа не воротил, когда Кастанеду в слепых распечатках, анашой провонявших, читал жадно тогда ведь даже вопроса не возникло бы, оставить ли девку, гнать ли юродивую, накормить ли ее или просто выставить за дверь... Тогда иначе было. Тогда все братья были и сестры. И флэты были со вписками. И не думали, тянется за вписанным что или не тянется. Вписывали - и все. Снова сакс налетел. Глена Миллера завел. Ох, паскуда, что же он со мной делает! А что? Взять дуру да и нарядить. Сапоги ей купить. Сапожки. Назло всему говну иноземному! Вшей вывести и укладку "веллой - вы великолепны" сделать. Пусть хоть для девки полоумной "Сайгон" по-прежнему будет существовать - с "системой" да с флэтами-вписками. Вот откуда только девка такая приперлась? Из какой глуши? Неужто там до сих пор не знают, что "Сайгона" больше нет? Да нет, ларчик-то просто открывается. У девки-то явно не все дома. Вот и вообразила по своей помраченности, что все еще стоит "Сайгон". И приперлась. А ее - р-раз! - и на Охту. Вот гниды, безумную - и то... Ну точно! Притащилась, бедная, думала, что впишут. Иначе что бы ей на Невском делать? И одежка на ней как на системной - какой, к херам, гринпис! В "Сайгоне" в свое время и похлеще выеживались. Так что пусть эти суки не думают, что "Сайгона" больше нет. Что задавить можно систему первого созыва какими-то унитазами. Деньги - говно! А так хоть какая-никакая польза... Возле "Художественного" Сигизмунд увидел Мурра. То есть, он чуть позже сообразил, что это Мурр. Тот стремительно шел навстречу, волоча здоровенный, как гроб, гитарный футляр. Лицо у Мурра было исступленное. Думал о чем-то, по сторонам не глядел. Прошел мимо, не заметив. Сигизмунд остановился, оглянулся. Хотел окликнуть, догнать, но потом передумал. И снова мыслью к системной девке устремился. ...Да, как принцессу!.. Назло!.. На "назло" денег не жалко. Мильон потрачу! В старой доброй аптеке на площади Восстания вошебойка нашлась. И не одна. И торговала там не томная красавица, а деловитая бабка с усами. Бабка всё знала и во всем разбиралась. Присоветовала не что подороже, а что поядреней. Сигизмунд к бабке отнесся с полным доверием и рекомендуемое ею средство купил. На всякий случай взял две упаковки. Протолкался к выходу и с теплым, расслабленным чувством направился в сторону "Пассажа". Если бы Сигизмунд жил в Америке, то перед тем, как пойти в "Пассаж", непременно посетил бы психотерапевта. Своего психотерапевта. Того, что избавил его от страха переезжать по мосту через реку Гудзон, мать ее ети! Потому как собирался Сигизмунд нанести урон своей тонкой чувствительной мужской психике и закупить в "Пассаже" для полоумной белье. В частности, трусы. И не одну пару. На взлете горбачевской перестройки, еще в "победовские" времена, Сигизмунд посетил Соединенные Штаты. На пару с Натальей. Эта краткая развлекательная поездка быстро, безболезненно и навсегда избавила Сигизмунда от страха перед навороченными магазинами. Американцы очень ценят доллар. Потому что в долларах измеряется труд. Они очень почитают труд. Если ты пришел в магазин с одним долларом, значит, ты этот доллар ЗАРАБОТАЛ. Ты - Человек Труда. И за это тебя будут почитать. И все-таки посещение "Пассажа" далось ему не без труда. В отдел женского белья он зашел, стыдясь. Украдкой приглядел подходящие трусы. Но подойти и купить медлил. От мук нерешительности его избавил - за неимением СВОЕГО психотерапевта кавказский человек. Человек был в коричневой кожаной куртке, обладал огромным носом, угольно-черной бородой и чудовищным акцентом. Нацелившись носом на продавщицу, он непринужденно спросил женскую комбинацию большого размера. И показал - какого. Действительно большого. Когда кавказский человек с покупкой удалялся, Сигизмунд приблизился к прилавку и спросил полушепотом, нет ли еще комбинации, желательно шелковой, как во-он у того товарища... Молоденькая продавщица поглядела в спину кавказцу, хихикнула и распялила перед Сигизмундом комбинацию. Красивая. Он кивнул, мучительно покраснел и прошептал: - И две пары трусов... - Чего? - переспросила продавщица. Сигизмунд смотрел на нее и молчал. - Я не слышу, - повторила продавщица. - Пожалуйста, громче. - Две пары трусов! - почти крикнул Сигизмунд. - Вон тех, с кружевами! - Эти по семь тысяч, - сказала продавщица. - Ну и пусть по семь. Мне такие нравятся. - Может, и бюстгалтер возьмете? - предложила продавщица. - Есть минские, из натурального батиста. С шитьем. Совсем как итальянские, но дешевле. У нас все девочки себе такие взяли. Она сняла с вешалки предмет, который Сигизмунд в прыщавом отрочестве именовал "наушниками", и ловким жестом выложила на прилавок. - Какой вам размер? Сигизмунд глупо показал девкины объемы. Объемы были так себе, мелковаты. Продавщица прицельно сощурилась. Сказала: - Вам, наверное, второй размер. Выбрала другой бюстгалтер. Предупредила: - Учтите, белье мы не меняем. - Ладно, - проворчал Сигизмунд и пошел в кассу. Из отдела дамского белья он выбрался весь потный. Так. С этим разобрались. Теперь носки. И свитер. Красивый и теплый. Не та рванина, что в комоде. Все приличное Наталья давно выгребла, а эти хранятся потому, что выбросить жалко. Свитер он взял для девки длинный, с большим воротом, серый, с белыми и коричневыми цветами. Почти двести тысяч выложил. Знай наших! * * * Вернувшись домой, Сигизмунд обнаружил, что девка спит. Тихо так спит, посапывает. От появления Сигизмунда даже не проснулась. Умаялась. Кобель, как положено, поприветствовал хозяина и вернулся на тахту - свил гнездо у девки в ногах. Вид спящей дуры умилил Сигизмунда. Глядя на нее, совсем рассопливился. Залетела, как птичка, и спит, гляди ты. Доверчивая, бедненькая. Золотишко в шкафик спрятала - и горя не знает. Ут-тю-тю. Пуси-пуси-крохотулечки... Сейчас ей зернышек принесет поклевать... Направился в свою комнату. Увидел собственное отражение в зеркале. С.Б.Морж, трезвомыслящий мелкий предприниматель, с интересом уставился на Сигизмунда-лоха. Не любил С.Б.Морж сладких лохов. Все в голове Сигизмунда застонало: что ты делаешь, мудак?! И вместо мозгов у тебя студень... Да пошел ты! Сигизмунд-лох злорадно показал С.Б.Моржу-предпринимателю кукиш и полез в ящик стола за деньгами. Отсчитал сто пятьдесят тысяч. Триста еще оставалось. Это на завтра. И послезавтра. И хрен его знает еще на скольки-завтра. Во дворе Сигизмунда встретила Софья Петровна. Пуделек поднял голову, обнюхал сигизмундовы брюки и потрусил прочь. До чего же скучная собачонка! - Ну как, сдали нарушительницу? - спросила Софья Петровна. - А, - рассеянно ответил Сигизмунд, - Нет, не стал. Обознался. Это родственница моя приехала... Из Прибалтики. Не видал ее с малолетства, вот и не признал поначалу. Меня-то дома не было, вот она в гараж и залезла... - Утряслось, значит, - сказала Софья Петровна неодобрительно. - И то хорошо, что сразу в передвижной пункт ее не сдали. Могли бы и изнасиловать эти-то, которые в передвижке... - Могли, - согласился Сигизмунд. И отправился в магазин. Шел Сигизмунд в знакомый "секонд-хенд", где раз в месяц по договору производил обработку помещения. Тамошний директор Сашок был его давний-предавний знакомец. В бурном мире постперестроечного некрупного бизнеса их пути то и дело причудливо пересекались. Сашок встретил Сигизмунда улыбчиво. - Морж! - вскричал он. - А мы тут только что о тебе говорили! - Небось, гадости какие-нибудь, - незлобиво сказал Сигизмунд. - Ты просто так зашел, Морж, или по делу? - спросил Сашок. - Пойдем покурим, - предложил Сигизмунд. Пошли в подсобку, заставленную коробками. Сашок в шутку называл ее "офисом". Закурили. Покалякали. Сашок кивнул на коробки и сказал: - Новые поступления. Насекомых, небось, видимо-невидимо. - Намек понял, - сказал Сигизмунд. - Завтра пришлю бойцов. На мотоциклах с пулеметами. Сашок часто оставлял Сигизмунду что-нибудь из вещей. Особенно если приходили новые, некондиция. Иной раз даже не распечатанные. Зажрались буржуи. - Шубка нужна, - поведал Сигизмунд. - И сапожки. Сашок выбил из пачки новую сигарету. Странно посмотрел на Сигизмунда, со значением. Мол, как? - Три месяца, - сказал Сигизмунд. - Качественно и совершенно бесплатно. Нужны сапожки. И шубка. Срочно. Желательно новые. Сашок с сомнением поглядел на Сигизмунда. - Четыре, - сказал он. - А есть новые? - Если поискать, то все есть, - сказал Сашок. - Только поискать надо. - Ты поищи, поищи. Они помолчали. Дело считалось между ними решенным. Потом Сашок спросил: - Для кого просишь-то? Сигизмунд вынул из кармана лист бумаги с обведенной девкиной ногой и сказал: - Для хорошего человека. - Какого пола человек-то? - спросил Сашок, хотя и так все было ясно. - Нужного, - ответил Сигизмунд. - Да не жлобись ты, Сашок! Часа через два Сигизмунд выбрался из магазина с объемистым свертком под мышкой. Там лежали приличные, совершенно новые сапоги с немного поцарапанным голенищем и длинная синтетическая шуба, белая с черными ромбами. Чтобы фирма не пострадала от расточительства генерального директора, Сигизмунд принял благое решение понизить на эти четыре месяца себе зарплату. Тяжела ты, шапка Мономаха! Затем Сигизмунд последовательно приобрел: рульку, банку маслин, буханку хлеба, батон, три бутылки "Степана Разина", зачем-то авокадо, бутылку водки "Смоленская роща", пленившую Сигизмунда приятной дешевизной, макароны - это про запас, помидоры, пакет сметаны - это к помидорам, большое румяное голландское яблоко это девке. Под конец, в припадке мазохизма, купил в ларьке книгу "Двадцать шесть московских лжепророков, лжеюродивых, дур и дураков" Ивана Прыжова. Для самообразования. Про двадцать седьмую дописать. И двадцать восьмого. Как они дружно жили и в один день умерли, ха-ха. Зарезанные. Из-за золотой лунницы, хи-хи. * * * Дома было тихо. Кобель встретил хозяина краткой вспышкой бурной радости. Но когда хозяин направился в сторону кухни, не побежал впереди, - напротив, залег в прихожей и, елозя хвостом по полу, поглядел ему вслед с тоской. Так и есть. Из кухни донесся крик Сигизмунда: - Это что такое?! Кобель знал, что это такое. Лужа, вот это что такое. Потихоньку убрался в уголок и там свернулся. Сигизмунд ворчал для порядка. Со всеми этими делами забыл кобеля выгулять. И не то чтобы забыл - все откладывал да откладывал. Дооткладывался. Вытер лужу. Дал псу понюхать тряпку. Пес брезгливо воротил морду. Девки что-то не видать, не слыхать. Спит, должно быть. Сигизмунд прослушал автоответчик - не проявился ли часом охтинский изверг. Бравый боец Федор докладывал о разгроме большой тараканьей группировки на пр.Славы. Больше никто ничего не докладывал. Девка и вправду дрыхла на тахте. Сигизмунд оглядел комнату. Вроде, все на месте. Не буянила. Потряс ее, чтобы просыпалась. Девка недовольно ворчала, но не просыпалась. Сигизмунд проорал: - Рота, подъем! Девка дернулась и открыла глаза. Испугалась, должно быть. - Рядовая Двала! Доложите обстановку! - бодро крикнул Сигизмунд. И сам себе подивился. Вот ведь дурак. Девка жалостливо залопотала. - Вольно, - милостиво позволил Сигизмунд. - Готовьтесь к санобработке, рядовая Двала! И показал ей "истребительное средство" в коробочке. Вынул бутылочку, покачал у нее перед носом. - Видала? Травить будем насекомых. Ничего-то бедная дура не поняла. Да от нее и не требовалось. Сигизмунд крепко взял ее за руку и потащил в ванную. Девка, памятуя, видать, об Охте, упиралась, как могла, и поскуливала. Сигизмунд пустил воду, взял девку за шею и сунул ее головой под кран. Девка брыкалась. Вырвалась. Все кругом забрызгала. Крикнула что-то - обругала, должно быть. После чего забилась в угол. Уставилась оттуда сердито и обиженно. Сигизмунд это предвидел. Решил поступить научно. То есть произвести для начала опыт на собаке, как дедушка Павлов заповедовал. Подозвал кобеля, заманивая того в ванную. Кобель доверчиво подошел. Был помещен в ванну, намочен. Сигизмунд знаками показал девке, чтобы та кобеля держала, а сам начал втирать в пса пахучую жидкость. Кобель страдальчески терпел. Сигизмунд повернул к девке лицо и идиотски осклабился: дескать, знатно мы тут оттягиваемся. Дурочка в ответ радостно хихикнула и на голову Сигизмунда показала: мол, и себя не забудь. Сигизмунд грозно нахмурился: не забывайся, девка. А той идея, видать, понравилась. Знаками стала помощь предлагать. Хм, а может и впрямь. Береженого Бог бережет. Ведь уже полсуток со вшивой неразлучен. Сунул голову под кран - девке на радость. Вишь, освоилась. Только потом, уже намазанный и пахнущий "истребительным средством", сообразил: ведь это она юмор проявила. А еще говорят, у дураков юмора не бывает. Даже погордился за свою дуру. Во какую нашел. Юморную. Изведя второй флакон "истребительного средства" на девку и замотав той голову полотенцем, вручил ей несчастного, мокрого кобеля, завернутого в простыню. Держать наказал. Пальцем погрозил. И, оставив их в ванной, пошел разбирать сумки. Пока разбирал, вдруг замер - ибо неожиданно как бы со стороны себя увидел, с головой, обернутой полотенцем, с бутылкой водки в одной руке и яблоком в другой. А рожа счастли-ивая! Рад-радешенек лох-сигизмунд. Водрузил на стол бутылку водки, бутылку пива (двух остальных "Разиных" на опохмелку оставил), разложил рульку, хлеб-булку, прочую снедь. А в центр авокадину поместил. Остался собой доволен. Глянул на часы. Начало седьмого. Пора смывать "средство". Пошел в ванную. Девка глядела на него с унынием. Надоело намазанной-то сидеть. Понимаю, девка, всё понимаю. Не зверь какой-нибудь. Мне и самому намазанным ходить во как надоело. Сичас смоем. Сичас. Погладил ее по плечу. Потрогал нос печального кобеля. Тот диковато косил зраком. Приободрив таким образом свою команду, добрый дядя Сигизмунд повернул кран. И... Фыркая и плюясь, хлынул ржавый кипяток. Ванна стала быстро наполняться жидкостью кровавого цвета. Глаза девки расширились. Она затряслась, уронив кобеля. Выключая воду и кляня водопроводчиков (нашли время!) Сигизмунду подумалось: точно, кого-то при девке в ванной зарезали. Кобель явно не хотел лезть в кипяток. Попытался уйти под ванну и там затаиться. Сигизмунд поймал его за хвост, вытащил. Вместе с кобелем вытащилось очень много пыли. Девка пришла псу на помощь. Негодующе заорала, вцепилась в Сигизмунда, попыталась кобеля от него вызволить. - Да уйди ты! - рявкнул Сигизмунд. - Неужто свою собаку под кипяток суну? Девка знаками показывать начала, чтобы он, Сигизмунд, сам под кипяток лез, коли такой дебил. А она, девка, и сама не дастся, и кобеля увечить не позволит. И вдруг кукиш ему показала. Вот мерзавка, а! Сигизмунд снова включил воду - проверить, не проснулась ли в водопроводчиках совесть. В кране захрипело, зарычало, кроваво плюнуло и сгибло. Вода кончилась. Навсегда. Сигизмунд пошел в коридор, забрал купленную в киоске книгу про дураков и вернулся к девке. Раскрыл на первом попавшемся месте и прочел с выражением: - ..."Пещера, где она жила, была не что иное, как огромная глубокая яма; на стене висела икона с горевшей пред ней лампадой, на полу лежала ветхая одежда труженицы, и она сама с заступом в руках, босиком, в одной рубашке и с распущенными волосами, распевала звонким голосом духовные песни. Это была наша Маша, доведенная до этого состояния своими родственниками, видевшими в ней средство наживы. Приходившие к ней предлагали ей разные вопросы, но она на них почти не отвечала, опускали ей в яму сдобные пироги, калачи, сайки и деньги, а взамен этого брали из ямы песочек и щепочки"... Он остановился, пораженный сходством прочитанного с собственной гипотезой. Землянка, таежный тупик, звероподобные родственники... Много лет шла благая весть о "Сайгоне" по миру, пока не добралась до таежного тупика. Бежала оттуда наша Маша, себя не помня, в одной только рубашоночке. Брела, скорбная, лесами-полями, городами-весями, пока не добралась до Питера, а там глянь "Сайгона"-то и нет, одни унитазы из витрины пялятся... Вот и поехала окончательно крыша у болезной... - Бедная ты моя, - с чувством произнес Сигизмунд. В этот момент кран глубоко-глубоко вздохнул, подавился и с блевотным звуком разразился бурными потоками. Девка сильно подергала Сигизмунда за рукав. Показала на кран. А будто он сам не видел. Сигизмунд выждал минутку. Вода шла уверенно, мощно. Дали-таки, уроды, воду. Омыли кобеля, брата меньшого. Затем пиплицу. Ее Сигизмунд еще и дорогим шампунем полил. Желал, чтоб от девки пахло приятно. Потом и о себе позаботился. Были там вши, не было их - теперь уж не заведутся. Сразу на душе полегчало. Выдал девке расческу, а сам пошел волосы сушить. Фен достал из шкафа. Обсушился. Не любил, чтоб мокрый волос к шее лип. Девка нелепая выбралась было из ванной, но стоило включить фен, как в страхе метнулась обратно. Сигизмунд подергал дверь. Девка держала с той стороны. - Волосья-то высуши! Простынешь мокрая. Но девка крепко вцепилась в дверь и не открывала. Сигизмунд плюнул, выключил фен и убрал его. Девка выждала еще и только спустя минут десять опасливо выбралась из ванной. Глаза отводила. Кобель, нашкодив, так себя ведет, и потому Сигизмунд заинтересовался: что еще полоумная натворила. Оказалось - расческу пластмассовую о свою гриву сломала. Сигизмунд только рукой махнул. Она сразу повеселела. Патлами затрясла. Сигизмунд вспомнил молодость и сказал: - Классный хайр. Она насторожилась, замерла, будто прислушиваясь. Голову набок склонила. - Что? - засмеялся, наконец, Сигизмунд. - Хайр, говорю, классный. И на ее волосы показал. Она покачала пальцем и проговорила: - Хаздс... хаздс! Взяла пальцами прядь длинных волос и повторила в третий раз: - Хаздс! Будто поправить его хотела. - Хаздс! - старательно повторил лох-сигизмунд, подражая девкиному гортанному выговору, и тоже подергал себя за волосы. Но девка снова покачала головой. - Нии! - Тронула его за волосы. - Скофта! И взаимопонимание, вспыхнувшее на миг, рассыпалось. Мир девкиных представлений показался Сигизмунду чрезмерно дремучим. Как это - одно слово для ее волос, другое - для его волос? Как у чукчей, что ли, где пятнадцать наименований снега? Откуда ж такая взялась? Что за микронародность такая, чтобы волосья по-разному назывались? А девка, видать, задалась целью загнать Сигизмунда в логический тупик. На пса кивнула и добавила: - Тагль! Стало быть, для песьего волоса - третье слово. А для оленьего, поди, четвертое... Ну тебя, девка, на фиг с твоим таежным наречием. - Пошли-ка лучше водку пить, - сказал Сигизмунд хмуро. * * * Водка "Смоленская роща" оказалась ужасной гадостью. Сигизмунд понял это после первой же стопки. Девка сидела напротив него и мелко грызла торжественно преподнесенное ей большое голландское яблоко. Кобель лежал мордой на девкиных коленях и стонал. Клянчил. - Водяры хочешь? - спросил Сигизмунд. И достал вторую стопку. Налил. Подвинул к девке. - На, траванись. Девка отложила яблоко. Осторожно взяла стопку. Понюхала. Передернулась. И стопку отодвинула. - Ну и не надо, - решил Сигизмунд. И то правда, зачем дитя природы "Смоленской рощей" травить. Помрет еще. И открыл для нее "Разина". К "Разину" девка отнеслась с одобрением. Смотри ты, таежная, из ямы, а в пиве понимает! Они чокнулись. Сигизмунд проглотил вторую "Рощи". Девка глядела на него с ужасом. Видать, оценила, какую дрянь пить приходится. Сигизмунд закурил и почти мгновенно окривел. Никогда не поеду в Смоленск. Это решение пришло сразу и утвердилось навеки. Девка пила пиво и ела рульку с хлебом. Сигизмунд посылал проклятие сраной табуретовке при каждой новой стопке. Ел рульку. Клевал маслины. Чтоб девку табачным дымом не травить, вытяжку включил. Но как только вытяжка заревела, девка наладилась бежать. Пришлось выключить. Кобель под шумок схитил недоеденный бутерброд. Сигизмунд, не заметив, сделал себе новый. - Ты пойми, - втолковывал он девке, наклоняясь к ней через стол и убедительно хватая ее за руку, - вот раньше все говенно было, но как-то по-нашему, по-свойски говенно. И ты знал, к примеру, как и куда в этом говне рулить, чтоб не засосало. А сейчас куда ни поверни - засосет. Вот был один китайский этот... император или как, он всех в говне топил. А у нас императора нет, а говно есть. Вот как по-вашему "говно"? В нашем великом-могучем знаешь сколько разных слов для этого дела есть? Он потерял мысль и задумался. - А вот скажи мне, Двала... А вот признайся мне, Двала, как на духу! У вас, в тайге, промеж людей говно есть? Девка бессмысленно моргала белыми ресницами. И употребляла "Разина". Потом переспросила: - Гоно? - Ну! - обрадовался Сигизмунд. - Дикая, а понимаешь. Говно, мать, оно... И снова потерял мысль. - Вот раньше, - рассуждал Сигизмунд, - кофе стоил четырнадцать копеек. КОПЕЕК! Посуди, КОПЕЕК! А если без сахара, то тринадцать. А были места, где и по семь, но дрянь! А в "Сайгоне" надо было брать двойной. За двадцать восемь. Это если с сахаром. А если без сахара, то двадцать шесть. Понимаешь? А сейчас полторы тыщи. И дрянь! И не в "Сайгоне". Нет, мать, "Сайгона". Вот ты думала, есть "Сайгон", а его... - Сигизмунд надул щеки и фыркнул. - Во как. Падлы, одно слово. Он пригорюнился и налил себе еще водки. Позаботился - поглядел, есть ли у девки что пить. Достал для нее вторую бутылку пива. Не жалко! Своя девка в доску. Хоть и юродивая. Пущай пьет. Для своих - не жалко! Вспомнил про авокадину. - Во, - посулил, - сейчас мы ее зарежем... Девка посмотрела на авокадо изумленно. Спросила что-то. Видать, интересовалась что это и как его едят. - А хрен его знает! - радостно объяснил Сигизмунд. - Мало у нас с тобой, девка, общего, но тут мы с тобой едины: ни ты, значит, ни я этого дела не ели. Он разрезал авокадо пополам. Внутри обнаружилась дюжая кость. - Гляди ты! - изумился Сигизмунд. - Вот дурят нашего брата! Сколько ж в этой дурости весу? Девку кость заинтересовала не меньше. Выковыряла, повертела. На зуб попробовала. Косточка раскололась. Оказалось, это скорлупа, а внутри - белое семяще. Ни хрена себе! Сигизмунд отнял у нее косточку. Кобелю кинул. Кобель сдуру схватил, но грызть передумал. На вкус авокадо оказался никаким. То есть что-то, конечно, было, но неуловимое. И невкусное. Девка, судя по всему, тоже была разочарована. Вконец захмелевший Сигизмунд в сердцах швырнул авокадину кобелю. Кобель настороженно обнюхал и съел. Девка героически дожевала. Бережлива до еды, гляди ты. Что ж у них там, в тупике, и есть-то нечего, раз авокадо едят, бедные? Сигизмунду вдруг потребовалось покурить. - Я... сейчас... - сказал он девке, выбираясь из-за стола. Пошатываясь, пошел в свою комнату, сел и закурил. Включил автоответчик.