Встречный ветер дул все сильнее и сильнее, и мне удавалось сохранять равновесие, только пригибаясь и чуть ли не касаясь носом усыпанной влажным пеплом земли. Все кругом было покрыто туманом; из серой дымки проступали лишь ближайшие скалы, напоминавшие чудовища. Мне стало страшно. Что, если одна из этих громадин, сорвавшись, скатится мне прямо на ноги? Как же я тогда спущусь? И будет ли слышен мой голос сквозь такой шум ветра? Далее склон оказался настолько крутым, что мне пришлось ползти на четвереньках. К счастью для меня, склон был покрыт не одним пеплом, попадалась и растительность - иначе удержаться на нем было бы невозможно.
      На этой высоте окружавшие меня скалы имели другую окраску. Они были не серые, а оранжево-красные. Должно быть, кратер находился совсем поблизости. Порывы ветра достигали такой силы, что приходилось опасаться, как бы меня не сдуло со склона.
      Чтобы удержаться и не позволить ветру смести себя вниз, следующие несколько ярдов я вынужден был ползти на четвереньках, а то и прямо на животе, плотно прижавшись к влажному моховому покрову. Дыхание мое было настолько затруднено, что я даже не мог подуть на пальцы и согреть их. На свою беду, я было засунул их в рот, но только наглотался мокрого пепла. В конце концов пальцы окостенели так, что отказывались служить.
      И тут я неожиданно почувствовал, что склон стал более отлогим. Впереди показался гребень горы. Подтянувшись к нему, я обнаружил, что смотрю вниз на другой склон. Это был кратер. Хотя края его были очень круты, мне удалось съехать вниз.
      Внутренний склон походил на внешний. Только ветер дул здесь еще сильнее. Он забирался под одежду и холодил все тело. Висевшую на плече сумку, в которую я собирал образцы растений, ветер швырял, точно белье на веревке. Я взглянул на ладони - они кровоточили. По-видимому, удерживаясь на склоне, я ободрал их о камни и пемзу. Вся кожа на руках покрылась морщинками, как это бывает, когда долго держишь руки в воде. Но я добрался до кратера, и эта мысль наполнила меня восторгом. Я осматривался вокруг на удивительное, необычное скопление кружащегося тумана, на красные скалы и пропитанные влагой чахлые растения. Право же, волнующая возможность заглянуть в этот кратер, где некогда бурлила лава, была достаточным вознаграждением за столь трудное восхождение. Некоторые скалы были до странности уродливой и неприглядной формы, напоминая огромные куски клинкера [26]. Когда же этот гигант в последний раз ревел и выбрасывал докрасна раскаленные бомбы? Должно быть, это произошло в очень давние времена.
      Я снова полез вверх, чтобы обследовать кольцо кратера. Сердце мое колотилось при каждом шаге. То была непрерывная борьба с ветром, который, казалось, решил непременно сбросить в темневшую внизу пропасть и меня вслед за влажным пеплом и кусками камня. Я вымок до нитки, но это было уже несущественно - ведь я попал в такое интересное место, где можно было собрать множество образцов, а время мое было весьма ограничено.
      Я всячески пытался собирать растения, но лишь немногие из них удавалось положить в сумку; остальные, стоило мне их сорвать, уносило ветром. От такой работы можно было закоченеть, и к тому же скатываемые ветром обломки породы больно ударяли меня всякий раз, когда я тянулся за растением.
      Наконец, я решил отказаться от своей затеи. Но не раньше, чем сделаю несколько снимков. Может быть, при таком тусклом освещении фотографирование окажется всего лишь тщетной попыткой, подумал я про себя. А может быть, кое-что и получится.
      Сделав снимки, я стал быстро спускаться. Теперь задача заключалась в том, чтобы удержаться от слишком быстрого спуска.
      Ветер подталкивал меня сзади, а крутизна склона и рыхлый пепел под ногами ускоряли спуск. Вскоре я уже просто скользил по пеплу, вызывая большие оползни, а когда, наконец, добрался до подножия и подошел к берегу, то был немало удивлен, не обнаружив лодки на месте.
      Внезапно с моря донеслись громкие гудки, которыми Эриксон старался привлечь наше внимание. Лодку, на которой мы приплыли, унесло в море, но она застряла в водорослях. Джордж Флог и Кен подбежали ко мне, и мы вместе пытались найти выход из создавшегося положения. Хотел ли того Эриксон или нет, но ему ничего не оставалось, как подвести катер ближе к берегу. Другой лодки на борту не было. Осторожно маневрируя, он подошел настолько близко, что, зацепив длинным багром лодку, ее вытащили из зарослей. Затем Рыжий сел на весла и отправился за нами на остров. Команда судна радостно встречала прибывших.
      ГЛАВА XVI
      У нас был волчий аппетит. Джордж приготовил позавтракать, и пока мы подкреплялись, я рассказывал присутствующим о кратере. После того как тарелки были унесены, я положил под пресс те несколько растений, которые удалось собрать. Поскольку мои спутники проявляли острый интерес к моим занятиям, я подробно рассказывал о каждом растении.
      - Это карликовая ива, она вырастает до нескольких футов - но не вверх, а во все стороны. А это анемон. Алеуты называют его орлиным цветком. Раньше они употребляли его белые цветы в качестве наживки при ловле рыбы.
      На вершине горы между ветвями ивняка я нашел колокольчики. Там росли разнообразные травы и осоки, но самыми приятными цветочками были бледно-розовые камнеломки: они росли между двумя гигантскими валунами на высоком кряже и пропитались туманом, произрастая прямо на пепле. Было похоже, что мне привелось найти новую разновидность камнеломки.
      Я обнаружил также, что в листьях некоторых растений жили крошечные насекомые, и предложил членам экипажа помочь мне собрать их, чтобы поместить в склянки со спиртом. Они рьяно принялись выполнять поручение, в восторге от возможности оказать мне услугу. Рыжий при этом очень развлекался и все время шутил.
      - Смотрите, я нашел на этом листе маленькую гориллу. Глядите-ка на этого прощелыгу - ага, попался!
      После ужина мы решили отплыть и бросить якорь в месте понадежнее. Я вызвался стать у штурвала и повел катер к заливу Хот Спрингс, ближайшему от нас защищенному месту. Судя по морским картам, поблизости ничего лучшего не оказалось. После отплытия с Бобрового мы легли на курс 230°, идя по которому наш катер должен был выйти точно к косе Барнес на мысе Судах, с южной стороны Танаги. Я жадно разглядывал Судах. Андрей рассказывал, что при русских здесь стояла одна из самых больших алеутских деревень. Однако мы плыли слишком далеко от берега, чтобы я мог что-либо увидеть. На всех картах стояли пометки "Территория не обследована", "Приливные течения", "Буруны", и Эриксон отказался пойти на риск и подплыть ближе. Я не могу порицать его за это.
      Мы вошли в спокойный залив как раз к наступлению темноты и бросили якорь в укрытии за зелеными холмами. До того как окончательно стемнело, мы насладились видом водопада, мирно ниспадающего с высокого утеса. Ночь обещала быть хорошей.
      На следующее утро, во вторник 3 августа, проснувшись в семь часов, я обнаружил, что все кругом купается в лучах теплого солнца. Был полный штиль, не нарушаемый даже зыбью. Отражая лучи, водопад блестел подобно потоку ртути. Залив поражал яркостью красок: его защищала желтая стена скал и зеленые, покрытые травой склоны холмов, а с них стекало несколько ручьев. Ганс сообщил мне, что после завтрака он поймал целую дюжину рыб, без всякой наживки, просто на леску с пустым крючком.
      Вскоре была спущена лодка, и несколько человек отправились со мной на берег собирать коллекции. Сам я вскарабкался на скалы возле водопада, а остальных направил вдоль берега. Через час моя сумка была набита до отказа. Цветы росли здесь повсюду, как в настоящем саду. Взобравшись на вершину, я наслаждался зрелищем спокойного залива с нашим маленьким судном, стоящим на якоре, после чего направился вверх по течению ручья, стекавшего с холмов, любуясь растущими на его берегах орхидеями. Затем я снова спустился к берегу моря и принялся обследовать подножие скал. Вскоре я набрел на возвышение, покрытое необычно густой растительностью. Ошибиться было невозможно: здесь некогда стояла деревня, по-видимому, одна из тех, в которых, по словам Андрея, алеуты жили еще при русских. Менее чем в миле отсюда находилось другое поселение. Я отметил их местоположение на наших картах и был вполне удовлетворен результатами утренней экскурсии, хотя мне и не терпелось отправиться дальше, пока стояли солнечные дни. Нам была необходима хорошая погода, чтобы найти Иллах и имевшиеся там, судя по описаниям, пещеры.
      В проливе Танага было спокойно, но, оттого что на карте отсутствовали указания о рифах, мы все время двигались по нему черепашьим шагом. Миновав мыс Сасмих, катер взял курс на запад, вдоль южного берега Танаги. Каждый дюйм береговой линии я осматривал в бинокль. Но и на этот раз мы шли слишком далеко от земли. Я начал сомневаться, смогу ли вообще обнаружить какую-либо пещеру, если буду вести наблюдения с судна. Было похоже, что, находясь в плавании, Эриксон не доверял ни картам, ни малой осадке своего катера.
      По мере нашего путешествия я начал понимать, что капитан впервые водит судно в этих водах и что Алеутские острова продолжают оставаться для него чужим, незнакомым и опасным местом. Эти воды могли устрашить и более опытных моряков. Наверное, его самолюбие страдало, когда он обращался ко мне за советом в присутствии своих подчиненных, но это его не останавливало. Со временем я понял, что его осмотрительность была продиктована искренней заботой о вверенных ему катере и экипаже. Поэтому, невзирая на свое разочарование, я придерживал язык в отличие от некоторых других.
      - Черт возьми, капитан, - вспылил Рыжий, чего вы беспокоитесь? У нашего корыта осадка всего несколько сажен; нам не страшно подвезти дока так близко, что он сможет доплюнуть до берега.
      Но Эриксон оставался непреклонным. Теперь возникла еще одна опасность. Море начинала застилать пелена тумана, и капитан приказал бросить якорь в небольшой бухте.
      - Да если мы каждый раз будем ждать, пока рассеется туман, - вскричал я в отчаянии, - мы никогда не продвинемся вперед. Во всяком случае эта полоса тумана совсем короткая, вероятно, менее четверти мили в длину. Да и туман, видно, не очень густой.
      - Радио сообщает о надвигающемся шторме, - возразил мне Эриксон.
      - Боже мой, - взмолился я, - тогда давайте найдем Иллах сегодня, пока еще стоит хорошая погода. Не будем же мы торчать здесь во время дождя. До Иллаха всего несколько часов ходу. Он находится ровно в пятнадцати милях отсюда. А мне было бы достаточно часа для осмотра всего острова. И тогда мы уйдем из этих вод, раз нам здесь угрожают штормы.
      Эриксон колебался. Он уже совсем было согласился с моими доводами, затем покачал головой. Прежде чем принять решение, нам следовало дождаться новой метеосводки. А пока мы стояли целый день на якоре почти в миле от берега при отличной погоде - ярком солнце, без малейшего признака ветра на воде. Команда начала выражать недовольство.
      Следующий прогноз погоды указывал, что в этих краях шторм ожидается только через несколько дней. В конце концов Эриксон решился поднять якорь и пойти на Иллах, хотя было уже далеко за полдень - не совсем подходящее время для поисков в северной части Тихого океана цели величиной с булавочную головку. Однако решение было принято: под мерное постукивание дизеля мы врезались в пелену тумана, а, прорвавшись через нее, входили в следующую. Так повторялось несколько раз, точно в этих местах были развешаны занавески, сотканные из тумана, - тонкие и рваные. Послеобеденное солнце медленно выпаривало их, но они продолжали клочьями висеть над южной стороной островов.
      Мы шли уже два часа, и весь экипаж, собравшись на палубе, тщательно наблюдал за горизонтом. Вдруг прямо по курсу возник Иллах. Это было поразительное зрелище: только что впереди не было видно ничего, кроме легкого тумана, и вдруг, словно по мановению волшебной палочки, в миле от нас впереди очутилась большая скала. Нет ничего удивительного в том, что некогда алеуты назвали этот остров "Потерянным островом мумий". Нам повезло, что мы вообще наткнулись на него. По словам Андрея, в древности на Иллах наезжали лишь затем, чтобы совершить обряд захоронения. Остров стоит в стороне, и современные алеуты говорят о нем со страхом и благоговением. В 1937 году Хрдличка официально сообщил, что на острове не осталось ничего, кроме пустых пещер, в которых нет мумий. Но Андрей уверял, что многие захоронения под холодными серыми скалами остались нетронутыми, и я не терял надежды, что нам удастся их разыскать.
      Подплыв ближе, мы увидели, что Иллах представляет собой плоскогорье, выступающее прямо из воды и окруженное рифами. Подойти к нему было бы очень рискованно.
      На сей раз я был благодарен Эриксону за предосторожность. Мы обошли остров кругом, выискивая, где бы сойти на берег. Хорошо защищенного места для стоянки здесь не оказалось: либо оно вообще отсутствовало, либо путь к нему преграждали густые водоросли и рифы. Так как сумерки стали быстро сгущаться, я попросил капитана, пользуясь штилем, подплыть к южной стороне острова настолько близко, насколько он решался. Мы спустили бы лодку, и до наступления полной темноты попытались обследовать берег.
      Я снова выбрал себе в спутники Флога и Кена. Сев за весла, мы молча поплыли по спокойной глади моря, пробираясь сквозь заросли коричневых водорослей. Подойдя ближе к берегу и вглядевшись в зеленоватую воду, мы рассмотрели сквозь нее гигантские рифы и валуны, торчавшие из многофутовой глубины. В воде, насколько охватывал глаз, переплетались между собой длинные плети водорослей. Они напоминали огромных змей или тянувшиеся к нам щупальца какого-то гигантского чудовища. Я содрогнулся и перевел взгляд на берег.
      Мне еще не приходилось видеть море таким спокойным. Вода была неподвижной даже у прибрежных камней. Берег представлял собой узкую полоску, покрытую острыми камнями. Сразу за ними тянулись поросшие высокой травой бугры, а еще дальше начинался крутой подъем. Мы без труда причалили к берегу и вытащили лодку на бугор. Нам не хотелось охотиться за ней вторично.
      Когда мы стали пробираться сквозь прибрежную траву, оказавшуюся выше нашего роста, это было похоже на прокладывание дороги в джунглях. Мухи и другие насекомые жужжали вокруг, набрасываясь на руки и шеи. Затем мы стали взбираться на крутой склон. Целых полчаса, покрываясь потом, пыхтя и отдуваясь, мы с трудом преодолевали подъем, продираясь сквозь высокую растительность по скрытым от глаз выступам. Пока мы взбирались на плато, наша одежда насквозь промокла от сырой травы и пота.
      Остров, к общему удивлению, был плоским и маленьким. Мы прошли его в длину за несколько минут. Он был покрыт главным образом мягкой, похожей на вечнозеленую, растительностью, характерной для тундры - Empetrumуr, густо стелющейся по земле. Здесь же росли разнообразные полевые цветы. Где-то около центра острова мы набрели на искореженные, обгоревшие обломки американского самолета-бомбардировщика времен второй мировой войны.
      Затем я обнаружил воронки от бомб. Их было много вокруг, и некоторые казались совсем свежими. И тут я вспомнил: Иллах до сих пор оставался учебным полигоном адахского авиаотряда!
      В голове молнией пронеслась мысль, от которой я буквально похолодел. Я забыл известить оперативную службу о нашей поездке на острова. А что, если...
      - Пошли, - сказал я, отгоняя эту мысль, - скоро стемнеет. Давайте разбредемся в разные стороны. Вы, Кен, вместе с Джорджем осмотрите остров с западной стороны. Мы встретимся у лодки. А если кто-нибудь обнаружит пещеру, зовите меня. Я поступлю так же.
      Я начал медленно спускаться к подножию и обошел его, заглядывая в каждое углубление, в каждую трещину.
      Сумерки сгущались, и нам предстояло совершить обратный путь к лодке в полной темноте. Я прибавил шагу. Теперь мое внимание привлекло тихое, непрерывное рычание, доносившееся откуда-то спереди. По мере того как я продвигался, оно становилось громче, напоминая рычание голодных львов. Воздух наполнился тошнотворным зловонием. Обойдя выступающий скалистый утес, я неожиданно очутился на рифах, уходивших в море. Здесь, на черных, выступающих из воды камнях, развалившись, лежали сотни морских львов огромных, неуклюжих, рыжевато-коричневых животных. Они издавали такой оглушительный рев, что трещали барабанные перепонки. Как только я показался, животные стали сползать в воду, за исключением нескольких старых самцов, повернувших морды в мою сторону и ревом выражавших свое неудовольствие.
      От этого зрелища меня отвлекли Джордж и Кен, кричавшие мне сверху. Я помахал им, радуясь, что они находились поблизости. Уже окончательно стемнело, а поскольку на острове имелись ямы и скрытые овраги, мы решили ради предосторожности возвращаться к лодке все вместе.
      Мы быстро преодолели этот путь и сползли с поросших травой склонов, на которые раньше нам пришлось взбираться. Лодка оказалась на том же месте, где мы ее оставили.
      - Что ж, мы так и останемся при своем желании узнать, сохранились ли здесь еще пещеры с мумиями, - заметил я, упав духом. - Пожалуй, оно уже никогда не сбудется.
      Мы никак не могли разглядеть катер: подступающий туман и темнота скрывали все вокруг.
      - Надеюсь, что Эриксон догадается зажечь прожектор, - предположил Джордж с тревогой в голосе. - А иначе как же нам, черт возьми, найти судно?
      - У нас есть осветительные ракеты, - напомнил я Джорджу. - Когда сядем на весла, запустим одну.
      Я всегда беру их с собой и теперь был рад, что не изменил своему правилу.
      Мы оттолкнулись от берега и, медленно прокладывая путь по морским лугам, миновали черные громады скал, торчавшие из воды подобно призрачным стражам. Поверхность океана была гладкой, как стекло. Кругом стояла полнейшая тишина, нарушаемая лишь однообразным скрипом весел. Миновав последнюю скалу, мы перестали грести. Теперь нас окружала непроглядная темень, лодка очутилась в каком-то призрачном мире серого тумана и мертвенно спокойной черной воды. Наши голоса звучали непривычно приглушенно и испуганно. Откуда-то из темноты донесся глухой всплеск воды... и снова тишина.
      - Наверное, вспугнули топорка [27], - объяснил Кен, так как Джордж, широко раскрыв глаза, смотрел в направлении, откуда донесся звук.
      - Пожалуй, лучше теперь пустить одну из ракет, пока лодку еще не отнесло далеко от острова, - сказал я. - Здесь нас наверняка может свободно закружить течением. А мне меньше всего улыбается проехать на веслах Тихий океан.
      Я направил дуло ракетницы несколько вправо от лодки. Раздался громкий выстрел, и мгновение спустя высоко над нашими головами воздушная бомба разорвалась и осветила гряду облаков, преобразив ее в сверхъестественный красный купол. Ракета медленно поплыла вниз, покачиваясь на парашюте. Мы с любопытством наблюдали.
      - Господи Иисусе! Да гребите же быстрей! - взмолился Кен. - Эта чертова штука падает прямо на колени!
      И в самом деле, при полном отсутствии ветра ракета проделывала свой путь вниз по той же траектории, что и вверх. Мы налегли на весла, но мое весло выскочило из уключины. Каждый из нас попытался что-либо предпринять, и какое-то мгновение в лодке стоял полнейший хаос, а она качалась на воде, совсем как пьяный моряк. Но в этот момент ракета погасла в каких-нибудь пяти футах от нас. Мы облегченно вздохнули.
      Я уже готов был бросить вторую ракету, когда слева от нас замерцал тусклый свет, казавшийся далеким-предалеким. Мы закричали и стали грести в этом направлении, а вскоре неожиданно для себя начали различать черный силуэт нашего катера. Все это время мы находились от него в каких-нибудь пятидесяти ярдах.
      На катере с огромным интересом выслушали рассказ о наших приключениях, и капитан объявил, что, поскольку море спокойно и шторма не предвидится, можно не сниматься с якоря и назавтра снова сойти на берег.
      На следующее утро мы причалили лодку к прежнему месту. Погода снова была ясной и тихой. На этот раз Эриксон тоже отправился с нами. Разбившись парами, мы начали обходить остров. Хотя путь был не из легких, мы с Эриксоном все же пошли туда, где накануне вечером я видел морских львов. Но теперь мы застали на этом месте только одного, и к тому же маленького. Большие львы отправились за рыбой.
      Утешением послужило то, что поблизости мы обнаружили явные признаки бывшей пещеры. Ее потолок обвалился, повсюду лежали огромные каменные плиты. Сохранился лишь верхний выступ. Под обломками камней валялись скелеты - человеческие скелеты. Я опустился на колени, чтобы лучше рассмотреть их.
      - Вот она, пещера, - сказал я Эриксону, - та самая, которую нашел Хрдличка.
      Действительно, как и сообщалось в его отчете, она была фактически пустой.
      Но вдоль каменных стен над берегом мы обнаружили еще скелеты и куски дерева. Все это было разрознено, поломано и изрядно попорчено атмосферными воздействиями. Всякий раз, заметив торчавшую из гальки кость, я подбегал, рассчитывая найти что-нибудь еще; и всякий раз меня ожидало разочарование. По словам Андрея, когда-то под утесами Иллаха имелось немало пещер с захоронениями. Но в наши дни они были навеки погребены под тоннами обвалившегося камня и земли. Я зарисовал места древних поселений и сделал снимки вокруг разрушенной пещеры, но взять с собой отсюда по сути дела было нечего.
      Пока Эриксон высматривал морских львов, я прошелся вдоль берега у подножия скалы, утешая себя тем, что здесь по крайней мере много интересных образцов для пополнения коллекций. Прилив порождал на этом острове довольно большие и глубокие озерки, в которых водились сотни видов морских растений и животных.
      Возвращаясь к лежбищу морских львов, я взобрался на плато в центре острова.
      На его поверхности, в местах, где росла высокая трава, попадались необычные углубления, похожие на оспины. Они имели почти правильную круглую форму, но диаметр их не превышал нескольких футов. Едва ли это были углубления, в которых некогда алеуты ставили свои полуземлянки. Возможно, что это выветрившиеся воронки от бомб или какие-то естественные образования. Хотя они и очень заинтриговали меня, я здесь не остановился. Алеутские острова изобилуют особенностями, объяснить которые далеко не просто.
      Дойдя до лежбища, я застал здесь своих спутников, вернувшихся из похода в дальний конец острова. В ответ на мой выражавший надежду вопрос они покачали головой. Ничего не нашли. Было жарко, все утомились, и мы расположились прислонясь к скале, чтобы, закусывая, посоветоваться. Пользуясь пребыванием на берегу, я хотел пополнить свой гербарий, а остальные были не прочь продолжить поиски пещер. Джордж остался со мной и помогал собирать в приливных лужах водоросли.
      Он был чудесным помощником не в пример сопровождавшему меня накануне вечером Кену, который никак не мог уяснить себе, почему меня так интересуют растения.
      - Чем они различаются между собой? - допытывался он, когда я по нескольку раз останавливался, чтобы сорвать тот или иной образец. - Разве в них есть что-нибудь особенное?
      - В некоторых есть, - отвечал я. - Но это не единственная причина, по которой я собираю гербарий. Представь себе эти острова лишенными всякой органической жизни - просто скалы и пепел, появившиеся в результате мощных вулканических извержений. А теперь представь себе, как спустя тысячи, даже миллионы лет, с запада, со стороны Азии, и с востока, со стороны Америки, по островам распространяется растительная жизнь - медленно, по нескольку дюймов в столетие. Это могло произойти потому, что птицы, пролетая над островами, роняли семена и положили начало ее появлению. И вот, чтобы выяснить, как же сюда попали растения, мы собираем их и сравниваем с флорой материков.
      - Да, но зачем?
      - С одной-единственной целью - чтоб составить себе представление о том, как развивалась жизнь на Земле. Иными словами, мы уясняем себе, как творит природа.
      - Искать пещеры куда интереснее!
      - Я с этим согласен, но не совсем. Собирать растения в некоторых случаях тоже очень интересно. Занимаясь сбором растений на Алеутских островах, я представляю себе, как в течение многих-многих тысячелетий они распространялись по этой скудной земле. И я думаю об эскимосах доисторических времен, которые, возможно, проходили как раз тут, где сейчас ходим мы. Интересно бы знать, какие мысли возникали у них в голове, когда они сидели на этом мху, на котором сейчас сидим мы? Как они называли вон ту маленькую багровую астру? Может быть, именно эти алеуты и приносили в пещеры мумии, которые мы разыскиваем.
      - Иногда я просто размышляю над тем, какой же здесь край света и сколько времени прошло, пока на эти берега впервые ступила нога человека. Сколько здесь расцветало и засыхало растений, так и не увиденных человеком. Приходилось ли вам когда-нибудь читать это место из "Элегии" Грэя [28], которое звучит приблизительно так:
      Как часто редкий перл, волнами сокровенный,
      В бездонной пропасти сияет красотой;
      Как часто лилия цветет уединенно,
      В пустынном воздухе теряя запах свой.
      Перев. В.А. Жуковского
      Эта строфа очень подходит к данному случаю. Ведь тундра своего рода пустыня - холодная пустыня.
      Кен с оживленным интересом посмотрел вокруг на желтую, пропитанную туманом арнику [29], колыхавшуюся на холодном ветре.
      - Да-да, - произнес он так, словно подобная мысль приходила ему на ум и до этого разговора, - они выглядят довольно сиротливо.
      Во второй половине дня все мои спутники сошлись вместе, чтобы идти к лодке. День прошел удачно, хотя мы так и не нашли пещер с мумиями. Теперь нам предстояло искать их по берегам острова Танаги. Однако наши планы были нарушены.
      Рыжий доложил, что протекает масло. Горючего было у нас в обрез ровно столько, чтобы хватило на обратный путь. О путешествии на Танагу не могло быть и речи. Волей-неволей нам приходилось немедленно возвращаться на Адах.
      Мы снялись с якоря после обеда вместе с отливом. Я наблюдал, как таинственный островок исчезал вдали, пока совсем не скрылся в пелене тумана, и думал о тех давних временах, когда алеуты приплывали с ближайшего острова Танага в это уединенное место на кожаных байдарах и привозили сюда покойников. Иллах удивительно соответствовал моему представлению об острове смерти - молчаливый, скрытый в тумане, с крутыми склонами, но плоский сверху и окруженный тайной.
      Весь вечер ушел у меня на прессование растений. Когда я ложился спать, поднялся ветер, но дизель равномерно отбивал такт, увозя нас к проливу Адах. Едва я вытянул ноги, как тотчас уснул.
      ГЛАВА XVII
      - Док, проснитесь! - снова тормошил меня Эриксон.
      Было еще темно, и когда я протер глаза, то почувствовал, что катер движется.
      - Который час? Что случилось? - спрашивал я спросонья.
      - Мы заблудились! Я знал, что не надо было так задерживаться возле Иллаха. Теперь мы сбились с курса.
      Панический страх, звучавший в его голосе, согнал с меня всякий сон.
      Я соскочил с койки и прошел за ним в рубку. Было холодно и сыро. Ледяной ветер со свистом врывался в открытое окно, а снаружи все было окутано угрожающей серой мглой и туманом. У штурвала стоял Кен.
      - Черт побери! - выругался Эриксон, - не могу себе даже представить, где мы находимся. Мы окончательно заблудились.
      - Заблудились? Но как... - Покачав головой, я высунулся в окно. Туман!
      - Проклятье! Такие катера непременно надо оснащать радарной установкой. Неужели они воображают, что можно плыть в этакой каше?
      Эриксон пытался проникнуть взором сквозь кружащийся туман и моросящий дождь. Я стал рядом у открытого окна и поежился от холодной сырости, ударившей в лицо. При сумрачном свете раннего утра невозможно было различить даже перила, находившиеся на расстоянии каких-нибудь десяти ярдов. Все вокруг приобретало призрачные очертания.
      - А разве мы идем не по компасу? - спросил я, все еще не понимая, что произошло.
      - Конечно, мы наметили правильный курс. - Эриксон подвел меня к столу с картой. - Мы должны были находиться в этой точке около часа тому назад, затем прошли ее и взяли курс на север, ориентируясь прямо на пролив Адах. Но пролива тут не оказалось - только рифы да буруны. Тогда, в поисках пролива, я повернул на запад, и мы чуть было не напоролись на подводные скалы, Я решил, что при таком шторме лучше держаться подальше от берега. Вся беда в том, что в этом тумане не видно берегов пролива, не говоря уж о береговых знаках. Так что теперь я просто не представляю себе, где мы можем находиться.
      Он пояснил все сказанное на карте. Ночью нас отнесло ветром с принятого курса, а надвигающийся прилив подхватил катер и увлек его за собой быстрей, чем мы предполагали. А тут еще нас накрыл густой туман, скрывший все вокруг. Мы пробираемся в нем уже несколько часов.
      Я вглядывался в намеченный по компасу курс, столь аккуратно проложенный на карте. В соответствии с ним мы должны были находиться как раз западнее мыса Чланах, уже в устье пролива. Но, как видно, мы взяли южнее намеченного курса и шли вдоль южного берега острова Адах. Но где именно?
      Я надел куртку, но едва высунулся из рубки, как ветер резанул меня по лицу, обжигая щеки так, что на глаза навернулись слезы. Дождь был невероятно холодным. Я укрылся в проходе.
      Брызги из-за кормы залетали на палубу. Едва мы уходили от одной волны, как нас захлестывала другая. С катера уже смыло все, что не было закреплено. Должно быть, с кормы напирали страшные валы. Их мощь ощущалась по тому, с какой скоростью они несли нас, хотя в этой каше и нельзя было различить что-либо в радиусе двадцати футов.
      На палубе валялись мертвые чайки. При каждом крене они перекатывались вместе с водой от одного борта к другому. По-видимому, птицы налетели на нас в тумане и погибли, разбившись об оснастку катера.
      Дон был прав. Надвигался настоящий шторм. Мы попали в полосу юго-западного ветра "уиллиуо", и, если только вскоре не найдем пролива, нам угрожало разбиться о подводные рифы южного побережья Адаха. Правда, здесь имелось множество заливов и бухт. Но искать укрытия в них мы не могли бы даже при хорошей видимости. Разбушевавшийся шторм, бросавший на берег страшные валы, мог достать нас всюду.
      Подгоняемый потоком воды, я снова забрался в рубку и стряхнул с куртки капли. Эриксон с тревогой всматривался вперед. Когда я вошел, он обернулся.
      - У нас мало горючего, док. Мы не имеем возможности в поисках пролива обшаривать все заливы и бухты. Нам нужно либо немедленно отыскать его, либо стать на якорь и принять неизбежное.