Женщина на мгновение умолкла.
— — Обычно работу с новичком мы начинаем с экскурсии по Кабинету. — продолжила она после паузы, — Слева от себя вы видите набор хирургических инструментов: они применяются здесь чаще остального оборудования. Замечу, кстати, что все операции мы производим без наркоза.
Губы Женщины медленно раздвинулись в улыбке — позади белых зубов показался розовый влажный язык.
— — Какого рода операции вы практикуете? — голос Франца, вроде бы, звучал небрежно.
— — Ну, «операции» — это, пожалуй, громко сказано: просто разрезы … иногда фигурные — скажем, на лице. — она погасила свою змеиную улыбку. — Довольно часто приходится что-нибудь ампутировать: глаза, пальцы или, например, яички … Кстати, как вы относитесь к кастрации?
Смуглые щеки Женщины покрылись легким румянцем, правая рука нервно расстегивала и застегивала у горла верхнюю пуговицу черной униформы.
— — К вашим услугам, — сипло ответил Франц, — этот орган мне не понадобился здесь ни разу.
— — Хорошо. — медленно проговорила Женщина. — Я буду иметь это в виду.
В течение нескольких секунд в комнате раздавалось только громкое сопение Гориллы.
— — Мы, кстати, не чураемся и методов попроще. — продолжала Женщина, — Вон там, например, — она указала рукой на систему блоков у задней стены, — вы видите так-называемую дыбу: подследственному отводят руки за спину, надевают наручники, а потом подцепляют за цепочку на крюк и поднимают в воздух. Это процедура довольно неприятна даже без использования кнута, а уж …
— — Неприятна для кого? — перебил Франц. — Судя по вашему тону, вам она доставит наслаждение.
— — Неприятная для подследственных. — Несколько секунд Женщина молча смотрела на него со смешанным выражением возбуждения и раздражения. — Почему вы так дерзко ведете себя?
— — Стараюсь испортить вам удовольствие. — с усилием улыбнулся Франц.
— — Не испортите. — сказала Женщина, — Потому, что я сильнее вас. — Она встала и подошла вплотную. — Потому, что могу сделать с вами все, что захочу.
Неотрывно глядя ему в глаза, она провела кончиками пальцев сверху вниз по его горлу и улыбнулась — лицо Франца покрылось испариной.
— — Постарайтесь быть искренни. — тихо сказала Женщина. — Как сейчас.
— — Отчего вы не пользуетесь духами или дезодорантом? — отчетливо выговаривая слова (так, чтобы голос не казался сиплым), спросил Франц.
Улыбка исчезла с лица Женщины. Она круто повернулась на каблуках, конвульсивно прошагала до своего стола и села. Некоторое время она смотрела вниз; потом овладела собой и подняла глаза: губы сжаты в ниточку, румянец выступил на щеках резко очерченными красными пятнами.
— — Ладно, начнем. — сказала она хрипло. — Виктор.
Готовый на все Горилла поднялся на ноги. На лице его не отражалось ничего.
— — Пока не в полную силу. — приказала Женщина.
6. Побег
«Хватит.»
Мягкий женский голос раздавался издалека, но насколько издалека, Франц не знал, ибо расстояния почему-то потеряли соизмеримость. И тут же душивший его поток холодной воды перестал падать с небес. Ну, слава Богу, теперь-то он сможет дышать.
И он стал делать это.
Но сразу же вернулась боль, и зыбкие очертания предметов с новой силой закачались вокруг него. «Он уже очнулся, Виктор. — опять прозвучал сладкий женский голос, — Подними-ка его.» Внешняя сила вздернула францево невесомое тело. «Не сюда. Посади в кресло, пристегни руки, а самого — прислони к спинке.»
Боль все еще заполняля мир, но предметы уже почти не качались. Перед глазами возник расплывчатый силуэт; «Какая она красивая.» — потаенно подумал Франц.
Но почему потаенно?… Почему он должен что-то таить?… И какой странный запах: притягивающий и отталкивающий одновременно … он ведь как-то связан с голосом?
Франц попытался сесть прямо.
«Дай-ка ему нашатыря.» — отчетливо проговорила женщина, принося и утоляя боль одновременно; «Не надо.» — слабо отозвался Франц. А что здесь делает это уродливое чудовище, грубо схватившее его за плечо?
Но заостренный запах нашатырного спирта все-таки вонзился ему в переносицу, и все сразу стало отчетливым и ясным.
Сколько часов прошло с начала допроса, Франц не понимал, хотя почти все время был в сознании. Боль приходила волнами, и каждый раз казалось, что следующий вал захлестнет с головой … но откуда-то открывались новые силы. И тут же поднималась новая волна, немного выше предыдущей …
— — Не получится ничего, госпожа Следователь. — Горилла говорил несоответственно высоким, гнусавым голосом, — Если вы, по-прежнему, не хотите ему … того … — выпустив францево плечо, он выпрямился и повернулся к стоявшей тут же Женщине, — … в общем, резать.
— — Пока не хочу. — коротко ответила Женщина.
— — Как пожелаете. — с ноткой неодобрения в голосе отозвался Горилла.
По сравнению с началом допроса в комнате произошел ряд изменений. Почти все хирургические инструменты были перепачканы в крови и свалены в раковину умывальника, дверцы шкафа у задней стены — распахнуты настежь. На одной из полок, выдвинутой из шкафа наподобие стола, лежали щипцы с тянувшимся от них электрическим шнуром, кожанный потертый кнут, набор окровавленных струбцин и тесемочная сбруя с длинными металлическими шипами. На столе остывал паяльник с наконечником в виде шила — в воздухе отчетливо пахло горелым мясом. Пол был залит водой и кровью.
— — Делай, что я тебе говорила вначале. — Женщина отошла от Франца и села за стол. — Через десять минут жду.
Неуклюже переваливаясь, Горилла вышел из комнаты, аккуратно защелкнув за собой массивную металлическую дверь. Женщина перевела взгляд на Франца. Она была бледна, под глазами широкие темные круги — но смотрела спокойно, с еле заметной улыбкой удовлетворения.
Франц с трудом улыбнулся ей в ответ.
Ни одна из частей его тела не болела более других — болело все. Кожу покрывали рубцы, разрезы, проколы и ожоги, плечевые суставы были вывернуты на дыбе, локти и колени — отбиты до синяков. Любое изменение позы отдавалось невыносимой болью; кровь сочилась из десятков маленьких ранок и впитывалась в лохмотья, в которые превратился его комбинезон. Несмотря на жару, Франца колотил озноб.
— — Значит, боли вы не боитесь. — констатировала Женщина. — Почему?
— — Я много тренировался. — усмехнулся Франц, — На Втором Ярусе вообще и с вами в частности. — он заставил себя посмотреть ей в глаза, — И еще: боль приближает меня к смерти, а смерть — даст свободу.
— — Это неправильно, боль и смерть связаны не однозначно. — возразила Женщина. — Устав разрешает держать подследственного в живых неограниченно долго, не налагая никаких ограничений на глубину страдания.
— — Ну, в этом вопросе я могу с Уставом не соглашаться.
— — А мы, в свою очередь, не согласимся с вами. — Женщина подалась грудью вперед, сложив руки перед собой на столе. — И, поверьте, мой помощник Виктор отлично знает свое дело. — ее глаза снова подернулись поволокой. — То, что мы сделали с вами сегодня, лишь самое начало …
Что же именно в ее голосе наводило на Франца такой ужас?
— — Что вам от меня надо? — хрипло спросил он, — Ведь не заведомо же ложного признания в убийстве двадцати шести человек?
— — Как это не признания? — удивилась Женщина, — Именно признание от вас и требуется. Только правдивое, конечно, — спохватилась она, — следствию ложное признание ни к чему …
— — Я спрашиваю не о следствии. — Франц чуть изменил позу и, непроизвольно искривив от боли лицо, продолжил, — Лично вы ведь тоже от меня чего-то хотите? Я это чувствую …
Некоторое время Женщина колебалась — видимо, между формальным и неформальным ответами.
— — Я хочу, чтобы вы мне … доверились. — на «доверились» она споткнулась, будто заменив им какое-то другое слово, — Чтобы рассказали мне правду … не только ту правду, которая необходима следствию, а больше: то, что вы чувствовали во время тех событий; то, о чем вы думали и что ощущали … Вы должны открыть мне свое подсознание — не только потому, что я ваш Следователь, а потому … потому что … — она беспомощно замолчала.
Лицо Женщины опять раскраснелось; пальцы, перебиравшие бумаги на столе, дрожали. Казалось, она вот-вот скажет что-то важное — Франц изобразил на своем лице внимательное ожидание.
— — Я хочу, чтобы ты мне … — снова начала она, страдальчески сморщившись от досады на бессилие слов, — отдался … Не в физическом смысле, а в духовном, — она попыталась поймать его взгляд, — в смысле чувств и мыслей — так, чтобы, касаясь рукой твоего тела, я чувствовала бы то же, что чувствуешь ты. И, если ты ощущаешь боль, я хочу ощущать ее с тобой … Нет, не саму боль, а твое ощущение … боль, преломленную твоим мужским "я" … Поверь, ты тоже найдешь в этом удовлетворение!… — она говорила бессвязно, с придыханием, заискивающе заглядывая в глаза, — Боль перестанет казаться тебе проклятием, она станет средством соединения … Наши души и тела будут дополнять и ощущать друг друга — такого никогда не достигнешь при обычном любовном акте. И когда мы достигнем вершины, полного слияния, лишь тогда я смогу отдать тебя смерти — и это станет моей величайшей жертвой … А ты уйдешь из жизни не запуганным, ничтожным насекомым и не дерзким бунтарем, а спокойным сверхсуществом, достигшим истинного величия духа!
Голос Женщины дрожал; руки, как у слепой, блуждали по столу. Франц с усилием разлепил спекшиеся губы:
— — И что, у вас во время допросов действительно до оргазма доходит?
Женщина резко выпрямилась, по лицу ее пробежала судорога боли. Несколько долгих секунд она не могла выговорить ни слова.
— — Зачем вы так? — спросила она еле слышно. Румянец на ее щеках выступил пятнами, как от пощечин.
— — Вы просто не в свом уме. — угрюмо ответил Франц. Он уже жалел, что спровоцировал ее на этот разговор. — Если говорить простыми словами — я не мазохист. У вас ничего не получится.
— — Не будьте так уверены в себе. — глаза Женщины сузились, — Я знаю, что ваше сознание отталкивает меня, но подсознание — работает на меня …
— — Чушь! — презрительно сказал Франц, — Сознание, подсознание … Рассчитано на подростка.
На какое-то мгновение они застыли, глядя друг другу в глаза.
— — Вам дается еще один шанс. — сказала Женщина, — Ровно один.
— — Он мне не нужен.
— — Не торопитесь с ответом. — В ее голосе прозвучала вкрадчивая угроза. — Подождите пока вернется Виктор.
И тут же в замке залязгал ключ — дверь отворилась. «А ну, заходи.» — раздался гнусавый голос Гориллы.
В комнату, опущенно волоча ноги, вошла Таня.
Прошедшие со дня их расставания четыре месяца оставили свой отпечаток: щеки ее ввалились, зеленые глаза, казалось, занимали больше половины лица, невесомое тело утопало в мешковатом комбинезоне. Длинные волосы, так нравившиеся Францу, были коротко острижены; серьги, кольца, бусы (Таня раньше носила много украшений) — все это исчезло. Увидев ее, Франц попытался встать, но лямки пыточного кресла отбросили его назад.
— — Пройдите сюда, заключенная. — Женщина указала рукой на кресло, где сидел Франц. — Виктор, освободи подследственного и усади на табуретку. Заключенную пристегни вместо него.
Горилла подошел, отстегнул лямки и рывком вздернул Франца на ноги; «Слышал, что тебе сказали?» — прогнусавил он. С трудом переставляя ноги, Франц отошел в сторону и сел на табурет. «Сюда.» — без выражения приказал охранник Тане.
Не сводя отчаянного взгляда с лица Франца, та опустилась в кресло. Горилла пристегнул ее и встал у стены.
Женщина прошлась взад-вперед по комнате, остановилась рядом с Францем и мягко положила руку ему на плечо.
Тишину нарушал только мерный звук капель, падавших из плохо закрученного крана.
— — Я организовала эту встречу для того, — сказала Женщина, обращаясь к Тане, — чтобы вы помогли следствию повлиять на вашего бывшего возлюбленного — поверьте мне, в его же собственных интересах. Если вы убедите его рассказать правду, то спасете от тяжких физических страданий. — Она вздохнула. — Нам больше ничего и не нужно — только правдивый рассказ о том, что произошло.
Выдержав паузу, Женщина сняла тяжелую, как камень, ладонь с плеча Франца и села за стол — Таня проводила ее непроницаемыми рысьими глазами.
— — Давайте, я расскажу вам обстоятельства дела. — Женщина откинулась на спинку стула. — Полтора месяца назад в 21-ом Потоке мужской половины Яруса произошло ужасное преступление: Наставник, два охранника и двадцать три заключенных были зверски убиты. В живых остался лишь один человек — ваш бывший возлюбленный Франц Шредер — и о том, что там произошло, мы можем судить только по его словам. Согласно его показаниям, один из заключенных совершил все эти убийства в припадке умопомешательства, а потом был убит сам — вашим возлюбленным, который якобы защищал свою жизнь. История эта, полная противоречий и натяжек, казалась маловероятной с самого начала — а в свете собранных нами вещественных доказательств стала выглядеть попросту невозможной. Не полагаясь, однако, на субъективные суждения, мы подвергли имеющиеся данные компьютерному анализу — который показал, что слова подследственного правдивы с вероятностью лишь 0.47%, а потому, согласно Уставу, считаются неистинными … — Женщина говорила без выражения, будто читая текст по бумажке.
— — На меня не рассчитывайте. — вскинула глаза Таня.
— — Почему?
— — Я вам уже говорила.
— — Вы тогда не знали, что речь идет о вашем возлюбленном.
— — Я отказалась тогда, сейчас откажусь тем более. — Танино лицо покраснело, глаза дерзко сузились. — Вы просто сука.
Женщина рывком встала со своего стула и шагнула по направлению к Тане.
— — Что вы от нее хотите? — хрипло спросил Франц.
— — Разве я не сказала? — обернувшись, Женщина ненатурально, с усилием улыбнулась, — Чтобы она на вас повлияла.
— — Она на меня повлиять не может.
— — Я в этом не уверена. — Женщина подошла, наклонилась, заглянув в лицо, и снова положила ладонь ему на плечо. — Вы же не хотите заставить ее страдать?
Передернувшись от запаха самки, Франц сбросил ее руку — некоторое время Женщина стояла без движения, раздувая тонкие ноздри. Потом резко распрямилась и повернулась к Горилле:
— — Виктор.
Охранник отделился от стены.
— — Начинай. — она указала рукой на Таню.
Горилла грузно повернулся вокруг своей оси, взял со столика рядом с пыточным креслом пластиковый поднос с неиспользованными хирургическими инструментами и с грохотом свалил его в раковину умывальника. Потом вытащил из шкафа поднос с новым комплектом и аккуратно перенес его на стол. Подключив к розетке паяльник, он повернулся к Тане, бережно поправил неуклюжими пальцами ее волосы, поколебался немного и выбрал один из инструментов.
Таня полузадушенно вскрикнула и отшатнулась насколько позволила спинка кресла. Горилла подносил к ее лицу тонкий, на вид очень острый, хирургический скальпель.
Господи, неужели ничего нельзя сделать?
Франц повернулся к Женщине — та смотрела, не отрываясь, на Виктора и Таню. Лицо ее искажала то ли улыбка, то ли гримаса; она тяжело дышала, впитывая происходившее. И вдруг, с неслышным никому, кроме самого Франца, фотоаппаратным клацанием прямоугольник его взгляда сфокусировался на широком ремне, охватывавшем талию Женщины. Потом — с новым щелчком — кадр сузился до висевшей на ремне кобуры; и, наконец, — щелк! — крупным планом на рукоятке пистолета.
"Нет, не получится — слишком просто. Как в плохом приключенческом фильме.
Господи, да решайся же, наконец!"
Несколько тысячных долей секунды Франц готовился к тому, что сделает, — а потом, выбросив вперед руку, коротким движением вынул пистолет из кобуры. Женщина схватилась рукой за пояс и резко повернулась, но было поздно: Франц сдвинул предохранитель, вздернул затвор, поднял пистолет на уровень глаз и спустил курок.
Грохнул выстрел — в черном мундире на спине Гориллы образовалась дырка. Сунувшись вперед, охранник чуть было не повалился на Таню … затем повернулся и шагнул к Францу.
Тот вскочил с табуретки и выстрелил еще раз.
Пуля ударила Гориллу точно посередине груди и отбросила назад — несколько мгновений охранник бессмысленно топтался на месте, потом выронил скальпель и с тяжелым ударом рухнул на цементный пол. Глаза его остались открыты и выражения не изменили — то есть, выглядели, как две стертые серебряные монеты.
Все действительно оказалось очень просто.
Франц медленно повернулся к Женщине — краска с ее лица исчезала по мере того, как она пятилась назад.
— — На пол, лицом вниз. — приказал он, и Женщина без колебаний подчинилась.
На мгновение Франц задержался, ошарашенно разглядывая распростертую перед ним фигуру в черном комбинезоне — ситуация изменилась фантастически быстро, и продуманного плана действий у него, конечно же, не было. (Эхо громовых ударов сердца гулко резонировало в груди. В ногах появилась пьянящая легкость — сила тяжести, казалось, уменьшилась в шесть раз. Слабость, озноб и боль, чувствованные Францем еще десять секунд назад, исчезли без следа.)
Он бросился к Тане, отстегнул лямки и освободил ее из кресла.
— — Быстро … забрать у них ключи. — он подтолкнул ее по направлению к лежавшей на полу Женщине, а сам склонился над мертвым Гориллой.
И тут же отшатнулся — а вдруг тот жив?
И тут же наклонился опять — реальность не может походить на приключенческий фильм до такой степени.
Франц наклонился и стал торопливо расстегивать медный карабин, крепивший ключи к поясу охранника, как вдруг Горилла, перехватив его за руку, притянул к себе.
Он действительно не был мертв — только ранен!
Выронив от неожиданности пистолет, Франц упал сначала на колени, а потом на бок — рука Гориллы вцепилась ему в шею и стала отгибать голову назад. «Таня … пистолет!» — захрипел Франц, но хруст его шейных позвонков заглушил все. Он уперся ногами охраннику в живот и медленно, напрягая последние силы, отпихнул его — перемазанные в крови, они медленно возились на цементном полу. Привстав на локте, Горилла навалился сверху — Франц вцепился обеими руками в его кисть на своей шее и держался из последних сил. А потом что-то мелькнуло над левым плечом охранника — тот странно хрюкнул, уронил голову лбом Францу на лицо и разжал руки. Со свистом дыша и утирая кровь из разбитой губы, Франц выкарабкался из-под трупа и поднялся на ноги.
Из шеи охранника, всаженный по рукоятку, торчал скальпель.
Франц перевел взгляд на Таню — та стояла над мертвецом, прижимая трясущиеся руки к груди и всхлипывая. Франц обнял ее — она прильнула к его груди и на несколько секунд замерла, а потом резко отстранилась.
— — Где … эта? — неожиданно жестко спросила она, оглядываясь.
Женщина исчезла — входная дверь была приоткрыта.
— — … ! — выругался Франц, — Скорее!
Подобрав пистолет, он бросился из комнаты, Таня за ним. Они пробежали пятьдесят метров по коридору, завернули за угол и увидали Женщину: та была на полпути к входу в подъемник.
— — Стой! — крикнул Франц на бегу, — Буду стрелять!
Женщина не остановилась.
Добежав до входа, она выхватила магнитную карточку и всадила в прорезь — Франц и Таня находились в этот момент метрах в шестидесяти от нее и бежали изо всех сил.
Стены коридора качались вокруг Франца, пол и потолок то сближались друг с другом, то разделялись опять. Господи!… каждая клеточка его истерзанного тела разрывалась на части. Однако безудержно колотившееся сердце гнало его вперед.
Ну же, ну!…
Кабина подъемника пришла, когда он находился метрах в трех от входа, — Женщина прыгнула внутрь, но было поздно. Франц задержал руками закрывавшиеся двери и пропустил Таню, потом протиснулся сам. Створки захлопнулись с тупым ударом, кабина дернулась вверх.
Забившись в угол и тяжело дыша, Женщина молча смотрела на них. Таня слепо шагнула к ней, но Франц перехватил ее за руку.
— — На какой этаж идет кабина? — выдохнул он.
— — На 64-ый. — В глазах Женщины полоскался страх.
— — Где находится вход в Лифт?
— — В какой лифт?
— — Не стройте из себя идиотку! — задыхаясь, со злостью произнес Франц. — В Лифт на Третий Ярус.
— — На 32-ом этаже в административном отделении … — Женщина захлебнулась словами, — Вам туда не пройти.
— — Попытаемся — с вашей помощью. — он злобно усмехнулся. — Идите сюда.
Толкнув ее лицом к дверям, Франц встал позади и схватил левой рукой за плечо (вьющиеся волосы Женщины щекотали ему щеку).
— — Если будете плохо себя вести … — он ткнул дулом пистолета ей в бок (она всхлипнула); затем повернулся к Тане, — Когда выйдем из подъемника, держись за моей спиной.
Таня молча кивнула. Несколько секунд они ехали в полной тишине — потом кабина плавно затормозила. За мгновение до остановки Франц обернулся — Таня улыбнулась и коснулась рукой его щеки.
Господи, сейчас …
Двери медленно растворились — на площадке перед выходом из подъемника стоял охранник в белом мундире. Увидав их, он вытаращил глаза и поднес к губам рацию.
— — Трево… — заорал он в микрофон — и тут же осекся, заметив направленный на него пистолет.
— — Руки за голову. — приказал Франц, — Брось рацию на пол и иди впереди нас. Побежишь — пристрелю на месте.
Подгоняя охранника тычками в спину, он быстрым шагом прошел по коридору к подъемнику, идущему на верхние этажи.
— — Вызовите кабину. — Трясущейся рукой Женщина вставила магнитную карточку в прорезь. — А ты — лицом к стене … Не сюда — напротив входа в подъемник.
(«Господи, неужели получится?» — подумал Франц.)
И тут же слева по коридору загрохотали сапоги.
— — Что такое? — завопил запыхавшийся голос, — Ты чего кричал? — из-за поворота, метрах в двадцати от них, вылетел еще один беломундирный охранник.
Франц прицелился так, чтобы не попасть, и выстрелил — рикошетируя от стен, пуля зигзагом запрыгала вперед по коридору. Охранник дернулся, как марионетка в кукольном театре, и исчез за поворотом. «Сюда-а!» — заорал он кому-то оттуда.
За углом раздался топот пяти-шести пар сапог сразу — дело было плохо. Первый охранник стоял ни жив ни мертв, расплющенный по стене.
Но тут, слава Богу, пришел подъемник.
— — Быстро! — закричал Франц, и Таня вскочила внутрь.
Схватив Женщину за воротник мундира, Франц попятился в кабину и нажал кнопку 32-го этажа — безучастные к происходившему, двери медленно закрылись. Кабина тронулась.
— — На. — Таня протянула ему рацию.
— — Откуда у тебя?
— — Подобрала, когда охранник бросил.
Франц щелкнул переключателем, и в кабину ворвался истерический голос: «… состояние полной боевой готовности! Повторяю: постам на всех этажах — состояние полной боевой готовности! Двое заключенных и захваченный ими заложник едут в подъемнике от 64-го этажа вверх. Предполагаемая цель — 32-ой этаж. Повторяю: постам на всех этажах …» — Франц выключил рацию и положил ее на пол.
— — Ну что — прощай, малыш? — он притянул Таню к себе, и она замерла, прижавшись к нему всем телом.
Кабина стала замедлять свой ход, и Франц отстранился.
— — Идите сюда. — приказал он Женщине.
— — Нет! — истерически выкрикнула она и вжалась спиной в стену кабины. Серые глаза ее засветились ужасом. — Нет!
Франц подтащил ее за руку к двери и поставил перед собой — разрыдавшись, Женщина перестала сопротивляться. Держа ладонь на ее плече, он почувствовал нервно-неровное биение ее сердца, пробивавшееся сквозь всхлипы.
Кабина остановилась, двери открылись. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что прорваться шансов нет: на площадке перед выходом из подъемника выстроилось четыре черномундирных охранника с пистолетами наизготовку. Позади виднелось шесть-семь человек в белой униформе внутренней охраны.
Толкнув Женщину вперед и уперев дуло пистолета ей в бок, Франц вышел из кабины — три охранника попятились назад. Но четвертый остался на месте и поднял свой пистолет.
— — Отойди. — хрипло сказал Франц.
— — Считаю до трех. — Лицо охранника покрывали крупные капли пота. — Если на три не бросишь пистолет и не отпустишь заложника — стреляю. Один …
— — А тебе ее не жалко? — мотнув головой в сторону Женщины, еще более хрипло спросил Франц, — Я выстрелю на два с половиной.
— — Давай, действуй. Заодно накажешь ее за ротозейство. — Охранник истерически улыбнулся. — Я с тобой в переговоры не вступаю, падаль. Два …
Нацеленное на них дуло пистолета расширилось до размеров мира — отшатнувшись назад, Женщина вжалась в грудь Франца. Биения их сердец смешались. Несвязные обрывки мыслей промелькнули в его голове — шансов не было, но что-то делать нужно было все равно.
Отшвырнув Женщину в сторону, Франц начал поднимать пистолет — но не успел: что-то сильно ударило ему в грудь, а потом в правое плечо. Его развернуло направо, а руку с пистолетом отбросило назад.
Он стал падать.
Третья пуля ударила в правое предплечье — и пистолет, вылетев из его пальцев, взвился высоко в воздух. Франц упал на пол. «Не стрелять!» — закричал кто-то.
На мгновение стало тихо.
А потом он услыхал Звук — будто кто-то нажал клавишу органа. Звук пошел крещендо, утопив в себе все остальное: крики людей, топот сапогов, неясное бормотание раций. Вдруг что-то оборвалось в горле Франца, и во рту стала появляться горячая вязкая жидкость.
Какие-то люди потащили его за ноги — так, что затылок волочился по полу, — но было не больно. Неотрывно слушая Звук, он с интересом следил за потолком. Иногда люди заглядывали ему в лицо: опухшие разинутые рожи, увенчивающие черные или белые костюмы, или кто-то зеленоглазый — смутно знакомый, но почему-то с красной половиной лица. Но самый желанный и самый ненавистный, самый беспомощный и самый сильный, самый сероглазый — почему-то не появлялся.
В какой-то момент крики и суматоха стали пробиваться сквозь Звук, но затем утонули в нем опять, — и Франца бросили на странный желтый пол. Все, кроме зеленоглазого, куда-то делись, а желтый пол, заколебавшись под ними, зачем-то полетел.
И в этот самый миг Звук оборвался на высшей точке фортиссимо и умолк.
— — Почему ты не застрелил ее?
Раскинув руки и ноги, Франц лежал на полу кабины едущего вверх Лифта. Рот его на три четверти заполняла кровь. При каждом вдохе неестественно острая боль пронизывала грудную клетку, остальных частей тела он не чувствовал.
— — Я спрашиваю тебя, почему ты не застрелил эту гадину?
Таня стояла в противоположном углу. Правую сторону ее лица заливала кровь, вытекавшая из длинной раны на скуле — оттуда, где по ней чиркнула пуля.
Она шагнула вперед и наклонилась над Францем; лицо ее — от полученной раны — оставалось неподвижным, создавая странное впечатление бесстрастности.
— — Скажи мне, почему ты пожалел ее? Я тебя ненавижу! Ты слышишь? Ненавижу! Ты знаешь, как она и ее подручный пытали меня? Что они сделали мне?
Кровь наполнила рот Франца почти доверху, но повернуть голову на бок и сплюнуть не было сил — еще немного, и он не сможет дышать. Он застонал.
Таня распрямилась, прижав кулаки к груди, а потом резким движением схватила себя за волосы.
— — Господи! Что я говорю? — истерической скороговоркой выдохнула она, — Господи, Господи, Господи … — Она опустилась на пол и села так, чтобы положить голову Франца к себе на колени. — Ты прости меня, малыш! Простишь?… Малыш, ты не умирай, пожалуйста, а?…
Он хотел успокоить ее, но вместо слов утешения изо рта хлынул поток крови. В глазах начало темнеть, и, когда Лифт остановился, стало совсем темно. Франц услыхал гудение открывающихся дверей, потом чей-то голос, но разобрать слова было невозможно. -