За все время, которое люди находились на орбите вокруг Шивы, зазор под морем еще два раза разряжался естественным образом. Вспышка продолжалась меньше секунды и не могла лишить стабильности всю конструкцию. Луч пронзал атмосферу и растворялся в космосе.
Лазерные лучи широко не расходятся, и рожденный Шивой свет открыл только малую долю своих секретов. Глядевшие под острым углом люди могли заметить немногое и поняли еще меньше.
Озадаченные, оплакивающие Джона, они вновь приступили к детальным исследованиям поверхности Шивы. Все приуныли. Капитан решил, что драматический жест вполне может ободрить их. И совершить такой поступок надлежит ему самому.
На долю капитана Бэдквора выпала честь первой посадки. Демонстративно отважное предприятие, конечно, поможет ему справиться со смятением экипажа. Он будет управлять исследовательскими комплексами — в реальном времени, стоя рядом.
Капитан оставил посадочный аппарат в полной готовности, надежно защищенным от сложного биохимического воздействия образующей атмосферу смеси.
Плитки поползли от него вниз по склону. Одни лишь крутые обрывы этого экваториального хребта не покорялись бесконечным приливам их движения. Под сапогами Бэдквора хрустела сухая корочка. Взяв образцы грунта, он отослал их назад на корабль.
Прозвучало предупреждение с орбиты: плитки в этом районе кажутся более беспокойными, чем обычно. Реакция на его посадку?
Живые многогранники оказались кожистыми и никаким очевидным образом не могли ощущать человека — ни глаз, ни ушей. Похоже было, что движениями своими черепицы ласково поглаживают землю, хотя Бэдквор обнаружил, что они передвигаются на больших корявых ступнях.
Он осторожно направился дальше. В расположенной внизу долине по живой дернине ходили длинные волны, в одно мгновение убегавшие к горизонту. Вечное движение, несказанный энтузиазм, непрерывный и бесконечный.
Его сапоги были термоизолированы, но электрической изоляции никто не предусмотрел; поэтому, когда затрещало в наушниках шлема, он решил, что причиной тому помехи в поступающих сверху сигналах. От сухого шипения по коже его побежали мурашки.
Встревожился он, лишь когда шипение жарящегося мяса поглотило все остальные сигналы. Но было уже слишком поздно.
Пьезоэлектрическая энергия возникает, когда механические напряжения массируют кору. Давление на электрически нейтральный камень поляризует его на решеточном уровне, чуть разделяя центры положения положительных и отрицательных зарядов. Так происходит, когда кристаллическая порода не имеет центра структурной симметрии, а потому это явление наблюдается во всех горных породах.
Эффект — хотя и в слабой форме — превосходно известен и на Земле. Сжатые слои иногда разгружаются, создавая в воздухе тлеющий разряд. Подобные световые картины теперь считаются стандартными предвестниками землетрясений. Однако Земля — прочная планета.
Приливы, рождаемые вечным гравитационным танцем обеих звезд Альфы и Беты, сминали каменную мантию Шивы. Периодически все три тела выстраивались по одной линии, вливая тем самым огромную энергию в тело этого мира. Эволюция поощряла жизненные формы, способные переносить электрические токи, раздиравшие кору планеты. Именно они, а не киловатты энергии лучей солнца на квадратный метр поверхности приводили в движение кожистые плитки.
Все эти объяснения обнаружились уже после случившегося и казались очевидными — задним умом. Источники пьезоэлектрической энергии рассеяны повсюду, ею легко пользоваться. Шипение электрических микрополей питало большие, покрытые кожей ступни плиток. В конце концов, и на Земле рыбы и угри используют электрические поля в качестве сенсоров и оружия.
Весьма высокоорганизованная экологическая система немедленно ощутила вторжение Бэдквора. Возможно, она восприняла его как энергетического паразита: эти похожие на земных насекомых-палочников создания успел заметить сам Бэдквор сразу после посадки. Они питались, похищая заряд у многоугольников-плиток.
Случившееся стало понятно лишь благодаря последующему анализу. Взаимосвязанное сообщество, основанная на пьезоэффекте экологическая система избавилась от незваного гостя, в буквальном смысле слова перекормив его электрическим током.
Возможно, сам Бэдквор так и не понял, насколько странная участь постигла его, ибо несколько сотен ампер свели его мускулы, заморозили сердце и подарили последнее видение синапсам — выжженный в глазах след неземной радуги.
Лисса моргнула. Похожие на веретено деревья напоминали искусственные, однако же таковыми не являлись.
Рощицы по спирали огибали холмы, взлетали зигзагом на острые, как бритвы, хребты и ниспадали со склонов нагих каменистых холмов… Местность абсолютно неподходящая для любой разновидности деревьев, понятной земным биологам. Деревья, отметила она, росли независимо от потоков воды, облучения солнца или направления ветра.
Именно поэтому Лисса и отправилась вниз. Ее бригада, четверо человек, уже разослала остроглазых и прочных роботов вместе с квазиразумными процессорами. Легкие, терпеливые и выносливые посланцы открыли немногое. Пора приступить к более интерактивным занятиям на почве.
И притом лично. Жертва капитана Бэдквора не могла быть напрасной, и гибель его лишь укрепила в экипаже решимость.
Лисса ступила на поверхность в хорошо изолированных сапогах. Теперь люди уже поняли в общих чертах пьезоэлектрическую экологию, во всяком случае, они так считали. Осторожность не противоречит отваге.
Странные, веретенообразные деревья не были похожи ни на что земное. Корявые ветви копировали расположение фракталей и не имели листьев. Тем не менее посылавшиеся вниз автоматические аппараты собрали массу окаменелых свидетельств, гласящих, что щетинистая растительность возникла за несколько последних миллионолетий из деревьев более традиционного вида. Однако на страницах биологических анналов веретена объявились едва ли не внезапно, и Лисса предположила, что имеет дело с ускоренной эволюцией — то есть биологической технологией.
Она старательно прикладывала свои приборы к гладким черным стволам деревьев. С них прямо текло электричество.
На Земле естественная разница потенциалов между поверхностью и верхними слоями атмосферы составляет сотню вольт на каждый метр высоты. На родной планете голова женщины ростом в два метра находится под заметно большим напряжением, чем ее ноги, в особенности если эти ноги набрали избыток электронов, походив по толстому ковру.
На Шиве этот эффект проявлялся куда сильнее. Деревья, как поняла Лисса, поглощали разность потенциалов, создающуюся между скалистой поверхностью Шивы и заряженными слоями возле верхних пределов атмосферы.
«Деревья» являли собой часть еще одного найденного жизнью способа получать от планеты энергию, рожденную действием грубых сил гравитации, массами и моментами. Деревья ощутили присутствие Лиссы весьма быстро. Они давно выработали средства защиты против похитителей, пытающихся ухватить оставшиеся без присмотра напряжение или ток.
Они отреагировали вместе — ибо роща оказалась истинно живой.
Шатаясь, Лисса возвращалась к посадочному аппарату, преследуемая изменчивыми электрическими потоками, посылаемыми то по земле, то по плотному воздуху, и выкрикивала свои заключения в микрофон.
Она уцелела буквально чудом.
* * *
Когда все случившееся было подытожено и пережито, сделалась наконец понятной основная идея. Экология Шивы целиком основывалась на электричестве. Вращение планеты, сильная магнитосфера, приливные напряжения системы Центавра, геологические сжатия и сотрясения давали куда больше энергии, чем способен предоставить один только солнечный свет.
Подобный угол рассмотрения разом задвинул всю биологию на второй план. Напротив, геологи, которые последнее время считали себя обойденными вниманием, нашли такой оборот событий привлекательным. Они начали читать курс лекций по сейсмологии Шивы и встретили общее одобрение.
Конечно, остаточные химические процессы все еще действовали наряду с куда более объемистым перечнем зарядов и потенциалов; их важно было знать, чтобы понимать древнюю биосферу, некогда существовавшую на планете.
Классическая, старомодная биология еще могла кое-что рассказать о здешних кустарниках, проволочных деревьях и лиственных растениях, о маленьких насекомоподобных десятиногих созданиях, о птицах-змеях и костистых, похожих на нож рыбах, носившихся в озерах.
Все эти виды были древними и неизменными. Нечто заключило их в подобие эволюционного янтаря. Облик этих существ не менялся многие сотни миллионов лет.
Однако исследование окаменелостей свидетельствовало о существовании в прошлом более развитых видов. В них усматривалось некоторое подобие млекопитающих; существовали даже большие создания с трубчатыми телами, отдаленно напоминающие рептилий.
Впрочем, миллионы лет назад все они вдруг исчезли. И не в результате какого-нибудь процесса — все кончилось разом, но без малейшего указания на причину: изменения в биосфере, болезнь или катастрофу.
Возникло подозрение, что их попросту истребили за полной ненадобностью.
Самые развитые существа — судя по наибольшей величине отношения объема мозга к объему тела — исчезли чуть позже прочих. Этот вид начинал в качестве хищника, невысокого и приземистого, в целом похожего на черепаху, только без панциря.
Впрочем, кожистое обличье роднило их с плитками-многоугольниками.
Очевидно, они охотились, не преследуя добычу классическим образом, а обманывая и загоняя ее в засаду охотничьей стаей. Позже они устраивали ловушки, подгоняли добычу к обрыву. Так подозревали социобиологи, имея на то минимум свидетельств.
Для этих более поздних созданий были характерны костные структуры, окружавшие крупный расчетливый мозг. Последующие формы являлись безусловно разумными и занимались непонятными манипуляциями над окружающей средой. Так и не создав городов и сельского хозяйства, они одомашнили много других видов.
А потом прочие существа исчезли из геологической летописи. Схема биосферы изменилась. На передний план выступили электрические растения, подобные веретенообразным деревьям, и виды, питающиеся пьезоэлектричеством.
После этого исчезли и доминирующие черепахоподобные хищники. Их истребили? На Шиве все виды существ, которые представлялись людям живыми, являлись на деле просто техниками и ремонтниками. Они всего-навсего исполняли свою роль в сложной экологической схеме. Жизненно важные, незаметные и достойные внимания не более чем митохондрии во внутреннем эпителии желудков экипажа «Искателя».
Люди только начинали изучать невероятно сложную электрическую экологию и едва приступали к самым азам. Если Шива действительно является одним организмом, какие же глубинные правила властвуют на нем?
Фокусируя внимание на традиционных элементах органической биосферы, люди упустили из виду главное.
И тогда лазер Круглого океана вновь разрядился. На сей раз звездолет оказался ближе к ударившему копьем в пространство пакету излучения, и люди записали его небольшую долю. За миллисекунду они узнали больше, чем за месяц.
В мозгу человека около 10 миллиардов нейронов, и каждый из них соединен примерно со 100 000 своих соседей. Срабатывающий нейрон передает один бит информации. Однако сигнал определен траекторией, и в лабиринте мозга их 1015. Этот поток информации протекает сквозь мозг последовательностью словно выстреленных из автомата электрических импульсов, проходящих через мириады синапсов. В средней книге содержится около миллиона бит, и одно человеческое существо несет в себе эквивалент миллиарда книг, прекрасно умещающийся в двухкилограммовом куске пронизанного электрическими проводами желе.
В человеческом мозгу одновременно срабатывают лишь от 1 до 10 процентов связей. Нейрон может разрядиться и зарядиться самое большее сотню раз в секунду. Таким образом человеческий мозг способен перерабатывать примерно 1015 бит информации.
Словом, чтобы считать человеческий мозг, потребуется 100 000 секунд или примерно день.
Хищники-черепахи, по всей видимости, обладали подобными же способностями. Действительно, существовали даже теоретические аргументы в пользу того, что мобильный вид разумных существ способен вместить не больше информации, чем это доступно людям. При всех своих ограничениях человеческий мозг обладает впечатляющими способностями по хранению данных, даже если многие не пользуются ими.
Круглый океан посылал дискретные пакеты информации такого же объема — 1015 бит. впрессованных в могучий миллисекундный импульс. Содержащиеся внутри него отдельные пакеты были разделены кодовыми полосами маркеров. Текст был представлен в численном виде, чему способствовал тот факт, что любое число может быть записано уникальным видом лишь в двоичной системе.
В один миллисекундный импульс лазера укладывалась полная тысяча эквивалентов мозга, целая кладовая. Однако что именно говорили волновые пакеты, осталось полностью непонятным.
Адресат был совершенно очевиден — звезда, расположенная в 347 световых годах от Альфы Центавра, — и никакой ошибки произойти не могло. Зная адрес, проще послать точно нацеленное послание, не расходуя энергию на низкокачественные радиочастоты с их узкими диапазонами.
Земля, конечно, никогда не принимала столь наполненных информацией сигналов, и не потому, что люди не пытались услышать — просто Шива игнорировал их.
После гибели Бэдквора и смертельной опасности, которой едва избежала Лисса, «Искатель» изучал поверхность планеты с помощью роботов. Машины путешествовали вдоль края просторной, покрытой плитками равнины, наблюдая за непрекращающимся шевелением на пьезоэлектрическом пиршестве возле покрытых коркой камней.
Спустя несколько дней люди заметили небольшую и совершенно неподвижную плитку, явным образом вытолкнутую из вечной сумятицы. Окоченевшая и обесцветившаяся, она жарилась под лучами двух солнц. Едва ли достигающая метра в поперечнике и тонкая, она казалась строительной деталью для ранчо в Аризоне.
Роботы унесли плитку. Никто не преследовал их. Мертвый многоугольник явно был отдан во власть химических процессов, готовых поглотить его тело.
Этот дар небес лишил биологов сна, и, позабыв обо всем, они в течение нескольких дней препарировали добычу. Покрытое жестким серо-зеленым панцирем существо обладало чрезвычайно сложной нервной системой — этого следовало ожидать. Однако почти четверть тела мертвого внеземлянина была отведена мозгу, разделявшемуся на компактные сегменты.
Плиткоподобные создания и в самом деле являлись частью экологического сообщества. Одни они потребляли куда большую долю электрического богатства планеты, чем вся неповоротливая, работающая на химическом приводе биосфера Земли.
Глубоко внутри существа находилась костная структура — точно такая же, как у черепахоподобного хищника. Некогда доминировавший, явно разумный вид не отправился к звездам, составив вместо этого основу причудливой экологии интеллекта.
После биологов к исследованию плитки приступили инженеры, обнаружившие еще и не такое!
Плоские существа впечатляли — хотя бы просто как артефакты своего мира. Их нервная система осуществляла целый ворох интерпретаций, оживленных сценариев, выразительных отрывков — явно предназначенных для отправки вовне и объединенных в прекрасно оформленные пакеты электрической информации, закодированной самым причудливым образом. Потому и необходимой была грубая шкура, максимизировавшая пьезосвязи, когда плитки терлись друг о друга. Еще они «разговаривали» между собой через почву: большие приплюснутые ступни передавали токи.
В головах экипажа забрезжило представление о том, что Шива представляет собой невообразимо огромный вычислительный комплекс, оперирующий информационными потоками, на много порядков превышающими всю сумму человеческих знаний. Шива высился над Землей, как человек над каким-нибудь жучком.
Первые сообщения, описывающие биосферу Шивы, достигли Земли четыре года спустя. И в культуре, более века определявшейся дуальной эволюцией общества и компьютеров, вдруг обнаружились тревожные параллели.
Некоторым сообществам, занимавшим развитые регионы Земли, уже казалось, что реальное время наделяет их эфемерными и бесцветными переживаниями. В конце концов, никто не в состоянии записать время в память, воспроизвести, насладиться, а потом вернуться к пережитому еще раз, пока оно не сделается истинной частью личности. Реальное время существовало только один миг, а потом исчезало.
И посему: некоторые люди предпочитали жить в мирах, полностью произвольных, усеченных, обрубленных, определявшихся технологиями, воспринимавшимися как призрачные ограничения в широком во всем прочем диапазоне.
«Расходуемые реальности», — фыркали некоторые, однако прелесть подобных жизней была очевидной.
Шива являл собой крайний вариант: целый мир, нашедший смысл жизни в компьютере.
Могли ли разумные обитатели Шивы истребить огромное количество своих собратьев? Неужели потом они вымерли сами? Зачем? А может быть, они бежали от чудовищных последствий собственных деяний?
Или же прежние хищники превратились в многогранные плитки?
Экипаж «Искателя» решил всей силой высадиться на поверхность Шивы и разгадать загадку. Послав сообщение на Землю, они начали спуск.
* * *
Голоса с Шивы умолкли почти сразу после высадки. К треску межзвездных помех более не примешивались осмысленные сигналы.
После нескольких лет тревожного ожидания Земля отправила вторую экспедицию к звездам. Она также сумела преодолеть космическую дорогу.
«Искатель» все еще обращался вокруг планеты — но без экипажа.
На сей раз люди были осторожны. Миновали годы, отданные усердным исследованиям, прежде чем начала вырисовываться истина.
* * *
— Джон/Одис/Лисса/Тагор/капитан —
— все собрались/застыли/слились —
— в составную псевдоличность —
— на центральной палубе своего старого звездолета —
— чтобы приветствовать вторую экспедицию.
Во всяком случае, так это выглядело.
Они поднялись с поверхности Шивы в корабле неземной конструкции. Изящное сетчатое изделие, похоже, скользило вверх на электромагнитных волнах.
Они вошли через главный шлюз, строго выполнив все полагающиеся процедуры.
Однако упорядоченная группа людей, перешедших из шлюза в корабль, мало напоминала экипаж «Искателя».
Они казались моложе. Гладкие вежливые лица смотрели на потрясенных участников второй экспедиции. Двигались они все вместе — шестигранным строем, сохраняя неизменным интервал в четыре сантиметра. Пятьдесят шесть пар глаз рассматривали новый земной корабль, с каждым моментом впитывая какую-то часть поля зрения и как бы запоминая ее для последующего воссоединения всей картины.
Всякое предложение произносилось по слову — последовательно несколькими из них. Эффект получался ошеломляющий: невозможно было понять, как они узнавали, что и когда говорить, ибо фразы не были заученными. Группа реагировала на вопросы пулеметными очередями сентенций, выстреливая слова, будто пули.
Предложения, рикошетируя, заметались по всей служившей для общих сборов палубе, где стояли все уцелевшие участники первой экспедиции — стройные люди в бесформенных серых костюмах. Фразы эти — если выделить их — оказывались вполне осмысленными, однако воспринимать их было сложно. Прошла не одна минута, прежде чем вторая экспедиция сумела понять, что эти замершие в шестигранном строю люди пытаются поприветствовать их и приглашают вступить в нечто, именуемое ими Комплектом Существ.
Когда предложение это прозвучало, лица тех, кто стоял в шестиугольном строю, начали приобретать выражение. Записи, сделанные во время этого разговора, демонстрируют смену мимики с фиксированным периодом 1,27 секунды. Каждое отдельное лицо изменялось в последовательности точно выверенных эмоций — гнева, симпатии, смеха, ярости, любопытства, потрясения, недоверия, восторга, — мгновенно сменявших друг друга.
Позже очевидец рассказывал, что гексагоналы (такое имя они получили) знали, что центром экспрессивности у людей является лицо, и потому обратились к какому-то языку, использующему мимику. Процесс являлся для них вполне естественным, и все же период в 1,27 секунды быстро внушил присутствовавшим чувство жгучего ужаса.
Высокоскоростные записи встречи показали еще больше. Частота 1,27 секунды скрывала обертон более высокого порядка, едва воспринимавшийся человеческим глазом, когда по лицам гексагоналов пробегали другие выражения. Мускульные судороги прокатывались под кожей, как приливные волны.
Именно эта периодичность была характерна для плиток-многоугольников. Подсознательные аспекты оказались быстрее тех, которые может воспринять активный оптический процессор, однако исследования показали, что аудитория, которой они были предназначены, сумела интерпретировать их.
Позже ученые пришли к выводу, что эта быстрая демонстрация как раз и стала причиной возникновения смятения в рядах второй экспедиции. Сами гексагоналы ничего не говорили во время всей процедуры.
Члены второго экипажа утверждали, что пережили тогда нечто жуткое, мерзкое, непереносимое. Общее мнение сошлось на том, что первая экспедиция подобным образом продемонстрировала свою новую сущность. И такие высказывания часто сопровождались спазматической гримасой.
Видеозаписи не производят подобного впечатления на аналогичную аудиторию: они сделались классическим примером точного — во времени и пространстве — восприятия смысла события. Тем не менее они выводят из душевного равновесия, и потому доступ к ним ограничен. Кое у кого на Земле после их просмотра случались нервные срывы.
Члены второй экспедиции единодушно сошлись на таком выводе. Очевидным образом экипаж «Искателя» вступил в компьютерный лабиринт Шивы. Чем или как их соблазнили на это, осталось неясным; прилетевшие на втором звездолете боялись даже интересоваться.
Словом, это единственное, короткое соприкосновение с Джоном/Одис/Лиссой/Тагором/капитаном… убедило прибывших к Шиве в том, что спускаться в ее компьютерный лабиринт не следует.
Враждебность, излучаемая вторым экипажем, вскоре заставила гексагоналов отступить на свой корабль и отчалить. Они просто повернулись и направились прочь, выдерживая свой четырехсантиметровый интервал. Мерцание с интервалом в 1,27 секунды прекратилось, и лица их вновь сделались вежливыми, внимательными и замкнутыми.
Шествие это было строгим, дисгармоничным… и тем не менее приглашающим.
Степень их неудачи явилась мерой бездны, разделившей обе экспедиции. Гексагоналы стали теперь сразу чем-то большим и меньшим, чем люди.
Гексагоналы оставили за собой след, поведавший многое, но в ретроспективе. За отвращением второй экспедиции пряталось откровение: галактику освоили интеллекты формальные и отстраненные, в своем развитии оставившие органическую фазу далеко позади. Подобный разум возникал различными путями — из ранних органических обществ или из наследовавших им машинных цивилизаций, выросших на пепле погибших живых культур. Итак, свет звезд отливал металлическим блеском.
Обескураживало уже представление об умах, непонятных и странных, обитающих в телах, лишенных жил и кожи. Что же касается необъяснимого отвращения к проявлению Джона/Одис/Лиссы/Тагора/капитана… — то можно заметить следующее.
Живший в XIX веке поэт и философ Гете сказал однажды, что если достаточно долго глядеть в бездну, она, в конце концов, ответит тебе взглядом. Мысль оказалась точной. Хватило и одного взгляда — спокойного и почти что небрежного. Вторая экспедиция запаниковала: незачем заглядывать в бездонную яму.
Люди поняли окончательное следствие эволюции Шивы. Опускаться в миры, полные столь ужасной и глубинной экзотики, можно лишь дорого откупившись — самим телом. Тем не менее все эти столь разные личности присоединились к синтонии Шивы — электрической гармонии, танцу под неслыханную музыку. Совратили их или изнасиловали, навсегда останется неизвестным.
Впрочем, вторая экспедиция научилась извлекать передачи отдельных плиток из потока необработанных данных.
И второй экипаж уловил в них отвратительное величие. Оставаясь органическими в своей основе, привязанные к вечному колесу рождений и смерти, плитки прежде были хозяевами своего мира, и власть их простиралась до всех ведомых пределов.
Теперь они стали терпеливыми, услужливыми трутнями в улье, устройства которого не понимали. Тем не менее — тут человеческая терминология, конечно же, непригодна — подобное превращение было им приятно.
Где же помещалось их сознание? Частично в каждом существе или о нем можно было говорить, только как о какой-то накопленной сумме? Ясного способа проверить обе идеи так и не нашлось.
Существа-плитки представляли собой надежные, терпеливые машины, способные наилучшим образом производить первые стадии грандиозных расчетов. Некоторые биологи сопоставляли их с насекомыми, однако так и не сумели предложить эволюционного механизма, побудившего целый вид заняться вычислениями. Аналогия с насекомыми отмерла, не сумев объяснить реакцию многоугольников на стимулы — даже причину собственного существования плиток.
Или же их бесконечное шевеление служило не только потребностям расчетов? Многоугольники не рассказывали об этом. Они никогда не отвечали людям.
Колоссальный атмосферный лазер с Круглым океаном вспыхивал регулярно — как только вращение планеты и ее орбитальное движение позволяли прицелиться в окрестности новой звезды-партнера. Импульсы уносили интеллект-пакеты, полные немыслимых данных, собранных чуждым разумом.
Второй экипаж изучал, передавал отчеты. И сперва неторопливо, но потом со все большей силой людей охватывал ужас.
Исследователи не могли промерить глубины Шивы и постоянно теряли членов экипажа. Учитывая воистину неизмеримую экзотику окружения, гибель приходила к людям самыми разнообразными способами.
В конце концов, они ограничились дистанционными исследованиями Шивы.
Впрочем, невзирая на все старания, их труды рано или поздно наталкивались на барьер. Теории рождались и умирали — бесплодно. И, наконец, люди бежали.
Одно дело вещать о постижении нового, о знакомстве с загадочным и неизвестным. И другое — ощущать себя насекомым, ползущим по страницам энциклопедии, понимая лишь, что под тобой находится нечто внушительное и недоступное для восприятия: не более чем какая-нибудь зияющая пустота.
Таким был первый контакт человечества с истинной природой галактики. И он не мог остаться единственным. Однако чувство предельного и полного ничтожества не оставляло вид homo все последовавшие странные тысячелетия.
Перевел с английского Юрий СОКОЛОВ