— Блестящие, могущественные господа, великолепные женщины… и толпы остроумных подхалимов. Честно говоря, я бы держался от всего этого подальше.

— Мне тяжело видеть, что при всей огромной власти, которой наделены эти люди, никому из них, кажется, совершенно нет дела до того, что Империя неотвратимо клонится к упадку.

— Была такая древняя поговорка…

— «Пир во время чумы». И еще — что-то об игре на скрипке во время пожара в Риме. Дорс мне говорила. По ее словам, эти поговорки относятся еще к доимперским временам, а Рим — это какая-то древняя Зона с претензией на величие. Вспомнил еще одну поговорку о нем — «Все дороги ведут в Рим».

— Никогда не слышал об этом Риме.

— Я тоже. Но подобная напыщенность и самодовольство извечны и неистребимы. Хотя в ретроспективе они кажутся просто смешными.

Юго принялся беспокойно расхаживать по кабинету Гэри Селдона.

— Так значит, они ни о чем не задумываются?

— Они воспринимают Империю лишь как арену для политических игр.

В Империи уже были отдельные планеты, Зоны и даже целые ветви галактической спирали, которые начали скатываться к нищете и убожеству. Однако, если задуматься, гораздо хуже было то, что все более распространенными становились бесцельное, пустое времяпрепровождение и вульгарные увеселения. Средства массовой информации были переполнены бессмысленной развлекательной ерундой. Повсюду входил в моду стиль Нового Возрождения, пришедший из хаотических миров вроде Сарка.

Гэри Селдон ценил в традициях Империи строгость и самообладание, утонченность и изысканность манер, тонкое обаяние, интеллигентность, талант… даже романтическое очарование, наконец. Его родной Геликон был всего лишь третьеразрядной сельскохозяйственной планеткой, но и там понимали разницу между шелком и домотканой холстиной.

— И что говорят наши политики? — Юго присел на краешек стола, стараясь не вдавить случайно кнопки контрольной панели, вделанные в дерево. Чашка кофе, которую он принес, была только предлогом — на самом деле Юго пришел набраться сплетен и слухов высшего общества. Гэри с улыбкой подумал: «Люди находят удовольствие в некоторых сторонах существования иерархии, и не важно, сознают это они сами или нет».

— Они надеются на новомодное движение за возрождение морали — вроде подновленных старых имперских традиций. Которое, как говорят, должно подстегнуть Зоны.

— Хм-м-м… И как ты думаешь — сработает?

— Этого хватит ненадолго.

Идеология — слишком непрочный цемент. Даже религиозного пыла недостаточно, чтобы надолго скрепить Империю в единое целое. И та, и другая силы способны повлиять на настроения в Империи, но обе они не устоят против гораздо более мощного, основополагающего фактора — экономики.

— А что поговаривают о войне в Зоне Ориона?

— О ней никто даже не упомянул.

— Как ты думаешь, правильно ли мы позиционируем войну в наших уравнениях? — У Юго был настоящий дар — он очень часто без малейших намеков угадывал то, что больше всего беспокоило Гэри Селдона.

— Нет. В истории войне уделяется слишком много внимания. Безусловно, война нередко выступает на первый план — и это не удивительно, ведь никто не станет читать прекрасные стихи, когда рядом гремят выстрелы. Но дело в том, что выстрелы в войне — далеко не главное. Проходит время, и война начинает вплотную затрагивать интересы тех, кто обычно обеспечивает нормальную жизнь. Рабочие, инженеры, мелкие торговцы не получают от войны никакой прибыли. Так, но почему же тогда войны разгораются и поныне, невзирая на противодействие всей экономической машины Империи?

— Войны — это мелочь. Но мы с тобой упускаем что-то крайне важное — я чувствую.

Юго даже немного обиделся:

— При обосновании моделей мы учитываем практически все исторические сведения, которые добывает Дорс. И они вполне надежны.

— Я в этом и не сомневаюсь. Однако…

— Послушай, у нас под рукой целых двенадцать тысячелетий подлинных исторических событий. Наша модель построена на них!

— У меня такое ощущение, что то, что мы упускаем, — не незначительная подробность.

Большинство крушений государств происходило по вполне объяснимым и понятным причинам. В древности, во времена становления Империи, повсеместно зарождались и вскоре исчезали мелкие суверенные державы. И в судьбах их было очень много сходства.

Раз за разом звездные королевства рушились под гнетом чрезмерных налогов. Чаще всего эти налоги уходили на содержание наемных армий, купленных для защиты от соседних держав либо для поддержания независимости от крепнущей Империи. Но какими бы ни были причины избыточного налогообложения, этот подход всегда приводил к одному и тому же: крупные города планеты пустели, жители переселялись в «тихую сельскую местность», скрываясь от сборщиков налогов.

Но по какой причине они делали это так стихийно, произвольно, но слаженно?

— Люди! — внезапно сказал Гэри. — Вот что мы упускаем.

— В смысле?! Ты же сам доказал, что индивидуальность ничего не значит для истории — помнишь, редукционистская теорема сведения высшего к низшему?

— И я по-прежнему так считаю: отдельный человек для истории — ничто. Но люди — это совсем другое дело. Наши парные уравнения объясняют их поведение в массе, однако мы пока не знаем, что именно ими движет.

— Все заложено в самих данных, которые мы анализируем.

— Может, да, а может, и нет. Что, если бы мы были гигантскими пауками, а не потомками приматов? Как ты думаешь, была бы тогда психоистория точно такой же, как сейчас, или другой, а?

Юго нахмурился.

— Ну, ладно… Если данные для анализа останутся прежними…

— Данные по торговле, войнам, демографической статистике? Ты полагаешь, это не имело бы значения, если бы мы изучали не людей, а гигантских паукообразных?

Юго покачал головой, на лице его появилось угрюмое, мрачное выражение — он не желал признавать, что из-за какой-то мелочи многолетняя работа может оказаться бессмысленной и бесполезной.

— Да нет, без этого никак не обойтись…

— Вот ты, Юго, пришел сюда, чтобы разузнать, о чем богатые и знатные болтают на своих вечеринках. И как, скажи, пожалуйста, это отражено в наших уравнениях?

Юго недовольно скривился.

— При чем здесь я? Я не имею никакого значения.

— Это кто так считает?

— Ну, история…

— История написана победителями — и это правда. Но каким образом великим генералам удается заставить людей маршировать через замерзающую грязь — когда они не желают маршировать?!

— Этого никто не знает.

— А нам нужно знать. Вернее — это нужно для уравнений.

— Но как мы узнаем?

— Спроси что полегче.

— Обратимся к историкам?

Гэри рассмеялся. Он полностью разделял презрительное отношение своей жены, Дорс, к большинству ее коллег. Последнее время при изучении прошлого историки чаще руководствовались личными предпочтениями, чем историческими фактами.

Когда-то Гэри думал, что история складывается лишь из бесконечного копания в стародавних, заплесневевших файлах. К тому же, если бы Дорс показала ему, как отыскивать нужные сведения — то ли в старинных закодированных ферритовых цилиндрах, то ли в полимерных блоках или спиралях, — тогда у него появилась бы прочная основа для исторической математики. Разве Дорс и ее коллеги не добавляли всякий раз по кирпичику знаний к непрерывно растущему зданию истории?

Однако в нынешние времена у историков вошло в моду переделывать прошлое, представлять его в том или ином — какой больше нравится — виде. Появились целые группы историков, выступавших против античности, против «их» истории в противоположность «нашей». И вот, откуда ни возьмись, во множестве стали возникать нужные дополнения и исправления. Так называемые «спиралоцентристы» отстаивали мнение, что действие исторических сил распространяется вдоль ветвей галактической спирали, от центра к периферии. А просто «центристы» утверждали, что истинный источник всех тенденций, направлений, течений, какие только есть в истории, и даже эволюции вообще — это Центр Галактики. «Технократы» противостояли «натуралистам», которые полагали, что врожденные человеческие качества претерпевают неестественные изменения.

В мириадах фактов и мелких подробностей специалист мог увидеть, как тенденции и веяния современной политики зеркально отражаются в прошлом. Но настоящее все время менялось, разрушение и преобразование продолжались непрерывно. И казалось, что этот процесс невозможно рассматривать вне истории как таковой — а ведь это на редкость ненадежная основа, особенно если учесть, сколько чудовищных пробелов встречается в исторических хрониках. Для Гэри Селдона история представлялась скорее предпосылкой, чем основой. Неоспоримого, безусловного прошлого не существует.

Если что и сдерживало центробежные силы относительности в истории, так это довольно широкие рамки всеобщего согласия: «позвольте мне придерживаться своего мнения, и я позволю вам остаться при вашем». Как бы то ни было, большинство людей считали, что Империя — это благо. Что долгие периоды спокойной жизни — это золотые века Империи, потому как перемены всегда обходятся недешево. И когда нужно выбирать среди множества претендентов, каждый из которых настаивает на первостепенной важности именно своей родословной, нужно выяснить, кто и что сделал для человечества.

Но на этом согласие заканчивалось. Не существовало общепринятого мнения относительно того, к чему идет человечество — или, в частности, Империя. Гэри даже подозревал, что даже сам этот вопрос отступал на задний план и превращался в перепалку историков, потому что большинство их просто боялись заглядывать в будущее. Они чувствовали в глубине души, что там, впереди, за горизонтом, Империю может поджидать не просто очередной спад-подъем. Там может скрываться и полное крушение.

— Так что же нам делать?..

Гэри сообразил, что Юго уже не первый раз повторяет этот вопрос. Ну вот, снова он отрешился от действительности, погрузившись в свои мечтания.

— Я… Честно говоря, даже не знаю.

— Может, добавить еще одну логическую структуру для основных инстинктов?

Гэри покачал головой.

— Люди — больше, чем животные, они не всегда подчиняются инстинктам. Но они действительно могут вести себя, как стадо — возможно, как стадо приматов.

— И что… Нам придется с этим разбираться? — обреченно спросил Юго.

Гэри развел руками.

— Признаться, да. Я чувствую, что эта логическая линия к чему-то приведет, но к чему — сказать пока не в силах.

Юго кивнул и улыбнулся.

— Это станет ясно, когда все будет готово.

— Спасибо, Юго. Я знаю, что я далеко не самый удобный сотрудник. Я слишком подвержен переменам настроения.

— Да все нормально, Гэри. Ты в порядке. Просто почаще думай вслух — вот и все. Идет?

— Иногда я не вполне уверен, что вообще о чем-то думаю…

— Давай, я покажу тебе, что у меня получилось. Последние!

Юго любил похвастаться своими достижениями, и Гэри пересел, пропустив его к контрольной панели своего головидео. В воздухе вспыхнуло многоцветное переплетение графиков и диаграмм. Уравнения материализовались в трехмерном пространстве, каждый показатель был выделен отдельным цветовым кодом.

Их оказалось так много! Они напомнили Гэри огромную стаю птиц, рассевшихся на длинной прибрежной полосе.

Психоистория в основе своей — это громадная подборка взаимозависимых закономерностей, уравнений, описывающих все перемены в истории. Невозможно было изменить что-нибудь одно в этих уравнениях так, чтобы это не отразилось на всех остальных. К примеру, изменится количество населения — и сразу же меняется оживленность торговли, и разновидности развлечений, и общественная мораль, и нормы сексуальных отношений, и еще сотни других факторов.

Несомненно, какие-то факторы были маловажными и незначительными, только вот — какие именно? История — это бездонная бочка, битком набитая всяческими фактами и фактиками, бессмысленными, если нет способа отсеивать из общей каши то, что действительно заслуживает внимания. А потому первейшая задача любой теории истории — выявить глубинные, скрытые изменения и закономерности.

— Класс ретроспективного описания — «престо»! — Юго изящно взмахнул рукой, указав на висящие в воздухе выстроенные в сложном порядке трехмерные графические изображения. — Экономические показатели, целые семейства переменных, множество работ.

— За какой период?

— От третьего до седьмого тысячелетия Галактической Эры.

Многомерные плоскости, которыми изображались изменения в экономике, были похожи на перекрученные сосуды, наполненные взбитой, переливающейся жидкостью. Желтые, янтарные, ярко-алые потоки струились в воздухе, медленно перетекая один в другой, плавно огибая друг друга или пронзая насквозь. Медленное, размеренное движение этих причудливых струй походило на удивительный колдовской танец. Гэри всегда изумлялся, наблюдая, как прекрасное рождается из такой неподходящей среды, как математика. Юго собрал воедино сложнейшие, трудные для понимания эконометрические величины, и вот, описанные на протяжении многих веков, они предстали в облике изысканных, причудливых узоров.

— На удивление удачное, гармоничное сочетание, — признал Гэри. Желтые струи исторических сведений были очень четко отграничены от всех остальных разноцветных потоков, которые осторожно огибали желтое, отыскивая для себя свободные промежутки и дополнительные уровни. — И сохраняется на протяжении более четырех тысячелетий! А поправки на бесконечность?

— Их полностью нивелирует новая программа ренормализации.

— Чудесно! И ведь исторические данные по середине Галактической Эры наиболее полные и точные, так?

— Ага. Политики влезли уже после седьмого тысячелетия. Дорс помогла мне разобрать эту свалку, мы вместе отсеяли мусор.

Гэри услаждал свой взор созерцанием изысканной гармонии цветовых потоков, похожих на переливы старинного вина в сообщающихся сосудах причудливой формы.

Психоисторические категории всегда строго соответствовали друг другу. История же вовсе не была твердой, устоявшейся системой фактов, ее нельзя было сравнить с прочным стальным мостом, протянувшимся через тысячелетия — скорее она напоминала подвесной веревочный мостик, который раскачивался и прогибался при каждом шаге. И все это находило отражение в уравнениях и закономерностях — постоянные колебания, небольшие отклонения и даже грубые несоответствия, вплоть до неопределенных бесконечностей. А поскольку ничто в реальности не может тянуться бесконечно, в уравнения приходилось вводить ограничивающие поправки. Гэри и Юго многие годы бились над тем, чтобы отследить и отсечь эти предательские бесконечности. И, может быть, уже почти достигли цели.

— Как выглядят эти уравнения, если их просто прогнать дальше, за седьмое тысячелетие? — спросил Гэри.

— Начинают быстро накапливаться отклонения, — признался Юго.

Петли обратной связи были далеко не новым явлением. Гэри знал общую теорему, невообразимо древнюю: если все отклонения в системе строго взаимосвязаны ч взаимно уравновешены и есть возможность произвольно, определенно и существенно изменять один из параметров, это означает, что соответственно можно опосредованно влиять и на все остальные составляющие системы. Систему можно вывести к заранее заданному состоянию посредством мириадов заложенных в ней петель обратной связи. Уравновешенная система реагирует на внешние воздействия гармонично — за счет устойчивых внутренних связей. Она получает приказ от самой себя — и исполняет его.

Но история, конечно же, не выполняет ничьих приказов. Однако за такие долгие промежутки времени, как, скажем, четыре тысячелетия, каким-то образом включаются закономерности, которые уравновешивают все отклонения. И психоистория способна прочесть эти закономерности и восстановить исторические события в ретроспективе — другими словами, как бы «предсказать» прошлое.

В по-настоящему сложных системах механизмы саморегулирования настолько запутаны, что даже не доступны человеческому пониманию, — они выходят за пределы восприятия человеческого мозга, и — это самое существенное — их даже незачем понимать.

Но если что-то в системе начинает барахлить, давать сбои тогда кто-то должен покопаться в ее внутренностях и разобраться, что там не так.

— Есть какие-нибудь мысли? Предложения? Юго пожал плечами.

— Вот, посмотри-ка сюда.

Разноцветные потоки струились и перетекали, словно вдоль стен причудливо изогнутых сосудов, и Гэри заметил, что возле «стенок» они как бы взвихряются. В этих завихрениях проявились дополнительные искривления ярко расцвеченных потоков данных. Красно-оранжевые струи поля вероятностей пошли волнами, распространяя вокруг, по соседним слоям, пурпурные колебания. Волны расходились в разные стороны, и вот уже вся голограмма оказалась покрыта рябью, правильный и стройный рисунок сломался, превратился в хаотичное смешение цветных водоворотов.

— Уравнения выдохлись, — заметил Гэри.

— Ага. Слишком большой отрезок времени, — откликнулся Юго. — Протяженность больших циклов — около ста двадцати пяти лет. Но если сгладить отклонения на события, которые длятся менее восьмидесяти лет, мы получаем точную и устойчивую модель. Смотри дальше.

Гэри проследил взглядом за турбулентными завихрениями, которые превратились в настоящий ураган в многоцветном океане. — Таким образом сводятся на нет все проблемы с так называемыми «различиями поколений» — это Дорс их так называет. Я могу, к примеру, взять Зоны, в которых целенаправленно увеличивают продолжительность человеческой жизни. Я пытаюсь выстроить уравнение на будущий промежуток времени — но у меня не хватает данных. Как быть? Тогда я рассматриваю историю в целом, и оказывается, что такие культуры долго просто не удерживаются.

— Ты уверен? Я бы предположил, что увеличение предельной продолжительности жизни может внести больше определенности в общую картину.

— Не скажи! Я проверял: когда средняя продолжительность жизни увеличивается настолько, что достигает длительности большого социального цикла — то есть примерно ста десяти стандартных лет, — нестабильность только возрастает. И целые планеты увязают в войнах, экономических депрессиях, всеобщих социальных беспорядках.

Гэри нахмурился.

— Это явление — оно было где-нибудь описано?

— Не думаю.

— Ты полагаешь, именно поэтому человечество не может перешагнуть порог долгожительства? Потому что из-за этого разрушается само общество и приостанавливается прогресс?

— Ну да.

На губах Юго появилась тонкая, немного насмешливая улыбка, по которой Гэри тотчас же определил, что его молодой коллега чрезвычайно гордится своим открытием.

— Нарастание нестабильности, которое неизбежно приводит к… к полному хаосу! — Как раз это и была та глобальная проблема, с которой они никак не могли совладать. Гэри сделалось дурно. — Черт побери!

Юго скривил губы.

— По этой теме, босс, не могу вам сообщить ничего нового.

— Ничего, разберемся, — уверенно сказал Гэри, хотя на самом деле никакой особой уверенности не ощущал. — Ты неплохо поработал. Главное, помни — Империи строятся не за один день.

— Вот уж точно, да только, похоже, рушатся они гораздо быстрее.

Так, невзначай разговор коснулся той глубоко запрятанной причины, которая заставляла их заниматься психоисторией тревожное предчувствие того, что Империя по никому не известной причине клонится к упадку, если не к полному краху. На этот счет существовало множество самых разных теорий, но ни одна из них не казалась достаточно обоснованной. Гэри надеялся, что добьется успеха. Однако дело продвигалось возмутительно медленно.

Юго сделался угрюмым и мрачным. Гэри встал, подошел к нему и дружески похлопал по плечу.

— Выше нос, дружище! Опубликуй то, что у тебя получилось.

— Как можно?! Мы же должны держать исследования по психоистории в тайне.

— А ты просто сделай подборку данных и опубликуй в журнале, посвященном аналитической истории. Посоветуйся с Дорс — она поможет выбрать подходящий журнал.

Юго мгновенно просветлел, оживился.

— Я все напишу, потом покажу тебе…

— Нет, не стоит. Я тут ни при чем, это полностью твои разработки.

— Эй, погоди, ведь это ты показал мне, как проводить анализ, где…

— Это — твои разработки. Опубликуй их.

— Ну, хорошо… Ладно…

Гэри не стал обращать внимание Юго на то, что сейчас любая публикация под именем Гэри Селдона неминуемо привлекли бы к себе всеобщее пристальное внимание. И кое-кто мог бы догадаться, что за простой статьей о влиянии продолжительности жизни на общественную нестабильность кроется невообразимо более важная научная теория… Нет уж, Гэри сейчас лучше не высовываться вообще.

Когда Юго ушел к себе, Гэри еще некоторое время сидел и разглядывал ураганные волны, сотрясающие океан разноцветных потоков, зависший в воздухе над его столом. Потом его взгляд упал на небольшую изящную керамическую табличку, подарок Дорс, с его любимым изречением:

«Минимальная сила, приложенная в переломный момент истории к верно выбранной точке опоры, откроет путь к дальнему видению. Преследуйте только те из ближайших целей, которые ведут к самым далеким перспективам».

Это была цитата из семнадцатого стиха Оракула Императора Камбла Девятого.

— А как быть, если дальних перспектив вообще не существует? — пробормотал Гэри себе под нос и принялся за работу.