Его кабинет имел респектабельный старинный вид, прямо из времен Морских войн, но иногда ему хотелось поменьше полированного дерева и побольше кондиционеров вокруг. Он швырнул на стол пачку бумаг. Совещание только что закончилось, и, как это всегда случалось после, голова его, казалось, забита ватой. Понемногу мозг отключался от скучных деталей и препирательств. Из многолетнего опыта он знал, что будет уставать от слишком долгих разговоров, профессиональных выражений, которыми опытные эксперты прикрывали свои зады, употребляя тщательно обезличенные суждения.

Петерсон тряхнул головой, сбрасывая это настроение, и принялся просматривать заметки в ежедневнике на письменном столе. Во-первых — установить приоритетность в порядке приема. Петерсон тщательно рассортировал список лиц, чтобы компьютерный секретарь-ответчик знал, когда его можно потревожить. Список менялся еженедельно, по мере того как он переходил от одной проблемы к другой. Людям, которые когда-либо работали с ним, казалось, что они могут продолжать звонить ему по пустякам спустя месяцы и годы. Во-вторых — поступающие к нему памятные записки, на которых проставлены крайние даты для ответа. В-третьих, личные письма — на этот раз ничего, кроме записки от Сары насчет званого вечера. В-четвертых — новые интересные вопросы с краткой аннотацией. Ну и, наконец, вопросы, не поддающиеся классификации. Сегодня для них нет времени.

Он снова просмотрел то, что относилось к первой категории. Хэншман, наверное, будет стонать насчет трудностей с металлами. Петерсон отправил это к секретарю, снабдив трехбуквенным кодом. Эллехлоу из Северной Африки — опять с мольбой на последнем издыхании о большем числе полетов с помощью в новый регион, охваченный засухой. Это он переправил Опукту — чиновнику, который решал, кому следует посылать зерно и черную патоку. Пусть он возьмет это на себя. Звонок от Кифера с пометкой “срочно”.

Петерсон поднял трубку и набрал номер. Занято. Он нажал кнопку повтора и сказал: “Доктор Кифер”, после чего магнитная лента добавит “Мистер Петерсон из Всемирного Совета срочно хочет поговорить с…” Этот сигнал будет повторяться каждые двадцать секунд, вызывая номер Кифера.

Петерсон перешел к памятным запискам и повеселел. Он нажал кнопку проявления своей собственной записи, которую продиктовал в машине по дороге на работу, а машина-секретарь отпечатала. Он впервые пользовался этой системой.

— а вы уверены вы — о, да, Я вижу свет идет.., вожу Далее все шло в таком же духе — отрывочные фразы с вариантами слов, когда машина не могла точно разобраться в омонимах. Потом она, очевидно, освоилась, и пошел внятный текст: “Комитет согласился с логически обоснованным предложением относительно полного использования Системы в Гольфстриме. Надеюсь, я хорошо разобрался с этим вблизи Атлантического побережья во время пребывания в Майами. Я полагаю, здесь есть четыре постоянных узловых течения. Этими течениями вращаются лопасти гигантских турбин, которые обеспечивают электроэнергией всю Флориду. Турбины громадные — по 500 метров в диаметре. Однако, предваряя техническую дискуссию, скажу, что это в основном техника Викторианской эпохи — громоздкая и простая. Плавающие корпуса имеют длину 345 метров, и они полностью погружены на глубину 25 метров. Этого достаточно для безопасного прохождения над ними судов. В некоторых местах якорные канаты уходят на глубину до двух миль. Но это мелочь по сравнению с кабелями, по которым электроэнергия подается на поверхность. Однако технические специалисты утверждают, что эти энергоустановки не имеют вредных побочных эффектов.

Наши перспективные наметки показывают, что следующие кандидаты — естественный газ из морских водорослей и трансформирование тепловой энергии океана — безнадежно отстают от Кориолисова движения. Название движению дало имя французского математика Кориолиса, который приложил руку к тому, чтобы показать, почему течения в океане движутся так, а не иначе. Это связано с вращением Земли и так далее.

Однако препятствия для использования таких течений очевидны. 400 станций, подобных установленным у берегов Майами, могут привести к замедлению этих течений. Погодные условия на большей части Атлантического океана зависят от океанского течения, которое проходит вдоль берегов США и Канады, а затем поворачивает в сторону и обратно к бассейну Карибского моря. Полномасштабная имитация на OMNI-компьютере показала, что измеримый эффект окажется равным одному проценту. Это достаточно безопасно в соответствии с действующими сейчас нормами.

Отрицательный политический резонанс минимален.

Введение в действие мощностей в 40 000 мегаватт прекратит критику по поводу запрещения рыболовства. Таким образом, я за немедленное утверждение”.

Петерсон улыбнулся. Замечательно. Он подправил текст и отправил его через электронный лабиринт к сэру Мартину. Рутинная техническая работенка, как правило, доставалась помощникам. Сэр Мартин экономил свое время для суждений — дело весьма деликатное, требующее умения балансировать над потоком информации. Он очень многому научил Петерсона, вплоть до того, как разговаривать в Совете, когда твои оппоненты затаились и ждут момента. В этом случае сэр Мартин обычно делал паузу и глубокий вдох в середине предложения, а потом быстро проговаривал его до конца и еще прихватывал пункт или два из следующего предложения. Никто не мог уловить момент, когда можно было бы аккуратно его прервать.

Петерсон попросил освежить информацию в своем электронном секретаре. Он обнаружил, что до Кифера дозвониться не удалось и что двое его подчиненных оставили зарегистрированные записи, но к ним он решил вернуться позже. Петерсон откинулся в кресле и стал изучать противоположную стену. Да, там много чего было: текст на псевдопергаменте с цитатами, направленными на улучшение работы бюрократа; фотографии его самого с харизматическими личностями, любителями провозглашать лозунги, державшими непременную Библию; улыбающиеся в камеру практикующие вожди.

На совещании в Совете этим утром, наряду с серьезными биологами и поглощенными расчетами метеорологами, хватало и таких личностей. Доклад метеорологов о распределении облаков вызывал беспокойство, но не сообщал ничего определенного. Эти облака являлись еще одним примером “биологических пересекающихся функций” — применяемый на все случаи термин, означающий взаимозависимости, над которыми еще толком никто не задумался. Очевидно, вихревыми ветрами, которые шли вокруг полюсов и в последнее время сместились ближе к экватору, подхватывалось что-то в районах, прилегающих к зоне диатомового цветения. Неизвестные биологические реагенты, переносимые облаками, сводили на нет результаты зеленой революции. Характерным для зеленой революции стало то, что, помимо равномерно высоких урожаев, получаемых от выведенных в процессе этого растений, она привела и к равномерному понижению сопротивляемости растений. Если заболевало одно растение, за ним следовали и все остальные. Насколько разрушительными могут оказаться эти окрашенные в желтый цвет облака, пока еще оставалось неизвестно. Что-то странное происходило с биоциклами, однако в результате исследований общей картины до сих пор не сложилось. Совещание не дало никаких результатов. Бельгийские биологи спорили со специалистами по катастрофам, но никто из них не смог привести серьезных аргументов в свою пользу.

Петерсон, перелистывая лежащие на столе доклады, не переставал раздумывать над тем, что все это может означать. Перечни, оценки, предварительные расчеты, утверждения с возможной ошибкой на порядок. Орнаментальная кириллица; стремительный стиль арабского шрифта — хитрые закорючки; смахивающие на следы муравьев азиатские шрифты; прямоугольный шрифт машинок современного английского языка. Научные трактаты на немецком языке, набитые статистикой, приводили в уныние; они состояли сплошь из имен существительных и чисел. Иногда Петерсон впадал в транс от смешения умов во Всемирном Совете, от их энциклопедичности, голосов, галдежа. Свирепая энергия немцев; строгая и в конечном счете удушающая логика французов; японцы, подавленные избытком промышленности; странно печальные американцы — все еще сильные, но, как стареющие боксеры, наносящие удары спарринг-партнеру, которого здесь уже нет; выходящие на мировую арену растерянные бразильцы, моргающие при фотовспышках. Несколько лет назад он отправился в тур по Эфиопии вместе с клокочущей группой международных футурологов. Он наблюдал, как их прогнозы воплощались в реальную жизнь. В пыльных красноскальных ущельях он видел, как мужчины атаковали и разрушали муравейники, чтобы захватить собранные там крохи муки. Голые женщины с кожей цвета глины и пустыми мешочками грудей забирались на акации нарвать свежих побегов для супа. Дети собирали всякие растения вроде колючей сливы, чтобы выжать из них влагу. С деревьев была ободрана кора, обглоданы корни; у источников с солоноватой водой лежали выбеленные на солнце скелеты.

Футурологи бледнели и отворачивались.

Мальчиком он смотрел по телевизору Национальную географическую программу и стал думать о почти мифических животных в Африке как о далеких друзьях, играющих где-то на краю света. Львы — громадные и ленивые, жирафы с их несгибаемыми шеями, уходящими в пространство. С ними его связывала мальчишеская трогательная любовь. Теперь они почти исчезли. В Африке он понял, что скоро на Земле не останется ни одного существа крупнее человека, если, конечно, оно не станет домашним любимцем. Без гигантов человечество осиротеет, его будут окружать только крысы и тараканы. Эта печальная проблема, однако, не обескураживала провидцев. Они продолжали кудахтать о горах масла в одном месте, голоде в другом и предлагать свои рецепты. Они любили собственные теории больше, чем мир. Форрестер перебирал свои числовые фантазии как четки; Хейлброннер рекомендовал отправить все человечество в тюрьму, где всем будет гарантирована еда; Тинререн полагал, что один хороший кризис все приведет в тюрьму; Косолапов с марксистским оптимизмом ожидал, что ножовка истории отпилит капитализм, как будто нищета была простудой, а не серьезной болезнью цивилизации; его оппоненты, последователи Кана, с петушиной уверенностью полагали, что несколько войн и локальный голод увеличат доход на душу населения; ученик Шумахера с наивной верой считал, что углеводородные картели решат создать поточное производство коттеджей, а Ремулото — поклонник Третьей промышленной революции, видел спасение в наших звездных спутниках.

Петерсон с улыбкой припомнил, что еще в 1937 году министерство внутренних дел США разработало прогноз тенденций на многие годы, но не сумело предвидеть атомную энергию, радары, компьютеры, антибиотики и Вторую мировую войну. И все-таки они продолжали настаивать на своем, основываясь на простой линейной экстраполяции, несмотря на множество компьютеров, которые могли бы откорректировать их расчеты, но это считалось весьма дорогостоящей глупостью. И на все случаи жизни у них имелись рецепты: относитесь терпимее друг к другу и увидите, что мы заживем лучше. Чтобы выжить теперь. Человек должен быть терпеливее, предпочитать долгосрочные рациональные решения глобальных проблем и откладывать свои иррациональные прежние требования в отношении краткосрочного решения проблем местных. Всем хотелось осуществления мечты Джона Локка о будущем, о естественном законе, который сможет одновременно определить права и обязанности человечества. Неписаный, но постигаемый с помощью разума закон. Миф о стоическом терпении позволит нам преодолеть все трудности. Но что здесь можно предложить? Вселенская вера в технику постепенно переходит в веру в астрологию или во что-нибудь-похуже. Наследники Джефферсона высасывали для себя столько свободы, сколько могли, и оставляли потомству помойку. Посмотри на свое затуманенное изображение на дверях. Петерсон взглянул на одну из вещей, которая висела на стене и не гармонировала со всем остальным, — стихотворение столетней давности:

Вес в природе — искусство, что тебе не понять. Все случайны дороги, их тебе не узнать. Всех шумов и гармоний тебе не объять. Но добра больше зла — это можно сказать, Хоть ошибок гордыни и злобы не счесть. Ну а истина в чем? В том, что будет и есть.

Он рассмеялся, и в этот момент зазвонил телефон.

— Алло, это Ян? — Голос Кифера был тонким и пронзительным.

— Рад вас слышать, — ответил Петерсон с наигранным дружелюбием.

Я думаю, что через минуту от вашей радости ничего не останется.

— Да? — В голосе Петерсона сквозило удивление: Кифер начал разговор без обычной бодрости, которая должна звучать в беседе двух чиновников высокого ранга.

— Мы разобрались в процессе, вызывающем цветение диатомовых водорослей.

— Очень хорошо. Значит, вы можете все исправить?

— В конечном счете — да. Процесс стремительно распространяется и переходит в фазу, когда оболочка планктона изменяется и превращается в молекулярные соединения пестицидов.

Петерсон сидел в кресле, не шевелясь, и думал.

— Это что-то вроде религиозного движения, — сказал он, чтобы не молчать.

— Что?

— Превращение еретиков в апостолов.

— Да.., пожалуй. Главная проблема в том, что все происходит очень быстро. Никогда не видел ничего подобного. Это беспокоит наших специалистов.

— А не могли бы они найти.., противоядие?

— Со временем — возможно. Но беда в том, что в нашем распоряжении не так уж много времени. Это экспоненциальный процесс.

— Сколько же все-таки для этого нужно?

— Месяцы. Потребуются месяцы, чтобы это распространилось на другие океаны.

— Господи.

— Да. Слушайте, я не знаю, какие рычаги у вас в руках, но я бы хотел, чтобы полученные результаты стали известны в верхах.

— Конечно, я это сделаю.

— Хорошо.

— Доклад по технологии процесса у меня в компьютере. Я передам его шифром.

— Передавайте сюда, я принимаю.

— Хорошо, стартую.

Логику процесса обнаружил сэр Мартин. Испарения океана в очень малой степени участвуют в образовании облаков. Однако предположим, что примеси, участвующие в цветении диатомовых водорослей, способны превращать клеточную оболочку живых микроорганизмов в самое себя. Тогда незначительные количества этого вещества со временем смогут распространяться в облаке. Транспортировка по воздуху осуществляется очень быстро. Определенно, распространение таким образом происходит гораздо быстрей, чем при биологическом взаимодействии между живыми организмами моря и цветением.

Петерсон окунулся в полусумрак ресторана. По крайней мере так это заведение называлось: насколько он мог видеть, люди сидели на полу. Запах табака ударял в ноздри, хотелось чихнуть.

— Ян, идите сюда! — Голос Лауры раздался откуда-то слева.

Он шел буквально на ощупь, но сумел разглядеть ее, сидящую на подушках и потягивающую что-то через соломинку. В зале играла восточная музыка. Уже направляясь сюда на встречу с девушкой, с которой его что-то когда-то связывало и у которой сейчас была масса неприятностей, он понял, что совершает ошибку. Новости из Калифорнии и реакция, которую они вызвали здесь, заставили его просидеть за столом как пришпиленного всю ночь. Инженеры бились в истерике. Кто-то из старшего руководства считал, что технических специалистов своевременно предупредили, а они ничего полезного не предприняли. На этот раз Петерсон, однако, сомневался, что столь простая логика верна.

— Привет. Вообще-то я предпочел бы встретиться с тобой в моем клубе. Здесь все вроде бы ничего, но…

— Нет, Ян. Я хотела встретиться в таком месте, которое я знаю, а не в каком-то напыщенном мужском клубе.

— Там очень приятное место. Ничего чопорного. Мы можем прогуляться, а потом поужинать.

— Я хотела показать тебе, где я работаю.

— Ты работаешь здесь? — Он недоверчиво огляделся.

— Конечно, сегодня у меня выходной. Но это работа и борьба за независимость.

— О, независимость.

— Да, это как раз то, что ты посоветовал мне сделать. Помнишь? Я ушла от родителей, уволилась из “Боуз энд Боуз” и приехала в Лондон. Устроилась на работу. На следующей неделе начинаю учиться на актрису.

— Это очень хорошо.

Из тьмы материализовался официант.

— Будете что-нибудь заказывать, сэр?

— Виски и что-нибудь поесть.

— Сегодня прекрасные блюда с карри.

— Тогда — мясо.

— Простите, сэр. У нас нет мясных блюд.

— Нет никакого мяса?

— Ян, это вегетарианский ресторан. Но здесь действительно все свежее и вкусное. Продукты доставляются каждый день.

— Ну, тогда — яйцо.

— Ян, я хочу рассказать тебе о том, как я сбежала из дома, и о моих планах. Посоветуй, как мне попасть на сцену. Я уверена, ты знаком со многими, кто знает, как это делается.

— Это не совсем так. Я ведь вхожу в правительство.

— О, ноли должен знать, я уверена. Ты вспомнишь, если немножко подумаешь…

Она продолжала тарахтеть, а Петерсон мысленно ругал себя за ошибку. Он чувствовал, что ему нужно немного развеяться после напряженной работы в Совете, и Лаура позвонила как раз вовремя, чтобы его соблазнить. Он позволил минутной слабости взять верх над здравым смыслом, и теперь ему приходилось есть какое-то ужасное блюдо в ресторане, где все специально затемнено, чтобы посетители не видели грязь, а в придачу ко всему на него напирает эта продавщица. Петерсон поморщился. Конечно, в такой темноте этого не видно. Ну ладно, по крайней мере он намерен здесь поесть — это топливо для работы, которая несомненно ему предстоит. И ему нужно отключиться после общения с сэром Мартином.

— У тебя есть комната поблизости?

— Есть, на Бэнбэри-роуд. Похожа на кладовку.

— Не возражаю. — Он улыбнулся в темноте.