Мы привыкли говорить по-английски, что являемся «heirs of the ages», т. е. «наследниками веков». Две войны и великий экономический кризис несколько поубавили нашу былую самоуверенность, но эти потрясения, конечно, не прибавили нам чувства долга перед прошлым. Восточные народы поворачивают монету другой стороной: они — должники веков. Многое из того, что на Западе называют культом предков, — не совсем культ, и уж вовсе не предков, а ритуальное признание великого долга человека перед всем, что было прежде. Более того, человек не только должник прошлого; каждый день любой его контакт с другими людьми увеличивает его долг в настоящем. В своих повседневных решениях и поступках он должен руководствоваться этим долгом. И это — основная отправная точка его поведения. Из-за того, что на Западе люди крайне мало внимания уделяют своему долгу перед миром и проявленной им заботе о них об их воспитании, благополучии и даже самому факту своего появления на свет, японцы считают наши мотивации несовершенными. Добродетельные японцы не говорят, как мы в Америке, что они никому ничего не должны. Они не отказываются от прошлого. Справедливость определяется в Японии как понимание человеком своего места в длинной цепочке взаимных долгов, связывающих воедино и его предков, и его современников.
      Очень просто заявить на словах об этом различии между Востоком и Западом, но очень сложно разобраться, к каким последствиям в жизни оно приводит. До тех пор, пока мы не поймем отличия Японии от нас в этом отношении, мы не сможем постичь тайны ни ставшей привычной для нас во время войны высокой самоотверженности японцев, ни их большой раздражительности в ситуациях, когда она кажется нам неуместной. Положение должника может очень быстро вызвать у человека большое раздражение, и японцы доказывают это. Оно также сопряжено с большой ответственностью.
      И у китайцев, и у японцев есть много слов со значением «обязанности». Слова эти — не синонимы, специфику их невозможно передать буквальным переводом на английский язык, поскольку выражаемые ими представления чужды нам. Для обозначения понятия «обязанности», включающего все долги человека— от самого большого до самого малого, японцы используют слово он. Они переводят его на английский язык целым рядом слов, начиная с obligations (обязанности) и loyalty (верность) и kindness (доброта) и love (любовь), но в таких переводах искажается смысл японского слова. Если бы оно действительно означало любовь или даже обязанность, то японцы определенно могли бы говорить об онпо отношению к своим детям, но для них такое употребление слова невозможно. Не означает оно и верности — понятия, для выражения которого в японском языке используются другие слова, никоим образом не синонимичные он.Во всех случаях его употребления слово онозначает «груз», «долг», «бремя», которые человек старается нести насколько можно лучше. Человек получает онот вышестоящего, и акт принятия онот кого-либо, не занимающего определенно более высокого или по крайней мере равного с ним положения, вызывает у него неприятное чувство унижения. Когда японцы говорят: «Я несу его он»,— это означает: «У меня есть бремя обязанности перед ним»; они называют этого кредитора, этого благодетеля своим «человеком он».
      «Помнить о чьем-то он»может означать простое выражение чувства взаимной преданности. В этом смысле слово употреблено в небольшом рассказе «Не забывать об он»,помещенном в японской хрестоматии для учеников второго класса начальной школы. Это рассказ, предназначенный для чтения малышам на
      уроках этики.
      «Хати — умный пес. Вскоре после его появления на свет чужой человек взял его к себе и полюбил как собственного ребенка, Благодаря этому его слабый организм быстро окреп, и, когда утром хозяин отправлялся на работу, пес провожал его до остановки трамвая, а вечером, незадолго до возвращения хозяина домой, он снова отправлялся на остановку, чтобы встретить его.
      Пришла пора, и хозяин умер. Неизвестно, знал ли об этом Хати или нет, но он продолжал каждый день искать его. Приходя на привычное место, он стремился отыскать в толпе выходящих из трамвая своего хозяина.
      Так шли дни и месяцы. Прошел год, прошло два, прошло три, и даже когда прошло десять лет, фигуру старого Хати, все еще ищущего своего хозяина, можно было видеть каждый день на остановке».
      Мораль этого маленького рассказа такова: верность — только иное название для любви. Сын, проявляющий глубокую заботу о своей матери, может сказать, что не забывает о полученном от матери он,и это означает, что он привязан к ней со всей простодушной преданностью Хати своему хозяину. Однако термин прежде всего относится не к его любви, а ко всему тому, что мать сделала для него, когда он был ребенком, к ее жертвам, когда он был мальчиком, ко всему тому, что она сделала в его интересах, когда он стал взрослым человеком, ко всему тому, чем он обязан ей просто самим фактом своего существования. Онпредполагает возвращение этого долга и поэтому означает любовь. Первичное же его значение — долг, но для нас любовь — это то, чем мы делимся свободно и что не обременено обязанностями.
       Онвсегда означает эту безграничную преданность, когда словом пользуются для выражения первого и самого большого долга японца — его «императорского он».Это долг императору, который следует принимать с бесконечной благодарностью. Японцы считают, что невозможно быть довольным своей страной, своей жизнью, своими большими и малыми делами, не думая также постоянно об этих милостях. Во все времена японской истории среди живых людей, по отношению к которым у японца существовало чувство долга, конечной фигурой являлась та личность, которая находилась на высшей позиции его социального горизонта. В разные периоды ею становились местные сеньоры, феодальные князья и сёгун.Сегодня это — император. Важно не то, кем была эта занимавшая высшую позицию личность, а само многовековое существование принципа примата в японском обыкновении «помнить об он».Япония Нового времени использовала все средства для сосредоточения этого чувства на императоре. Императорский онкаждого японца приумножался благодаря любым его житейским пристрастиям: каждая сигарета, выданная во время войны от имени императора находившимся на передовых позициях солдатам, лишний раз подчеркивала этот онкаждого из них; маленький глоток сакэ,скупо предоставленный перед боем, еще более увеличивал императорский он.Японцы заявляли, что каждый летчик-камикадзе на самолете-смертнике оплачивал свой императорский он;они утверждали, что все солдаты, погибшие до последнего при обороне одного из тихоокеанских островов, заявили, что оплачивают свой безграничный онимператору.
      У человека есть также ониперед менее значительными, чем император, людьми. Существует он,полученный от родителей. Онсоставляет основу знаменитой восточной сыновней почтительности, отводящей родителям стратегическое положение высшего авторитета для детей. Эта почтительность выражается в категориях долга, который дети обязаны вернуть родителям и стремятся это сделать. Именно поэтому дети должны энергично и послушно трудиться, но не так, как в Германии, — другой стране с высоким родительским авторитетом, — где родителям, добивающимся повиновения детей и старающимся укрепить его, приходится тратить много сил. Японский вариант восточной сыновней почтительности очень реалистичен, у японцев есть пословица о получаемом человеком от родителей он,которую в вольном переводе можно передать так: «Только став сам родителем, человек поймет, каков его долг перед собственными родителями». То есть родительский он— это реальная повседневная забота об отце и матери. Ограничение японцами культа предков родителями и живущими в памяти человека близкими родственниками приводит к тому, что этот акцент на реальной зависимости в детстве становится очень мощным элементом их мышления, хотя, конечно, для любой культуры является крайне банальным, что каждый человек когда-то был беспомощным ребенком, не способным выжить без родительской заботы о нем; до тех пор, пока он не повзрослел, они предоставляли ему кров, пищу и одежду. Японцы убеждены, что американцы преуменьшают значение всего этого и что, как говорит один японский писатель, «в Соединенных Штатах помнить об онродителям — это чуть больше, чем быть добрым к вашим отцу и матери». Никто не может передать свой ондетям, но самоотверженная забота человека о своих детях — это возвращение своим родителям долга тех дней, когда ты сам был беспомощным. Человек частично оплачивает онсобственным родителям, проявляя, как и они, такое же доброе отношение к своим детям и уделяя много внимания их воспитанию. Обязанности перед детьми просто принадлежат к категории «онсвоим родителям».
      Существует также особый онсвоему учителю и своему хозяину (нуси).И тот и другой помогали человеку встать на ноги, и по отношению к ним у него есть он,который в будущем заставит его откликнуться на их просьбу в тяжелые для них дни или оказать после их смерти содействие их, возможно еще юному родственнику. Оплата, вероятно, растянется на многие годы, и время не сократит долг. С годами он скорее возрастет, чем убудет. Накапливаются своего рода проценты. Онкому-то — серьезное дело. Японская пословица говорит: «Никто никогда не оплатит одной десятитысячной он».Это тяжелое бремя, и «власти он»по справедливости всегда отдается предпочтение перед чисто личными интересами человека.
      Гладкое функционирование этики долга зависит от умения каждого человека считать себя большим должником, не испытывая слишком большого раздражения при оплате висящего на нем бремени долгов. Мы уже видели, насколько совершенно были организованы иерархические механизмы в Японии. Связанные с ними обыкновения старательно преследовали цель создания для японцев возможности уважительного отношения к своему моральному долгу в немыслимой для западного ума степени. Добиться этого легче тогда, когда на старших смотрят как на доброжелателей. Японский язык дает интересное свидетельство подлинного наделения старших «чувством любви» к своим подчиненным. По-японски «любовь» — аи,и именно это слово показалось миссионерам минувшего века единственным японским словом, пригодным для передачи христианской концепции любви. Они воспользовались им при переводе на японский язык Библии для обозначения Божественной Любви к человеку и человеческой любви к Богу. Но в точном смысле слова ай— это любовь старшего к зависящим от него. Западному человеку, вероятно, может показаться, что это слово означает «патернализм», но в японском употребляли его значение шире. Именно им передается чувство привязанности. В современной Японии слово айвсе еще используется в этом узком смысле адресуемой сверху вниз любви, но, может быть, отчасти под влиянием его употребления христианами и, несомненно, под воздействием усилий официальных властей по ликвидации кастовых различий его можно употреблять сегодня также и для обозначения отношений между равными.
      Несмотря на все культурные облегчения, в Японии тем не менее существует счастливое обстоятельство, позволяющее без всякой обиды «нести он».Людям не нравится обременять себя долгом благодарности, связанным с он.Они всегда говорят, что «человека заставляют нести от,и часто самым точным переводом этих слов будет «взваливать на другого» (imposing upon another), хотя в Соединенных Штатах «взваливать» (imposing) значит требовать чего-то от другого человека, а в Японии — дать ему что-то или сделать ему одолжение. Случайные одолжения от довольно чужих людей вызывают большое раздражение, поскольку с соседями и теми людьми, с которыми японец имеет давние иерархические связи, он хорошо знаком, и у них существуют сложные отношения он.Но в общении с просто знакомыми и почти одинаковыми с ними по статусу людьми японцы начинают нервничать. Им не хотелось бы оказаться в ловушке онсо всеми ее последствиями. Пассивность японской уличной толпы во время несчастного случая объясняется не только ее безынициативностью. Она — свидетельство того, что любое не соответствующее установленным нормам вмешательство заставило бы получателя помощи нести он.Один из самых известных законов домэйдзийских дней гласил: «При возникновении ссоры или спора не следует без необходимости вмешиваться в них», и человек, пришедший в такой ситуации на помощь другому без явного его согласия, подозревается в неоправданном корыстном злоупотреблении. Превращение получателя помощи в большого должника заставляет его не стремиться воспользоваться этой выгодной для себя ситуацией, а проявлять осторожность. Японцев, особенно в неформальных ситуациях, крайне тревожит возможность попадания в ловушку он.Даже предложение сигареты человеком, с которым прежде не поддерживалось никаких отношений, ведет к дискомфорту, и вежливой формой благодарности в этом случае могут стать слова: «Как я себя скверно чувствую (кинодоку)».Один японец сказал мне: «Легче признаться, как скверно вы себя, чувствуете. Вы никогда не подумали хоть что-то сделать для человека, и поэтому вам стыдно получать от него он».Поэтому слово кинодокупереводится иногда как «спасибо» (thank you), т. е. в данном случае за сигарету, иногда как «извините» (I'm sorry), т. е. за то, что я становлюсь Вашим должником, иногда как «я чувствую себя подлецом» (I feel like a heel), т. е. «этим актом милосердия Вы сразили меня». Слово означает все это и ничего.
      У японцев существует много способов выражения благодарности и чувства неловкости от получения он.Наименее двусмысленный из них — принятое в современных городских универмагах слово, переводимое как «Ох, какая это трудная вещь» (Oh, this difficult thing) — аригато.Японцы обычно утверждают, что это слово — «трудная вещь» — относится к большой и редкой милости, оказываемой покупателем магазину своей покупкой. Это комплимент. Его произносят также тогда, когда получают подарок и еще в бессчетном количестве случаев. Другие столь же распространенные для выражения благодарности слова связаны, как и кинодоку,с трудностями, возникающими при получении он.Лавочники, имеющие собственные магазины, особенно часто говорят буквально следующее: «О, на этом не кончается» ( сумимасэн),т. е. «я получил от Вас он,но при современных экономических порядках я никогда не смогу расплатиться с Вами; извините, что я нахожусь в таком положении». На английский сумимасэнпереводится как «thank you» («спасибо»), «I'm grateful» («благодарю») или «I'm sorry» («извините»), «I apologize» («извините»). Вы предпочтете это слово всем другим выражениям благодарности, например, тогда, когда кто-то припустится за вашей шляпой, унесенной на улице ветром. Во время ее возвращения вам учтивость требует, чтобы вы признали внутреннюю неловкость при ее получении: «Он предлагает мне он,но я никогда его прежде не видел. У меня никогда не было возможности предложить ему онпервым. Это — моя вина, но будет лучше, если я принесу ему свои извинения. Сумимасэн— наверное, самое популярное в Японии слово для выражения благодарности. Я скажу ему, что признаю получение от него они не считаю наши отношения закончившимися с возвращением моей шляпы. Но что я могу сделать? Ведь мы же чужие».
      Аналогичное отношение к долгу, и даже еще более четко оформленное, проявляется в другом слове для выражения благодарности — катадзикэнай,передаваемом иероглифом со значением «обида, оскорбление» (insult), «потеря лица, престижа» (loss of face). Оно означает и «мне обидно» (1 am insulted), и «благодарю» (I am grateful). В полном словаре японского языка отмечается, что, употребляя это слово, вы заявляете о том, что вам стыдно и обидно получать эту необычайную милость, поскольку вы недостойны ее. Этой фразой вы откровенно признаетесь в своем чувстве стыда от получения он, астыд, хадзи,как мы убедимся в дальнейшем, переживается в Японии остро. Слово катадзикэнай— «мне обидно» — все еще употребляется консервативно мыслящими лавочниками для выражения благодарности своим покупателям, а покупатели пользуются им, справляясь о стоимости своих покупок. Это слово постоянно встречается на страницах домэйдзийских повестей. Красивая девушка из низшего сословия, служащая при дворе и избранная господином в наложницы, говорит ему катадзикэнай,т. е. «мне стыдно, ведь я недостойна принять этот он;благодарю Вас за Вашу милость». Или самурай, избавленный властями от наказания, говорит катадзикэнай,что означает: «приняв этот он,я теряю престиж; он не для меня — человека столь скромного положения; извините, покорно благодарю».
      Эти слова лучше, чем любые общие заключения, говорят о «власти он».Человек постоянно носит онс двойственным чувством. При строго структурированных отношениях в обществе, продиктованное им тяжелое бремя долга часто заставляет человека, оплачивая он,выплескивать все накопившееся в его душе. Ведь трудно быть должником, и раздражение легко вырывается наружу. Как это бывает, ярко показано в знаменитой повести «Боттян» одного из самых известных романистов Японии Сосэки Нацумэ. Герой повести Боттян — молодой человек из Токио, преподающий впервые в жизни в школе маленького провинциального городка. Он очень быстро понимает, что презирает большинство своих коллег-учителей, и, конечно же, не ладит с ними. Но есть один симпатичный ему молодой учитель, и однажды, когда они были не в школе, этот новообретенный друг, прозванный им Дикобразом, угостил его стаканом воды со льдом, заплатив за него полтора сэна, т. е. почти одну пятую цента.
      Вскоре после этого другой учитель сообщил Боттяну, что Дикобраз пренебрежительно отозвался о нем. Боттян верит словам возмутителя спокойствия, и его тут же начинает тревожить мысль о полученном им от Дикобраза он:
      «Носить он,полученный от такого человека даже из-за пустяка, вроде воды со льдом, оскорбительно для моей чести. Один сэн или полезна — неважно, все равно из-за этого оня не могу умереть спокойно… Что я, не отказываясь, принимаю от кого-то он— это мое дело, значит, я считаю его порядочным и приличным человеком. Вместо того чтобы настоять на том, что я сам заплачу за мою воду со льдом, я принял они поблагодарил его. А это — признательность, которую невозможно купить ни за какие деньги. У меня нет ни звания, ни чина, но я — независимый человек, а для независимого человека принять онзначит много больше, чем отдать миллион иен за него. Я позволил Дикобразу потратить полтора сэна на меня и поблагодарил его за это, что значительно дороже, чем миллион иен».
      На следующий день он бросает полтора сэна на стол Дикобраза, ибо, только освободившись от онза стакан воды со льдом, может приступить к решению последней проблемы в их отношениях — оскорбившему его замечанию. Может вспыхнуть потасовка, но прежде всего нужно устранить он,поскольку для него больше нет места в отношениях между друзьями.
      С такой же острой восприимчивостью к мелочам, с такой же болезненной уязвимостью можно встретиться и в американских отчетах о подростковых бандах или в историях болезни невротиков. Но для японцев это — добродетель. Они сами считают, что немногие из них отважились бы поступить столь же решительно, ведь слабых людей, конечно, много. Японские критики, писавшие о Боттяне, характеризуют его как «вспыльчивого, кристально чистого, любящего правду человека». Сам автор книги отождествляет Боттяна с собой, и критики действительно всегда находят в главном герое самого автора. Особенно важно в этой истории то, что получивший онможет избавиться от положения должника, лишь признав свою благодарность достойной «миллиона иен» и ведя себя соответствующим образом. Онможно принять только от «приличного человека». В гневе Боттян свой онДикобразу противопоставляет он,полученному им давно от своей старой служанки. Та была слепо привязана к нему, переживала, что никто из остальных членов семьи не ценит его. Она часто тайком дарила ему сласти и цветные карандаши, а однажды дала ему три иены. «Ее неустанное внимание ко мне тронуло меня до глубины души».