ГЛАВА 14

С прибытием Бикси и Льешо фибские друзья стали ворчать, хмуриться, будто чем-то недовольны. Юноша решил выйти из дома, прогуляться на ночь глядя, лишь бы избежать ссоры. Бикси, как обычно, хотел командовать на том основании, что он старше всех на год и выше ростом. Хмиши потакал Льинг. Та требовала, чтобы все замолчали и дали Льешо отдохнуть, но Бикси не собирался слушать девчонку, даже если она права. Льешо оставил их пререкаться, надеясь, что к его возвращению они придут к какому-то согласию. Прогуливаясь по мощенной каменными плитами дороге, ведущей к тренировочной арене, он слышал удаляющийся шум из дома товарищей. Кругом было пустынно и тихо: идеальное место для размышлений.

Схватка с Каду потрясла его. Если бы мастер Якс не вмешался, он бы искалечил ее или даже убил. Она тут была ни при чем, как и ее давшая прокол сноровка. Девушка думала, что они тренируются, и дралась не как в настоящей битве. Эта ошибка чуть ли не стоила ей жизни. До этого случая Льешо и не думал, насколько прочен его настрой на летальный исход, когда он берет в руки нож. Его не раз предупреждали не делать этого. К счастью, рядом всегда оказывались Ден и Якс. Они не позволяли ему одержать победу в тренировочном бою. В решающий момент учителя отбирали у него оружие, не дожидаясь, когда он причинит напарнику вред. Льешо не осознавал раньше, что если будет биться до конца, то результат окажется смертельным. Мастер Якс говорил, что ему приходилось убивать. Если это действительно так, то Льешо радовался, что не сохранил о том воспоминания.

В семилетнем возрасте у него не хватило бы сил проткнуть толстую одежду врага даже таким острым ножом, как фибский. Стул упал, и мальчик покатился с него с оружием в руке. Следуя инстинкту самосохранения, он направил вперед лезвие, вонзившееся гарну меж ребер. Тот человек умер, кровь пузырилась изо рта. Уже не спасешь ни Хри, ни отца, ни сестру. Может, и мать. В памяти все перемешалось, отчетливо предстал лишь Льек в заливе с просьбой найти братьев. Их, видимо, еще не поздно выручить.

Когда Якс сказал, что в прошлом он убивал, Льешо хотел опровергнуть это заявление, чтобы отгородиться от насилия и увечий, заполонивших его жизнь, включая Кровавый Прилив, яды мастера Марко и господина Чин-ши, обращавшегося с ним ласково, но ушедшего по собственному желанию на тот свет. Эти события напомнили об ощущении слизкой крови на ноже, пальцах, об огне гнева, воспламенившемся в его юном сердце. Будь он тогда старше, имей опыт боя настоящего воина, он неистово защищал бы дворец, косил бы гарнов, как пшеницу во время сбора урожая. Спустя все эти годы стремление прорваться в королевскую комнату и остановить бойню вернулось к юноше с такой силой, что он достал нож и неистово замахал им вокруг, представляя шеи врагов.

– Ого!

Льешо остановился, не узнав голоса, пока Каду не добавила:

– Это всего лишь я!

Юноша опустил руку с ножом, словно она была из камня.

– Извини, – сказал Льешо и поклонился. – Я думал, в этот час все сидят по домам.

– Если хочешь, я оставлю тебя одного.

Он покачал головой, и Каду прошла мимо него в центр пешеходного моста, ведущего на тренировочную площадку. Сев на деревянные дощечки, она свесила ноги, чуть ли не касаясь ими воды.

– Где твоя обезьянка?

Каду хихикнула.

– Если б Маленький Братец мог говорить, он сказал бы, что охраняет мои вещи. На самом деле он спит на балке, предается своим обезьяньим грезам.

Льешо подумал, что будет невежливым высказать облегчение по поводу отсутствия животного. Обезьяна не произвела пока на него положительного впечатления. Юноша опустился на мост рядом с Каду, но, увидев, как к ее пальцу подплыл карп, поджал ноги под себя.

– Мне запрещают кормить их, – сказала Каду, бросая крошки хлеба самой большой из рыб. Карп метнулся в сторону корма, как и его товарищи. Льешо молча взял предложенную ему буханку, отломил и отправил пару крошек в воду. Каду игриво упрекнула его: – Тот карп разжиреет, если будешь продолжать в том же духе. Он станет таким толстым, что мне придется вырыть ему новый пруд!

– Твой отец вряд ли поддержал бы эту идею! – фыркнул Льешо.

– Я тоже, – призналась Каду. – Он чаще говорит:«Действия влекут за собой последствия, дочь моя. Реши, сможешь ли жить, сделав последний шаг, перед тем, как ступить первый». А правитель у нас прагматичный, его больше заботит рыба, чем философия.

– Но ты же с ним не согласна?

– Его превосходительство всегда прав. Старый карп все же растолстеет, и придется углублять и расширять пруд, чтобы держать его. – Она улыбнулась Льешо. – Это игра между ними: карпом и правителем. Я на стороне рыбы.

– Ты очень странная, – отметил юноша и кинул еще кусочек карпу, засвидетельствовав свою поддержку.

– Что поделаешь, я дочь колдуна правителя, – объяснила она, хотя Льешо об этом и не забывал. – Что ты делал здесь, когда я подошла?

– Уединялся от товарищей по комнате, – признался он. – Надеюсь, что к моему возвращению рев и битье себя в грудь закончатся. Они решат, кто победитель, кто проигравший, и я смогу уснуть в покое.

– Ты сейчас должен отдыхать, а не бегать от ссор. Если Феникс узнает, им не поздоровится.

– Но этого не случится. Она не узнает. Не так ли?

Каду внимательно посмотрела на Льешо и пожала плечами.

– Не от меня. Да я не об этом спрашивала. Что ты делал с ножом?

– Предавался воспоминаниям. – Юноша вытащил его из ножен и взвесил на левой ладони. – Мастер Якс был прав. Я убил гарна, расправившегося с моим охранником. Хри был очень похож на Якса. Внешне, орнаментом на защитных браслетах. Без татуировок, конечно.

– Мастер Якс опасный человек, – отметила Каду.

Убийства по политическим причинам. Знала ли она об этом?

– Таким был и Хри. Я не мог помочь ему, зато он выиграл для меня время, чтобы я успел сбежать. Он умер за меня. Мне было семь, – добавил Льешо. – Я не мог никого спасти, кроме себя самого. Они напали на отца, убили сестру и выкинули ее в кучу мусора. Остальных разлучили и распродали. Однако, – юноша поднял фибский нож, наблюдая, как месяц скользит по лезвию, – могло быть и хуже. Если супруга правителя сдержит слово, следующим летом я выйду отсюда свободным человеком, воином.

– Кто ты? – спросила Каду.

Льешо покраснел и опустил голову. Восемь лет он держал свои секреты в тайне, но с ней не мог оставаться настороже. Вот и выболтал слишком много; не ясно, как выпутываться после такого откровения.

– Никто, – сказал юноша.

– Не верю, – отмела она эту версию, скептически подняв бровь в ожидании более конкретного ответа.

Поздно. Как говаривал Льек, открывшийся рот можно закрыть, но вылетевшие слова не возьмешь обратно и не выкинешь из головы. Сказанное всегда влечет за собой последствия. У старого министра, казалось, было много общего с Хабибой, колдуном правителя: у обоих лучше получалось философствовать, чем давать практические советы. Например, что делать с симпатичной девушкой, которая могла бы одолеть тебя трезубцем и произносит слова так, словно лепестки роз падают к твоим ногам?

– В прошлом, может, я и был кем-то, – признался Льешо. – А сейчас лишь один из Рыцарей Богини.

Даже в Фаршо было известно об этих людях: священниках, кавалерах, в общем, сумасшедших – бродивших вдоль и поперек империй, совершая странные рыцарские поступки во имя Богини. Считалось грехом не накормить странствующего всадника, но приглашений ему никто не рассылал и все с облегчением вздыхали, когда он уходил своей дорогой. Каду рассмеялась, как и рассчитывал Льешо, но думать не перестала.

– Спаситель Фибии, – сказала она. – Так называет тебя отец. Мастер Якс советует ему не считать своих червей, а назвать их рыбами.

Льешо опустил голову. С того момента как переодетая крестьянкой жена правителя появилась в оружейной Жемчужного острова, его секреты стали принадлежать посторонним людям. Не всем, конечно.

– Возмездие, – заявил юноша, засунул нож обратно и уверенно посмотрел в ее любопытные глаза. – Никому не говори.

– Клянусь.

Она встала и так быстро ушла, что Льешо даже не заметил, в каком направлении. Вздохнув, он поплелся к домику новичков. К приходу юноши мир все же воцарился. Трое друзей ожидали его в тусклом свете печи.

– Мы разговаривали, – сообщил Бикси.

Льешо усмотрел, что под глазом Хмиши намечался синяк, все четче вырисовываясь с каждой минутой, а через бинты Бикси проступила кровь.

На Льинг не было внешних повреждений, но девушка смотрела на Хмиши решительным взглядом, гласившим, что она не собирается слушать несуразицу мужской половины их компании.

– Мы пришли к выводу, что ты единственное, что у нас есть общего, – сказала она не понравившимся Льешо тоном.

– Я не стану, – начал он, но тут в дверь просунула голову Каду.

Она юркнула внутрь с постельным бельем и маленьким узелком тряпья, издающим что-то вроде приглушенного звона колокольчиков.

– Кто это? – спросил Бикси. Льинг и Хмиши обменялись полными ужаса взглядами, будто их никто в комнате не видит.

– Я Каду, – представилась она, развязывая узел. Она вынула оттуда набор колокольчиков и повесила их на открытое окно. – Решила перебраться к вам.

Ветерок качнул связку, на что она одобрительно кивнула перед тем как расстелить свое белье на полу около двери.

– Предлагаю всем поспать. Утро будет тяжелым для малышей.

Она улыбнулась фибам, обнажив чуть ли не все зубы, но никто не шевельнулся. Они лишь взглянули на Льешо, который в ответ недовольно уставился на них.

– Я устал, – наконец сказал он и свалился на кровать, все больше злясь.

Он этого не просил, он этого не хотел, он не знал, почему с ним это происходит. Однако не собирался позволить подобным мыслям помешать ему заснуть. Он закрыл глаза с твердой решимостью. В итоге Льешо единственный остался бодрствовать, несмотря на желание отдохнуть. Угольки в печке давно превратились в серую золу, когда его тело послушалось командам мозга. Юноша заснул под умиротворенный перезвон колокольчиков, колышущихся от ветра в ночи.

Льешо спал неспокойно, преследуемый духами гарнов, чьи тени скользили по коридорам Дворца Солнца волосами, собранными в хвосты. Во сне юноша с окровавленными руками ходил по тем же комнатам в поисках воды. На каждом шагу он наталкивался на трупы знакомых или любимых людей: отца, мастера Дена, стражника Хри, братьев, – и вставал на колени, пытаясь отмыть пальцы, перепачканные их кровью; получался бесконечный ритуал. Льешо не знал, смывал ли он свои грехи или искупал вину как оставшийся в живых. Добравшись Восточных Врат, он увидел своих друзей: Льинг и Хмиши, Бикси и Каду. Все они были мертвы, раны подсыхали на суровом ветру. Супруга правителя склонилась над ними, в глазах ее горел страшный огонь.

Юноша издал стон и проснулся. Он оглядел товарищей, чтобы удостовериться, что они живы, и увидел их лежащих на своих кроватях в холодном утреннем свете.

– Ты выкрикивал что-то во сне, – сказала Каду. Маленький Братец нашел хозяйку и свернулся на ее руках, наблюдая за Льешо глубокими, темными, обвиняющими глазами.

Бикси проницательно смотрел на него:

– На каком это было языке?

– Не знаю, – ответил недовольно юноша. – Я ведь спал.

– Возвышенный фибский, – сообщила Льинг дрожащим голосом.

Хмиши к тому моменту уже пал на колени, касаясь лбом пола; тихие причитания срывались с его уст. Даже Каду поклонилась, а Бикси смотрел то на одного, то на другого с растущим гневом, всегда переполнявшим его от непонимания происходящего.

– Вы, должно быть, ошиблись, – возразил Льешо, однако фибы не подняли глаз.

Каду изогнула бровь, выражая недоверие. Юноша же говорил правду, насколько ему казалось.

Возвышенный фибский. Язык священников и закона. Язык его фибских богов и пророков. Никто не пользовался им в обычной речи, даже во дворце, хотя его друзьям вряд ли это известно. Льешо полностью забыл его за годы, проведенные на жемчужных плантациях. Льек, может, и продолжил бы обучать его на возвышенном фибском, несмотря на то что это было опасно при охотнике на ведьм. Почему же язык нашел выход из его подсознания? Единственный ответ, пришедший Льешо в голову, гласил, что боги недовольны им: он до сих пор не нашел братьев. Не было толку спрашивать, что он говорил: вряд ли кто в комнате понял смысл слов. Интересно как бы отреагировал правитель, если бы Льешо бежал из его владений. А вдруг его превосходительство или колдун умеют читать мысли? Льешо отбросил это предположение. Просто совпадение.

В дверях появился слуга и поклонился присутствующим.

– Его превосходительство желает видеть молодого джентльмена Льешо, – сказал он и терпеливо дождался, пока юноша высунет нос из-под одеяла.

– Я буду готов следовать за вами через десять минут, – уверил Льешо слугу.

Тот поклонился и вышел.

– Не знаю, что вы думаете, – сказал Льешо друзьям, которые до сих пор смотрели на него, будто он в любой момент может выпустить крылья и полететь, – но объяснений придется подождать.

Льешо схватил одежду и направился в надворное строение умыться. Может, он узнает что-нибудь на аудиенции у правителя, что прояснит, зачем он здесь и почему ему вдруг стали сниться сны на возвышенном фибском.

Когда Льешо прибыл в залу аудиенции, Каду уже была там. Она стояла рядом со стулом отца по левую руку от правителя. Мастер Якс расположился правее и был полон внимания, хотя и не принимал участия в разгоравшемся споре. Его превосходительство и супруга пересели с трона на стулья с прямыми спинками перед большим столом, на котором были развернуты карты. Правитель рассеянно поднял голову, когда объявили Льешо, и махнул рукой, чтобы юноша подошел и присоединился к изучению карты.

– Расскажи нам все, что тебе известно о гарнах, – неожиданно попросил он.

У Льешо челюсть отвисла.

– Мужлан, – тихо попрекнул себя юноша и выпрямил спину.

Затем украдкой взглянул на мастера Якса и почувствовал одобрение. Льешо воспользовался шансом проявить свою «королевскую» манеру держаться: распрямил плечи, выдвинул подбородок и растопырил пальцы на карте.

– Что именно вас интересует? – спросил Льешо и добавил, чтобы не выглядеть некомпетентным: – Я был довольно юн, когда произошло нашествие, поэтому не очень хорошо помню увиденное.

На это Хабиба произнес:

– Вспомнишь.

Юноша поймал его прямой взгляд и не смог отвести глаз. Наверно, подумал он, так бывает при встрече с коброй. Указав на карту, колдун словно отпустил его, и Льешо почувствовал, что снова может дышать.

Ее светлость вмешалась легким упреком Хабибе. Она одарила юношу улыбкой, которой он поверил даже меньше, чем выражению лица строгой судьи когда-то в оружейной.

– Начни с того, что знаешь, дитя.

Льешо глубоко вздохнул, собираясь с мыслями, взял себя в руки и обратился к присутствующим:

– Они злые.

Юноша подумал о зле, с которым ему довелось с тех пор столкнуться: зле на невольничьем рынке, мелком зле Цу-тана, охотника на ведьм, зле загребущего ядовитого паука в лице надзирателя Марко – все они порождали одно и то же ощущение: словно пелена окутывала зрачки при одном взгляде на них.

– Они живут на равнинах, в шалашах и разводят лошадей. Они ненавидят города. Ненавидят красоту. Они меряются своим богатством: у кого больше добра, лошадей, на ком больше смертей. Когда гарны убивают, они срезают волосы жертв и завязывают их в хвост, который пришивают к военной одежде.

Мысли Льешо вышли за пределы залы правителя в Фаршо, он вновь очутился в коридорах Дворца Солнца, в котором раздавалось эхо криков ужаса и проникнутые жаждой власти вопли триумфа гарнов. Они ревели от радости и ликования, забирая очередную жизнь.

– Я видел, как грабитель убил служанку моей госпожи. Он отрезал ее косу, убранную украшениями из камней. Затем сел на трон… – Льешо запнулся, чуть не произнес: «на трон моего отца», но все же вовремя остановился. Присутствующим известно, что он жил во дворце, но, вероятно, они не знают, на чьей подушке лежала его голова. – И он сидел там, пришивая косу на грудь, а госпожа умирала у его ног.

Когда Льешо поднял глаза, правитель вздрогнул, а ее светлость встретила его опустошенный взгляд с холодным задумчивым видом, который был ему уже знаком. На этот раз ее выражение успокоило его: она не испугалась ужасов рассказа, а достойно приняла их и высоко оценила юношу, которому удалось пережить такое и спастись. Ее смелая реакция на смертельную битву напомнила юноше о Хри, стражнике, усадившем его за шторы с наказом сидеть тихо. Как ни странно, в один момент она даже стала чем-то похожа на Кван-ти. Однако целительница осталась в прошлом, как, впрочем, и все, служившие ему утешением в ссылке, ведь нынешние друзья отдалились вновь из-за чуждого языка, предательски прорвавшегося во сне.

Ее светлость догадалась о его потерях, судя по наклону головы, но она не испытывала к юноше жалости, и тот спокойно продолжил повествование:

– Они убивали всякого, пытавшегося оказать сопротивление, а после себя оставили лишь голые, ободранные стены в грязи. Затем собрали всех оставшихся. Младенцев и глубоких стариков, которые не могли самостоятельно дойти до рынка, они убили на площади и свалили тела в кучу, словно мусор. А нас согнали в стадо, как лошадей, и повели на продажу.

Хабиба вскользь задал вопрос:

– Я думал, у фибов не было невольничьих рынков.

– Фибы были свободным народом, – кивнул Льешо, – они правили от имени богов земли и богини небес. Мы пешком дошли до Шана.

– Но это невозможно, – фыркнула Каду, – Шан за тысячу ли от Фибии. Ни один ребенок не способен столько пройти.

– Не совсем так. – Хабиба оперся локтями на край карты, закрыв лицо руками, словно чтобы скрыть свое выражение. – Большинство фибских рабов захватывают в провинции и привозят на рынок на телегах или по реке. Для гарнов они являются ценной собственностью и поэтому получают необходимую заботу, чтобы принести прибыль. Однако в тот раз им было безразлично, выживут ли пленники из священного города. Долгий Путь служил своего рода устрашением тем, кто решится восстать против них.

– Нас было десять тысяч, когда мы вышли из Кунгола, священного города, – продолжил Льешо, – а когда добрались до рынка в Шане, осталось меньше одной. Гарны сочли половину людей негодными для продажи и перерезали им горло. Лишь малой части была сохранена жизнь. Они разбросаны сейчас по всей империи.

– Но ты выжил, – направил разговор в иное русло Хабиба, хоть ему и не удалось поймать взгляд Льешо.

– Да, я выжил.

Юноша высоко держал подбородок, как истинный принц Фибии, несмотря на трепет в сердце от невыносимых воспоминаний. Льешо не собирался рассказывать, как ему удалось выбраться из кошмара невредимым. Они и сами догадаются или уже догадались: правитель смотрел в сторону, а мастер Якс полностью ушел в себя. Каду не могла оторвать от него недоверчивый взгляд. Только ее светлость не дрогнула, она прямо взирала юноше в глаза. Льешо словно проваливался в ее очи, плывя в глубине, сравнимой по темноте и бездонности лишь с морем. Она не спросила, а юноша не упомянул, что он выжил за счет других: ел их пищу (его собственного рациона не хватило бы на пропитание и блохе), его переносили на руках, когда охранники отвлекались на других людей в процессии умирающих фибов. Спасение было не его заслугой: за жизнь Льешо заплатил его народ.

Жена правителя не винила юношу, хотя в ее глазах словно отражались все души, отданные за него.

– Если хочешь стать генералом, – сказала она Каду, но Льешо почувствовал, что совет не лишен смысла и для него, – запомни этот урок. Когда все потеряно, вплоть до последней капли надежды в душе, хороший правитель пожертвует жизнью ради своего народа. Он продолжит бороться, чтобы сберечь их от отчаяния, чтобы даровать веру.

Льешо не считал себя достойным похвалы, ему просто не дали умереть. Ее светлость положила руку на плечо мужа.

– Хорошо, – он смахнул с лица слезу, – на сегодня достаточно. Можешь идти.

Льешо глубоко поклонился и собирался удалиться, но ее светлость задержала его.

– Подойди во время обеда в рощу, – сказала она. – Ты будешь обучаться искусству стрельбы из лука.

Льешо не понял, явиться ему до или после обеда. Уловив его замешательство, она улыбнулась и пояснила:

– Мы пообедаем персиками из фруктового сада.

Поклонившись еще раз, Льешо ушел.

ГЛАВА 15

В роще, где была назначена встреча с супругой правителя, пахло персиками и сливами, зреющими на вечернем солнце. Не имея ни лука, ни стрел, Льешо пришел с пустыми руками и стал ждать, рассматривая золотые блики солнечных лучей, отбрасываемые сквозь деревья на траву. Вскоре до него донесся перезвон колокольчиков, и госпожа появилась в роще. Ее сопровождали пятеро слуг: один шел впереди, возвещая мелодией колокольчиков о прибытии хозяйки, четверо – позади. Двое из них несли луки, ступая так же величественно, как и ее светлость, двое – расшитые колчаны, в каждом по двенадцать стрел. Госпожа опустила чашу на землю рядом с деревом и улыбнулась Льешо.

– Сегодня мы добудем себе ужин сами, – сказала она и жестом подозвала слуг. – Вместе с луком ты познаешь Путь Богини.

Льешо покраснел до кончиков ушей. Этот Путь священен для его народа и известен только служанкам богини и избранным принцам-консортам. Как представитель святой крови, Льешо принадлежал богине, которая могла принять или отвергнуть его услуги консорта в канун празднования его шестнадцатилетия. День приближался, а Льешо еще не заявил о своей возмужалости, не представил свою кандидатуру в супруги на небеса. Он даже не знал, как совершит обряд, когда подойдет время.

Юный принц не имел права познать раньше срока радость таинства богини, посягнуть на изучение ее Пути. К тому же Льешо немало удивило, что секреты его культуры дошли до Фаршо.

– Я не знал, что жители Фаршо поклоняются богине.

– Мой супруг, правитель, построил мне небольшую часовню на окраине сада. Он стремится удовлетворить любое мое желание, – произнесла ее светлость тоном, дававшим понять, что тяга к прекрасному входит в ее обязанности.

Ее объяснение еще больше запутало юношу. В голове не укладывалось, как она может передавать знание о священном Пути его народа столь же непринужденно, как на обычной гладиаторской тренировке. Поэтому дрожащим от негодования голосом Льешо возразил:

– Если вы действительно поклоняетесь богине, то должны знать, что предлагаете мне запретное занятие.

– Путь принадлежит всем верующим, – уверила она. – Не позволяй невежественным священникам, рвущимся к власти, вводить себя в заблуждение.

В ее взгляде было мягкое напоминание, что раб не имеет права оспаривать желания хозяина.

– Как вам будет угодно, – смиренно поклонился юноша, в душе извиняясь перед погибшими священниками Храма Луны и богиней, которой служит.

Ее светлость кивком головы приняла поклон и начала обучение.

– Лук схож с волей. Если человек несгибаем, никогда не уступает, то он остается один и не может слиться с природой. Могущественным он становится, лишь подчинив свою волю тетиве.

Она взяла в руки первый лук и вытащила из кармана накидки завиток скрученной тетивы.

– Выбирай лук, как если бы покупал боевого коня, – сказала она. – Он должен быть крепким и надежным и в то же время подчиняться твоей воле.

Госпожа показала юноше, как натягивать тетиву. Затем попросила его проделать то же самое.

– Человек должен превратиться в гибкую эластичную струну, укрощающую лук своей силой.

Льешо неумело выполнил задание. На голубом небе не сверкнула молния, которая должна была поразить его насмерть, поэтому юноша расслабился, вверяя свою душу воле богини, как лук доверял себя тетиве.

Затем ее светлость достала стрелу из колчана, протянутого внимательным слугой, и положила ее на ладонь.

– Наконечник, иначе говоря, острие стрелы, – начала она объяснение, указав грациозным жестом на заточенный камень, прикрепленный к древку с одной стороны, – должен быть острым. Его изготовление требует особого таланта. Можешь приспособиться делать наконечники сам, но лучше приобретать у мастера, чем пользоваться вторым сортом, даже собственной пробы. Настоящий лучник никогда не накладывает на свои стрелы заклинания: он доверяет хорошо выбитому камню, меткому глазу и сильной руке.

– Древко, – она провела пальцем по деревянной части стрелы, – должно быть строго прямым. Научись обтесывать его самостоятельно – только в этом случае можешь быть уверенным, что стрела будет следовать полету твоего сердца. Следи за настроем, который передаешь в его древесную плоть; твоя воля должна быть прямой и твердой, как и древко стрелы.