Юный король глубоко вздохнул, хотя и не представлял, что собирается сказать. Маг поднял руку.
– Со сложными ситуациями нужно обращаться осторожно, но у нас нет времени. Ее милость и император ждут. Час назад прибыл Мерген-хан из клана Кубал. Он требует встречи с тобой – и, вполне возможно, твоей головы. Его племянник, принц Таючит, исчез вскоре после вашего отъезда из лагеря.
Льешо тяжело вздохнул.
– Он пригрозил твоему отряду кровной враждой, что огорчает его не меньше, чем потеря родственника, из-за долга его семьи перед твоей, – продолжал колдун. – Если юноша не вернется, Мерген-хану придется объявить войну императору Шана, который поручился за твои действия в Стране Лугов.
– Никто не заставлял Тая ехать за нами. Я пытался отправить его домой с самого начала…
– Первому – верю, а над вторым надо будет поработать, когда станешь убеждать дядю принца, – заметил Хабиба и добавил: – Мерген-хану также придется объявить войну своему соседу, Тинглут-хану, – за то, что тинглутская принцесса убила Чимбая.
Льешо остановился, но Хабиба поторопил его взмахом руки.
– Одевайся быстрее. Ее милость ждет.
Король подчинялся смертной богине войны, не мешкая – как обычный солдат.
Юноша надел тонкую шерстяную рубашку и натянул штаны. Вперед вышел слуга с фибским кафтаном без рукавов, расшитым золотой и алой нитью по голубому шелку. Льешо продел руки в разрезы. Роскошная ткань притягивала взгляд, но принц сжал кулаки, боясь, что кровь, капающая с ладоней, испортит одежду.
Пока Льешо одевался, Хабиба продолжал вводить его в курс дела.
– Тинглут-хан со своей стороны тоже захочет поговорить с тобой об исчезновении его дочери, обожаемой госпожи Чауджин. Он объявил войну Кубалу, но ее милость попросила о перемирии для выяснения подробностей. Возможно, тебе снова придется давать показания в пользу оскорбленной стороны. Судя по виноватому выражению твоего лица, у него найдутся причины для жалоб.
– Я не имею никакого отношения к исчезновению госпожи Чауджин… – начал Льешо. Виноватым он себя чувствовал из-за сновидения, в котором госпожа явилась к нему в обличье женщины и змеи, но принц не собирался делиться своими мыслями.
– Здесь случайно мои сапоги не завалялись? – спросил юный король, меняя тему.
Колдун понял его мысли, но лишь хитро улыбнулся.
– Завалялись, но вовсе не случайно. А еще пояс для ножа и меча…
Слуга принес пару мягких кожаных сапог, украшенных на каблуке и мыске филигранным золотом. Льешо надел их, потом застегнул пояс. Ножны для меча остались пустыми, однако нож легко скользнул на привычное место. Принц закрепил на спине короткое копье.
Хабиба открыл плоскую коробку, которая пряталась за лабораторным столом.
– Остальные наденут короны своих государств, – сказал колдун и протянул серебряную ленту фибского принца. – Тебе еще предстоит отвоевать королевскую корону, а пока возьми это.
Когда Льешо повязал ленту на голову, Хабиба вывел его в смутно знакомый длинный коридор.
– В бывшем дворце правителя. Теперь здесь штаб императора. Возможно, мы скоро ввяжемся в войну, но об этом поговоришь с ее милостью…
Хабиба дал понять, что больше не скажет ни слова, и они в молчании проследовали в зал для аудиенций, где их ждали высокопоставленные особы.
В прошлом Льешо посещал дворец в Дарнэге тайно и под покровом ночи. Он припомнил, что Свин тогда тоже куда-то исчезал.
Принц уже видел крышу, внутренний дворик, множество балконов, мастерскую Хабибы и частные апартаменты смертной богини и ее избранного супруга, императора Шана.
Когда Льешо навещал Шу в последний раз, тот делил с ее милостью комнату, но, похоже, не слишком был доволен своим положением подле нее. Скорее ему хотелось спрятаться в скорлупе замка и заботиться о тлеющих углях ран. А ее милость, по мнению Льешо, так суетилась вокруг сияющего в пламени агонии императора, будто желала его боли едва ли не больше, чем наслаждения. Не в первый раз Льешо задумался о ее браке с правителем Дальнего Берега, совершенно мирным человеком.
Такие мысли заставляли его нервничать даже больше, чем из-за самой аудиенции. Смертная богиня войны еще ни разу не вызывала Льешо на официальную публичную встречу. Возможно, аудиенция и сулила какие-то блага, но настроение это почему-то не поднимало.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Перед массивными позолоченными дверьми, ведущими в приемный зал, угрожающе щетинились копьями стражники.
Начальник караула остановил гостей.
– Дальше с оружием нельзя, мастер Колдун.
Стражник встал на одно колено и склонил голову, явно опасаясь страшного магического наказания за выполнение долга.
Хабиба легко коснулся его плеча. Солдат вздрогнул, но не сдвинулся с места.
– Нож – ритуальный предмет фибского двора. А копье ее милость подарила сама. Госпожа захочет узнать, как они ладят…
Начальник охраны бросил на оружие полный ужаса взгляд, и у Льешо мелькнула мысль, а не слышит ли он шепот копья. «Пропусти нас, – мысленно приказал он стражнику. – Мы не сдадим оружие».
Глаза воина на секунду затуманились. Очнувшись, он, похоже, пришел к такому же выводу.
Отступив в сторону, начальник караула дал знак, и громадные двери отворились. Хабиба провел Льешо в зал и последовал за эхом – глашатай объявлял их имена.
Как и другие части замка, аудиенц-зал кричал о роскоши, которую правитель провинции Гайнм выманил у своих соседей и украл у собственного народа. Льешо вспомнил, как испугался Шу пыточной в подвале замка. Теперь порочный властитель умер и никому не мог навредить. Его наследие осталось в перегретой комнате, сияющей золотом и серебром, уставленной резными тронами из розового дерева с атласной обивкой и покрывалами из тяжелого шелка. Пол украшали цветные стеклянные плитки, похожие на драгоценные – каждая не больше ногтя Льешо. Над головой колокола в виде птиц и бабочек изливали бесконечную музыку ветра, который проникал сквозь резные окна высоко вверху.
В зале полукругом стояли пять тронов. Мерген-хан в остроконечной, тяжелой от серебряных нитей, шляпе, служившей короной народа Кубал, сидел с краю – справа.
Мерген, казалось, постарел с их последней встречи. Он потерял брата в результате предательства и думал, что доверие стоило ему племянника. Глаза под набрякшими веками следили за приближением Льешо с хищным блеском. Над крепко сжатыми губами около носа пролегли угрюмые складки.
Хан сидел с прямой спиной, подобрав ноги под трон, будто отдыхал на помосте своего шатра. На нем был кафтан с красно-желтой вышивкой под темно-синей накидкой без рукавов, в которой отражалось небо и море. Чимбай-хан носил тот же самый наряд, когда Льешо впервые посетил его во дворце: теперь и дворец, и одежда, и корона, и потерянный мальчик принадлежали Мергену.
Принц не отвел глаз, но невольно вздрогнул. Сколько людей погибнет, если он не сумеет спасти Тая? Слишком много… похоже, первым станет он сам. Но этого не случится. Льешо ничем не мог помочь Чимбай-хану, но Тая он вернет. Он уже пообещал.
На троне, который мог оказаться слева, если б ряд не закруглялся, сидел незнакомый мужчина. Он был стар – волосы отливали сединой, а на бледном лице читались следы былых мучений. Человек носил остроконечную шляпу – такую же, как и у Мергена, но с золотыми нитями вместо серебряных. Кроме того, на нем были кафтан и накидка, не менее изящные, чем у хана Кубала. Даже в другой одежде сильные резкие черты выдали бы в нем гарна. Тинглут-хан, оплакивающий дочь, догадался Льешо. Фибский король достаточно насмотрелся на горе и сражения, чтобы увидеть на противоположных тронах вместо людей войну.
Место рядом с Мерген-ханом пустовало. Шу сидел подле незнакомца, наблюдая, как Льешо идет по драгоценному полу. Жизнь снова сияла в глазах императора. Однако больше на его лице ничего не отражалось. Как и остальные, он оделся соответственно случаю, не забыв и про громадный золотой шлем, закрывавший пол-лица.
Льешо видел этот шлем только однажды. Шу проходил в нем в золотых одеждах по улицам после поражения гарнских захватчиков в имперском городе Шана. Тогда Льешо подумал, что император выглядит как бог. Время прошло, и он стал несколько мудрее. Теперь юный король гадал, как Шу удается выдерживать такой груз…
Госпожа Сьен Ма, смертная богиня войны, сидела посредине – с Шу по правую руку. Ее милость оделась в цвета провинции Тысячи Озер, голубые и зеленые, перетекающие друг в друга, словно озерная вода и трава. На талии она завязала пояс из вышивки, уплотненной холстом и несколькими пряжками из драгоценных металлов. Ее лицо белело, словно снег. Словно смерть. Губы и кончики длинных загнутых ногтей горели кроваво-красным. Она не носила украшений на голове или шее, которые могли бы отвлечь внимание от блестящего водопада иссиня-черных волос и от ярких глаз. Словно подтверждая свою симпатию, ее милость положила руку на тыльную сторону ладони Шу, на подлокотник его высокого трона. Император не смотрел на госпожу, но, похоже, не возражал против подобного прикосновения.
Ее милость госпожа Сьен Ма показывала не только свои симпатии, но и свою власть.
На ступеньку ниже пяти тронов стояли в ряд четыре стула поменьше, на каждом сидело по принцу Фибии в одеждах Дворца Солнца и серебряных венцах на голове. Рука и плечо Адара были крепко перебинтованы и притянуты к туловищу, но красных кругов под глазами от недавнего ранения и след простыл. Балар смотрел на Льешо так, будто тот шел по узкому мосту над глубокой пропастью с каменными зубьями на дне.
Шокар собирался встать, но передумал, вспомнив о богине и королях позади него. Принц устроился на стуле поудобнее, но следил за каждым движением Льешо с трогательной заботой.
А я и не знал, подумал Льешо, потрясенный любовью брата, так явно написанной у того на лице. При виде подобной любви ему захотелось убежать подальше, чтобы защитить брата.
Льюка вообще не смотрел на Льешо. Казалось, он вовсе ничего не видит, таким потусторонним стал его взгляд. Льешо помнил, какие образы встают перед Льюкой, и вздрогнул при мысли о подобном плене в сравнении с его собственным пребыванием на веслах. Надо было что-то предпринять, пока Льюка не зашел слишком далеко в своем безумии.
Льешо не замечал стул у ног богини, пока серебряная трель не привлекла его внимание. Ясное Утро, карлик, смертный бог милосердия, приветствовал Льешо высокой нотой глиняной дудочки, которая помещалась у него в ладони. За его спиной трепетала флейта, а между коленей стоял маленький барабан.
– Добро пожаловать обратно, – сказал карлик с такой теплотой в глазах, что Льешо еле сдержал слезы. Он скучал по молчаливому пониманию смертного бога милосердия: его слова грозили расплескать чувства к братьям, Шу и даже госпоже Сьен Ма.
Юноша пришел отчитываться за исчезновение принца Тая, но собрание принцев, королей и божеств напомнило ему и об успехах.
– Похоже, вы в добром здравии, Льешо, король Фибии, возлюбленный Великой Богини, страдающей на небесах, в то время как мы сражаемся в смертном мире…
Намекнув на неотложный характер похода, смертная богиня войны убрала ладонь с запястья Шу и протянула обе изящные руки Льешо.
– Почти что так, моя госпожа Сьен Ма…
Льешо прикоснулся лбом к ее ладоням.
Покончив с формальностями, госпожа Сьен Ма обратилась к нему более непринужденно:
– Мой дар хорошо послужил тебе, юный король?
Она изогнула бровь и указала кроваво-красным ногтем на копье, выглядывающее из-за плеча Льешо.
– В последнее время убить меня оно не пытается, – произнес юноша с улыбкой, которая говорила больше, чем слова. – Я выбираю направление броска, а копье иногда шепотом выражает свои жалобы. Пока соглашение соблюдается.
– Значит, надежда еще есть.
В первый раз после того момента, как они покинули желтую шелковую палатку госпожи Сьен Ма в самом начале похода, ее милость показала свои истинные чувства. Она улыбнулась сквозь слезы, и Льешо заметил, что надежда в ней борется с таким отчаянием, что впору было рухнуть на сияющий пол из стеклянных плиток, однако окаменевшие колени удержали юношу на месте. Судя по глазам Шу, император разделял предчувствия ее милости и готовился сражаться до конца, чтобы не допустить наступления ужасов огненной тьмы.
Пальцы ее милости слегка дрогнули в знак того, что им следует продолжить. Жестом госпожа пригласила фибского короля сесть на пустой трон рядом. Льешо предпочел бы занять место подле братьев, а еще лучше – у ног богини с карликом. Но он потерял право выбора давным-давно, а потому сел среди королей.
Всегда готовый к услугам Хабиба, как и обычно, встал позади богини. Госпожа Сьен Ма никак не отреагировала на его появление, но напряжение оставило ее тело.
– Твои ладони загрубели от мозолей и покрылись кровью, Льешо, – кивнула богиня на руки юноши. – Чем ты занимался?
– Греб на галере, ваша милость.
Льешо воспринял вопрос как начало разговора о принце Тае. Он проигнорировал испуганный вздох Адара и кротко склонил голову, принося извинения Мерген-хану, чего и добивалась богиня.
– Ваш племянник, принц Таючит, присоединился к нам, когда наши пути и пути народа Кубал разошлись, о повелитель.
Обстоятельства, а именно изложение плохих новостей в присутствии королей и самой богини войны, заставили его говорить более формально, чем хотелось бы. Желания, однако, не имели к настоящей ситуации никакого отношения.
– Мы пытались убедить его вернуться, но он посчитал за честь участвовать в походе вместе с моей командой. Между нами возникло недопонимание. Я воспринял кое-какие его слова за обиду. От огорчения, боюсь, я глубоко оскорбил его. Осознав свою ошибку, я пытался найти его, чтобы объясниться, но он уже отправился домой. Утром мы нашли следы, которые говорили о том, что ночью принца пленили пираты.
При упоминании о пиратах Шокар напрягся, будто собирался выхватить меч, который не посмел принести на встречу с королями и богиней. Мерген закрыл глаза, словно пытаясь усилием воли избавиться от ужасных новостей. Чуть погодя хан кивнул Льешо, позволяя продолжать.
Юноша бросил взгляд на ее милость, глубоко вздохнул и начал свой рассказ.
Когда Льешо добрался до того момента, как Дракон Моря Мармер потерял своего сына из-за необдуманного желания, ее милость прервала его горестным вздохом. Льешо разделял ее печаль.
– Я постараюсь восстановить справедливость, если это возможно, госпожа, – склонил голову принц.
– Передай от меня Дракону Моря Мармер подарок и обещание…
Богиня Сьен Ма отцепила пряжку от пояса и вложила ее в руку Льешо.
– Мы сделаем все, что в наших силах. Конечно, есть риск, что ничего не получится, как и у всех нас…
– Да, госпожа.
Тяжелая пряжка причинила боль открытым ранам, хоть и не слишком сильную. Медный круг был выполнен в форме свернувшегося дракона. Льешо надеялся, что кровь его ладоней, запятнавшая пряжку, не предречет несчастный исход для отпрыска хозяина Моря Мармер.
Когда он положил подарок в карман, ее милость сделала знак, веля продолжить рассказ.
Но Льешо почти закончил. Оставалось лишь упомянуть о мастере Дене, который путешествовал с пиратами в качестве их покровителя и короля.
– Ты принес нам весть о храбрых и достойных деяниях, – отозвалась богиня. Подумав, она добавила: – Никто не знает, что придет в голову Чи-Чу, богу-мошеннику, но мне кажется, он хотел привести тебя на пиратский корабль.
Льюка, который до сих пор вроде бы не прислушивался к разговору, вдруг подал голос.
– Еще одно подтверждение, – сказал он, – что только дураки доверяют богу-мошеннику.
Льешо затаил дыхание, предчувствуя, какой выговор обрушится на голову брата за подобные слова в присутствии смертной богини войны. Напряженная тишина свидетельствовала, что остальные ждали того же. Но госпожа Сьен Ма кивком признала, что безумцы иногда видят правду, незаметную другим.
– Я тоже ходил у него в учениках, – весело хмыкнул Шу, и принимая, и отвергая жалобу Льюки. – Мастер Мошенник часто предпочитает сложный урок простому, который нужно повторять несколько раз. К примеру, ситуация с продажей самого себя в рабство… Насколько я помню, в последний раз, когда мы разыгрывали этот спектакль в Имперском Городе Шан, цель была освободить замок, не потеряв ни одного пехотинца. Урок пришлось повторить.
Шокар закашлялся, чтобы не рассмеяться во все горло. Льешо так и не научился играть в шахматы, но понял, что Шу не хотел ему зла, используя его в качестве приманки для владельца Адара, чтобы выкупить брата. Как оказалось, Шокар уже освободил его, но тогда Льешо избежал продажи.
– Он мог бы намекнуть ученику, в чем смысл урока, – буркнул юноша. – Я понял, что мне не нравится рабство, еще в семилетнем возрасте, и не представляю, чему такому новому могут научить пираты…
Мерген-хан когда-то негодовал из-за вмешательства колдунов в жизни людей, но в шатре брата увидел больше, чем хотел бы. Его собственный шаман доверял мошеннику Чи-Чу и госпоже Карине, которая училась у Болгая, как и ее мать прежде, и вдобавок путешествовала с фибским наследным принцем и его коварным наставником.
– Почтенный император, наверное, прав, – согласился он. – То, чему мы учимся, важнее того, чему нас учат.
Льешо на минуту задумался. Он убеждал себя, что ничему не научился, но если рассуждать здраво, то за время отсутствия Тая ему открылось многое. Большую часть он и так знал, но, как правильно заметил Шу, урок надо было затвердить.
– Я понимал, что Тай – мой друг, но принял его откровения за отказ от дружбы… Я научился больше доверять делу, чем поспешным словам, и подвергать сомнению свои выводы, когда один противоречит другому. Если бы я задал правильный вопрос, Таючит остался бы в безопасности.
– В походе речь о безопасности не идет, – напомнил Шу. – Ты, юный король, с самого начала выбрал себе в партнеры опасность. Принц Таючит не менее воинственный юноша. Он станет проверять свои способности на мечах и стрелах наших общих врагов, как и воины твоего отряда.
Стайпс потерял глаз. Льинг страдала от душевных ран: мастер Марко управлял ее разумом в плену. Хмиши умер и воскрес по велению Милосердия, но Харлол соединился с предками: каменные чудовища убили его и оставили на месте сердца черную жемчужину. Льешо носил свидетельство цены своего похода среди драгоценностей Богини в мешочке на груди.
Даже Шу сломался – пусть и на время, под пытками мага. А Льюка… Льюка служил предупреждением о том, что произойдет с ними всеми, если они потерпят поражение.
Льешо опустил голову, смиренный мучениями, которые сопровождали его в пути.
Ее милость подняла юношу за подбородок.
– Похоже, ты научился гораздо большему, – сказала она. Льешо медленно кивнул, чувствуя, как ее палец повторяет его движение.
Улыбнувшись, он вытянул перед властителями и смертной богиней войны свои окровавленные ладони.
– Я узнал цену чести, – произнес Льешо. – Я доставлю принца Таючита домой – или умру.
– Похоже, ты претендуешь на место смертного бога милосердия, – поддразнил его Ясное Утро.
Льешо с улыбкой покачал головой.
– Не милосердия, но – справедливости.
Он пытался сказать, что его действия продиктованы долгом перед Таем, но слова отдались в голове забытым воспоминанием.
Ясное Утро, кажется, понял, какие чувства охватили Льешо, и подмигнул, чем вконец озадачил юного короля.
Мерген-хан изучающе смотрел на юношу, будто пытаясь разрешить какую-то загадку. Потом он облегченно вздохнул, и в зале спало напряжение, которое воцарилось здесь задолго до прибытия Льешо.
– Справедливость. Может быть, – согласился Мерген-хан. – И тем не менее жестокий урок. Мне кажется, ученик превратился в учителя… Я узнал, что дружба не имеет границ, даже если речь идет о том, чтобы принести в жертву жизнь и свободу. Еще я понял, что честь нашего фибского союзника тоже безгранична.
Мерген поднялся с трона, повернулся к Льешо и глубоко поклонился.
– Вы потрясли меня, ваше святейшее величество. Я у вас в долгу.
– Между царственными друзьями, действующими по совести, не существует долгов, – поправил его Льешо. – Я приведу Тая домой – потому что он мне друг…
– Возможно, этот урок тебе придется не только преподать, но и выучить, – заметил Мерген-хан. – Освободи моего упрямого племянника, как того требует долг, и пусть он следует за своим сердцем. Дальше все зависит от принца Таючита и его чести.
– Тогда вопрос о безопасности снимается, – уступил Льешо.
В первый раз после прибытия в Дарнэг он заметил веселые огоньки в глазах собравшихся королей, хотя, судя по всему, они беспокоили братьев. О Тае принцы могли бы судить по компании, с которой общался Льешо.
Обычно в этот момент раздавались звуки флейты Ясного Утра, но карлик сидел молча и не двигался. Льешо вопросительно посмотрел на Тинглут-хана, который выглядел так, будто собирался знаками отгонять демонов.
– Ты много говорил о чудовищах, богах и о преданности друзей, юный король Льешо, – произнес старый хан, кивая в такт своим словам. – Но ты не упомянул о моей дочери. Выходит ли твоя честь за пределы помощи другу и важному союзнику в грядущей войне с югом? Что ты скажешь о женщине, которая оставила дом, чтобы заключить мир своей добротой и любовью? О женщине, потерянной в широком море трав, и о войне, угрожающей из-за ее потери почтенному другу и возможному союзнику?..
– Я буду говорить о вашей дочери и блюсти ее честь, как свою собственную, Тинглут-хан, но я никогда не встречался с ней.
Льешо с трудом заставил себя поделиться подозрениями с отцом пропавшей, но совесть не позволяла ему скрыть правду.
– Женщина, восседавшая рядом с Чимбай-ханом как жена, была не дочерью Тинглута, но демоном из преисподней.
Тинглут-хан покраснел от ярости.
– Откуда ты знаешь, молодой человек?
– Она сама мне призналась в этом, когда я спал на пути в Эдрис…
– Ты говорил с демоном в сновидении, как сейчас говоришь с нами? – спросил Тинглут-хан с сомнением в голосе.
Льешо покачал головой.
– Нет. Во сне я видел, как изумрудная бамбуковая змея вылезла из спиральной руны на дне чаши, в которой госпожа как-то подала мне яд. Проснувшись, я обнаружил ее в облике змеи… Она прошипела мое имя… потом, обернувшись госпожой Чауджин, предложила мне стать королем в ее мире и последовать за ней в преисподнюю. Мы поспорили…
Льешо не упомянул ее слова: «Ты тоже демон», потому что хотел вначале разобраться, что она имела в виду, или убедиться, что змея пыталась околдовать его ложью.
– Она бы убила меня на месте, если бы я согласился. Потом змея уползла. Больше я ее не видел…
– Это уже серьезно, – заметила его госпожа Сьен Ма. – Ты принес с собой чашу?
– Нет, госпожа. Льинг держит ее у себя, пока я занят освобождением принца Таючита.
Теперь Льешо задумался: а почему он отказался, когда Льинг хотела избавиться от жуткой ноши? Какой опасности подверг отряд из-за своего нежелания принести чашу смертной богине войны?..
Ее милость задумчиво кивнула.
– Захвати чашу в следующий раз. А пока я попрошу своего колдуна узнать побольше о демоне в обличье бамбуковой змеи…
Льешо принял мягкий укор. Он немного успокоился, когда к делу подключили Хабибу. Но, как Льешо и подозревал, Тинглут-хан отмахнулся от его истории.
Гарн утробно фыркнул, огляделся, куда бы сплюнуть, но передумал и раздраженно зарычал.
– Какая чушь! Боги и демоны не общаются с бездомными принцами при свете дня. Я не верю и половине того, что ты рассказал. А если бы поверил, то уже вел бы свои рати на этот город, чтобы сжечь его дотла и освободить землю от нечестивых чудовищ!..
Ясное Утро наблюдал за ними так, будто присутствовал на спектакле, но госпоже Сьен Ма не понравилась грубость хана. Тинглут рисковал снискать на свою голову гнев смертной богини войны.
– Если вы говорите о мастере Марко или демоне, принявшем обличье госпожи Чауджин ради убийства, мы все поддержим вас и разделим ваше горе.
В голосе ее милости звучало сочувствие. В конце концов хан потерял дочь.
Потом богиня добавила:
– Но в чужом доме следует уважать и хозяев, и их друзей. Мгновение Тинглут колебался. Потом, увидев что-то в глазах богини, хан прикусил язык. Война, подумал Льешо. Даже Льюка застыл на своем стуле. Тинглут склонил голову.
– Как и Мерген-хан, Тинглут присоединился сегодня к юному королю в качестве ученика…
Ее милость кивком приняла извинения.
– Мне пора обратно. Дракон Моря Мармер говорит: ураган, который вызвал мастер Марко, скоро вырвется из-под контроля, а Каду может его только задержать, но не остановить. Король-дракон согласился помочь нам, но не сказал как, и не гарантировал, что предотвратит разгул стихии…
Льешо взглядом попросил разрешения – и получил его: ее милость протянула руку для поцелуя. Принц поднялся со своего места и поклонился всем высокопоставленным особам. Шокар едва сдерживался, чтобы не начать умолять его остаться, дабы избежать участи товарищей по команде. Но даже он – пусть и с болью в глазах – держал рот на замке. Мерген-хан спросил:
– Дозволишь ли нам присутствовать при превращении, или тебя оставить в одиночестве?
Мерген общался с Болгаем, шаманом, и знал, что нужно делать Льешо, чтобы вернуться на корабль. Остальные уже много лет жили бок о бок с чудесами. Однако Тинглут-хану не помешает собственными глазами увидеть подтверждение рассказа принца. Слишком много жизней зависело от того, поверит ли хан, что народ Кубала убил его дочь, вторую жену Чимбая.
Поклонившись, Льешо отошел от трона и встал посредине аудиенц-зала. Потом медленно побежал по кругу, как учил Болгай, постепенно набирая скорость.
Место, откуда он начал путешествие во сне, притягивало Льешо как якорь, и он замотал головой, чувствуя зуд от прорастающих рогов. Изумленный вздох сзади и гортанный выкрик Тинглута – «Демон!..» – чуть не сбили его с дороги.
Принц сосредоточился и поднялся вверх под проклятия Тинглута. Веселая джига Ясного Утра сопровождала его в пути.
Когда копыта разорвали небо, Льешо подумал, что хану еще понадобятся доказательства, однако он по крайней мере стал свидетелем правдивости магической части истории.
В смутном мире сна юноша ощутил притяжение знакомой недоброй силы. Мастер Марко. Блуждающий внутренний взор зацепил Льешо.
– Нет!.. – Душа Льешо забилась на привязи: вокруг сгустились тучи далекой бури.
– Нет, – согласился глубокий спокойный голос вне мира сновидений. Что-то подхватило и укрыло принца, унося подальше от бури и магического безумия.
Потом Льешо начал падать: заношенная одежда раба трепетала на свежем ветру, руки и ноги молотили по воздуху – он возвращался к человеческому облику. Внизу появилась галера, и принц свалился прямо на свою скамью.
– Во имя Богини!..
Певец скатился со скамьи как раз вовремя.
Льешо упал на мягкую обивку, лязгнув зубами. Копье все еще висело у него на спине, а нож – за поясом, под рубашкой угадывалась знакомая тяжесть жемчужин. Секундой позже с неба упала пряжка ее милости. Где-то по дороге из мира сновидений принц растерял весь свой дворцовый наряд и приземлился в тех же обносках, в которых отправлялся в путешествие. И у него не было карманов.
Льешо потянулся за медной пряжкой, однако Певец, потрясенный, но все же не до бесчувствия, оказался проворнее.