Оставив вопрос Альдо без ответа, Адальбер улыбнулся еще шире и спросил:
      - Ну как похороны? В высшей степени благопристойно? - И привычным движением руки откинул прядь волос, которая вечно падала ему на глаза.
      - Мог бы поехать со мной и сам бы все увидел, - ответил Альдо.
      - Не требуй от меня слишком многого, голубчик! Я приехал в эту варварскую страну только для того, чтобы составить тебе компанию. А к похоронам у меня врожденное отвращение.
      - Но на этих стоило побывать: простота сродни величию, местный колорит и вдобавок неожиданный сюрприз.
      - Хороший или плохой?
      - Ничего страшного. Я знал, что Сент-Элбенсы принадлежат к семье сэра Эндрю, но не подозревал, что они - его прямые наследники. Теперь он и она граф и графиня Килренен. Преемственность, которая вряд ли доставляла при жизни радость моему старинному другу. Мне они оба кажутся крайне неприятными, хотя не могу отрицать, что она весьма красива.
      - Твоему другу следовало подумать в свое время о потомстве и позаботиться о достойном наследнике для своего знатного рода, - заметил Адальбер, разделяя, сам того не подозревая, мнение гнома вересковых пустошей.
      - Это же самое я слышал уже сегодня утром. Ты увидишь их на торгах у Сотби. А может, и еще раньше, потому что леди Мэри до сих пор не смирилась с потерей браслета.
      - Ты думаешь, они будут стремиться заполучить "Розу"?
      - Она - вне всякого сомнения. Леди впадает в транс, как только видит какую-нибудь драгоценность. Про него ничего сказать не могу. Вообще-то он коллекционирует редкий нефрит, но, вполне возможно, сильно влюблен в свою жену.
      И поскольку этот адвокат производит впечатление весьма богатого человека, кто знает...
      - Он что, входит в коллегию?
      - Похоже на то.
      Морозини поднес к губам стакан, который ему только что подал бармен, а Адальбер допил свой до конца и вновь впал в задумчивость. Альдо не успел поинтересоваться ее причиной - Адальбер, почесав нос, со вздохом произнес сам:
      - Что касается адвокатов, то кое-кто, тебе совсем небезразличный, очень скоро будет нуждаться в их помощи.
      - Кто же это?
      - Анелька Фэррэлс, ее обвинили в убийстве мужа.
      Пальцы Морозини судорожно вцепились в стакан, который едва не выскользнул у него из рук. Следующим движением он поднес стакан к губам и опорожнил его до дна.
      - Откуда тебе это известно? - шепотом спросил князь.
      Адальбер взял разложенную на коленях газету, перевернул страницу и показал:
      - Вот отсюда. Я поначалу сомневался, стоит ли сообщать тебе об этом после похорон друга. Не добьет ли тебя этот новый удар? Но потом подумал, что лучше уж тебе узнать обо всем сразу... В общем, теперь ты в курсе.
      - Ты прав, это лучше, чем быть в неведении.
      Альдо быстро пробежал глазами заметку - сухое короткое сообщение в несколько строк. Было очевидно, что Скотленд-Ярд хранит по отношению к журналистам осторожное молчание, видимо, опасаясь, что их вмешательство может стать помехой следствию. Леди Фэррэлс подозревали в отравлении мужа, и подозрение было настолько серьезным, что молодую женщину отправили в центральный комиссариат Кэнон Роу, где после предварительного разбирательства у судьи ей было отказано даже в освобождении под залог. Ее посадили в одиночную камеру тюрьмы Брикстон. Подумать только!
      Пока Альдо читал, Видаль-Пеликорн внимательно следил за своим другом. Лицо Альдо мрачнело все больше и больше.
      От выражения мягкой иронии, которое обычно так красило узкое смуглое лицо Морозини, в профиль похожего на кондотьера, не осталось и следа. И когда Альдо вновь посмотрел на Адальбера, в его отливающих стальной синевой глазах он прочитал боль, которая подтвердила его подозрения: несмотря на пережитое горькое разочарование, Морозини по-прежнему любил юную польку, которая когда-то едва не стала его женой.
      Однако Адальбер продолжал сидеть молча, прекрасно понимая, что любое слово будет сейчас не к месту.
      - Единственное, чего я не понимаю, - спустя некоторое время все-таки выговорил он, - как это могло произойти?
      Я не верю, что она виновна.
      - В самом деле? Но она так непредсказуема в своих поступках! Кроме того, мне часто казалось, что для нее смерть - неважно, ее собственная или чья-то другая - не имеет никакого значения. Я могу только гадать, умеет ли она любить, но в том, что она умеет ненавидеть, я абсолютно уверен. Ты ведь помнишь ее свадьбу и все, что было потом?
      - Ну, тогда у нее были смягчающие обстоятельства. Ее супруг повел себя с ней как солдафон, не дождавшись даже обряда венчания. Что до тебя, то она была уверена, что ты насмеялся над ней с блистательной Дианорой Кледерман, своей давней любовницей.
      - Хорошо, согласен. Но согласись и ты, что есть разница между чувством обиды и убийством. Но что спорить? Завтра мы будем в Лондоне и узнаем, возможно, обо всем более подробно... Кстати, ты знаешь всех и вся... У тебя есть какие-нибудь связи в Скотленд-Ярде?
      - Никаких! Англия не моя вотчина. Я ценю ее портных, безупречные сорочки, парки, табак, виски, чисто детскую приверженность правилам хорошего тона, но терпеть не могу ее климата, запахов угля, маслянистой Темзы, туманов и Интеллидженс сервис, с которой мне несколько раз приходилось выяснять отношения. А особенно не переношу здешней кухни!
      Я не знаю ничего хуже хэгис, это самая отвратительная стряпня, которую мне когда-либо приходилось пробовать...
      Обед, во время которого они тщательно избегали блюд английской кухни, прошел в тягостном молчании. Альдо не взял в рот ни крошки. Несмотря на суровость, которую князь обнаружил в суждении об Анельке, думал он только о ней.
      Мысль о грациозной девятнадцатилетней женщине-ребенке, сжавшейся в комочек под мрачными зловонными сводами тюрьмы, была для него тем более невыносима, что в течение четырех месяцев он старался похоронить этот образ в глубине своей памяти, задернуть его пеленой забвения, но безуспешно.
      Для этого нужно время, а его прошло еще так мало!
      Анелька!.. С первой их встречи в Вилановском парке под Варшавой образ ее преследовал Морозини. Может быть, потому, что она вошла в его жизнь одновременно с Симоном Ароновым и по странному стечению обстоятельств, сойдя однажды с северного экспресса вместе с отцом и братом апрельским вечером в Париже, принесла весть о "Голубой звезде".
      К этому времени Морозини уже дважды спасал ее от самоубийства. В первый раз она покушалась на свою жизнь, потому что вынуждена была расстаться с Владиславом, студентом-нигилистом, в которого до беспамятства была влюблена, во второй - потому что не хотела становиться женой Эрика Фэррэлса, крупного торговца оружием. Затем была встреча в Ботаническом саду - Анелька обожала сады! - где она сказала Альдо, что любит его, умоляла спасти от ненавистного брака, который был необходим ради сохранения благосостояния ее семьи. Потом было еще много разного, и напоследок он получил от нее записку - она подчинялась воле отца и выходила замуж за ненавистного ей человека, но вечную любовь посылала своему венецианскому князю. Эту записку он, изорвав в мелкие клочки, в тот же вечер пустил по ветру из окна поезда, уносившего его в Венецию.
      Не эта ли любовь толкнула ее на убийство? Соблазн поверить в это был силен, и Морозини все слабее и слабее защищался от романтической версии, так льстившей его самолюбию. В любом случае он знал, что, как только окажется в Лондоне, тут же помчится к ней, использует все возможности, чтобы повидать ее и помочь всем, чем сможет.
      Навязчивая идея не оставляла его большую часть ночи и весь долгий путь в поезде, который доставил их в Лондон только на следующие сутки. На перрон Кинг-Кросс они с Адальбером сошли разбитые от усталости и покрытые знаменитой английской угольной пылью. С вокзала шофер такси, мужественно пробившись сквозь толщу тумана, который, казалось, можно было резать ножом, доставил их в отель "Ритц".
      Фешенебельный отель на Пиккадилли давно полюбился князю Морозини, точно так же, как его парижский тезка на Вандомской площади. Может быть, Альдо пришлась по сердцу архитектура "Ритца", повторявшая изящные парижские здания и аркады улицы Риволи. Но не меньше внешнего вида гостиницы он любил элегантность ее внутреннего убранства, отменное качество любой мелочи, безупречную внимательность персонала и особый неподражаемый стиль. Адальберу по складу его характера ближе был "Савой", опустошавший кошельки американских банкиров и голливудских звезд. "Ритц" перестал пускать на порог эту публику после того, как Чарли Чаплин повел себя в его стенах не самым подобающим образом. На этот раз Адальбер, не желая покидать друга, поступился своими вкусами и не пожалел об этом.
      Когда друзья приехали в отель, было как раз время чая.
      Целая процессия элегантных женщин и хорошо одетых мужчин направлялась в большую гостиную, где вершилась торжественная церемония чаепития. Торопясь поскорее избавиться от угольной пыли и отдохнуть, Адальбер двинулся прямиком к лифтам, не глядя по сторонам. Но тут Альдо удержал его, легонько потянув за рукав:
      - Посмотри-ка туда!
      Две дамы шествовали по холлу, направляясь в чайный салон в сопровождении ливрейного лакея, - пожилая опиралась на руку более молодой. Внимание Морозини привлекла старшая из них. Высокая, статная, в бархатной фиолетовой шляпке в стиле королевы Марии, эта дама, несмотря на явные уже морщины, сохраняла благодаря особому строению лица хоть и увядшую, но вполне ощутимую и несомненную красоту.
      - Герцогиня Дэнверс! - прошептал Видаль-Пеликорн. - Подумать только!
      - Повезло, не правда ли? Если кто-то и знает, что произошло у Фэррэлсов, так именно она. Вспомни, на свадьбе сэр Эрик обращался с ней как с очень близкой родственницей.
      - Помню, помню! Наши планы меняются - быстро переодеваемся и скорее на чай!
      Четверть часа спустя Альдо и его друг стояли перед молодой женщиной, одетой в черное с белым воротничком платье и исполнявшей в это время дня, когда в гостинице в основном хозяйничали женщины, обязанности метрдотеля. Друзья знали, что доступ к деликатесам чайного стола можно получить только у нее.
      - Если вы не заказали столик хотя бы за три недели, я не могу вас пригласить в чайный салон, - заявила с ноткой суровости в голосе молодая женщина.
      - Но мы живем в этом отеле, и наш номер был зарезервирован месяц назад, если не больше, - сказал Морозини с самой обаятельной из своих улыбок. Разве этого не достаточно?
      - Вполне возможно, что и так, если вы соизволите назвать ваши имена.
      Титул князя в очередной раз возымел свое действие, и молодая дама соизволила улыбнуться. Но Альдо решил на этом не останавливаться.
      - Ваша любезность не имеет границ, мадемуазель, - поблагодарил Альдо, однако я хотел бы попросить вас еще об одном одолжении. Будьте так любезны, посадите нас рядом с дамой, с которой мы имеем честь быть знакомы и которую только что видели входящей в чайный салон.
      Женщина строго нахмурила белесые брови.
      - С дамой? - переспросила она с оттенком некоторого негодования, давая понять, что речь идет о чем-то здесь неслыханном. - Не в наших правилах...
      - Вы не поняли меня, сударыня, - сухо оборвал ее Морозини. - Я полагаю, что правила "Ритца" никоим образом не будут нарушены оттого, что мы выразим свое почтение ее светлости герцогине Дэнверс. Уверяю вас, мы не питаем никаких дурных намерений по отношению к этой даме.
      Вспыхнув алым цветом, молоденькая женщина пробормотала туманные извинения, закончив свою фразу приглашением:
      - Прошу вас следовать за мной, ваше сиятельство.
      Друзьям явно сопутствовала удача. Дойдя до середины украшенной цветами залы с поблескивающими на столах серебряными чайничками, над которыми веял легкий аромат ванили и сладостей, молодая женщина, возможно, желая убедиться, что ее не обманули, остановилась и указала столик рядом со столиком герцогини. В глазах ее поблескивало даже что-то вроде вызывающей насмешки, которая очень забавляла Морозини. Но ей пришлось смириться с той очевидностью, что, прежде чем сесть, иностранцы почтительно поклонились ее светлости. Герцогиня, наведя на них лорнет, удивленно и обрадованно воскликнула:
      - Вы здесь, господа? Какое удивительное совпадение!
      Не прошло и двух минут, как я вспоминала вас, рассказывая своей кузине, леди Уинфилд, о странном браке бедняжки Эрика Фэррэлса.
      - В самом деле странном! А конец его оказался совсем уж необычным, если верить газетам, - подхватил Альдо. - Пишут, что леди Фэррэлс арестована?
      - И это так глупо! Совсем молоденькая женщина, почти ребенок! Однако садитесь за наш столик, выпьем чаю вместе, и нам будет удобнее разговаривать.
      Друзья встретили предложение герцогини широкими улыбками и не стали скрывать, как оно им приятно. Небо, похоже, и в самом деле к ним благоволило. Метрдотелю пришлось позвать официантов, чтобы принести дополнительные приборы и передвинуть стулья. После взаимных приветствий и представления кузине все наконец уселись.
      - Если я вас правильно понял, мадам, - начал Альдо, обращаясь к герцогине на французский манер, - вы не верите в виновность Анельки?
      - У меня всегда вызывают предубеждение обвинения, которые выдвигает лакей по отношению к госпоже. Ну если не лакей, так по крайней мере подчиненный.
      - А что, был обвинитель?
      - Да. Секретарь сэра Эрика, некий Джон Сэттон. И был он весьма категоричен. А тут еще один из лакеев заявил, что леди Фэррэлс принесла аспирин или бог его знает что своему мужу, который пожаловался на головную боль, что она опустила лекарство в виски с содовой, Эрик выпил и тут же упал.
      Вскрытие обнаружило стрихнин. Ничего себе эффект от лечения!
      - Да уж, - признал Альдо, вспоминая, что писали газеты. - Однако ни в виски, ни в содовой не было яда. К тому же стакан...
      - Мало ли что! Кто-то незаметно его подсыпал. Может, кто-нибудь из слуг? - вступил в разговор Видаль-Пеликорн. - Почему бы и не сам Сэттон? Обвинители всегда вызывают у меня подозрение.
      - Нет, этого не может быть, - решительно возразила герцогиня. Секретарь за все это время ни разу не подошел к Эрику и не приближался к подносу со стаканом. Я могу это засвидетельствовать.
      - Разве вы там были?!
      - Ну конечно! Мы как раз пили аперитив в рабочем кабинете моего дорогого друга перед тем, как идти обедать в "Трокадеро". Иначе как бы я могла утверждать все это с такой уверенностью? Конечно, прессе мало что известно. Начальник полиции Уоррен, который ведет следствие, закрылся, как устрица, и приказал всем держать язык за зубами.
      - Тем любезнее с вашей стороны, кузина, что вы так откровенны с этими господами, - заметила леди Уинфилд, с недоверием приглядываясь к обоим иностранцам.
      - Не говорите глупостей, Пенелопа. Мы все тут люди одного круга. Видите ли, дорогой князь, против Анельки, - к сожалению, такой юной, - сыграло то, что они с мужем очень громко ссорились. Ссоры бывали постоянно, и в тот ужасный день, как раз перед моим приездом, они в очередной раз очень сильно повздорили. Сэттон слышал, как леди Фэррэлс крикнула: "Клянусь, все будет кончено! Я не стану вас больше терпеть!" Эрик вышел, хлопнув дверью, но когда мы все собрались у него в кабинете, он стал жаловаться на головную боль. И тогда его молоденькая жена, которая, казалось, была в совершение нормальном состоянии и, возможно, даже несколько раскаивалась, предложила ему порошок против мигрени, за которым сама отправилась к себе в спальню. Проявление доброй воли, не так ли? Маленький шаг к примирению?
      - Выпив лекарство, сэр Эрик тут же упал мертвым? Не считаете ли вы, что, если бы леди Фэррэлс задумала избавиться от своего супруга, она бы сделала это более изобретательно и уж безусловно не при таком скоплении зрителей? - высказал свое суждение Адальбер, слушавший леди Дэнверс с большим интересом.
      - И я, и ее светлость думаем точно так же, - вновь вступила в разговор леди Уинфилд. - Я склонна обвинить в несчастье кого-нибудь из слуг. Кто наливал это несчастное виски? Дворецкий? Лакей?
      - Лакей поступил на службу к Фэррэлсам совсем недавно. Поляк, соотечественник Анельки по имени Станислав, он служил когда-то у ее отца. Она случайно встретилась с ним и, узнав, что тот находится в бедственном положении, решила помочь ему, взяв в штат на Гросвенор-сквер. Очень славный мальчик, к слову сказать, свои обязанности исполнял с подобающей скромностью. К несчастью, он исчез раньше, чем приехала полиция.
      Морозини при этом известии поперхнулся чаем. Прокашлявшись, он "переспросил:
      - - Исчез? А Анельку арестовали? Но нужно же было немедленно догнать его!
      - Не сомневайтесь, в Скотленд-Ярде знают свое дело!
      Полицейские тут же пустились по его следам! Но к сожалению, похоже, что этот Станислав нашел путь к сердцу нашей юной леди, что, конечно, не делает ей чести. Когда инспектор сообщил, что его нигде не удалось найти, она разрыдалась, лепеча, что он, должно быть, испугался, но непременно вернется, что ей было бы больно думать, что он ко всему этому причастен.., в общем, лепетала нечто в этом роде, я сейчас уже толком не помню. Но чего не забуду никогда в жизни - так это приступа ярости секретаря. Без малейшего колебания он грубо оскорбил это бедное дитя, заявив, что нет ничего удивительного в том, что она пытается защитить своего любовника. Ужас, настоящий ужас, уверяю вас! Но больше я вас пугать своими рассказами не буду. Просто потому, что больше ничего не знаю. Свидетельские показания брал у меня сам начальник полиции, человек отменной любезности. После он лично отвез меня домой, и должна вам сказать, что больше никаких дел с полицией я не имела, - с удовлетворением сообщила старая дама. Сознание того, что она сыграла в трагедии столь важную роль, доставляло ей живейшее удовольствие. - Однако вы побледнели, князь, - вновь заговорила она. - Кажется, эта трагическая история не оставила вас равнодушным.
      Это было мягко сказано. Услышанное потрясло Альдо до глубины души. На миг он даже позабыл, где находится. Адальбер постарался прийти ему на помощь. Еще со своей первой встречи с леди Дэнверс он понял, что герцогиня звезд с неба не хватает, и значит, ее проницательности не приходится опасаться, но он боялся, как бы горячая кровь итальянца не подвигла его на какое-нибудь безумство. Поэтому он поторопился задать вопрос, который должен был немного разрядить атмосферу.
      - Газеты ничего не пишут об этом, но я не сомневаюсь, что граф Солманский поспешил на помощь дочери. Отец не может не быть потрясен таким известием, - прибавил он лицемерно.
      - Нет, он еще не приехал, но, очевидно, скоро приедет.
      Когда разыгралась драма, он находился в Нью-Йорке, где женил своего сына на какой-то там наследнице. Но приехать граф должен. Сейчас он, верно, на борту "Мавритании" держит путь в Ливерпуль. Однако давайте поговорим о чем-нибудь другом, друзья мои! Эта злосчастная история мне горька вдвойне, потому что я очень любила Эрика Фэррэлса! Материнской, я бы сказала, любовью. Я познакомилась с ним, когда он был еще совсем юным. Давайте поговорим о вас, князь!
      Я полагаю, что вы приехали в Лондон ради алмаза, из-за которого изведено уже столько чернил и сломано столько копий?
      Альдо, уже несколько успокоившийся, подавил вздох.
      Сейчас ему было куда приятнее заняться светской болтовней, чем представлять себе Анельку, защищающую лакея, которого Сэттон без малейшего колебания назвал ее любовником спустя четверть часа после смерти мужа. Анельку, в черном платье сидящую на кровати в тюремной камере и думающую об этом Станиславе, который неведомо откуда свалился и которого она взяла в дом Фэррэлса по причине, известной только ей одной. Альдо не верил ни секунды, что это был порыв милосердия по отношению к попавшему в беду соотечественнику. И вдруг в голове у князя промелькнула догадка, вполне возможно, глупая, но настолько важная для него, что он даже перебил герцогиню, которую Адальбер вовлек в увлекательный разговор о египетских драгоценностях.
      - Простите меня, ваша светлость. А вы уверены, что лакея звали Станислав?
      Лорнет метнулся в сторону Альдо со скоростью пистолетного выстрела.
      - Уверена! Что за странный вопрос?
      - Но он небезоснователен. А может быть, его звали Ладислав?
      - Нет, нет! Вы сами знаете, что все польские имена похожи одно на другое, даже те, на которых не сломаешь себе язык, но я могу поклясться, что звали его Станислав. А теперь скажите мне, почему это так важно?
      Трудно уклониться от ответа и не показаться невежливым, особенно если твоя собеседница герцогиня. Альдо предпочел перейти на шутливый тон.
      - Да нет, никакой особой важности. Язык опередил мысли, только и всего. Просто я вспомнил, что в Варшаве, где я впервые встретил графиню Солманскую, она часто виделась с неким Ладиславом и, по-видимому, была им увлечена. Фамилии его, на которой как раз можно язык сломать, я не запомнил, прибавил он со своей самой обольстительной улыбкой.
      - Не мучьте себя, не старайтесь вспомнить, милый друг, - снисходительно сказала герцогиня, похлопав Альдо лорнетом по рукаву. - Это все такие мелочи! Поляки - невозможный народ, и мой бедный Эрик поступил бы куда разумнее, оставшись холостяком, что подходило к нему как нельзя лучше.
      А теперь я советую вам оставить чашку, в которой вы мешаете чай вот уже четверть часа. Полагаю, пить это уже нельзя.
      Так оно и было. Альдо попросил принести ему другую чашку, извинившись за свою рассеянность, и разговор вновь вернулся к египетским ожерельям. Прощаясь после чая, друзья получили от старой дамы приглашение навещать ее без церемоний в ее доме на Портленд-плейс - пропуск, который дорогого стоил.
      - Не стоит этим пренебрегать! - воскликнул Адальбер, проводив обеих дам к машине. - Кого там только не встретишь! А это может оказаться не только любопытным, но и полезным. Кстати, что у нас намечено на сегодняшний вечер?
      - Располагай им по своему усмотрению. Что касается меня, то я предпочел бы лечь пораньше. Путешествие в поезде измотало меня.
      - И поэтому ты предпочитаешь не болтать, а размышлять, не так ли?
      - Именно так. То, что поведала нам графиня, меня совсем не радует.
      - Можно подумать, ты не знаешь женщин! В общем, я не огорчу тебя, оставив в одиночестве?
      - Нисколько! Я хотел бы обдумать кое-что из того, что слышал за чаем. А ты побежишь по девочкам? - осведомился Альдо с характерной усмешкой.
      - Нет, по пивным Флит-стрит <На Флит-стрит в Лондоне находятся редакции самых крупных газет, - Прим, автора.>. Тамошний люд всегда изнывает от жажды, а мне пришло в голову, что нам с тобой недостает знакомств в мире прессы. Может быть, мне удастся обрести там какого-нибудь друга детства, который не сможет отказать в нужной нам информации. Мне показалось, что газеты в последнее время стали чересчур уж скрытны. Как-никак, существуют же анонимные письма, касающиеся "Розы Йорков", - и я думаю, из них можно кое-что почерпнуть.
      - Если тебе удастся узнать новые подробности относительно смерти Эрика Фэррэлса, буду тебе очень благодарен.
      - - Представь себе, это я тоже имел в виду!
      Глава 2
      ЭКЗОТИЧЕСКАЯ ПТИЦА
      Адальбер Видаль-Пеликорн затянул пояс своего плаща так, будто собирался перерезать себя надвое, поднял воротник, втянул голову в плечи и проворчал:
      - Никогда не думал, что сделаться другом детства газетчика не первой величины стоит так дорого! Мы обошли с полдюжины пивных, не считая обеда, которым он хотел угостить меня непременно у "Гренадера" и, разумеется, за мой счет! - обедом, которым герцог Веллингтон угощал своих офицеров: говядина в эле, картошка в мундире с маслом и хреном и на десерт пирог с яблоками и ежевика со сливками. И это не считая пива, которое он пил литрами! Он просто выпотрошил меня, негодяй!
      - Если тебя это утешит, я могу разделить с тобой расходы, и это будет только справедливо, - не без иронии предложил Морозини.
      - Но у этого парня есть и свои хорошие стороны. Например, он обожает Шекспира и каждые полминуты выдает тебе по цитате. Нет, он столь же любопытен, сколь и невоздержан в питье...
      Друзья спускались по Пиккадилли в направлении к Олд-Бонд-стрит, где находился ювелирный магазин Джорджа Хэррисона. Пройдет еще два-три часа, и алмаз, из-за которого было изведено столько чернил, отправится в путь: в начале двенадцатого бронированная машина с полицейским нарядом переправит его к Сотби на Нью-Бонд-стрит, иными словами, на сотню метров дальше, где он и будет дожидаться торгов.
      Аукцион состоится завтра.
      Погода стояла отнюдь не прогулочная, однако на улицах было полно народу. Обычная для Лондона изморось не в силах была загнать под крыши людей, которые за долгие века притерпелись к любым превратностям погоды. Черные шелковые купола в мгновение ока раскрывшихся зонтиков, которым не было числа, плавной волной текли вдоль улицы насколько хватал глаз, будто стадо тонкорунных овец. Ни Альдо, ни его друг никогда не брали с собой зонтов, считая их слишком громоздкими, и предпочитали плащи и каскетки из фирменной мастерской.
      - И что же он знает, твой новоиспеченный друг детства? поинтересовался Альдо. - И как, кстати, его зовут?
      - Бертрам Кутс, репортер из "Ивнинг Мэйл". Полагаю, что пока он специализируется на попавших под машину собаках, и это справедливо, потому что он и сам похож на спаниеля, у него такие же длинные уши и он весьма пронырлив. По правде сказать, мне повезло, что я напал на него.
      - И как же это произошло?
      - Случайно. Я зашел выпить стаканчик в одно заведение на Флит-стрит и стал свидетелем небольшой разборки между хозяином и Бертрамом. Речь шла, как нетрудно догадаться, о долге, оплата которого несколько затянулась, а поскольку наш друг был уже под хмельком, то разговор только запутывался.
      Вскоре подошел еще один тип, некто Питер, который, как я понял, тоже работает в "Ивнинг Мэйл", но печатается на первых полосах. Бертрам, желавший еще выпить, попросил ссудить его несколькими монетами. Но тот довольно пренебрежительно отказал, явно ни во что Бертрама не ставя. Оскорбившись, тот заявил: "Напрасно ты так со мной! Вот посмотришь, как я утру тебе нос в деле Фэррэлс!" Питер только посмеялся над ним, выпил свою кружку пива, и, как только он ушел, на сцене появился ваш покорный слуга. Я представился Бертраму как его коллега из Франции, приехавший в Лондон ради аукциона Сотби, и прибавил, что имел счастье видеться с ним несколько месяцев назад в Вестминстере, куда журналистский корпус был приглашен на бракосочетание принцессы Марии. Ты прекрасно понимаешь, что Бертраму и во сне не могло присниться присутствовать при событии такой важности, но он был польщен. После чего я заплатил его долг и предложил ему пообедать. Остальное ты знаешь.
      - Как раз остального я и не знаю! Твоему журналисту и впрямь известно что-то важное о смерти Фэррэлса?
      - Безусловно, но не так-то легко было из него это вытянуть. Даже пьяный в стельку Бертрам Кутс продолжал цепляться за свою маленькую тайну, как собака за кость. Чтоб уломать его, я пообещал, что расскажу ему все, что узнаю об алмазе, и, разумеется, это не оставило его равнодушным. Поток анонимных писем захлестывает их газету точно так же, как и все остальные. Кстати, среди них немало угрожающих, суть которых сводится к тому, что если алмаз не снимут с торгов, то прольется кровь...
      - Очень любопытно, однако...
      Альдо замолчал. Фешенебельная улица, которая еще несколько секунд назад была просто оживленной, превратилась вдруг в настоящий людской водоворот. Центром его был магазин, чей скромный внешний вид и строгая старинная отделка, выдержанная в классическом британском стиле, не могли тем не менее скрыть его истинной роскоши - это был один из самых крупных ювелирных магазинов на Олд-Бонд-стрит.
      Из толпы послышались крики, а затем полицейские свистки. Все уличные зеваки ринулись туда.
      - Без сомнения, это магазин Хэррисона! - воскликнул Морозини, прекрасно знавший эту улицу. - Похоже, там произошло что-то серьезное.
      Друзья стали пробиваться сквозь толпу, не слишком стесняясь в средствах - наступая кому-то на ноги, активно работая локтями, расталкивая и тесня соседей, чем навлекли на себя поток брани. Однако результат стоил затраченных усилий - через несколько минут Альдо и Адальбер стояли у дверей магазина, вход в который загораживал дюжий полицейский.
      - Я - представитель прессы! - заявил Адальбер, размахивая журналистским удостоверением, немало удивив этим своего товарища.
      - Хотел бы я знать, где ты его раздобыл, - прошептал Альдо на ухо своему приятелю.
      Однако как бы там ни было, но пропуск, фальшивый или настоящий, не возымел желаемого действия.
      - Сожалею, сэр. Но я не могу вас пропустить. С минуты на минуту прибудут представители власти.
      - Я могу понять, почему вы не пускаете журналистов, - сказал Альдо со своей обезоруживающей ослепительной улыбкой, - но я друг Джорджа Хэррисона, и он назначил мне встречу. Мы с ним коллеги и...
      - Сожалею, сэр. Ничем не могу помочь.
      - Позвольте мне по крайней мере поговорить с мисс Прайс, секретаршей.
      - Нет, сэр. Вы не увидите никого до тех пор, пока не прибудут из Скотленд-Ярда.
      - Но скажите по крайней мере, что произошло?!
      Лицо полисмена приняло суровое выражение, как будто к нему обратились с неприличным предложением. Взгляд из-под каски устремился вдаль над головами собеседников и затерялся где-то в конце бурлящей от столпотворения улицы.
      И тут же Морозини услышал за спиной шепот:
      - Я кое-что видел, и поскольку вы, черт побери, дали мне хороший совет прийти к Хэррисону к одиннадцати, то уж вам-то я расскажу, в чем там дело.
      Обернувшись, Альдо заметил Видаль-Пеликорна, тихо .разговаривавшего с коротышкой в потертой фетровой шляпе, и понял, что это и есть незадачливый репортер из "Ивнинг Мэйл".
      У невысокого и довольно упитанного репортера было тем не менее вытянутое лицо, в самом деле напоминавшее печального спаниеля, а длинные, почти до плеч, волосы только усиливали это сходство. Рассказывая о своем новом приятеле, Адальбер не упомянул о его возрасте, и Альдо решил, что речь идет о потасканном, видавшем виды завсегдатае баров, а между тем репортер оказался совсем еще молодым человеком.