Жюльетта БЕНЦОНИ
      Катрин
      КНИГА СЕДЬМАЯ
      Мера любви
      Анонс
      В заключительной книге многотомного романа "Катрин" Жюльетта Бенцони проводит своих героев через трудные испытания, позволяющие им в полной мере познать великую силу любви, перед которой отступает даже смерть.
      Часть первая. КОРОЛЬ В ПЛЕНУ
      Глава первая. ПЕПЕЛИЩЕ
      "Нижний город в огне!" Беранже де Рокморель молнией пересек огромный двор и устремился вверх по лестнице высокого господского замка. В четырнадцать лет хватает здоровья уже с порога громко возвестить о несчастье.
      Как пушечное ядро крик пересек комнату, долетел до окна и каменной скамьи, где Катрин проводила долгие часы, потеряв счет времени. Она неподвижно сидела с закрытыми глазами, углубившись в поток приятных и грустных воспоминаний, остановить который была не в силах.
      Больше всего молодую женщину мучили мысли о ее муже Арно. Тяжелораненый, он умирал в доме нотариуса. Монсальви оказался для нее недосягаем, хотя дом находился напротив.
      У Катрин не было ни малейшей возможности узнать - жив ли еще он, невольный заложник Роберта де Сарбрюка, товарища по опасным приключениям, Дворянчика из Коммерси. Арно переодели в поношенное монашеское платье брата Ландри и в таком виде пронесли незамеченным в дом нотариуса. Ландри был незаменимым другом, так удачно ниспосланным самим Провидением на помощь Катрин в столь страшный час.
      Удалось ли Ландри - в чем он поклялся - спасти жизнь, готовую вот-вот угаснуть? Выскользнув из рук Дворянчика и укрывшись в замке, Катрин не один раз заново пережила события последних месяцев: осаду Монсальви грабителями Жеводана, свой отъезд в Париж, куда она отправилась на поиски мужа, которому грозила гибель, и многое другое - заточение Арно в Бастилию, затем его побег усилия, которые она предприняла, чтобы вытащить его из беды... Потом ее вызвала в Шатовилен умирающая мать. И, наконец, этот ужасный сюрприз по приезде...
      Катрин не удалось избавиться от того потрясения, которое пережила она, узнав, что предводитель головорезов по прозвищу Гром и Арно де Монсальви одно и то же лицо, И в довершение - ссора между супругами, вызванная ревностью Арно, убежденного в том, что Катрин навещала в Шатовилене не мать, а своего бывшего любовника - герцога Бургундского. А до того, как Арно сразила стрела арбалета, он выгнал жену и поклялся убить ее, если та осмелится снова появиться в Монсальви. Все это было чудовищно глупо. Но мог ли гордый сеньор де Монсальви хладнокровно рассуждать? Одному Богу известно, во что бы превратилась прежняя любовь, если бы он был еще жив!
      - Госпожа Катрин, - повторил нетерпеливо юношеский голос, - вы слышали? Пожар... - Он не успел закончить. Катрин встала, сбросив с себя оцепенение, румянец окрасил ее бледные щеки, жизненные силы возвращались к ней. Беранже облегченно вздохнул, заметив ее внимательный взгляд. Столько дней подряд он напрасно читал графине свои прекрасные поэмы, пел нежные песни, чтобы вызвать живую искорку в потухших фиалковых глазах!
      Теперь в них было что-то похожее на ужас. Но Беранже де Рокморель предпочитал видеть свою хозяйку испуганной, но только не безразличной.
      - Как пожар? - прошептала она. - Кто же поджег город ?
      - Возможно, люди Дворянчика перед уходом отсюда. Они исчезли из нижнего города. Ни одного не видно, все вокруг пылает, кроме церкви.
      Катрин выбежала из зала. Паж устремился за ней, успев заметить лишь шлейф платья, извивающийся по каменным ступеням, как черная змея. В мгновение ока оба оказались внизу. Двор замка походил на разбушевавшееся море. Солдаты сеньора де Ванденеса пришли на выручку Шатовилена. Но их отчаянные вылазки не смогли снять осаду города. Сейчас они спешно седлали лошадей. Пахло оружейной.
      - И это для того, чтобы вы поджарили ему ноздри, да еще и сами сгорели. Еще чего не хватало! Если этот хвастун Ванденес что-то узнает, нам станет сразу же известно, - возразил конюх, не обращая внимания на нахмуренные брови своей госпожи.
      - Мадам, я тотчас же привел бы коня, но сейчас вам ничем не удастся помочь деревне. Я думаю, что посетить ее можно будет не раньше, чем через час или два. Скоро останется лишь пепел.
      - А что мы узнаем?
      - О! Об этом нетрудно догадаться, - скромно заметил Беранже. - Мы все об этом думаем. Мы все желаем пойти в лес, в Монастырь добрых, чтобы узнать, вернулся ли брат Ландри. Ведь он единственный, кто может нам что-нибудь сообщить о судьбе сеньора Арно. Остается уповать на то, что эти злодеи не увели его с собой.
      - Что бы ни случилось, Готье, - Катрин вздохнула, - я хотела, чтобы вы не обсуждали мои приказания. Я прекрасно понимаю, что со времени нашего приезда сюда я почти уничтожена, но все же не хочу, чтобы меня принимали за слабоумную.
      Ее глаза были полны слез, и молодой Шазей в раскаянии бросился на колени.
      - Никакая вы не слабоумная, просто слишком много страдали, а страх не уживается со здравым смыслом. Лучше доверьтесь нам, госпожа! Вы хорошо знаете, что мы спустились бы в ад, если бы это вернуло вашего супруга и принесло вам хоть чуточку счастья. Мужайтесь! Покончено с затворничеством и бездействием! Вы станете прежней и вскоре снова увидите своих детей, свои земли, своих слуг.
      На этот раз она не смогла сдержать улыбки при виде горящих глаз юноши. Проявление чувств не было свойственно Готье, и, если это случалось, он сам об этом потом жалел.
      Смущенная, но немного успокоенная, Катрин смотрела, как он убегает по дороге, карабкается по крутой каменной лестнице и исчезает в конюшне. Подавив вздох, она отвернулась и оперлась на руку Беранже.
      - Ладно, оставим сеньора Готье в покое, - сказала она. Двор пустел. Рыцари тяжелой кавалерии покинули его последними. Они прошли по опущенному подъемному мосту, в проеме которого на фоне голубого неба виднелась страшная спираль черного дыма. На крыльце, подбоченясь, стояла госпожа Эрменгарда и смотрела, как медленно исчезали знамена де Ванденеса. Она повернулась к подошедшей подруге и воскликнула:
      - Можно найти занятие и поинтереснее, чем ткать гобелен. А не отправиться ли нам к брату Ландри? Через реку мы переправимся. Что вы на это скажете?
      - Вы, как всегда, правы...
      Некоторое время спустя обе графини переправились через реку и с упоением погрузились во влажную свежее! старого галльского леса, благоухающего осенними ароматами. После недавнего пекла он напоминал животворны источник, где восстанавливались силы и светлела душ. По мере того как конь прокладывал дорогу по ковру и трав и цветов, иногда задевая розовую шляпку гриба, Катрин чувствовала, как тело освобождается от удушающего панциря, сковывающего ее все эти бесконечны недели.
      Не без удивления она заметила, что друзья обращались с ней с такими предосторожностями, вниманием и жалостью как будто ухаживали за тяжелобольной. Мучительный длился месяц. Ей же казалось, что ее заключение в замке Шатовилен длилось целую вечность. Жизнь брал свое. У Катрин оставалась слабая надежда узнать о судьбу Арно.
      Маленький монастырь добрых был освещен солнцем его серые нагретые камни, казалось, впитывали аромат мять и мелиссы, разлитый в воздухе. Тихий колокольный звон доносился из нижней колокольни и растворялся в зеленоватой воде Ожена. Лишь пение птиц и плеск воды нарушал тишину этого райского уголка. Покой и молитва возносила его над людьми, которые воевали, сея разрушения и смерть Спрыгнув с лошади, Катрин дернула за веревку, висящую вдоль наспех укрепленной двери. Раздался звон колокольчика. Дверь со скрипом приоткрылась, и на пороге появился огромный волосатый человек, похожий на медведя, одетой в монашеское платье. Лицо его, кроме носа и недоверчивых глаз, было скрыто под пучками рыжей шерсти. Волосы торчали из-под воротника, покрывали тыльную сторону огромных ладоней.
      - Что вам угодно? - произнес он без излишней любезности удивительно мелодичным голосом.
      Хрипловатый басок графини Эрменгарды прозвучал в ответ:
      - Ну, брат Обэр, открой, наконец, дверь. Мы хотим лишь увидеть вашего настоятеля. Отец Ландри здесь, не так ли? Я полагаю, он возвратился?
      Монах сразу оживился, лицо его исказила гримаса, которая в темноте могла сойти за улыбку.
      - Господи Исусе! Госпожа Эрменгарда! Госпожа Эрмегарда собственной персоной! Извините меня, графиня, но я вас сразу не узнал.
      - У вас ухудшается зрение, брат мой, так как я вроде и не похудела. Итак, где настоятель?
      Улыбка исчезла с лица монаха, и он едва не плача, проговорил:
      - Так, госпожа Эрменгарда, он здесь! Но в каком состоянии! Не думаю, чтобы даже вам следовало это видеть.
      Катрин спрыгнула с лошади и подошла ближе. Тревога снова овладела ею.
      - Господи! Брат Ландри умер? Я вас умоляю, брат мой, скажите нам правду!
      - Нет, но у брата Пласида, ухаживающего за ним, не осталось надежды.
      - Как это случилось?
      Брат Обэр яростно затряс своей гривой, похожей на заросшую поляну.
      - Конечно, все из-за этих проклятых собак. Вчера они пришли сюда пополнить свои запасы и взломали дверь. Когда бандиты ушли, мы нашли у порога тело нашего настоятеля. Они привязали его к хвосту лошади и волокли за собой! - При этом воспоминании монах действительно расплакался, но Готье прервал его:
      - Тем более нам надо его увидеть! Я немного понимаю в медицине...
      - Да? Тогда входите. Боже мой! Если бы оставалась хоть какая-то надежда, даже самая маленькая!
      Посетители последовали за братом Обэром. Они увидели разоренный двор. Монастырь выглядел так, как после стихийного бедствия: окна и двери были разрушены, на стенах виднелись черные дымящиеся потеки. Горстка монахов, привлеченная шумом, являла собой жалкое зрелище. Все были неумело перевязаны.
      Но Катрин заметила немногое. Все ее помыслы были устремлены к старому другу, который когда-то помог ей, рискуя собственной жизнью. Мысль о том, что он умрет из-за того, что их дороги вновь пересеклись, была невыносима.
      У Катрин до боли сжалось сердце, когда она увидела его на узкой дощатой лежанке, покрытой соломой. Старое одеяло едва прикрывало изуродованное тело. Маленький кругленький монах, встав у изголовья на колени, накладывал на распухшее лицо раненого повязки из свежих трав. Ландри, не шевелясь, лежал с закрытыми глазами, руки со следами от веревок были скрещены на груди. Из-под разорванной сутаны виднелись грубые повязки из трав, которые вызвал у госпожи Эрменгарды приступ тошноты.
      - О Боже, что с ним стало! - пробормотала она. - И если я правильно понимаю, здесь больше нечем ему помочь.
      - Грабители все забрали, - смущенно ответил Обэр, даже запас корпии и мази брата Пласида. У нас нет ничего кроме лесных трав!
      Эрменгарда вышла и в сопровождении конюха и Беранже отправилась в Шатовилен, пообещав привезти оттуда необходимое для монастыря.
      Катрин принялась было ухаживать за своим другом, но Готье потихоньку оттеснил ее в сторону.
      - Позвольте мне, госпожа Катрин! Я хочу его осмотреть. - И добавил:
      -Брат Пласид поможет мне, - на что тот одобрительно кивнул головой.
      - Он будет жить?
      - Он еще жив, а это немало. Кажется, он дышит без особых усилий, больше я пока ничего не могу сказать. Вы прекрасно понимаете, что я сделаю все возможное, но, к сожалению, - смущенно заметил бывший студент, - у меня нет знаний, которыми обладают арабские и еврейские врачеватели.
      Врач-араб! Во время вынужденной прогулки вокруг монастыря Катрин вспомнила о своем старом друге Абу-аль-Хайре, докторе из Гранады. Это был человек-легенда, мудрость и ученость которого одинаково исцеляли и тело и душу. Восхищаться сыном ислама под сводами христианского монастыря? Но это не показалось Катрин святотатством: для добрых людей все двери открыты. Абу умел найти слова утешения так же, как христианин, а может, даже и лучше.
      Внезапно Катрин почувствовала огромное желание увидеть его снова. Несмотря на внимание и заботу, которыми окружили ее верные друзья, она никогда еще не чувствовала себя столь одинокой. Если Ландри умрет, она ничего не узнает о судьбе Арно. Никто не скажет - жив он или тело его уже начало разлагаться, едва прикрытое землей. Смерть Ландри была для Катрин двойной потерей, и она не могла не упрекнуть себя за эти мысли.
      Появление Готье отвлекло ее от тягостных размышлений, Юноша был так мрачен и озабочен, что Катрин не могла этого не заметить.
      - Ну что?
      - Трудно сказать. Я бы очень удивился, если бы у него хоть одна косточка оказалась целой. Эти звери его не пощадили.
      - Он в сознании?
      - К счастью, нет. Так он меньше страдает. Почему? Но почему они это сделали?! воскликнул он в бешенстве-- И почему именно теперь? Прошло больше месяца, как он помог нам вырваться из лап Дворянчика.
      - Вы считаете, они должны были замучить его еще раньше? - резко прервала его Катрин.
      - Если следовать логике, это так. Не сердитесь, госпожа Катрин, попытайтесь меня понять. Я ищу разумное объяснение этому несчастью. Я думаю, не мы являемся причиной случившегося. Если бы де Сарбрюк хотел расквитаться с ним за наш побег, он убил бы его тотчас же, на месте. Я должен вам признаться, что с момента нашего приезда в замок госпожи Эрменгарды я не пропустил ни одного рассвета. Я вставал и бежал на дорогу. Всматриваясь в противоположный берег, я каждый раз боялся увидеть его труп на одном из деревьев или медленно плывущим по реке. Время прошло, и мои страхи улеглись.
      - Вы хотите найти объяснение проявлению бессмысленной жестокости? возмутилась Катрин. - - Роберт де Сарбрюк - дьявол, мучающий и убивающий людей для собственного удовольствия.
      - ... но он до сих пор проявлял определенное уважение к церкви. Я имею в виду, что он воздерживался от убийства ее служителей, хотя, конечно, этим его уважение и ограничивалось. Если он решился так страшно отомстить слуге Божьему, значит-либо он сошел с ума, либо этому есть другое объяснение!
      Катрин недоверчиво покачала головой. К этому времени во главе обоза из мулов и нагруженных телег вернулась Эрменгарда. Этих запасов хватило бы для целой деревни. Эрменгарда согласилась с Готье: пытка, которой подвергли Ландри, была чем-то вызвана.
      - К сожалению, несчастный не в состоянии ответить на наш вопрос! грустно заключила она.
      С удвоенной энергией Готье принялся выхаживать Ландри. Катрин и Беранже неотступно следили за тем, как юноша боролся за его жизнь, чаще всего призывая на помощь свою изобретательность. Медицина была бессильна облегчить страдания Ландри.
      Эта борьба продолжалась до глубокой ночи. Монахи молились в разрушенной часовне о выздоровлении любимого настоятеля. Постепенно надежда таяла. Дыхание раненого прерывалось, сменяясь страшными хрипами, которые доводили Катрин до слез. Воспаленная кожа на лице становилась мертвенно-бледной, как будто дыхание смерти коснулось Ландри.
      Несмотря на предпринятые усилия, новоявленному врачу не удалось пробудить и искорки жизни в измученном теле.
      К утру стало ясно, что жизнь, которая еще теплилась быстро уходила, в чудо больше не верилось. Целыми часами Катрин просиживала у изголовья больного друга. Она стояла на коленях, держа в руках, словно хрупкую птичку, его большую натруженную руку и самозабвенно молила о нем.
      Перед глазами Катрин промелькнуло детство, проведенное вместе с Ландри. В Париже они были соседями. Она вспомнила шум ювелирных лавочек, купание летом, походы на кухню, где аромат сладостей Жакетты Легуа или мамаши Пигасс перебивал запах рыбы. Она заново переживала игру в снежки и катания по льду Сены зимой, путешествие во все загадочные, манящие места большого города, куда их приводило любопытство. Катрин чувствовала, как со смертью Ландри в ней умирает маленькая девочка, какой она была когда-то. Никто теперь не вспомнить и не поговорить с ней об этом, и картины детства не вызовут больше улыбки...
      - Все кончено, - произнес Готье охрипшим голосом, отставляя в сторону настой, которым он постоянно смачивал губы умирающего.
      Отчаянный крик и рыдания вырвались из груди Катрин.
      - Нет! Это несправедливо!
      При звуке ее голоса Ландри вздохнул. Веки, которые казалось, налились свинцом, задрожали и с трудом приподнялись. Взгляд умирающего упал на Катрин. Обезображенные губы тронула улыбка.
      - Он жив! - прошептал Ландри, испустив дух. Все было кончено. Озорной парижский мальчишка, потом рыцарь Великой Бургундской конницы, настоятель монастыря в Шатовилене отдал Богу свою открытую и честную Душу.
      - Ландри! - повторяла она сквозь слезы. - Ландри! Почему, Боже мой, почему?
      Эрменгарда силой подняла Катрин с колен, ласково прижала к своей груди.
      - Пришел его час, и он о нем никогда бы не пожалел!
      - Он умер из-за меня!
      - Нет, он умер по воле Божьей, а может быть, и сам этого захотел. Такой душе, как у него, лишь мучение приносит избавление. Вы помнили Ландри ребенком, юношей, но не знали мужчину с его неутолимой жаждой совершенства. Я его знала. Он принимал от Бога самые страшные несчастья с благоговением, с готовностью бы отдал жизнь за своих братьев. Он почил вечным сном, но вы так же хорошо, как и я, знаете, что он умер счастливым, да, счастливым, так как его последние слова ободрили ту, кого он любил. Ваш супруг жив, и Ландри был рад вам это сообщить. Теперь же нам надо вернуть его святым братьям. Боже мой, что с вами?
      Катрин вырвалась из рук графини, в глазах ее застыл ужас.
      - Арно жив? Но как, где? Он по-прежнему в дружбе с этим дьяволом Робертом? О Эрменгарда, скажите же, что он был не с ним, что он не участвовал в этой пытке. Мысль о том, что он был одним из палачей моего бедного Ландри, невыносима!
      - Не думайте так, госпожа Катрин! - прервал ее Беранже. - Вы лучше всех знаете сеньора Арно. Он грубый, жестокий, несдержанный - все что хотите, но он боится Бога и был всегда благородным, честным рыцарем. Думайте о том, что он жив, и не ищите повода его ненавидеть.
      Катрин сквозь слезы улыбнулась пажу, так рьяно защищавшего своего господина, и промолчала в ответ. Ни за что на свете она не хотела бы поколебать эту юношескую веру и поделиться с ним своими сомнениями. Она больше не была уверена в том, что достаточно хорошо знала своего мужа.
      Под гордым обликом Арно де Монсальви скрывался Кровавый злодей Гром. Еще два месяца назад она ни за что не поверила бы в это и скорее приняла бы мученическую смерть, чем допустила подобную мысль. Но нужно было считаться с реальностью. К тому же она знала, как слепо ревновал ее Арно к прошлому. То, что Ландри говорил о ней с оттенком нежности в голосе, могло превратить мужа во врага.
      Ранним пасмурным утром Катрин лесом вернулась в Шатовилен. Радостное пение жаворонка сменилось печальным перезвоном колоколов. Катрин испытывала радость и тревогу. Позже она подумает об этом, а сейчас надо довольствоваться подарком судьбы, бесценным и вместе с тем устрашающим: Арно жив!
      На этот раз друзьям пришлось пробираться к замку другим путем. Пожар погас. От нижнего города осталось лишь нагромождение обуглившихся развалин. Солдаты Эрмергарды уже принялись расчищать пепелище. Старой графине был невыносим вид разрухи, и перед тем как снова отправиться в монастырь, она дала соответствующие указания. Нужно было разобрать развалины, созвать убежавших в леса жителей и убедить их вернуться. Людей можно было разместить в служебных помещениях замка, если же места окажется недостаточно, то по приказу графини, как только солдаты расчистят площадку, будут натянуты походные палатки ее покойного супруга. Намечалось быстро восстановить несколько домов с помощью жителей верхнего города пострадавших при пожаре гораздо меньше. Для мадам Шатовилен почетный титул хозяйки замка не был пустым звуком.
      По приезде в замок выяснилось, что сеньор де Baндeсс вернулся ни с чем. Находясь в скверном расположении духа, он повздорил с дворецким Шатовилена, который отвечал в отсутствие графини за безопасность замка. Необузданная ярость де Ванденеса столкнулась с ледяной вежливостью дворецкого. Отчетливо был слышен его голос: "В этом замке только госпожа Эрменгарда имеет право вершить суд и не посмеете прикоснуться к этому человеку до тех пор, пока ее не будет здесь".
      Предметом спора послужил мужчина, обмотанный так количеством цепей, что его трудно было разглядеть. Кожаный колет пленного был в крови.
      - Я иду! - воскликнула Эрменгарда, спешившись. В чем дело? Почему вы кричите на моего дворецкого барон?
      - Мы привели бандита, - ответил Ванденес, - а он дает нам его допросить.
      - Допросить? Мне казалось, что прежде всего должна восторжествовать справедливость. Может, вы хотите его прикончить?
      - Я понимаю смысл слов, которые говорю, графиня. Я хотел бы допросить этого человека, а для этого мне нужна ваша комната пыток. У вас ведь она есть?
      Хохот Эрменгарды был слышен даже в глубине двора. Это еще больше разозлило барона.
      - Конечно, есть, и к тому же прекрасно оснащена. Настоящий музей ужасов! Она была гордостью предков моего покойного супруга. Всем этим так давно не пользовались, что я не советую пускать в дело проклятые приспособления, наполовину изъеденные ржавчиной. Вы должны были дать барону возможность попробовать их, Гано, добавила она, повернувшись к дворецкому, я бьюсь об заклад, что это было бы забавно. Он явно себе что-нибудь сломал бы.
      Отбросив в сторону всякую любезность, Ванденес гневно повел плечами смех Эрменгарды был выше его понимания.
      - Я полагал, что осада замка вас сделала менее мягкотелой, госпожа Эрменгарда! К тому же мне не требуется сложных инструментов. Несколько раскаленных углей да пара щипцов - вот и все!
      У Катрин закружилась голова. Страшная смерть Ландри сделала ее еще более чувствительной, особенно, если речь шла о бессмысленных страданиях, причиняемых другим. При одном упоминании о пытке ей хотелось кричать.
      - Когда же наконец люди перестанут истязать друг друга? - воскликнула она. - Вы задали хоть один вопрос этому человеку? И где вы его нашли?
      Сеньор де Ванденес неохотно рассказал о своих приключениях:
      - Отряд двинулся за Дворянчиком. Оставленные бандитами следы были глубокими и свежими, но вдруг оборвались, и тогда мы поняли, что попали в засаду. Преследователей уже давно поджидали. Роберт де Сарбрюк не из тех людей, кто позволяет безнаказанно следовать за собой по пятам. Нас было меньше, и он думал легко с нами расправиться, но не на тех нарвался. Мы потеряли одного воина, и мне удалось при отступлении прихватить вот этого.
      - Иными словами, вы друг от друга ускользнули, - холодно заметила Катрин. - Однако вы мне обещали голову Дворянчика, сеньор...
      Она подошла к пленному. Тот, связанный по рукам и ногам, лежал на лестнице лицом вниз.
      Вдруг графиня де Монсальви упала на колени около раненого, подняла его голову. Она узнала одного из людей Арно по прозвищу Хромой, который помогал Готье ухаживать за ее супругом.
      - Катрин, что вы делаете? - прошептала Эрменгарда. Молодая женщина ничего не ответила и гневно посмотрела на барона.
      - Я знаю этого человека и сама допрошу его. Освободите его! - властно приказала она. Барон, сдвинув брови, возразил:
      - Не думаете ли вы, что это...
      - Это необходимо. Вы не видите, что он умирает? Вы надеетесь узнать что-то от трупа?
      Не обращая внимания на Ванденеса, Готье уже разрубал цепи. Освобожденный пленник лежал на лестнице не шевелясь.
      - Не хотите ли вы уложить его в постель? - прошипел Ванденес.
      - Само собой разумеется. Эрменгарда, я вас прошу, прикажите двум солдатам перенести его в замок. Готье его осмотрит. Надеюсь, что я успею еще хоть что-то узнать.
      Графиня де Шатовилен хорошо знала свою подругу, чтобы вступать с ней в спор, когда в ее глазах пылал воинственный огонь. Катрин была готова сразиться с целым замком, но спасти раненого разбойника. Вскоре два солдата и Готье унесли Хромого в одну из комнат крепости, о которую он и ему подобные сломали не один зуб.
      Через час в часовне замка закончилась месса за упокой души брата Ландри. Катрин увидела Готье, поджидавшего ее на выходе. На ее вопросительный взгляд он ответил улыбкой.
      - Спрашивают вас, госпожа Катрин.
      - Меня?
      - Ну да. Ваш подопечный плох, но не настолько, чтобы ничего не слышать. Он прекрасно знает, что обязан вам жизнью.
      - До тех пор, пока его не повесят, - проворчал бесшумно приблизившийся де Ванденес. - Я тоже туда направляюсь...
      Серые глаза конюха приобрели стальной оттенок.
      - Только госпожа Катрин, - сухо заметил он. - Раненый хочет с ней поговорить, вам же он не скажет ни слова. К тому же он очень слаб для частых визитов.
      Барон пробубнил что-то неодобрительное, развернулся и, сложив за спиной руки, направился к Эрменгарде.
      Хромой лежал на груде подушек. Зеленый цвет полога подчеркивал мертвенную бледность его лица, казалось, ему недолго осталось мучиться.
      Из-за легкого ранения груди, дыхание Хромого напоминало шорох листьев. При виде Катрин его взгляд оживился.
      - Я просил вас прийти, чтобы поблагодарить, благородная госпожа, и узнать, почему вы меня спасли
      - Это лишь отсрочка. Как только Готье вас вылечит, У вас есть все шансы попасть в руки того, кто мечтает как можно скорее вас повесить!
      Хромой пожал огромными волосатыми плечами.
      - Если это его развлечет, я не имею ничего против, но при условии, что он даст мне время примириться с Богом. Потом ваш барон может делать со мной все что угодно. Я довольно пожил. Он может сдирать с меня кожу по кусочкам, но я и рта не открою. Вы - другое дело... Вы можете спрашивать о чем хотите.
      - Тогда расскажите мне о судьбе моего супруга. Где он сейчас? С Дворянчиком? Он его пленник?..
      - Пленник? Отчего же? Не было тому причины. Нет, он ушел три дня назад. Взял с собой Корниса, - добавил он с горечью. - Конечно, этот монах больше всех за ним ухаживал. Поначалу это было нелегко. Мы думали, что капитан не выкарабкается. Но внезапно наступило улучшение, и с этого момента он быстро пошел на поправку!
      Молодая женщина облегченно вздохнула. Три дня! Арно не было здесь, когда Дворянчик мучил Ландри...
      Мысленно она поблагодарила Бога за то, что он избавил его от этого.
      - Но почему он ушел? И куда?
      - Бог мой, мне об этом ничего неизвестно. Он решил неожиданно. Все, что мне известно, это то, что однажды вечером он поссорился с сеньором Робертом. Он так громко кричал, что слышно было на другом конце деревни. Он говорил, что ему надоело безрезультатно торчать у этой крепости, что нужно отходить.
      - И что ответил Дворянчик?
      - Об этом никто не знает. Этот человек никогда не кричит, а сеньор Арно не отказывал себе в этом удовольствии. Действительно, он очень сильно кричал. Мне показалось, что он говорил об Орлеанской Деве. Да, да! воскликнул! Хромой удовлетворенно, как человек, нашедший правильный ответ. Это именно так! Он говорил об Орлеанскоей Деве, что она одна могла что-нибудь сделать для него, что он приведет ее к королю, и вдвоем они погонят англичан и бургундцев к морю! Дворянчик в ответ рассмеялся. Надо признать, что эта история с Орлеанской Девой всегда была у них поводом для ссор! Капитан Г... я хочу сказать, сеньор Арно, клялся, что она жива, что он ее видел. Дворянчик ответил ему, что он бредит, что дочь Домреми была сожжена - англичанами и что англичане всегда доводят дело до конца. Но сеньор Арно упрямился.
      - Какая глупость! - проворчала Катрин. - Он был в Руане вместе со мной в тот день, когда Жанна... Боже мой! Проживи я тысячу лет, я никогда не забуду эту ужасную картину: ее тело, лицо в огне, и этот кошмарный запах паленого мяса! Мой супруг, должно быть, обезумел. Он, видимо, перепутал. Мне тоже Арно говорил об этой встрече, но я ему прямо сказала, что об этом думаю.
      - Он вам не поверил! Хотите верьте, хотите нет, госпожа, он пошел за ней!
      Гнев овладел Катрин. Она больше не радовалась тому, что Арно жив и не запачкал руки в крови Ландри. Увы! Хотя Арно и поправился, но лишился рассудка. Как мог он спутать какую-то авантюристку с Жанной д'Арк, одного взгляда которой было достаточно, чтобы люди падали ниц! Посланница Бога, она подчинила себе целые армии и их предводителей. Но молодая женщина была честна и призналась себе, что гнев ее был вызван ревностью. Последняя встреча с Арно открыла ей глаза на многое. Она и раньше знала о мужской неверности, но не связывала ее с собственным супругом. Невозможно так легко обмануться. Видимо, эта незнакомая женщина не просто напоминала ему идеал, но и пробудила какое-то чувство, желание. Реакция сеньора де Монсальви на появление супруги была реакцией мужа, застигнутого врасплох: он вывернулся, понося собственную жену. А теперь, едва окрепнув, устремился к этой самозваной Жанне. Есть от чего потерять голову!
      Логика и долг повелевали ему выбрать главное: как можно скорее помириться с королем или сразу вернуться в Монсальви, где его так ждали. Но нет же! Арно не нашел ничего более важного, как бегать за юбкой авантюристки, громко крича, что он желает помочь ей окончательно выгнать врагов из королевства!
      Вдруг Катрин резко повернулась к окну, где скромно уединился Готье де Шазей. Ей в голову пришла малоприятная, но все объясняющая мысль.
      - Мой супруг был ранен в голову. Может быть, он сделался...
      Готье покачал головой и подошел ближе.
      - Сумасшедшим? Я не думаю. У него было ранение лица, госпожа Катрин, а не черепа. К тому же, хотя у меня было мало времени, чтобы узнать сеньора Арно, но я вас уверяю... Вы позволите?
      - Не только позволяю, но и прошу.
      - Хорошо, мне показалось, что он упрямо цеплялся за свои идеи до полного ослепления. Он вбил себе в голову, что Эта женщина действительно Жанна д'Арк, чудом спасшаяся от огня и воскресшая, почему бы нет? Ведь она была посланницей Бога. Ему так хочется в это верить, что он гонит прочь свои воспоминания и с гневом отметает возникающие сомнения. Ваша встреча ничего не изменила. Он еще с большим упрямством будет цепляться за свою химеру, считая себя обиженным...
      - Это смешно! - Она перевела взгляд на раненого, который был явно взволнован. - Вы когда-нибудь слышали, как супруг говорил обо мне после моего отъезда? Искал ли он меня?
      Беспокойство сменилось настоящей тревогой. От прилива крови лицо Хромого стало красным.
      - Искал? Нет, не думаю. Он, как и мы, полагал, что вы укрылись здесь.
      - Но он говорил обо мне?
      Хромой побагровел. Видимо, убивать для него было легче, чем лгать. Катрин, чувствуя это, настаивала:
      - Я вас умоляю, скажите мне правду, даже если она горька. Я прекрасно знаю, что меня там не восхваляли.
      - Однажды, да, он говорил о вас! Но, во имя всего святого, прошу, не заставляйте меня повторять то, что...
      - Я требую! Мне это необходимо! Если вы считаете себя чем-то обязанным мне...
      Хромой взорвался, как переполненная бочка. Приподнявшись с подушек, он кричал, еле сдерживая хрипы:
      - Тем хуже для вас, вы сами этого хотели. Он назвал Вас шлюхой, благородная госпожа. Он кричал, что, если вы посмеете вернуться в Монсальви, он выгонит вас ударами хлыста!
      Обессиленный, раненый откинулся назад, страшно кашляя. Катрин закрыла глаза. Она так побледнела, что Готье схватил ее за руку, опасаясь, что она потеряет сознание.
      - Простите меня, - бормотал Хромой. - Она хотела, чтобы я рассказал...
      Молодая женщина пришла в себя и натянуто улыбнулась.
      - Ничего страшного. Не упрекайте себя. Лучше знать правду. Я вас благодарю. А теперь скажите, если знаете, почему Дворянчик так поспешно отошел? Почему он обрек брата Ландри на мучительную смерть? Это непонятно, а необъяснимое всегда таит опасность.
      Желая загладить грубость своего признания, Хромой не заставил на этот раз себя упрашивать.
      - Мне не все известно, но я думаю, что все взаимосвязано. Ночью, в тот день, когда капитан Гром... я хочу сказать сеньор Арно, ушел от Дворянчика, в лагерь прибыли двое. Они прискакали на прекрасных лошадях, были одеты в черное без каких-либо знаков отличия. Они хотели поговорить с предводителем. Но охрана сеньора Роберта знает свое дело. Наглый тон не является паролем. После определенных колебаний пришельцы сказали, что их послал герцог Бурбонский. Я был там и все слышал. Они говорили с сильным акцентом.
      - С акцентом?
      - Да... вероятно, это были ара гонцы или скорее кастильцы. Их акцент напомнил мне времена, когда мы сражались с этим хищником де Вилла-Андрадо. Как только я услышал посланников герцога Бурбонского, решил, что это были его люди.
      - Это могло быть и то, и другое, - прошептала Катрин. Давний враг вызвал у нее неприятное воспоминание. - Родригес де Вилла-Андрадо женился на незаконнорожденной дочери герцога. Он ей все оставил...
      - Возможно, - ответил Хромой, который не был в курсе дворцовых альянсов. - Они остались в лагере, а ночью монаха подвергли пытке. Его схватили около шатра Дворянчика. Он подслушивал разговор. По крайней мере, они так решили и хотели его заставить признаться. Но он молчал. Может, он ничего и не знал, - заключил Хромой, который, видимо, не верил в героизм под пыткой.
      - Но почему он остался в лагере после ухода моего супруга? Почему он не вернулся в монастырь?
      - Я думаю, он считал свое дело незавершенным. Он хотел убедить Дворянчика снять осаду.
      - Осада снята, а его нет! - грустно вздохнула Катрин. - Он погиб, но ведь это не он заставил Роберта де Сарбрюка уйти, не так ли?
      - Нет. Это те двое в черном. Они сказали, что осада была бесполезной, что надо попытаться в другом месте, где можно заработать больше золота.
      Катрин сдвинула брови.
      - Откуда вы это знаете?
      - Вы хотите сказать - я, простой солдат, да? Я понимаю, это может показаться странным, но в то время я был на посту, а учитывая природное любопытство... Но я не тот несчастный монах с чистой и наивной душой, как у маленького ребенка. У меня острый слух, и я умею слушать незаметно, так, чтобы не быть за это повешенным!
      - Я понимаю. Так вы знаете, где это другое место и где можно заполучить больше золота?
      - Да, знаю. В Дижоне.
      - В Дижоне! - сокрушенно воскликнула Катрин. - Это невозможно. Дворянчик сошел с ума!
      - Там герцог или нет, но что значит горстка людей Дворянчика по сравнению с войсками, охраняющими город!
      - Но речь идет не об осаде...
      - О чем же тогда?
      - О пленнике, которого герцог Филипп держит в башне своего дворца. Если верить бурбонским посланникам, он стоит больших денег. Сейчас идут бесконечные переговоры о его выкупе, но герцог Филипп согласится освободить его лишь за приличную сумму. Есть из-за чего потрясти королевскую казну и еще кое-кого. Я в этом слабо разбираюсь. Я не вхож в круг великих мира сего.
      Катрин и Готье переглянулись. Для них в словах Хромого не было ничего таинственного. Пленником Филиппа был молодой король Рене, герцог д'Анжу, сын Иоланды. Он был схвачен бургундцами в битве при Бюльневиле и заключен в Новой башне дижонского дворца. В Сомюре Катрин получила для Рене письмо. События последних месяцев помешали ей его передать, да она и забыла об этом письме из-за собственных несчастий.
      Готье, читающий мысли своей госпожи, тихонькй прошептал:
      - Вы ни в чем не виноваты, мадам Катрин! Любой бы на вашем месте поступил так же, вы не могли продолжать свой путь.
      Но она не согласилась.
      - Нет. У меня было поручение, и я должна была его выполнить, а...
      Катрин умолкла: здесь не место это обсуждать. На нее, пытаясь что-то понять, смотрел раненый. Она обратилась к нему:
      - Итак, Дворянчик ушел из-за этого пленного? Что он собирается делить? Выкрасть его? Это невозможно! Его, по-видимому, хорошо охраняют.
      Хромой тяжело дышал. Он лежал с закрытыми глазам и был так бледен, что Катрин показалось, что он умирает. Женщина склонилась над раненым.
      - Вам хуже?
      Он открыл глаза и слабо улыбнулся.
      - Я чувствую себя не лучшим образом, но хочу договорить. Дворянчик должен позаботиться о тех двоих, а они все устроят так, чтобы пленник навсегда остался в тюрьме. Вы понимаете?
      - Это разумно! - сказал Готье. - Нет пленника, нет и выкупа...
      - Герцог Бурбонский должен отдать свою дочь за сына этого пленника, и он не хочет, чтобы все его богатство перешло к герцогу Филиппу или чтобы от него требовали слишком большое приданое для латания дыр. К тому же ненависть герцога Бурбонского к герцогу Бургундскому ни для кого не секрет.
      - Рене погибнет в тюрьме, и снова вспыхнет война, - заключила Катрин. Итак, картина ясна, и мы должны исполнить свой долг.
      Она поблагодарила Хромого, успокоила его, сказав, что он может не опасаться виселицы и что она берет его под свою защиту.
      - Вы будете освобождены, постарайтесь поправиться, - Катрин уже собиралась покинуть комнату, как он окликнул ее.
      - Если вы мной довольны, примите меня к себе на службу. Клянусь памятью моей несчастной матери, я буду вам предан. А когда вы снова встретитесь с капитаном Г... я хочу сказать, с вашим супругом, я буду вам служить обоим!
      Она улыбнулась, взволнованная такой преданностью человеку, который его бросил. У Арно был дар завоевывать сердца и преданность солдат.
      Но не поступал ли он так же с теми, кого, по его словам, любил? Катрин не представляла, чем закончится их встреча, но если они оба живы, то встретятся наверняка, иначе и быть не могло.
      - Хорошо, - ответила она. - Как только встанете на ноги, отправляйтесь в Монсальви. Я дам вам письмо для аббата Бернара. Он управляет делами в наше отсутствие.
      Раненый обрадовался, и Катрин показалось, что ее обещание исцелит его быстрее, чем все лекарства Готье.
      Ванденес метался по двору не находя себе места. При появлении Катрин он сразу же подбежал к ней.
      - Вас долго не было, - сухо заметил он. Катрин улыбнулась, представив его нетерпеливое ожидание.
      - Теперь, я думаю, дело за правосудием.
      - Правосудие? Не ваше ли, барон? Я в него ничуть не верю. Я от этого человека узнала все, что хотела, и даже более того. Я ему очень признательна. И должна вам сообщить, что отныне он находится под моим покровительством.
      - Что это значит? возмутился Ванденес.
      - А то, что я запрещаю вам его трогать, в противном случае вы ответите не только передо мной, но и перед герцогом Филиппом, которому, благодаря пленнику, я, возможно, окажу большую услугу. Если он поправится, то ему предстоит дорога из Шатовилена в Монсальви, да поможет ему Бог!
      Барон расхохотался, хотя ему было явно не до веселья.
      - В Монсальви? К вам? Волк в овчарне. Хороший же из него получится слуга! А ваш супруг...
      - Мой муж знает людей намного лучше, чем вы себе это представляете, барон! Я бы очень удивилась, если бы, он не взял его на службу. Что же касается наших земель в Монсальви, то там, уж поверьте мне, нет овчарни с блеющими ягнятами... Хромому там найдется местечко. А теперь, извините, я должна идти, мне нужно подготовиться к отъезду.
      - Вы уезжаете? Куда?
      Катрин еле сдержалась. Она умирала от желания послать к черту этого надоедливого малого. В глубине души она не могла простить ему осаду Шатовилена.
      Барон выстоял, это верно, но, будь он по энергичнее, с имеющимися силами мог бы добиться большего. Однако он был близок ко двору, а она не знала, какие воспоминания сохранил о ней ее бывший любовник герцог Филипп, да сейчас и не время обострять отношения.
      - Простите, что раньше я вам не сказала, - сменив гнев на милость, проговорила она, делая над собой усилие. - Я прибыла сюда с поручением. До сегодняшнего дня я не имела возможности его выполнить, но сейчас путь свободе и я не могу более откладывать.
      - Поручение? У вас есть секреты?
      - Именно так, но они не мои.
      - В таком случае, каким бы ни было это поручение, вам нужна помощь. В стране неспокойно. Еще встречаются английские отряды, наемники. Ни о чем не спрашивая, я поеду с вами!
      Молодая женщина покраснела до корней волос.
      Несносная навязчивость! Собственное самодовольств мешало ему понять, что ей надоели его присутствие, настойчивые взгляды, притворная любезность.
      Она уже собиралась дать выход своему гневу и высказать малоприятные замечания, как из комнаты выше Готье.
      - Не слишком ли рано, сеньор, покидать спасенную вами крепость? Дворянчик ушел, но он может вернуться.
      - Если бы он думал вернуться, он не сжег бы свой лагерь. Нет, я убежден, что он не вернется, и Шатовилену некого опасаться....К тому же мне предписано следовать за своим господином, а не командовать местным гарнизоном.
      Лицо конюха расплылось в чересчур любезной улыбке, его левая бровь, которая от природы была выше правой, поползла вверх. Готье явно лицемерил.
      - В таком случае, нам было бы глупо отказываться, - сказал он таким слащавым голосом, что вызвал неподдельное удивление Катрин. - Я думаю, выражу общее мнение, если скажу, что мы будем счастливы отправиться в путь под вашей защитой. Мы пойдем на север, не так ли? Вы готовы отправиться послезавтра? Может, это недостаточный срок, чтобы подготовить к походу такую огромную армию?
      - Нисколько, мой друг, нисколько, - ответил Ванденес покровительственным тоном. - Я уже сейчас прикажу собираться и буду готов вовремя.
      - Вы потеряли рассудок! - возмущенно прошептала Катрин, как только успокоенный барон удалился по коридору. - Из-за вас мне придется ехать с этим чванливым дураком, которого я терпеть не могу. И почему это послезавтра, если мы знаем, что...
      - Мы этой же ночью покинем замок! тихо заверил Готье. - Если госпожа Эрменгарда согласится сыграть с бароном комедию, у нас будет достаточно времени, прежде чем он заметит наше отсутствие. Он должен присоединиться к герцогу, а герцог находится во Фландрии. Он думает, что мы туда направляемся, и постарается нас догнать, двигаясь на самом деле в противоположном направлении.
      Катрин посмотрела на своего конюха с восхищением, хотя и не без раздражения. Настало время стать самой собой. Если она не примет меры, этот парень скоро возьмется поминутно навязывать ей свою волю. Немного раздосадованная, она ответила ему сдержанной улыбкой.
      - Кстати, а почему вы против компании барона? То, что его общество меня раздражает, - это одна сторона вопроса, но, с другой стороны, он совершенно прав, говоря, что вокруг не все спокойно.
      - Тогда тем более надо оставаться в Шатовилене! Если хотите начистоту, госпожа Катрин, я не совсем доверяю сеньору де Ванденесу и не удивлюсь, если и вы так считаете. Может, это из-за вас, но мне частенько казалось, что он мечтал о вечной осаде и, во всяком случае, не слишком старался ее снять. Видимо, жить рядом с вами ему очень нравилось.
      Молодая женщина молчала, взвешивая каждое слово своего конюха. Они были созвучны ее собственным мыслям, в чем она не решалась признаться самой себе.
      - Готье де Шазей, вы всегда правы! - вздохнула она. Подхватив шлейф платья, графиня де Монсальви величественной походкой направилась к лестнице.
      Глава вторая. ПОД ВЫВЕСКОЙ "СВЯТОГО БОНАВЕНТУРЫ"
      Вечером следующего дня трое всадников медленно поднимались по главной улице Дижона Нотр-Дам. Это была самая оживленная улица города, где разместились длинные торговые ряды.
      В оранжевых отблесках заката виднелись многочисленные колокольни, издали похожие на корабельные мачты.
      Катрин ехала молча, углубившись в воспоминания.
      Одиннадцать лет! Прошло уже одиннадцать лет с того памятного осеннего дня, похожего на сегодняшний, как она покинула этот город ради любви герцога Филиппа.
      Это случилось в 1425 году. В то время ее супругом был бургундский казначей Гарэн де Брази, которого приговорили к смерти за неповиновение герцогу и осквернение Святой Церкви. От его руки чуть не погибла и сама Катрин. Теперь роскошный особняк де Брази превратился в лачугу истопника, а все сокровища развеялись по миру.
      Гнева принца Катрин можно было не опасаться, так как она уже в течение нескольких месяцев была его любовницей и ждала ребенка. Но госпожа де Брази, соблюдая приличия, покинула город, где к ней относились с известным недоверием.
      Она уехала, так как Филипп Добрый видел в ней не жену осужденного, а возвышенное создание, которое он любил больше всего на свете. В Дижоне их любовь могла вызвать скандал, а в далеком Брюгге, жемчужине фламандской Бургундии, осталась незамеченной.
      В течение четырех лет Катрин являлась некоронованной властительницей этого прекрасного города. Потом пути любовников разошлись. Их ребенок умер, как раз тогда, когда герцог вновь собирался жениться. На этот раз на инфанте Изабелле Португальской. В тот самый момент Катрин узнала, что в Орлеане, осажденном англичанами, сражался мужчина, которого она давно безнадежно любила. Ему грозила смертельная опасность. Чтобы увидеть возлюбленного живым или мертвым, она без всякого сожаления оставила свой маленький дворец в Брюгге, наряды, сокровища, подаренные Филиппом.
      У нее был титул графини, земли в Бургундии, замок в Шенове около Дижона, но эти владения были для нее лишь разноцветной грамотой, обильно украшенной печатями, - она ни разу их не посетила.
      Выйдя замуж за Арно де Монсальви, Катрин лишилась всего этого и окончательно распрощалась с прежней жизнью.
      Покинутый ею и оскорбленный в своих лучших чувствах Филипп не счел возможным оставить в распоряжении супруги своего врага ни пяди бургундской земли. Теперь она была уверена лишь в том, что он ее не забыл и сохранил о ней нежные воспоминания. По окончании военных действий и заключении мира между ним и королем Карлом VII в Аррасе в 1435 году герцог приказал на Рождество доставить в Монсальви чудесный портрет Катрин, написанный ее давним другом Яном Ван Эйком. Это мог быть либо знак особого внимания, либо прощения с уплатой по всем счетам.
      Теперь молодая женщина, следуя по знакомой мостовой, была на удивление спокойна, вспоминая прошлое. Став Катрин де Монсальви, она изменилась до неузнаваемости, и все, что всплывало в ее памяти, казалось прекрасной сказкой, историей, приключившейся с другой Катрин, а вовсе не с ней.
      Госпожа де Брази действительно умерла в ней и просыпался ребенок, каким она когда-то была, маленькая Катрин Легуа. По дороге, ведущей к улице Гриффон, она направилась к дому своего детства. Прежде всего, она хотела обнять дядюшку Матье. Несмотря на его связь с простолюдинкой, молодая женщина сохранила о нем нежные воспоминания детства и отрочества.
      Огибая дворцовый сад, посаженный графиней Маргаритой Фламандской, бабушкой Филиппа, и сохранивший ее имя, Катрин увидела шпиль Святой Часовни. Там хранились записи о Золотом Руне. Часовня приковывала внимание не столько своей красотой, сколько чистым колокольным перезвоном. Это было самым добрым приветствием, и она почти забыла об опасном поручении: расстроить отвратительный заговор против плененного короля. Заговор с целью наживы! Она не задумывалась над тем, что может не встретить у дядюшки теплого приема, на который раньше была вправе рассчитывать.
      С тех пор как дядюшка связал свою жизнь с некой Амандиной Ля Верн, он сильно изменился. Его спутница обладала сильным характером. Ведь ей удалось вытащить его из уединенного домика посреди виноградников в Марсаннэ и вернуть в лавку на улице Гриффон. Из-за нее он выгнал из дому родную сестру. Все это не обещало ничего Хорошего.
      Повернув за угол, Катрин почувствовала, как учащенно бьется ее сердце. Одного взгляда на родной дом было достаточно, чтобы вернуться в прошлое. Улица с небольшими домишками по обеим сторонам была такой же, как в тот вечер, когда она хрупкой девчонкой приехала сюда с мамой, сестрой Лоиз, Сарой и Барнаби. У дядюшки Матье они спаслись от парижского мятежа...
      Последние лучи солнца ярко отражались на крашеной вывеске "Святой Бонавентура". Большой железный лист слабо шевелился на ветру, и выцветшее от времени платье святого казалось чуть ярче.
      - На улице что-то происходит, - услышала Катрин за своей спиной хрипловатый голос Беранже. Под вывеской столпились несколько сплетниц, мальчишки, двое старцев, опирающихся на посохи, и носильщик, прибежавший с рынка. Все с не ослабеваемым интересом следили за происходящим в лавке.
      - Это не на улице, а у моего дядюшки, - сказала Катрин. - Пойдем, посмотрим. По-видимому, там выясняют отношения.
      До зрителей долетали отдельные выкрики. Не успела нога госпожи де Монсальви коснуться земли, как высоченный красный, как кирпич, мужик показался на пороге дома. Он вытолкнул на улицу высокую худощавую женщину в черном одеянии.
      - Убирайтесь к черту, святоша, - прохрипел он пропитым голосом. - И не вздумайте снова явиться. Вы узнаете, кто здесь хозяин. Еще не родился тот, кто выгонит меня отсюда!
      Ошеломленная толпа расступилась.
      - Сеньора, - начала было Катрин. Но вдруг глаза ее округлились, и она остановилась на полуслове.
      - Лоиз! Боже правый!
      Они не виделись больше пятнадцати лет. Катрин была так потрясена, что не сообразила, радоваться ей или огорчаться.
      Несмотря на необыкновенное самообладание, настоятельница тарского монастыря бенедиктинок испытала такое же волнение.
      - Катрин! - воскликнула она, - Ты здесь? Какими судьбами?
      - Я еду из Шатовилена, где умерла наша мать. Там же мы пережили осаду. А ты Лоиз, как?.. Старшая сестра нахмурилась.
      - Не следует больше называть меня Лоиз, - сказала она, - я теперь мать Агнесса аббатства Святой Радегунды.
      Катрин сдержала улыбку. Это было так похоже на Лоиз: вечно она прячется за приличиями, как за охранную грамоту. Внешне сестра мало изменилась. Похудела, и белый цвет кожи стал чуть темнее. Нос ее всегда был немного длинноват, а сейчас напоминал лезвие ножа. Красивые глаза по-прежнему сохранили нежный лазурный цвет.
      - Ты хочешь, чтобы я называла тебя матушкой? - процедила Катрин сквозь зубы, пока Лоиз не слишком дружелюбно разглядывала ее молодых спутников.
      - Кто они? спросила она.
      - Мой конюх Готье де Шазей, мой паж Беранже де Рокморель. Теперь объясни, сестра моя, кто этот негодяй, что выбросил тебя за дверь нашего дома.
      Гнев Лоиз, угасший было от неожиданной встречи, вспыхнул с новой силой.
      - Слуга Сатаны! Проклятый брат этой шлюхи, с которой наш несчастный дядюшка связал судьбу. Грязная оборванка!
      - Я знаю. Так он на ней женился?
      - Я этого не знаю, потому что не могу его увидеть. Я на несколько дней оставила монастырь, чтобы узнать последние новости и навестить дядюшку. На это мне пришлось испрашивать разрешение у самого епископа. Вот чем закончилась моя попытка, дядюшку постоянно охраняют.
      - Посмотрим, получится ли у меня!
      Под взглядом своих спутников, в любую минуту готовых сразиться врукопашную с этим чудовищем, молодая женщина направилась к лавке. Перед тем как переступить порог, Катрин подозвала мальчугана, ожидающего продолжения "спектакля".
      - Ты хочешь заработать монету?
      - Еще бы! Кто же этого не хочет, госпожа.
      - Тогда ответь мне, кто возглавляет дворцовую гвардию? По-прежнему Жак де Руссе?
      - Да, он.
      Порывшись в кошельке, Катрин достала обещанную монетку и сунула ее в руку ребенка.
      - Найди его и приведи сюда! Скажи, что тебя послала Катрин.
      - Какая Катрин?
      - Просто Катрин. Пусть он тотчас же придет к Матье Готрэну и прихватит с собой нескольких лучников. Мне нужна его помощь!
      - Зачем вам нужна гвардия? - возмущенно запротестовал Готье. - Мы разве не в состоянии за вас постоять?
      - В общем-то да, но надо учитывать силищу этого медведя. Несколько вооруженных людей будут выглядеть убедительнее.
      - Что ты собираешься делать? - обеспокоено спросила Лоиз.
      - Увидеть дядюшку любой ценой, клянусь памятью нашей матушки. Я не уйду отсюда, не проникнув в дом!
      В лавке было темно, и сначала Катрин ничего не могла разглядеть. Она узнала знакомый запах нового сукна и горячего воска. Когда глаза привыкли к темноте, Катрин увидела на прежнем месте настенные шкафы на железных петлях, в которых хранились самые дорогие ткани.
      Из глубины лавки, где Катрин провела столько времени над огромными книгами в пергаментном переплете, сверяя дядюшкины счета, раздался слащавый голос:
      - Что я могу предложить госпоже? Я полностью в вашем распоряжении и смею утверждать, что нигде в городе вы не найдете такого выбора сукна из Испании, Фламандии или Шампани, шелка с Востока...
      Голос принадлежал хозяйке, стоявшей за прилавком, на котором были разложены образцы тканей. Это была смуглая, с зеленоватыми глазами женщина среднего роста, примерно того же возраста, что и Катрин. Ее черные густые волосы выбились из-под чепца тонкого полотна, отделанного кружевами. Она была хорошо сложена. Пышная грудь бесстыдно натягивала прелестный серовато-зеленый бархат ее платья, на котором призывно позвякивали золотые цепочки. Платье было прикрыто фартуком из той же ткани, что и чепец. Если эта женщина была любовницей дяди, она, несомненно, стоила ему больших денег. Справедливости ради следовало признать, что она была довольно красива и потому способна свести старика с ума.
      В то же время Катрин охватило странное чувство: ей показалось, что она уже где-то видела эту женщину. Но при каких обстоятельствах?
      Она холодно прервала поток красноречия хозяйки.
      - Вы Амандина Ля Верн?
      Брови той поползли вверх, а угодническая улыбка исчезла с лица.
      - Да... я, это я, но я не...
      - Я графиня де Монсальви и приехала повидать дядюшку Матье! - спокойно сказала Катрин. - Проводите меня к нему!
      Амандина смотрела на нее, не произнося ни слова. Катрин повернулась к Лоиз и добавила:
      - Преподобная мать Агнесса, которую вы только что выгнали за дверь, моя сестра. Я хочу, чтобы вы поняли, - вам не удастся так же легко отделаться и от меня!
      Амандина разглядывала незваную гостью, которая была так хороша в простом костюме из добротной вишневой ткани.
      Как и все в Бургундии, она знала легендарную историю любви этой женщины и герцога. Несмотря на душещипательные рассказы этого старого осла Матье Готрэна, уже прошло немало времени, и вся эта история уже казалась вымыслом. Но вот неожиданно Катрин де Монсальви снова появилась. Она была так же красива, и из-под приспущенной вуали на Амандину пристально смотрели большие фиалковые глаза.
      - Матье? Его здесь нет, - ответила она без тени замешательства. Ей, видимо, потребовалась помощь, и она позвала брата:
      - Филиберт, иди сюда на минутку!
      - Сейчас, сейчас.
      Мужчина, который выгнал Лоиз, появился в дверном проеме, полностью закрыв просвет.
      С трудом можно было отыскать сходство между братом и сестрой. Он был моложе, а вместо миловидности Амандины у брата на лице проступало выражение первобытной свирепости. Ему отводилась в доме роль сторожевой собаки, следящей за исполнением прихотей хозяйки, и, в частности, устранение любопытных.
      - Что случилось, Амандина? Я тебе еще нужен? - прогудел он, прочищая зубы гусиным пером.
      - Они хотят видеть отца Матье, - ответила она, кивая в сторону четверых посетителей.
      - Еще? Это что, эпидемия? - Вдруг он заметил Лоиз и взорвался:
      - А вы что сюда явились? Я ведь запретил вам переступать порог этого дома.
      - Довольно, - сухо прервала его Катрин. - Мы немедленно хотим видеть нашего дядюшку.
      - Не стоит нас задерживать, - заметил Готье, поигрывая шпагой. Он еле сдерживался, чтобы не броситься на грубияна.
      Филиберт открыл рот, чтобы узнать, что это за дама перед ним, но Амандина, приподнявшись на цыпочках, прошептала ему что-то на ухо, и его нахмуренное лицо внезапно озарила улыбка.
      - О! госпожа... о! Какая гостья! И ты заставляешь графиню стоять, Амандина? Кресло ей скорее!
      - Речь не об этом! Я пришла не для того, чтобы беседовать с вами. Я немедленно хочу видеть своего дядюшку!
      - Мы прекрасно понимаем, госпожа. Для нас было бы величайшей радостью проводить вас к нему. Но его здесь нет!
      - Нет? Так где же он?
      Вероятно, в своем доме в Марсаннэ. Приближается время сбора винограда, и вы знаете, что отец Матье...
      Я попросила бы называть его господин Готрэн, - воскликнула Лоиз, шокированная манерами парня.
      Хорошо, господин Готрэн, если вам так больше нравится, он наш лучший друг...
      Катрин отметила про себя, что Филиберт назвал дядю Матье другом, и она зря опасалась, что прелестная Амандина женила его на себе. К счастью, этого не произошло...
      Вам надо ехать в Марсаннэ, - продолжал Филиберт.
      Вдруг чей-то голос произнес:
      Это ни к чему, его нет в Марсаннэ. Вот уже целых три месяца он туда не показывался!
      То был маленький худенький мужчина с жиденькой бородкой, в котором Катрин сразу узнала портного, старого друга и соседа своего дяди. У него тоже были виноградники на побережье. Она, улыбаясь, подошла к нему.
      Мэтр Дюрье! Я так рада вас видеть. Как вы поживаете?
      Грустное лицо портного внезапно озарилось.
      Матерь Божья! Да это же Катрин! Малышка Катрин! Как ты повзрослела! Но все такая же прелестница. Дай я тебя обниму!
      Он бросился было к ней, но вдруг остановился, покраснел и опустил голову.
      - О! Простите меня, благородная госпожа, я так рад вас видеть... так неожиданно... я забыл...
      Ничего страшного. Зато я не забыла. Обнимите меня, мэтр Дюрье, и не называйте госпожой. Для вас я навсегда останусь Катрин. Не будем менять наших привычек.
      Улыбающийся Готье и смущенный Беранже наблюдали, как эти люди запросто обходились с их госпожой. Портной и графиня крепко обнялись.
      - Ты не можешь себе представить, - сказал он, - как я счастлив, что ты наконец решила приехать сюда и посмотреть, что здесь творится. Когда мне сказали, что приехала Лоиз, я пришел на подмогу, но вот и ты здесь! Слишком великая радость! Может, мы наконец узнаем, что произошло с несчастным Матье!
      - Что вы хотите этим сказать? - вмешалась аббатиса. - Как давно вы его видели?
      - Очень давно. Мы прекратили встречаться с тех пор, как эта женщина выгнала вашу мать и Матье открыл для нее лавку. Мы повздорили из-за этого. Я попытался раскрыть ему глаза, призвать к здравому смыслу. Но он ничего не желал слышать. Амандина его околдовала, - проворчал он, указывая на ту трясущейся от гнева рукой.
      Амандина дрожала, казалось, она вот-вот прыгнет на него. Теперь все принадлежало ей. Старые друзья были не в счет.
      - А вам-то что? - крикнула она, не в силах больше сдерживаться. - Вы всегда были недовольны тем, что Матье меня любит. Но вам придется с этим смириться, потому что мы скоро поженимся, и я буду здесь хозяйкой, и в Марсаннэ, и везде, понятно?
      - Ты ею уже стала, Амандина! Ты здесь у себя дома, - поддержал ее брат. - А вы, вы убирайтесь отсюда, да побыстрее, племянницы, старые приятели, прихвостни со всем вашим скарбом! Вы мне порядком надоели, и лучше меня не сердить!
      Он схватил с прилавка большую деревянную линейку и, размахивая над головой, словно дубиной, стал продвигаться вперед. Готье выхватил шпагу и устремился к нему навстречу, защищая собой обеих дам.
      - Положи! - скомандовал он. - Ты очень шумишь. Видимо, твоя совесть нечиста, дружок! Пришло время поучить тебя вежливости. Отходи назад, если не хочешь, чтобы я тебя проткнул, как индюшку!
      Филиберт перевел взгляд с лица юноши на шпагу, приставленную к его животу, и издал звук, похожий на ржание. Но вместо того, чтобы отступить, как ему было велено, он отпрыгнул в сторону так быстро и неожиданно, что Готье растерялся. Филиберт ударил его линейкой, выбив из рук оружие. С победным криком гигант бросился на конюха и повалил его. Беранже бросился на помощь другу, двумя руками схватив Филиберта за гриву. Послышался крик, похожий на рев раненого слона. В это время Амандина, подобрав дубину, пыталась вытеснить Катрин, Лоиз и портного из лавки, рассчитывая, что напуганные дракой жители соседних домов не вмешаются.
      Храбрость не была главным достоинством Дюрье. Когда после удара у него из носа пошла кровь, он выскочил на улицу, взывая о помощи. Но зрители пошевелились лишь для того, чтобы освободить проход. Обе сестры решили дать отпор. Уличные зеваки, подобно античному хору, принялись звать на помощь, так как были не в состоянии оказать ее сами. Через несколько минут в сражении стали побеждать Ля Верны. Лоиз, находясь в полуобморочном состоянии, пыталась прийти в себя. В это время Амандина, набросившись на Катрин, изо всех сил душила ее вуалью. Филиберт скинул Беранже ударом локтя. Теперь он принялся за несчастного Готье. Исход боя был предрешен, и Готье был бы изувечен, как вдруг с появлением Жака де Руссе в дом явился закон. Жак, словно спустившийся с небес архангел Михаил, бросился на выручку лишившейся чувств Катрин.
      Амандина была отброшена в сторону. Четверо лучников, связав Филиберта, прекратили мучения Готье. Катрин оказалась лицом к лицу со своим спасителем. Тот глядел на нее завороженным взглядом с восторгом ребенка, получившего рождественский подарок.
      - Катрин! - воскликнул он. - Так это правда! Это действительно вы...
      - Конечно, это я! А что вы подумали?
      - Я не знаю. Когда мальчишка сообщил, что вы за мной послали, я чуть было не прогнал его пинком, но он описал вас так точно, что я ему поверил. Вы все-таки должны были предупредить меня о своем приезде. Радость может и убить.
      Она улыбнулась, приподнялась на цыпочках, чтобы поцеловать его в щеку, потом сделала два шага назад, чтобы лучше рассмотреть:
      - Вы достаточно крепки для этого, Жак! Для умирающего вы слишком хорошо выглядите. У вас здоровый цвет лица, ясный взгляд, твердая походка. Может быть, вы лишь чуточку располнели...
      Действительно, вместо нескладного, немного простодушного молодого капитана, каким он был в то время, перед ней стоял сорокалетний мужчина в расцвете сил. Его светлые волосы нисколько не поредели. Но, бесспорно, он стал вдвое крупнее.
      Руссе был типичным бургундцем, отличающимся отменным здоровьем и проводящим больше времени за столом, чем в седле.
      - Вы хотите сказать, что я растолстел? - спросил он. - Ну и что же? В Дижоне, у которого от столицы осталось лишь название, есть чем закусить. Убиваем время как можем! - Тяжело вздохнув, Жак де Руссе продолжил:
      - Теперь объясните мне причину этого сражения. Эти люди на вас напали, не так ли? Но я хотел бы знать, почему?
      В нескольких словах Катрин объяснила ему ситуацию, рассказав, как она приехала в тот момент, когда Лоиз вытолкали за дверь, и как Ля Верны пытались запретить ей навестить дядю Матье.
      - Вам же уже сказали, что его здесь нет! - выкрикнула Амандина, вырываясь из рук солдат.
      - Где же он в таком случае?
      - Откуда я знаю? Он уехал однажды утром, сказав, что собирается совершить путешествие в... Савойю или Шампань, я точно не знаю. С тех пор от него нет никаких известий.
      - Как это правдоподобно! Много лет назад мой дядя страшился дальних дорог, которые сейчас, к тому же, и небезопасны. Учитывая возраст и болезни... Если отъезды и случались, то всегда в сопровождении нескольких слуг. Кстати, а где вся домашняя прислуга?
      - Те, кто ему нужен, переехали в Марсаннэ. Здесь для тяжелой работы мне достаточно одной служанки, остальным я занимаюсь сама, - важно заметила Амандина. - А что касается возраста, то не морочьте мне голову. В его-то годы-и такая женщина, как я! Я могла бы вам кое-что порассказать...
      - Довольно, - прервал ее Руссе. - Нас не интересуют альковные тайны. Одно ясно: должен же мэтр Готрэн где-то находиться. Остается узнать где, а мне сдается, что вам это известно.
      - Я уверена, что он здесь, - прошептала Катрин. - Просто эти люди не хотят...
      - Эти люди! Скажите на милость, - возмутился Филиберт-не следует все-таки принимать нас за .....
      - Хватит, я уже сказал, - прервал его Руссе и повернулся к Катрин.
      - Лучший способ узнать правду - это основательно осмотреть дом, что мы сейчас и сделаем. А вы, - обратился он к солдатам, - не спускайте глаз с брата и сестры. Пойдемте, Катрин!
      Осмотр дома, где прошла юность Катрин, взволновал ее. Ничего не изменилось. Надо отдать должное Амандине Ля Верн, все было в полном порядке, как и в то время, когда Жакетта, их мать, и Сара вели хозяйство.
      Но нигде, кроме кухни, где испуганная служанка чистила овощи, не было ни души. Даже комната дяди Матье была в идеальном порядке. Бросался в глаза лишь легкий налет пыли.
      - Я и сам начинаю думать, что эти люди сказали правду и ваш дядюшка действительно уехал, - растерянно проговорил Руссе.
      - Это невероятно. Куда, по-вашему, может отправиться человек в его возрасте, да к тому же совсем один?
      - Я не знаю... Может, он решил совершить паломничество. Это никогда не поздно.
      Катрин с досадой пожала плечами.
      - Паломничество, дядя Матье?! Не смешите меня. Видимо, вы его плохо знаете.
      - Послушайте, Катрин, должен же он где-то быть. А раз его здесь нет...
      Вдруг молодая женщина побледнела. Ей стало так плохо, что она прислонилась к двери.
      - Боже мой!
      - Что с вами? - забеспокоился Жак. - Вам нехорошо?
      - Нет, но мне в голову только что пришла страшная мысль. А если эти люди помогли ему исчезнуть?
      - Вы хотите сказать, что они его убили?
      - Почему бы нет. Без дяди они могут остаться здесь навсегда. Хотела бы я знать, что могло им помешать. Бедняжка был один на один с ними, совершенно беззащитный.
      Воцарилось молчание. Эта мысль поразила воображение Руссе, он глубоко задумался.
      - Конечно, все возможно, - начал он. - Но я не имею права арестовать кого бы то ни было по простому подозрению.
      - Жак, я вас умоляю, давайте еще поищем, - прошептала она. - Мы найдем какую-нибудь улику. Я чувствую, здесь что-то нечисто.
      - Нам остается только разобрать дом по кирпичику, - пробасил Руссе.
      Повторный осмотр ничего дал. Пришлось смириться и Катрин, совершенно убитая, вернулась в лавку.
      - Ну? - услышала она наглый окрик Амандинь Нашли своего дорогого дядюшку? Довольны, наконец. Вы достаточно отравили жизнь честным людям, которые сделали вам ничего плохого. Если вы графиня или аббатиса - добавила она, обращаясь к Лоиз, - так вы дума" что вам все позволено? Вы думаете, что вам это сой с рук?
      Лоиз, присев на скамеечку, слушала ее с закрытыми г вами. Лицо ее стало восковым.
      - Ну, ну, полегче, - прервал Амандину Руссе. - Я советую быть повежливее, моя дорогая. До тех пор пока найдется мэтр Матье, вы от нас не отделаетесь. Мы вас отпустим, пока не узнаем, что с ним случилось.
      - И правильно сделаете, - произнесла спокойным, ровным голосом вошедшая в лавку женщина. - Я привела с бой девочку, которой есть что вам сообщить.
      На пороге, держа за руку перепуганную служанку, стояла высокая белокурая женщина лет двадцати пяти. На ней было великолепное бархатное платье с коричневой отделкой под цвет глаз. Сквозь широкие рукава в форме дубового листа, спускающиеся до пола, проглядывала серая атласная подкладка. Золотая застежка кокетливо приподнимала подол платья, из-под которого выглядывала нижняя юбка. На гордо посаженной голове было надето что-то напоминают чалму из коричневого бархата и серого атласа. Жак де Рус без промедления любезно поклонился даме, что не укрыло от пытливых глаз Катрин.
      - Я была у вас, капитан, - продолжала она. - Я хотела, чтобы эта девочка повторила вам то, что рассказала мне. Но мне сказали, что вы как раз отправились в лавку "Святого Бонавентуры", и поспешила сюда. Пресвятая Дева, - воскликнула она, заметив Лоиз. - И вы здесь, преподобная мать? Что с вами? Вы так бледны и, да простит меня Бог, едва держитесь на ногах.
      - Ничего страшного, Симона, - произнесла Лоиз, силясь улыбнуться. - Мы не поладили с этими людьми... я не знаю, знакомы ли вы с моей сестрой графиней де Монсальви. Катрин, - добавила она, - госпожа Симона Совгрен уже давно является покровительницей нашего монастыря, а с тех пор как она вышла замуж за монсеньера де Морел еще больше уделяет внимания нашей обители. К тому же она имела честь вскормить своим молоком монсеньора граф Карла, за что и пользуется особым расположением герцогини.
      Лицо кормилицы озарилось улыбкой, с распахнутыми объятиями она подошла поприветствовать Катрин.
      - Знаменитая Катрин! Как я рада вас видеть. Так вы в Дижоне, и никто об этом не знает!
      - Я здесь не более часа, - ответила Катрин, очарованная теплотой и приветливостью этой женщины. - Я приехала прямо сюда в надежде увидеть дядю, о котором уже давно мне ничего не известно. Но вы сказали, что что-то знаете.
      - Мне кажется, что да. Этот ребенок, - сказала она. подталкивая вперед девочку, - младшая сестра одной из моих горничных. Она служит у мэтра Сегена, недалеко отсюда. Сеген делал сундуки для приданого, он недавно умер; сад вокруг его дома как раз находится рядом с вашим. Сегодня утром она прибежала ко мне вся растрепанная и в слезах, умоляя не прогонять ее. Она не хотела возвращаться в дом Сегенов. Давай, Марта, смелее... повтори все, что рассказала мне...
      Рассказ был недолгим. Пораженная смертью хозяина, Марта решила, что в доме живут привидения, особенно в кладовках, в глубине сада, где хранились дрова и брус для сундуков. Эти кладовки с одной стороны примыкали к пристройке, где у Матье Готрэна был курятник и кладовая для инструментов. Марта утверждала, что оттуда доносились странные звуки. Сегодня ей, оставшейся дома одной, потребовались дрова для печки, и, борясь со страхом, она пошла в кладовку. Но только туда вошла, как сразу же услышала такой страшный стон, какой мог раздаваться разве что с того света. Обезумев, она выскочила в сад, рыдая от страха. Бросив все, она прибежала к сестре, которая служит у госпожи де Морель. Марта мечтала лишь о том, чтобы спастись от страждущей души своего хозяина. Госпожа Морель. услышав сбивчивый рассказ бедняжки и задав ей несколько вопросов, решила привести ее к Жаку де Руссе.
      - Мне эта история показалась странной, - сказала Симона де Морель-Совгрен. - Вот уже несколько месяцев, как исчез мэтр Готрэн. Я очень его уважала и часто делала здесь покупки. Мне говорили, что он серьезно болен. Так болен, что не может обслуживать своих лучших покупателей. Это меня удивило. Ваш дядя всегда был очень энергичен и любезен, - добавила она, обращаясь к Катрин. - К тому же я уже давно не доверяю этим людям, сама не могу понять, почему. Поэтому я и пришла сюда с Мартой.
      Катрин и Руссе обменялись взглядами.
      - Мы осмотрели дом от погреба до чердака, - сказала она со скрытой угрозой в голосе, заметив, как Амандина побледнела. - Но кто мог вспомнить о курятнике?
      Жак, улыбнувшись, устремился в глубь сада. Там Готье и Беранже, отгоняя перепуганных птиц, уже пытались сорвать огромный замок, висящий на новой деревянной двери. Юноши сразу все поняли, как только услышали о страхах Марты, и кинулись к курятнику. Замок не поддавался.
      - Черт возьми! - не сдержался Жак, обращаясь к Амандине, охраняемой двумя солдатами. - Красть яйца никто не собирается, было бы проще дать ключ.
      - У меня его нет, - ответила упрямая Амандина. - Этой кладовкой уже давно не пользовались, а ключ, видимо, потерян.
      - А новая дверь? Как правдоподобно! Здесь дурно пахнет. Давайте, помогите отодрать доски, мне не удастся взломать этот проклятый замок.
      Под ударами топора дверь не выдержала и рухнула. Из темноты пахнуло таким смрадом, что Руссе рукой остановил Катрин и Лоиз, устремившихся было в кладовку.
      - Пахнет как от трупа, к тому же не слышно ни стона, ни малейшего звука. Дайте, я сперва зайду сам. Бодрон, пошли...
      Минуту спустя они, брезгливо морщась, осторожно вынесли оттуда бесформенный куль из грязного белья и одеял, откуда беспомощно свисала голова. Волосы и длинная спутавшаяся борода были черными от грязи и кишели насекомыми.
      - Дядя Матье! - с ужасом воскликнула Лоиз. - В каком состоянии!
      - Он мертв! - прошептала Катрин.
      - Нет, он еще дышит. Но без сознания.
      - Такое впечатление, что он находится под действием снотворного, сказал Руссе. - В любом случае, он выглядит далеко не блестяще, и вы подоспели вовремя, дорогие племянницы. Надо его перенести на кухню.
      - Я прикажу служанке подогреть воды, - предложил Готье. - Перед осмотром его надо как следует вымыть.
      - Хорошо, займитесь им! - произнес капитан с явным облегчением. Затем, повернувшись к Амандине, напрасно пытавшейся вырваться из рук солдат, спросил:
      - Ну что, красавица? Что ты на это скажешь? Он довольно странно выглядит для человека, отправившегося в дальнее странствие. Ты, может быть, станешь утверждать, что он сам закрыл себя в курятнике, а ты об этом ничего не знала? Она зашипела, как взбесившаяся кошка.
      - Думайте, что хотите, и убирайтесь к черту. Если он оказался там, то не иначе как с помощью дьявола. Клянусь. всеми святыми, мы считали, что он ушел...
      - Правда? Ну, хорошо. Ты, моя милая, сколько угодно можешь теперь клясться на плахе палача Арни Синьяра. Неизвестно только, позволит ли он это тебе. Препроводите ее в тюрьму и не забудьте братца. Он, должно быть, послушно ожидает в лавке. А я пойду, доложу обо всей этой истории виконту.
      Двое солдат перенесли несчастного суконщика к кухонному камину. Руссе вывел арестованных под улюлюканье вмиг разросшейся толпы. Сестры с помощью Марты освободили дядюшку от тошнотворного кокона, Симона де Морель-Совгрен отправилась домой, чтобы привести слуг и принести носилки.
      - Вы не можете оставаться в этом доме, - сказала она Катрин. Остановитесь у меня. О вашем дядюшке позаботятся, а присматривать за домом мы пришлем охранника. - Она нетерпеливо пожала плечами, не желая слушать никаких возражений. - У меня новый огромный дом! К тому же он пустой, так как мой супруг сейчас с герцогом в Генте...
      Не оставалось ничего другого, как согласиться.
      - Она предлагает тебе кров без всякой задней мысли, - заметила Лоиз, когда прекрасная кормилица ушла. - Это веление сердца. Знаешь, герцогиня Изабелла правильно выбрала кормилицу для своего сына. Симона - самая великодушная женщина, какую я когда-либо встречала.
      Сестры с трудом распутали сгнившие одеяла, покрывавшие Матье. Они походили больше на веревки. Несчастный был безучастен к происходящему. Он сильно похудел, но был еще достаточно тяжел, и без помощи Готье женщины вряд ли бы с ним управились. Беранже, почувствовав приступ тошноты, вышел на улицу.
      Что касается Катрин, то жалость и беспокойство в ее душе вытеснили отвращение. Лоиз же выполняла свой долг с присущим ей рвением. Состояние дядюшки было ужасным. Как только последние грязные тряпки были выброшены в огонь, сестры увидели, что все его страшно исхудавшее тело было в ранах.
      - Ты только посмотри, до чего его довела эта развратница! Его же предупреждали...
      - Я думаю, он ее любил. Ты знаешь, влюбленный ничего не слышит, ничего не видит, ничего не понимает...
      - Да, ты в этом знаешь толк, - проговорила Лоиз. - Я же не устану благодарить Бога за то, что он защитил меня от подобной мерзости.
      Катрин не отреагировала на этот двусмысленный намек.
      Со времени ужасной истории, происшедшей с ней в молодости, когда Лоиз попала в руки мясника Кабоша во время парижского восстания, она испытывала к любви страшное отвращение, что и послужило поводом обращения ее к религии.
      Катрин пыталась понять, почему Амандина так ужасно обошлась с Матье. Она и так уже имела над ним власть, добилась, чтобы он выгнал из дому родную сестру. Проще было бы его убить. Скорее всего, нужно было как можно дольше продлить его жизнь. Но зачем?
      Глава третья. СТРАДАНИЯ ЖАКА ДЕ РУССЕ
      Удобно устроившись на подушках из утиного пуха, дядя Матье поедал толстые тартинки, обмакивая их в огромный бокал размером с салатницу. Он вышел из сонливого состояния, в котором находился под действием настоя из трав, приготовленного его мучителями. Если бы Катрин строго не следила за временем приема пищи, он бы ел весь день без остановки.
      - Дядюшка, после столь долгого голодания не стоит переедать, - уверяла она. - Это может привести к опасным последствиям и даже к смерти.
      - Ну уж нет, раз я остался жив...
      - Дядюшка, благодаря Богу вы можете спокойно прожить годы, которые вам отпущены. Вы скоро встанете на ноги и сможете сделать выбор. Или вы уединитесь в Марсаннэ, где так спокойно...
      - Ты представляешь, как я буду жить один в Марсаннэ, когда бедняжка Жакетта, твоя мать, которой я причинил столько горя, туда никогда не вернется? Я буду влачить свое существование подобно старому трутню.
      - Тогда переезжайте в Монсальви. Вам ведь там понравилось, когда вы приезжали на крещение Изабеллы. Вы даже подружились с нашим дворецким Сатурненом Гаррусом. Всe будут рады вам. Вы увидите, как подросли дети. Мой маленький Мишель вас очень любит...
      - Меня не любит твой муж! Впрочем, я не могу его за это упрекать, он сеньор, воин, а я кто-простой суконщик, неприятное напоминание о твоем происхождении, дочь моя. И это чересчур длительное путешествие для меня. Да и климат в горах слишком суров.
      - Ну, хорошо, - вздохнула она, - остается один выход: Лоиз, я хочу сказать, мать Агнесса Святой Радегунды предлагает поселиться в ее доме в Таре близ монастыря. Вы там будете...
      - ...окроплен святой водой, окурен благовониями и замучен молитвами с утра до вечера и с вечера до утра. Госпожа аббатиса сказала мне сегодня утром, что настало время просить об отпущении грехов и о прощении, поскольку мне недолго осталось жить, и что, если я не исправлюсь, монсеньор Сатана будет, насмехаясь, поджидать меня, нагревая свои печи и поворачивая вилы. Большое спасибо! Лучше уж я умру от одиночества в Марсаннэ. По крайней мере, у меня будет вино! Лоиз же посадит меня на хлеб и воду!
      В комнату вошла женщина очень маленького роста. Она избавила Катрин от новых попыток к примирению. Катрин с облегчением освободила место у кровати. Бертиль, кормилица Симоны де Совгрен, теперь была сиделкой. Она была хорошо известна в Дижоне. Бертиль принесла мазь, за которой слуга только что бегал в аптеку мэтра Бурийо. Эта мазь должна была облегчить страдания больного, искусанного блохами.
      Подойдя к Готрэну, она недоуменно посмотрела на блюдо, где только что лежало запеченное мясо. Кроме ножа, на нем ничего не осталось.
      - Вы слишком много едите, Матье Готрэн! - строго заметила она. - Но не то, чтобы нам было жаль еды, но вы сами себе вредите.
      Седая грива делала Матье похожим на старого льва. Он бросил исподлобья вызывающий взгляд.
      - Я хочу есть. Вам при ваших розовых щечках и упитанности, видимо, незнакомо чувство голода.
      - Упитанная?! Сейчас этот невежда скажет, что я толстая..
      - Я не скажу ничего подобного, Бертиль, но не упрекайте меня...
      Пользуясь случаем, Катрин на цыпочках подошла к двери и вышла из комнаты, позволив старым знакомым спорить сколько угодно. Бертиль стала дядюшкиной сиделкой и их прежние отношения покупательницы и продавца изменились. Видимо, эта старая лиса Матье Готрэн после неудачного приключения с Амандиной почувствовал вкус к женщинам.
      Кстати, было совсем несложно заставить его рассказать о своих злоключениях. После первого обеда, когда к нему полностью вернулось сознание, Матье поделился своей страшной историей, воспоминание о которой бесило его и отравляло существование.
      Сначала все шло прекрасно. Амандина была предупредительной, даже нежной, внимательной к малейшим прихотям старика. Она ухаживала за ним с заботливостью матери дочери и любовницы одновременно. Как вдруг в один серый, дождливый вечер появился ее брат, и все резко изменилось.
      Филиберт вернулся, как утверждал, из Святой Земли. Его состояние было плачевным. Амандина сразу сменила объект своих забот. Матье же, желая доставить eй удовольствие, отнесся к Филиберту с теплотой и сердечностью.
      Мало-помалу пришелец освоился. По мере восстановления сил ему требовалось все больше места. В конце концов он стал чуть ли не хозяином лавки "Святого Бонавентуры".
      Несмотря на уверения Амандины, объяснявшей тяжелый характер брата перенесенными страданиями, мэтр Готрэн однажды прозрел. Вернувшись как-то за забытой лестницей, он застал свою Амандину в подвале на бочке с за дранной юбкой в обнимку с Филибертом.
      На его возмущение они ответили насмешками и издевательствами. После того как Матье пригрозил вышвырнуть обоих на улицу, они бросились на старика, связали, вставили кляп и перенесли в курятник.
      - Как только вы подпишете обещание жениться н. мне, - сказала ему Амандина, - вы сможете вернуться в дом.
      - Лучше умереть. Шлюха никогда не будет носить моего имени! успел крикнуть Матье, обезумев от гнева.
      - Тогда вы умрете! Но это будет долгая смерть, очень долгая, чтобы дать вам время подумать! Вам будут давать только пить. А вы такой гурман, что очень скоро взмолитесь о пощаде...
      И мучения Матье Готрэна начались. Амандина давала ему лишь воду, а по утрам - настой белладонны, чтобы oн своими криками не поднял на ноги весь квартал. Каждый и вечер, когда он просыпался, Амандина и Филиберт приносили ему воду и задавали один и тот же вопрос: "Готовы вы жениться?"
      Матье всегда отвечал. "Нет", Он ослабел, но воля его оставалась несгибаемой. Пусть лучше он умрет, даже при таких ужасных обстоятельствах, чем женится на девице Ля Верн.
      У него не было ни малейших иллюзий на сей счет. Сразу после свадьбы он начал бы чахнуть от неизвестной болезни, которая быстро свела бы его в могилу. Возможно, все было бы еще проще; удар ножа или большая доза яда, как только. Амандина станет госпожой Готрэн, его наследницей.
      - Я вам обязан не только жизнью, дорогие мои, - проснувшись, сказал он склонившимся над ним сестрам, - вы мне вернули возможность достойно умереть! Да благословит вас Бог...
      Прекрасный новый дом Морелей-Совгрен с окнами, украшенными резными арками, витражами, и черепичной крышей, покрытой глазурью, опирающейся на элегантную балюстраду, был достойным украшением Кузнечной улицы.
      Как добрый великан, он приютил обеих сестер, их дядюшку и слуг, дав возможность Катрин прийти в себя, поразмыслить и отдохнуть.
      Она воспользовалась этим, чтобы завязать дружбу с белокурой Симоной и осторожно выведать у нее условия содержания короля. Она узнала, что Рене д'Анжу, король Сицилийский и Иерусалимский, находится под стражей в герцогском дворце в Новой башне.
      Это было известно всем простым смертным в Дижоне.
      Выскользнув из комнаты дяди, графиня де Монсальви прошла к себе и оделась. Несмотря на обещание, Жак де Руссе не зашел к ней после ареста "семьи" Ля Верн. Сейчас было самое время самой выяснить, как проникнуть к пленнику...
      Она вышла из дома, не встретив ни души. Симона еще утром уехала осматривать свои владения в Фуасси. Слуги же исчезли как по мановению волшебной палочки. Не видно было даже Готье и Беранже.
      Когда Катрин оказалась на улице, ей все стало понятно; люди собрались вокруг позорного столба, где орудовали подручные палача. Сам мэтр не опускался до такой работы - нужно было надеть железный ошейник на шею вора. Но преступник был такой толстый, что ошейник мог его задушить. Старания подручных и гримасы несчастного вызвали у толпы громкий хохот. Беранже и все слуги Симоны были там.
      Катрин недовольно окликнула своего пажа.
      - Вам нравится этот спектакль, Беранже?
      Юноша, покраснев, смотрел на нее ясным взглядом.
      - Нет, госпожа Катрин. Но Готье сказал мне ждать его здесь. Больше мне нечем заняться и...
      - Понятно. А где же Готье в такой час?
      - Я не знаю, слово чести. Мы играли в мяч, как вдруг он заметил какого-то мужчину, спускающегося по улице. Он остановился я сказал: "Иди заканчивай без меня. У меня есть дело поважнее, - и бросился догонять этого человека. Он мне не позволил пойти с ним и приказал ждать, не двигаясь с места. Но, если надо, я пойду с вами...
      - Ни к чему. Дождитесь Готье, раз он просил вас об этом. Я же пойду, помолюсь в соседнюю церковь. А ему передайте, что лучше не преследовать неизвестных в незнакомом городе.
      Катрин отправилась к церкви Нотр-Дам, задаваясь вопросом, что могло взбрести в голову Готье, если он бросился за первым встречным. Но она была уверена, что, учитывая ловкость и сообразительность юноши, с ним не произойдет ничего дурного. В любом случае ей не нужны были провожатые. Она хотела встретиться со своим другом Руссе с глазу на глаз. Посещение церкви послужило лишь предлогом. Но она все-таки зашла туда на минутку, чтобы избежать обмана. Перед тем как приступить к выполнению священной миссии, ей было необходимо обратиться к Богоматери, перед которой, будучи еще девушкой, она провела столько часов, а став женой бургундского казначея - пролила столько слез!
      Она была уверена, что снова почерпнет там силы, а если у алтаря никого нет, то Матерь Божья просветит ее. Катрин не любила молиться в толпе. Ей были необходимы тишина, полумрак и покой пустынного нефа. Тогда ей казалось, что Бог существует лишь для нее одной, душа ее освобождалась от земных забот и устремлялась к одной вечности.
      Ей это совершенно не удавалось среди городских кумушек, которые заученно гнусавили гимны и молитвы, думая об ужине для своих мужей...
      К счастью, у алтаря, где стояла необычная статуя Богоматери, никого не было. Видно было лишь мерцание свечей. Катрин, взяв свечу, зажгла ее и, преклонив колени, принялась с чувством молиться о спасении пленного короля. Вдруг она заметила, что просит за себя, желая, чтобы все побыстрее закончилось и она смогла бы как можно скорее отправиться в Монсальви.
      Ей казалось, что минули годы, столетия, с тех пор как она уехала из дома. На самом деле прошло всего шесть месяцев. Но в разлуке с любимыми время тянется в сто раз медленнее.
      Успокоенная молитвой, Катрин, отдав последний поклон, собиралась было выйти из храма, но причитания нищего монаха остановили ее.
      - Подайте во имя всех страждущих и вашего спасения, благородная госпожа! Да будьте благословенны на земле и прославлены на Небесах.
      Катрин машинально открыла кошелек, как вдруг плаксивый голос сменился радостным шепотом.
      - Благословляю судьбу, которая привела сюда самую прекрасную женщину Запада! Небо вернет этому городу процветание, если сюда вернулась госпожа де Брази!
      С удивлением посмотрела она на этого человека в черной монашеской рясе с заостренными чертами заросшего лица, на котором особенно выделялись живые светлые глаза.
      Из глубины памяти всплыло его имя.
      - Брат Жан, - воскликнула она, улыбаясь. - Вы теперь на этой паперти?
      Лицо мужчины покраснело от удовольствия.
      - Вы так прекрасны, благородная госпожа, и у вас такая хорошая память, я счастлив, что вы меня не забыли.
      - А я так рада видеть вас в добром здравии, брат Жан. Впервые она познакомилась с лжемонахом еще до первого замужества. Он был знатоком по части попрошайничества и мошенничества. В тяжелое для Катрин время он со своим другом нищим Барнаби попытался оказать ей большую услугу, в результате чего Барнаби погиб. Катрин не могла этого забыть!
      - Вы хотите сказать, - начал было Жан с горькой усмешкой, - что уже давно должны были сгнить мои кости. Да, нелегко выжить в наше время, но мне хочется жить, радоваться синему небу, хорошему вину и красивым девушкам. Но вы не ответили на мой вопрос, прекрасная госпожа: вы вернулись к нам?
      Катрин покачала головой:
      - Я уже не госпожа де Брази. Я живу далеко, среди овернских гор, а здесь лишь на два дня. Да к тому же, думаю, что монсеньор Филипп меня не помнит...
      - Монсеньор Филипп ничего не помнит из времен своей юности! - процедил сквозь зубы монах. - Вы говорите, что он не помнит о вас, но он не вспоминает и о своей столице. Он живет во Фландрии, далеко от нас. И Дижон, такой оживленный и процветающий когда-то, становится захолустьем. Увидев вас, я решил, что вернется старое доброе время, но я ошибся. Теперь нам не остается ничего другого, как служить тюрьмой королю...
      Пораженная подобным упреком нищего, Катрин достала из кошелька золотой и сунула его в грязную руку.
      - Что вам известно о плененном короле, Жан? Что о нем говорят в городе?
      - Никто ничего не знает или знает слишком мало! Говорят, что его охраняют лучше, чем сокровища Святой Часовни, вот и все!
      Жан вдруг замолчал. Он внимательно посмотрел на Катрин из-под пыльного капюшона.
      - Вы им интересуетесь? выдохнул он. - Зачем? Она колебалась лишь мгновение. Она уже давно знала, что может доверять этому человеку, какой бы черной ни была его душа.
      - Я служу королеве Иоланде, его матери. Она очень беспокоится и послала меня узнать, жив ли он, по крайней мере.
      - О да, он жив, - усмехнулся Жан. - Если с ним произойдет несчастье, то не по вине де Руссе. Он его хорошо охраняет. Он ведь стоит дорого, говорят, очень дорого. Наш герцог Филипп хочет за него получить достойный выкуп.
      Но не исключено, что в любое время может произойти непоправимое.
      - Что вы хотите сказать? - спросила Катрин. Жан ответил не сразу. Заметив трех дородных кумушек, он снова принялся просить милостыню своим плаксивым голосом. Дамы прошли, не обратив на него никакого внимания. Он плюнул им вслед и вернулся к разговору с Катрин.
      - Уже три или четыре дня, как в таверне Жако остановились странные гости.
      - Таверна еще существует?
      - Жако располнел, он процветает, добывая сведения для шпионов виконта, это помогает ему выжить.
      - Что вам известно об этих гостях?
      У них есть деньги. Ведя переговоры с Жако, они часто упоминают Новую башню. У Жако есть кузен, который работает на дворцовой кухне. Я все это узнал от служанки.
      - Сколько их?
      - Трое. А теперь вам лучше уйти, госпожа Катрин. Сейчас наступит время службы, и народ удивится нашей долгой беседе. Где вы остановились?
      - У госпожи де Морель-Совгрен...
      - Кормилицы наследника? Прекрасно. Я вас оповещу, если мне удастся еще что-то узнать. Да хранит вас Господь, прекрасная госпожа!
      - И вас, брат мой!
      Над головой Катрин зазвонили колокола, вспугнув стаю голубей. Народу в церкви прибавилось, и Катрин удалилась, слыша за спиной нудное причитание Жана. Провидение помогло ей встретить этого старого друга и узнать так много ценного.
      Загадочные гости подозрительной таверны, которую она слишком хорошо знала, были не кто иные, как люди Вилла-Андрадо и Дворянчика. Остальная часть отряда, видимо, расположилась где-то поблизости.
      Ускорив шаг, Катрин обошла герцогский дворец, бросив неодобрительный взгляд на Новую башню. Прямоугольный контур резко выделялся на фоне позолоченных осенью деревьев, выше ее был только золотой шпиль Святой Часовни. Катрин обогнула башню и подошла ко входу во дворец, охраняемому вооруженными до зубов солдатами герцогской гвардии.
      Ей пришлось их долго уговаривать, прежде чем один из вооруженных стражников согласился предупредить Жака. Но пройти ей не позволили.
      Жан, по всей видимости, был прав: дворец и тюрьма хорошо охраняются!
      Катрин осмотрелась. Вход соединял двор Святой Часовни и внутренний дворик дворца, защищенный высокими стенами. Новая башня была совсем рядом. Галерея вела к главному строению дворца. Башня и дворец разительно отличались. Изящные вытянутые резные окна дворца с сияющими стеклами и толстые грубые решетки на редких глазницах башни лишь усиливали это различие.
      Туда можно проникнуть только по специальному разрешению, подумала Катрин, пытаясь сосчитать вооруженных людей, тщательно охранявших королевскую тюрьму. Несчастный, должно быть, чувствует себя как в каменном мешке.
      Это было одновременно и плохо, и хорошо. Каким бы хитрым ни был Дворянчик, ему было так же сложно добраться до Рене д'Анжу, как и Катрин передать письмо от матери. Рассказ о Жако сильно взволновал Катрин. Ведь кузен трактирщика работал на кухне. А там, где не справится человек, выручит яд.:.
      Она только было погрузилась в эти размышления, как за ней пришли
      - Капитан ждет госпожу де Монсальви, - уважительно объявил караульный. - Следуйте, пожалуйста, за мной...
      Жак был у себя в гостиной, окна которой выходили в сад и на конюшню. Он занимал те же помещения, что и раньше, когда Катрин была приближенной герцогини Маргариты. Однажды теплым летним днем она пришла сюда и чуть было не угодила в жаркие объятия и постель молодого капитана. Комната была ей знакома: прекрасная мебель, дорогая обивка кровати, оружие, доспехи, виднеющиеся из сундука, на столике - кубки и бутылки, некоторые уже были пусты.
      Руссе, видимо, недавно выпил. Он раскраснелся, взор его затуманился, мокрые волосы указывали на то, что он только что держал голову под струей воды. Он пытался застегнуть свой зеленый камзол, когда вошла Катрин. Жак встретил ее радостной и немного смущенной улыбкой.
      - Вы даже изволили сами прийти сюда. Мне стыдно...
      - Не вижу повода. Это не так уж далеко, а так как позавчера я прождала вас весь вечер и вчера весь день, то решила прийти сама. Почему вы пропали? Вы не любите госпожу Симону?
      - Что вы! Она, да еще герцогиня, - единственная красавица, которая сохранила добродетель в этом изысканном вертепе, коим является двор нашего милого герцога!
      - Однако вы судите строго!
      - Ничуть не бывало. Но это еще не вся правда. Герцог меняет любовниц как перчатки, повсюду производя на свет незаконнорожденных отпрысков. Он ведет себя подобно фавну, устроив в парке фонтаны-шутки, которые неожиданно сбрызгивают белье под юбками, когда дамы проходят мимо, а это, соответственно, принуждает их задирать подол. Да, с тех пор как вы нас покинули, многое изменилось!
      - Жак, не будьте таким желчным и несправедливым, - смеясь, ответила Катрин. - То, что вы рассказываете, действительно несколько удивляет, но и когда я была рядом с герцогом, мне помнится, мы не превозносили добродетель. - Потому что вы были его любовницей? Но это совсем не одно и то же. Он был вдовцом и обожал вас, в вашей истории не было ничего дурного. Красота и обаяние взошло с вами на трон, а также скромность и приличие. При дворе не было никого, кто бы не понял страсти Филиппа. Как можно было перед вами устоять? Художники сделали из вас Богоматерь Запада. А теперь...
      - Что?
      Жак пожал плечами.
      - Теперь? Нашего великого герцога можно увидеть тискающим служанок на сундуках или в темном углу. Чуть вызывающая грудь или аппетитный зад, и он теряет рассудок! Жалкое зрелище!
      - Но герцогиня, как она? - спросила Катрин, озадаченная подобным взрывом отчаяния.
      - Она? Она слишком самолюбива, чтобы опускаться до сцен или упреков. Она занимается воспитанием сына, молодого графа Карла, которому пытается привить целомудрие, и... она молится. Но без особой надежды. Когда вы замужем за взбесившимся сластолюбцем...
      Капитан вздохнул и умолк. Он подошел к столику, налил себе полный кубок вина и опрокинул его залпом под задумчивым взглядом своей посетительницы.
      - Вы же когда-то любили его, - тихо заметила она. - Почему же теперь...
      Он так резко повернулся к ней, как будто его ужалила оса.
      - Зачем я вам все это говорю! Теперь вы думаете, что я его ненавижу, не так ли? Так вот, это не так, я всегда готов умереть за него и сегодня, и завтра. Боже мой, только бы мне представился случай! Если бы он позволил нам, бургундцам из старой Бургундии, служить ему, сражаться за него, а не отсиживаться в наших замках, как дряхлым старцам. Он же допускает к себе лишь этих жирных и тщеславных фламандцев! В Кале мы видели, к чему это может привести.
      - В Кале? - спросила Катрин, которая из-за собственных неурядиц была далека от бургундской политики. Жак гневно посмотрел на нее:
      - Ваши овернские горы, видимо, слишком высоки, госпожа де Монсальви, если вы не знаете о нашем позоре. Герцог Филипп решил отобрать у англичан Кале. Купцы Гента и Брюгге подтолкнули его к этому, ибо со времени Аррасского мира торговля сукном сократилась. Он пошел на эту авантюру с жителями Гента и Брюгге, которые самонадеянно рассчитывали легко управиться с англичанами. Мужчины Пикардии и Бургундии не должны были вмешиваться. Ни при каких обстоятельствах. Только "монсеньеры Гента и Брюгге", как эти болваны себя называли. Все объяснимо: они надеялись хорошо поживиться, ни с кем не делясь. Результат был плачевным. Поняв, что им не осилить противника, они пошли на попятный, отказавшись слушать мольбы, Да мольбы, вы слышите меня, Катрин, - крикнул Жак в приливе ярости, - их сеньора и вернулись домой! За ними следовал безутешный герцог, которому они даже не позволили подождать герцога де Глусестра, вызванного на подмогу. Вот что с нами приключилось! Вот к чему приводят неоправданные знаки внимания Филиппа Доброго! В Бургундии не найдется ни одного рыцаря, который бы до крови не кусал себе кулаки при упоминании о Кале. А мне, капитану сотни молодцов, не остается в это время ничего другого, как охранять короля, весь день напролет сочиняющего стихи, рисующего картинки или наблюдающего за полетом птиц. Охранять его... и пить!
      В заключение своей яростной речи Руссе налил себе еще вина. Катрин подождала, пока он поставит кубок, затем нежно прошептала:
      - За короля Рене дают такой большой выкуп, что он - настоящее сокровище, мой друг Жак. Охранять сокровище - это почетно. По крайней мере, это доказывает, что герцог вам доверяет. Я думаю, вы превосходно справляетесь с возложенной на вас обязанностью.
      - О, что касается охраны, то она действительно надежна. Его стерегут, как преступника, с той лишь разницей, что он не в подземелье и может видеть солнце. Уж вы мне поверьте, что, кроме добротной солдатской пищи, писания поэм и марания бумаги, ему здесь ничего больше не позволено. Для меня пленник есть пленник, независимо от титула.
      - Но ведь он король! - возмущенно воскликнула молодая женщина. - Вы не можете обращаться с ним как с преступником!
      - Хотели, чтобы я сделался надсмотрщиком, я им стал! ударив кулаком по столу, сказал Жак. - Я исполняю приказ.
      - И вы никого к нему не пускаете?
      - Никого, даже служанку, хотя он жалуется на вынужденное воздержание. Да, но в декабре я пустил к нему посланника могущественного сеньора Филиппо-Мариа Висконти герцога Миланского, который хотел узнать от короля тайные желания герцога Филиппа.
      - Тайные желания? - удивилась Катрин. - Разве выкуп в миллион золотых его не устраивает?
      - Если бы только Анжу мог его заплатить, - усмехнулся Руссе, - но это ему никогда не удастся, и наш "добрый" герцог согласится на его графство Бар, которое ему не очень-то нужно, так как он теперь король Неаполитанский сицилийский и других земель на побережье!
      Катрин не верила своим ушам. На самом деле, бургундцы сильно изменились. Ей давно известна алчность герцога Филиппа и отсутствие у него угрызений совести в политике, но такие способы лишить пленного его исконной земли были недопустимы, как и то, что милый юноша Жак де Руссе превратился в злобного ключника. Позволив хозяину в третий раз освежиться вином, Катрин села у камина на лавку с красными подушками, расправив складки коричневого бархатного платья так, что они подчеркнули стройность ее фигуры. Подняв свою изящную головку, она спокойно посмотрела фиалковыми глазами в покрасневшие глаза своего друга..
      - Жак, - начала она решительно, - я хочу увидеть короля!
      Ее слова с трудом проникли сквозь легкий туман в опьяненное сознание капитана.
      - Кого вы хотите видеть? - произнес он недоверчиво.
      - Вы правильно поняли: я хочу видеть короля Рене, узника Новой башни, если вам так понятнее.
      - Но это невозможно!
      - Если я правильно поняла, это возможно для посланника. Так я и есть посланник. Жак расхохотался.
      - Вы - посланник? Боже, не смешите меня! И чей?
      Без тени волнения Катрин вытянула левую руку, на указательном пальце которой сверкал большой квадратный изумруд, который она никогда не снимала.
      - Мудрейшей и благороднейшей госпожи Иоланды, по воле Бога графини д'Анжу, королевы Сицилийской, Неаполитанской, Арагонской и Иерусалимской, Вот кольцо, на котором изображен ее герб. Я служу ей. Она прислала меня к своему сыну с письмом. Вот оно, - добавила она, расстегивая корсаж своего платья, чтобы достать послание. - Я даю вам слово, что в этом письме нет плана побега, а лишь выражена материнская нежность и беспокойство.
      Серьезный тон посетительницы впечатлял Руссе. Ничего не ответив, он поставил кубок на место. По всей видимости, он не мог решить, чью сторону ему принять. Но Катрин не дала ему времени на размышление.
      - Так что? - спросила она спустя минуту. Жак беспомощно развел руками.
      - Я не знаю, что и ответить, Катрин. Я охотно признаю в вас посла, но у посла герцога Миланского было перед вами одно преимущество: специальное разрешение бургундского канцлера, монсеньора Николя Роллена...который когда-то был моим другом и, конечно, не отказал бы мне в этом. Жак, у меня нет ни времени, ни желания ехать за этим разрешением во Фландрию. И потом, вы тоже мой друг, мы давно знакомы, и вы знаете, что я не способна причинить вам зло, Вы знаете, что я никогда не сделаю ничего, что могло бы хоть немного повредить вам. Во имя нашей старой дружбы, отведите меня к королю, я вас умоляю! Необходимо, чтобы я его увидела своими глазами. хотя бы для того, чтобы убедиться, что он жив,
      - Как это жив? - покраснел Руссе. - Конечно, он жив! За кого вы меня принимаете. Катрин! Неужели я похож на человека, который убивает государственных заложников. чтобы от них отделаться?
      - Я не так выразилась... Не сердитесь, друг мой, Я хотела сказать, жив ли он именно сейчас, ибо не уверена, что так будет завтра или даже сегодня вечером.
      - Почему, черт возьми, что-то изменится? Сегодня утром я нашел его в прекрасном здравии. Боже, Катрин, о чем вы думаете? Я хорошо исполняю свою работу, даже если не люблю ее. Я вам сказал, что пленник хорошо охраняется. Он защищен от всего, что могло бы причинить ему зло.
      - В этом-то я как раз и не уверена. Успокойтесь, пожалуйста, сядьте на минутку сюда, рядом со мной, и выслушайте, что я вам расскажу. Это недолго.
      - Хорошо, я вас слушаю, - ответил капитан, тяжело опустившись на лавку.
      Быстро и по возможности ясно Катрин рассказала Руссе о последних событиях в Шатовилене. Она с удовлетворением отметила, что по мере того, как говорила, Жак становился все более сосредоточенным. Когда она закончила свой рассказ, отсутствующее и несколько оскорбленное выражение его лица сменилось мрачным и озабоченным.
      - Вы подумали о яде? сказал он наконец.
      - Конечно. Это первое, что пришло мне в голову, когда я узнала, что кузен Жако работает на кухне.
      - Слишком рискованно. К тому же не все повара готовят для короля.
      - Это не так сложно, как вы думаете. Блюда пробуют перед тем, как подать королю?
      - Нет. Я не счел это необходимым. Здесь только надежные слуги герцога, по крайней мере, я так считал. Да и пища, которую подают, проста, очень проста! Даже если это хлеб с водой, отравление возможно.
      - И существует не только яд. Вы ведь не знаете Дворянчика?
      - - Лишь понаслышке, но и этого достаточно.
      - Вы ошибаетесь, слухи приуменьшены: это дьявол во плоти. Мне хотелось бы знать, что произойдет с капитаном Жако де Руссе в случае преждевременной кончины столь ценного заложника? Как бы к этому отнесся монсеньер Филипп?
      Руссе сделался такого же зеленого цвета, как и его камзол.
      - Я не могу себе этого даже представить! Мне тогда ничего другого не остается, как отдать Богу душу, проткнув себя шпагой, дабы избежать публичной казни.
      - Тогда принимайте меры, чтобы избежать этого. Я вас предупредила. Я думаю, это достаточное доказательство моей дружбы, может быть, и вы со своей стороны...
      - Например, позволить вам встретиться с пленником? - нерешительно проговорил он.
      - Вы весьма сообразительны, друг мой, - нежно ответила Катрин.
      Вдруг он схватил ее за плечи и крепко поцеловал в губы, прежде чем она успела пошевелиться.
      - Вы или ангел, или дьявол, моя дорогая! В любом случае я вас обожаю. Объятия Жака не доставили ей удовольствия - от него разило вином, но она не оттолкнула его.
      - Даже если я на самом деле дьявол?
      - В таком случае ад мне кажется заманчивее рая. Ради вас я пойду куда угодно. Впрочем, вы об этом знаете уже давно, не так ли? Послушайте, Катрин, я не завидовал ни короне, ни землям, ни богатству герцога Филиппа, но вы принадлежали ему! Этому я безумно завидовал и... безнадежно, за одну ночь любви...
      Без излишней резкости, но решительно, Катрин высвободилась из его объятий.
      - Жак! - мягко упрекнула она его. - Мне кажется, мы забыли о теме нашего разговора! Уже давно вам незачем завидовать герцогу, а я хочу остаться верной женой. Давайте вернемся к пленнику...
      Руссе тяжело вздохнул и неохотно поднялся.
      - Да, действительно. Вы хотите, чтобы я убедился, что он еще жив?
      - Нет, я хочу в этом убедиться сама.
      - Это невозможно, по крайней мере, в такой час и в таком наряде. Вы можете достать мужское платье и коня?
      - Конь у меня есть, а достать платье несложно.
      - Прекрасно. Тогда возвращайтесь к себе. Приходите после ужина и представьтесь караульному как мой кузен Ален де Майе. Скажите, что у вас ко мне срочное дело. Я буду у короля... Я иногда с ним играю в шахматы, чтобы его немного развлечь. - Смущенный вид Руссе позабавил Катрин. - Внешняя охрана не так бдительна в это время, так как я сам охраняю короля. Я прикажу пропустить вас.
      Катрин в порыве благодарности бросилась на шею де Руссе и поцеловала его в щеку.
      - Вы самый чудесный мужчина в мире, Жак. Мне с вами никогда не рассчитаться! Не беспокойтесь, я сумею сыграть свою роль и не вызвать подозрений.
      - Я в этом ничуть не сомневаюсь. И найдите костюм поприличнее, мы ведь не бродяги.
      Катрин рассмеялась и подошла к зеркалу, чтобы поправить прическу, несколько испорченную объятиями. В зеркале она встретилась взглядом с Руссе. Он пожирал глазами ее шею, плечи.
      - Как вам удается быть всегда такой красивой? - прошептал он. - С вашим уходом померкнет свет в этой комнате.
      - Не надо восторгов, ведь мы старые друзья, Жак. Кстати, если вы так рады меня видеть, как объяснить то, что вы не пришли к госпоже Симоне, как обещали. Вы были очень заняты?
      Капитан казался смущенным. Он помолчал, потом грубо ответил:
      - Да... впрочем, нет! Мне было неудобно. Я был зол на моих людей и на самого себя.
      - Бог мой, почему?
      - Потому что... о! Все равно вы об этом узнаете:
      Филиберта посадили в тюрьму... но девица Ля Верн сбежала от нас. Мы не смогли ее найти, и я боялся, что вы на меня рассердитесь.
      Катрин нахмурилась. Новость ее не обрадовала. Ей было не по себе при мысли, что женщина, хладнокровно приговорившая добросердечного Матье к медленной ужасной смерти, безнаказанно гуляет на свободе. Но, так как Жак был нужен, она решила не проявлять свое недовольство.
      Стараясь не думать о том, что бегство Амандины означало прибавление в стане ее врагов, она беспечно пожала плечами.
      - То, что брат у вас, это уже неплохо... Это поможет вам разыскать сестрицу. Она больше не опасна для дядюшки. Если он от своей страсти не излечился после всего, что пережил, то нечего и говорить о мужском благоразумии.
      - Не существует благоразумного мужчины, если речь идет о желанной женщине, - ответил Руссе таким мрачным тоном, что Катрин, опасаясь, как бы он снова не вздумал обнимать ее, сделала вид, что не расслышала, и направилась к выходу. Капитан со вздохом проводил ее.
      Глава четвертая...И СЛЕЗЫ КОРОЛЯ
      Башня была невысокой, но лестница казалась бесконечной. Факел в руке мужчины, указывающего путь, горел плохо, дымил, почти ничего не было видно. Молодая женщина старалась не споткнуться на старых ступеньках. Стояла тихая холодная ночь. Осенняя сырость ощущалась даже в башне. Хорошо, что Катрин надела теплую одежду и плотную накидку. Достать мужской костюм оказалось проще простого. Графиня де Монсальви отвела Беранже к портному и прилично одела своего пажа. Он немного подрос, и его размер стал почти таким же, как и у хозяйки.
      - В любом случае, вам нужно было покупать зимнюю одежду, - ответила она на его возражения. - Выбирайте сами, но отдавайте предпочтение неброской расцветке, - мягко добавила она, зная приверженность юноши к ярким цветам.
      Получилось неплохо. Беранже понравился камзол и штаны сочного зеленого цвета. Это был цвет герцогской гвардии, он прекрасно сочетался с золотистыми волосами Катрин и темно-каштановой шевелюрой Беранже. Черная накидка и зеленая шапочка завершали костюм. Переодетой таким образом Катрин не стоило никакого труда выдать себя. за молодого Алена де Майе, кузена бургундского капитана из Пуату.
      Если бы не топот ног, в башне было бы тихо, как в склепе. Эта тишина еще больше усиливала необъяснимое беспокойство, которое Катрин испытала, выходя из дворца Морелей-Совгрен. Быть может, оно было вызвано исчезновение Готье?
      Беранже напрасно прождал его весь вечер.
      - Где он? Куда пошел? постоянно повторял он. Хозяйка старалась его отвлечь, демонстрируя спокойствие, которого на самом деле не было и в помине. Она бы дорого заплатила бы за то, чтобы ответить на вопросы пажа. Хорошо зная притоны Дижона, она понимала, что любой мог пропасть там среди бела дня, не оставив никаких следов, так же как и в парижском Дворе Чудес. С тяжелым сердцем Катрин отправилась к Новой башне. Ночь, видимо, будет долгой. Если по возвращении она не увидит Готье, то отправится на его поиски.
      Добрались до лестничной площадки. Солдат, шедший впереди лже-Алена де Майе, остановился перед дверью, закрытой на железные задвижки и огромные замки. Рядом, вперив горящие глаза в стену, сидели на табуретах двое мужчин. Провожатый сказал что-то через решетчатое отверстие, украшающее дверь, которая тотчас же отворилась. Катрин увидела довольно большую комнату, окна которой сплошь были покрыты такой частой решеткой, что почти не пропускали дневного света.
      Комната была скромно обставлена: простая кровать, покрытая саржей, широкий стол с двумя скамьями и огромный сундук без всяких украшений. Единственной роскошью был узкий камин, где горело несколько поленьев, да шахматная доска на столе, между двумя сидящими мужчинами. Перед камином, свернувшись клубком, спала пушистая собака.
      Раздался громкий голос Руссе.
      - Кузен, как неожиданно! Когда мне о вас доложили, я не поверил своим ушам. Вы так далеко уехали от милого вашему сердцу Пуату?
      Он поднялся и так сильно хлопнул вошедшего по спине, что тот закашлялся.
      - Мне необходимо серьезно поговорить с вами о наших родных, кузен, а у меня так мало времени, - ответила Катрин, довольная тем, что Небо наградило ее мягким, низким голосом. Разговаривая с Руссе, она не могла оторвать взгляда от человека, сидящего за столом и обдумывающего следующий ход.
      Она знала, что ему было двадцать семь лет, но он казался моложе, хотя был коренаст и крепкого телосложения. Видимо, виной были белокурые волосы, мягкие, как у младенца, свежая кожа и огромные глаза такой необыкновенной голубизны, что забывалось, что они были несколько навыкате. Кроме природного изящества, ничто не говорило о его королевском происхождении: он оброс, одежда была в беспорядке. Рене д'Анжу не обратил никакого внимания на вошедшего, его королевское достоинство было оскорблено бесцеремонностью Жака де Руссе, устраивающего частные визиты в его комнате.
      Дабы привлечь его внимание, Катрин добавила:
      - Тысяча извинений за мою настойчивость, я вовсе не хочу показаться назойливым. Кузен, не могли бы вы принять меня в другом месте?
      - Мы, монсеньор и я, только что начали партию, и очень не хотелось бы прерывать ее. К тому же, мой дорогой Ален, я сначала попросил у короля на то разрешение.
      - Сир, - добавил он, обращаясь к заключенному, - король позволит представить ему моего юного кузена, Алена де Майе, который приехал сюда прямо из провинции, как я уже имел честь ему сообщить?
      Король Рене д'Анжу бросил холодный безразличный взгляд.
      - Пожалуйста, сеньоры... но я вас прощу забыть о моем присутствии. Я подумаю над продолжением партии, а вы сможете спокойно поговорить, сидя на этом сундуке. Так, - добавил он с королевским высокомерием, - мы не будем мешать друг другу.
      - Монсеньор очень добр. Эй, солдат, узнайте, что это нам никак не принесут кувшинчик вина. Проследите, чтобы его сейчас же подали!
      Солдат вышел. Катрин последовала за Руссе к указанному сундуку, ее низкий поклон не удостоился даже взгляда пленника. Дверь закрылась с тем же грохотом задвижек и замков, что и раньше. Чтобы убедиться в полной безопасности, Руссе подошел к окошечку, затем вернулся, улыбнувшись Катрин, которая не отрывала от него глаз. В порыве она бросилась на колени перед узником, срывая перчатку с левой руки, чтобы показать заветный изумруд.