Глава третья. СТРАДАНИЯ ЖАКА ДЕ РУССЕ

Удобно устроившись на подушках из утиного пуха, дядя Матье поедал толстые тартинки, обмакивая их в огромный бокал размером с салатницу. Он вышел из сонливого состояния, в котором находился под действием настоя из трав, приготовленного его мучителями. Если бы Катрин строго не следила за временем приема пищи, он бы ел весь день без остановки.

— Дядюшка, после столь долгого голодания не стоит переедать, — уверяла она. — Это может привести к опасным последствиям и даже к смерти.

— Ну уж нет, раз я остался жив…

— Дядюшка, благодаря Богу вы можете спокойно прожить годы, которые вам отпущены. Вы скоро встанете на ноги и сможете сделать выбор. Или вы уединитесь в Марсаннэ, где так спокойно…

— Ты представляешь, как я буду жить один в Марсаннэ, когда бедняжка Жакетта, твоя мать, которой я причинил столько горя, туда никогда не вернется? Я буду влачить свое существование подобно старому трутню.

— Тогда переезжайте в Монсальви. Вам ведь там понравилось, когда вы приезжали на крещение Изабеллы. Вы даже подружились с нашим дворецким Сатурненом Гаррусом. Всe будут рады вам. Вы увидите, как подросли дети. Мой маленький Мишель вас очень любит…

— Меня не любит твой муж! Впрочем, я не могу его за это упрекать, он сеньор, воин, а я кто-простой суконщик, неприятное напоминание о твоем происхождении, дочь моя. И это чересчур длительное путешествие для меня. Да и климат в горах слишком суров.

— Ну, хорошо, — вздохнула она, — остается один выход: Лоиз, я хочу сказать, мать Агнесса Святой Радегунды предлагает поселиться в ее доме в Таре близ монастыря. Вы там будете…

— …окроплен святой водой, окурен благовониями и замучен молитвами с утра до вечера и с вечера до утра. Госпожа аббатиса сказала мне сегодня утром, что настало время просить об отпущении грехов и о прощении, поскольку мне недолго осталось жить, и что, если я не исправлюсь, монсеньор Сатана будет, насмехаясь, поджидать меня, нагревая свои печи и поворачивая вилы. Большое спасибо! Лучше уж я умру от одиночества в Марсаннэ. По крайней мере, у меня будет вино! Лоиз же посадит меня на хлеб и воду!

В комнату вошла женщина очень маленького роста. Она избавила Катрин от новых попыток к примирению. Катрин с облегчением освободила место у кровати. Бертиль, кормилица Симоны де Совгрен, теперь была сиделкой. Она была хорошо известна в Дижоне. Бертиль принесла мазь, за которой слуга только что бегал в аптеку мэтра Бурийо. Эта мазь должна была облегчить страдания больного, искусанного блохами.

Подойдя к Готрэну, она недоуменно посмотрела на блюдо, где только что лежало запеченное мясо. Кроме ножа, на нем ничего не осталось.

— Вы слишком много едите, Матье Готрэн! — строго заметила она. — Но не то, чтобы нам было жаль еды, но вы сами себе вредите.

Седая грива делала Матье похожим на старого льва. Он бросил исподлобья вызывающий взгляд.

— Я хочу есть. Вам при ваших розовых щечках и упитанности, видимо, незнакомо чувство голода.

— Упитанная?! Сейчас этот невежда скажет, что я толстая..

— Я не скажу ничего подобного, Бертиль, но не упрекайте меня…

Пользуясь случаем, Катрин на цыпочках подошла к двери и вышла из комнаты, позволив старым знакомым спорить сколько угодно. Бертиль стала дядюшкиной сиделкой и их прежние отношения покупательницы и продавца изменились. Видимо, эта старая лиса Матье Готрэн после неудачного приключения с Амандиной почувствовал вкус к женщинам.

Кстати, было совсем несложно заставить его рассказать о своих злоключениях. После первого обеда, когда к нему полностью вернулось сознание, Матье поделился своей страшной историей, воспоминание о которой бесило его и отравляло существование.

Сначала все шло прекрасно. Амандина была предупредительной, даже нежной, внимательной к малейшим прихотям старика. Она ухаживала за ним с заботливостью матери дочери и любовницы одновременно. Как вдруг в один серый, дождливый вечер появился ее брат, и все резко изменилось.

Филиберт вернулся, как утверждал, из Святой Земли. Его состояние было плачевным. Амандина сразу сменила объект своих забот. Матье же, желая доставить eй удовольствие, отнесся к Филиберту с теплотой и сердечностью.

Мало-помалу пришелец освоился. По мере восстановления сил ему требовалось все больше места. В конце концов он стал чуть ли не хозяином лавки «Святого Бонавентуры».

Несмотря на уверения Амандины, объяснявшей тяжелый характер брата перенесенными страданиями, мэтр Готрэн однажды прозрел. Вернувшись как-то за забытой лестницей, он застал свою Амандину в подвале на бочке с за дранной юбкой в обнимку с Филибертом.

На его возмущение они ответили насмешками и издевательствами. После того как Матье пригрозил вышвырнуть обоих на улицу, они бросились на старика, связали, вставили кляп и перенесли в курятник.

— Как только вы подпишете обещание жениться н. мне, — сказала ему Амандина, — вы сможете вернуться в дом.

— Лучше умереть. Шлюха никогда не будет носить моего имени! успел крикнуть Матье, обезумев от гнева.

— Тогда вы умрете! Но это будет долгая смерть, очень долгая, чтобы дать вам время подумать! Вам будут давать только пить. А вы такой гурман, что очень скоро взмолитесь о пощаде…

И мучения Матье Готрэна начались. Амандина давала ему лишь воду, а по утрам — настой белладонны, чтобы oн своими криками не поднял на ноги весь квартал. Каждый и вечер, когда он просыпался, Амандина и Филиберт приносили ему воду и задавали один и тот же вопрос: «Готовы вы жениться?»

Матье всегда отвечал. «Нет», Он ослабел, но воля его оставалась несгибаемой. Пусть лучше он умрет, даже при таких ужасных обстоятельствах, чем женится на девице Ля Верн.

У него не было ни малейших иллюзий на сей счет. Сразу после свадьбы он начал бы чахнуть от неизвестной болезни, которая быстро свела бы его в могилу. Возможно, все было бы еще проще; удар ножа или большая доза яда, как только. Амандина станет госпожой Готрэн, его наследницей.

— Я вам обязан не только жизнью, дорогие мои, — проснувшись, сказал он склонившимся над ним сестрам, — вы мне вернули возможность достойно умереть! Да благословит вас Бог…

Прекрасный новый дом Морелей-Совгрен с окнами, украшенными резными арками, витражами, и черепичной крышей, покрытой глазурью, опирающейся на элегантную балюстраду, был достойным украшением Кузнечной улицы.

Как добрый великан, он приютил обеих сестер, их дядюшку и слуг, дав возможность Катрин прийти в себя, поразмыслить и отдохнуть.

Она воспользовалась этим, чтобы завязать дружбу с белокурой Симоной и осторожно выведать у нее условия содержания короля. Она узнала, что Рене д'Анжу, король Сицилийский и Иерусалимский, находится под стражей в герцогском дворце в Новой башне.

Это было известно всем простым смертным в Дижоне.

Выскользнув из комнаты дяди, графиня де Монсальви прошла к себе и оделась. Несмотря на обещание, Жак де Руссе не зашел к ней после ареста «семьи» Ля Верн. Сейчас было самое время самой выяснить, как проникнуть к пленнику…

Она вышла из дома, не встретив ни души. Симона еще утром уехала осматривать свои владения в Фуасси. Слуги же исчезли как по мановению волшебной палочки. Не видно было даже Готье и Беранже.

Когда Катрин оказалась на улице, ей все стало понятно; люди собрались вокруг позорного столба, где орудовали подручные палача. Сам мэтр не опускался до такой работы — нужно было надеть железный ошейник на шею вора. Но преступник был такой толстый, что ошейник мог его задушить. Старания подручных и гримасы несчастного вызвали у толпы громкий хохот. Беранже и все слуги Симоны были там.

Катрин недовольно окликнула своего пажа.

— Вам нравится этот спектакль, Беранже?

Юноша, покраснев, смотрел на нее ясным взглядом.

— Нет, госпожа Катрин. Но Готье сказал мне ждать его здесь. Больше мне нечем заняться и…

— Понятно. А где же Готье в такой час?

— Я не знаю, слово чести. Мы играли в мяч, как вдруг он заметил какого-то мужчину, спускающегося по улице. Он остановился я сказал: «Иди заканчивай без меня. У меня есть дело поважнее, — и бросился догонять этого человека. Он мне не позволил пойти с ним и приказал ждать, не двигаясь с места. Но, если надо, я пойду с вами…

— Ни к чему. Дождитесь Готье, раз он просил вас об этом. Я же пойду, помолюсь в соседнюю церковь. А ему передайте, что лучше не преследовать неизвестных в незнакомом городе.

Катрин отправилась к церкви Нотр-Дам, задаваясь вопросом, что могло взбрести в голову Готье, если он бросился за первым встречным. Но она была уверена, что, учитывая ловкость и сообразительность юноши, с ним не произойдет ничего дурного. В любом случае ей не нужны были провожатые. Она хотела встретиться со своим другом Руссе с глазу на глаз. Посещение церкви послужило лишь предлогом. Но она все-таки зашла туда на минутку, чтобы избежать обмана. Перед тем как приступить к выполнению священной миссии, ей было необходимо обратиться к Богоматери, перед которой, будучи еще девушкой, она провела столько часов, а став женой бургундского казначея — пролила столько слез!

Она была уверена, что снова почерпнет там силы, а если у алтаря никого нет, то Матерь Божья просветит ее. Катрин не любила молиться в толпе. Ей были необходимы тишина, полумрак и покой пустынного нефа. Тогда ей казалось, что Бог существует лишь для нее одной, душа ее освобождалась от земных забот и устремлялась к одной вечности.

Ей это совершенно не удавалось среди городских кумушек, которые заученно гнусавили гимны и молитвы, думая об ужине для своих мужей…

К счастью, у алтаря, где стояла необычная статуя Богоматери, никого не было. Видно было лишь мерцание свечей. Катрин, взяв свечу, зажгла ее и, преклонив колени, принялась с чувством молиться о спасении пленного короля. Вдруг она заметила, что просит за себя, желая, чтобы все побыстрее закончилось и она смогла бы как можно скорее отправиться в Монсальви.

Ей казалось, что минули годы, столетия, с тех пор как она уехала из дома. На самом деле прошло всего шесть месяцев. Но в разлуке с любимыми время тянется в сто раз медленнее.

Успокоенная молитвой, Катрин, отдав последний поклон, собиралась было выйти из храма, но причитания нищего монаха остановили ее.

— Подайте во имя всех страждущих и вашего спасения, благородная госпожа! Да будьте благословенны на земле и прославлены на Небесах.

Катрин машинально открыла кошелек, как вдруг плаксивый голос сменился радостным шепотом.

— Благословляю судьбу, которая привела сюда самую прекрасную женщину Запада! Небо вернет этому городу процветание, если сюда вернулась госпожа де Брази!

С удивлением посмотрела она на этого человека в черной монашеской рясе с заостренными чертами заросшего лица, на котором особенно выделялись живые светлые глаза.

Из глубины памяти всплыло его имя.

— Брат Жан, — воскликнула она, улыбаясь. — Вы теперь на этой паперти?

Лицо мужчины покраснело от удовольствия.

— Вы так прекрасны, благородная госпожа, и у вас такая хорошая память, я счастлив, что вы меня не забыли.

— А я так рада видеть вас в добром здравии, брат Жан. Впервые она познакомилась с лжемонахом еще до первого замужества. Он был знатоком по части попрошайничества и мошенничества. В тяжелое для Катрин время он со своим другом нищим Барнаби попытался оказать ей большую услугу, в результате чего Барнаби погиб. Катрин не могла этого забыть!

— Вы хотите сказать, — начал было Жан с горькой усмешкой, — что уже давно должны были сгнить мои кости. Да, нелегко выжить в наше время, но мне хочется жить, радоваться синему небу, хорошему вину и красивым девушкам. Но вы не ответили на мой вопрос, прекрасная госпожа: вы вернулись к нам?

Катрин покачала головой:

— Я уже не госпожа де Брази. Я живу далеко, среди овернских гор, а здесь лишь на два дня. Да к тому же, думаю, что монсеньор Филипп меня не помнит…

— Монсеньор Филипп ничего не помнит из времен своей юности! — процедил сквозь зубы монах. — Вы говорите, что он не помнит о вас, но он не вспоминает и о своей столице. Он живет во Фландрии, далеко от нас. И Дижон, такой оживленный и процветающий когда-то, становится захолустьем. Увидев вас, я решил, что вернется старое доброе время, но я ошибся. Теперь нам не остается ничего другого, как служить тюрьмой королю…

Пораженная подобным упреком нищего, Катрин достала из кошелька золотой и сунула его в грязную руку.

— Что вам известно о плененном короле, Жан? Что о нем говорят в городе?

— Никто ничего не знает или знает слишком мало! Говорят, что его охраняют лучше, чем сокровища Святой Часовни, вот и все!

Жан вдруг замолчал. Он внимательно посмотрел на Катрин из-под пыльного капюшона.

— Вы им интересуетесь? выдохнул он. — Зачем? Она колебалась лишь мгновение. Она уже давно знала, что может доверять этому человеку, какой бы черной ни была его душа.

— Я служу королеве Иоланде, его матери. Она очень беспокоится и послала меня узнать, жив ли он, по крайней мере.

— О да, он жив, — усмехнулся Жан. — Если с ним произойдет несчастье, то не по вине де Руссе. Он его хорошо охраняет. Он ведь стоит дорого, говорят, очень дорого. Наш герцог Филипп хочет за него получить достойный выкуп.

Но не исключено, что в любое время может произойти непоправимое.

— Что вы хотите сказать? — спросила Катрин. Жан ответил не сразу. Заметив трех дородных кумушек, он снова принялся просить милостыню своим плаксивым голосом. Дамы прошли, не обратив на него никакого внимания. Он плюнул им вслед и вернулся к разговору с Катрин.

— Уже три или четыре дня, как в таверне Жако остановились странные гости.

— Таверна еще существует?

— Жако располнел, он процветает, добывая сведения для шпионов виконта, это помогает ему выжить.

— Что вам известно об этих гостях?

У них есть деньги. Ведя переговоры с Жако, они часто упоминают Новую башню. У Жако есть кузен, который работает на дворцовой кухне. Я все это узнал от служанки.

— Сколько их?

— Трое. А теперь вам лучше уйти, госпожа Катрин. Сейчас наступит время службы, и народ удивится нашей долгой беседе. Где вы остановились?

— У госпожи де Морель-Совгрен…

— Кормилицы наследника? Прекрасно. Я вас оповещу, если мне удастся еще что-то узнать. Да хранит вас Господь, прекрасная госпожа!

— И вас, брат мой!

Над головой Катрин зазвонили колокола, вспугнув стаю голубей. Народу в церкви прибавилось, и Катрин удалилась, слыша за спиной нудное причитание Жана. Провидение помогло ей встретить этого старого друга и узнать так много ценного.

Загадочные гости подозрительной таверны, которую она слишком хорошо знала, были не кто иные, как люди Вилла-Андрадо и Дворянчика. Остальная часть отряда, видимо, расположилась где-то поблизости.

Ускорив шаг, Катрин обошла герцогский дворец, бросив неодобрительный взгляд на Новую башню. Прямоугольный контур резко выделялся на фоне позолоченных осенью деревьев, выше ее был только золотой шпиль Святой Часовни. Катрин обогнула башню и подошла ко входу во дворец, охраняемому вооруженными до зубов солдатами герцогской гвардии.

Ей пришлось их долго уговаривать, прежде чем один из вооруженных стражников согласился предупредить Жака. Но пройти ей не позволили.

Жан, по всей видимости, был прав: дворец и тюрьма хорошо охраняются!

Катрин осмотрелась. Вход соединял двор Святой Часовни и внутренний дворик дворца, защищенный высокими стенами. Новая башня была совсем рядом. Галерея вела к главному строению дворца. Башня и дворец разительно отличались. Изящные вытянутые резные окна дворца с сияющими стеклами и толстые грубые решетки на редких глазницах башни лишь усиливали это различие.

Туда можно проникнуть только по специальному разрешению, подумала Катрин, пытаясь сосчитать вооруженных людей, тщательно охранявших королевскую тюрьму. Несчастный, должно быть, чувствует себя как в каменном мешке.