Жиль иногда разговаривал во сне, и Жюдит отлично знала, что он больше не сможет долго жить между двумя женщинами, одна из которых - а ее он желал сильнее - все еще отказывала ему, дожидаясь Бог знает чего! Наверное, пока он откажется от законной супруги и сделает ее, Мадалену, госпожой де Турнемин... Жюдит не верила в чистоту человеческих намерений.
      Никогда она еще никого так не ненавидела, как Мадалену. Ненавидела и боялась. Чего хочет девушка, живущая чуть ли не под одной с ней крышей, внешне чрезвычайно набожная, ведущая почти монашеский образ жизни, отказываясь даже глядеть на молодых людей - а уже не один хотел бы на ней жениться. Пьер Менар - первый помощник капитана "Кречета", молодой управляющий из "Трех рек" Луи Лефран - Дениза де Ла Валле сама сказала ей, что он влюблен в Мадалену. Наконец, Лайам Финнеган, чей секрет не мог долго укрываться от наблюдательных глаз Жюдит. Но нет же, красавица бретонка не хотела никого. Она хотела Жиля, и только Жиля, вместе с его имением, сидела себе в уголке, белокурая паучиха, завернувшись в свою мягкую паутину, и ждала, пока любовный пыл хозяина не приведет ее к цели.
      Может, она и не так уж далека от нее. Видела же Жюдит, тащась еле-еле по красной пыльной дороге, как ее супруг обнимал потерявшую сознание девушку и целовал ее руки, лицо, губы...
      Если теперь из-за этого злосчастного происшествия Жюдит потеряет уже любимое ею дитя, то ее ждет поражение, она знала, что будет вынуждена уехать, покинуть все, к чему так привязана: домашний очаг, о котором мечтала с самого своего неприкаянного детства, дорогого мужчину - затмение рассудка вырвало его ненадолго из ее сердца, зато теперь он воцарился в нем вновь, она любила его сильнее, чем когда-либо...
      Беззвучно сновавшая по комнате Фаншон укладывала белье; она накинула на хозяйку просторный мягкий халат из тонкой белой шерсти и обложила ее самыми мягкими подушками, но Жюдит преследовало странное ощущение, что она покинула собственное тело. Ее дух витал в кронах залитого солнцем сада, ища среди его успокоительно зеленых ветвей столь необходимый ему покой.
      Жюдит почти удалось уснуть, когда раздался властный стук в дверь и на пороге, не дожидаясь разрешения, появился Жиль в сопровождении Финнегана. Жюдит даже не успела махнуть рукой в знак протеста - ледяной взгляд ее супруга скользнул не к ней, а к Фаншон, бросившейся к дверям, чтобы выполнить приказ хозяйки и помешать им войти.
      - Простите, что потревожил вас, Жюдит, - сказал Турнемин, не глядя на жену, - но преступница должна быть наказана. Покажите нам, Фаншон, где вы прячете пращу, ту самую пращу, из которой убили Розенну, а сегодня пытались убить свою хозяйку, не говоря о Мадалене Готье?
      Жюдит возмущенно вскрикнула, но протест застрял у нее в горле, потому что камеристка вдруг позеленела, словно желчь бросилась ей в лицо.
      - Праща? У меня? - Горничная вызывающе нагло смотрела в глаза хозяину. - Что за глупости?
      - Вы лучше всех знаете, что это не глупости.
      Бесполезно отпираться: клянусь памятью моей дорогой Розенны, подло убитой вами, что заставлю вас признаться.., и заплатить за злодейство.
      - Вы с ума сошли? - возмутилась Жюдит. - Разве можно бездоказательно бросать такие обвинения?
      - Вот доказательство!
      В комнату вошел Понго с пращой в руке и положил оружие на кресло Жюдит.
      - Найти в комната Фаншон, карман пальто...
      Молодая женщина отпрянула при виде совершенно невинной с виду штуки, которая между тем несла смерть. Доказательство действительно налицо, Жюдит вдруг обнаружила полную ненависти соперницу в девушке, которую защищала, оберегала и считала преданной себе. Она доверяла ей, сделала чуть не своей подругой, и вот результат.
      Жюдит устало отвернулась, снова устремив взгляд под сень густой листвы, к синеве моря.
      - Заберите это, Понго! И ее уведите.
      Однако Фаншон воспользовалась тем, что Понго, доставив смертоносное оружие, невольно отвлек от нее внимание, и выскочила из комнаты. Слышно было, как она торопливо сбегает по лестнице.
      - Догони ее, Понго! Догони и запри хорошенько.
      Индеец пулей вылетел из спальни.
      - Что ты собираешься с ней сделать? - спросил Финнеган, а сам подошел к побледневшей Жюдит и взял ее за запястье.
      - Отвезу в Кап-Франсе и посажу на корабль, идущий в Луизиану. Туда ссылают девиц легкого поведения, ее место среди них. Думаю, новый губернатор, господин де Венсан, сам этим займется. Она заслужила смерть, но я не хочу быть ни палачом, ни судьей.
      Жюдит вдруг повернулась к мужу:
      - Вы не имеете права так с ней поступать. Если хотите выслать Фаншон, то пусть возвращается во Францию и без цепей. Если бы вам не вздумалось уложить эту несчастную к себе в постель, когда мы были в море, то она, возможно, никогда бы в вас не влюбилась и, уж во всяком случае, не стала бы пытаться уничтожить окружающих вас женщин, чтобы занять их место...
      - Уничтожить окружающих меня женщин?
      Занять их место? Вы соображаете, что говорите?
      Да эта девица просто спятила.
      - Отчего же? Америка - страна свободы, здесь любая мулатка может нажить целое состояние только благодаря своей красоте, а служанки, случается, становятся хозяйками. Так почему хорошенькой прислуге не возмечтать о месте вашей жены? Пока вы не вошли в нашу жизнь, Фаншон преданно служила мне. Вы, и только вы, сделали ее убийцей, и, если хотите знать мое мнение, вы сами виноваты больше всех. Пусть возвращается туда, откуда приехала!
      Финнеган решил, что ему пора оставить супругов наедине, аккуратно положил руку Жюдит на белое одеяние, беззвучно развернулся и исчез за дверью.
      - Хоть она и повинна в смерти Розенны, которую я любил как родную мать, пусть будет так, как вы хотите. Я не смею вам отказывать. Не имею права после того, как я возвел на вас такую напраслину...
      - Напраслину? Ах да, вы считали, что я хотела убить эту девицу? И еще, вы только что сказали Финнегану, что я убила старуху Розенну.
      Это для меня новость...
      - Вы должны меня понять, Жюдит. Фаншон сделала все, что могла, чтобы бросить подозрение на вас. На том месте, откуда она стреляла, Понго нашел на кусте клочок кружева с вашей юбки...
      Жюдит грустно и горько усмехнулась.
      - И по какому-то клочку вы заключили, что я могла хладнокровно убить старую женщину, которая, правда, меня не любила, но и зла не причиняла никакого, свою соотечественницу? - В ее голосе зазвучала болезненная гордость, и Жилю стало стыдно. - Представляю, как вы меня ненавидели и презирали.
      - Нет, умоляю вас...
      - Как же нет? Впрочем, я сама дала вам право себя презирать, потому что в затмении разума вела неподобающий образ жизни - мой отец умер бы от стыда, если б только мог вообразить себе что-то подобное. Теперь мне кажется, что это была не я. С тех пор как граф Калиостро оказал мне честь и взял в помощницы, во мне что-то переменилось... Бывают минуты, когда я сама не знаю...
      - Жюдит, вам больно говорить об этом. Умоляю, не надо...
      Но она его не слышала. Устремив взгляд на синий горизонт, продолжила:
      - Зачем вы привезли меня с собой. Жиль, если больше не любите? Почему не оставили там, где нашли, влачить презренное существование?
      Вы были бы свободны - ведь я не считала вас супругом.
      - Но я им был. Перед Богом, перед моей совестью вы по-прежнему моя жена и будете ею...
      - Пока нас не разлучит смерть? Знаю, знаю...
      А теперь, прошу, оставьте меня, мне надо побыть одной.
      Он хотел было подойти к жене, взять ее за руку, но не посмел.
      - Сможете ли вы простить мне не праведные подозрения и боль, которую они вам причинили?
      Плечи Жюдит устало дернулись под мягкой белой тканью.
      - Я на вас не сержусь, если вы это хотели услышать. Я лишь сожалею о прошлом, но тут вы ничего не можете поделать. Оставьте меня, прошу...
      Он больше не стал настаивать и на цыпочках прошел к двери. И не видел, как по щекам Жюдит покатились слезы, которые она больше не в силах была сдерживать...
      ***
      Как ни странно, догнать Фаншон Понго не удалось, чем и был несказанно возмущен. Девушка словно бросила вызов его умению читать следы и охотничьему нюху, исчезнув совершенно непостижимым образом у него из-под носа и не оставив ни единого свидетельства своего пребывания за порогом дома. Словно она растворилась в прихожей, и лишь на следующий день не прекращавший поиски Понго обнаружил в одном из подвалов узенький проход, замаскированный охапками хвороста, который вел в небольшой грот на склоне холма. Любопытная, как кошка, горничная, вероятно, немало пошныряла по дому и сохранила свою находку в тайне.
      - Представим ее судьбу воле Господа, - сказал Жиль, когда индеец доложил ему, к чему привели поиски. - Но подземный ход надо перегородить. Мне совсем не нравится, что кто-то может незаметно пробраться в дом. Наверное, Легро просто не знал о нем, иначе бы не преминул воспользоваться.
      - Его не появляться? Может, уезжать? Или отказаться?
      - Вряд ли. Такие никогда не отказываются от своих намерений. Правда, он вот уже два месяца ничего против нас не предпринимал, но, уж поверь мне, это не значит, что он решил оставить нас в покое. Уж скорее, готовит какую-то гадость.
      - Может, умирать? - спросил Понго с такой откровенной надеждой, что Жиль рассмеялся.
      - Хорошо бы, я с тобой согласен. Даже не исключено, что ты прав. Иногда бандит попадается в собственную ловушку, и потому у него на острове не только друзья, но и враги...
      Однако Симон Легро был жив.
      ЧЕРЕПАШИЙ ГРОТ
      - Мать мертва, а Мадалена похищена...
      Пьер Готье с белым как мел лицом, растрепанными волосами, всем своим весом наваливался на палку - он едва держался и делал героическое усилие, чтобы не упасть на ковер.
      Жиль поднялся так резко, что стул его упал, бросился к молодому человеку, заботливо поддерживая, подвел его к креслу и усадил. И хорошо, что успел. Колени Пьера подогнулись, а глаза закатились.
      - Шарло! Водки! - крикнул шевалье.
      Но Жюдит уже выскочила из-за стола - они как раз заканчивали ужинать, налила полный бокал старого коньяка и поспешила к Жилю, отметив не без горечи, что он почти так же бледен, как и Пьер. Но вслух ничего не сказала. Вдвоем им удалось влить в рот несчастному парню несколько капель крепкой жидкости, и на его белых щеках появилась легкая краска. А через несколько секунд он открыл глаза.
      - Пусть еще немного выпьет, - посоветовала Жюдит, стараясь отогреть в ладонях ледяные руки молодого человека.
      На этот раз Пьер сам сделал несколько глотков. Он вздрогнул, словно его ударило током.
      - Мне уже лучше, - произнес он. - Спасибо.., мне.., мне жаль, что я вас побеспокоил...
      - Не говори глупостей! Что случилось?
      - Точно не знаю... Я сегодня задержался в Порт-Марго, заговорился с господином Берне; он оставлял меня ужинать, но я не согласился - не хотел, чтобы мать и сестра беспокоились, и так уже было поздно. Когда я вернулся, то увидел... о, господин Жиль, в доме все так перевернуто, словно там шло сражение. Моя мать лежала на полу возле кровати, бездыханная. Наверное, она пыталась защищать Мадалену...
      - Но с чего ты взял, что сестру похитили?
      - Вот, посмотрите, это лежало на столе.
      Пьер вынул из кармана и протянул Жилю сложенный клочок бумаги.
      "Девка у меня, Турнемин, - прочитал тот. - Если не хочешь, чтобы я отдал на забаву своим ребятам, не пробуй нас преследовать. Я сам укажу день и час, когда ты сможешь ее забрать."
      И подпись - Симон Легро...
      Кровь бросилась Жилю в голову. Он в ярости скомкал листок и хотел уже его бросить на пол, но Жюдит забрала у мужа наглое послание.
      - Дайте мне! - сказала она. И добавила, прочитав написанное:
      - Что вы собираетесь делать?
      - А что я могу сделать? - завопил Жиль. - Ничего! Я ничего не могу предпринять! Этот подлец убил женщину практически под моей крышей, другую похитил, но и этого мало - я должен дожидаться его указаний, иначе...
      - Вполне допускаю, что мысль об этом для вас непереносима, - тихо проговорила Жюдит. - Однако кое-что все же сделать можно...
      - Что? Объясните, что? Стоит мне пустить по его следу своих людей, и...
      - Разумеется. А потому не следует пускать по следу, как вы выражаетесь, "своих людей", достаточно и одного. Сам Господь дал вам в друзья человека, для которого самые запутанные следы - открытая книга, он пройдет так, что трава не шелохнется под ногами, ни один лист не согнется, он может становиться невидимым. У вас есть Понго, как же вы осмеливаетесь жаловаться на вынужденное бездействие? Куда делся ловкий Кречет со всем своим умением устраивать засады?
      Жиль посмотрел на жену так, словно видел ее впервые: он был сражен ее решимостью.
      - И это говорите мне вы? Неужели вас беспокоит судьба несчастной девушки?
      - Прежде всего меня беспокоит судьба "Верхних Саванн". Вы что же, не понимаете, чего хочет добиться Легро с помощью этого шантажа?
      Не догадываетесь, какую он запросит цену за то, чтобы вернуть вам ее живой.., и невредимой?
      Только ловкость Понго может нас спасти. Так чего вы ждете?
      - Вы правы... Тысячу раз правы! Понго! Понго!
      И Жиль бросился вон из дома, оставив в комнате Жюдит и Пьера.
      - Госпожа Жюдит, - произнес молодой человек срывающимся голосом, - не хотите же вы сказать, что Легро осмелится требовать поместье в обмен на жизнь моей сестры?
      - В этом нет сомнений, бедный мой Пьер. Так оно и есть. Ведь именно обладание плантацией - цель этого человека, все, что он делал с момента нашего приезда, направлено на это. Но не надо так убиваться. Мадалене ничто не угрожает, пока Легро не сообщил свои условия моему мужу, а тот их не отверг.., чего он, впрочем, никогда не сделает. Нужно опередить негодяя, а это благодаря умению Понго вполне возможно, поверьте...
      Сегодня на ночь останетесь в доме. Я распоряжусь, чтобы вам приготовили комнату...
      - Нет, благодарю вас. Я не оставлю тело матери.
      - В разгромленном доме? Ни в коем случае, Пьер. Я позову Дезире и служанок, и мы принесем вашу бедную матушку сюда. Уверяю вас, ей воздадут все почести, будут соблюдены все ритуалы, которые приняты у нас в родном краю, в Бретани. Ночное бдение состоится в библиотеке.
      Напоминание об обычаях родной земли переполнило чашу - из сухих глаз Пьера брызнули слезы. Жюдит всего несколькими словами стерла разделявшую их социальную дистанцию, теперь они были просто земляками, о чем Пьер и помыслить не мог. Она сказала "в родном краю, в Бретани", и словно гранитные скалы, подставлявшие испокон века щеки зеленым слезам океана, распахнули пасть своих пещер и впились в этот тропический остров, утверждая свою власть и превосходство.
      Он молча взял молодую женщину за руку и прижался к ней мокрым лицом.
      - Да благословит вас Господь! - сказал он на бретонском наречии той, что только что признала себя его сестрой по родству земли. - Бог не позволит, чтобы ваш дом стал ценой жизни Мадалены...
      Через час, когда служанки под руководством Жюдит затягивали белым полотном стены библиотеки, Понго, долго изучавший следы в разгромленном жилище Готье, отправился в путь - в руке у него был фонарь, за поясом длинный нож и томагавк. Он снял белую одежду плантатора, снова надел свои замшевые штаны, в которых ходят индейцы, и мягкие мокасины: в них он ступал беззвучно, как кошка.
      Глубокой ночью Анну Готье одели в парадное платье с бархатной тесьмой и золотой вышивкой, кружевной чепец, скрывший рану на голове, положили на погребальное ложе и зажгли чуть не все свечи, какие имелись в запасе.
      Посмотрев на одеревеневшее, наряженное в великолепный бретонский костюм тело женщины, вся жизнь которой сводилась к молчаливому послушанию, Финнеган озабоченно качнул головой.
      - Немедленно пошлите за аббатом Ле Гоффом, - посоветовал он. - Пусть приезжает утром, ее нужно похоронить как можно быстрее.
      - Утром? Зачем такая спешка? - спросила Жюдит и положила в ноги покойной ветку жасмина.
      - Ночь очень теплая, а днем будет и вовсе жарко. Кровь из раны почти не вытекала. Уже через несколько часов лицо почернеет.., я уж не говорю о запахе.
      - Ее нельзя хоронить, пока не вернется дочь, - сказал Жиль - он как раз вошел в комнату и слышал последние слова.
      Врач спокойно посмотрел на него.
      - Когда вернется девушка, нам неизвестно, а вот что завтра к вечеру ты сам не сможешь смотреть на тело ее матери, это я гарантирую...
      - Я сделаю, как ты говоришь, Лайам, - оборвала их Жюдит. - Немедленно пошлю Купидона за аббатом Ле Гоффом. А потом объясни все Пьеру.
      - Не утруждайте себя, - произнес со вздохом Жиль. - Я займусь этим сам.
      И он пошел искать Пьера не только потому, что его надо было найти, но и потому, что торопился покинуть любимую библиотеку, где на время поселилась смерть. И еще ему было невыносимо встречаться с бесстрастным взглядом Жюдит.
      Он не понимал, что таится на дне ее бездонных черных глаз. Почему они так блестели - от сдерживаемых слез? И что было в них, когда Жюдит смотрела на мужа: гнев, жалость или безразличие?
      Да и куда ему разгадать тайные помыслы супруги, если он в собственных чувствах не в силах был разобраться? Он просто сходил с ума, когда представлял себе нежную, хрупкую, светлую Мадалену в руках Легро. Воображение рисовало ему такие страшные картины, что он готов был волком завыть в ночи. Он должен спасти девушку, вырвать ее из власти этого негодяя, прежде чем тот присвоил себе то, о чем сам он. Жиль, не осмеливался просить на коленях... Он должен, если хочет еще хоть раз заснуть спокойно...
      А между тем на ум ему приходили тяжелые, как пророчества Кассандры, слова Жюдит. Неужели действительно придется отдать "Верхние Саванны" подлецу, который не останавливается "ни перед каким преступлением? "Верхние Саванны" вместе с тремя сотнями работников, которые создавали богатства плантации и которых она кормила? Нет, это невозможно! Нельзя допустить, чтобы вернулся Легро со своими палачами, кнутами, орудиями пыток, чтобы он снова посадил манцениллу - пожирательницу человеческой плоти, чтобы изгнал мир и свободу из этого уголка, только что обретшего покой, и принес взамен страх, насилие и ненависть... И все же, если Понго не справится с поручением, не успеет вовремя, они не смогут обложить зверя в его логове, волей-неволей придется решать: отдать свою землю, дом, который Жиль любил больше жизни, или обречь Мадалену на смерть после самых страшных надругательств. Этого он тоже не мог допустить. Что же делать?
      Турнемин старался ободрить себя. Понго ловок как никто. Не было случая, чтобы он не выполнил задания. Так зачем думать, что как раз теперь, когда на карту поставлено так много, его постигнет неудача?
      Но проходил за часом час, а Понго все не возвращался. Наступило утро, залило все ярким светом. Аббат Ле Гофф отслужил мессу в большой гостиной "Верхних Саванн", и Анну Готье предали земле. За гробом шел ее сын, а рядом с ним Жюдит и Жиль. Но на дороге никто так и не показался. До самого предзакатного часа. Однако тот, кто поднялся по лестнице прямо к Жилю, неустанно наблюдавшему за окрестностями с крыльца, увы, оказался не индейцем - это был Москит...
      Разочарованный и раздосадованный Жиль, увидев его, не смог сдержаться. Он схватил нежданного гостя за грудки и поднял перед собой, чтобы лучше видеть его кротиную мордочку.
      - Как ты посмел появиться здесь, негодяй? - Зарычал Жиль. - Да еще полез к самому дому?
      - Эй, эй, сеньор, полегче! Отпустите же меня!
      Ну у вас и манеры... Если вы меня задушите, вашей малышке легче не станет! Я.., я посланник.
      У Жиля от отвращения даже гнев прошел, он разжал пальцы, и Москит покатился по каменным плитам веранды.
      - Посланник, говоришь? Ну, рассказывай.
      Что ты должен мне передать?
      Москит насмешливо улыбнулся, обнажив гнилые зубы, однако взгляд гранитно-серых глаз стал еще холоднее, если такое вообще возможно.
      - Что девушка чувствует себя прекрасно... что все у нас уже в нее влюблены.., и что господин Легро ждет с нетерпением, когда вы нанесете ему визит. Он ждет вас.
      - Ждет! Неужели? И где же?
      - Там, куда я буду иметь честь отвести вас, сеньор... Без оружия, естественно, и с завязанными глазами.
      - Вы меня принимаете за младенца? Считаете, что я действительно пойду за вами следом безоружным и слепым? А зачем? Чтобы ваш хозяин убил меня, как только я окажусь в этом загадочном месте? Ведь именно моей смерти он добивается. Убьет меня, а потом и свою пленницу.
      Москит озадаченно почесал в затылке.
      - Ну зачем так думать, сеньор? У господина Легро и в мыслях нет вас убивать. Он знает, что это будет ему слишком дорого стоить. Единственное, чего он хочет, - это заключить с вами полюбовное соглашение, подписать кое-какие официальные бумаги...
      - И прибрать к рукам мои земли, не так ли?
      - Тут я ничего не могу сказать! Ей-богу! Он со мной не откровенничает. Он только сказал, что, если вы не явитесь к восходу солнца, девушка умрет.., только сначала ее изнасилуют, она прехорошенькая...
      Из-за спины Жиль раздался встревоженный голос Жюдит:
      - Вы ведь не пойдете, Жиль? Прогоните его... а вернее, заставьте говорить: пусть расскажет, где прячется презренный Легро.
      Появление Жюдит повергло Жозе Кальвеса в оторопь.
      - Святая Мадонна! Это ваша жена?
      - Да, и что же?
      Москит, не сводя глаз с гордого силуэта Жюдит, пожал плечами.
      - А вы влюбились в ту, другую? Надо совсем с ума сойти...
      - Не суйтесь куда не следует! Кто вам сказал, что я...
      - Что вы неровно дышите к хорошенькой блондиночке? Одна крошка, кстати, тоже недурная, которую наша Олимпия нашла на берегу Соленой реки и привела к нам. Но, похоже, она врала... Похищать надо было жену.
      - Замолчите! - в гневе рявкнул Жиль. - Избавьте нас от ваших выводов! Сейчас пойдем...
      - Нет! Умоляю вас! - вскрикнула Жюдит. - Не делайте этого! Я знаю, вы ее любите, но, кроме нее, есть еще люди, от вашего решения зависит целый мир...
      Турнемин подошел к жене, ласково взял ее за руки и поцеловал их.
      - Я должен пойти, дорогая. Вы можете мне не верить, но я это делаю не только потому, что речь идет о Мадалене. Любая невинная женщина могла бы рассчитывать на мою защиту.., даже гнусная Фаншон, которая предала нас, когда ей не удалось вас убить. Мы не можем заплатить ее кровью за собственное благополучие, мы не знали бы больше покоя. Скажите Купидону, пусть оседлает мне лошадь, любую, только не Мерлина!
      Жюдит в волнении закрыла лицо руками, потом отняла их и, горделиво вскинув голову, подобрала юбки и побежала искать конюха.
      Как только она исчезла из виду. Жиль жестом подозвал Шарло - тот в тревоге вращал глазами, в которых нетрудно было прочесть, какую ненависть он испытывал к Москиту. Мажордом стоял на пороге гостиной с любезным выражением вышколенного слуги, но по напряженной позе было заметно, что он в любой момент готов броситься на бывшего надсмотрщика. Шарло подошел к хозяину, а Москит инстинктивно отступил на шаг-другой, не спуская с него глаз. А рука его невольно потянулась к ножу за поясом.
      Турнемин лишь презрительно улыбнулся. Он спокойно достал из кармана запечатанный пакет и вручил его чернокожему.
      - Отдашь доктору Финнегану. Это мои распоряжения на случай - все может статься, если я живым не вернусь. И добавь, что я на него полагаюсь, надеюсь, он выполнит точно каждое мое пожелание.., и попрощайся с ним за меня. Он сейчас в больнице, оперирует Леона Бамбу - у него рука попала в молотилку.
      - Но вы вернетесь, хозяин? Вернетесь, правда?
      - Надеюсь, Шарло. Это на всякий случай. Оберегай хозяйку.
      - Клянусь! А ты, грязный мулат, - добавил мажордом, повернувшись к Жозе Кальвесу, не в силах больше сдерживать гнев, - передай бандиту Легро, что, если только он когда-нибудь осмелится сунуться сюда или если не вернется хозяин, его ждут триста человек с оружием... мы сдерем с него шкуру живьем! И с тебя заодно тоже!
      - Ладно! Ладно! Хорошо, передам. Не стоит так волноваться.
      Жиль растроганно пожал руку дворецкому.
      Тут у крыльца показался Купидон с полными слез глазами - он вел в поводу лошадь. Турнемин спустился к нему, прыгнул в седло и поднял коня на дыбы.
      - Ну в чем дело? Я жду вас! - сказал он с вызовом Жозе Кальвесу, который бочком пробирался по балюстраде веранды, стараясь не оказаться слишком близко к Шарло.
      Но все же совсем избежать встречи с ним надсмотрщику не удалось: мощный пинок помог ему покинуть дом Турнемина, и он шлепнулся чуть не под ноги своей лошади, привязанной к стволу веерной пальмы.
      Солнце уже село. Тропическая ночь опускалась стремительно, словно на землю падал черный занавес, но последний закатный луч еще ласкал розовый фасад особняка. Прежде чем вступить в аллею столетних дубов. Жиль еще раз обернулся в седле и оглядел издали свой дом... То был прощальный взгляд. Он знал, что не вернется, что скоро умрет вместе с Мадаленой, - ни за что он не согласится подписать купчую, которую, без сомнения, подготовил Легро, и передать этому подлецу свои земли.., даже ради любимой женщины. Нет такой цены, за которую он бы уступил палачу поместье и, тем более, доверившихся ему людей...
      Раз Понго не вернулся, значит, что-то у него не получилось; часы тянулись за часами, и, в конце концов, Турнемин пришел к такому решению: он добровольно сдастся Легро и пойдет на смерть. Только так можно было спасти "Верхние Саванны" - Жюдит и Финнеган не дадут им пропасть. Жиль знал, что супруга в силах продолжить его дело. Ему же предстояло убить собственной рукой Мадалену, чтобы избавить ее от мук, наверняка уготованных ей Легро. А потом, если успеет, убьет себя - Турнемин, хоть и выглядел безоружным, припас за голенищем сапога тонкое лезвие скальпеля Финнегана - врач сам посоветовал Жилю прихватить этот инструмент, когда тот заходил ненадолго в больницу.
      Около двух часов они ехали на лошадях - скакать галопом по трудной дороге нечего было и думать - и наконец добрались до маленькой бухты у мыса Икагю в том месте, где Банановая река впадала в океан. Здесь уже их ждала шлюпка под латинским парусом, с десятью гребцами.
      Жиль тут же понял, где прятался до сих пор Симон Легро и куда они сейчас поплывут: Черепаший остров - бывший оплот пиратов и морских разбойников, весь изрезанный гротами и тайными пещерами. Только сумасшедший мог попытаться потревожить тут бывшего управляющего.
      Жиль понял и то, что никому его не спасти, но без малейшего колебания прыгнул в шлюпку, которую гребцы тут же оттолкнули от берега.
      Сидя на корме рядом с Москитом, посматривавшим на него жадно, словно скупец на свое богатство, Жиль наблюдал, как моряки разворачивают лодку, ставят парус. Море было прекрасно, воду слегка рябил легкий бриз, доносивший запах нагретой солнцем за день земли. Густо-синее небо сплошь усеяли звезды, у Жиля даже мелькнула мысль, что, если бы ему специально пришлось выбирать, когда умереть, ничего прекрасней этой ночи он бы все равно не придумал.
      - Я могу закурить? - спросил он вдруг.
      - Почему бы нет? Руки у вас, кажется, свободны.
      - Да. Чего я никак не ожидал.
      - А зачем вас связывать? Нас семеро, а вы один. Кроме того, вы не пленник. Вы едете на деловую встречу с нашим хозяином. А это разница.
      - Поверьте, я высоко ценю ваше отношение.
      Достав из кармана верную глиняную трубочку, Жиль тщательно набил ее табаком, предоставил Москиту, решительно старавшемуся ему услужить, поднести огонь и жадно затянулся - никогда еще дым не был ему так приятен. Потом рассеянно спросил:
      - А что с той девицей, которую Олимпия нашла в лесу?..
      - С Фаншон-то?
      - Да. Куда вы ее дели? Отвели к Легро?
      - Естественно. Олимпия уже ее знала - она раньше предсказывала ей будущее. Так что сразу поняла, какую можно получить выгоду, если пригреть девку. И привела ее к нам...
      - Она и сейчас там?
      - Боже упаси! Ее уже там нет.
      - А что вы с ней сделали?
      - Убили, что же еще?! Она отвела нас к дому блондиночки, а дальше какой от нее прок? А вот вред мог бы быть - возьми она, да вернись в минуту раскаяния к хозяевам. Она же была в вас злюблена, как кошка.., и знала, где прячется Легро. Сейчас гниет где-нибудь в тростниках Банановой реки. Мы всегда стараемся все предусмотреть...
      - Не сомневаюсь! - проговорил Жиль, с трудом подавив отвращение.
      Ужасная участь, которая постигла Фаншон, совершенно погасила в нем злость на девушку, теперь он испытывал лишь жалость. Она слишком многого хотела и жестоко поплатилась за дерзкие мечты. Теперь только Господь ей судья.
      А он. Жиль, ее прощает. В конце концов, Жюдит была права, когда утверждала, что он сам подал камеристке надежду.
      Подгоняемый свежим ветерком, шлюп продвигался довольно быстро, и вскоре на фоне звездного неба отчетливо вырисовалась восточная оконечность Черепашьего острова - мыс Голова Собаки.
      - Пора завязать глазки, господин шевалье, - сказал Жозе Кальвес и достал из кармана грязную тряпку.
      - Если не возражаете, лучше этим. - Жиль протянул ему свой носовой платок. Тот тщательно осмотрел его - нет ли дырок.
      - Ладно, сначала этим, а потом все-таки тем.
      А то он какой-то прозрачный.
      - Как хотите.
      И покрытый кокосовыми пальмами и густой зеленью круглый остров, приподнятый скалами над Карибским морем, словно панцирь гигантской черепахи, исчез для Турнемина под двойным слоем ткани. Жиль пожалел - он даже сам удивился этой мысли, - что ему не пришлось посетить легендарный Черепаший остров при других обстоятельствах: должно быть, тени великих французских и испанских флибустьеров до сих пор навещают таверны в порту Бастер, где, по слухам, выстраивалось у причала до восьми линейных кораблей, а пушки его форта, говорят, доставляли немало беспокойства англичанам с Ямайки.
      Жиль знал, что горсточка солдат по-прежнему охраняет королевский гарнизон на острове, но они спокойно сидели за стенами форта и никогда не вмешивались в то, что происходило в других концах или в глубине острова. Судя по тому, что шлюпка, не сворачивая, шла вперед, его везли не в Бастер...