Молодой человек немного задержался перед замком, как будто убеждал себя в чем-то; может быть, он хотел дать улечься волнению, сжимавшему ему горло. В эту бессонную ночь он испытал адские муки горя, смешанные с ненавистью и жаждой мести. Он мечтал устроить Сен-Мелэнам казнь в самых зверских традициях ирокезов. Пуля, удар шпаги - это было слишком мало для чудовищ, способных заживо похоронить прелестную девочку, его русалочку из устья руки... Представляя себе ее агонию в глубокой могиле, последний из кровавого рода Турнеминов мечтал услышать нескончаемые вопли братьев под жестокими пытками.
      Мерлину не нравилось стоять на одном месте.
      Он заржал, встряхнув изящной головой, чем вывел Жиля из мрачной задумчивости.
      - Ты прав, - вздохнул он, - мы теряем время! Надо пойти.., и удостовериться. Может быть, я ошибаюсь...
      Но он сам не верил в это.
      На звон колокола прибежал конюх и почтительно склонился перед надменного вида дворянином. Нет, господина графа в замке нет, но госпожа графиня дома...
      - В таком случае доложите ей, что шевалье де Турнемин де Лаюнондэ просит оказать ему честь принять его и побеседовать по важному делу...
      Вслед за конюхом Жиль проехал по опущенному мосту, затем под сводами въезда в замок и оказался во дворе, который выходил в расположенный террасами прекрасный сад, переходивший в густую заросль леса. Конюх взял Мерлина под уздцы, а дворецкий тут же отправился доложить о госте. Через несколько минут его провели в маленькую гостиную на первом этаже. Это была красивая комната со светлыми деревянными панелями; окна ее выходили во двор и на пруд, в камине потрескивал огонь, а на стенах висело несколько фамильных портретов.
      Перед камином в глубоком мягком кресле, покрытом ковром с вышитыми на нем букетами цветов сидела молодая женщина в кружевной наколке и в просторном бархатном коричневом платье, искусно скрывавшем временно располневшую талию. Она сматывала большой клубок шерсти, которая была натянута на руках молоденькой крестьяночки, сидевшей на табуретке у ее ног. Кивком головы молодая женщина приветствовала гостя.
      - Мне сказали, сударь, что вы желаете поговорить со мной о важном деле; не скрою, что вы поставили меня в затруднительное положение.
      Господин де Шатожирон рано утром уехал в Коэткидан по делу о межевании, и я точно не знаю, когда он вернется. К сожалению, я вовсе не уверена, что смогу заменить его. Но проходите, прошу вас, проходите и присаживайтесь, добавила она, указывая на стоявшее рядом с ней кресло.
      Жиль поклонился и сел.
      - Я умоляю вас, сударыня, поверить, что я не позволил бы себе побеспокоить вас, если бы не весьма важное дело, не терпящее отлагательств.
      Простите меня.., и поймите, что речь идет о самом дорогом для меня в этом мире.
      Агате де Тресессон, супруге Рене-Жозефа Лепрестра, графа де Шатожирона маркиза д'Эспинэ, было лет двадцать пять или двадцать шесть. Она не отличалась красотой, но ее серьезное личико, обрамленное прекрасными светло-русыми волосами, источало нежность, хотя и было несколько утомленным, что можно было заметить по темным кругам под карими глазами. Она рассматривала посетителя внимательно и немного недоуменно.
      - Неужели это так важно? - произнесла она наконец.
      - Больше, чем я могу это выразить, госпожа графиня.
      - Ну хорошо! - вздохнула молодая женщина. - Оставь нас, Перрина! Шерсть подождет...
      Девочка встала, ища куда бы положить большой моток, который был натянут на ее руках. Жиль предложил свои, повинуясь внезапному порыву.
      - Если позволите! Я часто это делал, когда был ребенком...
      Веселая искорка промелькнула в усталых глазах будущей матери, а Жиль встал с кресла и, согнув свои длинные ноги в коленях, расположился на табуретке.
      - Первый раз мне моток будет держать военный, - с улыбкой сказала молодая женщина. - Ведь вы солдат, не правда ли, шевалье? Это видно по вашей манере держаться.
      - Вы правы, сударыня. Я лейтенант "на очереди" в Драгунском полку королевы.
      Графиня взяла клубок и начала наматывать на него толстую шерстяную нить; моток в руках молодого человека становился все меньше.
      - А вы знаете, что ваше имя меня удивило, когда о вас доложили? сказала она через некоторое время. - Я не знала, что род Турнеминов еще существует. Я думала, что он угас.
      - Он не угас, сударыня, или, скорее, он угас бы вместе с моим отцом, графом Пьером, если бы он, смертельно раненный в битве при Йорктауне, не признал меня своим сыном в присутствии всех высших офицеров армии. Король соблаговолил подтвердить мои права.
      Внезапный интерес оживил лицо молодой женщины.
      - Йорктаун? Где это?
      - В Америке, сударыня.., а если быть более точным, в Вирджинии. Разве вы не слышали о победе, одержанной нашими войсками над англичанами?
      - Америка? Значит, вы там были, сударь?
      - Вот уже два месяца, как я вернулся оттуда вместе с герцогом де Лозеном, которому граф де Рошамбо и генерал Вашингтон поручили отвезти , - в Версаль сообщение об их победе.
      - Победа? В Америке? Решительно, мы здесь несведущи, как дикари! Ах, шевалье, вы должны дождаться возвращения моего супруга. Он будет очень сердит на меня за то, что я не задержала такого интересного человека. Я не отпущу вас.
      - - Увы, сударыня... Боюсь, я не могу задержаться. Позвольте мне напомнить вам, что я здесь по очень важному делу.., и неотложному.
      Владелица замка покраснела и смущенно улыбнулась.
      - Простите, я забыла об этом. Вы так располагаете к себе, что мне уже кажется, будто меня навестил мой старый друг...
      - Надеюсь, вы не измените отношения ко мне, когда я расскажу вам о цели моего визита. Мне придется вам напомнить об одной неприятной вещи, сударыня... Не так давно, накануне Рождества, перед замком произошла ужасная трагедия. Молодая женщина, одетая в подвенечное платье...
      Госпожа де Шатожирон встала, уронив клубок шерсти, покатившийся в середину гостиной, и так побледнела, что Жиль на минуту испугался, как бы она не упала в обморок. Графиня зажала руками уши, как будто из прошлого, о котором знала только она, до нее доносились крики.
      - Ради Бога, сударь, не говорите об этой отвратительной истории! Я больше не хочу об этом слышать... Я не вынесу этого... Она мучает меня по ночам...
      - Теперь моя очередь сказать: ради Бога, сударыня, сжальтесь! Я догадываюсь, как это воспоминание тягостно для вас, но поймите, что меня эта история убивает! С тех пор как я ее услышал, я боюсь... Боже мой! Нет, я просто умираю от страха узнать, что жертвой была девушка, которую я люблю, та, ради которой я сражался в Америке, та, за которой я приехал. Выслушайте меня, сударыня! Не отказывайтесь меня слушать...
      Вы должны мне помочь.
      Соскользнув с низкого табурета, он встал на колени перед графиней, которая медленно опустила руки. Краска понемногу возвращалась к ее лицу.
      - Если вам уже рассказали эту историю, сударь, вряд ли я смогу что-нибудь добавить, - едва слышно пролепетала она. - К тому же.., кто вам ее рассказал?
      - Некий Геган, башмачник из Кампенеака.
      - Человек, который сидел на дереве? Понимаю...
      - Этот несчастный тоже потерял сон. Он пьет, а когда напьется, рассказывает. Сударыня, прошу вас, я не хотел причинить вам боль, но мне нужно, чтобы вы ответили на один вопрос.., только на один!
      - Какой?
      - По словам Гегана, жертва была еще жива, когда ее вытащили из... Прошло довольно много времени, пока ваш супруг не объявил о ее кончине. Быть может, к ней на минуту вернулось сознание.., она могла назвать вам свое имя.
      - Если в этом ваш вопрос, шевалье, я на него не отвечу...
      Жиль медленно встал и посмотрел в глаза владелице замка...
      - Нет. Мой вопрос не в этом. Вы действительно на него не ответите, так как, возможно, у вас осталось ко мне некоторое недоверие. Я сейчас задам свой вопрос. Я скажу вам имя, госпожа графиня. Взамен я прошу лишь одно слово: да... или нет! Больше ничего!.. - Он на голову был выше молодой женщины и старался поймать ее ускользающий взгляд; в конце концов ему удалось завладеть им. Ужас, который он в нем прочел, не был притворен, и тревога, впрочем, тоже.
      - Но, шевалье, что заставило вас подумать, что я могу ответить на этот вопрос? Кто вам сказал, что эта бедная девочка могла...
      - Ничто и никто, сударыня, только мое сердце и моя вера в Бога. Он не мог позволить совершить такое гнусное злодеяние, не оставив малейшего следа, который мог бы направить руку мстителя!
      - Мстителя? Другими словами, если бы я ответила на ваш вопрос и ответила бы "да"?..
      - Правосудие свершилось бы сегодня же. Я клянусь памятью моего отца. Вы мне ответите?..
      Госпожа де Шатожирон опустила голову и отвернулась, будто пыталась спрятаться от этого властного взгляда, который, казалось, готов был проникнуть в самую глубину ее души. С минуту она молчала. Затем направилась к дверям гостиной.
      - Идемте! - только и сказала графиня.
      В вестибюле молодая женщина взяла из рук служанки плащ с капюшоном и закуталась в него.
      - Куда мы идем? - спросил Жиль.
      - В часовню, что на другом конце двора, вы видите ее отсюда.
      Действительно, Жиль различил очертания часовни сквозь моросящий дождь, окутавший ее дымкой.
      Это была маленькая часовня, построенная в эпоху Возрождения, узкая и изящная как шкатулка, несмотря на то, что опиралась на два мощных контрфорса. У нее было единственное окошко на фасаде, готический переплет которого был украшен лилией. Дверь легко подалась под рукой графини, открывая взору темные плиты пола, несколько искусно отделанных скамей и скромный алтарь, перед которым молился старый седовласый священник.
      На цыпочках, чтобы не помешать ему, госпожа де Шатожирон подвела Жиля к крошечной ризнице. Там она открыла сундук, вытащила запачканную вуаль и букет увядших цветов, при виде которых Жиль, несмотря на свое самообладание, побледнел.
      - Мы похоронили ее под плитами часовни, но сохранили это в качестве доказательства, - прошептала графиня. - Теперь я готова ответить на ваш вопрос... Но лишь на один.
      - Других не будет. Я только хочу знать, не звали ли ту несчастную девочку, которую вам не удалось спасти от страшной смерти, Жюдит де Сен-Мелэн?
      - Да...
      Как молодой человек ни готовил себя к этому "да", удар был столь силен, что он пошатнулся, закрыл на минуту глаза и стиснул зубы. Когда он немного пришел в себя, то увидел изумленное лицо графини.
      - Вам так тяжело? - спросила она.
      - Больше, чем я думал.., больше, чем я могу выразить! Я так ее любил, увы, сам того хорошо не сознавая! Простите меня, сударыня...
      Жиль быстро схватил букетик увядших цветов, которые украшали волосы Жюдит, вуаль, послужившую саваном этому прелестному телу, воспоминание о котором - он теперь это чувствовал - будет неотвязно преследовать его. Страстно прижавшись к ним губами, он скомкал все это, сунул графине и, даже не попрощавшись, с хриплым стоном выбежал из часовни и бросился через двор. Молодая женщина побежала за ним, крича ему вслед:
      - Шевалье! Прошу вас, постойте!.. Не уезжайте так... Вернитесь!
      Но Жиль ничего не слышал, кроме собственного сердца, разрывающегося от отчаяния и угрызений совести. Он добежал до свода, вскочил на Мерлина, которого конюх укрыл там от дождя, и вихрем вылетел из замка, позабыв даже о своем плаще и шляпе. Он поднялся на небольшой холм в промозглом тумане, который, казалось, каплями сочился с неба, пустил коня галопом, и тот полетел легко, как птица. Жиль не чувствовал ни дождя, ни холода, лишь адское пламя, которое пылало у него в груди - ему казалось, что он вот-вот взорвется, словно перегретый котел. Он сорвал свой белый парик, и теперь его растрепанные ветром волосы свободно развевались. У него была только одна цель: достичь Френа и раздавить палачей Жюдит, как мерзких тварей.
      Конь нырнул в гущу леса, перескакивая через камни и овраги. Утром, перед отъездом из Плоэрмеля, Лекоз объяснил Жилю дорогу к Сен-Мелэнам.
      - Это ближе к Тресессону, - сказал он. - Ищите деревню, которая называется Неан... <Небытие, ничто (фр.).>
      Название заставило тогда Жиля поморщиться. Но теперь он находил его почти приятным. Он хотел отправить убийц в небытие, но если он падет в бою, если смерть настигнет его в этом доме, в котором прошло детство Жюдит, с какой радостью он отправится в небытие вместе с обоими Сен-Мелэнами, хотя бы для того, чтобы испросить для них у Господа вечных мук. С тех пор как он услышал рассказ Гегана, жизнь для него потеряла цену. Зачем ему были нужны его старинное имя, титул, звание, слава и богатство - ничто больше не могло скрасить его одиночество!
      На берегу какого-то пруда, встретив двух мужчин, резавших камыш, он сильно натянул поводья Мерлина, который в знак протеста заржал и встал на дыбы.
      - Где дорога на Неан? - крикнул Жиль.
      - Поезжайте все прямо.., до следующей развилки. А там направо!
      Он пошарил в кармане, бросил наугад мелкую монету и как ураган помчался дальше, а крестьянин снял свою голубую шерстяную шапку и перекрестился, уверенный в том, что встретил Проклятого Охотника, который направлялся к пропасти Мрака. Тем не менее он принялся искать упавшую монету...
      Проехав деревню, где напугал женщин в черных накидках, выходивших из церкви. Жиль без труда нашел все ориентиры, которые ему указал Лекоз, и съехал с Динанской дороги на ухабистый проселок, но там ему пришлось скакать медленнее, чтобы Мерлин не сломал себе ногу, попав в яму. Но до цели было уже недалеко. Теперь надо было изучить окрестности, чтобы не попасть в капканы, которыми оба мерзавца наверняка окружили свое логово. И он скоро увидел его сквозь дыру в изгороди...
      Это был массивный дом из камня густо-красного цвета, стоявший вплотную к черному лесу.
      Изящные слуховые окошки и каменная наружная лестница, ведущая на второй этаж, который возвышался над надворными постройками, окружавшими дом, придавали ему некоторое благородство. В узких окнах, тусклых и серых от пыли, свет не горел, но над одной из печных труб поднималась ниточка дыма. С правой стороны тяжелым ртутным блеском отливал маленький прудик рядом с большим деревом - это был наверняка тот самый ясень, что дал название усадьбе <Френ (фр.) - ясень.>. Издалека она скорее была похожа на большую ферму, чем на помещичий дом.
      Дождь прекратился. Жиль поднял голову и посмотрел на небо бледно-серое, печальное, без облаков. До ночи было еще далеко! Затем его взгляд остановился на лесе, который защищал дом сзади. Может быть, лучше объехать дом со стороны леса и зайти с тыла, чтобы застать братьев врасплох?
      Он недолго размышлял над этим вопросом.
      Послышался частый стук сабо, и из-за угла показалась женщина, с ног до головы закутанная в большой плащ с капюшоном. Она с легкостью трясогузки перепрыгивала через лужи. Увидев лошадь и всадника, женщина на мгновение остановилась, затем не спеша направилась к ним, покачивая бедрами.
      Когда она подняла голову, на фоне черного капюшона обрисовалось ее лицо, широкоскулое, с гладким лбом под светлыми, почти белыми волосами. Пухлые губы были красными, как свежая рана, и девушку можно было бы назвать красивой, если бы не огромный синяк под опухшим, полузакрытым глазом. Она нахально смерила Жиля взглядом.
      - Я тебя еще никогда не видела. Ты их друг?
      - А что, похоже?
      - Н...нет, не похоже. Тогда лучше уходи: мы здесь чужих не любим.
      - Мне плевать на твои советы. Ответь только на один вопрос: братья там?
      Она со смехом пожала плечами и собралась продолжить свой путь, но Жиль уже спрыгнул на землю и схватил ее за плащ так резко, что она вскрикнула от испуга и чуть не упала, но он крепко стиснул ее руку.
      - Я задал тебе вопрос, изволь ответить! Я ждать не люблю.
      - Мне больно, - простонала она. - И потом... Не смотри на меня так, как будто собираешься прочесть все, что у меня на уме! У тебя глаза холоднее, чем лезвие ножа... Отпусти меня!
      Хватит с меня этого дома и тех, кто в нем...
      - Значит, они там? Отвечай! Я не отпущу тебя, пока не ответишь.
      - Что тебе от них надо?
      - Я мог бы сказать, что тебя это не касается, но ты, похоже, их не очень любишь, и я отвечу тебе: я пришел их убить, обоих! И если ты мне скажешь все, что ты знаешь, я дам тебе монету.
      Здоровый глаз девушки - он оказался красивого зеленого цвета - сверкнул дикой радостью.
      - Ты правду говоришь? Ты хочешь их убить?!
      - Клянусь честью!
      - Тогда пошли! Я не только отвечу тебе, но и помогу! Я знаю, как проникнуть в дом, не проходя через двор, где постоянно дежурят трое мужчин. Там есть и псарня с собаками, они мигом растерзают тебя на куски. Возьми свою лошадь под уздцы: я покажу тебе, где ее спрятать, не то они тебя убьют лишь для того, чтобы украсть.
      Он хотел дать ей монету, но она отказалась.
      - Оставь свои деньги себе, красавчик. Я уже давно мечтаю увидеть мертвыми эти два мешка с тухлятиной. Смотри, - добавила она, показывая на свой глаз. - Кто, ты думаешь, мне это сделал?
      - Один из них?
      - Да. Свинья Тюдаль, старший. Я уже два года его любовница. Любовница! - повторила она с горечью. - Лучше было бы сказать - его собака, его рабыня. Когда ему хочется другую девушку, он бьет и прогоняет меня. Вот, посмотри еще на это.
      И, закатав рукав, она показала странно искривленную руку, видно, после перелома кость не правильно срослась.
      - Тогда почему ты возвращаешься к нему?
      Два года.., это немалый срок.
      - Да разве это я возвращаюсь? Он за мной посылает! Когда у него нет другой, он хочет мое тело! И горе мне, если я ему не подчинюсь или даже просто заставлю ждать. У меня в деревне беспомощная мать: он угрожает убить ее, если я не приду. Иногда он оставляет меня в покое на месяц или на два, смотря какая девушка ему нравится в это время. Сейчас это девчонка, которой нет и пятнадцати. Ее привели к нему вчера, как корову к быку. Не знаю, где он ее нашел. Но тише, мы пришли...
      Они пересекли поле, укрываясь все время за изгородью, затем обогнули поместье, прошли мимо прудика, на берегу которого рос ясень, и оказались в лесу, пройдя между двумя кустами остролиста. Красноватые стены дома были совсем близко.
      - Оставь свою лошадь здесь. Ее никто не увидит, а я тебя проведу через винный погреб, - прошептала девушка. - Кстати, я забыла тебе сказать: в доме только один Тюдаль. Тебе будет нетрудно его убить: у него подагра, он не может и шага сделать, чтобы не заорать, но это не мешает ему баловаться с девчонкой и пить как бочка!
      Жиль нахмурил брови.
      - А Морван? Где он? Я должен свести счеты с ними обоими...
      - Он уехал утром с двумя мужчинами. Я не знаю куда, но наверняка сделать какую-нибудь пакость. Могу только сказать, что он вернется вечером. Подожди его здесь.
      Жиль привязал Мерлина к дереву, достал пистолеты из седельной кобуры, засунул их за пояс, положил в карман пороховницу и пули и проверил шпагу.
      - Кстати.., как тебя зовут?
      - Моя мать зовет меня Корентина, - прошептала она, - но остальные зовут...
      - Я не хочу это знать... Завтра ты снова для всех станешь Корентиной. Теперь пошли.
      Он чуть было не спросил ее о Жюдит, но какая-то стыдливость удержала его: образ молодой новобрачной из Тресессона не должен был вставать между ним и этой бедняжкой, чья невинность была лишь далеким воспоминанием. Может быть, позже, когда кровь Сен-Мелэнов омоет их грязное жилище...
      Следуя за Корентиной, он снова прошел через кусты остролиста, спрыгнул в неглубокий ров и очутился перед очень низкой дверью. Девушка открыла эту дверь осторожно, чтобы она не заскрипела. Тошнотворный запах прокисшего вина и гнилых фруктов ударил им в ноздри, и они оказались в винном погребе, в котором за исключением двух внушительных размеров бочек, казалось, было больше разбитых бутылок, чем полных.
      Две крысы с визгом убежали при их приближении. Ни слова не говоря, Корентина указала на несколько каменных ступеней, что вели к другой двери, и направилась к ней, стараясь не наступить на осколки, чтобы не привлечь внимания стражи.
      Поднявшись по ним, она остановилась:
      - Эта дверь ведет в коридор. Напротив нее дверь в общую залу. Тюдаль там...
      - Один?
      - Наверняка. Когда он с девчонкой, он не любит ни с кем делиться, а девушка у него только с этой ночи.
      Как будто опровергая ее слова, до них вдруг донеслись пронзительные звуки бинью-бретонской волынки, и так близко, что Корентина вздрогнула. Она нервно вцепилась в руку Жиля и быстро потащила его обратно в погреб.
      - Нет! Я ошиблась! Йан тоже там. Это он играет.
      - Кто это?
      - Это их преданный слуга и сообщник! Его зовут Йан Буксовая Башка, потому что у него голова лысая и гладкая как буксовое полено. Это он набирает охранников, приводит девиц и всех обкрадывает. Нет такой мерзости, на какую он не способен! Он у них мастер на все руки...
      - И за кучера тоже?
      В глазах девушки промелькнул испуг.
      - Да.., так было недавно. Откуда ты знаешь?
      - Я много чего знаю. Ведь людей не приходят убивать без причины. Когда же ты видела Йана, правящего лошадьми?
      - На прошлое Рождество братья вернулись среди ночи с каретой, которую они, должно быть, где-нибудь украли. И Йан ею управлял.
      - А эту карету, куда они ее поставили? В каретный сарай?
      - Нет. Это-то и странно: они ее сожгли! Остались только железные ободья от колес.
      Тут Жиль не удержался и задал вопрос, который вертелся у него на языке:
      - Скажи мне, до этой ночи сюда не приезжала их сестра?
      Недоумение на лице Корентины было искренним.
      - Их сестра?.. Боже мой, нет! Я знаю, что у них есть сестра, потому что до смерти баронессы и отъезда старого барона ее часто видели. Говорят, очень красивая была девочка.., и настоящая дикая кошка, но она уже давно уехала, вроде стала где-то монашкой.
      Жиль не стал терять времени, раздумывая, что Сен-Мелэны делали со своей сестрой между тем, как забрали из монастыря в Эннебоне и опустили в яму в Тресессоне. На эти вопросы Тюдаль сам ответит, не захочет добром - он его заставит силой. Наверху волынка все еще играла, сопровождаемая ритмичным постукиванием сабо. Корентина презрительно хихикнула:
      - Должно быть, Тюдаль приказал девчонке танцевать. Он это обожает.
      - Ну что ж, значит, мы помешаем празднику...
      Выхватив пистолеты. Жиль взбежал по ступенькам, распахнул взвизгнувшую дверь, пересек коридор и, увидев перед собой другую дверь, выбил ее ударом ноги. За ней открылась странная картина: большой зал с низким потолком крытыми ставнями, освещенный свечами и огнем камина.
      Там, возле стола, заваленного остатками еды и пустыми бутылками, сидел Тюдаль де Сен-Мелэн. Его нога, перевязанная широкой грязной повязкой, покоилась на мягком табурете, он хлопал в ладони в такт девочке, приплясывавшей перед огнем. На ней был один лишь полотняный чепчик и башмаки. В углу сидел сам музыкант, на его лысой голове играли отблески огня.
      Увидев входящего Жиля, все трое на мгновение замерли. Волынка издала душераздирающий звук, девочка застыла с поднятой ногой, как будто боялась, что если она ее опустит, то нацеленные пистолеты выстрелят, Сен-Мелэн же так и остался сидеть с расставленными руками, его нижняя челюсть отвисла. Он стал похож на механическую куклу, у которой лопнула пружина. Однако он быстро пришел в себя, нахмурился, его лицо, почти такого же цвета, что и волосы, побагровело.
      - Кто вы? - заорал он. - Что вам надо?
      - Поговорить с тобой! А потом сам увидишь...
      - Странная манера приходить поговорить с пистолетами в руках.
      - Вот именно! Я плохо выразился. Мне следовало сказать: допросить.., допросить тебя, Тюдаль де Сен-Мелэн, о смерти твоей сестры, которую ты подло убил.
      За спиной Жиль услышал тихий испуганный возглас Корентины, а затем ее вопль:
      - Осторожно!
      Из угла, где сидел Йан Буксовая Голова, со змеиным свистом вылетел нож, пущенный умелой рукой. Инстинктивно дернув головой. Жиль уклонился от него, но лезвие все же оцарапало ему щеку. Его реакция была мгновенной: выстрел из пистолета - и человек с волынкой согнулся пополам; поток крови хлынул из его рта...
      - Первый! - невозмутимо ответил Жиль.
      Тюдаль хмуро смотрел, как умирает его верный слуга, глаза его были мутными от выпитого.
      Вдруг, обезумев от ярости, он рванулся к столу, чтобы схватить лежавший на нем пистолет. Но Корентина опередила его. Проскользнув, словно змея, между столом и крестом, она схватила оружие и исчезла под толстой дубовой столешницей.
      Тюдаль с остервенением выругался. Оставшись безоружным, он был похож на загнанного кабана.
      - Шлюха! Мерзавка! Ты мне за это заплатишь, тварь! Твоя мать сдохнет!
      - Не успеешь, - холодно произнес Жиль. - Корентина, закрой двери и хорошенько забаррикадируй их, чтобы верные подданные этого жирного борова не пришли ему на помощь. А ты, танцовщица в сабо, можешь одеться! Ты слишком молода для такого представления. Да перестань же реветь!
      - Мне.., мне холодно! И я голодна... Он не давал мне есть со вчерашнего дня.
      - Так одевайся и поешь! Здесь наверняка что-нибудь осталось...
      Пока Корентина с неожиданной силой тащила сундук к одной из дверей и задвигала большие засовы на другой, выходившей во двор, Тюдаль злобно смотрел на нее. Происходящее, казалось, отрезвило его, и он ухмыльнулся.
      - Баррикадируйте двери, сколько вашей душе угодно. Но вам очень скоро придется выйти отсюда! У меня еще трое людей во дворе, и собаки, и мой брат вот-вот вернется с остальными охранниками!
      - Я с ним еще потолкую. А теперь давай о наших с тобой делах! Я сказал, что мне надо задать тебе несколько вопросов...
      - Я тебя знать не знаю! Кто ты, черт возьми?
      - Мое имя Жиль де Турнемин, сеньор де Лаюнондэ. А пришел я вот почему: я любил Жюдит.., а она любила меня!
      Сильные удары в дверь прервали его. Слуги Сен-Мелэнов пришли на помощь своему хозяину.
      Должно быть, их привлек пистолетный выстрел.
      - Потише, вы там! - закричал Жиль на бретонском наречии. - Мой пистолет нацелен на вашего хозяина. Если вы не успокоитесь, я его прикончу!
      Шум мгновенно утих. Было слышно только потрескивание огня и чавканье девчонки, жадно евшей прямо из блюда.
      - Никогда не слыхал о тебе! - проворчал Тюдаль. - Откуда ты?
      - Из Америки, где видел, какими делами занимался твой брат! Но, в конце концов, это тебя не касается. Вопросы задаю я.
      - Ладно! Задавай сколько влезет, но не думаю, что отвечу на них...
      - Посмотрим! Ты заставил госпожу де ла Бурдоннэ отдать тебе Жюдит, чтобы выдать ее замуж за очень богатого старика. Тогда объясни мне, почему в вечер свадьбы ты решил ее убить?..
      Убить?! Этого слова недостаточно, чтобы описать весь ужас твоего злодеяния: ведь ты закопал ее живой, не правда ли, живой в черную землю в подвенечном платье вместо савана? Я хочу знать, почему? Почему?
      Рыжий негодяй расхохотался, показывая зубы, которые были бы красивыми, если бы не многочисленные дырки. Под рыжими бровями его красно-коричневые глаза светились злорадством.
      - Значит, ты думаешь, что можно вот так приходить к людям с пистолетом в руке, пострелять а разные стороны, а потом изображать из себя благородного мстителя, судью...
      - И даже палача! Ты будешь отвечать?
      - Иди ты...
      - Что ж, ты сам этого хотел!
      Спокойно засунув за пояс пистолет, который еще не был пущен в ход. Жиль протянул Корентине другой вместе с мешочком пуль и пороховницей.
      - Заряжать умеешь?
      - Конечно! Дай...
      Освободив руки, юноша подошел в камину, снял с каминного колпака длинный кучерский кнут, который он заметил, входя в комнату, взвесил его на руке, крепко взялся за рукоятку и быстро, как молния, ударил... Свист узкого ремня на полсекунды опередил отчаянный вопль. С дьявольской точностью кончик кнута обвился вокруг больной ноги Тюдаля. Жиль сильно дернул.
      Тюдаль вылетел из кресла и грохнулся оземь.
      Толстяк распластался на полу, обливаясь потом, и ревел, словно раненый бык. Он попытался подняться, но взвыл от боли. К тому же Жиль уже вскочил на него, перевернул, как блин на сковороде, отчего тот заорал еще громче, и прижал к полу коленом.
      - Найди мне веревку, - приказал он Корентине, чей здоровый глаз с восхищением следил за происходящим.
      Она побежала к сундуку и вытащила из него целую кучу разных веревок. В мгновение ока руки Тюдаля были связаны за спиной. Уткнувшись в пол носом, он брызгал слюной, ругался на чем свет стоит, почти обезумев от бешенства и боли.
      - Ты не выйдешь отсюда живым, ублюдок! - орал он. - Мой брат прикончит тебя!..
      - Я не боюсь твоего брата. Я уже вздул его однажды, дойдет очередь и теперь до него. Говори, не то поджарю твою ногу!..
      Так как Тюдаль продолжал изрыгать потоки грязных ругательств. Жиль подтащил его грузное тело довольно близко к камину, чтобы тот мог почувствовать его жар. Снаружи, однако, слышались приглушенные удары.
      - Осторожно, - прошептала Корентина. - Пока он орет, они стараются выбить ставни.
      - Если пистолет, который ты у него забрала, заряжен, стреляй в первого, кто покажется. А ты, Тюдаль, говори быстрей, не то я зажарю тебя целиком, как кабана!
      - Хватит, хватит! Довольно!.. Я расскажу тебе, что произошло. В конце концов, зачем мне это скрывать? У меня были все права на эту потаскуху, которая нас надула. Я наказал ее по заслугам.
      Мы нашли ей прекрасную партию, очень богатого человека, который однажды увидел ее в приемной монастыря, где навещал свою кузину.
      - Воферье? Я знаю! Дальше!
      - Старик влюбился в нее до безумия и хотел получить любой ценой, предлагал целое состояние, чтобы жениться на ней. Тогда мы поехали за ней, чтобы привезти к нему, в его большой замок, что недалеко от Малеструа. Там должна была состояться свадьба, и мы, конечно, отвезли туда невесту. Воферье принял ее, как королеву.
      Он заказал для нее платья, драгоценности.., бросил к ее ногам целое состояние, а она едва взглянула на него с презрением. Говорила, что не хочет выходить за него замуж, что никто и ничто не заставят ее сделать это... Идиотка...