Сколько потом ни искали злополучное письмо, его так и не нашли. Правда, горничная уверяла, что графиня Аламбет взяла его с собой, отправляясь к холмам, но девушка вспомнила об этом лишь перед самым отъездом Констанции, и мадемуазель Аламбер решила, что этим словам не стоит очень-то доверять. Скорее всего, так
      Горничной хочется успокоить саму себя и объяснить необъяснимое.
      Уже когда она собиралась в дорогу, у Констанции появилась соблазнительная мысль: а не остаться ли в Мато на несколько месяцев, пожить вдали от суеты столицы? Но женщина тут же поняла - возврата к прежней жизни нет. Пройдет день-другой, и станет невыносимо скучно.
      Передав все дела управляющему, Констанция отправилась в путь. Нужно было спешить, ведь скоро должна состояться свадьба Колетты и шевалье де Мориво. А уж на ней-то Констанция собиралась непременно присутствовать.
      По приезде в Париж, Шерлотта сообщила своей хозяйке, что несколько раз приходил Эмиль де Мориво и просил его принять, никак не желая верить, что мадемуазель находится в отъезде.
      Констанция задумалась:
      "Что ему может быть нужно от меня? Надеюсь, он не собирается мне мстить? Да и вряд ли ему что-нибудь уже известно, если только наивная Колетта не решила все рассказать ему до свадьбы. Но этого не может быть, Колетта очень хорошая ученица и не совершит опрометчивого поступка, не посоветовавшись со своей наставницей".
      Лишь только вещи были распакованы и Констанция сменила платье, как явилась Шерлотта и доложила:
      - Шевалье де Мориво вновь желает вас видеть.
      - Что ж, не вижу причин, мешающих мне видеть его, пусть войдет.
      - Слушаюсь, мадемуазель.
      Констанция несколько мгновений раздумывала, в каком образе ей лучше всего встретить своего бывшего любовника Эмиля де Мориво. Можно было сесть у камина с книжкой и не сразу поднять голову, когда он войдет. Нет, это было бы слишком просто, и Эмиль вполне мог догадаться, представление устроено специально для него. Можно было взять в руки шитье и изобразить из себя этакую простоватую невинность, занявшись вышивкой. Но Констанция тут же сообразила, что у нее в доме не найдется ни одного начатого рукоделия.
      А на лестнице уже послышались шаги, и мадемуазель Аламбер, взяв в руки первое попавшееся письмо, взяла его в руки и сделала вид, что читает.
      "Так будет лучше, - подумала Констанция, - чужое письмо в руках человека всегда интригует, хочется узнать, а что же там написано, от кого оно? Ведь люди всегда желают, чтобы их друзья не имели от них никаких тайн".
      Констанция поймала себя на том, что ее руки слегка дрожат и опустила локти на поручни кресла. В двери гостиной появился Эмиль де Мориво. Его взгляд казался растерянным, но в общем, шевалье сохранял достоинство.
      Констанция, напуганная его появлением, сложила письмо и подсунула его под книгу.
      - Я благодарен за то, что вы, мадемуазель, согласились меня принять, начал Эмиль. На что Констанция мило улыбнулась.
      - К чему так строго и официально, по-моему, мы долгое время обращались друг к другу на "ты".
      - Рад видеть тебя, Констанция, - поправился Эмиль.
      - К сожалению, Эмиль, не могу сказать того же о тебе.
      - Завтра моя свадьба...
      - Если ты, Эмиль, пришел пригласить меня, то приглашение я уже получила от баронессы Дюамель.
      - Нет, я пришел попрощаться с тобой, Констанция.
      - Неужели ты собрался уехать накануне своей свадьбы?
      - Нет, но теперь моя жизнь изменится.
      - Моя, Эмиль, изменилась с твоим уходом.
      - Я не хотел бы ссориться.
      - А я не хотела этого никогда - ни теперь, ни раньше.
      - По-моему, ты, Констанция, еще не поняла, зачем я пришел к тебе.
      Мадемуазель Аламбер горько усмехнулась:
      - По-моему, Эмиль, ты хотел застать меня разбитой горем, страдающей, но тебе этого не удалось. Как видишь, я прекрасно себя чувствую, несмотря на все неприятности, выпавшие на мою долю.
      - Ты просто хочешь казаться такой.
      - Нет, я в самом деле, в какой-то мере счастлива. Все меньше и меньше нитей связывают меня с прежней жизнью и в этом есть, Эмиль, своя прелесть.
      Эмиль де Мориво тяжело опустился в кресло и пристально посмотрел на свою бывшую любовницу, словно пытаясь проверить, не осталось ли в ней еще сострадания к нему. Но разобраться в мыслях женщины всегда сложно, особенно если они противоречивы.
      Констанция и сама не могла бы сказать, чего она сейчас больше испытывает - ненависти или жалости.
      - Я не ангел, - вздохнул Эмиль, - у меня множество пороков, но мне не хотелось бы, чтобы из-за меня страдала и ты, Констанция.
      Женщина рассмеялась.
      - Нет, Эмиль, ты уже заставил меня страдать, но все уже переболело, прошло и я рада, что осознание своих собственных пороков поможет тебе примириться с моими. Снисходительность - великолепная вещь.
      - По-моему, у тебя слишком легкомысленный тон, Констанция, - возразил Эмиль.
      - А что мне остается делать? Ведь ты не пожелал посоветоваться со мной, решая начать новую жизнь, и мне не оставалось ничего, как круто изменить свою.
      Шевалье де Мориво вздохнул.
      - И все же, Констанция, ничто не заставит меня забыться, будь это твой легкомысленный тон или молчаливое негодование. Гордость - вот единственное, что остается мне, гордость, а не снисходительность.
      - Думай как хочешь, Эмиль, но все-таки ты был не прав.
      - Нет, Констанция, я поступил правильно.
      - Когда? - уточнила мадемуазель Аламбер.
      - То время, которое я провел вместе с тобой, было минутами счастья.
      - Я рада услышать это.
      - В тебе, Констанция, такой прекрасной и благородной, я мечтал найти друга, любовницу, женщину, которая хранила бы свою и мою честь. Не станешь же ты отрицать, что я ошибался? Но разве я роптал, видя, что счастлива и ты? - Не только со мной, но и с другими .
      - Констанция улыбнулась. - Тебе может показаться это странным, Эмиль, но когда мы были вместе, я не думала ни о ком другом. Это всего лишь светские условности заставляли меня надевать личину не очень-то разборчивой женщины.
      - Я не об этом, Констанция.
      - А о чем же?
      - Я не так уж молод и наверное, в сердце каждого мужчины живет мечта о семье. В какой-то мере ты была моей женой, когда я после долгих дней забот и тревог иногда возвращался к тебе усталый и опустошенный. Я утешал себя мыслью, что мои привычки и вкусы, совершенно несхожие с твоими, не омрачают твоей беспечной молодости. Ты блистала повсюду, восхищая всех, я радовался твоей
      Радости, твоя молодость делала и меня молодым.
      Мадемуазель Аламбер барабанила пальцами по подлокотнику кресла. Она и не подозревала, что Эмиль способен на такие чувства, что оказывается, все время, пока они встречались, он мечтал о семье.
      "Хотя, - подумала Констанция, - Эмиль, скорее всего, никогда так не думал и говорить об этом только для того, чтобы оправдаться".
      - Если уж ты, Эмиль, решился заговорить о верности, о семье, то тебе не помешает выслушать и мое мнение на этот счет.
      - Я слушаю, Констанция.
      - Мои рассуждения могут показаться немного странными, Эмиль, ведь сама я не была замужем. Но со стороны всегда виднее. По-моему, ты просто путаешь отношения между мужчинами и женщинами, принятые в высшем свете, с тношениями, между простыми людьми. Прежде всего нужно знать сердце той, от которой зависит твое счастье. Страдания и горе ждут тебя, если у твоей жены нет интереса к заботам мужа, если она не утешает его в горькую минуту, если ее желания далеки от всего, во что она может вдохнуть жизнь, что она может осветить как бы лучами солнца.
      - Я не строю иллюзий насчет Колетты, Констанция, наш брак основан всего лишь на твердом расчете.
      - Извини, Эмиль, ты сказал брак, а следовало бы сказать предстоящий брак.
      - Да, завтра состоится наша свадьба, и я знаю Констанция, в чем ты хочешь меня убедить. Но я все равно найду свое счастье, как бы ни относилась ко мне Колетта, какой бы ее ни сделали условности высшего света.
      - Ты, Эмиль, утешаешь себя, а дело обстоит иначе. Ведь и среди простых людей многие от безрадостного существования предаются порокам, многие из них осуждены или гниют в ссылках и камерах, а они ведь могли бы избежать падения.
      - Никогда не думал, что ты, Констанция, можешь рассуждать подобным образом.
      - Я всегда любила представать перед светом самыми неожиданными сторонами своего характера и если ты, Эмиль, пришел ко мне поговорить, то выслушай мой совет до конца. Та вот, женщине, которую само небо предназначило мужчине в ангела-хранителя, так легко создать из своего дома рай и этим предостеречь
      Своего мужа на пути в ад, но для жены бедняка священные узы не игрушка, она не презирает их, как это часто делают женщины нашего круга. Для нее не унизительно быть матерью и женой. Посмотри вокруг себя на беспечный мир, в котором мы живем, и если ты увидишь неверного мужа, который прожигает свою жизнь, теряет
      Состояние и честь, предаваясь порокам, ищи причину в холодном взгляде и пустом сердце его светской жены.
      Эмиль вцепился в подлокотники кресла.
      - Ты говоришь, Констанция, так, словно бы имеешь в виду Колетту?
      - Ты правильно понял меня.
      - Не надейся, Констанция, я буду счастлив с ней. Она еще невинная девочка, не испорченная пороками высшего света. Именно она сможет создать тот рай, в котором я найду свое счастье.
      Констанции хотелось расхохотаться, но сдержалась.
      "Ничего, пусть попозже Эмиль поймет, как ошибался, пусть уже ничего нельзя будет поделать".
      Нет, Констанцию не мучили угрызения совести, она и в мыслях не допускала, что сделала Колетту несчастной. Наоборот, ведь Эмиль не может долго оставаться верным мужем. Человек, однажды узнавший вкус измены, не сможет долго оставаться на одном месте и его будут привлекать новые и новые женщины.
      Но ход мыслей мадемуазель Аламбер прервал Эмиль.
      - Ты рассуждаешь так, как мужчина, и мне вместо тебя придется вступиться за женщин. Подумай, если муж переносит свои нежные привязанности на другую женщину, неужели и тогда нужно винить только его жену?
      - Конечно, Эмиль, по крайней мере, она должна делить с ним позор.
      Некоторое время шевалье де Мориво молчал. Он понимал, за словами Констанции Аламбер кроется то, чего он не знает, но где именно подстерегает его опасность, он не догадывался.
      "Ну вот и все, - подумал шевалье, - я не собираюсь молить о прошении, не собираюсь даже сожалеть, ведь все когда-нибудь кончается, даже самое хорошее".
      - Я хочу, Констанция, пожелать тебе найти счастье, но не в пирах и наслаждениях, не в роскошных экипажах и не в мишурной красоте, и уж конечно же, не в лживой лести, слетающей с уст такого развратника как я. Пусть не повезет мне, пусть оправдаются твои слова, и Колетта станет такой же как и все светские дамы, но хоть ты, Констанция, найди свое счастье в добром имени, в спокойной
      Совести, в молитвах, во всем, что не приведет тебя потом к раскаянию.
      - Ты, Эмиль, стал похож на священника.
      - Это не так уж страшно, Констанция, временами нужно вспоминать и о душе. Остерегайся, Констанция, собственных интриг, пока еще не поздно. Мы расстаемся, и я с радостью вспоминаю те дни, когда мы были с тобой. Я понимаю, ты не могла быть моей женой, а я не мог быть твоим мужем. Но запомни, женщина еще не
      Женщина, пока у нее нет детей. Надеюсь, Констанция, когда-нибудь ты поймешь это. Ведь представь, как дрогнет твое сердце, когда ты заглянешь в глаза своему ребенку и быть может, чувство матери спасет в тебе женщину.
      - Эмиль, не пытайся сделать мне больно, - Констанция поднялась со своего места, давая понять, что разговор окончен.
      Поднялся и Эмиль де Мориво. Некоторое время они стояли по разные стороны столика, пристально глядя друг на друга.
      - Эмиль, ты сам не понимаешь, какую глупость совершил, оставив меня.
      - Прости, я не мог поступить иначе, - де Мориво сделал шаг, словно хотел обнять Констанцию, но женщина сделала предостерегающий жест.
      - Лучше уйди так.
      Эмиль, тяжело вздохнул, покинул гостиную. А на душе у Констанции сделалось тяжело. Чужие неприятности не принесли ей настоящего счастья, не принесли облегчения. Сейчас можно было упиваться победой, но женщина чувствовала себя опустошенной.
      Ведь во всем мире существовало только двое людей, способных ее понять и обоих уже не было. Смерть унесла и виконта Лабрюйера, и графиню Эмилию.
      - Анри, - прошептала Констанция, - ты был несправедлив ко мне, но поверь, более благородного человека, чем ты, я не встречала в своей жизни. Благородного не по поступкам, а по образу мыслей, ведь благородство не в том, чтобы следовать условностям, а в том, чтобы никого не обманывать.
      Констанция снова опустилась в кресло и прикрыла лицо руками. В такой позе и застала ее Шарлотта.
      Темнокожая служанка с удивлением смотрела на свою госпожу. Не так уж часто ей приходилось видеть Констанцию плачущей.
      - Он не стоит вас, мадемуазель, - прошептала Шарлотта, опускаясь рядом с мадемуазель Аламбер на низкую скамеечку.
      - Я плачу не о нем, Шарлотта.
      - Ничего в мире, мадемуазель, не стоит ваших слез.
      - Я плачу о себе, ведь я так одинока. Темная, цвета шоколада рука Шарлотты легла на белоснежную ладонь Констанции.
      - Забудьте обо всем, госпожа, вы будете счастливы.
      - Сколько раз, Шарлотта, я уже слышала такие слова, но счастья как не было, так и нет. Сперва кажется, что оно в деньгах, во власти, но потом, получив и то и другое, понимаешь, ты могла быть счастлива и в прежней жизни, если бы вела себя по-другому. Я словно злая фея, приносящая людям только горе.
      - Не думайте об этом, госпожа.
      - Нет, Шарлотта, иногда следует подумать над тем, правильно ли ты живешь и смогла ли ты дать кому-нибудь счастье.
      - Вам нужно отдохнуть, мадемуазель, я приготовлю вам ванну.
      - Хорошо, Шарлотта, спасибо тебе за заботу.
      Когда Констанция переступила край ванны и теплая вода коснулась ее нежного тела, женщина почувствовала, как куда-то далеко уходят ее заботы, мысли о других. Душистый аромат наполнял комнату, золотистые лучи солнца, отраженные водой, играли бликами на потолке.
      "И вновь вода приносит мне успокоение, - подумала Констанция, - как раньше, когда я сидела на теплом камне посреди ручья, любуясь бликами стремительно несущейся воды. Только теперь вода стоит на месте точно так же, как остановилась моя жизнь. Ведь это только иллюзия, что я живу, чужие заботы занимают мое существование. Зачем тебе пытаться изменить ход событий? - допытывала себя мадемуазель Аламбер, - подумай, в конце концов, и о себе. Сколько можно быть одной, не делая никого счастливой?
      Да ты всего лишь, Констанция, боишься потерять свое счастье, которого у тебя не было и нет, которое лишь проблесками несколько раз сверкнуло в твоей жизни. Однажды, несколько раз обжегшись на любви, ты теперь боишься полюбить по-настоящему, а без этого нет жизни".
      Женщина лежала в теплой воде, прикрыв глаза, ласковые лучи солнца скользили по ее лицу, сквозь приоткрытое окно врывался прохладный ветер.
      "День проходит за днем, - думала женщина, - унося мою молодость, а я ни на шаг не приблизилась к счастью. Мои поступки по большому счету лишены смысла. Но ты не обольщай себя, Констанция, изменить свою жизнь ты уже не в силах. Все знают тебя такой, какая ты есть, как ни старайся, никто не поверит в то, что мадемуазель Аламбер сделалась кроткой овечкой".
      Медленно остывала вода в ванной, а Констанции не хотелось подниматься. Ощущение легкости и отстраненности, возникшее, лишь только женщина погрузилась в воду, было настолько сладостным, что у нее не было сил расстаться с ним.
      "Не так уж часто мне удается побыть одной в тишине, наедине со своими мыслями, - думала Констанция, - а это так важно, отрешиться иногда от жизни и задуматься над будущим. Главное, не упустить момент, не упустить поворот, иначе потом придется сожалеть. Ты вновь свободна, свободна от всего, Констанция, и только от тебя зависит, сможешь ли ты стать другой или нет".
      ***
      Бракосочетание Эмиля де Мориво и Колетты Дюамель заставило Констанцию на время забыть о своих вчерашних размышлениях. Пестрая толпа приглашенных на торжество заполнила все пространство собора, свободными оставались только
      Проход между креслами и небольшая площадка перед алтарем.
      Колетта выглядела счастливой и, наверное, одна только Констанция замечала в ее взгляде тревогу, которую другие принимали за волнение.
      Эмиль де Мориво держался как всегда степенно и с достоинством. Больше всех волновалась баронесса Франсуаза Дюамель. Она так изнервничалась в последние дни, что на ее лбу появилась пара новых морщинок. Не шутка ли, до свадьбы ее дочь дважды собиралась удрать с другим мужчиной! Но теперь, кажется, волноваться больше не о чем.
      Как и обещал шевалье де Мориво, на церемонии бракосочетания присутствовали члены королевской семьи. Но этим его вклад в общий праздник ограничивался, все остальные расходы несла баронесса Дюамель.
      Мадемуазель Аламбер отыскала взглядом графиню Лабрюйер. Лицо старой женщины сияло от счастья, к немалому удивлению других гостей. Ведь не прошло еще и недели, как похоронили ее единственного внука Анри.
      Констанция пробралась к графине и стала рядом с ней.
      - Я так счастлива, - призналась мадам Лабрюйер.
      - Вы говорите так, мадам, будто замуж выходит ваша дочь.
      - Внучка, мадемуазель, внучка, - напомнила графиня.
      - Ах, да, но вы так молодо выглядите!
      - Бросьте, мадемуазель, подобным комплиментам я не верю уже лет двадцать. Единственный, кому я могла поверить, был Анри, - и на глаза старой графини навернулись слезы, правда, улыбка не исчезла с ее губ.
      Колетта, стоя у алтаря, обернулась и встретилась взглядом с Констанцией Аламбер.
      "Боже, как она изменилась, - подумала Констанция, - совсем недавно Колетта была еще ребенком, а теперь это настоящая светская дама. Все-таки как мало для этого надо знать и уметь. А когда-то и мне льстило, если меня называли истинной представительницей высшего света. Теперь я знаю, подобное звание ни к чему хорошему не обязывает".
      - Вы о чем-то думаете, дорогая? - спросила графиня Лабрюйер.
      - Я думаю, Колетта найдет свое счастье.
      - Она уже счастлива, мадемуазель, посмотрите, как сияют ее глаза, как она держится. И тут графиня забеспокоилась. - Если Колетта сама забудет, то вы, пожалуйста, побеспокойтесь, чтобы я смогла увидеть ее ребенка.
      - Хорошо, мадам, я не забуду о вашей просьбе.
      - Конечно, конечно, - пробормотала мадам Лабрюйер, - если я доживу до этих дней.
      И тут за спиной у Констанции послышались недовольные голоса.
      Женщина обернулась, желая узнать в чем дело: сквозь толпу гостей к ней пробирался граф де Бодуэн. Он не обращал внимания на то, что не слишком-то церемонно обходится с теми, кто стоял у него на пути. Он только успевал говорить налево и направо:
      - Извините, простите, мне нужно срочно поговорить с мадемуазель Аламбер.
      Констанция встревожилась: "В чем дело? Неужели он не может подождать с разговором?"
      Наконец, Арман оказался рядом с Констанцией и осторожно взяв ее за локоть, отвел в сторону.
      - Простите, мадемуазель, нам нужно выйти, у меня есть для вас неприятная новость. Констанция зашептала в ответ:
      - Граф, но ведь церемония только начинается.
      - Я не могу, дело не терпит отлагательства, - Арман потащил ничего не понимающую Констанцию к выходу.
      Оказавшись на крыльце, Констанция освободила свою руку.
      - Объяснитесь, что произошло, в конце концов?
      - Мадемуазель, ваша служанка убита в вашем же доме.
      Свет померк перед глазами Констанции, сердце до боли сжалось в груди.
      - Шарлотта? Как это произошло?
      - Я сам еще ничего не знаю.
      - Я должна сейчас же ехать к себе.
      - За этим я здесь.
      Только тут Констанция сообразила, что приехала в собор в экипаже баронессы Дюамель. Она в растерянности огляделась, ища взглядом, чью карету она может одолжить.
      Арман тут же предложил.
      - Я отвезу вас в своем экипаже, мадемуазель. Теперь уже Констанция сама схватила его за руку.
      - Скорее, граф!
      Когда экипаж графа де Бодуэна подъезжал к дому Констанции Аламбер, Арман сказал своей спутнице:
      - Вам не стоит видеть этого.
      - Как убили Шарлотту? - шепотом спросила Констанция.
      - Ей перерезали горло.
      Женщина закрыла лицо руками.
      Когда Констанция Аламбер выходила из экипажа, мир внезапно качнулся перед ее глазами, и она потеряла сознание.
      Когда же она очнулась, возле ее постели сидел Арман де Бодуэн. За окном сгущались сумерки.
      - Вам хотели бы задать несколько вопросов, мадемуазель, - первое, что услышала она от графа де Бодуэна.
      - Позаботьтесь, чтобы меня не беспокоили, месье. Арман на некоторое время покинул спальню. Констанция слышала приглушенные голоса. Затем граф де Бодуэн вернулся к ее постели.
      - Я объяснил, что вам ничего не известно.
      - Я в самом деле не знаю, - прошептала женщина, - у меня нет таких врагов...
      - Я должен вам сказать... - граф тоже перешел на шепот, - что в гостиной, где была убита Шарлотта, на зеркале, убийца рукой, выпачканной в крови своей жертвы, написал букву "В".
      Констанция вздрогнула и закрыла глаза.
      - Это говорит вам о чем-нибудь? - спросил граф де Бодуэн.
      - Неужели... - прошептала Констанция.
      - Вы о чем-то догадываетесь, мадемуазель?
      - Да.
      - Но не хотите сказать даже мне?
      - Я не хочу верить в это сама.
      - Что такое "В"? - спросил Арман, схватив Констанцию за руку. - Мне кажется, опасность подстерегает и вас, мадемуазель, только вы не хотите в этом себе признаться.
      - Это мое прошлое, - пробормотала женщина, - я думала, оно ушло и больше никогда не вернется.
      - Скажите мне, и я попробую защитить вас.
      - Это Виктор, Виктор Реньяр, - произнесла Констанция и что было сил вцепилась в руку Армана де Бодуэна. - Теперь я понимаю, как умерла графиня Аламбер, моя бабушка. Это его письмо выманило ее из дому...
      - Не волнуйтесь, мадемуазель, вам нужно лежать, берегите силы.
      - Теперь я понимаю, - прошептала Констанция.
      - Его найдут, обязательно найдут, - пообещал граф, - я тут же сообщу прокурору о вашей догадке, он мой друг и не оставит вас в беде.
      Констанция покачала головой.
      - Вы не представляете себе, граф, какой он ужасный человек. Прошло столько лет, и он возник из небытия. Он пришел отомстить. Я не боюсь за свою жизнь, но не могу и далее подвергать опасности близких мне людей.
      - Можете располагать мной, - предложил свои услуги граф де Бодуэн, - я сделаю для вас все, что только в моих силах.
      - Я хочу стать вашей женой, - не открывая глаз, произнесла Констанция, и ее пальцы сильно сжались на запястье Армана.
      - Мадемуазель...
      - Нет, не бойтесь, граф, я поступаю так не в припадке страха, я дала бы вам согласие в любом случае.
      - Я увезу вас отсюда, мадемуазель, - воскликнул Арман, припадая губами к руке Констанции.
      - Спасибо за заботу, граф. Я не могу здесь более находиться, взмолилась женщина, - увезите меня отсюда! - Констанция вскочила с постели и судорожно принялась собираться. - Скорее, я чувствую, он где-то близко!
      - Не волнуйтесь, мадемуазель, у дома выставлена охрана.
      - Только вы, граф, можете защитить меня, только вы.
      - Мы сейчас же покидаем Париж.
      Арман, еще не веря в то, что Констанция Аламбер согласилась стать его женой, смотрел в лицо до смерти перепуганной женщины.
      - Вы не раскаетесь в своем поступке, мадемуазель?
      - Никогда.
      - Тогда едем.
      И вот Констанция оказалась уже под руку с Арманом де Бодуэном во дворе своего дома. Она на прощание обернулась и посмотрела в темные окна. В мезонине, в полукруглом окне отражалась ущербная луна, посылавшая Констанции свой прощальный блеск.
      - Я вернусь, - прошептала Констанция, - я обязательно вернусь, но потом.
      Экипаж с грохотом полетел по улицам, унося Констанцию прочь от ее дома. Рядом с ней сидел Арман и крепко держал за руку.И только тут Констанция расплакалась. Она вновь почувствовала себя беззащитной.
      - Мы сегодня же отправимся в Пьемонт.
      - Да, дорогая, - впервые Арман назвал ее этим словам, женщина с благодарностью посмотрела в глаза графу.
      - Мы обвенчаемся по дороге в Турин, мне не хотелось бы делать из нашей свадьбы торжество.
      - Как вам будет угодно, мадемуазель.
      Все дальнейшее происходило для Констанции словно в каком-то тумане. Ночное бегство из Парижа, проселочные дороги, незнакомые селения, ночлег в гостиницах и снова дороги. И все эти дни рядом с Констанцией неотлучно находился Арман де Бодуэн. Он единственный во всем мире мог найти слова утешения, мог увлечь ее
      Разговором, заставить забыть о несчастьях последних дней.И женщине уже начинало казаться, что она провела с этим мужчиной большую часть своей жизни. Она уже узнавала его голос, когда слышала, находясь в комнате, как Арман обращается к хозяину гостиницы, объясняя ему, что понадобится мадемуазель Аламбер. И
      Констанция была полна благодарности за эту заботу.Словно само небо послало ей Армана, чтобы тот в трудную минуту поддержал ее.
      Они обвенчались в небольшой сельской церкви, удивив своим желанием пожилого священника. Вначале ему подумалось, что брак совершается не в Париже, не в Турине только потому, что Арман и Констанция убежали от своих родственников. Но потом, вглядевшись внимательнее в их лица, священник понял, такие люди ни у кого не спрашивают разрешения и ни от кого не зависят.
      В церкви пахло сыростью и плесенью, убранство алтаря выглядело убогим. Свидетелями церемонии стали трое случайно оказавшихся в зале прихожан.
      Констанция, уже ставшая мадам де Бодуэн, идя к выходу, глянула вверх, на потолок церкви, построенной в стиле провинциальной готики, такой же плоский и почерневший от времени, как и в церкви, куда она ходила в детстве. И на какое-то
      Мгновение ей показалось, она идет сейчас не с Арманом, а с Филиппом Абинье.
      Но Констанция тут же остановила себя.
      "Нет, к прошлому не будет возврата, как бы тебе этого не хотелось, дорогая. Теперь ты графиня де Бодуэн, урожденная Аламбер".
      Констанция исчезла из Парижа никому не сказав ни слова, и лишь один прокурор со слов Армана знал, куда она отправилась и с кем. Но королевский прокурор был человеком не болтливым и свято охранял тайну своего друга.
      Уже сидя в карете, Констанция поймала себе на мысли, что столь важное в жизни любой женщины событие, как замужество, не произвело на нее никакого впечатления. Мир оставался прежним, да и она ни в чем не изменилась.
      Арман сидел рядом с ней задумчивый и серьезный, и женщине от этих мыслей захотелось улыбнуться.
      - Ты счастлива? - спросил Арман.
      - Не знаю.
      - Я прошу тебя, Констанция, никогда в жизни не обманывай меня.
      - Как получится. Ведь мы еще так мало знаем друг друга, а быть искренним можно с человеком, которого знаешь всю жизнь.
      - Но ведь мы теперь до конца жизни будем вместе.
      - Как получится, Арман.
      - Надеюсь, Констанция, тебе никогда не придется жалеть о том, что ты выбрала именно меня.
      - Это ты выбрал меня, Арман, я здесь ни при чем.
      - Уж не хочешь ли ты сказать, Констанция...
      - Да-да, именно это я хотела сказать. Жизнь распорядилась таким образом, что мы оказались вместе. Карета легко тронулась и покатила по залитой солнцем дороге. Женщина обернулась и в заднем окошечке увидела утопавшую в зелени деревьев церковь. Таким спокойствием и одновременно величием веяло от старого здания, что на душе у Констанции сделалось легко.
      - Будь что будет, - прошептала она.
      - Ты что-то сказала?
      - Я сказала, Арман, все еще впереди, и новые испытания только начинаются.
      Уже затемно их экипаж остановился у небольшой гостиницы, и граф де Бодуэн как всегда снял для Констанции самую дорогую комнату. Слуги внесли багаж, а Арман усадил Констанцию на кровать, поцеловал ей руку и пожелал спокойной ночи.
      Констанция сидела и прислушивалась к звукам, наполнившим гостиницу. Где-то играла флейта, внизу хозяин громко спорил со своей женой, и Констанции стало так тоскливо и одиноко, что она готова была расплакаться.
      Она тихо отворила дверь и выглянула на галерею. Арман стоял, прислонившись к столбу балюстрады, прямо напротив двери своей жены.
      Констанция улыбнулась.
      - Не думала застать тебя здесь.
      - Я знал, что ты захочешь видеть меня, - Арман сделал шаг навстречу Констанции, и та обняла его.
      - Теперь мы вместе и думаю, навсегда, - прошептала женщина, целуя своего мужа.
      Не разрывая объятий, они вошли в комнату и Арман не глядя, закрыл дверь.
      - Я люблю тебя, Констанция, - прошептал он. Женщина ничего не ответила, лишь только высвободилась из его объятий и подбежав к столику, задула свечи. Еще какое-то мгновение в темноте плыли три рубиновые точки тлеющих фитилей, но когда погасли и они, наступил кромешный мрак.
      - Где ты? - позвал Арман.
      - Я здесь, - прозвучал голос из темноты. Граф де Бодуэн двинулся, выставив перед собой руки.
      - Ну где же ты, Констанция?
      - Я здесь, - прозвучало у него за спиной, - мы разминулись.
      И вот в темноте пальцы мужчины нашли пальцы женщины, их руки переплелись, и губы встретились...
      Уже утром, когда первые робкие лучи солнца прокрались в комнату, Констанция разбудила Армана.
      Тот сразу же привлек ее к себе и поцеловал в лоб.
      - Я готов сделать для тебя все, что угодно, Констанция.
      - Единственное, что мне нужно, - женщина приложила палец к его губам, чтобы ты молчал. Граф кивнул.
      - Самое главное, о чем я тебя прошу, - продолжала Констанция, - сделай так, чтобы в Турине не было никакого шума по поводу моего приезда. Я хочу жить тихо и спокойно, как подобает замужней женщине. Арман еще раз кивнул.
      - Никаких приемов в честь моего приезда, в честь нашей женитьбы. Это главное мое условие. Граф де Бодуэн снова кивнул.