Жюльетта БЕНЦОНИ
      Констанция
      КНИГА ТРЕТЬЯ
      ГЛАВА 1
      Первое облегчение после удачного спасения Колетты прошло. Констанция чувствовала себя измученной и уставшей.
      "Ну почему так получается, - злилась сама на себя мадемуазель Аламбер, - молодые люди любят друг друга, а толку от этого, во всяком случае для меня, никакого. Не буду же я способствовать их женитьбе. Нужно придумать что-нибудь другое". И Констанция задумалась. Единственным реальным вариантом было привлечение виконта Лабрюйера со всеми его талантами. Но для этого нужно было увезти Колетту в имение его бабушки графини Лабрюйер. Вот только согласится ли Франсуаза Дюамель с таким предложением? Но делать было нечего.
      "Или сейчас - или никогда", - решила Констанция. Но прежде, чем начать реализацию своего плана, предстояло лишить Анри выбора - пока в имении находится Мадлен Ламартин, тот вряд ли обратит внимание на немного глуповатую Колетту. Значит, Констанции предстояло ускорить развязку отношений виконта и мадам Ламартин.
      Вначале мадемуазель Аламбер написала трогательное письмо Мадлен Ламартин.
      "Мадам, - писала она, - я прекрасно помню наш разговор за вечерним столом и прошу простить меня за излишнюю развязность. Вы, как оказалось, совсем по-другому смотрите на любовь и на мужчин, чем привыкла смотреть я. От меня не укрылось то, что виконт Лабрюйер домогается вашей любви. Поверьте, я знаю, он умеет делать это очень искусно и настойчиво. Мало найдется, дорогая моя, в мире девушек и женщин, способных противостоять его уговорам. Виконт обворожителен и, зная это, умело использует свое достоинство. К тому же он честен и абсолютно искренен, когда произносит слова нежности. Но, мадам, не обольщайтесь. Ведь в Анри Лабрюйере словно бы заключено два человека: один из них мой хороший милый друг, а второй наглый обманщик и соблазнитель. Поверьте мне, перемена происходит всегда ночью. Не зря же виконт так мило улыбался, когда говорили, что мужчина поутру видит, что ночью он обнимал в постели совсем другую женщину. Он никогда не дожидается утра и исчезает уже навсегда. На его совести более двухсот соблазненных женщин и, я думаю, вам не стоит тратить на него времени.
      Вы можете спросить, мадам, откуда мне все это известно? Я вам отвечу. Анри мой друг, но не более того, поэтому мне известно о нем многое. Вы можете посмеяться над моими предупреждениями, но совесть не позволяет мне молчать.
      Остерегайтесь виконта Лабрюйера и лучше всего покиньте имение. Возвращайтесь в Париж. Напоследок, мадам, я прошу вас об одном - не говорите Лабрюйеру о том, что я предупредила вас".
      Констанция подписала письмо.
      "Сегодня же она получит его, - усмехнулась женщина, - а теперь к Франсуазе".
      Баронесса встретила Констанцию с распростертыми объятиями. Она уже успела соскучиться по своей родственнице и без остановки принялась высказывать свои опасения.
      - Дорогая моя, я так опасаюсь за Колетту.
      - А что с ней может случиться?
      - Я боюсь, дворецкий видел возле моего дома этого мерзавца, шевалье Александра. Чего доброго, он похитит мою дочь.
      - Но, Франсуаза, Колетта сама разберется во всем.
      - Нет, она еще ребенок.
      - Не собираешься же ты держать ее взаперти?
      - Это единственный выход, Констанция.
      - А, по-моему, существует еще один.
      Франсуаза с недоверием посмотрела на свою гостью.
      - Ты хочешь предложить свои услуги, Констанция? Ведь ты же знаешь, сама я не могу покинуть Париж.
      - Я думаю, дорогая, лучше увезти Колетту на несколько дней за город. Смена обстановки поможет ей забыть о своей детской влюбленности. Я буду неотлучно при ней. Можешь не беспокоиться - с улыбкой на губах промолвила Констанция Аламбер.
      - Ты просто спасаешь меня.
      - Да, полно, Франсуаза...
      - Нет-нет, Констанция, сколько раз мне доводилось убеждаться: ты заботишься о моей дочери так, как не могу позаботиться я сама. Она тебя любит, доверяет, а главное, слушается.
      - Но и тебе она не прекословит, Франсуаза.
      - Это только внешнее. А с тобой, Констанция, она всегда искренна.
      Наконец, женщины условились о том, что завтра же Констанция отправится с Колеттой в имение графини Лабрюйер погостить несколько дней.
      Бедная мать и не подозревала, что готовит ей Констанция. Колетта была грустна - ей не хотелось расставаться с учителем музыки. Но Констанция смогла уговорить и ее.
      - Ты должна показать матери, Колетта, что ты не боишься покинуть Париж, не боишься расстаться с Александром. Она поверит тебе и впоследствии вы можете вновь встретиться.
      Девушка недоверчиво качала головой. Но слова Констанции сделали свое дело. Колетта после того, как мадемуазель Аламбер устроила ей встречу с Александром в ее доме, доверяла ей безгранично. Правда, зачем Констанция помогает ей, девушка и не догадывалась.
      Отъезд был назначен назавтра и Констанция, чтобы отдохнуть, пораньше отправилась домой.
      Но и тут ей не дали покоя. Шарлотта, обычно не вмешивающаяся в дела своей хозяйки, рискнула дать ей совет.
      - Мадемуазель, забудьте вы о шевалье де Мориво. Ведь вы никогда не любили его.
      - А что ты понимаешь в любви?
      - Мне довелось немало видеть, мадемуазель.
      - Видеть, Шарлотта, это одно, а любишь не глазами, не ушами, не душой, а сердцем.
      - Но ведь вы, мадемуазель, не любите шевалье де Мориво? - улыбнулась темнокожая служанка.
      - Я его ненавижу, - абсолютно спокойно отвечала Констанция.
      - Ну так пусть его...
      - Знаешь, Шарлотта, ты бы лучше не давала мне советы, а старательнее делала свою работу.
      - Все зря, - Шарлотта развела руками, - не моя же вина, что мадемуазель Дюамель и учитель музыки перепутали спальню с музыкальным классом.
      - Теперь уж мне, Шарлотта, целиком придется положиться на саму себя.
      В день перед отъездом Констанция отпустила всех слуг, кроме Шарлотты, которая должна была сопровождать ее в поездке.
      - По-моему, к нам визитер, - сказала Шарлотта, выглянув в окно.
      - Кто же?
      - Не знаю.
      - В такое позднее время и кто-то из чужих? - удивилась Констанция.
      Шарлотта еще раз высунулась из окна, пытаясь разглядеть приехавшего.
      - Герба на дверце не видно. Нет, решительно, я не знаю этого человека.
      - Что он делает, Шарлотта?
      - Направляется к ограде.
      - Пойди-ка, разузнай.
      Констанция, охваченная любопытством, стараясь оставаться незамеченной, выглянула из окна.
      Возле кованой ограды стояла черная карета с непонятным гербом на дверце. Единственное, что смогла разглядеть Констанция - это графскую корону над геральдическим щитом. Цвета ливрей лакеев тоже были неизвестны Констанции.
      Она видела, как Шарлотта вступает в переговоры с высоким, гордо державшимся молодым мужчиной в треуголке, из-под которой на плече ниспадали длинные волосы.
      Констанция пожала плечами, она как ни старалась, не могла припомнить этого позднего посетителя.
      - Ничего, Шарлотта сейчас все разузнает, - и она вернулась к столику, на котором были разложены всякие безделушки и принялась выбирать такие, что пригодятся в поездке.
      Вскоре вернулась Шарлотта и доложила, что некий граф Арман де Бодуэн просит принять его.
      Его имя было довольно известным, но Бодуэны насчитывали столько линий, что в пору было растеряться.
      - Он постельничий у короля Пьемонта.
      - А-а, значит он не из Парижа, и я зря старалась вспомнить его. А что у него за дело ко мне?
      - Не знаю, мадемуазель, говорит, что ему необходимо с вами переговорить.
      - Ну что же, зови в малую гостиную. Констанция на ходу взглянула в зеркало, поправила выбившуюся прядь.
      - Что ему от меня нужно?
      Когда гость вошел в малую гостиную, Констанция Аламбер сидела в мягком кресле с книгой в руках. Она не сразу подняла голову.
      - Добрый вечер, мадемуазель Аламбер, - вошедший учтиво поклонился и припал губами к руке виконтессы, - я сразу же прошу простить меня за столь поздний визит, к тому же мы с вами незнакомы.
      - Это условности, - вздохнула Констанция, - надеюсь, что дело, приведшее вас ко мне, и в самом деле не терпит отлагательства.
      Граф де Бодуэн смутился.
      - Мои слова могут показаться вам немного странными.
      - Мне показался странным уже ваш визит, граф.
      - Поверьте, мадемуазель, я не из тех мужчин, которые сорят словами и не отвечают за свои поступки.
      - Надеюсь, граф, вы докажете это делом.
      - Я хотел бы предложить вам стать моей женой. Констанция онемела от удивления. Она видела этого человека впервые - и такое неожиданное предложение.
      Некоторое время она часто моргала, вглядываясь в лицо Армана де Бодуэна.
      Он был красив, в этом ему не откажешь, но чтобы так сразу, не раздумывая, ответить, хотя бы даже и "нет"...
      - Я понимаю ваше удивление, мадемуазель. Но я не располагаю временем. Вскоре мне предстоит покинуть Париж. Я не хочу услышать от вас сегодня ни да, ни нет. Когда вы решитесь дать мне ответ, то разыскать меня будет несложно.
      Но, граф,... по-моему, я не буду готова ответить на ваше предложение ни сегодня, ни завтра, ни даже через год. Во-первых, я вас абсолютно не знаю, а во-вторых, замужество не для меня...
      - Именно поэтому я и выбрал вас, мадемуазель.
      - Ничего не понимаю, - развела руками Констанция, - вы можете хоть что-то объяснить.
      - Я влюбился в вас, - граф прикрыл глаза, - лишь только услышал вашу историю, она очень романтична.
      - Но, граф, я так изменилась с тех пор, что даже близкие друзья вряд ли узнали бы меня.
      - Я узнал вас сразу, лишь только увидел в опере.
      - Ах, вот оно что! - воскликнула Констанция Аламбер. - И кто же указал вам на меня?
      - Никто. Было достаточно одного взгляда.
      - Вы начинаете пугать меня, граф. О, простите, присаживайтесь, я забыла предложить вам кресло.
      Граф опустился в кресло по другую сторону маленького столика, и Констанция приказала Шарлотте принести угощение.
      Постельничий короля Пьемонта говорил по-французски почти без всякого акцента, лишь изредка выдавая себя южным произношением звука "р". Но это придавало ему в глазах Констанции больше обаяния. Она улыбнулась.
      - Я бы поняла вас, граф, если бы явившись ко мне, вы предложили стать вашей любовницей. Тут бы все решали чувства. А замужество - это здравый расчет.
      - А вы всегда раздумываете прежде, чем что-нибудь сделать?
      - Я чаще полагаюсь на свою интуицию, она еще ни разу меня не подвела.
      - И что же она подсказывает вам сейчас?
      - Подождать с ответом. Но боюсь, что ответ будет отрицательным.
      - Я же рассчитываю на другой.
      - Ваше дело, - Констанция Аламбер была заинтригована донельзя. Такого, наверное, не случалось ни с ней, ни с какой-нибудь другой знатной дамой.
      - Вы не будете на меня в обиде, граф, если я вам совсем не отвечу?
      - Я буду ждать ответа столько, сколько потребуется.
      - Даже если пройдет десять лет?
      - Даже если пройдет пятнадцать лет.
      - Вас трудно чем-нибудь удивить, граф. Скорее, вы привыкли удивлять сами.
      - Может быть, - граф положил на столик свою визитную карточку, - если вы, виконтесса, решитесь отыскать меня, то я всегда готов подтвердить сделанное мной предложение.
      - Завтра я уезжаю.
      - Я и не рассчитывал на столь быстрый ответ, - поклонившись, граф Арман де Бодуэн оставил Констанцию Аламбер в полной растерянности.
      Такие мужчины запоминаются, - подумала женщина и тут же рассмеялась. Это какое-то сумасбродство! Он или сумасшедший, или дурак, или...
      Она приостановилась. - ...или влюблен в меня без ума.
      Последнее предположение было очень лестным для ее самолюбия. Она и в самом деле была красива, еще достаточно молода и знала себе цену.
      - А почему и нет? - улыбнулась Констанция. - Не оставаться же мне всю жизнь старой девой. Любовь к Филиппу, давно ушедшему из жизни, это прекрасно. Но одно дело любовь, другое - замужество... Но нет, граф де Бодуэн абсолютно не
      Подходит для этой роли. Я не собираюсь покидать Париж и отправляться в Пьемонт. Не буду я ему отвечать ни да, ни нет. Пусть тешит себя надеждой и питается иллюзиями.
      Этот поздний визит немного нарушил ее душевное равновесие. Сон как рукой сняло, и женщина рассердилась на самое себя, ведь завтра ей предстояла дорога в имение графини Лабрюйер.
      - Не думала, - пробормотала Констанция, укладываясь спать, - что я выгляжу такой наивной дурочкой, способной согласиться выйти замуж лишь только меня поманят пальцем.
      Неужели граф де Бодуэн считает меня этакой Колеттой, сохранившей ум семилетнего ребенка?!
      Назавтра Констанция заехала за Колеттой, и они вместе отправились в имение графини Лабрюйер.
      Ошибкой мадемуазель Аламбер было то, что она решилась выехать именно этим утром. Виконт в этот день собрался сделать решительный шаг и окончательно соблазнить Мадлен Ламартин. В его арсенале было много хитроумных уловок, способных склонить женщину к любви. Но виконт изобрел еще одну, и наверное, самую действенную. Возможно, знай он о письме, полученном мадам Ламартин накануне, он действовал по-иному, а может быть, и нет.
      Жак всецело был занят приготовлениями, а его хозяин Анри верхом поджидал появление Мадлен на одной из аллей парка.
      Ничего не подозревавшая женщина шла в тени деревьев и на ходу читала письмо. При этом она испытывала странное смущение, словно бы прикасалась к чему-то недозволенному или подглядывала в замочную скважину. Хоть разумом она и понимала, что все написанное в письме правда, но в душе не могла согласиться с этим.
      Лишь только Мадлен заметила приближающегося к ней всадника, сердце ее затрепетало. Она узнала виконта, поспешно сложила письмо и спрятала за кружевной отворот рукава.
      - Доброе утро! - виконт низко склонился, сидя в седле, и поцеловал прохладную, чуть дрожащую ладонь Мадлен Ламартин.
      - Доброе утро, виконт.
      - Вы всегда гуляете по утрам одна? Но мадам Ламартин пропустила этот вопрос мимо ушей, в нем явно читался намек на то, что неплохо бы пригласить виконта на утренние прогулки.
      - А вы любите ездить верхом? - не унимался Анри, придерживая свою лошадь.
      Та никак не могла приноровиться к тихой поступи Мадлен и все время опережала ее. Женщине хотелось сразу рассказать о письме, но она помнила просьбу-предостережение не называть имени отправителя. Отказываться от верховой прогулки было бы глупо, к тому же Мадлен прекрасно понимала, что Анри не оставит ее в покое, пока она не согласится.
      "Ну что, - подумала мадам Ламартин, - немного проехаться в седле с чужим мужчиной - это не преступление".
      И она подала руку. Виконт помог ей взобраться в седло и, очень бережно придерживая спутницу, пустил коня вскачь.
      - Куда мы едем?
      - Сейчас увидите, мадам.
      - Только прошу вас, не говорите больше... Виконт перебил.
      - Вы просите меня не говорить о любви?
      - Вы уже сказали об этом, месье Лабрюйер.
      - Я бы рад, мадам, но не могу, чувства переполняют мое сердце. Но я постараюсь отвлечь вас.
      - Так куда мы едем?
      - Скоро увидите.
      Конь вынес их на опушку леса. Взгляду мадам Ламартин открылась чудесная картина.
      Дорога, убегавшая в зеленый туннель, а в конце его залитая солнцем поляна. Остановив коня, Анри пронзительно свистнул и тут же из кустов вынырнул Жак. Он держал на привязи двух собак, одна из них сжимала в зубах стрелу, другая - лук.
      - Ну что же, ты, Жак? Спускай их. Собаки рванулись вперед, каждая стремилась первой прибежать к своему хозяину. Анри нагнулся, не покидая седла, и принял у собак лук и стрелу. Выпрямившись, он протянул их Мадлен.
      - Вы умеете стрелять? Женщина пожала плечами.
      - Нет.
      - Я научу вас.
      Женщина растерянно взяла в руки оружие, было видно, что она никогда не держала его в руках.
      - Сейчас я вам помогу.
      - А зачем?
      - Увидите.
      Мадлен взяла лук за середину, Анри положил свою сильную ладонь поверх ее тонких пальцев.
      - А теперь, тяните тетиву.
      Стрела лишь самым краешком коснулась пальцев Мадлен. Мадам Ламартин и виконт вместе натянули лук.
      - А теперь стреляйте!
      Стрела, взмыв вверх, склонилась к земле и исчезла в кроне деревьев.
      - А дальше что?
      - Посмотрим, куда вы попали. Надеюсь, вы никого не убили. Мадлен весело рассмеялась.
      - Быстрее!
      - Сейчас посмотрим.
      Анри пронзительно свистнул. Собаки полетели впереди лошади. Жак еле поспевал за ними, тяжело переваливая свое грузное тело с ноги на ногу.
      - Быстрее! Быстрее! - крикнул Анри.
      - Они проскакали под сенью деревьев и вскоре выехали на залитую солнцем поляну, посреди которой стоял богато накрытый стол и два кресла.
      - А вот и ваш удачный выстрел, - виконт помог Мадлен спуститься на землю. Женщина подошла к столу и рассмеялась - в самом центре на блюде лежал зажаренный гусь, из его живота торчала стрела, точь-в-точь такая же, какую она только что выпустила из лука.
      - Вы попали, мадам, в самую середину, так же точно, как поразили мое сердце, - и виконт картинно схватился рукой за грудь.
      - Вы думаете, я так наивна? - засмеялась Мадлен.
      - Неужели вам, мадам, никогда не хотелось поверить в сказку?
      - Это не сказка, виконт, а самый обыкновенный обман.
      - Я даже не знаю, откуда появился этот стол. Я всего лишь увидел в небе жареного гуся и предложил вам выстрелить. Так вы будете угощать меня, мадам? Мне не хотелось бы прослыть неблагодарным, но моя бабушка, графиня де Лабрюйер, довольно скупа и мне приходится после каждого завтрака еще охотиться, чтобы утолить голод.
      - Ну что же, виконт, я подумаю.
      - Пока вы, мадам, будете думать, я хочу предложить еще одну игру. Видите монетку, - Анри подбросил на ладони монету достоинством в одно су.
      - Она тоже может сделать чудо?
      - Конечно.
      - Каким образом?
      - Его сделаете вы, мадам.
      И не успела Мадлен опомниться, как монетка оказалась в ее руке.
      - Что мне с ней делать?
      - Бросайте!
      - Куда?
      Виконт указал рукой на густые кусты дикой розы.
      - Туда.
      Монетка, описав в воздухе дугу, исчезла в кустах и тут же раздались нежные звуки музыки. Один за другим на поляну вышли музыканты, квинтет струнных и духовых инструментов.
      - Боже мой! Как это вам все удается? - воскликнул виконт.
      - Вы подлый обманщик, виконт! Вы хотите уверить меня, что сказки существуют в самом деле.
      - А вы против этого? Против того, чтобы видеть или против того, что это существует?
      - Я против обмана, виконт.
      - Но моя любовь - это не обман. Неужели вы, мадам, еще не убедились в этом.
      - Но зачем, виконт, этот стол, музыканты?
      - Стол, мадам, чтобы есть, пить, а музыканты, чтобы танцевать.Виконт подал руку Мадлен, приглашая ее к танцу. Она стояла, заложив руки за спину.
      - Ну раз уж мы приехали сюда... - начал Анри.
      - Это ничего не значит, вы привезли меня сюда силой.
      - Полноте, обманывать, мадам.
      - Я не обманываю вас.
      - Вы сами согласились сесть на моего коня, сами выстрелили из лука, монеткой вызвали из кустов музыкантов. А теперь отказываетесь танцевать.
      Музыка зазвучала немного громче, словно музыканты тоже приглашали Мадлен Ламартин к танцу. И женщина, еще не успев сообразить, что делает, подала руку виконту. Тот тут же принял ее, и они двинулись в танце.
      Мадлен двигалась, словно бы загипнотизированная, а Анри Лабрюйер вел ее медленно и в то же время уверенно, не давая сбиться с такта, ведь волнение словно оглушило Мадлен, и звуки инструментов доходили до нее, словно из тумана. Шелест листвы, ласковое солнце, щебетание птиц навевало приятные мысли, и Мадлен
      Уже было совсем забыла о письме, как внезапно музыка смолкла, и виконт остановился.
      - Мадам, прошу вас к столу. Надеюсь, вы не откажетесь?
      Мадлен стояла и слышала, как бешено бьется ее сердце.
      - Вы лишили меня покоя, виконт.
      - Простите, мадам, но это как раз и входило в мои планы.
      - Нет, вы не понимаете меня, вы мешаете мне жить. Жизнь в деревне лишилась для меня своего милого единообразия.
      - Вы преувеличиваете мои возможности, мадам.
      - Ничуть.
      - А я говорю, преувеличиваете.
      - Можете оставить меня в покое, виконт? - взмолилась мадам Ламартин.
      - Я бы рад, - пожал плечами Анри, - но ваша красота влечет меня к себе.
      - Так вы по-прежнему утверждаете, что любите меня? - глаза Мадлен зло сузились. Анри оставался невозмутим.
      - Да, мадам.
      - Поклянитесь!
      - Чем я могу поклясться?
      - Самым дорогим для вас.
      - Дороже любви к вам у меня ничего нет. Так вот, я клянусь ею, что люблю вас, - улыбка Анри была довольно нахальной.
      - Вы клятвопреступник! - воскликнула Мадлен, выхватывая из-за отворота рукава письмо.
      - Вы заготовили мне послание? - виконт протянул руку, желая взять лист.
      - Нет, месье, лучше сядьте и выслушайте-ка то, что мне известно о вас.
      Анри послушно уселся в кресло, закинул ногу за ногу и со скучающим видом принялся слушать.
      - Вы, виконт, соблазнили более двухсот женщин и всем им клялись в любви, как мне сейчас. Это правда?
      - Вам решать, мадам.
      - Вы невыносимы, виконт, я начинаю склоняться к мысли, что это правда.
      - От этого моя любовь не делается ни слабее, ни сильнее. Пусть даже я соблазнил двести женщин, пусть даже я клялся им в любви, но вы, мадам, верите?
      - Во что?
      - В то, что я люблю.
      - Я не могу решать за вас, виконт.
      - Но я-то говорю, что люблю.
      - Это какое-то сумасшествие!
      - Возможно.
      - Но тут написано, что вы бесчестный человек.
      - Написать можно все, что угодно.
      - Но я верю этому письму.
      - Кто его написал? - виконт вскочил и подбежал к Мадлен, та сложила письмо вчетверо и спрятала за отворотом рукава.
      - Я не могу вам этого сказать.
      - Ну что ж, возможно, это кто-нибудь из обманутых мужей.
      - Нет, его написала женщина.
      - Еще хуже, разве можно верить брошенной любовнице?
      - Но ведь вы, виконт, предлагаете мне стать вашей любовницей.
      - Но я не обещаю не бросать вас.
      По лицу Мадлен Ламартин Анри Лабрюйер уже понял, он победил, она любит его и лишь боится в этом признаться. Скорее всего, ее муж какой-нибудь зануда, от которого невозможно услышать ни единого ласкового слова, который называет свою жену не иначе, как "моя дорогая", а при этом его лицо остается пресным и строгим. Он никогда не догадается поцеловать ее внезапно, когда та не ожидает этого. А главное в любви - неожиданность, но в то же время твердый расчет. Неожиданность для нее и расчет для меня.
      - Простите, виконт, - Мадлен опустила голову, - но я не та женщина, которая вам нужна.
      - С чего вы взяли, мадам?
      - Я знаю себя, месье Лабрюйер, я не та женщина, ради которой можно идти на такие траты, - мадам Ламартин указала на богато сервированный стол.
      - Простите, мадам, но вы стоите и не таких трат. Что бы я ни делал для вас, всего этого будет мало.
      - Я не могу.
      - Разве я заставляю вас?
      - Нет, но вы повсюду преследуете меня.
      - Это вам кажется. Не я, а моя любовь преследует вас и признайтесь, мадам, вы ведь тоже любите меня. Вас удерживают только условности, обещания в верности, данные мужу.
      - Но это же не пустые слова, виконт.
      - Да, но они имеют смысл, когда вы рядом с мужем, но ведь сейчас вы одна.
      - Это ничего не меняет.
      - Но ведь я же не поверю вам, мадам, что вы вышли замуж по любви, что до замужества никого не любили. Так не бывает, значит вы уже однажды предали свою любовь.
      - Не вам судить меня, виконт.
      - Я не сужу, я всего лишь хочу разобраться.
      - Вы не имеете права вмешиваться в мою жизнь.
      - Я всего лишь хочу, чтобы вы полюбили меня. Мадлен молчала.
      - Нет, мадам, я всего лишь хочу, чтобы вы мне сказали об этом, ведь вы уже любите.
      Мадлен, не в силах более говорить, сорвалась с места и побежала. Она надеялась, виконт бросится за ней, станет удерживать. Но нет, никто не бежал за ней. Добежав до опушки леса, она остановилась и перевела дыхание.
      "Как глупо я выгляжу! - она прикоснулась кончиками пальцев к щекам, те горели. - Я глупая женщина, твержу, что люблю своего мужа, а ведь..."
      Мадлен самой было страшно себе в этом признаваться. "...ведь я люблю Анри. И мне все равно, сколько женщин он совратил до меня, ведь он предлагает мне всего лишь свою любовь - не состояние, не руку, а я могу ответить ему тем же. Моего мужа нет рядом со мной, и я вольна поступать так, как мне хочется. Ведь не
      Знаю же я, чем он занимается, живя в Париже. Зачем он решился отправить меня в провинцию на несколько летних месяцев?"
      Мадлен страстно хотелось, чтобы и муж изменял ей, тогда и она сможет отплатить ему тем же. Но женщина прекрасно понимала, что у месье Ламартина нет на это времени, он всецело занят своей службой и, даже возвращаясь домой, целые вечера напролет просиживает за своим письменным столом, изучая бумаги.
      Мадлен обернулась. Лесная дорога уходила вперед туннелем и в конце виднелась залитая солнцем яркая зеленая поляна. Там сидел виконт Лабрюйер и ждал ее возвращения.
      Но вернуться сейчас, после всего, что было сказано, Мадлен не могла. Слезы навернулись на ее глаза. Она шла, почти не разбирая дороги, выбрав себе ориентиром размытый слезами силуэт дворца.
      А виконт, оставшись один, махнул рукой Жаку. Тот осведомился.
      - Чего желаете? Догнать и просить вернуться?
      - Нет, Жак, она сама придет ко мне.
      - Сомневаюсь, хозяин.
      - А я тебе говорю, придет.
      - Жаль, что пропадает такой чудесный обед, - заметил Жак, жадно втягивая запах жареного гуся. Анри Лабрюйер поднялся и подозвал музыкантов.
      - Вы, наверное, голодны?
      Никто не решался ответить первым. Наконец, первым выступил флейтист и снял шляпу, украшенную пером. Виконт запустил руку в карман и извлек несколько монет. Те весело зазвенели на дне шляпы.
      - Присаживайтесь и угощайтесь.
      Анри, рассеянно насвистывая, двинулся по лесной дороге. Музыканты степенно постояли, но как только виконт исчез из поля зрения, бросились к столу. Никто не брал тарелок, все спешили завладеть самым лакомым куском. Слышалась ругань и невозможно было поверить, глядя на этих возбужденных мужчин, что они способны, собравшись вместе, извлекать из своих инструментов трогательные звуки музыки.
      Жак с сожалением покачал головой, ему ничего не досталось от этого обеда. Но он не очень-то скорбел по этому поводу - закупая необходимые продукты для этого обеда, он сэкономил изрядную сумму денег и теперь мог позволить себе истратить их по своему усмотрению.
      Он взял под уздцы коня своего хозяина и повел его по лесной дороге.
      А Констанция Аламбер и ее воспитанница были в нескольких лье от имения графини Лабрюйер. Дорогой завязался не очень приятный для Колетты разговор.
      - Мать не права, - настаивала мадемуазель Дюамель, - выдавая меня замуж за шевалье де Мориво, не спросив моего согласия.
      Констанция мысленно проклинала тот момент, когда призналась Колетте, кто будет ее мужем.
      - Но, посуди сама, - говорила она, - разве он нехорош собой?
      - Он красив, - соглашалась Колетта, - но я не люблю его.
      - Любовь и замужество - разные вещи, - в который раз Констанции приходилось повторять эту фразу. И Колетта, казалось, уже не воспринимала их.
      - Он слишком стар для меня. Констанция рассмеялась.
      - Стар, говоришь?
      - Во всяком случае, немолод.
      - Да он отличная пара для тебя. Ты только вспомни, что ты собиралась сказать своей матери, если бы я не удержала тебя. Разве благовоспитанная, порядочная девушка из благородной семьи может позволить себе что-нибудь подобное? Нет, Колетта, поверь мне, ты поступаешь дурно, очень дурно, решившись ослушаться мать.
      Подумай, какой из Александра Шенье муж, ведь у него нет за душой ни су. Я не спорю, Колетта, он красив, молод, благороден и без ума влюблен в тебя, но ведь этого мало.
      - Констанция! - воскликнула Колетта. - Я боюсь.
      - Чего?
      - Я начинаю ненавидеть свою мать.
      - Ты поступаешь дурно. Девочка, неужели ты не видишь, как я почитаю твою мать? А ты хочешь пойти против ее воли, выказываешь такое упрямство, как будто не знаешь, что из этого может случиться беда. Будь умницей, ведь мать так огорчена. Она ждет лишь твоего доброго слова и с радостью простит тебя от всей
      Души. Она даже уже простила тебя. Ты только произнеси еще раз это слово, когда мы вернемся в Париж.
      - Мне казалось, Констанция, что ты на моей стороне?
      - Да, дорогая, я не прошу тебя бросать Александра.
      - Я не понимаю тебя, Констанция. То ты уверяешь меня, что шевалье де Мориво отличная для меня пара, то устраиваешь мне встречу с Александром, потом спасаешь меня от гнева матери.
      - Ты еще многого, Колетта, не понимаешь. Жизнь куда сложнее, чем тебе кажется, и не всегда самое правильное решение - самое хорошее. Ведь твоя мать смягчилась, сменила гнев на милость, пошла тебе навстречу, отпустив тебя со мной. Сделала первый шаг, а ты хочешь отказаться. Подумай сама, что она требует от тебя взамен? Да, всего-навсего, чтобы ты выбросила этого Александра из своей головки, не стремилась бы к браку с недостойным тебя человеком. И я тоже прошу тебя, не думать о браке с Александром.
      - Но, Констанция, я тысячу раз могу сказать тебе нет. То, что я сделала, может быть и дурно. Но сделанного не воротишь. Теперь моя жизнь принадлежит Александру, я написала ему в письме "я твоя" - и хочу сдержать свое слово. Я согласна упасть в ноги матери, целовать ей руки, просить прощения за мой поступок, совершенный мной в минуту безумия и слабости. И если она простит
      Меня всем сердцем, то согласится на мой брак с Александром.
      Констанция тяжело вздохнула.
      "Да, - подумала она, - мой план будет выполнить нелегко. Но будем надеяться на то, что Колетта еще ничего не смыслит в жизни и все ее заверения пустые слова. Стоит ей увлечься - она забудет Александра и свои опасения. Боже мой, она говорит, я написала ему, я твоя. Но ведь писалось это под мою диктовку.
      - Наверное, ты, Колетта, вспомнила какую-нибудь сцену из романа о верной любви бедной девушки к благородному человеку. Но ты не предашь своего Александра, если выйдешь замуж за шевалье де Мориво.
      - Я предам свои слова, Констанция. Ведь я дала обещание.
      - Ты что обещала ему?
      - Я обещала ему быть его.
      - Ты сдержишь свое слово.
      - Я не понимаю.
      - Ты будешь его любовницей, выйдя замуж за Эмиля де Мориво.
      Глаза Колетты округлились.
      - И это предлагаешь мне ты, Констанция?
      - Только я и могу тебе предложить подобное. Это самое разумное решение. Эмиль де Мориво хорош как муж, Александр Шенье как любовник. И ты сможешь быть счастлива с ними обоими.
      Все будут довольны:мать, Эмиль, Александр, а главное - будешь довольна ты, Колетта. Ведь два это лучше, чем один.
      - Смотря чего два?
      - Двое мужчин, - уточнила свою мысль Констанция.
      - Я не привыкла обманывать, - прошептала Колетта.
      - Ты никого и не будешь обманывать.
      Разговор об Александре Шенье Констанция Аламбер вела скорее всего по инерции, она понимала, Колетта и Александр еще не скоро станут настоящими любовниками, а ей нужно было повернуть дело так, чтобы Колетта еще до свадьбы лишилась своей девственности.И единственно возможным из всех вариантов ей представлялось теперь - воспользоваться талантом виконта Лабрюйера.
      Констанция специально не заводила разговора о нем, она прекрасно понимала, все зависит не от девушки, а от виконта."Надеюсь, Мадлен Ламартин уже получила мое письмо, - подумала Констанция, - и не поддастся на его уговоры.
      Представляю себе злое лицо Анри, когда он узнает, что письмо написала я. Хотя скорее всего, Мадлен ни слова не скажет ему о нем. Вряд ли я вообще застану ее в имении. Ну ничего, пусть возвращается к своему мужу. Если дорожишь своей женой, нечего оставлять на несколько месяцев одну".
      Колетта пообещала подумать над сказанным Констанцией и по лицу девушки нетрудно было догадаться, что философия мадемуазель Аламбер вполне устраивает ее еще неискушенную душу.
      Конечно, легче всего жить, когда знаешь, что твое поведение устраивает всех. Главное - не допустить огласки и тогда никто не посмеет упрекнуть тебя в нечестности.
      - Успокойся, дорогая, - говорила Констанция, - все женщины живут подобным образом. Но думаю: в рай попадают не только мужчины.
      И вот показался дворец графини Лабрюйер, стоявший на пологом холме. Огромный парк расстилался вокруг сверкавшего пруда. Ровными линиями протянулись аллеи, дорожки. Повсюду пестрели цветочные клумбы. Возница принял немного в сторону, объезжая задумчиво шествующего Анри Лабрюйера и Жака, понуро бредущего вместе с конем за своим хозяином.
      Констанция, завидев Анри, приказала кучеру придержать карету.
      - Добрый день, виконт, - мадемуазель Аламбер приоткрыла дверцу.
      - Констанция? Что ты зачастила сюда?
      - Я хочу напомнить об одном разговоре.
      - Меня сейчас занимает совсем другое. Констанция, боясь, что сейчас виконт проговорится об их уговоре, поспешила добавить.
      - А я приехала не одна. Со мной моя подопечная, в прошлый раз я не успела познакомить вас. Мадемуазель Дюамель и виконт Лабрюйер.
      - А-а, вы та самая мадемуазель, которая собирается выйти замуж.
      - Да-да, - кивнула головой Констанция, - за Эмиля де Мориво.
      Виконту явно доставило наслаждение слышать интонацию, с какой Констанция называла имя своего бывшего любовника.
      - Я уже не кажусь вам таким страшным, мадемуазель? - виконт поклонился.
      - Мне ему ответить? - шепотом спросила Колетта.
      - Конечно же, дорогая. Здесь в деревне все проще.
      - Да, виконт. Теперь я уже не боюсь вас.
      - Вот и прекрасно.
      Мы еще встретимся! - крикнула Констанция и махнула рукой кучеру.
      Тот тронул лошадей, и они побежали резвей. Виконт глядел вслед удаляющемуся экипажу. "Все-таки странная женщина, Констанция Аламбер, думал виконт Лабрюйер, - она, по-моему, и сама не знает, чего хочет. А я? Чего хочу я? Неужели в любовных победах заключается смысл жизни? Хотя они все-таки более безобидные, чем победы военные. Ведь я никого не убиваю, я приношу только счастье себе и другим. Пусть оно мимолетное, пусть недолговечное, но все равно это самое настоящее неподдельное счастье".
      Налетевший порыв ветра поднял на дороге пыль, и виконту пришлось прикрыть глаза рукой. А когда он открыл, карета уже исчезла.
      - Сам не знаю, - пробормотал виконт, - не знаю, почему Констанция недосягаема для меня. Дело даже не в том, что она умеет противостоять моим домогательствам, я сам теряюсь в ее присутствии, а это редкое достоинство у женщины.
      Злость поднималась в душе Анри, неудача с Мадлен Лабрюйер больно уязвила его самолюбие. А подобных обид виконт не привык сносить и оставлять безнаказанными.
      - Я люблю Мадлен, люблю, - приговаривал виконт с каждым шагом, - я люблю ее все больше и больше. Жизнь теряет смысл, когда ее нет рядом со мной.
      Он так упорно повторял эти слова, что уже верил в них, подходя к дому.
      Графиня Лабрюйер встретила его в гостиной. Старая женщина сидела за столиком с веером карт в руках. Напротив нее сидели маркиз и маркиза Лагранж.
      - Анри, присоединяйся, - довольно бодро для своего возраста сказала старуха и указала на свободное место.
      Анри никогда не любил карточных игр. Их азарт казался ему искусственным и даже вредным для психики. Но огорчать свою престарелую родственницу ему не хотелось. Наверное, графиня Лабрюйер была единственной женщиной, которую Анри искренне любил.
      Он устроился и взял карты. На удивление, виконту повезло.
      - А что поделывает наша гостья? - как бы невзначай поинтересовался Анри.
      - Какая? лицо маркизы Лагранж чуть порозовело. - Вы говорите о мадам Ламартин?
      - Нет, о мадемуазель Аламбер и ее прелестной спутнице.
      - Но вы же сказали - наша гостья, значит, имели в виду лишь кого-то одного?
      Карточная игра располагала к неспешной беседе, ничего не значащим фразам.
      - Я буду рад, маркиз, если вы скажете мне хотя бы об одной из них. Так ваши симпатии переменились?
      - Нисколько.
      - По-моему, виконт ваши взгляды были отданы другой женщине.
      - Я не забирал их обратно.
      - Ах, так решили действовать более широко.
      - Я не люблю говорить на эту тему, маркиза. Слова здесь не решают ничего. Многие из мужчин любят бахвалиться любовными победами.
      - Да-да, мой внук не таков, - вставила обычно глуховатая графиня Лабрюйер.
      Маркиз Лагранж сделал новый ход, и виконту не повезло.
      - Вы очень коварны, маркиз, придерживаете карты до последнего. Ведь я-то был уверен, что бубновый король на руках у мадам Лагранж.
      - Вы, месье, - отвечал маркиз, - привыкли к одному стилю игры, я к другому. И не знаю, что занимает ваш ум, но смею заметить, занятие политикой заставляют хорошо играть в карты.
      - Когда на руках хороший набор, - отвечал виконт - немудренно выиграть. Куда сложнее вести игру с плохой картой. К тому же, у меня есть подозрение, маркиз, что вы с женой играете в одну руку.
      - Только в картах, только в картах, - маркиз рассмеялся.
      Маркиза сложила свои карты и ходила, не глядя в них, но всегда вытаскивая ту, которую было нужно.
      Виконт, я всегда на стороне своего мужа, что бы ни случилось, что бы ни происходило. Иные могут обольщаться, видя, как я забираю взятку, которую преспокойно мог взять мой муж. Но дело в том, что выигрыш мы делим пополам. И вы первый заметили это. Завидую вашей прозорливости.
      - Я восхищаюсь вами, мадам.
      - Чем же конкретно?
      - Да, всем. Маркиз, первый раз мне приходится встречать столь рассудительную женщину. Обычно жены видят в своих мужьях врагов, тиранов и только вы видите в нем своего благодетеля.
      - Что вы, виконт, - ответствовал маркиз Лагранж, - я бы не женился на другой женщине.
      - А что вы думаете по этому поводу? - виконт обратился к графине Лабрюйер. Та пожала плечами.
      - Я не знаю, как жила, но знаю, что жила правильно. Ведь мне удалось пережить своего мужа.
      - Вот видите, - воскликнул виконт, - как коварны женщины!
      - Нет, коварны мужчины, - отвечала старая графиня. - Они всегда уходят первыми, нужно лишь к этому приготовиться, и не слишком на них рассчитывать. Ты, Анри, весь пошел в этом смысле в деда. Сколько я ни говорила ему, что хочу умереть первой, он не слушал меня - и пожалуйста...
      Если кон начинался для Анри Лабрюйера великолепно, то окончился полным его разгромом. В выигрыше остались маркиз и маркиза Лагранж.
      - Так что же все-таки поделывает наша гостья? - с улыбкой спросил Анри.
      - Тебе так не терпится узнать? Анри, все спустятся к обеду и ты, наконец, удовлетворишь свое любопытство.
      - Нет, я должен узнать это сейчас.
      Анри поблагодарил всех за хорошую игру и поднялся. Он успел заметить краем глаза Констанцию, прогуливающуюся в саду.
      Виконт Лабрюйер нагнал мадемуазель Аламбер возле зарослей можжевельника.
      - Констанция.
      - Да, виконт.
      - А где твоя воспитанница?
      - Ты в конце концов заинтересовался ею?
      - Я интересуюсь тобой.
      - Я уже говорила - это бесполезно.
      - Только не для меня.
      - Но ведь ты знаешь меня не первый год.
      - Это и придает мне силы.
      - Ты так думаешь?
      - Чем больше прошло от начала, тем ближе к концу.
      - А я, Анри, не привыкла менять своих взглядов на мужчин.
      - Ты кого-то полюбила вновь?
      - Нет, но мне довелось пережить вчера страшное потрясение.
      - Кто напугал тебя, Констанция?
      - Мне предложили выйти замуж.
      - Это что-то новое.
      - Но ты, Анри, никогда не догадаешься, от кого исходило подобное предложение.
      Виконт принялся перечислять всех знакомых ему дворян, кто бы мог отважиться на такой безнадежный в своих последствиях поступок. Но каждый раз Констанция отрицательно качала головой.
      - Нет, Анри, не угадал. Тебе ни за что не угадать. Наконец, Анри сдался.
      - Ну, признавайся сама, такого мужчины не существует в мире. Женщины могут быть глупыми, могут быть прозорливыми, но большинство мужчин умны.
      Не знаю, как насчет ума, - улыбнулась Констанция, - но наглости у него, наверное, даже больше, чем самоуверенности.
      - Нелестного же ты мнения, Констанция, о своем будущем муже.
      С таким же успехом и ты можешь называть меня своей невестой.
      Так кому ты отказала?
      Во-первых, Анри, я еще не отказала ему, я обещала ему подумать. Во-вторых, он граф, к тому же занимает видный пост при дворе.
      - Констанция, давай по порядку. Я перечислил всех, кто занимает хоть какой-то пост при дворе, исключая разве что королевских поваров. Но насколько мне известно, среди них не числится ни одного графа.
      - Ты не спросил, Анри, при каком дворе.
      - О-о, за тебя сватается иностранец?
      - Да, граф де Бодуэн, постельничий короля Пьемонта.
      - Мне остается, Констанция, только поздравить тебя. Выгодная партия в том случае, если бы ты была бедной девушкой, а с твоим богатством можно желать лишь свадьбы с королем.
      - Так наш уговор, Анри, остается в силе?
      - Ты насчет своей подопечной?
      - О ком же еще.
      - Я бы посвятил ей вечер-другой. Но пойми, Констанция, я сейчас влюблен в другую женщину.
      Анри говорил с такой серьезностью, что Констанция Аламбер рассмеялась.
      - Анри, разговаривая со мной, ты можешь не делать такого страдальческого выражения лица. Я прекрасно знаю цену всем твоим обещаниям, особенно любовным.
      - Я в самом деле люблю ее, - голос Анри звучал так трагически, что будь он актером, зал рыдал бы. - Кстати, - виконт принял свой обычный скучающий облик,
      Кто-то, я не берусь утверждать, что это сделала ты, написал письмо Мадлен Ламартин, где перечислены мои преступления...
      - Твои достоинства, Анри.
      - Но бедная женщина восприняла их как нечто ужасное. И знаешь, что меня насторожило?
      - Что?
      - В письме была приписка не разглашать имени писавшего, вернее, писавшей.
      - И ты, конечно же, Анри, решил, что это я.
      - Я в этом уверен.
      - Да, это я написала письмо, - виновато вздохнула Констанция Аламбер, и надеюсь, ты догадываешься, зачем?
      - Зачем же?
      - Чтобы ускорить развязку твоей затянувшейся любви с Мадлен Ламартин. Это письмо или подтолкнет ее испытать неведомое ей доселе счастье быть с мужчиной, сумевшим соблазнить двести женщин к двадцати двум годам, или же, если она в самом деле любит своего мужа, начнет избегать тебя.
      - Я бы мог понять тебя, Констанция, если бы Мадлен отбила у тебя любовника, но ты же равнодушна ко мне.
      - У меня в этом деле есть свой интерес.
      - Ах да, Эмиль де Мориво. Как же ты можешь простить подобную обиду?! Он собрался жениться, не испросив у тебя согласия. Но ты же ему не мать и даже не сестра.
      - Это было подлостью с его стороны. Он приходил ко мне и не сказал даже ни одного слова. А я как дура встречалась с Франсуазой. Они все знали, что происходит. А я-то даже не догадывалась. А твоя престарелая родственница не скучает без тебя?
      - Я бы попросил тебя, Констанция, не шутить по этому поводу. У нас очень нежные чувства друг к другу.
      - Я смотрю, Анри, о чем бы мы не заговорили, всегда начинаем ссориться. Ведь мы с тобой друзья, хоть ты и не хочешь помочь мне.
      Анри внезапно толкнул Констанцию и отскочил в сторону. Та глянула на него и рассмеялась. Настоящий мальчишка, собравшийся играть в пятнашки.
      - Неужели, Анри, ты, возмужав, не забыл наши детские игры?
      - Вся жизнь игра, - Анри пожал плечами.
      - А вот я уже не так легка на подъем. Мне не хочется играть и, наверное, вскоре я заживу по-настоящему.
      - А хочешь, мы с тобой сыграем, Констанция?
      - Как?
      - Если ты отгадаешь слово, загаданное мною, то я, возможно, выполню твою просьбу.
      - Возможно или выполнишь?
      - Выполню.
      - Когда?
      - Лишь только пойму, что Мадлен готова стать моей.
      - Тогда начнем, на это уйдет не много времени.
      - Итак, ты можешь спрашивать меня о чем угодно, а я буду отвечать тебе, да или нет.
      Констанция, не задумываясь, спросила.
      - Это живое?
      - Нет.
      - Мы его сейчас видим?
      - Нет.
      - Но оно есть в имении мадам Лабрюйер?
      - Да.
      - Оно большое?
      - Да.
      - Это предмет?
      - Нет.
      - Это есть у меня?
      - Конечно.
      - Оно есть у каждого из живущих в доме?
      - Скорее всего, да.
      - Но самое большое, конечно же, у тебя, Анри?
      - Да.
      - Это вещь?
      - Нет.
      - Не живое и не вещь? - задумалась Констанция Аламбер.Но тут же глаза ее просияли.
      - Это дух?
      - Можно сказать и так.
      - Ну конечно же, это любовь, - рассмеялась Констанция.
      - Да, - Анри, не дав Констанции опомниться, схватил ее, прижал к себе и попытался поцеловать в губы.
      Но мадемуазель Аламбер больно укусила его за щеку. И сквозь прокушенную кожу тоненькой струйкой потекла кровь. Констанция словно желая поиздеваться над виконтом Лабрюйером, провела пальцем по его щеке, сняла капельку крови и слизнула ее языком.
      - Я думала, Анри, кровь у тебя какая-то необыкновенная, а на поверку такая же соленая, как мои слезы.
      - Ты играешь с огнем, Констанция!
      - Нет, Анри, ты загадал слово, я сумела его разгадать, и тебе придется выполнять свое обещание.
      - Ну вот, теперь-то ты, Констанция, и попалась, - Анри расхохотался.
      Женщина, не понимая, в чем дело, уже было подумала, не сошел ли он с ума, но виконт объяснил ей.
      - Больше всего я боялся, что ты сумеешь отговорить Мадлен. Но теперь тебе придется помогать мне, иначе я вправе не выполнить твою просьбу. Ведь уговор был таков.
      - Ах ты, пройдоха, - Констанция легко ущипнула Анри за плечо. - Ты всегда найдешь способ обмануть доверчивую женщину.
      - О нет, к сожалению, мне не всегда это удается.
      - Но пожалуйста, сделай это ради меня, и я буду тебе благодарна.
      - Ты полюбишь меня? - спросил виконт.
      - Это не в моих силах.
      - Ну хотя бы постараешься?
      - Постараюсь, Анри.
      - Но из этого, конечно же, ничего не выйдет.
      - Конечно.
      - Ты, Констанция, такая же несносная, как и я. Побежали к дому.
      Анри схватил Констанцию за руку и они, подбадривая друг друга криками, бросились к дому, словно в старой детской игре: кто первым притронется к столбу крыльца, тот умный, а кто опоздал, тот дурак.
      Анри, конечно, благородно уступил даме право первой коснуться столба. Подождав запыхавшуюся Констанцию, он взял ее руку и приложил ладонь к теплому дереву.
      Ты первая.
      А ты, как всегда, опоздываешь, даже в том случае когда прибегаешь раньше.
      ГЛАВА 2
      Пока Колетта Дюамель отдыхала в доме графини де Лабрюйер, ее возлюбленный Александр Шенье маялся в Париже. Правда, скучать у него времени не было, ведь он вот уже два года был зачислен в школу гвардейцев, из которой самых способных и смелых учеников зачисляли в королевскую гвардию.
      Учителем фехтования у Александра был Эмиль де Мориво. И если раньше этот немногословный, немного загадочный мужчина, избегавший в обществе своих воспитанников говорить о женщинах, казался Александру чуть ли не идеалом, то теперь он смотрел на него с ненавистью.
      Ведь Констанция Аламбер не преминула сказать Александру, кто же будет мужем Колетты.
      Сперва Александр даже подумал, стоит ли идти на занятия фехтованием, ведь он боялся, что не сможет скрыть своего отвращения к Эмилю де Мориво, но потом он решил, что такой поступок будет не достоин мужчины, и вместе со своими
      Сверстниками направился в зал для фехтования.
      Это было огромное помещение недавней постройки. Ровный рассеянный свет лился из окон, размещенных у самого потолка.
      Утреннее солнце золотило росписи, изображавшие батальные сцены.Шевалье де Мориво стоял перед строем будущих гвардейцев, держа в руках защитный жилет для фехтования. Во время занятий он никогда не пользовался учебной рапирой, предпочитая ей остро отточенную боевую, настолько шевалье был уверен в своем искусстве - и к тому же призывал своих воспитанников.
      Но поскольку их умение оставляло желать лучшего и поэтому, на всякий случай, перед каждым занятием де Мориво надевал жилет из толстой телячьей кожи, прошитой в несколько слоев.
      Эмиль не спеша облачился в жилет и взял в руки рапиру. Он несколько раз попробовал клинок на гибкость. Сталь оказалась превосходной.
      - Теперь, когда вы умеете уже делать хоть что-то, - обратился он к воспитанникам, - я хотел бы проверить ваше искусство в деле.
      И тот, кто сможет победить меня, будет без дальнейших экзаменов зачислен в гвардейцы.
      Глаза воспитанников восторженно блестели. И лишь только Александр Шенье опустил голову.
      Но шевалье де Мориво не придал этому значения. Он вызвал первого из стоявших в шеренге.
      - Шевалье де Дюбуа, попытайте вы счастье. Молодой человек принял стойку и несколько раз ударил своим клинком по клинку Эмиля де Мориво. Звон стали словно приободрил сражающихся и молодой человек сделал первый выпад.
      Эмиль легко от него уклонился и легонько плашмя коснулся плеча своего противника. Тот понемногу входил в азарт, его движения становились резче. Если до этого в движениях молодого человека чувствовалась скованность, то теперь он сражался изо всех сил.
      - Наносите удары пониже, - кричал Эмиль де Мориво, - так вы никогда не сможете меня достать. Вот видите, ваша шпага прошла у меня под мышкой, а я, развернувшись, наношу вам удар в бок. А теперь попробуйте еще.
      Эмиль специально стал отступать, предоставляя противнику возможность действовать по его усмотрению. Эмиль даже не пытался наносить удары, лишь только легко отбивал выпады.
      - И это вы сделали не правильно, шевалье, у вас открыта правая половина груди, старайтесь все время держаться боком, так мне будет труднее в вас попасть.
      Александр Шенье смотрел на сражающихся и ему казалось, его сверстник действует неумело и нерешительно. И он начал подбадривать его выкриками.
      Эмиль де Мориво удивленно посмотрел на Александра. Обычно этот его воспитанник вел себя тихо и особыми талантами не выделялся. Над парнем подтрунивали приятели за то, что тот зарабатывает себе на жизнь уроками музыки в богатых домах.
      Шевалье Шенье, - на ходу выкрикнул Эмиль де Мориво, отбивая один за другим три удара, - следующим будете вы, готовьтесь.
      И тут же, словно это не составляло для него особого труда, Эмиль нанес удар в грудь своему противнику. Рапира лишь только коснулась рубашки молодого человека и тут же замерла.
      - Вы мертвы, шевалье, и постарайтесь в следующий раз быть более напористым.
      Посрамленный таким легким поражением, молодой человек вернулся к своим приятелям.
      Александр Шенье вышел на середину зала.
      - Может, вы не желаете сражаться? - спросил Эмиль де Мориво, глядя на побледневшее лицо Александра.
      - Нет, месье.
      - Может, вы плохо себя чувствуете?
      - Нет, это у меня природная бледность лица. Александр отбросил со лба свои непослушные длинные волосы и принял стойку. Кончик его рапиры чуть заметно подрагивал, направленный прямо в шею де Мориво, не защищенную жилетом.
      О, так вы настроены серьезно, - Эмиль тоже принял стойку. - Что ж, начинайте первым, шевалье.
      Александр вложил в свой удар всю ненависть, накопившуюся в душе, но де Мориво был неуязвим. Он даже не отрывая подошв от пола, уклонился от удара и хотел дотронуться клинком до плеча Александра, но тот успел вывернуться и подбил его рапиру снизу.
      - Отлично. Уходите от удара, шевалье.
      Рапиры снова скрестились.
      Эмиль де Мориво не понимал, что происходит, откуда только берется злость в этом тщедушном молодом человеке, никогда не выделявшемся ни талантами, ни особой храбростью. Еще несколько раз Александр чуть не достигал своей цели - острие его клинка проходило буквально в волоске то над плечом, то над рукой Эмиля де Мориво.
      - Вы делаете успехи, шевалье, - на ходу выкрикивал Эмиль, отбивая удары. - Но смотрите, до этого момента я только защищался, теперь же поведу наступление, - и Эмиль, полностью уверенный в своей победе, сделал выпад.
      Александр подбил клинок снизу и пригнулся. Эмиль чуть не потерял равновесие, но вовремя успел отскочить. Александр Шенье стоял, ожидая следующего удара, и он не заставил себя ждать.
      На этот раз Эмиль де Мориво применил свою излюбленную тактику - он перебросил рапиру в левую руку. Это должно было смутить противника, ведь каждый привык фехтовать, видя перед собой правшу. А Эмиль одинаково хорошо владел и левой, и правой рукой.
      - Ну что, шевалье, посмотрим, как вы справитесь с такой задачей.
      Но злость придала Александру редкую силу. Он смотрел на своего противника с нескрываемой ненавистью, пожирая его глазами. Несколько раз Эмиль делал выпады, но всегда Александр уходил от них и даже один раз умудрился задеть острием рапиры плечо своего наставника.
      - Вы ранены, месье, - не без злорадства заметил Александр, изготавливаясь к выпаду.
      - Вы тоже, - Эмиль резко ударил и зафиксировал острие своей рапиры на большой сверкающей пряжке ремня Александра Шенье. И тут молодой человек, изловчившись, поддел рапиру своего наставника и поворотом выбил оружие из его рук.Со звоном рапира упала на каменные плиты пола.
      Будущие гвардейцы онемели: никому еще не удавалось выбить рапиру из рук Эмиля де Мориво.
      Тот и сам стоял в растерянности. Нужно было что-то говорить.
      - Шевалье, вы не хотели бы поступить на службу в мой полк?
      Нет, месье, - абсолютно спокойно ответил Александр Шенье, склонив голову.
      Это был, наверное, единственный случай отказа за все время существования гвардейской школы. Никто ничего не понимал, а Александр, удовлетворив свое самолюбие, вложил рапиру в ножны и двинулся к выходу. Никто не стал его останавливать. Он вышел на залитый солнцем двор и остановился у тихо
      Журчащего фонтана.
      - Я мог убить его, - тихо проговорил Александр, - но он бы умер, не зная за что. Я похищу Колетту, и она будет моей женой.
      В имении графини Лабрюйер все шло своим чередом. Обилие гостей лишь радовало старую графиню. Ведь когда рядом с тобой молодые люди, реже вспоминаешь о собственной старости. Не стоит только смотреться в зеркало. Мадам Лабрюйер уже давно убрала зеркало из своей спальни. Она не любила теперь своего лица, изрытого морщинами, своего дряблого подбородка. А когда-то она была очень красива, и мужчины сходили по ней с ума.
      У нее не было дочерей, не было внучек и только Анри оставался ее единственной надеждой. Она не баловала внука большими деньгами, предпочитая оплачивать его долги только после того, как они были сделаны. Но в душе старая графиня очень любила своего развязного внука. Он был как бы продолжением ее молодости, только теперь ее былое женское коварство воплотилось в мужчину.
      После ужина все гости собрались в гостиной. Но на этот раз начать игру в карты не дала Констанция Аламбер.
      - Как вы думаете, мадам, - обратилась она к Мадлен Ламартин, - люди любят глазами, ушами, сердцем, душой или руками?
      Мадлен Ламартин и без того чувствующая себя потерянной, растерялась.
      - Я не совсем понимаю ваш вопрос, мадемуазель Аламбер.
      - Ну, скажем так: вы могли бы быть полностью уверены, что обнимаете своего мужа, если бы находились в абсолютно темной комнате?
      - Думаю, да, - улыбнулась Мадлен Ламартин.
      - А мне кажется - нет.
      - Вы хотите сказать, что я не узнала бы собственного мужа?
      - Дело в том, мадам Ламартин, что человек, предаваясь любви, становится совершенно другим существом. И ваш муж, думаю, не исключение из правила.
      - Констанция, но почему ты задаешь такие странные вопросы? поинтересовался виконт.
      - Я вспомнила, Анри, сегодняшний наш разговор, когда ты уверял меня, что человек любит душой, а значит, нет разницы, видишь ли ты предмет своего обожания или он скрыт от тебя темнотой.
      - Ты хочешь, Констанция, уверить меня, что любовь - это всего лишь оптический обман?
      - Нет, виконт, человек любит душой, а наслаждается телом.
      - Я никогда не ошибусь, - неосмотрительно воскликнул виконт.
      - А это можно проверить.
      - Каким же образом?
      - Я хочу предложить тебе одну игру, конечно же, если все присутствующие согласятся на нее, - Констанция пристально посмотрела на Мадлен Ламартин.
      Колетта же явно скучала, ее мысли были заняты Александром Шенье.
      - Я согласна отказаться от партии в вист, - сказала старая графиня, если вы, мадемуазель, предложите что-нибудь более веселое.
      - Я предлагаю, - говорила Констанция, - завязать виконту глаза и пусть присутствующие дамы по очереди целуют его, а он примется отгадывать их имена. Вот мы и узнаем, чем любит виконт, глазами или же душой.
      Такое предложение пришлось по вкусу Анри и он, сняв шейный платок, дал себе завязать глаза. Анри сидел в кресле, запрокинув голову, а Констанция готовила его к игре.
      Я советовала бы, виконт, спрятать руки за спину.
      Ты так боишься, что я примусь прикасаться к дамам, не доверяя своим
      Губам?
      Хорошо, Анри, можешь держать руки перед собой, все равно это тебе не поможет, ведь ты будешь вести честную игру.
      - Конечно, но мне не терпится скорее ее начать.
      - Кто же будет первой? - Констанция посмотрела на Колетту, та испуганно вжалась в кресло.
      - Колетта, подойди же и поцелуй виконта, - сказала Констанция и сама склонилась к Анри.
      Она лишь слегка губами коснулась его плотно сжатых губ и отошла в сторону.
      - Не нужно стесняться, Колетта. Девушка, наконец-то поняв, что ее имя использовали лишь для розыгрыша, рассмеялась.
      - Вот тут ты ошиблась, Констанция, - улыбнулся виконт, - Колетта находилась слишком далеко для того, чтобы так скоро поцеловать меня и, наверное, это сделала ты.
      - Ну что ж, первый опыт удался. Но это не твоя заслуга, а моя промашка.
      В полной тишине Констанция подошла к Мадлен Ламартин, взяла ее за руку.
      Та отрицательно качнула головой. Но улыбка Констанции выглядела так просительно, что Мадлен Ламартин не могла устоять перед соблазном.
      Ее сердце сильно билось в груди, ведь то, о чем она мечтала в последние дни, хоть в виде игры могло осуществиться.
      - Да не волнуйтесь же так, мадам, - прошептала Констанция, - это всего лишь игра, к тому же при свидетелях. В этом нет ничего зазорного или постыдного.
      Мадлен Ламартин опустила руки на спинку кресла и коснулась своими влажными губами лица виконта.
      - Но мы договаривались целовать в губы, я так не разобрал, пробормотал Анри. - Придется повторить.
      Мадлен Ламартин, плотно закрыв глаза, коснулась губами губ виконта и тут же отпрянула.
      - Но погодите же, нельзя так быстро, я ничего не успел разобрать.
      - Виконт, - воскликнула Констанция, - вы не хотите придерживаться правил. Всего лишь один поцелуй - и вы должны угадать. Так кто же была эта дама?
      - Моя бабушка, - с улыбкой ответил виконт, - только она могла догадаться поцеловать меня в щеку.
      - Нет, вы не угадали.
      - А кто?
      - Это тайна, о которой вам лучше не знать. Виконт сидел от злости сжимал кулаки. Он понял, что проиграл. В самом деле, невозможно догадаться, кто тебя целует. Он даже не мог разобрать, старуха перед ним или молоденькая девушка.
      - Ну что ж, еще одна попытка.
      Колетта, уже осмелев, смотрела на Констанцию. Та улыбнулась ей и сделала знак рукой.
      Ступая на цыпочках, стараясь не шуметь, Колетта приблизилась к виконту и поцеловала его. Тот, не дав девушке опомниться, схватил ее за руку.
      - Нет, подождите, я должен узнать, - он скользил своими длинными пальцами по обнаженной до локтя руке девушки, ощупывал ее ладонь.
      - Виконт, если вы хотите найти перстень, замеченный вами до игры, то могу заверить вас, мы его сняли.
      - Так это не ты, Констанция, - улыбнулся виконт, - но это и не моя бабушка.
      - Да, я здесь, Анри, - проскрипела старуха из-за карточного стола.
      - Сейчас, сейчас, - лихорадочно соображал виконт. Ему казалось, он сжимает в своих пальцах руку Мадлен. Он принимал желаемое за действительное.
      "Так вот почему так сладок был этот поцелуй! Я еще никогда в жизни не целовал эту женщину, не обнимал ее. Вот губы маркизы Лагранж я узнал бы сразу. Они очень мягкие и чувственные, а здесь ощущается напряженность".
      - Это вы, мадам Ламартин, - без тени колебания сообщил виконт и левой рукой сорвал повязку с глаз. Перед ним стояла смущенная девушка.
      Это ты, Колетта? - изумился Анри.
      - Да.
      Признайся, вы подшутили надо мной?
      - Как?
      Ты стояла рядом, а поцеловала меня мадам Ламартин.
      - Нет.
      - В самом деле, вы меня не разыгрываете? - виконт Лабрюйер посмотрел на Мадлен Ламартин.
      Та стояла, взявшись за спинку кресла, в котором восседала графиня.
      - Анри, мадам Ламартин неотлучно находилась при мне, и ты спутал ее с Колеттой.
      - Боже мой, - воскликнул Анри, - как обманчива темнота и как слепо мое сердце!
      Констанция радовалась, что ее затея удалась. Нужно было заронить в душу виконта сомнение насчет искренности его любви к Мадлен Ламартин.
      Мадам Ламартин, побледнев, смотрела на Колетту и думала:"Неужели можно спутать ее поцелуй с моим?"
      - Вот видите, - торжествующе воскликнула Констанция Аламбер, - в душе можно любить кого угодно, а тело, ощущения обманут вас.
      - Ах, теперь я понимаю, - воскликнул маркиз Лагранж, - почему женщины в постели закрывают глаза.
      - Вы не очень наблюдательны, маркиз, - отвечала ему Констанция, - они закрывают глаза, находясь в постели с мужьями, представляя себе в объятиях любовника.
      - И после этого еще обвиняют в коварстве мужчин! - вздохнул виконт, завязывая шейный платок. Твоя игра, Констанция, навеяла на меня грусть, и я хотел бы немного развеяться.
      Он медленно обернулся и обратился к Колетте. - Ты умеешь фехтовать?
      Та и без того смущенная своим предыдущим приключением, пожала плечами.
      - Мне никогда не приходилось.
      - Тогда защищайся, - виконт схватил одну из тростей, стоящих в углу и бросил ее Колетте, а сам схватил другую и принялся шутливо нападать на девушку.
      Колетта сперва сильно смущалась, но постепенно азарт овладевал ею. Ей хотелось первой нанести удар и выиграть сражение.
      Гости развеселились, глядя на то, как в пышном платье Колетта орудует тростью, словно шпагой.
      Войдя в раж, девушка левой рукой подобрала подол и начала наступать на виконта. Тот игриво отступал, прятался за кресло и, наконец, оказался припертым к растопленному камину.
      - Мадемуазель, вы должны пощадить меня, - воскликнул виконт.
      - Никогда!
      - Одумайтесь!
      - Нет.
      - Тогда я предпочитаю убить себя сам. Анри схватил трость обеими руками, вставил себе под мышку, растянулся на ковре и прошептал:
      - Я умираю-у-у.
      Колетта поставила ногу ему на грудь, и оглядела всех с видом победительницы.
      Во время этого шутливого представления Констанция подобралась к Мадлен Ламартин и завела с ней разговор.
      - Остерегайтесь, дорогая, виконта.
      - Я благодарна вам за письмо, но оно, право же, было лишним.
      - Я боялась, мадам Ламартин, что вы не устоите перед чарами Анри.
      - Нет, что вы, мадемуазель, я ничуть его не люблю. Глаза Констанции сузились.
      - Ну и прекрасно, дорогая.
      Мадемуазель Аламбер поняла: Мадлен любит виконта. Нервы ее напряжены до предела, она борется со своей любовью в надежде выиграть эту битву.
      - Но все же, мадам Ламартин, - продолжала Констанция, - я хочу предупредить вас: Анри, хоть он и мой друг очень коварен и для вашей же безопасности лучше покинуть имение.
      Нет, мадемуазель, я уверена в собственных силах, виконт Лабрюйер мне безразличен.
      Я предупредила вас, мадам, распоряжаться своей судьбой вы будете сами.
      Уже немного заскучавшая графиня Лабрюйер распорядилась позвать музыкантов, тот самый квинтет, который играл на полянке в лесу. И вновь зазвучала та же мелодия. Мадлен вздрогнула.
      - Я приглашаю вас, - перед ней стоял виконт.
      Она подала ему руку и ощутила, как сжимается ее сердце только от одного его прикосновения. Она танцевала, неотрывно глядя в глаза виконту. Тот тоже не отводил своего взгляда, но не проронил за время танца ни слова.
      "Вы не обманываете меня?" - вопрошал взгляд Мадлен.
      "Что вы, мадам, разве можно усомниться в моей искренности?" - отвечал взглядом Анри.
      "Прошу вас, оставьте меня!"
      "Я не могу".
      "Исчезните отсюда, виконт, оставьте меня в покое!"
      "Никогда!"
      "Тогда я пропала".
      И тут на лице виконта появилась улыбка, словно бы он и впрямь прочитал мысли женщины, танцевавшей с ним.
      Музыка стихла, пальцы виконта разжались, а Мадлен, сделав над собой усилие, улыбнулась.
      - Я благодарен за танец, - Анри поклонился, Мадлен сделала реверанс.
      - Ну что же вы, маркиз, - сказала старая графиня, - у нас не так уж много мужчин, и вы могли бы пригласить кого-нибудь из дам.
      - Нет-нет, - ответил маркиз Лагранж, - после виконта показывать свое умение в танце небезопасно. Пусть он танцует.
      Анри пригласил к следующему танцу Констанцию.
      - Так вы помните о нашем уговоре? - шептала мадемуазель Аламбер.
      А Анри, ведя ее за руку, не поворачивая головы, отвечал:
      - Только после того, как Мадлен окончательно потеряет голову.
      - Но ведь не можете вы оставить меня без помощи?
      - Что ты, Констанпия, я обязательно помогу тебе, но не так скоро. Ты же видишь, я занят другим.
      - Тогда, Анри, я попрошу тебя еще об одной услуге.
      - Лишь бы она не была такой сложной.
      - Я очень устала, а девочке нужно написать письмо своему возлюбленному, оставшемуся в Париже. Сама она этого не сделает, а ты с твоим великолепным слогом справишься за несколько минут.
      - Это, Констанция, я тебе обещаю.
      Закончив танцевать с Констанцией, Анри пригласил маркизу Лагранж. Женщина смотрела на молодого человека, не скрывая своего восхищения, а маркиз невесело улыбался, следя за своей женой.
      - Мы еще с вами встретимся, виконт? - шепотом спрашивала маркиза во время танца.
      - Нет, мадам.
      - Отчего же?
      - Я заходил к вам всего лишь поговорить о вашем муже, и вы мне все рассказали, удовлетворили мое любопытство.
      - Так вы не придете?
      - Я сожалею, мадам, но не в моих правилах возвращаться к женщинам.
      - Вы чудовище, виконт, - приторно улыбалась маркиза.
      - Мне часто говорят это, но стоит взглянуть в зеркало, я понимаю - меня хотят оболгать. Ведь невозможно же, маркиза, согласитесь, любить чудовище.
      - Любовь... - задумчиво произнесла маркиза Лагранж, - я никогда не злоупотребляю этим словом.
      - И правильно делаете, маркиза, никогда не стоит говорить, что ты кого-то любишь, если это не так.
      - Но вы же, виконт, любите повторять это слово.
      - Я говорю лишь то, о чем хотят от меня услышать, не больше.
      - Так вы обманываете женщин?
      - Ничуть. Когда я произношу слово "люблю", я и в самом деле испытываю это чувство. Но вы же сами убедились, любовь может быть разной - любовь тела, любовь души, любовь сердца, глаз.
      - Мужчины всегда находят оправдание для себя, - немного раздраженно бросила маркиза и танец на этом завершился.
      Только тут спохватились, что старая графиня уснула. Анри тут же дал знак музыкантам и те удалились.
      - Мадам! Мадам!
      - А? Что? - графиня вскинула голову.
      - Мадам...
      - Ты хочешь пригласить меня на танец?
      - Нет, бабушка, я уже отпустил музыкантов и, по-моему, настало время ложиться спать.
      - А ты спать собираешься? - лукаво улыбаясь, поинтересовалась графиня Лабрюйер.
      - Я слишком молод, чтобы спать каждую ночь. Дворецкий стоял в двери с непроницаемым лицом. Ему-то прекрасно были известны все ночные похождения молодого виконта. Но пожилого слугу уже трудно было чем-либо удивить. За время службы у графини Лабрюйер он насмотрелся всякого. А самое главное, он научился
      Ничем не выдавать своего удивления, а это главное для слуги.
      - Я вас провожу, - виконт подал руку своей бабушке и та, распрощавшись с гостями, двинулась к своей спальне. Распрощались и супруги Лагранж.
      Мадлен, поколебавшись, подошла к Констанции и поблагодарила ее:
      - Мадемуазель, спасибо вам за заботу, я, наверное, воспользуюсь вашим советом покинуть имение.
      - Да, мадам, вам лучше всего уехать. Но только не расставайтесь с воспоминаниями.
      - Спокойной ночи.
      Мадлен Ламартин выглядела несчастной. Она сгорбилась и двинулась в одиночестве по коридору.
      "Какая странная женщина, - подумала Констанция, - быть влюбленной - и так не обращать внимания на свою внешность".
      - А мы чего ждем, Констанция? - поинтересовалась Колетта.
      - Подожди, посиди здесь немного, я сейчас вернусь.
      Констанция выглянула в коридор.
      По коридору легкой походкой возвращался Анри. На его губах блуждала задумчивая улыбка. Он остановился у двери Мадлен Ламартин, ибо та была приоткрыта, словно приглашала войти.
      "Нет, это ловушка, - подумал виконт, - я сделаю по-другому" - и он осторожно прикрыл дверь.
      Мадлен, ожидавшая, что виконт вот-вот зайдет к ней, опустила голову на руки и расплакалась. Но тут же, не выдержав, сорвалась с места и выбежала в коридор. Виконт удалялся.
      Констанция посчитала нужным спрятаться за портьеру.
      - Погодите, виконт! - Мадлен не узнала своего голоса.
      Тот обернулся.
      - Простите, мадам, если я поступил не правильно, закрыв дверь. Я всего лишь боялся за ваше здоровье. Сквозняки в этом доме такие холодные!
      - Я должна поговорить с вами.
      - Я к вашим услугам, - виконт распахул дверь своей спальни, - входите же, не бойтесь.
      Мадлен огляделась. Коридор был пуст, если не считать дворецкого, сидевшего за столом перед зажженными канделябрами.
      - Я слушаю вас, мадам, - напомнил своей гостье виконт, которая потеряла дар речи и лишь смотрела на молодого человека глазами, сверкавшими от обилия слез.
      - Вы должны оставить меня, виконт.
      - Я не могу этого сделать, мадам.
      - Но я прошу вас!
      - Я тоже прошу вас не говорить подобного.
      Но неужели вы не видите, как я страдаю?
      - Я страдаю тоже.
      Но я уже не в силах переносить страдания.
      В вашей воле, мадам, прекратить их, только условности удерживают вас от этого.
      - Я ненавижу вас! - закричала Мадлен, но по ее глазам было нетрудно догадаться, что эти слова далеки от истины.
      - Вы обманываете сами себя.
      - Но я прошу вас, - взмолилась Мадлен, - не заставляйте меня произносить эти страшные слова!
      - Какие?
      - Не могу же я сказать, что я люблю вас, - и женщина, заплакав, выбежала из спальни виконта.
      Он слышал, как щелкнула задвижка двери ее спальни. Улыбнувшись, Анри вышел в коридор. Констанция уже шла ему навстречу.
      - Ну что, Анри, ты обидел эту чудесную женщину?
      - Нет, я всего лишь хотел дать ей один чудесный совет.
      - А что сказала она?
      - Это секрет. Но думаю, тебе, Констанция, узнав его, не станет легче.
      - Мне станет легче, если ты выполнишь обещание.
      - Насчет письма?
      - Насчет письма тоже.
      Когда виконт Лабрюйер и Констанция Аламбер вошли в гостиную, то увидели, что Колетта, заждавшись возвращения своей покровительницы, уснула, сидя на козетке. Ее голова свесилась на груди, и она мирно посапывала.
      - Чудесная картина, - залюбовался виконт, - она так же глупа, как и прекрасна.
      - Не так уж много, Анри, найдется умных женщин, а еще меньше - мужчин.
      - Но ведь мы с тобой умны, Констанция?
      - Не знаю... Временами, Анри, мне кажется, бог обделил меня рассудком.
      - Рассудок и ум - не одно и то же. Но именно рассудительности мне иногда не хватает.
      - Так помоги бедной девушке. Неужели ты хочешь, чтобы она досталась невинной этому чудовищу Эмилю де Мориво?
      - Раньше ты не считала его таковым.
      - Чудовищами, Анри, не рождаются, ими становятся.
      - Только письмо, Констанция, только письмо. Колетта спросонья что-то пробормотала и открыла глаза. Было ясно, что она еще не соображает, где находится.
      Констанция подошла к своей воспитаннице и взяла ее за руки.
      - Ты помнишь, что обещала написать письмо Александру?
      - Ой!
      - Вот видишь, только учти, письмо должно быть немного сдержанным.
      - А ты поможешь мне, Констанция?
      - Я не могу, - уклончиво отвечала мадемуазель Аламбер, - но я думаю, виконт поможет тебе не хуже, чем я.
      Глаза Колетты загорелись.
      - Давайте, мадемуазель, - и Анри предложил ей руку, - чернила и бумага у вас найдутся?
      - Конечно, я запаслась всем необходимым, мне же нужно каждый день писать.
      - Спокойной ночи, Констанция, - бросил через плечо Анри, входя в спальню Колетты.
      Девочка сначала хотела запереть спальню на задвижку, но потом передумала, это выглядело бы немного нескромно.
      - Но здесь нет стола...
      Колетта отыскала бумагу и чернила, потом прихватила толстую книжку, легла на кровать и приготовилась писать под диктовку. Ноги в белых кружевных чулках она согнула в коленях и весело болтала ногами.
      - Дорогая мадам!
      Колетта удивленно посмотрела на виконта, тот тут же спохватился.
      - Ах, да, пиши: "Дорогой месье!" или как ты его там называешь...
      - Шевалье, - подсказала Колетта.
      - Ну да, "Дорогой шевалье! Я помню нашу последнюю встречу..."
      - Вы знаете о ней?
      - Но вы же встречались? - раздраженно воскликнул виконт.
      - Да.
      - Значит, последняя встреча была? Колетта старательно записывала, стараясь не делать ошибок.
      А виконт продолжал:
      - "...Я помню ваш образ, чудесный и манящий..." Колетте сперва показалось, что эти слова скорее бы подходили для обращения к женщине, но спорить с таким искушенным в делах любви человеком как виконт ей не хотелось и поэтому она записала все буквально.
      Виконт смотрел на пухленькие ножки, затянутые в кружевные шелковые чулки, смотрел, как девушка сгибает и разгибает пальцы ног, словно пытаясь пощекотать себе ступни. Это зрелище умилило его.
      - "...Только сейчас я понимаю, насколько была холодна к вам и не могу простить себе, что не дала волю чувствам. Ваш образ, дорогой шевалье, преследует меня, и я понимаю - любовь разбила мое сердце".
      Колетта старательно выводила букву за буквой, строчки получались ровными, даже несмотря на то, что девушка писала, лежа в постели. Она так увлеклась своим занятием, что не заметила, как виконт Лабрюйер подошел к ней и опустился рядом на постель.
      Колетта вздрогнула лишь когда виконт придержал рукой ее ноги.
      - Ты не даешь мне сосредоточиться, - объяснил свое поведение Анри, пиши дальше: ..."Ваш образ преследует меня по ночам, и я ничего не могу с собой поделать. Стоит мне закрыть глаза - и вы, дорогой шевалье, предстаете передо мной, такой же прекрасный, как и во время нашей последней встречи".
      - Я не успеваю, - прошептала Колетта.
      - Пиши, пиши...
      Рука Анри скользнула по шелковым чулкам и замерла на колене девушки. Сердце ее похолодело, и она испуганно посмотрела на виконта.
      Лицо виконта выглядело одухотворенным. Он вознес взор к потолку, словно ища там слова для продолжения письма.
      И Колетта, побоялась о чем-либо спросить.
      "...Я, наверное, любила тебя давно, сама не подозревая об этом, диктовал Анри, - меня сжигает страсть, которую ничто не может насытить".
      Виконт не спеша взял в пальцы кружево подола платья Колетты и подняв его, отбросил на спину девушки. И тут же его ладонь скользнула по обнаженному бедру.
      - Зачем..? - только и спросила Колетта.
      - Ты почему не пишешь? - строгим голосом учителя поинтересовался виконт.
      Девушка машинально принялась писать... Голос виконта доходил до нее словно издалека, словно заглушенный густым туманом. В глазах у нее все поплыло, по телу разошелся странный приятный озноб...
      - "...Когда я закрываю глаза, - диктовал Анри, и в самом деле он прикрыл веки, - я вспоминаю твою нежную кожу, ее запах... Я даже вспоминаю тонкий шрам на твоем теле..."
      Колетта выронила из рук перо.
      - Ты почему не пишешь? Разве я тебе мешаю?
      - Вы толкаете меня, - дрожащим голосом произнесла Колетта, - и я поставила кляксу на бумаге.
      - Это будет черновик, пиши дальше" "...Я закрываю глаза и вдыхаю аромат твоего тела, я вспоминаю твое неровное дыхание..."
      Виконт медленно раздвинул ноги Колетты и потерся о ее бедро щекой.
      - А теперь отложи в сторону перо, чернильницу и не спрашивай меня ни о чем.
      Девушка послушно выполнила просьбу. Перо, бумага и чернильница оказались на полу,а руки виконта уже скользили по телу, сбрасывая платье.
      - Закройте дверь, - прошептала Колетта.
      - Нет.
      - Но могут войти!
      - Согласись, это только придает волнения, обостряет чувства.
      - Вы любите меня? - спросила девушка.
      - Я просил тебя не задавать вопросов, - и Анри заставил замолчать Колетту поцелуем.
      И хотя Колетте пришлось пережить боль и слезы, она была счастлива.
      Анри лежал рядом с ней на смятой постели, и его рука покоилась у нее на груди. Девушка молчала, глядя в потолок. Виконт, не произнеся ни слова, тряхнул головой и поднялся. Он одевался не спеша, совсем не стесняясь пристального взгляда
      Колетты.
      - Мы не дописали письмо, - напомнила ему девушка.
      - Теперь ты не только умеешь писать письма, - улыбнулся виконт.
      - Мы напишем его в другой раз? - спросила Колетта.
      - Нет, теперь ты будешь всегда писать их сама, - и Анри покинул ее спальню.
      Он шел по коридору, поглядывая на двери маркизы Лагранж, Мадлен, Констанции.
      Дворецкий, едва удерживая глаза открытыми, навытяжку стоял возле стола.
      Виконт небрежно толкнул дверь своей спальни и, не раздеваясь, бросился на кровать.
      - Жак, - негромко позвал он, - сними с меня сапоги.
      Из соседней комнаты появился заспанный слуга. Он молча принялся раздевать своего хозяина.
      Лишь только дворецкий уселся и решил заснуть, как тихонько скрипнула дверь, и ему вновь пришлось подняться.
      На этот раз в коридор выбежала Колетта. Она придерживала руками незастегнутое платье, вдобавок прижимая к груди свои туфли. Завидев дворецкого, она на какое-то мгновение замерла, но поняв, что тот не станет ни во что вмешиваться, бросилась к двери спальни Констанции.
      Та лежала в кровати. В изголовье горело три свечи. Мадемуазель Аламбер читала.
      Завидев взъерошенную, насмерть перепуганную свою воспитанницу, Констанция обеспокоилась.
      - Что случилось. Колетта?
      - Там... - только и смогла сказать девушка, указывая рукой на дверь.
      - За тобой кто-то гонится?
      - Нет.
      - Так что же случилось?
      - Виконт Лабрюйер... - и Колетта зарылась лицом в подушку Констанции.
      - Он что, обидел тебя?
      - Нет.
      - А-а, - догадалась мадемуазель Аламбер, - виконт поступил с тобой как мужчина, да? Отвечай же.
      - Да, только прошу тебя, Констанция, не выдавай меня матери.
      - Глупая девочка, - гладила Констанция по голове Колетту, а на ее губах сияла улыбка, - наконец-то ты приобщилась к взрослой жизни. Наконец-то ты поняла, для чего родилась на этот свет.
      - Но если мать узнает...
      - Я ей ничего не скажу.
      - А как же Александр? - воскликнула, вспомнив о своем возлюбленном, Колетта и вновь залилась слезами.
      - А что Александр, он будет твоим любовником.
      - А как же виконт?
      - Разве вы с ним договаривались встретиться вновь?
      Колетта в изумлении посмотрела на свою старшую подругу.
      - Но ведь... я была с ним...
      - И что, дитя мое? - Констанция и в самом деле чувствовала себя намного старше Колетты. - Вы были вместе...
      - Да.
      - И тебе было приятно. Колетта покраснела.
      - А как же мой будущий муж? Он же поймет, что я потеряла невинность.
      - Ну и что? Он жениться на тебе не столько из-за невинности, сколько из-за денег твоей матери.
      - Но ведь любовь... - попробовала вставить Колетта, - я обещала выйти замуж за Александра.
      - Замужество по любви... - рассмеялась Констанция, - нет ничего глупее и безрассуднее такого брака.
      - Ты так считаешь, Констанция?
      Колетта явно хотела найти себе оправдание, а мадемуазель Аламбер и не пыталась доказать, что любовь - главное при замужестве.
      - Ты будешь счастлива, глупышка, если выйдешь за Эмиля де Мориво. А если Александр Шенье станет твоим любовником, виконт де Лабрюйер останется лишь воспоминанием. А теперь ложись спать.
      - Я боюсь одна оставаться в своей спальне.
      - Ты боишься, к тебе вновь придет виконт Лабрюйер? - вновь улыбнулась Констанция.
      - Нет, я просто боюсь.
      - Тогда ложись ко мне в постель, - предложила мадемуазель Аламбер.
      Колетта с радостью согласилась и вскоре уже спала на плече своей старшей подруги. Констанция сладко потянулась.
      "Ну все, теперь я отмщена. Эта юная девушка не достанется в руки Эмилю невинным существом. Она уже узнала вкус измены и не задумается перед тем, как нарушить верность. Я отомстила тебе, Эмиль, так, как сумела. Жаль, что ты только не знаешь, что это моих рук дело. Я могла бы расстроить и свадьбу, но такая месть мне более по душе".
      - А ты, глупышка, спи, - пробормотала Констанция, поглаживая Колетту по длинным распущенным волосам, - спи и пусть во сне тебя навестит образ Александра или Анри. Лишь бы только не Эмиля. И тут Констанция спохватилась:
      "Ведь Анри отправился к Колетте диктовать письмо, - и мадемуазель Аламбер вполне представила себе сцену, разыгравшуюся в спальне Колетты, скорее всего, они оставили письмо где-нибудь на виду".
      Сама еще не понимая, почему бы не подождать до утра, Констанция вышла в коридор.
      Дворецкий приоткрыл лишь один глаз и вновь упал головой на руки.
      "Так и есть, - всплеснула Констанция руками - недописанное письмо лежит на полу, а рядом чернильница и перо".
      Она сложила лист вчетверо, поставила под кровать письменный прибор и вновь вернулась к себе в спальню.
      "Завтра утром Колетта перепишет письмо. Нельзя же посылать его с такой отвратительной кляксой, оборванное на полуслове!" И мадемуазель Аламбер, вполне удовлетворенная сегодняшним днем, уснула сном праведницы.
      ГЛАВА 3
      Лишь только дворецкий в доме графини Лабрюйер уверился, что наконец-то ему удастся выспаться, вновь тихо скрипнула дверь. Он тут же встрепенулся, вскочил из-за стола, при этом чуть не обернув канделябр.
      "Когда же они угомонятся? - думал дворецкий. - Ведь ночью всем нужно спать. Такого здесь до появления виконта не было".
      В коридор тихо выскользнула Мадлен Ламартин. Она посмотрела на дворецкого с такой тоской в глазах, что тот тут же забыл свои обиды.
      "Несчастная женщина, - подумал дворецкий, - неужели прямо сейчас она отправится к виконту?"
      Но многоопытный дворецкий ошибся. Мадлен Ламартин взялась за ручку двери комнаты Констанции Аламбер и замерла: у нее не хватило духа постучать.
      Дворецкий застыл, как статуя, и Мадлен тоже.
      "Ну, решайтесь же..." - говорил про себя мужчина,глядя на растерявшуюся вконец женщину.
      Если бы Мадлен оказалась одна в коридоре, возможно, она и не решилась бы постучать в дверь к Констанции, но взгляд дворецкого подстегнул ее, и маленький кулачок трижды ударил в золоченую дверь.
      Да, Констанции Аламбер решительно не везло сегодня ночью, вернее, везение не было относительным. И так всю жизнь - если удавалось одно, другое обязательно расстраивалось.
      Констанция заслужила спать эту ночь без приключений, видеть приятные сны. Но получилось совсем иначе.
      Мадемуазель Аламбер приоткрыла глаза и вслушалась в шорох за дверью.
      "Показалось мне или нет? - думала женщина. - По-моему, кто-то стучал".
      Колетта мирно посапывала у нее на плече, а больше посетителей, вроде бы, не предвиделось. Не мог же виконт прийти, чтобы похваляться своей победой над Колеттой!
      Констанция уже было уверила себя, что ей почудилось, как тихий стук повторился. Она прикрылась одеялом и негромко, чтобы не разбудить Колетту, сказала:
      - Входите!
      Из коридора в темную комнату упал косой луч света и на блестящий паркет легла тень. Мадлен медленно, стыдливо входила в комнату Констанции Аламбер.
      Заметив, что та в постели не одна, Мадлен хотела покинуть спальню, но Констанция остановила ее:
      - Мадам, не бойтесь, это моя воспитанница Колетта.
      - Колетта? - переспросила Мадлен.
      - Ну да, ей страшно спать одной, и она прибежала ко мне, ну совсем как маленькое дитя!
      - Простите, мадемуазель, но я должна поговорить с вами.
      Констанция даже не выказала удивления.
      - Сейчас. Лучше всего это сделать в коридоре или гостиной, иначе Колетта проснется.
      Констанция быстро набросила на плечи шаль и в одной ночной рубашке вышла вслед за Мадлен из своей спальни.
      - Еще раз простите меня. Констанция нахмурилась.
      - Да не извиняйтесь же, мадам, я прекрасно понимаю ваше состояние.
      - Я говорила вам сегодня...
      - Подождите, нас могут услышать, - Констанция обернулась и увидела дворецкого, стоявшего навытяжку перед горящим канделябром. - Любезный, зажгите свечи в гостиной.
      Дворецкий, немного пошатываясь со сна, взял канделябр и, капая расплавленным воском на паркет, двинулся впереди женщин. Яркий свет канделябра сжался в три небольшие сферы, таким плотным был мрак в огромной гостиной. Но
      Вскоре запылали бра, огоньки свечей, умноженные зеркальными рефлекторами, раздвинули границы видимого.
      Констанция уселась на диван и поджала под себя зябнущие ноги. Мадлен устроилась рядом с ней, но не могла заставить себя вести так раскованно.
      - Я понимаю, что-то случилось? - спросила Констанция.
      - Да.
      - И это связано с виконтом Лабрюйером.
      - Вы угадали, мадемуазель. Констанции хотелось зевнуть, но она сдержалась. "Боже мой, еще одна невинная жертва, принесенная на алтарь любвеобильного виконта. Анри, что ты делаешь? Когда-нибудь один из обманутых мужей проткнет тебя шпагой. Такие люди, как ты, не доживают до седых волос, но зато по тебе останется прекрасная память. Но ведь женщины не умеют забывать былых любовников и всегда сравнивают мужчин во времена настоящие с мужчинами из своей молодости. Ты продлил себе жизнь еще на одно поколение. Вот только жаль, нет у тебя сына и некому передать свое искусство".
      - Вы о чем-то думаете, мадемуазель? - голос Мадлен вывел Констанцию из задумчивости.
      - Это нельзя назвать размышлением, дорогая, скорее, это воспоминания.
      - Я решилась вас потревожить, мадемуазель, поскольку мне кажется, вы единственный человек в этом доме, способный меня понять.
      - Вы переоцениваете мои возможности, мадам.
      - Нисколько. Констанция улыбнулась.
      - Вы просто плохо знаете меня.
      - Я уверена в вашей искренности.
      - Ни в чем нельзя быть абсолютно уверенной, мадам.
      - Я хочу поговорить с вами о виконте Лабрюйере. И вновь Констанция не смогла скрыть улыбку.
      - О нем многие хотят поговорить, мадам Ламартин.
      - Что вы можете мне сказать об этом человеке?
      - Сегодня мы уже говорили о нем.
      - Но этого мало, мадемуазель.
      - Он один из самых моих преданных друзей.
      - Но ведь вы такие разные...
      - Ровно настолько, насколько могут быть разными мужчина и женщина. А в душе мы очень близки.
      - А я думаю, это не так. Глядя на вас, мадемуазель, сразу можно понять - вы чисты, хоть и стараетесь выглядеть иной.
      - Вы хотите, мадам, оскорбить меня? Ведь я столько стараний приложила, чтобы создать себе образ при дворе, а вы его хотите разрушить парой фраз.
      - Нет, что вы, мадемуазель, меньше всего я хотела обидеть вас и уж конечно не стала бы будить вас среди ночи, чтобы сообщить такую банальность.
      - Тогда спрашивайте.
      - Кто он такой, виконт Лабрюйер?
      - Мужчина - и этим сказано все, мадам.
      - А как вы, мадемуазель, сами относитесь к нему.
      Констанция задумалась.
      - Если бы у меня был брат, я бы хотела видеть на его месте виконта Лабрюйера.
      - Это достойный ответ, мадемуазель. Но что бы вы посоветовали мне?
      - Днем вы меня обманули, мадам. Мадлен опустила взгляд.
      - Да.
      - Я не думаю, что вы это сделали специально, скорее всего, вам не хотелось верить в собственное открытие. Не правда ли, довольно сложно признаться в любви своему избраннику, но еще сложнее признаться постороннему человеку. Или я не права, мадам?
      - Я и сама не знаю, что мне делать.
      - Так вы любите его или еще сомневаетесь?
      - Да, я люблю виконта.
      - А он вас?
      - Он говорит, что любит.
      - Уверяю вас, мадам, он никогда не обманывает. Глаза Мадлен вспыхнули огнем надежды.
      - Так и вы, мадемуазель, верите, что он по-настоящему влюблен в меня? Констанция рассмеялась.
      - Но под любовью Анри, наверное, понимает нечто иное, чем вы, мадам. Для него любовь - нечто мимолетное, то, чего невозможно удержать руками. И поверьте мне, мадам, если вы окажетесь вместе, то долго это не продлится.
      - Но ведь любовь - это не обязательно постель.
      - Анри считает по-другому и будет вас любить до тех пор, пока не овладеет вами, а дальше... - Констанция развела руками, - дальше начнутся страдания.
      Мадам Ламартин сидела задумавшись. Ей очень хотелось остаться здесь, в имении, ведь после этого разговора с Констанцией она поняла, что не сможет отказаться от любви.
      - Но как же быть с мужем? Он любит меня и если я спрошу у самой себя, то с удивлением буду должна признать - я тоже люблю его.
      Констанция словно прочла мысли Мадлен. Сложного в этом ничего не было. Почти все женщины одинаковы, во всяком случае, рассуждают очень похоже. Большинство из них не считает возможным делить свою любовь, им подавай или все, или ничего.
      - Если вы хотите сохранить мужа, мадам, то вам следует покинуть общество виконта Лабрюйера и никогда более с ним не встречаться.
      - Я тоже об этом думаю.
      И мой вам совет - покидайте имение как можно скорее, потому что вы уже не в силах владеть своими чувствами.
      Мадлен слушала эти спокойные слова Констанции, и на ее глаза наворачивались слезы. Она сама своими пуками убивала любовь. Счастье было так близко, стоило протянуть руку.
      - Я так и сделаю, - прошептала Мадлен, - я сейчас же покину имение.
      - Сейчас же? - брови Констанции в изумлении поднялись. - Но ведь ночь...
      - Иначе утром я не найду для этого силы. Констанция схватила в свои ладони холодную руку Мадлен и сжала ее.
      - Простите меня, мадам.
      - За что?
      - В душе я не желала вам счастья.
      - Но ведь вы совсем не знали меня.
      - А это и не нужно.
      Внезапный приступ искренности обжег душу Констанции. Ей хотелось рассказать Мадлен обо всем, и она знала, мадам Ламартин простит ее. Но мадемуазель Аламбер вовремя спохватилась, - каково же будет мадам Ламартин жить потом с таким грузом на сердце?
      - Я не желала вам счастья лишь потому, что за ним следует отчаяние, тихо проговорила мадемуазель Аламбер, чувствуя, как дрожит рука Мадлен. - И если вы хотите сохранить мужа, то немедленно покидайте имение.
      - Благодарю вас, мадемуазель Аламбер! воскликнула Мадлен Ламартин. - Я услышала от вас именно то, что хотела, и теперь знаю, поступаю правильно.
      - Насчет правильности я сомневаюсь, - улыбнулась Констанция, - но рада, что смогла помочь вам.
      - Помогите мне еще в одном...
      - В чем же?
      - У меня у самой не хватит духа отдать распоряжение.
      - Хорошо, сидите здесь, я сейчас все устрою.
      Констанция взяла в руки подсвечник и двинулась по коридору. Дворецкий даже не проснулся, когда она остановилась напротив него.
      - Любезный!
      Тот встрепенулся и вытянулся перед виконтессой Аламбер.
      - Если возможно, распорядитесь, чтобы заложили экипаж мадам Ламартин, она срочно уезжает в Париж.
      Дворецкий в душе выругался, но ни единый мускул на его лице не дрогнул.
      - Слушаюсь, мадемуазель.
      Констанция хотела дать дворецкому монету, но только сейчас спохватилась: на ней была ночная рубашка.
      - Напомните мне завтра, что оказали любезность, - с улыбкой сказала она дворецкому, - и я вознагражу ваши старания.
      Констанция вернулась к Мадлен. Та вся дрожала, но лицо ее казалось спокойным. Наконец-то она знала, что ей надо делать, в каком направлении двигаться. Да, она покинет человека, которого любит, ради мужа и, наверное, никогда не пожалеет о своем поступке.
      - Я думаю, вам надо одеться, мадам.
      - Простите, я обо всем забыла. Моя служанка уже упаковала вещи и больше я не буду тяготить здесь никого своим присутствием. Я так благодарна вам, мадемуазель, и если вам что-то понадобится в Париже, можете рассчитывать на мою помощь.
      - Я не премину воспользоваться вашим предложением, мадам.
      - И пожалуйста, извинитесь от моего имени завтра перед графиней. Я даже не знаю, что и придумать...
      - Я найду слова, не беспокойтесь, мадам. Главное, вы почувствуете себя в безопасности.
      - И передайте виконту, чтобы он и не пытался искать меня.
      - Это я сделаю с удовольствием. Счастливой вам дороги! Простите, но ждать отъезда у меня уже нет сил.
      Мадлен обняла Констанцию и побрела в свою комнату проследить за сборами.
      "Ну почему все считают своим долгом досаждать мне злилась Констанция, устраиваясь в постели около спящей Колетты. - Каждый считает своим долгом посоветоваться со мной и всю ответственность за свои поступки переложить на меня. Ну ничего, я сделала еще одно доброе дело и это зачтется мне на страшном суде".
      Констанция острожно обняла Колетту и поняла, что уснуть ей будет очень сложно. Но спокойное дыхание девушки скоро убаюкало ее, и мадемуазель Аламбер уснула. Если бы она только знала, что это еще далеко не все. Еще одно испытание ждет ее с самого утра.
      В Париже в этот вечер произошло еще одно событие, которое чуть было не привело к ссоре Франсуазы и Констанции. Баронесса, оставшись одна, без дочери, стала переживать. Шутка ли, Колетта находится без ее присмотра! Конечно, рядом Констанция Аламбер, на которую можно положиться, но Колетта еще такая несмыш-ленная! Если, находясь в своем доме, да еще под присмотром слуг и матери, она умудрилась влюбиться в учителя музыки и даже завести с ним переписку, то чего можно от нее ожидать в далеком имении?
      Чтобы хоть как-то заглушить свои мрачные мысли, Франсуаза решила отправится на прием, от которого прежде отказалась.
      Предложение исходило от некоего графа Армана де Бодуэна, постельничьего короля Пьемонта. Баронессе приходилось видеть его всего лишь пару раз в жизни, и он не произвел на нее особого впечатления. Франсуаза была равнодушна к мужчинам и смотрела на них только с точки зрения того, хочет ли он соблазнить ее дочь или этот человек благородный. Других оттенков для нее не существовало.
      Прием был устроен со вкусом, но без достаточного для Парижа размаха. Франсуазу немного утешило лишь то, что среди гостей был и Эмиль де Мориво.
      Она тут же отыскала своего будущего зятя и обратилась к нему:
      - Месье, я думаю, мое решение отправить на несколько дней дочь к графине Лабрюйер не привело вас в замешательство?
      Эмиль впервые услышал о том, что Колетта покинула Париж. Ему и самому приходилось бывать вместе с виконтом Лабрюйером у его бабушки в имении, и он себе прекрасно представлял, что может там твориться.
      - Простите, мадам, она отправилась туда вместе с виконтессой Аламбер?
      - Да, я попросила виконтессу присматривать за ней и до свадьбы Колетта будет находиться под ее попечительством.
      Еще немного поговорив о том о сем, Эмиль передал Франсуазу в руки ее подруги, а сам отправился разузнать, где сейчас виконт Лабрюйер. И каким же большим было его недовольство, когда Эмиль узнал, что Анри находится в имении.
      А тут еще и Констанция. Всякой мести можно ожидать от считавшей себя обиженной любовницы. Констанция Аламбер могла отомстить страшно, в этом Эмиль не сомневался ни минуты. Но как-то повлиять на ход событий у него практически не было никакой возможности. Напрямую заговаривать о своих опасениях с баронессой
      Было невозможно. Та могла воспринять это как оскорбление, и дело могло дойти даже до расстройства свадьбы.
      Эмиль отыскал хозяина торжества графа де Бодуэна и отвел его в
      Сторону.
      - Арман, у меня неприятности.
      - Ты хочешь, чтобы они были и у меня? - улыбнулся граф де
      Бодуэн.
      - Нет, что ты. Правда, ты, возможно, сочтешь меня слишком
      Мнительным, но мои опасения имеют под собой почву.
      - Какие-нибудь дворцовые интриги?
      - Да нет, что ты. Ты же слышал, я собираюсь жениться, а моя
      Невеста находится сейчас не в самом безопасном месте.
      - Ты хочешь, чтобы я ее выкрал, Эмиль?
      - Нет, давай я тебе расскажу все попорядку. У меня есть один
      Друг, виконт Лабрюйер, ты, наверное, слышала о нем.Тогда тебе легче понять меня. Стал бы ты оставлять свою будущую невесту в одном доме с этим... Эмиль замялся, стараясь подыскать не очень-то оскорбительное слово, - с этим соблазнительным мужчиной.
      - Не знаю как ты, Эмиль, но я достаточно уверен в себе.
      Дело не в этом, он может соблазнить даже каменную статую.
      - Ты так боишься за нее?
      - А что мне остается делать? Не так давно мы с Анри поссорились и теперь он может насолить мне.
      - Неужели баронесса направила ее туда одну, без присмотра?
      - Вместе с ней Констанция Аламбер. Она ее покровительница.
      Лицо Армана тут же изменилось.
      - Ты говоришь, Констанция Аламбер?
      - А что в этом странного, они с баронессой родственницы.
      Хотя уже некоторые из гостей с неудовольствием посматривали на Эмиля де Мориво, похитившего надолго хозяина приема, но Эмиль решил довести дело до конца.
      Арман заинтересовался - это было главное. Теперь нельзя было упускать шанса.
      - Арман, я хочу попросить тебя об одном одолжении.
      Граф де Бодуэн улыбнулся.
      - Всего лишь об одном?
      - Да, но оно очень многое для меня значит.
      - Давай же, я готов.
      - Мне не хотелось бы посвящать в свои проблемы чужих и только ты можешь помочь так, чтобы никто ни о чем не узнал. Я и сам поговорил бы с баронессой, но боюсь ее обидеть.
      - Так что же от меня требуется?
      - Ты подойти к баронессе Дюамель и как бы невзначай заведи разговор о ее дочери. Я знаю, она и так очень волнуется, и ты только укрепишь ее в решении поехать к графине Лабрюйер и забрать дочь домой.
      - Что ж, - граф де Бодуэн пожал плечами, - я охотно выполню твою просьбу, - и он отравился разыскивать баронессу.
      Лишь только Арман упомянул о Колетте, как баронесса тут же заволновалась. Но причину своего волнения, правда, она объяснила иначе, чем предполагал Эмиль де Мориво.
      - Она еще совсем ребенок, и я боюсь, что она заболеет.
      Такое предположение вызвало улыбку у Армана де Бодуэна.
      - Если хотите, баронесса, я буду сопровождать вас, у меня тоже есть дело в тех краях.
      И баронесса Дюамель договорилась с графом де Бодуэном, что завтра утром они отправляются к графине де Лабрюйер.
      У Армана на сей счет были свои планы, о которых баронесса и не догадывалась. Ему хотелось еще раз увидеть Констанцию Аламбер. Но не для того, чтобы заводить разговор о любви и женитьбе, ему хотелось еще раз взглянуть в глаза этой женщине и высказать все лишь одним взглядом.
      Ему теперь не терпелось, чтобы гости как можно скорее разошлись.
      Первой прием покинула баронесса, за ней потянулись и остальные. Вскоре Арман и Эмиль остались одни.
      - А ты знаком с Констанцией Аламбер? - осведомился граф де Бодуэн.
      От этих слов Эмиль вздрогнул. Что-то не понравилось ему во взгляде графа и поэтому он стал темнить.
      - Мы знакомы, и я даже был вхож в ее дом. Но в последнее время не понимаю, что и творится. Кто-то распустил сплетни обо мне и о ней, и теперь я не рискую появляться в ее доме.
      - Так это только сплетни?
      - Честно признаться тебе, Арман, я одно время ухаживал за ней, но это неприступная женщина, - глаза Эмиля были неискренними, что не укрылось от графа.
      - Я не могу поверить, что такой мужчина, как ты, мог потерпеть поражение.
      Но Эмилю ничего не оставалось, как только врать дальше.
      Я не спорю, она хороша собой, богата, но мы ней слишком разные люди, чтобы быть вместе. К тому же ты сам знаешь, я собираюсь жениться и теперь с любовницами покончено.
      Граф де Бодуэн недоверчиво хмыкнул:
      Что-то ты стал слишком правильным.
      Но помечтать мне хотя бы можно? Молодая жена, красивая, я хоть на какое-то время смогу занять свои мысли ею.
      Ты еще не успел жениться, Эмиль, а уже подозреваешь ее в измене.
      - По-моему, это вполне естественно.
      - Не знаю, я до сих пор не женат, но считаю, женщина имеет такое же право изменять мужчине, как и он ей.
      - Э, нет, - тут же поспешил возразить Эмиль де Мориво, - женщина слишком привязывается к мужчине и со временем начинает требовать от любовника невозможного.
      - Так зачем жениться? То-то я смотрю, ты такой напуганный!
      - А вот мужчина - совсем наоборот. Его очень трудно уговорить жениться.
      - Глядя на тебя, Эмиль, я бы этого не сказал.
      - Колетта никогда не была моей любовницей, это невинная девушка и надеюсь, ей и никогда не придет в голову изменять мне.
      - Да, Эмиль, подобные мысли приходят только тебе в голову.
      Еще немного поговорив, немного выпив, мужчины расстались. Слуги убирали комнаты, наводя порядок после приема. а граф прошел на балкон и посмотрел вдаль. За остроконечными крышами домов, за остроконечными башнями соборов виднелось
      Низкое, затянутое облаками вебо. Луна едва пробивалась сквозь толстый слой облаков, окрашивая его в нежно-желтый цвет.
      Арману уже давно следовало покинуть Париж, но он медлил. Образ Констанции как тень неотступно следовал за ним. Он полюбил эту женщину, даже не увидев ее, и это чувство только усилилось после первой встречи. Арман проговаривал это имя так, словно напевал мелодию любимой оперной арии.
      - Констанция...
      Почему именно она стала избранницей его сердца, Арман не мог бы и ответить. В его жизни встречались женщины и более красивые и более родовитые, но ни на одной он не остановил своего выбора. К тому же, Констанция была чужестранкой для него и в Пьемонте к ее появлению отнеслись бы настороженно.
      Но граф, как в бреду, глядя на ночное небо, повторял:
      - Констанция... Я знаю, рано или поздно ты станешь моей. Ведь стоит чего-то очень сильно пожелать, и оно сбудется. Я желаю твоей любви, и ты не сможешь остаться равнодушной к моим словам, к моему взгляду. Ты поймешь, только меня ждала ты последние годы, только обо мне и думала. Но мой образ менялся, ты принимала за меня других мужчин и отдавала им, дарила свою любовь, даже не
      Подозревая, что даришь мне.
      Был в эту ночь в Париже еще один человек, которому и в голову не приходила мысль уснуть - Александр Шенье. Он обычно избегал шумных компаний и все свое свободное время отдавал урокам музыки и чтению книг. Но на этот раз он изменил своим правилам, уж слишком сильными потрясениями наградила его жизнь в последние дни.
      Он поверил, что женится на Колетте, какие бы преграды ни стояли у него на пути. Молодой человек влюбился первый раз в жизни, и ему казалось, что если они с Колеттой расстанутся, жизнь окончится.
      По поводу зачисления двух его товарищей в полк королевской гвардии была устроена вечеринка. Местом для ее проведения избрали небольшой погребок возле собора святой Терезы. Старая неказистая церковь, построенная еще во времена столетней войны, виднелась на фоне ночного неба сквозь заляпанные грязью стекла
      Полуподвальных окон.
      Будущие гвардейцы собрались за длинным столом, во главе которого восседали двое новоиспеченных гвардейцев. Они еще не успели сшить себе форму, но с первого взгляда, брошенного на них, можно было сказать - это уже не ученики, столько надменности и гордости было в их взглядах. Остальные сперва относились к ним с почтением, вызванным завистью, но после кружки, другой вина вновь вспомнилась дружба и восторжествовало равенство. И если бы за столом сидели мужчины, умудренные опытом, они выпили бы еще по кружке я разошлись.
      Но молодость неугомонна, и одному из виновников торжества, Луи де Эрио, пришло в голову подшутить над нерешительным Александром Шенье. Он, даже не удосужившись обойти стол, поднялся, и придерживаясь за спинку стула, чтобы не упасть, крикнул:
      - Александр, говорят, у тебя неприятности в доме баронессы Дюамель?
      Александр смутился и чтобы прогнать смущение выпил добрые полкружки вина. Раньше ему почти не приходилось пить, и хмель тут же ударил ему в голову.
      Луи смотрел вызывающе и довольно нагло.
      - А твоя Колетта хороша собой! Александру не хотелось, чтобы за столом, среди пьяных, упоминалось имя его возлюбленной.
      - Мне не хотелось бы обсуждать это.
      - Значит, она не красива, - сделал вывод Луи и тут же обвел взглядом погребок.
      В углу, у камина, скучали две девицы, по поводу занятий которых трудно было бы иметь какие-либо сомнения.
      - Но она хоть красивее вон той, что поближе к огню? - поинтересовался Луи, указывая рукой на пышногрудую девушку.
      - Я женюсь на ней! - неожиданно для себя вдруг выкрикнул Александр.
      Лицо Луи тут же сделалось серьезным.
      - А ты не промах.
      - Мы уже обо всем договорились.
      - Может, тебе нужно помочь, Александр? Ведь мать не отдаст ее за тебя, придется похитить.
      Компания тут же возбужденно загудела, каждый предлагал свои услуги Александру. Но Луи тут же усомнился.
      - По-моему, женившись, ты поступаешь не правильно.
      - Я уже сделал ей предложение, и она согласилась.
      - Настоящий мужчина не должен рано жениться, - пустился в рассуждения Луи, - он должен сначала испытать себя, оценить женщину, а уж потом сделать выбор. А ты, по-моему, еще никогда не спал с женщиной.
      Александр вспыхнул, его щеки залил румянец. Луи попал в точку. Ему до этого даже не приходилось видеть обнаженное женское тело, и Луи чувствовал себя перед ним чрезвычайно искушенным в любовных делах. И чтобы доказать свое превосходство, он направился к девушкам. Правда, пройти по прямой ему не удалось, несколько раз молодого человека заносило, но он удержался на ногах и
      Облокотившись о край каминной полки, принялся рассматривать лицо пышногрудой красавицы. Та нимало не смущаясь смотрела ему прямо в глаза.
      - Ты пойдешь со мной? - не скрывая своих намерений, осведомился Луи.
      - Но учти, красавчик, я ничего не делаю даром.
      - Я заплачу тебе за троих.
      Разговор девушки и Луи не слышал никто, кроме ее подружки, будущие гвардейцы в это время начинали новый бочонок вина.
      Расплатившись заранее, Луи обнял девушку и та повела его в маленькую комнатушку, отгороженную от общего зала всего лишь сколоченной из тонких досок дверью.
      Здесь не было ничего лишнего: узкая кровать, застланная несвежими простынями, небольшой столик и одинокая свеча, воткнутая прямо в горлышко бутылки.
      Развлечение Луи продлилось не слишком долго, вскоре он появился пред своими товарищами с гордостью. Луи подошел к своему приятелю, которого тоже зачислили в гвардейцы в полк Эмиля де Мориво и зашептал ему на ухо. У того тут же на губах расползлась улыбка, и он тоже отправился к сколоченной из досок двери.
      Но на этот раз всем стало ясно, куда и зачем ходят молодые люди. Теперь уже Луи донимали расспросами. Тот, не жалея красок, расписывал прелести продажной девицы, с которой ему удалось развлечься.
      Александр Шенье слушал это неприкрытое бахвальство презрительно скривив губы. Ему было противно то, как Луи описывает свои ощущения, нимало не стесняясь товарищей.
      И он стал думать о возвышенном, вспоминая Колетту. Какой недоступной и прекрасной казалась она ему сейчас! Насколько выше своих товарищей был он сам. Ведь его любили, любил и он - и не было ничего позорного и предосудительного в этой любви. Он беден, ну и что? Зато благородство у него в крови. Он никогда не позволит себе обращаться с женщиной неподобающим образом. Он хранит верность своей возлюбленной и не променяет ее ни на кого, что бы ему ни обещали.
      "Колетта, конечно, наивна, - думал Александр Шенье, - но это милая наивность, которая только придает ей прелесть. А как она чудесно играет на арфе! Какой у нее голос! Нет ей равных среди девушек".
      И Александр представлял себя мужем Колетты. Он видел себя и ее на залитой солнечными лучами террасе перед белым столом, уставленным фруктами и печеньем. Что это за дом, Александр не мог бы сказать, но дворец был прекрасен. В конце аллеи парка поблескивал серебром пруд, по нему плавали лебеди. А он сжимал в своих пальцах руку Колетты и называл ее любимой. Девушка смеялась, он наклонялся и целовал ее в губы...
      Размечтавшись, Александр Шенье прикрыл глаза и вторя своим мыслям, принялся языком облизывать губы, и делал это с большим чувством. И это, конечно не, не укрылось от цепкого взгляда Луи.
      - Эй, Александр, - закричал он, - тебе, наверное, давно не приходилось целовать женщин?
      Александр Шенье очнулся и открыл глаза. Не было ни дворца, ни Колетты, ни отливавшего серебром пруда с благородными птицами, был унылый грязный погребок, недопитое вино в кружке, чадящие свечи и товарищи по учебе, которых он никогда не любил.
      - Говорю, ты, наверное, давно не целовал женщин, - прокричал Луи, поняв, что с первого раза Александр его не расслышал.
      - У меня есть невеста, - холодно сообщил Александр Шенье, правда, не добавив при этом, что ему еще не удалось поцеловаться с Колеттой, а этот час, который даровала им Констанция Аламбер, они провели за игрой на арфе, хоть их ждала мягкая необъятная постель.
      - Да ты, наверное, Александр, вообще не знаешь, что такое женщина.
      Разговор принимал неприятный оборот. Все смотрели на Александра, ожидая, что же он ответит. А тот, боясь показаться неопытным в глазах товарищей, небрежно заметил:
      - У меня уже было две любовницы, - чем вызвал хохот.
      - Две любовницы! Надо же! Ты что, впервые встречался с женщиной, когда тебе было десять лет? Да ты обманываешь, такого быть не может!
      Александр Шенье повторил:
      - Да, две любовницы и обе были без ума от меня. Он и сам не мог понять, почему врет. Он же не считал любовные похождения признаком мужественности и благородства, наоборот, ему хотелось всю свою жизнь до конца любить Колетту Дюамель и быть ей верным. Но слова уже были произнесены, смех прозвучал, нужно
      Было как-то оправдываться.
      К несчастью, Луи нашелся раньше, чем Александр.
      - Это нетрудно проверить. Сейчас освободится вон та комнатка, - и он подмигнул своим товарищам, которые уже с интересом поглядывали на спорящих, - и ты, Александр, если мужчина, отправишься туда. А потом мы расспросим девушку? И
      Пусть она расскажет, каков ты в постели.
      Конечно же, Александру следовало бы отказаться от этого безобразного предложения, но одно дело - отвечать самому себе, а другое дело - предстать перед приятелями эдаким нерешительным мальчишкой.
      - Она будет довольна, - небрежно бросил Александр, - и некоторые из сидевших с ним за столом посмотрели на него с уважением.
      Теперь он не мог позволить себе обмануть их ожиданий. Дверь комнатенки со скрипом отворилась, и на пороге появился уставший, с раскрасневшимся лицом и слипшимися от пота волосами друг Луи.
      - Ну что ж, Александр, иди.
      Двенадцать пар глаз уставились на шевалье, и он сразу же почувствовал, какими непослушными стали ноги. Он медленно поднялся и двинулся к полуоткрытой двери. Хмель улетучился, словно он и не пил.
      - А идет он браво! - заметил Луи. - Посмотрим какой он в деле.
      Дороги назад не было. Вернуться сюда Александру представлялось возможным только из маленькой комнатки, побыв в ней вместе с продажной девушкой.
      - Колетта, прости меня, - прошептал Александр, закрывая за собой дверь.
      Он остановился и не решался поднять глаз на лежавшую на кровати девушку. Он слышал ее тяжелое дыхание, слышал, как потрескивает свеча, вдыхал запах чужого пота.
      - Подойти, - словно бы издалека донесся до него довольно приятный женский голос.
      Он посмотрел на постель. Среди смятых простыней сияло белизной пышное девичье тело. Оно словно ослепило Александра. Он часто заморгал и понял, что не сможет сделать и шага. Девушка негромко засмеялась и подвинулась ближе к стене,
      Освобождая место рядом с собой.
      - Присядь.
      Александр послушно присел, не зная, куда деть свой взгляд. Он не мог заставить себя смотреть на тяжелую грудь, на плавный изгиб бедер. Куда спокойнее было созерцать потолок.
      - Да не бойся же ты, - девушка завладела его рукой и приложила ее к своей груди.
      Александр затаил дыхание. Его пальцы касались теплой и мягкой груди, и он ощутил под своей ладонью отвердевший, немного шероховатый сосок.
      - Ты что, первый раз с женщиной? - изумилась девушка.
      - Нет, у меня было две любовницы, - сказал Александр и тут же смолк.
      - Ну, две так две, - пожала плечами девушка, явно разочаровавшись в Александре.
      - Не было у меня никого, - прошептал Александр Шенье, - я первый раз вижу обнаженную женщину.
      Девушка приподнялась на локте, погладила его по щеке.
      - Ты нежный, как женщина. Александр отпрянул, но тут же встретился взглядом с уставшими глазами девушки.
      - Как тебя зовут? - спросила она.
      - Александр. А тебя?
      - Алиса. Хочешь, ложись со мной рядом.
      - Я хочу поцеловать тебя.
      - Тогда нагнись.
      И Александр, повинуясь горячей ладони на своем затылке, нагнулся и встретился губами с приоткрытым ртом Алисы.
      - Вот так. А теперь задержи дыхание. И он почувствовал, как его губы увлажняет немного прохладный язык девушки.
      - В этом нет ничего страшного, - сказала Алиса, садясь на кровать и прикрываясь простынью.
      - Почему ты закрылась? - спросил Александр.
      - Ты боишься моего тела.
      - Ты, наверное, устала? - спросил шевалье, глядя на смятую простынь. Ты мне нравишься, но ты устала. Давай просто отдохнем.
      - Давай, - удивлению девушки не было предела. - Ты благородный человек и счастлива будет женщина, полюбившая тебя.
      - Меня уже любит девушка, и мы решили пожениться.
      Александр и сам не знал, зачем все это рассказывает потаскушке Алисе.
      Девушка отвела свой взгляд в сторону.
      - Я слышала, что говорил твой друг.
      - Ты скажешь ему правду? - спросил Александр.
      - Я хотела бы сказать правду, ведь среди этих мерзавцев, думающих только о том, как удовлетворить свою похоть, не нашлось ни единого, кто бы спросил, устала я или нет, хочется ли мне быть с ними или мне хочется плакать. Ты первый спросил меня об этом.
      - Я пойду, - Александр попытался встать.
      Нет, сиди. Неужели тебе хочется туда, к столу, где вновь будут смеяться над любовью, над верностью?
      Александр тяжело вздохнул.
      - Если ты хочешь, я посижу.
      - Вот видишь, ты говоришь "если ты хочешь", ты считаешься со мной, значит, ты будешь считаться и со своей возлюбленной. Может это глупо звучит, но я тоже мечтаю о любви и по-моему, даже знаю, что это такое.
      - Ты милая, - сказал Александр, легонько сжимая пальцы девушки в своей руке.
      - Я скажу им, - зашептала Алиса, - что ты великолепный любовник и лучшего мужчины мне не приходилось никогда встречать.
      - Но ведь у нас же ничего не было, - прошептал Александр.
      - Я не покривлю душой, ты в самом деле, лучший мужчина.
      - Ты так считаешь?
      - Да, я уверена.
      - И тебе, Алиса, ни с кем не было лучше, чем со мной.
      - Ни с кем.
      - И тебе не нужно ничего этого, тебе достаточно, что я сижу рядом?
      - Нет, - улыбнулась девушка, - этого больше чем достаточно. Посиди со мной немного, посмотри на меня, - она отбросила простыню, и Александр Шенье теперь уже без особого смущения стал разглядывать ее пышное тело.
      А девушка вслед за его взглядом, словно повторяя его траекторию, водила ладонью по своим плечам, по груди, по животу, скользила по ногам.
      Александр чувствовал, как дрожь проходит по его телу, как то вспыхивает, то гаснет свет в его глазах. Он видел, как изгибается Алиса, как все сильнее и сильнее сжимает его руку.
      Наконец, вздох облегчения вырвался из ее горла, и она до боли сжала кисть молодого человека.
      ГЛАВА 4
      Графиня Лабрюйер сидела за столом на террасе и как всегда дремала. Слуги сервировали стол к завтраку, раннее утро наполняло воздух щебетом птиц и свежестью. В ворота с грохотом въехала карета.
      Проснувшись от этого звука, графиня еще долго не могла сообразить, что же происходит. Она опомнилась, лишь когда перед ней предстали баронесса Дюамель и граф де Бодуэн. Но сообразительности старой графини хватило ровно настолько, чтобы посчитать, что она заснула за игрой в карты и ее компаньоны ушли играть в другое место.
      - А где же все? - спросила графиня.
      - Вы помните меня? - баронесса Дюамель встала так, чтобы графиня Лабрюйер могла ее лучше рассмотреть.
      - Ну как же, я помню вас, - без тени смущения сообщила графиня, - вы приехали из Парижа.
      - Да-да, я баронесса Дюамель, а со мною граф де Бодуэн, - представила баронесса своего спутника.
      - Ах, да, вы тоже приехали из Парижа, - улыбнулась старая женщина графу де Бодуэну. - Я хорошо помню вас.
      Граф не стал разубеждать ее, наверняка зная, что та видит его впервые.
      - Как вы добрались, баронесса?
      - Спасибо, отлично.
      - У вас ко мне какое-нибудь дело?
      - Я приехала, чтобы забрать свою дочь Колетту.
      - Ах, да, Колетту...
      - Она гостит у вас, - на всякий случай напомнила баронесса.
      - Чудесная девушка, такая красивая, такая молодая и такая смышленая.
      Последнее замечание привело баронессу в трепет, ведь именно смышленость и не давала ей покоя все последние дни.
      На террасе стоял дворецкий с каменным выражением лица. Он мог бы рассказать матери много интересного о ее дочери. Но в обязанности дворецкого входит встречать и провожать гостей, а не рассказывать об их ночной жизни.
      - Она такая прелестная, - не переставала восхищаться Колеттой графиня, смутно припоминая лицо девушки, - вы должны гордиться ею, мадам. Воспитать такую дочь...
      Но тут же взгляд графини остановился на Армане. Тот не спешил объяснять причину своего появления, а допытываться самой графине не было большой нужды. Она вполне была согласна в душе с тем, что Арман может быть любовником баронессы Дюамель. И это удержало ее от лишних расспросов.
      - Где моя дочь? - как можно более ласково поинтересовалась баронесса, но все равно ее голос прозвучал резко, с какими-то металлическими нотками.
      - У себя, наверное, еще спит, - графиня повернулась к дому и попыталась взглядом отыскать окна спальни Колетты.
      - А где ее комната?
      - Дворецкий проводит мадам.
      Дворецкий, не меняя выражения лица, а только сдобрив его улыбкой, повел баронессу в дом. Он остановился у самой двери спальни Колетты и несколько раз стукнул. Оттуда не раздалось ни звука.
      Баронесса, подозревая недоброе, в нетерпении распахнула дверь и чуть не вскрикнула: измятая простынь,брошенное в ноги одеяло, а главное, и без объяснений было ясно, Колетта сегодня тут и не ночевала. Самые страшные подозрения закрались в душу матери. Она подбежала к кровати и прикоснулась к
      Постели рукой. Та была холодна.
      Не спрашивая ни о чем дворецкого, баронесса выбежала в коридор и вновь замерла в нерешительности.
      - Если вы, мадам, хотите отыскать мадемуазель Аламбер, то ее спальня вот здесь, - и дворецкий указал на золоченую дверь.
      Уже не считаясь с приличиями, не тратя времени на условности, баронесса толкнула дверь и ворвалась в спальню Констанции. Она готова была метать громы и молнии, допытываясь, куда та подевала дочь.
      Но тут баронессу Дюамель ждал сюрприз: рядом со спящей Констанцией она увидела кого-то, кто прятался под одеялом, выставив из-под него лишь макушку и согнутую в локте руку.
      То, что это мужчина, Франсуаза уже не сомневалась.
      "Так вот как она воспитывает мою дочь!" - подумала Франсуаза, готовясь высказать Констанции все, что она о ней думает.
      Но та вдруг проснулась и уставилась на баронессу. Откуда она взялась в ее спальне, Констанция никак не могла взять в толк. Тут же сердце мадемуазель Аламбер забилось чаще. Ей предстояло по виду баронессы определить, знает та о ночных приключениях своей дочери или же нет.
      Баронесса Дюамель только успела открыть рот, как Констанция тут же взяла инициативу в свои руки. Она отбросила одеяло с Колетт и воскликнула:
      - Колетта, просыпайся, твоя мать приехала! Это было большой неожиданностью для баронессы и на время у нее отнялся дар речи.
      Перепуганная Колетта широко открытыми глазами смотрела на мать.
      - Ну что же ты, Колетта, поздоровайся с ней. Девушка опасливо выскользнула из-под одеяла и побежала навстречу матери.
      Инстинктивно она чувствовала, самое верное сейчас - броситься на шею матери.
      Если та что-нибудь знает, слезы помогут, а если ничего - то пусть это будут слезы радости.
      Так Колетта и поступила. Франсуаза стояла у открытой двери, обнимая свою дочь, и тоже плакала.
      - Мама, я так скучала по тебе, я так хотела приехать!
      Констанция Аламбер слушала этот бред и готовилась объяснить Франсуазе, почему это вдруг Колетта оказалась у нее в постели.
      А баронесса Дюамель гладила дочь по волосам и приговаривала:
      - Ты у меня еще такая глупая...
      - Представь, Франсуаза, сегодня ночью она испугалась спать одна и прибежала ко мне.
      Констанция запрокинула голову, ее волосы рассыпались по плечам. Весь вид мадемуазель Аламбер говорил о том, что она только и занималась в последние дни тем, что не спускала глаз с Колетты.
      - Ты еще очень глупая... - приговаривала Франсуаза, а Колетта вздрагивала всем телом, боясь, что сейчас настроение матери изменится, и Франсуаза строгим тоном спросит ее, что она выделывала с виконтом Лабрюйером. Но страшного вопроса так и не последовало.
      Франсуаза, наконец-то, отстранила от себя дочь и взяв ее за плечи, пристально посмотрела ей в глаза.
      Вид Колетты был, конечно, жалок. Она втянула голову в плечи и виновато посмотрела на свою мать.
      - Пойдем, пойдем, Колетта, мне кажется, я не видела тебя целую вечность, - баронесса Дюамель и ее дочь покинули спальню Констанции и та смогла облегченно вздохнуть.
      "Ну, кажется теперь все. Франсуаза ни о чем не догадывается, а я больше ничего и не стану предпринимать".
      Констанция Аламбер ликовала:
      "Наконец Эмиль де Мориво наказан и вновь можно зажить спокойно".
      Прозвучал гонг, извещавший, что завтрак накрыт. И только тут Констанция вспомнила, о чем просила ее мадам Ламартин. Поэтому она поспешила первой прийти к столу.
      Старая графиня Лабрюйер уже сидела на террасе и как всегда клевала носом.
      Констанция тронула ее за плечо.
      - Мадам!
      Графиня вздрогнула, но так и не проснулась.
      - Мадам! - уже почти закричала ей в самое ухо Констанция.
      Дворецкий неодобрительно смотрел на то, как будят его госпожу.
      - А, это вы... - рассеянно проговорила графиня Лабрюйер, поправляя шляпку, - завтрак уже кончился?
      - Нет, мадам, меня просили передать вам.
      - Что-нибудь случилось?
      - Можно считать, что нет. Ваш дом покинула мадам Ламартин.
      - Но ведь я с самого утра здесь, на террасе. Неужели же я не видела отъезжающего экипажа?
      - Нет, мадам, она уехала ночью.
      - Я ее чем-нибудь обидела?
      Что вы, мадам, она просила передать тысячу извинений, но ее ждут неотложные дела в Париже
      Что ж, - вздохнула графиня Лабрюйер, - надеюсь, она осталась довольна пребыванием в моем доме, ведь ее муж, месье Ламартин, так беспокоился, оставляя ее одну.
      В двери, ведущей на террасу, показались Колетта и ее мать Франсуаза.
      - Не беспокойтесь, мадемуазель Аламбер, я понимаю истинную причину ее отъезда и благодарна вам за то, что вы так тщательно ее от меня скрываете, улыбнулась графиня и отдала Констанции розу на длинном стебле, которую до этого сжимала в руке.
      Констанция села по правую сторону от графини Лабрюйер и с невозмутимым видом принялась вертеть цветок в руках. Она то подносила его к лицу, вдыхая его аромат, то обмахивалась им как веером.
      - Доброе утро, графиня, - Колетта сделала реверанс и села в торце стола.
      Франсуаза устроилась слева от графини Лабрюйер.
      - А что же граф де Бодуэн? - поинтересовалась хозяйка дома. - Он не желает завтракать?
      - Он поехал по делам и скоро вернется, - сказала баронесса.
      - Граф де Бодуэн? - воскликнула Констанция. - Он здесь?
      - А что это вас так удивляет? - спросила баронесса. - Я даже не знала, что вы знакомы.
      - Нет, мы виделись всего один раз, поэтому я и спросила.
      Любопытство баронессы распалилось. Теперь-то она понимала, граф де Бодуэн напросился в спутники неспроста, скорее всего, у него были какие-то дела к Констанции. Ведь испуг на лице мадемуазель Аламбер выдал ее с головой.
      Но развить эту тему баронессе не дало появление виконта Лабрюйера. Он выбежал на террасу, по-шутовски поклонился всем и пожелал всем дамам доброго утра.
      Баронесса Дюамель посмотрела на него с нескрываемым отвращением, она столько слышала о похождениях Анри, что если бы не шляпка, ее волосы встали бы дыбом.
      - Какая честь, мадам!
      Баронесса подала руку для поцелуя, и Анри бережно принял ее.
      - Доброе утро, бабушка, - Анри наклонился и поцеловал старую графиню в щеку. Та успела шепнуть ему на ухо:
      - Мадлен уехала сегодня ночью.
      - Черт! - пробормотал виконт, но на его лице все равно продолжала сиять лучезарная улыбка.
      Затем уверенной походкой Анри направился к не помнившей себя от ужаса Колетте. Она смотрела на него округлившимися глазами, ей казалось, одно движение - и они выдадут себя пред всеми гостями.
      Девушка помнила эти руки, сжимавшие этой ночью ее тело, эти губы,целовавшие ее - и тут же с ужасом отметила, что ее губы опухли.
      Вся зардевшись, она протянула виконту свою дрожащую руку для поцелуя.
      - Нет-нет, - улыбнулся Анри, - дайте мне обе руки.
      Колетта беспомощно озирнулась, ища поддержки. Констанция только прикрыла веки, как бы давая ей знать: делай все, о чем просит виконт, он найдет способ успокоить твою мать, ведь баронесса Дюамель и в самом деле следила за каждым движением виконта, словно боялась, что тут же, не отходя от стола, он соблазнит ее дочь.
      - Обе руки, мадемуазель, обе, - тон виконта был строг.Колетта подала ему и вторую ладонь. Он внимательно осмотрел их и затем строго сказал:
      - По-моему, мадемуазель, вы не мыли руки перед завтраком.
      Колетта еще больше зарделась. Она и в самом деле забыла об этом.
      - Сейчас же ступайте прочь из-за стола, - виконт говорил так, словно был ее отцом, - и вымойте руки, тогда можете возвращаться.
      Констанция улыбалась.
      Виконт предусмотрел все. Теперь легко были объяснимы и румянец на щеках Колетты, и ее растерянность. Конечно, он выставлял себя в невыгодном для баронессы свете, но иметь о нем еще более худшее мнение, чем имелось, Франсуазе было невозможно.
      Придерживая подол платья, Колетта побрела в дом.
      А виконт уселся в ее кресло и развязно, закинув ногу за ногу, посмотрел на баронессу Дюамель.
      - Мадам, простите мне эту выходку, но ваша дочь вымыла руки не совсем чисто.
      - Она еще настоящий ребенок, и мы с Констанцией Аламбер опекаем ее здесь, - баронесса сверкнула глазами.
      - Да-да, - продолжал Анри, - вашу дочь нельзя не любить.
      Констанция, чтобы скрыть улыбку, приблизила огромную розу к своему лицу и сделала вид, что изучает хитросплетение лепестков.
      - Мадам Дюамель, вы должны гордиться своей Колеттой, она такая смышленная, такая красивая.
      - Я знаю об этом, - отрезала баронесса, ей явно был неприятен этот разговор, точнее то, что слова исходили от виконта Лабрюйера.
      Она бы могла сказать ему и что-нибудь порезче, но рядом была графиня Лабрюйер, а обижать ее баронессе не хотелось.
      - Да, вашей дочерью нельзя не гордиться, но она воспитана слишком романтично.
      - Что значит "слишком"? - холодно поинтересовалась баронесса.
      Виконт улыбнулся немного язвительно.
      - Она видит людей не такими, какие они есть, а такими, как ей хотелось бы, - и он выразительно посмотрел на Констанцию.
      Констанция поглаживала бархатную обивку подлокотника, это единственное, чем она выдала свое волнение.
      - Виконт, я прошу прощения, но мне кажется, ваши слова могли бы прозвучать искренне, будь вы братом Колетты, но из уст постороннего мужчины, согласитесь, они звучат несколько странно.
      - Да, мадам, ее невозможно не любить, это чудесный ребенок.
      Слово ребенок не могло обмануть баронессу. Она знала, виконт не может равнодушно пройти мимо хорошенькой девушки и не преминет соблазнить ее.
      Виконт, вы говорили о слишком романтичном воспитании. Поверьте, я лучше вас знаю, что нужно моей дочери, а что нет.
      Продолжая разговор в таком тоне, нетрудно было довести его и до ссоры. Графиня Лабрюйер хотела остановить своего внука, но тот, прежде чем старая женщина успела вставить хоть слово, предупредительно поднял руку.
      - Я вижу, меня здесь не совсем правильно понимают , я всего лишь высказал восхищение вашей дочерью и не имел в виду ничего плохого.
      Но тут в разговор вмешалась молчавшая до этого Констанция Аламбер.
      - Вы говорите, виконт, об этом как наставник, - при этих словах уголки губ виконта чуть-чуть дрогнула, потому что он и в самом деле был наставником Колетты, только в очень специфических науках. - Я должна вас предупредить, виконт, что Колетта выходит замуж.
      Анри склонил голову и улыбнулся.
      - Да, я знаю об этом.
      - И может быть, вы знаете за кого?
      - Я как-то слышал, но не запомнил имени.
      - Эмиль де Мориво.
      - Ах, да, теперь я вспомнил.
      - Тогда вам должно быть известно, виконт, что это будет великолепная свадьба.
      - Да, все правильно, - вздохнул Анри. И Констанция обратилась к баронессе, уже ничего не скрывая.
      - Да посмотри же на него, Франсуаза, неужели у тебя могут быть еще какие-то сомнения! Неужели ты можешь думать, что в моем присутствии виконт мог польститься на ребенка?
      - Этот ребенок - моя дочь, и она выходит замуж, - сухо ответила баронесса. Анри рассмеялся.
      - Да я первый расправлюсь с обидчиком, способным оскорбить вашу дочь!
      - Вы же никогда не женитесь, виконт.
      - И почему же? - осведомился Анри.
      - Это для вас слишком сложно.
      Разговор оборвался, потому что возле стола уже стояла Колетта и показывала Анри свои до скрипа вымытые руки.Виконт рассмеялся.
      - Ах, да, Колетта, я занял твое место. Он галантно уступил кресло и стал за спиной у Колетты. Та чувствовала себя немного неуютно, но понимала, мать ее уже ни в чем не подозревает, а виконт оправдан.
      Колетта, ты что-нибудь слышала из нашего разговора? - поинтересовалась Франсуаза.
      Да, мама, я кое-что слышала, идя сюда, но не поняла ни слова.
      Старая графиня улыбнулась.
      Дитя, надеюсь, ты никогда не поймешь, о чем говорят эти люди. Они всегда, и я вместе с ними, привыкли думать худшее.
      Колетта поглядела на Констанцию.
      - Я..
      - Прости, - вновь заскрипела старая графиня, - но скажи мне, ты действительно собираешься выйти замуж за Эмиля де Мориво?
      - А что в этом странного? - спросила баронесса.
      - Нет-нет, дорогая, пусть ответит сама девочка. Виконт нагло улыбался, глядя на смущенную Колетту. Констанция кивнула головой, подавая знак своей воспитаннице. А Франсуаза неотрывно смотрела в лицо дочери, посмеет ли та
      Ослушаться ее или нет. Колетта на всякий случай пожала плечами.
      - Здесь решаю не я.
      - Но ты, дорогая, надеешься на это? - настаивала графиня.
      Констанция вновь еле заметно кивнула. И тут Колетту осенило, какого ответа от нее ждут.
      - Я не могу вам ответить сама, мадам Лабрюйер, ведь мама сказала, что я должна выйти за него замуж, и я не собираюсь ослушаться ее.
      Лицо баронессы просияло.
      - Молодец, - прошептала она.
      Констанция улыбнулась своей подопечной и послала ей воздушный поцелуй. Торжествовал и виконт Лабрюйер, ведь Колетта была и его ученицей.Старая графиня довольно улыбалась.
      - Мадам, - обратилась она к баронессе Дюамель, - мне первый раз приходится видеть так хорошо воспитанную девушку.
      - Да, Колетта отличается послушанием и очень меня любит.
      Колетта улыбалась, но немного растерянно. Она еще не привыкла скрывать свои истинные чувства, и страх разоблачения светился в ее глазах. И Констанция пришла ей на помощь!
      - Но, полноте же, хватит смущать девушку.
      - Нет-нет, я хотела бы узнать еще кое-что, - настаивала графиня Лабрюйер, - скажи мне, дитя, а если бы не мать, ты бы вышла замуж за Эмиля де Мориво?
      Колетта уже еле владела собой от волнения.
      - Я не понимаю, мадам, чего вы от меня добиваетесь. Неужели вы хотите, чтобы я предала свою мать? Виконт хлопнул себя ладонью по ноге.
      - Вот это достойный ответ! Всегда следует ссылаться на что-нибудь святое и тогда тебе обязательно поверят. Вы, мадам, воспитали чудесную дочь, жаль что я не получил такого воспитания.
      - Ну что же, дорогая, - баронесса еще пуще прежнего возгордилась такой послушной дочерью, которая и не помышляет о других мужчинах, кроме как о своем женихе, а о недоразумении с учителем музыки баронесса почти что забыла, во всяком случае, старалась не вспоминать о нем. - Дорогая моя, ты в самом деле очень послушная дочь.
      - Я думаю, следует начинать завтрак, - спохватилась графиня Лабрюйер и подала знак разливать кофе.
      Виконт хотел уже было присесть к столу, как бабушка подозвала его к себе.
      - Наклонись-ка, я должна тебе кое-что сказать по секрету, - и она прошептала ему. - Мадлен, уехала.
      - Куда? - прошептал свой вопрос Анри.
      - В Париж, к мужу.
      - Нет, бабушка, она уехала от меня. Но я на это и рассчитывал.
      - Ты негодник.
      - Нет, я всего лишь хочу сделать ее счастливой.
      - Так что ты предпримешь?
      - Я сейчас же отправлюсь следом за ней.
      - Но ведь ты опоздаешь, дорогой мой.
      - Нет, мы с Жаком поедем верхом и сможем срезать дорогу. Я буду в Париже раньше ее.
      Смотри, одевайся потеплее, ведь утро прохладное и ты можешь простыть.
      Виконт улыбнулся. В глазах своей бабушки он все еще оставался ребенком, о котором следует заботиться.
      - Простите, я должен идти, - громко сказал Анри, поклонился и быстро двинулся прочь, чтобы не отвечать на вопросы.
      Констанция приблизительно догадывалась, о чем идет разговор, зато баронесса Дюамель решила узнать об этом у графини.
      - О чем это вы секретничали, мадам? Графиня пожала плечами.
      - Я уже немного глуховата и, наверное, не расслышала то, что хотел сказать мне Анри. Да, мадам, вы воспитали чудесную дочь, - и графиня принялась завтракать.
      Колетта то и дело посматривала на Констанцию, как бы ища у нее подтверждения: правильно ли она все делала, правильно ли поступала. Единственное, в чем теперь уже не сомневалась Колетта, так это в правильности своего поведения этой ночью. Она поняла, не обязательно любить человека, чтобы находиться с ним в одной постели, не обязательно назавтра вновь говорить те же самые слова, что звучали ночью. Анри был отличным учителем, почти таким же,
      Как и Александр Шенье, с той только разницей, что Александр учил ее музыке, а Анри любви.
      - Так что же привело с тобой, Франсуаза, в эти края графа де Бодуэна? поинтересовалась Констанция, когда интерес к предыдущему разговору иссяк.
      - Он очень милый человек, - сказала баронесса.
      - Но это еще не повод, чтобы приезжать сюда, - улыбнулась Констанция Аламбер.
      - Честно говоря, - призналась баронесса, - я и сама не знаю, все получилось так скоро. У него здесь какие-то дела, а я волновалась за Колетту. И вот мы приехали вместе. Надеюсь, граф еще осчастливит нас своим присутствием.
      - Да, он осчастливит, - рассмеялась Констанция, вспоминая его немного странное предложение.
      Баронесса вдруг поняла, что ее могут заподозрить в любовной связи с графом де Бодуэном. Нужно было срочно оправдываться, ведь тут сидела ее дочь, такая смышленая.
      - У него очень важные дела, - добавила баронесса.
      - Да-да, - улыбка не сходила с губ Констанции и поэтому баронесса добавила:
      - Я не понимаю причины твоего веселья, Констанция.
      - Я просто радуюсь хорошему дню, пусть еще немного прохладно, но к полудню солнце нагреет воздух, землю, и мы отправимся гулять.
      - Нет, дорогая, мы отправимся в Париж.
      - Зачем же, дорогая, - принялась уговаривать графиня Лабрюйер свою гостью, - девочке тут так хорошо, и мадемуазель Аламбер постоянно находится при ней.
      - Нет, графиня, я не могу быть подолгу без своей дочери.
      - Тогда оставайтесь и вы.
      - Нет, вы же сами понимаете, приготовления к свадьбе... все это требует моего присутствия в Париже.
      Констанция в душе рассмеялась.
      "Ну конечно же, баронесса боится, как бы Эмиль де Мориво в ее отсутствие перед самой свадьбой не наделал глупостей".
      - А где же маркиз и маркиза? Почему они не вышли к завтраку? - и графиня строго посмотрела на дворецкого.
      Тот кивнул и отправился в дом, а затем вернулся в сопровождении улыбающихся маркиза и маркизы.
      - Дорогие мои, - обратилась графиня к своим гостям, - почему же вы не спустились к завтраку?
      - Это нескромный вопрос, - отвечала маркиза Лагранж.
      - Но я уже начинала волноваться за вас.
      - Что вы, графиня, волноваться за нас не стоит,с нами никогда ничего не может случиться, ведь мы любим друг друга.
      Маркиз взял свою жену за руку и усадил за стол. Баронесса Дюамель вздохнула немного спокойнее,когда виконт исчез. Теперь-то ее дочери ничего не угрожало, и она даже подумывала, не стоит ли отложить отъезд в Париж.
      Да-да, оставайтесь, - сказала старая графиня, - здесь так чудесно! А дела подождут.
      - Нет, благодарю вас, - сказала баронесса, - мы еще немного побудем, но сегодня же уедем. Нам нужно дождаться графа де Бодуэна, и мы все вместе вернемся.
      - И вы, дорогая? - спросила графиня, обращаясь к Констанции.
      Та задумалась.
      "В общем-то можно было бы и остаться... Но что здесь делать? Виконт, скорее всего, уедет, - рассуждала Констанция, - а в Париже можно было бы найти себе занятие".
      - Да, я тоже поеду, ведь не могу же я оставить Колетту одну.
      - Вы так беспокоитесь о мадемуазель...
      - Да, ведь она мне словно дочь.
      Франсуаза с благодарностью посмотрела на мадемуазель Аламбер.
      А та лишь мысленно улыбнулась.
      "Знала бы Франсуаза, что произошло этой ночью, и знала бы она, что все это было бы невозможно, если бы не мои усилия".
      Яркое сиявшее вначале солнце постепенно стало меркнуть. Легкие облака набежали на него, а из-за горизонта уже двигались темные низкие тучи. Весь воздух дышал прохладой и сыростью.
      "Наверное, будет гроза" - подумала Констанция и предложила:
      - Франсуаза, еще немного мы побудем здесь, но нужно выехать так, чтобы засветло вернуться домой.
      Старой графине сделалось немного грустно, потому что она оставалась в обществе маркиза и маркизы Лагранж и ничего интересного больше не ожидалось.
      "Доведется ли мне еще увидеть моего Анри? - подумала графиня Лабрюйер, - ведь я так стара и каждый мой день может стать последним. Анри так беспечен, он, слава богу, хоть изредка вспоминает обо мне, наведываясь сюда. А теперь ему здесь больше нечего делать"
      Вскоре вернулся граф де Бодуэн и, попросив у Франсуазы извинения, предложил Констанции Аламбер прогуляться с ним по парку.
      Они шли рядом на расстоянии вытянутой руки друг от друга и молчали. Предгрозовой ветер шумел в кронах старых деревьев, но здесь, у земли, было тихо. Лишь только изредка там, где сходились аллеи, ветер поднимал клубы пыли, гнал песок и редкие желтые листья.
      - Я восхищаюсь вами, мадемуазель, - внезапно проговорил Арман.
      - Я сама собой иногда восхищаюсь, - улыбнулась Констанция.
      - Нет, вы не правильно меня поняли, мадемуазель, мои восхищения совсем другого рода. Я восхищаюсь не вашей красотой, хотя и этого у вас не отнимешь, ни вашим умом - я восхищен вашей выдержкой.
      - Что же я сделала такого необычного?
      - Вы умеете молчать, мадемуазель, и при этом молчание не становится тягостным.
      - Это все ваши выдумки, граф, не более.
      - Я боюсь, мадемуазель, вы посчитали, что я пошутил, предложив вам стать моей женой.
      - Да нет, что вы, граф, я отнеслась к этому совершенно серьезно.
      - Но до сих пор не приняли никакого решения?
      - Я его не приму в обозримом будущем, но и отказывать вам не собираюсь.
      - Хоть в этом, мадемуазель, вы похожи на всех женщин.
      - Неприятно слышать, когда тебя сравнивают с другими.
      - Во всяком случае, мадемуазель, мне не приходилось видеть женщин, способных навсегда поставить точку в отношениях с мужчинами. Они всегда оставляют былых любовников и даже друзей про запас, чтобы всегда можно было к ним вернуться.
      - По-моему, и мужчины таковы, - улыбнулась Констанция.
      Граф задумался.
      - Нет, мужчины всегда решают окончательно расстаться или нет, оставаться друзьями или врагами.
      Такова ваша природа. Мужчины слишком прагматичны, - Констанция остановилась, - они делят мир лишь только на друзей и врагов. Им не доступен смысл истинной мудрости - никогда не делать необратимых поступков. Ведь поссориться не так уж сложно, не так уж сложно нажить врага. А житейская мудрость заключается в том, чтобы жить как считаешь нужным, не мешая другим, и в то же время оставлять после себя приятные воспоминания.
      - Я думаю, мадемуазель, это лето оставит о себе приятные воспоминания в вашей душе.
      - С чего вы взяли, граф?
      - Нет, я не имею в виду себя, хотя и такое может случиться, я вижу по вашим глазам - вы совершили что-то, к чему долго стремились.
      - И это вновь ваши фантазии.
      - Нет-нет, мадемуазель, это было, наверное, очень благим делом?
      - Если бы вы только знали, - рассмеялась Констанция, - возможно, тогда вы назвали бы меня чудовищем.
      - Я догадываюсь, мадемуазель, о чем может идти речь. Женщина счастлива, только отомстив своему врагу, при этом оставаясь в тени.
      - Вы почти угадали.
      - Я не собираюсь больше надоедать вам и хочу напомнить, мое предложение остается в силе, что бы ни случилось.
      - Даже если вы женитесь? - рассмеялась Констанция.
      - Такое невозможно, только на вас.
      - А если вам придется ждать всю жизнь?
      - Это будет приятным ожиданием, мадемуазель.
      - И вы не раскаетесь даже на смертном одре?
      - Я не раскаюсь, если в этот момент вы будете рядом со мной.
      - Но вы же совсем меня не знаете, я несносная интриганка и взбалмошная женщина. Вы со мной не будете счастливы и дня.
      - Вот видите, мадемуазель, вы уже рассуждали словно стали моей женой. Еще немного - и я уверен, мы будем вместе.
      - Вы так хотите, граф, чтобы я вам отказала?
      - Простите, мадемуазель, я должен вас покинуть, - и граф, ничего более не объясняя, заспешил по аллее к дому.
      А Констанция осталась одна стоять на перекрестье двух аллей. Здесь пронзительно дул ветер, подол ее платья прилип к ногам, с головы срывало шляпку. И если бы не тонкая шелковая лента, завязанная бантом на подбородке, то бежать бы Констанции за своей шляпкой, безуспешно пытаясь ее поймать.
      "Я, наверное, поступаю не правильно, - думала Констанция Аламбер, пытаяь решить за других людей, что им нужно и чего не стоит делать. Но если я вижу, что происходит несправедливость и невинная Колетта досталась бы в руки развратного Эмиля, разве не справедливо будет, если бедная девочка поймет, что такое любовь,
      Раньше, чем выйдет замуж. Ведь я уверена, Мадлен Ламартин не страдала бы так от любви к виконту, если бы ей довелось раньше изменять своему мужу. Наверное, ее муж-прокурор - зануда и книжний червь, ничего не смыслящий в жизни. Он занят только своей службой, бумагами, судами, а его жена изо дня в день повторяет одно и то же: "я люблю его, люблю" и боится даже взглянуть на чужих мужчин. А разве заслуживает он такого к себе отношения?
      Мадлен красива и умна, так не правильнее ли будет, если она найдет хотя бы мимолетное счастье в любви к Анри? Правда, потом будут страдания и разочарования, но останутся и воспоминания, светлые и прекрасные. Она будет сидеть рядом со своим мужем и думать об Анри. Боже, какое это счастье любить кого-то, пусть безнадежно, пусть отчаянно! Как жаль, что я не смогу вновь испытать подобное чувство!"
      Констанция добрела до пруда и уселась на ярко-белую скамейку. Ветер морщил поверхность воды, гнал ее небольшими волнами, и мадемуазель Аламбер, прикрыв глаза, представила себя сидящей на гладком камне посреди ручья.
      - Моя любовь мертва, - прошептала Констанция.
      ГЛАВА 5
      Жак и его хозяин виконт Лабрюйер скакали во весь опор. Тяжелые низкие тучи медленно догоняли их, и вот ухе по листве забарабанили первые капли.Но Анри даже и не подумал останавливаться. Жак с опаской поглядывал назад, туда, где сверкали, прочеркивая небо огненными зигзагами, молнии.
      "И нужно же было поехать в такую погоду?" - жаловался сам себе Жак, понимая, что жаловаться хозяину бесполезно. Если тот погнался за женщиной, то его ничем не остановишь.
      - Скорее! Скорее! - подгонял себя Анри. - Я должен успеть в Париж раньше, чем там будет Мадлен.
      - Хозяин, - жалобно позвал Жак.
      - Чего тебе? - не оборачиваясь, бросил Анри.
      - Может, стоит переждать дождь?
      - Лентяй.
      - Я всегда служу вам преданно, хозяин.
      - Вперед, в Париж, мы должны успеть раньше ее!
      Жак, как ни нахлестывал свою кобылу, все равно отставал от виконта, ведь конь у того был великолепный.
      "Мы оставили все свои вещи, - жаловался себе Жак, - сорвались так, словно за нами гонится целая банда. И почему двое добропорядочных людей должны сломя голову нестись по лесной дороге лишь потому, что какой-то женщине взбрело
      В голову уехать, не попрощавшись".
      Дождь лил уже как из ведра. Поля шляпы Жака обвисли, холодная вода струйкой стекала за шиворот.
      "О боже мой, то купание в пруду, то дождь. И когда , наконец, мой хозяин угомонится?"
      И Жак принялся мечтать о тех временах, когда виконт Лабрюйер женится и заживет тихой спокойной жизнью. Но представить себе жену Анри Жак как ни старался, не мог. Слишком много женщин прошло у него перед глазами, слишком многим из них виконт дарил свое расположение.
      "Нет, наверное, никогда не видеть мне покоя. А ведь горничная в доме графини Лабрюйер уже почти было согласилась, - Жак досадливо поморщился. - И почему у меня никогда не получается так быстро, как у виконта? Лишь только я заведу знакомство со служанкой его новой избранницы, а он уже бросает ее и потом что ни делай, ничего не вернешь".
      Дождь хлынул с новой силой, молнии сверкали уже над головой. И Жак с ужасом увидел, как одна из них вонзилась в верщину холма, где стояло одинокое дерево. Полыхнул огонь, и стоб дыма ударил в небо.
      Жак боязливо перекрестился, а Анри лишь прикрикнул на него:
      - Скорее, не отставай, Жак!
      Вскоре сквозь пелену дождя можно было разглядеть карету, медленно пробиравшуюся по скользкой дороге.
      Наконец-то Анри остановил коня и подождал, пока Жак приблизится к нему.
      - Если ты, мерзавец, только позволишь себя заметить - не сносить тебе головы. А-ну, скорее, лесом! Вырвемся вперед и будем в Париже раньше ее.
      И виконт пришпорил коня. Тот, послушный руке своего хозяина, свернул в лес и понес его сквозь чащу. Пригнувшись, Жак скакал следом за Анри. Ветки хлестали его по лицу, руки были ободраны в кровь. Лишь изредка Жак из-под руки смотрел вперед туда, где ломая ветки продирался сквозь чащу Анри. Сквозь заросли и пелену дождя справа иногда мелькала карета, и тогда Жак еще плотнее наклонялся
      К шее своей лошади.
      Наконец, всадники пересекли лощину и выбрались на дорогу.
      - Она отстала, - с видом победителя прокричал Анри.
      Даже у Жака на душе стало немного веселее и дождь ухе не казался таким холодным.
      Анри вытащил из сумки маленькую стеклянную флягу, вырвал зубами пробку, сделал несколько глотков, затем передал слуге.
      - Выпей, Жак, иначе и впрямь заболеешь. Жак жадно проглотил обжигающе крепкий ром. Теперь, ему казалось, мир просветлел, хоть все так же по небу ползли низкие тяжелые облака, все так же время от времени сверкали молнии, заливая и без того угрюмый пейзаж безжизненно ярким светом.
      Анри с сожалением посмотрел на жалкие остатки рома, плескавшиеся на дне фляжки, и одним глотком осушил ее.
      - В Париж! - пронеслось над лесной дорогой, и всадники вновь пришпорили своих коней.
      Прибыв в город, Анри отправился не к себе домой, не к дому мадам Ламартин, а к зданию суда.
      Он взял Жака за шиворот и притянул к себе.
      - Сейчас ты зайдешь туда и узнаешь, на службе ли месье Ламартин. Вот тебе пара монет на расходы.
      Вид Жака был жалок: мокрая насквозь одежда, обвисшие поля шляпы, сапоги, облепленные грязью.
      Он кое-как очистил их в густой траве, росшей тут же у ограды, и исчез в здании суда. Анри, не обращая внимания на ненастье, поджидал возвращения своего слуги.
      Вскоре тот появился с радостной улыбкой на лице.
      - Ну что, чему ты так радуешься? Жак медлил с ответом.
      - Говори же, не томи!
      - Прокурор Ламартин находится сейчас в провинции и вернется не раньше, чем послезавтра.
      - Я так и знал, что мне повезет! - воскликнул Анри, - Скорее к дому Мадлен!
      По пустынным улицам пронеслись двое всадников и вот уже в глубине квартала, за небольшим садом возник дом окружного прокурора.
      - Погоди, я сейчас, - Анри соскочил с лошади и, зайдя в узкий переулок, взобрался на ограду.
      Он стоял, взявшись за ветку высокой) дерева, и всматривался в окна.
      - Так, гостиная на втором этаже, - Анри облизнул губы, - окно открыто и забраться туда по водосточной трубе будет легко.
      Он спрыгнул на мостовую и вернулся к Жаку. Тот уже стучал зубами от холода.
      - Теперь мне вновь понадобится твоя помощь.
      - Все, что угодно, хозяин.
      - Я переберусь через ограду и подкрадусь к дому, а ты в это время позвони у ворот и говори все, что угодно, лишь бы только отвлечь внимание слуг в доме. А я заберусь в окно гостиной.
      - Хозяин, пока вы там ходили, я успел рассмотреть: конюх и садовник живут вон в том флигеле, а в доме, скорее всего, одна горничная.
      - Тем лучше для нас. Как только увидишь, что я подобрался к дому звони.
      Анри вновь исчез за поворотом и вскоре его мокрая голова возникла в ветвях старого дерева. Послышался негромкий хруст веток, и Анри ухе крался к дому, прячась за кустами дикой розы. Он прижался спиной к каменной кладке стены и махнул рукой Жаку, поджидавшему у ограды.
      Дернув за ручку, слуга прислушался. Далекий звон раздался в доме, и на крыльцо выбежала, прикрывая голову куском материи, служанка. Она с удивлением рассматривала толстого неуклюжего мужчину в ливрее, стоявшего у ворот.
      - Хозяев нет дома.
      - Я это знаю, - Жак улыбнулся очаровательной улыбкой толстяка. - А у меня, красавица, есть к тебе дело, - и он подмигнул служанке.
      Пока те любезничали, Анри, стараясь не шуметь, взбирался по водосточной трубе к окнам второго этажа. Несколько раз он чуть не сорвался, пытаясь поставить ногу не скользкий карниз.
      Наконец, ему удалось перевалиться на широкий подоконник - и виконт очутился в гостиной. Здесь было холодно, скорее всего, хозяин был скуп и запретил слишком часто топить камины в его отсутствие.
      Нимало не смущаясь тем, что находится в чужом доме, виконт вытер портьерой голову и подкрался к балюстраде лестницы, ведущей на первый этаж. Жак оказался прав: в доме никого не было.
      Тогда виконт выглянул в окно. Горничная уже отворяла ворота и игриво смеясь, отстраняла от себя Жака, пытавшегося ее обнять.
      - Вот и все, - обрадовался виконт, - теперь остается только ждать.
      Хлопнула внизу дверь, и виконт слышал, как горничная, смеясь, предложила Жаку пройти в кухню.
      - Хозяев сейчас нет, в доме не топят и единственное место, где можно вам обсушиться - это кухня.
      Впервые в жизни виконт пожалел, что он не Жак. Находиться в нетопленной гостиной в насквозь промокшей одежде - это совсем не то, что сидеть у жарко натопленного очага в кухне, любезничая с горничной. Но Анри ждало куда более возвышенное приключение, и мысль о предстоящей встрече с Мадлен согревала его душу, но к сожалению, не тело.
      Анри уже смирился с мыслью, что ему в ближайшие дни придется слечь в постель с пневмонией, как послышался шум подъезжающей кареты.
      Удивленная горничная выглянула на крыльцо и узнала экипаж своей госпожи. Конюх выбежал из флигеля, и вскоре экипаж остановился у самого крыльца.
      Мадлен смотрела на свой дом сквозь залитое дождем стекло и крупные капли, скользившие по прозрачной преграде, представлялись ей слезами.
      "Ну почему я сама уехала, даже не попрощавшись? - укоряла себя Мадлен. - Ведь теперь у меня никогда не хватит духа самой увидеться с виконтом Лабрюйером. Но почему я сама уничтожаю свое счастье и не даю быть счастливым другому?"
      Кучер отворил дверцу и отбросил подножку, прикрывая Мадлен от дождя. Он довел ее до самой двери. Но все равно, как он ни старался, дождь смочил волосы мадам Ламартин. Темные пряди прилипли ко лбу.
      - Я сейчас приготовлю сухое, - забеспокоилась горничная, уже успевшая спрятать Жака в дальнем конце кухни за сложенными в штабель дровами.
      - Не надо, я хочу побыть одна.
      Мадлен, тяжело ступая, поднималась на второй этаж. Ее мокрая рука скользила по холодным перилам лестницы, и женщине хотелось, чтобы это восхождение никогда не кончалось.
      "Ну, кто заставлял меня поступить так, а не иначе?" - думала мадам Ламартин, глядя себе под ноги.
      Полированный камень ступеней отражал ее ноги, колышущийся подол платья, край мокрого плаща.
      "И мне теперь некого винить".
      Нога Мадлен преодолевала последнюю ступеньку, и женщина оказалась у двери, ведущей в гостиную.
      - Простите, мадам, - послышался голос горничной. Мадлен обернулась, девушка стояла рядом с ней.
      - Я разожгу камин.
      - Хорошо, разожги - и можешь идти.
      Мадлен стояла в таком хорошо знакомом ей доме и чувствовала себя так, словно попала сюда впервые. Все вещи ей казались чужими.Тонкие струи пламени побежали по сухим дровам и вскоре в дымоходе уже загудело. Тепло волной обдало Мадлен.
      Горничная выскочила из комнаты и послышались ее торопливые шаги на лестнице. Девушка спешила к Жаку, ведь она обещала угостить его обедом и кружкой вина.
      Мадлен, обхватив голову руками, уставилась в огонь. И тут ей показалось, она в гостиной не одна. Мягко отодвинулась штора - и к ней шагнул Анри.
      - Я не мог оставаться там без тебя, Мадлен. Женщина, глубоко вздохнув, чуть не лишилась чувств, а потом бросилась к Анри, обняла его и прижалась щекой к его плечу.
      - Я так боялась потерять тебя, Анри, какая же я была глупая! Она обнимала виконта, словно каждую секунду должна была вновь и вновь уверять себя в том, что Анри это реальность, а не видение.
      Я здесь, - шептал мужчина.
      Я тоже.
      Виконт погладил Мадлен по мокрым волосам.
      Ты вся продрогла, сбрось плащ.
      Он потянул за тесемку, и мокрый плащ упал к ногам женщины. Она осталась в белом летнем платье.
      Так ты любишь меня? - прошептал Анри на самое ухо Мадлен.
      - Да, да.
      - Скажи мне это.
      - Я люблю тебя.
      - И я. Мы любим друг друга. Мадлен не то смеялась, не то плакала. Она обняла Анри за шею и поцеловала его в губы.
      - Ты весь продрог, скорее высушись, - она принялась расстегивать бархатную куртку виконта.
      А когда он, не выпуская женщину из своих объятий, снял насквозь промокшую бархатную куртку, Мадлен, не глядя, бросила ее на пол перед камином.
      - Она еще успеет высохнуть. Ведь ты не уедешь сейчас?
      - Нет, Мадлен, я приехал к тебе.
      - Обними меня, обними покрепче.
      - Ты даже не знаешь, дома ли твой муж.
      - Ты здесь, и мне больше ничего не нужно. Анри удивился такой беспечности. "Да, она сильно любит меня и как жаль будет ее бросать", подумал он.
      - Твоего мужа не будет несколько дней, я заезжал в суд и все узнал.
      - Как ты оказался здесь, ведь я уехала ночью?
      - Я верхом скакал весь день и видишь, успел раньше тебя.
      - Как я была глупа, как обманывала себя, уверяя, что не люблю тебя, причитала Мадлен, целуя Анри в лоб, в щеки, в глаза.
      - Я думаю, Мадлен, тебе нужно отправить слуг, иначе они узнают о моем приезде и потом расскажут твоему мужу.
      - Я не хочу думать об этом.
      - Мадлен, я тебя прошу.
      - И не говори, я сейчас яижу только тебя одного и никого больше не существует в мире.
      Анри схватил Мадлен за плечи и легонько встряхнул.
      Думай, что говоришь, ты должна отправить слуг и только тогда мы останемся с тобой вдвоем.
      Хорошо, если ты просишь об этом... Мадлен, глядя перед собой почти безумными влюбленными глазами, двинулась к лестнице. Она позвала служанку и, ничего не объясняя, сказала:
      - Ты свободна на два дня. Передай остальным слугам, что они тоже могут быть свободны.
      - Но, мадам... сейчас идет дождь и, может быть, стоит распаковать ваши вещи?
      - Я хочу побыть одна, - глядя поверх головы горничной, сказала Мадлен, - оставьте меня.
      Ничего не понимающая горничная спустилась в кухню.
      - Как жаль, - обратилась она к Жаку, - моя госпожа отправляет всех слуг домой. И взбрело же ей в голову остаться одной!
      Жак изобразил на своем лице полное недоумение.
      - Жаль, красотка, что придется уходить.
      - Но мы можем пойти ко мне, - предложила девушка, - я снимаю комнату в подвале. Господин прокурор мне неплохо платит, и я могу себе это позволить.
      Жак с досадой заскрежетал зубами. Он с удовольствием бы отправился вместе с молоденькой девушкой, но его присутствие требовалось здесь. Должен же кто-то присматривать за лошадьми, должен же кто-то носить дрова, должен же кто-то, в конце концов, присматривать за хозяином и следить за улицей. Неровен час,
      Вернется муж, и тогда придется убегать. В этом смысле Жак был сама осторожность. Еще ни разу виконту не довелось лицом к лицу встретиться с мужем какой-нибудь из своих любовниц. Жак всегда заблаговременно предупреждал его, и у виконта оставалось немного времени, чтобы одеться и спуститься через окно на улицу.
      Горничная никак не могла понять, почему это Жак вдруг охладел к ней.
      Вскоре они уже оказались на улице перед воротами дома окружного прокурора.
      Вы даже не проводите меня до дома? - спросила девушка.
      Нет, я должен спешить.
      Но мне показалось, вы никуда не спешили и хотели лишь обогреться, переждать дождь?
      Жак с тоской посмотрел на двух лошадей - свою я его хозяина - мокнущих у коновязи на противоположной стороне улицы.
      - Я обещаю, - поклялся Жак, - как только у меня появится время, мы обязательно встретимся.
      Девушка презрительно фыркнула и даже не попрощавшись, пошла по мокрой мостовой, демонстративно не прикрываясь от дождя.
      Жак дождался, когда дом покинут и остальные слуги, потом отвязал лошадей и завел их в конюшню. Лошади жадно рванулись к еде и, утолив первый голод, принялись жевать овес. Таким спокойствием веяло от уставших животных, что Жак даже расчувствовался.
      Он подошел к лошади Анри и потрепал ее по гриве.
      - Ой, хитер наш хозяин, хитер! - сказал он, заглядывая в глаза лошади. - Всегда говорит: "Жак, сделай то, Жак, сделай другое", но никогда не спросит: "А ел ли ты, Жак? А выспался ли ты?" Ой, хитрый наш хозяин, хитрый.
      Лошадь, словно понимая Жака, кивала головой и жевала овес. А слуга прислонился щекой к горячей шее лошади своего хозяина и запустил пальцы в ее жесткую гриву.
      - Тебе хорошо, о тебе позаботятся, а обо мне некому вспомнить. Нет у меня друзей, нет родителей, только я один на всем свете, расчувствовавшийся Жак чуть было не заплакал.
      Но вскоре он снова стал прежним, ведь в кармане звенели монеты, данные виконтом, можно было запастись выпивкой. Жак, удостоверившись, что корма лошадям достаточно, задрал на голову ливрею и побежал к дому. Возле распахнутой двери гостиной он остановился и негромко кашлянул.
      Мадлен попыталась высвободиться из объятий Анри но тот ее не отпустил.
      - Чего тебе, Жак?
      - Что прикажете, хозяин?
      - Исчезни и не показывайся до завтрашнего утра. Если что-нибудь произойдет, предупредишь, а так, чтобы в доме я тебя больше не видел.
      Жак поклонился и с видом, полным достоинства спустился по лестнице на кухню. Догорали уголья, неприготовленный обед остывал в кладовой. Жак устроился за столом и, вытащив из-за пояса свой нож, начал резать кусок копченого мяса. Затем отыскалось и вино, и Жак, устроившись за столом как хозяин, пил кружку за
      Кружкой. Время от времени он отставлял бутылку в сторону и прислушивался: что же там делается наверху. Но до его слуха доносились лишь неясные шорохи, тихие голоса.
      "Ну и проходимец же мой хозяин! - думал Жак. - И что только находят в нем женщины? Был бы он богат - понятно, а так, только сам вводит их в траты. А врочем, какое мне до этого дело? Разве есть разница, пью я вино, купленное за деньги хозяина или угощаюсь взятым взаймы в чужом доме?" - и Жак вновь наполнил кружку.
      Его нимало не интересовало то, как будет объяснять своему хозяину прислуга, куда подевалась бутылка вина. Ведь Жак пил не какую-то дешевку, а завладел самой лучшей бутылкой, явно предназначенной для хозяина.
      За окном не переставая лил дождь, капли чертили зигзаги на стекле, размывая погружавшийся в темноту городской пейзаж. В окнах домов зажглись огни, и даже ненастье не могло помешать жителям столицы веселиться. Откуда-то из соседнего дома доносился громкий женский смех и кто-то пытался уговорить даму вести себя поосмотрительнее. Но вскоре женский смех уже смешивался с мужским - и от этого Жаку становилось еще тоскливее.
      Его уже не радовали ни хорошее вино, ни вкусная еда ему хотелось чего-то большего. А чего, Жак и сам точностью не мог бы сказать. Он был из породы людей, никогда не удовлетворенных настоящим. Если у него в кармане было две монеты, он грустил, почему не три. Если же отыскивалось три, тут же Жаку хотелось получить и четвертую. Они были чем-то похожи - Жак и его хозяин. И тот и другой никогда не довольствовались достигнутым. Но если Анри делал все, чтобы продвинуться вперед и завладеть сердцем следующей женщины, то Жак отдавался в руки судьбы безропотно, ничего от нее не требуя. Даст сама - значит хорошо, а не даст - значит так и нужно.
      В кухне становилось все прохладнее, и Жак, недовольный тем, что ему приходится трудиться, принялся подбрасывать дрова в печь. Вскоре там разгорелся такой огонь, какой бывает только на пожаре. Зато Жак чувствовал себя хорошо как никогда. Вино согрело душу, а огонь тело. Он уже утешал себя мыслью, что в подвальной комнате, куда звала его горничная, скорее всего сыро и неуютно, а вино, припасенное для гостей, дешевое и мало чем отличается от уксуса.
      За окном уже совсем стемнело, и город напоминал о себе лишь точками фонарей и прямоугольниками окон, словно бы висевшими в пространстве без всякой опоры. Молнии больше не сверкали, лишь где-то вдалеке изредка раздавались приглушенные раскаты грома.
      Жак растянулся на широкой скамейке, положив под голову свою уже высохшую до хруста ливрею.
      "Ну вот и славно, теперь я смогу выспаться как следует и никто не потревожит меня до самого утра. Надеюсь, прокурору не придет в голову возвращаться домой ночью".
      Жака мало беспокоило, что муж Мадлен может застать здесь в доме его хозяина. Больше всего слуге не хотелось покидать теплую, уже обжитую им кухню.
      "Хороший дом, - думал Жак, наслаждаясь теплом и уютом, - здесь все есть - и вино, и еда, и овес в конюшне в достатке, хорошие слуги и хозяин, наверное, не очень-то интересуется, что из кладовки попало на его стол, а что съели и выпили тайком от него. Жаль, что не удастся задержаться здесь подольше".
      Жак хорошо знал привычки своего хозяина. Он никогда не задерживался у своих любовниц больше чем на одну ночь. А затем вновь шли поиски, упорные и всегда успешные. Жак уже сбился со счета, в каких только домах ему не пришлось побывать, каких только женщин под покровом темноты он ни приводил в дом своего
      Хозяина. Сперва слуга вел им счет так, словно бы считал свои собственные победы. Но постепенно такой образ жизни стал привычным и уже не вызывал сомнений в душе Жака. Ему казалось, только так и может существовать знатный дворянин, только так и могут себя вести светские дамы.
      Самое странное - усталость сегодняшнего дня не располагала ко сну. Лишь только Жак устроился поудобнее, как вновь ощутил голод. Благо, кладовка располагалась недалеко, а нож всегда был остро отточен.
      И вскоре на большом блюде красовались толсто порезанное холодное мясо и остатки хозяйского хлеба. Жак с аппетитом поужинал во второй раз, а поев, расчувствовался и вспомнил о лошадях. Правда, дальше сочувствия Жак не пошел. Ему не хотелось выходить на холод под дождь, тащиться в темноте в конюшню. Зато приятно было представлять себя эдаким благодетелем, не забывавшим в моменты благополучия и о судьбах других.
      То, что не ели ни Анри, ни Мадлен, Жака не занимало. Хозяева могли позаботиться о себе и сами, к тому же, им сейчас было доступно то, от чего был отлучен Жак, находясь в одиночестве. Он еще подбросил дров в очаг и подвинул скамейку поближе к плите, словно собирался изжариться. (?н лежал на боку, подложив под свою пухлую щеку кулак.
      "Это надо же, - изумлялся Жак, - полено такое крепкое, не уковыряешь, а смотри, не прошло и четверти часа, как оно уже разваливается на куски. А потом от него ничего не остается, кроме пепла".
      Жак тяжело вздохнул так, словно речь шла не о полене, а о нем самом.
      "Вот умру, и никто не вспомнит обо мне, что жил на свете такой Жак, славный парень, верный слуга. И никто обо мне не заплачет, никто не придет на мою могилу".
      Он еще раз вздохнул, потянулся пару раз, зевнул и уснул сладким сном человека, выпившего три кружки крепкого вина.
      Виконт Лабрюйер подхватил Мадлен Ламартин на руки и закружил по комнате. Сумочка на длинной серебряной цепочке выпала из ее руки, и Анри ногой отбросил ее под столик.
      - Боже, что ты делаешь, Анри! - восхищению Мадлен не было предела, она словно выплескивала из своей души все накопившееся там за последние дни.
      - Я так люблю тебя, ты пришел ко мне, ты понял, я тебя обманывала...
      - Молчи, молчи, Мадлен... И губы их вновь встречались в поцелуе. Мадам Ламартин указала рукой на дверь, ведущую из гостиной.
      - Там...
      - Я все знаю, я уже успел осмотреться в твоем доме, - Анри
      Плечом отворил дверь и понес Мадлен по гулкому коридору.
      Дверь спальни была приоткрыта и в темноте тускло мерцала
      Золоченая спинка большой кровати.
      - Я сейчас... - Анри бережно уложил Мадлен на простыни и
      Склонился перед камином.
      Ровно сложенные дрова и щепки под ними только и ждали огня.
      Анри выбежал и вернулся с зажженой свечой. Слегка потянуло дымом, а затем ровные языки пламени побежали по сухому дереву. И в дымоходе загудел ветер. Безжизненная до этого спальня наполнялась светом и теплом. Мадлен лежала, прикрыв глаза, с чувствительно приоткрытыми губами. Она так и ждала, чтобы Анри склонился над ней и поцеловал ее.
      - Ты ждешь меня? - спросил виконт.
      - Я не могу дождаться... И вновь их губы соприкоснулись.
      Анри не был настойчив и нетерпелив. Он словно дразнил Мадлен. Лишь только коснувшись губами ее рта, он тут же отстранился и провел тыльной стороной ладони по ее еще немного влажным волосам.
      Женщина вздрогнула и напряглась. А рука Анри уже скользила по ее шее, нащупывая застежку ворота платья. Мадлен села и, придержав свои длинные волосы одной рукой, второй принялась расстегивать непослушный крючок.
      - У тебя такие холодные руки, - сказал Анри, прикасаясь губами к ее пальцам, - ты вся замерзла.
      - Сейчас, сейчас, - шептала женщина, освобождаясь от платья.Затем она принялась развязывать тесемки, стягивающие ворот рубахи Анри. Они медленно раздевали друг друга, словно оттягивая момент близости.
      Анри не отрываясь смотрел на Мадлен, а та не сводила взгляда от
      Его отливавшего в блеске огня камина тела. Рука виконта медленно двигалась по плечу женщины, скользя к груди.
      Он несильно сжал свои пальцы на белоснежном холмике, увенчанном темно-коричневым соском. Мадлен запрокинула голову, ее волосы рассыпались и коснулись подушки.
      - Что ты делаешь, Анри? - прошептала она. Виконт, нагнувшись, поцеловал ее в ложбинку на груди, поймав губами изящный золотой крестик. Он потерся о ее шею шеей и легонько подул на самую мочку уха. Мадлен обхватила его голову руками и взъерошила мокрые волосы.
      - Виконт, я так люблю тебя, дорогой! Я не знаю, что бы делала, если бы ты не приехал.
      - Я не мог оставить тебя одну.
      - И я не могла остаться с тобой. Мы могли встретиться только здесь, у меня.
      - Но ты же не хотела этого. Мадлен горько улыбнулась.
      - Я не могла себе этого позволить, пойми.
      - Почему?
      Я связана обещанием.
      Но ведь ты была одна.
      Я не знаю, мне было тяжело переступить через себя.
      Но теперь-то, Мадлен, все хорошо.
      Сейчас так прекрасно, как никогда еще не было. Прижми меня покрепче, проведи своими холодными пуками по моим плечам, я вся горю.
      Женщина понемногу забывала о стыде, об осторожности. Она
      Громко стонала, смеялась, вскрикивала, а Анри ласкал ее и теперь
      Уже казалось, не Мадлен удерживает его, а Анри не дает спешить.
      - Ну погоди, погоди, - шептал он, - дай мне насладиться твоим
      Телом, дай вдохнуть твой запах.
      - О боже, что ты делаешь, Анри? - Мадлен ловила его руку и
      Сжимала в своей ладони, но мужчина упрямо высвобождал пальцы и
      Уже вел ими, повторяя плавные изгибы бедра.
      - Сильнее! Сильней прижми меня, - повторяла Мадлен.
      Но Анри словно дразнил ее, то припадая к ней, то отстраняясь. И
      Женщина, словно ее влекло к мужчине какой-то невидимой силой, приподнималась на локтях, чтобы только оказаться поближе к своему любовнику. Ее колени дрожали, пальцы не слушались. Она путала слова и тут же смеялась.
      - Ну назови меня, назови меня, Мадлен, - говорил Анри, запуская руку в ее шелковистые густые волосы.
      - Ты дразнишь меня!
      Мадлен высвободилась от него, и повалив на кровать, склонилась над ним. Ее волосы упали, словно две занавески, загородив от Анри весь мир. Лишь только лицо мадам Ламартин сияло над ним счастьем.
      Мадлен слегка качнула головой и волосы, заскользив по лицу Анри, заставили его зажмуриться.
      - Ты ангел, - пробормотал он.
      - Но где же тогда мои крылья? - женщина острыми ногтями впилась в его плечи. - Я не могу больше терпеть, Анри, возьми меня, - и она уперлась в его плечи руками.
      Анри знал, ему предстоит еще несколько сладостных минут, а затем наступит безразличие ко всему - к себе, к Мадлен, и ему захочется покинуть этот дом. Поблекнут краски, и он станет противен самому себе. Но у Мадлен желание не
      Исчезнет, она будет его упрашивать, молить. Но если сейчас ее голос звенел для него серебряным колокольчиком, то потом он превратится в похоронный звон. Их любовь будет мертва.
      А Мадлен и не поймет этого, не захочет смириться и тогда ему придется как вору, прячась, покидать ее дом еще до того, как она проснется и не покинет мир своего счастливого неведения.
      "Но это будет потом, - подумал Анри, - а сейчас я люблю и хочу Мадлен, а она хочет принадлежать мне. Так почему я должен отказывать себе в этом миге короткого счастья, зная, чтс потом наступит отвращение? Ведь думая о смерти,
      Невозможно жить, мы счастливы, пока вместе, и пусть это счастье будет недолгим".
      Он обнял Мадлен за талию и осторожно уложил на кровать.
      - Смотри на меня, смотри, иначе мне будет казаться, что ты думаешь о ком-то другом.
      - Это все равно, - усмехнулась Мадлен, - закрыты у меня глаза или нет, я вижу перед собой тебя. И я знаю, твой образ никогда не исчезнет, будешь ты рядом или нет.
      - Я не хочу тебя обманывать, Мадлен. Ты любишь меня?
      - Да.
      - Тогда молчи. Не говори о расставании, когда мы вместе, ведь лучше всего умирать, когда ты счастлив - и пусть расставание наступит внезапно.
      Анри, стараясь не причинить Мадлен боли, нежно погладил ее.
      - Ты мой, - прошептала Мадлен.
      - И ты моя. А теперь не говори ничего, давай молчать. Ты права, Мадлен, что может быть прекраснее близости?
      Когда Мадлен, глубого вздохнув, замерла, Анри обессиленный лег рядом с ней.
      А теперь спи, - прошептал он своей любовнице, ни о чем не думай и спи. Я рядом с тобой, ничего не бойся.
      Теперь я ничего не боюсь, - Мадлен осторожно поцеловала его в плечо и взяла за руку.
      Анри, чувствуя, как восхищение женщиной, ее стройным телом, красотой ее лица безвозвратно исчезают, закрыл глаза и тут же провалился в черноту сна.
      Виконт проснулся, когда уже первые лучи солнца проникли в комнату. Еще не открывая глаз, он повел рукой и не нашел Мадлен. Он тут же открыл глаза я увидел, что женщина стоит на коленях возле кровати и сложив руки, словно молится, глядя на него с восхищением и нежностью.
      - Что ты, Мадлен?
      - Спи, спи.
      - Что ты делаешь?
      Женщина протянула руку и прикоснулась пальцами к векам Анри.
      - Спи, продолжай спать, дай мне полюбоваться тобой.
      - Что ты задумала, Мадлен?
      - Не мешай, молчи, я буду стоять на коленях и сторожить твой сон.
      Анри недовольно поморщился.
      "Только этого еще недоставало, чтобы она сошла с ума!"
      - Нет-нет, - улыбнулась Мадлен, - не беспокойся, со мной все в порядке. Я просто очень сильно люблю тебя и не могу позволить себе терять мгновения, когда мы рядом.
      Анри попробовал уснуть, но понял, что это ему не удастся. Он немного схитрил и приоткрыл веки, стал следить за Мадлен. Та смотрела на него, склонив голову, то и дело отбрасывая непослушные волосы со лба. Она счастливо улыбалась, и от этой улыбки виконту делалось не по себе. Он понимал, насколько сильны
      Чувства Мадлен и каким ударом для нее будет расставание.
      - Спи, дорогой, спи любимый. Вот так, ночь за ночью я буду стоять возле тебя на коленях и любоваться твоей красотой.
      - Не говори такого, - прошептал Анри.
      - Почему? Я говорю то, что думаю, я говорю то, что будет.
      - Но ведь ты сама знаешь, это не так.
      - Дай мне помечтать, Анри. Да, ночь за ночью я буду проводить подле тебя, а ты даже во сне не сможешь избавиться от моей любви.
      Анри открыл глаза.
      - Ты обманщик. Говоришь, что спишь, а сам слушаешь, что я говорю сама себе.
      - Ты сошла с ума!
      - Ничуть. Ты говоришь, не может быть. Но ведь, Анри, могло не быть и этой ночи.
      - Ты понимаешь, Мадлен, что ты делаешь?
      - Я люблю тебя, - женщина провела ладонью по волосам Анри и склонившись, поцеловала его в щеку. - Я хочу, Анри, чтобы ты спал.
      - Мои глаза закрыты, - сказал Анри, в упор глядя на Мадлен.
      - Но ведь ты обманываешь меня.
      - Все на свете обман, и если ты хочешь, чтобы мои глаза были закрыты думай так.
      - Хорошо, ты спишь? Я стою подле тебя на коленях и молюсь за нашу любовь.
      "Нашу? - подумал Анри. - Моей любви уже нет, есть только злость на себя и досада. И сколько ты, милая, ни будешь повторять слово "любовь", она не воскреснет. Ей нужно поставить памятник и больше не вспоминать о ней. Как жаль, что ты проснулась раньше меня, и мне не удалось уйти незамеченным! Теперь вновь будут слезы, вновь мне придется утешать тебя, а самое главное мне придется обмануть тебя, Мадлен. Я скажу, что мы встретимся вновь, а потом ты получишь письмо, где я напомню, что никогда и ничего не обещал тебе вместо любви - ни верности, ни постоянства, лишь только одну любовь. А она уже мертва, ты получила ее".
      Виконт облизнул пересохшие губы.
      - Ты хочешь пить? - забеспокоилась Мадлен.
      - Нет.
      Но не нужно меня обманывать.
      Говорю тебе - нет, - уже немного раздраженно восликнул Анри.
      Нет, я не вижу, - женщина провела пальцами по пересохшим губам Анри. Я принесу тебе попить.
      - Не надо.
      Но женщина словно и не слышала его голоса.
      - Тебе принести вина или молока? Анри молчал.
      - Я принесу молока.
      Она не мигая, смотрела на виконта, и тому стало жаль Мадлен, ведь она словно не помнила, что им предстоит расстаться.
      - Так, я принесу молока? Ты согласен?
      - Да, неси что хочешь.
      - Я сейчас.
      И тут во дворе послышался какой-то неясный шум. Анри тут же приподнялся на локте и посмотрел в посветлевшее окно. Но лежа на кровати можно было видеть лишь крыши противоположных домов.
      - Что там? - спросил он.
      - Не беспокойся, - не оборачиваясь, произнесла Мадлен, - это, наверное, лошадь в конюшне.
      - Лошадь?
      - Да.
      - Даже утром ты красива, - не удержавшись, сказал комплимент Анри.
      - Я хочу, чтобы ты всегда был здесь и никуда не уходил. А я, возвращаясь, находила тебя тут.
      - Мадлен, а что ты будешь делать, когда вернется твой муж? Вдруг он уже подъезжает к воротам? - пытался образумить ее Анри.
      - Пусть это тебя не беспокоит, Анри. Все равно, что бы ни случилось, я буду здесь, с тобой.
      - Но ведь это твоя спальня, сюда к тебе приходит муж...
      - Ну и что, - улыбнулась Мадлен, - я теперь никогда не буду принадлежать ему.
      - Что ты надумала?
      - Нет, не бойся, я всего лишь на его месте буду представлять тебя. Я больше никогда не взгляну на него. В этой комнате мои глаза будут плотно закрыты, и я буду вспоминать эту ночь, когда ты был со мной.
      Такие рассуждения показались Анри более разумными, чем прыдыдущие. Теперь хоть что-то обрисовывалось, какая-то определенность. Мадлен явно не претендовала на то, чтобы стать его вечной любовницей, а тем более, женой. И долгая речь про
      Идеальную любовь, заготовленная Анри, осталась невостребованной.
      Шум во дворе повторился.
      Мадлен даже не дрогнула, зато Анри насторожился.
      - Что это?
      - Я же говорю тебе, лошадь в конюшне.
      - Нет, это слишком громкий звук, кто-то пришел.
      - Я ничего не боюсь.
      - Не боишься? - изумился Анри. - А вдруг это муж?
      - Ну хорошо, если ты так хочешь, я пойду посмотрю, - Мадлен поднялась и не поворачиваясь к Анри спиной двинулась к окну.
      - Я сейчас посмотрю, дорогой, только оставайся здесь, не вставай, я хочу любоваться тобой. Твоя красота божественна, тело совершенно.
      Мадлен бросила мимолетный взгляд в окно, и Анри показалось, что если бы она сейчас увидела пожар, то вряд ли это осознала бы.Она шумно вздохнула.
      - Я не могу смотреть на тебя без восхищения, Анри, - Мадлен вновь подбежала к кровати, упала на колени и обняла виконта.
      Тот прикрыл глаза и ощутил легкое прикосновение ее губ.
      - Я сейчас, дорогой, сейчас приду. Нам же нужно что-нибудь поесть.
      Мадлен в одной ночной рубашке, лишь прихватив с собой измятое платье, отошла к двери.
      - Я приду и увижу тебя вновь лежащим на моей кровати, в моей спальне. Мне кажется, Анри, ты всегда находился здесь, только я тебя не видела.
      - Мне так не кажется, - заметил виконт.
      Ну и что, ты сам не помнишь, что с тобой происходило. Признайся, ведь ты всегда лежал вот тут рядом и согревал меня, когда я мерзла, гладил во сне мои волосы, украдкой целовал. Признайся, Анри, так дно и было?
      Глаза Мадлен показались Анри безумными, и он ужаснулся. "Скорее бы все это кончилось, скорее бы она ушла!"
      - Я сейчас, только оставайся здесь, - Мадлен послала Анри воздушный поцелуй и исчезла.
      Дождавшись, пока хлопнет входная дверь, Анри поднялся, не спеша оделся, а затем, отыскав перо, чернила и бумагу, сел за столик в гостиной и начал писать послание Мадлен.
      Жак, что-то недовольно бурча, поднялся из кухни и осведомился, будет ли его хозяин завтракать.
      - Отстань, мы сейчас уходим. Вот только допишу письмо - и нас здесь не будет. Седлай лошадей.
      - Но хозяин, к чему так спешить?
      - Я тебе сказал, значит ты должен исполнить. Не хочешь же ты стать свидетелем безумного отчаяния брошенной любовницы?
      Жак покачал головой.
      - Ни в коем случае, хозяин.
      - Ну так ступай в конюшню.
      Письмо легло на подушку незастланной постели как раз там, где спала Мадлен, и виконт со своим слугой покинули дом мадам Ламартин.
      Приехав к себе, виконт Лабрюйер распорядился разостлать постель и прилег отдохнуть. Ночь измучила его, а отвращение к самому себе не давало покоя.
      А старавшаяся не думать ни о чем грустном Мадлен Ламартин с плетеной корзинкой в руках спешила на рынок. Редкие утренние прохожие оборачивались на богато одетую женщину, которая без служанки, сама, шла за покупками. Но Мадлен было абсолютно безразлично, что о ней думают, она была счастлива.
      Рынок встретил Мадлен оживленным гулом. Женщина почти не торговалась и сразу отдавала деньги за понравившиеся ей продукты. В корзинку ложились овощи, фрукты, несколько персиков и гроздь раннего винограда.
      С особым усердием мадам Ламартин выбирала вино. Сама она в
      Винах не очень-то разбиралась и ей казалось, самое дорогое не очень-то изысканно для Анри Лабрюйера. Она смотрела старые бутылки на свет, счищала ногтем воск с горлышек и, наконец, доверилась вкусу продавца, поклявшегося, что это самое лучшее вино на всем рынке. Она отыскала только что приехавшего на рынок торговца хлебом. Его буханки просто обжигали руки, и Мадлен, поднеся хлеб
      К лицу, вдыхала его аромат. Женщина уже представляла себе, как сама разложит все это на блюдо и принесет в спальню. Ее встретит Анри, веселый и свежий, может быть, с немного грустной улыбкой на лице, ведь им остается пробыть вместе не так много времени, так как завтра приезжает ее муж. Но этот день они проведут вместе, стараясь не вспоминать о предстоящем расставании.
      Мадлен совсем не замечала тяжести корзины, заполненной до отказа и заметив только что появившегося торговца, восхищенная спелыми гроздьями винограда, не удержалась и купила еще пару. Она прикрыла все это сверху белой накрахмаленной салфеткой и, продев ручку корзины под локоть, заспешила домой. Ей раньше не
      Так-то часто приходилось ходить пешком по городу, и теперь Париж казался ей абсолютно другим городом. Дома казались выше, лица людей приветливее. И она даже отвечала на восторженные улыбки военных.
      Вот еще немного - и за поворотом покажутся ворота ее дома.
      Мадлен, не обращая внимания на то, что идет по луже, повернула за
      Угол.
      "Но что это такое?! Ворота распахнуты!? Наверное ветер? А вот следы конских копыт на прибитом дождем песке дорожки... Что это такое?"
      Мадлен с замиранием сердца посмотрела на конюшню. Брус, запиравший ворота, валялся на земле и лошадей, принадлежавших Анри и Жаку там не было.
      Мадлен вбежала на крыльцо и распахнула дверь. Дом притаился в настороженной тишине. Мадлен Ламартин, спотыкаясь, вбежала по лестнице на второй чтаж и бросилась к спальне, боясь увидеть самое страшное. Она замерла перед дверью и робко постучала три раза. В ответ - тишина.
      Мадлен постучала еще раз. От ее легкого прикосновения дверь отворилась и внезапно налетевший сквозняк бросил ей волосы на лицо.
      Безжизненно поблескивали золоченые амуры на спинке кровати, сквозняк шевелил балдахин, тяжелые кисти бахромы слегка покачивались.
      Мадлен выронила корзинку со снедью и бросилась к кровати. Она принялась шарить по ней руками, не веря увиденному.
      - Анри, Анри, - повторяла она, - где ты?! Еще теплилась надежда, что, возможно, он отлучился ненадолго и скоро вернется.
      Но жалобный стон вырвался из груди женщины, когда она увидела на подушке неряшливо написанное письмо. Бумага дрожала в ее руках, слезы не давали читать. Мадлен подошла к окну и, взяв себя в руки, прочла:
      "Моя дорогая Мадлен! Я так много, пережил, пока тебя не было. Возможно, тебе казалось, прошло каких-нибудь полчаса, но поверь, это была целая вечность. Я понял многое за время твоего отсутствия, и мне не хотелось бы обманывать тебя. Ведь согласись, я всегда был честен с тобой и ни одно слово лжи не сорвалось с моего языка. Когда я говорил "люблю", так оно и было. И если теперь я думаю
      По-другому, то не посмею обмануть тебя и тем самым продлить страдания. Лучше знать правду и тогда легче пережить потерю..."
      Слезы вновь брызнули из глаз Мадлен. Она опустила Руки и подставила лицо свежему ветру, врывавшемуся в окно.
      - Ну почему, - рыдала женщина, - почему ты "ставил меня? Ведь у нас был еще целый день! Ты говоришь, вечность - это полчаса. Тогда что же день и еще ночь? Это больше, чем жизнь! Ну почему ты оставил меня, даже не простившись?
      Лист бумаги трепетал в руках Мадлен, готовый вот-вот выскользнуть и умчаться, подхваченный порывом ветра.
      "... Да, Мадлен, я не хотел бы обманывать тебя, - прочла женщина,я скажу тебе правду - в этот момент я обязан покинуть тебя, иначе, все, что произошло бы потом - было обманом. Я не достоин нашей любви, пойми меня, я не могу быть больше с тобой, я не способен подарить тебе счастье, а делать несчастье не хочу. Я верю, Мадлен, ты переживешь потерю, пусть даже немного поплакав, и в конце концов, найдешь себе другого любовника. Я благодарен тебе за все, чему ты меня научила, что ты дала мне, но человек не властен над своими чувствами и ему остается одно - быть честным перед другими и перед самим собой. Целую тебя и прощай. Анри".
      Мадлен Ламартин припала губами к исписанному листу бумаги. Слезы размывали чернила, но она все равно прижимала лист к своему лицу, ведь он был написан рукой Анри. Он так много для нее значил! Это письмо было единственным материальным воплощением их любви, все остальное стало теперь воспоминаниями.
      Наконец, совладав с рыданиями, Мадлен вытерла слезы и смыла с лица следы чернил.
      - Я все равно отыщу тебя, - прошептала женщина, - и ты вновь полюбишь меня. Ты не имел права поступить так со мной, Анри, оставив меня ни с чем. Ты ушел и забрал с собой все - наши поцелуи, нашу любовь. Это несправедливо. Я слишком долго сопротивлялась твоим домогательствам, чтобы так просто расстаться - прийти и не найти тебя. Прости меня, Анри, ведь я любила тебя.
      ГЛАВА 6
      Теперь, когда главные дела были позади, Констанция Аламбер могла позволить себе расслабиться. И пусть пока еще ее главный противник Эмиль де Мориво не подозревал о страшной мести, но ждать оставалось недолго. И когда-нибудь при случае Констанция обязательно ему расскажет о том, как ей удалось лишить его невесту невинности. Пусть потом кусает локти, бросается на нее с криками - все это бесполезно, утраченного не воротишь, и Колетта уже знает, чем отличается муж
      От любовника.
      Мадемуазель Аламбер совсем не мучили угрызения совести, ведь не стоил же Эмиль де Мориво того, чтобы ради него хранить невинность.
      С самого утра светило солнце и день обещал быть погожим. Констанция как всегда решила начать этот день с ванны. Хитроумное сооружение было изготовлено еще год тому по ее эскизу. Короткая, но глубокая медная ванна возвышалась посреди спальни на когтистых птичьих лапах. Внутри было устроено плетеное из лозы сиденье. Шарлотта вот уже четверть часа как носила в ванную подогретую воду и бросала туда ароматную соль.
      Наконец, мадемуазель Аламбер решила, что вода уже достаточно остыла для того, чтобы принять ее нежное тело. Она попробовала мизинцем воду и осталась ею довольна. Аромат соли немного дурманил голову. Констанция в ночной сорочке забралась в теплую ванну и удобно устроилась на плетеном сиденье. Она любила вот так по утрам сидеть в горячей воде и читать книгу. Тогда все неприятные мысли, накопившиеся за вчерашний день, улетучивались вместе со снами, и в продолжение всего следующего дня Констанция чувствовала себя бодрой и отдохнувшей.
      Шарлотта занималась просмотром гардероба своей госпожи, когда к воротам ее дома подъехал всадник.
      "Что-то рано приезжают гости к мадемуазель", - подумала Шарлотта, спеша вниз, чтобы встретить прибывшего мужчину. Им оказался виконт Лабрюйер.
      - Мадемуазель никого не принимает, - довольно холодно сказала Шарлотта.
      - А если ты доложишь ей, что это виконт Лабрюйер? - с наглой улыбкой осведомился Анри.
      - Она ни для кого не делает исключение.
      - Тогда напомни своей госпоже, что у нее есть один маленький долг по отношению ко мне, и я пришел чтобы получить расчет.
      - Хорошо, виконт, подождите здесь, я сейчас доложу.
      Эфиопка направилась на второй этаж и постучала в дверь Констанции.
      - Кто-то прибыл? - спросила мадемуазель Аламбер.
      - Да, виконт Лабрюйер.
      - Что ему нужно?
      Шарлотта проскользнула в спальню и остановилась у самой ванны.
      - Он говорит, мадемуазель, что вы должны ему уплатить какой-то долг.
      - Какая ерунда!
      - Его провести к вам?
      - Ну что ж, пусть войдет.
      Констанция поплотнее запахнула ворот на ночной сорочке и с небрежным видом принялась читать. Когда виконт Лабрюйер вошел в спальню, она даже не оторвала взгляда от страницы.
      - Присаживайтесь, виконт, - она наугадуказала туда, где по ее расчетам находилось кресло.
      - Доброе утро, Констанция, - Анри осторожно присел, не спуская глаз с мокрой ткани ночной сорочки, через которое соблазнительно просвечивало тело Констанции.
      - Ты так и собираешься пожирать меня взглядом?
      - Но ты сама не посчитала нужным переодеться.
      - Это ты, Анри, не посчитал нужным предупредить о своем визите.
      - У каждого свои причуды, Констанция.
      - Мои причуды, во всяком случае, не приносят вреда остальным.
      Виконт рассмеялся.
      - Ну это как сказать. С Колеттой получилось, по-моему, немного иначе.
      - Ты пришел, чтобы напомнить мне об этом?
      - В какой-то мере да. Констанция захлопнула книгу.
      - Будь добр, положи ее на кровать, а то боюсь, она вся размокнет.
      Виконт поднялся и не спуская глаз с Констанции принял книгу.
      - Все-таки ты слишком неравнодушен к женщинам я боюсь, это плохо для тебя кончится.
      Наконец книга оказалась на кровати, а виконт вернулся на свое место.
      - Вот так-то будет лучше, Анри, а то когда ты рядом, я боюсь, ты набросишься на меня.
      - Я не так дурно воспитан, Констанция, я никогда не добиваюсь близости силой.
      Констанция Аламбер конечно же прекрасно понимала из-за чего пришел к ней виконт Лабрюйер. Но первой заводить разговор она не хотела. Ей нравилось смотреть на смущенного виконта, ведь ему предстояло довольно деликатное выяснение отношений со своей подругой. Все то, о чем они договаривались раньше, должно было измениться. И вся разница в их положении состояла лишь в том, что
      Констанция знала, что ни на какие уступки виконту она не пойдет, несмотря на все свои предыдущие обещания.
      А виконт самоуверенно надеялся, что теперь он получит Констанцию.
      Сперва мужчина и женщина обменивались взглядами и после каждого приятно улыбались друг другу, словно говоря: ну что, дружок, наконец-то ты попался и попался крепко.
      Вода в ванне катастрофически быстро стыла и Констанция позвала Шарлотту:
      - Принеси-ка еще горячей воды!
      Девушка вернулась с большим кувшином, наполненным кипятком, и принялась лить его в ванну тонкой стйкой. Приятная теплота тут же коснулась тела Кнстанции. Она блаженно прикрыла глаза и томно вздохнула. Этот вздох привел виконта в трепет. Ему безумно хотелось обладать этим молодым, но чрезвычайно умелым в любовных делах телом.
      - Ну так что же привело тебя ко мне, Анри? - спросила Констанция, когда за Шарлоттой закрылась дверь.
      - Я пришел, Констанция, кое-что от тебя услышать.
      Мадемуазель Аламбер наморщила лоб.
      - Так-так, я кажется припоминаю. Да-да, виконт наконец-то у меня появился прекрасный случай поблагодарить тебя за свою подопечную. Ты постарался на славу, и девушка никогда тебя не забудет.
      - Ну что ты, Констанция, какая благодарность, мне было только приятно.
      - Нет-нет, Анри, ты в самом деле очень сильно меня выручил.
      - Мне бы не хотелось, Констанция, сейчас обсуждать последствия моего поступка. Эмиль все-таки когда-то был моим другом. Да и по отношению к Колетте я поступил не слишком благородно.
      - Ну что ты, Анри, главное, все остались довольны.
      - Кроме... - вставил виконт.
      - Кроме Эмиля де Мориво, но он еще ни о чем не подозревает, Констанция рассмеялась. - Я представляю себе его лицо, когда он узнает, что это моих рук дело.
      - Но ты же не выдашь меня, Констанция?
      - Нет, вот это-то и будет самым страшным для него наказанием. Он никогда не узнает, кто же похитил невинность его невесты.
      - Он будет допытываться у нее, у меня...
      - А мы будем молчать, пусть гадает.
      - Ну что ж, Констанция, ты в таком прекрасном расположении духа, что я осмелюсь тебе напомнить - ты проиграла.
      - Я проиграла?
      - Да-да, ведь у нас был уговор.
      Констанция Аламбер повернула голову сначала в одну сторону, потом в другую, изображая на своем лице крайнее удивление.
      - Нет, Анри, я не могла проиграть.
      - Да, ты проиграла.
      - Нет.
      - Да.
      Каждый раз на лицах спорящих, когда они произносили свои "да" и "нет", улыбки становились все более лучезарными.
      - Нет, Анри, я не могла проиграть.
      - Но как же, Констанция, Колетта лишилась невинности, а ты мне кое-что за это обещала. Констанция погрозила пальцем виконту.
      - Честное слово, Анри, я нахожусь под большим впечатлением от твоих слов. Они очень многообещающие...
      - Так значит, долг будет оплачен? - рассмеялся Анри.
      - Сейчас мы об этом поговорим.
      - Давай.
      Констанция закинула руки за голову, мокрая сорочка еще плотнее прилегла к ее телу, сделав доступными взгляду виконта почти все прелести ее молодого тела.
      - Так что, Анри, тебе не хватило Колетты, ты не насытился ее молодостью, ее невинностью?
      - Этим насытиться невозможно.
      - Так значит, я, Анри, выигрываю по сравнению с Колеттой?
      - Да, ты выигрываешь, хотя не во всем.
      - И в чем же я ей уступаю?
      - К сожалению, Констанция, ты не невинна.
      - О боже мой, какой ты привередливый, Анри!
      - Так я берусь, все-таки, утверждать, Констанция, ты проиграла и должна уплатить обещанный тобой долг.
      - Я договорилась с тобой? - крайнее изумление отразилось на лице Констанции. - О чем?
      - Ну как же, мадемуазель, мне не очень удобно напоминать об этом. Я думаю, ты сама должна вспомнить.
      - Ах, да, я что-то припоминаю, я попросила тебя, а ты выставил какие-то сумасбродные условия. Это же была шутка, Анри, простая светская шутка, и я удивлена, как это ты мог прийти ко мне и требовать возвращения подобного долга.
      - Какая шутка! - возмутился Анри. - Ты сама попросила меня сделать одну услугу, пообещав за это стать моей любовницей.
      Анри и Констанция говорили с некоторым напряжением. Они не привыкли, несмотря на свой раскрепощенный образ жизни, говорить о таких вещах открыто. Обычно все сообщалось иносказаниями, а теперь и впрямь получилось так, что Анри пришел требовать довольно странную вещь.
      - Но это шутка, Анри.
      - Нет, ты говорила это серьезно.
      - Хорошо, предположим, я говорила это серьезно но кто сможет доказать, что я пообещала стать твоей любовницей в обмен на совращение Колетты?
      - Я думал, ты женщина слова, - сказал Анри.
      - Но боже мой, Анри, ты бы еще взял с меня расписку, а потом представил ее в суде. А чтобы потом не было никаких сомнений в том, что я вернула долг, суд назначил бы несколько свидетелей, по одному на каждый угол кровати. Неужели ты надеялся на это?
      - Нет, Констанция, я надеялся на твою порядочность и если бы не твое обещание, я никогда не осмелился бы приблизиться к Колетте. Констанция, но неужели не помнишь, ты умоляла меня, и я пошел на это почти преступление только ради тебя.
      - Я ничего не помню, - беспечно воскликнула Констанция Аламбер, - и пожалуйста, перестань мне напоминать об этой глупой шутке.
      - Шутке?
      - Да, шутке.
      - Ты в этом уверена?
      - Абсолютно.
      - Жаль, что я в самом деле не взял с тебя письменного обещания, - глаза Анри стали холодными, а руки задрожали, он не любил, когда с ним обращались подобным образом и выставляли дураком. - Ты проиграла, Констанция, и должна держать передо мной ответ! - уже почти кричал Анри.
      - А я ничего не помню, - Констанция зло поджала губы.
      - Ах, не помнишь!
      - Да, не помню.
      Ну тогда я должен тебе сказать, Констанция, что ты проиграла.
      - Проиграла что?
      - Пари.
      - Меня это не интересует.
      - А меня интересует! - Анри был вне себя от ярости, он вскочил с кресла и подбежал к Констанции.
      Та скрестила на груди руки и высунула кончик языка.
      - Ты не права, Констанция, нельзя бросать слов на ветер и за свои поступки следует отвечать.
      - Забудь о моих словах, Анри.
      - Ты не имела права так поступать, ведь я на что-то надеялся.
      - И зря.
      - Ты лгунья! - закричал Анри, хватая Констанцию за плечи.
      - Забудь об этом, Анри, все это глупая шутка и не более. И пожалуйста, оставь меня.
      Она уперлась своей маленькой ладонью в грудь Анри и попыталась оттолкнуть его. Но тот вцепился в ее плечи и принялся трясти.
      - Так ты согласишься или нет, подлая обманщица?
      - Не кричи на меня, Анри, - сама повысила голос мадемуазель Аламбер.
      Тот опомнился, разжал пальцы.
      - Ты сама, Констанция, просила меня совершить это и теперь я вынужден проклинать себя, ничего не получив взамен. Ты играешь чужой репутацией, но не можешь поступиться своей.
      Немного походив по комнате, Анри несколько успокоился и сел в кресло. Он тяжело дышал, с ненавистью и в то же время с вожделением глядя на Констанцию.
      А та, словно бы нарочно, опустилась немного ниже в своем плетеном кресле так, что вода стала доходить ей до груди, а недалеко от края ванны показались ее голые колени.
      - Анри, только что ты говорил со мной как самый настоящий муж, - в это слово было вложено столько презрения, что наверное, большего ругательства дда Констанции и не существовало.
      Анри почувствовал это презрение и сразу же отнес его на счет всех мужчин сразу.
      - Подлей, пожалуйста, Анри, мне немного горячей воды, ведь мне не хочется, чтобы Шарлотта видела твое искаженное злобой лицо. Она черт знает что может подумать о нас!
      Анри, еле сдерживая злость, медленно принялся лить горячую воду в ванну.
      - Осторожно, Анри, отведи струю немного вбок она обжигает мне грудь.
      Констанция взяла двумя пальцами материю сорочки и принялась ей обмахиваться. Под мокрой полупрозрачной тканью то проступали, то исчезали темные пятна сосков.
      - Спасибо, ты очень помог мне. Можешь поставить кувшин.
      Анри злился на себя за свою нерешительность. Ну не мог же он, в самом деле, заставить Констанцию быть своей силой? Он не привык, чтобы с ним обращались подобным образом.
      - Анри, пойми меня правильно, - сказала мадемуазель Аламбер, - я не ненавижу мужчин, как ты думаешь, я ненавижу мужей.
      - Это что-то интересное, - сказал Анри.
      - Да, представь. И хочешь узнать, почему я до сих поп не выходила замуж?
      - Потому что у тебя, Констанция, несносный характер.
      - Нет, совсем по-другому поводу. Я не выхожу замуж, поскольку не хочу каждый день видеть такое лицо, какое только что было у тебя. Ведь ты говорил со мной как муж, даже не успев стать любовником. Это отвратительное зрелище.
      - Я могу, Констанция, ответить тебе только взаимностью.
      - Конечно, Анри, и у жен бывают подобные лица, но я не стремлюсь стать одной из них, пусть даже ты предложишь мне руку.
      - Пока что я предлагаю тебе только уплатить мне долг.
      - Поверь, Анри, - глаза Констанции сделались елейными, - я и в самом деле думала, это всего лишь щутка и абсолютно не рассчитывала всерьез расплачиваться с тобой своим телом.
      - Мадемуазель, - абсолютно спокойно проговорил Анри, - я могу поверить, что вы что-то напутали, что-то пообещали лишнее, но я то помню точно: ты обещала мне абсолютно определенно, без тени шутки.
      - Ах, так ты в этом уверен?
      - Да. И только поэтому я согласился соблазнить твою подопечную Колетту, так бы я и пальцем к ней не притронулся.
      - Неужели она такая некрасивая?
      - Нет, Констанция, я просто не люблю делать больно другим.
      - Так значит, Анри, я говорила всерьез?
      - Да, и зря ты отпираешься.
      - Ну что ж, если ты не веришь мне и считаешь шутливо данное обещание долговым обязательством, то изволь.
      Констанция строго посмотрела на Анри, ее губы дрожали от ненависти. Она даже не удосуживаясь придержать ночную сорочку, поднялась из ванны и переступила через ее край. Вода текла с нее прямо на паркет.
      - Констанция...
      - Ну что ж, ты прямо напомнил мне о долге, а я всего лишь собралась его заплатить.
      В мокрой сорочке Констанция легла на кровать, поправила подушку так, чтобы голова была повыше, а затем прижав мокрый подол к одеялу, широко раздвинула колени согнутых ног. Затем немного подумав, подтянула подол до середины бедра и посмотрела в глаза виконту.
      Тот сидел, словно окаменев, и со странным выражением лица следил за действиями Констанции Аламбер.
      Констанция кивнула ему и как бы приглашая, несколько раз качнула разведенными в стороны коленями. Виконт не шелохнулся.
      - Ну что ж, - пожала плечами женщина и потянулась к ночному столику за недочитанной книгой.
      Потерев пальцы о мокрую сорочку, Констанция принялась листать страницы, то и дело поглядывая на наглого вымогателя долга с нескрываемым отвращением.
      Виконт сидел в кресле и боролся со своими чувствами. С одной стороны, ему страстно хотелось обладать Констанцией, но он не мог себе позволить сейчас приблизиться к ней, ведь это было то же самое, что насилие.
      С другой стороны, он ненавидел сейчас эту женщину. Сколько он ни старался, так и не смог склонить ее на свою сторону. Еще ни одна слеза не появилась на глазах Констанции из-за любви к нему, а ведь буквально сотни женщин сходили с ума лишь только завидев его и многие из них были готовы броситься следом, стоило ему только поманить пальцем.
      Но добыча, сама идущая в руки, не интересна, куда привлекательнее загонять дичь. А сейчас охота не удалась, хотя все вроде бы было правильно. Констанция в выжидательной позе, едва прикрывшись ночной сорочкой, лежала на кровати. Но столько презрения и ненависти было в ее облике! Одно чтение книги чего стоило! И виконт не мог себя заставить приблизиться к ней.
      Констанция то и дело искоса поглядывая на виконта и радуясь его замешательству, читала страницу за страницей. Наконец, уже основательно замерзнув и дойдя до пятой страницы, она захлопнула книжку.
      - Анри, ты так и будешь смотреть на меня?
      - Ты издеваешься надо мной.
      - Ничуть.
      - Я не ожидал от тебя подобного.
      - И я не ожидала от тебя.
      - Ты обманщица.
      - Нет, я сдержала свое слово, - Констанция уперла руки в колени и резко свела их.
      - Ты не сдержала данного тобой слова.
      - Нет, Анри, ты ошибаешься, я только что предложила себя тебе, а ты пренебрег мной, не воспользовался случаем, как любишь ты выражаться. И поэтому мне ничего не остается, как вернуться в ванну, я уже замерзла. Так что вини во всем себя и не предъявляй мне никаких претензий.
      Одернув подол ночной сорочки, Констанция Аламбер забралась в ванну и уже не прося ни о чем Анри, подлила туда немного остывшую, но все еще горячую воду.
      Анри скрежетал зубами от злости. Над ним издевались - и очень утонченно - и он чувствовал себя чрезвычайно глупо. К тому же, над ним издевалась женщина, а этого он не мог стерпеть. И тут раздался легкий стук в дверь.
      - Это ты, Шарлотта?
      - Да, госпожа, - темнокожая девушка бесшумно скользнула в комнату, держа в одной руке конверт, а в другой букет цветов.
      - О, это от него, - произнесла Констанция лишь затем, чтобы еще раз подразнить Анри, хотя и сама не подозревала, от кого это письмо и цветы.
      Шарлотта тут же приняла правила игры.
      - Да, мадемуазель, он просил вам передать это.
      - Поставь цветы на ночной столик, - попросила Констанция, принимая конверт и поднося его к лицу так, чтобы Анри не мог со своего места разглядеть имени адресата.
      "Граф Арман де Бодуэн, - прочла Констанция. - Ну вот, еще один", вздохнула она, но на лице изобразила крайнюю радость, словно бы уже не первый день ожидала этого послания и цветов.
      - Я вижу, у тебя есть поклонник?
      - А ты как думал?!
      - Но ты же говорила, что хочешь быть свободной.
      - Я не хочу быть замужней женщиной, - уточнила Констанция, - и не хочу, чтобы ко мне приставали с тупыми домогательствами. Я хочу, чтобы меня уважали, а не любили. Ты же считаешь, что имеешь право оскорблять женщину и тем самым
      Утверждаешься во мнении, что ты настоящий мужчина.
      Констанция разорвала конверт и развернула письмо. Граф Бодуэн извещал ее о том, что в скором времени вынужден будет покинуть Париж и в который уже раз напоминал о своем предложении.
      - Тоже сумасшедший, - пробормотала Констанция, - мужчины страшный народ.
      Виконт Лабрюйер еле дождался, пока Шарлотта покинет комнату, а затем вскочил с кресла, подбежал к Констанции и грозно приказал:
      - Дай сюда письмо!
      - И не подумаю.
      Анри попытался схватить край листа, но Констанция увернулась.
      - Как тебе не стыдно, Анри!
      - Я тебе сказал, дай сюда письмо, я должен знать, кто.
      - Так ты еще и ревнив? Значит, ты в самом деле любишь меня?
      - Констанция на всякий случай держала письмо подальше от Анри так, чтобы тот за один раз не мог дотянуться до него.
      - Дай сюда письмо, - грозным тоном приказал виконт Лабрюйер, - иначе я заберу его сам!
      Констанция поняла, спорить бесполезно. Еще немного, и Анри завладеет письмом.
      - Хорошо, - она ласково улыбнулась, чтобы сбить Анри с толку.
      Она медленно подносила лист бумаги к виконту Лабрюйеру, но в последний момент, когда тот уже готов был взять его в руки, резко опустила в ванну. Сквозь воду было видно, как расплываются чернильные буквы, и вода окрашивается в темно-фиолетовый цвет.
      Виконт заскрежетал зубами.
      - Ты невыносима, Констанция!
      - А что мне остается делать? У меня же не хватит сил защищаться, бросаясь на тебя с кулаками, а как женщине, шпаги мне не положено. Можно было бы, правда, выбрать пистолет, тут бы я уже не промахнулась. Но порох в воде сыреет точно так же, как и бумага, - Констанция извлекла письмо из теплой ванны и подала его Анри.
      От бумаги шел пар и на пол с нее капали темно-фиолетовые капли, безвозвратно уносившие вместе с собой смысл написанного.
      Анри некоторое время смотрел на расплывшиеся буквы, пытаясь разобрать хотя бы, кем было подписано письмо. Но текст был испорчен окончательно.
      Констанция хохотала, запрокидывая голову.
      - Анри, ты смешон, ты бы видел себя сейчас в зеркало, ты в самом деле выглядишь как обманутый муж, как рогоносец.
      - Ты еще поплатишься за это, - Анри разжал пальцы, и мокрый лист бумаги шлепнулся на паркет.
      Он со злостью растер его носком сапога и облокотившись на спинку плетеного из лозы сиденья, нагнулся. Их лица оказались напротив друг друга. Глаза Анри сверкали злостью, а Констанция весело улыбалась и наивно моргала длинными ресницами, чуть ли не касаясь ими носа Анри.
      - Ты все еще сердишься на меня?
      - Кто тебе позволил так обращаться со мной?
      - Не понимаю, почему ты сердишься? Ведь я так ждала, мерзла на кровати, а ты так и не соизволил подняться из кресла, чтобы подойти ко мне. Другого случая, Анри, тебе может и не представиться, ведь я злопамятна и мне не хотелось бы в следующий раз выглядеть такой дурой.
      - От кого было письмо? - уже почти прохрипел, задыхаясь от злости, виконт Лабрюйер.
      - К сожалению, Анри, я не успела дочитать его до конца, а на конверте... - Констанция нагнулась, взяла с пола сухой конверт и тут же опустила его в ванну, - а на конверте, к сожалению, имя отправителя тоже размыло водой.
      И тут Констанция перепугалась не на шутку. Лицо виконта, до этого еще сохранявшее человеческие черты, исказилось. Ничего, кроме злобы, прочесть на нем было невозможно. Мужчина двумя руками ухватился за край тяжеленной ванны, и его лицо налилось краской. Скользя ногами на мокром паркете, виконт сумел-таки приподнять ванну. Вода полилась через край, а Констанция уцепилась за край сиденья.
      - Сейчас ты узнаешь, как издеваться надо мной! Анри изо всех сил рванул вверх край ванны и та перевернулась. Констанцию как будто выплеснуло вместе с водой прямо на пол. Она лежала мокрая в луже шипели залитые водой дрова в камине, парной чад исходил от них.
      - Мадемуазель, что-нибудь случилось? - в комнату вбежала Шарлотта и замерла, изумленная увиденным.
      Над Констанцией широко расставив ноги стоял Анри и со злостью смотрел на мадемуазель Аламбер.
      - Уходи, - закашлявшись, только и смогла проговорить Констанция, иначе я убью тебя!
      - Прости, если был груб с тобой, но ты виновата сама во всем.
      Виконт Лабрюйер склонил голову так, словно прощался с Констанцией в самой обычной обстановке и обойдя стоявшую у него на дороге Шарлотту, покинул спальню.
      - Что случилось, мадемуазель? - темнокожая девушка помогла своей госпоже подняться.
      - Да нет, все нормально, не беспокойся. Я неосторожно повернулась, и ванна упала на пол.
      Шарлотта с недоверием смотрела на Констанцию.
      - Вы уверены, мадемуазель?
      - Да, только вот жаль, виконт растерялся и решил уйти, бросив меня в луже воды.
      - Вы святая, мадемуазель, - воскликнула Шарлотта, пытаясь привести свою госпожу в порядок.
      - Оставь, лучше займись полом! - уже теряя самообладание, закричала Констанция. - И вообще, убирайся отсюда! Как вы все мне надоели!
      Не дожидаясь, пока Шарлотта сама покинет спальню, она вытолкнула ее в коридор и захлопнула дверь. Только теперь она позволила себе разрыдаться. Констанция стояла на мокром полу на коленях и пыталась собрать клочки растертого сапогом Анри письма.
      - Какая неблагодарность! - шептала Констанция. Но почему я должна так глупо расплачиваться за сухие грехи?
      Неужели мне так надоела спокойная жизнь и милые забавы, что я ссорюсь с лучшими друзьями из-за негодяев. Ведь будь я мужчиной, разве стала бы я ссориться с Анри? Так нет, ему мало дружбы, ему еще подавай мое тело, как будто мало вокруг других женщин, готовых повиснуть у него на шее по первому зову! Нет, Анри, все-таки я правильно поступила, указав тебе достойное место. Я обсохну, а ты вот на всю жизнь запятнал себя неподобающим поведением. Одно дело бросать любовниц, а другое - поднять руку на женщин. И если ты не одумаешься в ближайшие дни, не придешь извиниться передо мной, то нашей дружбе конец. Ее не спасет
      Ничто, и у меня на одного врага станет больше.
      Констанция, поняв, что собрать письмо будет невозможно, а если бы она его и смогла собрать, все равно прочесть его не удастся, зло скомкала мокрые клочки бумаги, присоединила к ним конверт и бросила на чадящие дрова в камин. Затем зло сорвала с себя ночную сорочку и даже не одевшись, распахнула дверь спальни.
      Шарлотта ждала, когда ее позовут, прислонившись к стене.
      - Сухую простынь, а потом одежду, - бросила она служанке.
      И темнокожая девушка с радостью бросилась выполнять приказание своей госпожи.
      - Ну что ж, - прошептала Констанция, - война виконту объявлена и теперь нужно вести себя осторожнее.
      Злости виконта Лабрюйера не было границ. Он нещадно гнал своего коня, покрикивая на зазевавшихся прохожих. Те в последний момент успевали шарахнуться в сторону и посылали вдогонку виконту проклятья. Но того они только веселили.
      Наконец он добрался до дома, бросил поводья выбежавшему на порог Жаку и зашел в дом. Верный охотничий пес тут же подбежал к своему хозяину и лизнул его в Руку. Эта собачья преданность немного смягчила душу виконта, и он приласкал пса.
      - Вот уж никогда не знаешь, чего ждать от женщины, - пробормотал виконт, наливая себе вина.
      Он не отрываясь выпил полкружки и только сейчас заметил, что его сапоги насквозь промокли и от них пахнет душистой солью.
      Чтобы избавиться от ненавистного запаха, напоминавшего ему о предательстве Констанции, он снял сапоги и бросил их в коридор, чуть не угодив ими в некстати подоспевшего Жака.
      - Что-нибудь случилось, хозяин?
      - Да нет.
      - Почистить?
      - Просушить! - рявкнул Анри, удивляясь недогадливости своего слуги.
      Жак замер в коридоре, разглядывая мокрые насквозь сапоги с каким-то странным запахом. Но приказание нужно было выполнять, и Жак спустился на кухню, где пристроил сапоги прямо на плите рядом с готовившимся жарким, из-за чего и поссорился с кухаркой.
      А виконт Лабрюйер никак не мог успокоиться. Он понимал, что вся ненависть, которую он сейчас испытывает к Констанции - это не что иное как любовь, облеченная в другую форму. И так же виконт понимал, сколько он ни старайся, ему не завладеть телом Констанции. Ведь та никогда не поддается порыву чувств и слишком ценит свободу. И это раздражало виконта Лабрюйера более всего.
      Ему не хотелось, чтобы хоть кто-то в мире был более свободен, чем он.
      - Мне придется тебя наказать, Констанция, - пробормотал Анри, наливая себе вина. - Как, я еще не знаю, но обязательно придумаю, и ты сама попросишь у меня прощения, повиснешь у меня на шее. А я подумаю, целовать тебя или же наказать.
      Вернулся Жак, чтобы доложить:
      - Приказание исполнено!
      За это он получил от виконта Лабрюйера поощрение в виде половины кружки вина.
      - Там кто-то стучит! - послышался снизу голос кухарки и Жак, залпом допив угощение, отправился открывать дверь.
      Посетитель оказался ему незнакомым, но в доме виконта бывало довольно много народу, и Жак на всякий случай не стал спрашивать пришедшего его имени лишь ограничился тем, что принял у молодого человека треуголку и плащ.
      - К вам посетитель, хозяин, - выкрутился Жак, не зная как назвать гостя.
      Молодой человек поправил свои непослушные курчавые волосы и шагнул в гостиную.
      Виконт стоял у камина и грел руки. Он посмотрел на вошедшего, явно не в силах припомнить, видел ли он его вообще хоть когда-нибудь.
      - Виконт Лабрюйер? - спросил молодой человек.
      - Да, это я.
      - Меня зовут Александр Шенье, - представился вошедший.
      - К сожалению, нам не приходилось встречаться, - на всякий случай любезно улыбнулся виконт Лабрюйер.
      Он мог ожидать от Констанции любого подвоха, ведь та уже могла рассказать молодому человеку о его похождениях с Колеттой и тот мог прийти, чтобы сводить счеты. А ссориться сегодня еще с кем-то, кроме Констанции, Анри страшно не хотелось. Но судя по выражению лица пришедшего, настроен он был дружелюбно.
      - Я благодарен вам, виконт, за то, что вы передали мое письмо Колетте.
      - О, не стоит благодарности, - воскликнул виконт, пытаясь припомнить, передавал ли он Колетте хоть что-нибудь.
      Диктовать письмо, он ей диктовал, но передавать... Раз шевалье говорит, что передавал, значит так оно и есть.
      - Это всего лишь дружеская услуга, - сказал Анри, - и вы бы на моем месте, шевалье, поступили точно так же.
      - Да, но это было очень важно для меня, и я чрезвычайно благодарен.
      После такого обмена любезностями стоило перейти к делу, и Анри вопросительно посмотрел на Александра. Тот немного замялся.
      - Я понимаю, виконт, что не вправе просить вас еще об одной услуге, но мне необходимо передать Колетте еще одно письмо.
      - Что ж, я к вашим услугам.
      Александр Шенье вытащил из-за отворота камзола запечатанный конверт и протянул его виконту Лабрюйеру.
      - Мне очень важно, виконт, чтобы оно попало к Колетте как можно скорее.
      Виконт был рад хоть чем-то искупить свою вину перед молодым человеком.
      - Я передам его сегодня же, можете не сомневаться, шевалье.
      - Мадемуазель Аламбер столько мне говорила о вас, и вот нам довелось встретиться, - улыбнулся Александр.
      - И как вам, шевалье, кажется, совпадает ли ее описание с увиденным?
      - Я ожидал вас увидеть именно таким, виконт.
      - Присаживайтесь, шевалье. Если хотите, я вам предложу вина, - и не дожидаясь согласия, Анри поставил перед Александром Шенье небольшую серебряную кружку и наполнил ее до половины. Затем немного плеснул и себе.
      - Я думаю, шевалье, мадемуазель Дюамель напишет вам ответ, и я смогу передать его вам.
      - Это было бы прекрасно! - отвечал Александр, поднося ко рту серебряную чашку.
      "Так вот он каков, учитель, музыки, - подумал Анри, разглядывая своего гостя, - ничего не скажешь, красив, достаточно силен. Пройдет несколько лет, и он станет настоящим мужчиной.
      Как любовник Колетты он идеален - благороден и честен до глупости. Вот только одно меня смущает - не мечтает ли он и впрямь стать ее мужем? Но на этом можно было бы сыграть, ведь Констанция по просьбе баронессы Дюамель покровительствует Колетте и если уговорить Александра похитить Колетту... такая
      Мысль немного развеселила Анри после неудачи с Констанцией. - Значит так, - далее рассуждал он, - мне остается уговорить Колетту, что брак с Александром Шенье - для нее лучший выход потом устроить им совместный побег. Это будет препасная месть Констанции Аламбер, а заодно и баронессе Дюамель, так много позволявшей себе в разговоре со мной.
      - Я немедленно отправлюсь в дом баронессы Дюанель, - сказал Анри, - и лично передам письмо в руки Колетты.
      Я так благодарен вам, - ответил Александр и было понятно, это не пустые слова, он и в самом деле счастлив, что есть человек, готовый помочь ему.
      - Не стоит благодарности, шевалье, это всего лишь долг благородного человека - помогать молодым в любовных делах. Я надеюсь, вы с Колеттой будете счастливы.
      Но такой уверенности в глазах Александра Анри не прочел.
      ГЛАВА 7
      Полный решимости взять реванш у Констанции Аламбер, виконт отправился в дом баронессы Дюамель. Он то и дело похлопывал себя по груди, проверяя, не потерял ли письмо шевалье.
      Но вот, наконец, и желанный квартал. Виконт Лабрюйер спрыгнул с коня и бросил поводья конюху. Дворецкий преградил ему путь.
      - В чем дело, любезный?
      - Баронессы Дюамель нет дома, месье.
      - Я должен передать письмо мадемуазель Дюамель, - виконт в подтверждение своих слов достал конверт и помахал им перед носом довольно наглого дворецкого.
      Виконт прекрасно понимал, сам дворецкий никогда бы не отважился преградить ему путь в дом. Скорее всего, это было распоряжение баронессы.
      - Месье, я с радостью исполню вашу просьбу и передам письмо мадемуазель, - дворецкий потянулся было эа письмом, но виконт спрятал его за спину.
      - Не стоит беспокоиться, я прекрасно справлюсь с этим и сам, - и он властным жестом отстранил дворецкого.
      Тот не решился броситься вдогонку за Анри и лишь с тоской в глазах смотрел на то, как виконт Лабрюйер вбегает по лестнице. По дороге он похлопал по спине горничную, натиравшую перила. Та лишь улыбнулась, показав свои ровные белые зубы. Воодушевленный таким началом, виконт, поднявшись на второй этаж, постучал в дверь мадемуазель Дюамель.
      - Кто там? - послышался тихий голос Колетты, которая лежала в кровати и читала книгу.
      - Это я, Анри, - шепотом сказал виконт и приоткрыл дверь, просунул руку с конвертом в комнату.
      Увидев письмо, Колетта радостно вскрикнула и бросилась распахивать дверь. Она вырвала письмо из рук Анри и тут же, распечатав его, принялась читать.
      Пока девушка была занята чтением, виконт внимательно осмотрел комнату. Посреди спальни, на подставке, возвышалась замечательная конструкция из кружев, газа, шелка, жемчуга - будущий свадебный наряд Колетты. Платье еще не было готово,
      Некоторые детали предстояло исправить, но все равно, это уже было настоящее свадебное платье.
      Виконт Лабрюйер приподнял пальцем кружевной воротник и ощутил, насколько тот тяжел от унизывающего жемчуга.
      - Да, наряд великолепный, - пробормотал Анри, - под стать невесте. Только жаль, жених немного подкачал.
      Он бросил беглый взгляд на кровать, улыбнулся, прочитав название книги. На удивление, Колетта увлекалась поэзией, чего он от нее никак не ожидал. Она представлялась ему любительницей слезных романов из жизни высшего света, а Анри не любил подобные книжки, он еще мог понять, когда их читают горничные, но дама, принадлежащая к высшему свету, по его мнению, должна читать совсем другое - поэзию, философию. И сейчас Колетта его приятно удивила.
      Колетта во время чтения беззвучно вскрикнула и прикрыла рот рукой.
      Анри встревожился:
      "Что там такого мог написать Александр Шенье? Не из-за очередного его признания в любви испугалась девушка?"
      - Что случилось, Колетта?
      - Он хочет умереть из-за меня.
      - Каким же образом?
      - Он желает вызвать на дуэль моего жениха шевалье де Мориво.
      Анри погладил свадебное платье Колетты и шутливо обнял манекен за талию.
      - Не знаю, Колетта, будет ли так лучше, ведь Эмиль де Мориво наверняка победит Александра.
      - Вот это меня пугает.
      - А что, тебе стало бы легче, если бы погиб твой будущий жених, а Александр остался жить?
      - Я и сама не знаю, - девушка пожала плечами, - я в такой растерянности...
      - Колетта, неужели ты сомневаешься в своих чувствах?
      - Вы можете не поверить, виконт, но чем дольше я не вижу Александра, тем сильнее разгорается моя любовь к нему.
      Виконт улыбнулся.
      - Александр Шенье счастливчик.
      - Я пытаюсь уверить себя, что поступаю дурно, ведя переписку с Александром, но ничего не могу с собой поделать. Поверьте, виконт, это чистая правда.
      - Я верю тебе, Колетта, успокойся.
      - Но моя мать, - воскликнула девушка, - она будет в гневе, если узнает, что мы еще поддерживаем отношения.
      Анри прошелся по комнате, а затем остановился, заложив руки за спину.
      - По-моему, Колетта, у тебя есть всего один выход.
      - Всего лишь один? - воскликнула девушка.
      - Да, он не самый простой, но позволит тебе жить, не кривя душой.
      - Какой же? - взгляд Колетты был испуганный она ожидала услышать от виконта какой-нибудь хитроумный план, который привел бы к смерти ее матери.
      Но Анри отделался шуткой.
      - Единственный выход для тебя - это сесть и написать еще одно письмо.
      Глаза девушки тут же засияли. Она с благодарностью взглянула на виконта Лабрюйера, вчетверо сложила письмо Александра Шенье и затем, как бы опасаясь, что Анри подсмотрит ее тайник, спрятала письмо за фаянсовый калорифер.
      Виконт Лабрюйер, чтобы не смущать Колетту, смотрел в окно, сжимая в руках свою треуголку.
      - Вот бумага, - приговаривала Колетта, - вот чернила, - она замерла, не зная, где ей лучше устроиться - за секретером или присесть на кровать.
      Она вопросительно посмотрела на Анри, но тот продолжал смотреть в окно.
      - Виконт...
      - Да, моя дорогая.
      - Я в растерянности.
      - И чем же она вызвана?
      - Я не знаю, с чего начинать письмо.
      - Начни как в прошлый раз.
      - Но вы поможете мне написать его? - такая неприкрытая наивность Колетты в конец развеселила виконта, и он не смог скрыть улыбки.
      - Ну конечно же, я помогу написать тебе его, ведь это неплохо получилось у меня в прошлый раз? Колетта вспыхнула, но тут же опустила голову.
      - Да, вы умеете писать письма, виконт.
      - В этом ничего сложного нет, со временем и ты усвоишь это искусство.
      - Ох, как я вам благодарна! Виконт не успел остановить девушку, как та уже подбежала к нему, обняла за шею и крепко поцеловала.
      - Я так благодарна вам, виконт, так благодарна! Я бы не знала, что и делать без вас, вы всегда мне помогаете.
      - Да, я помогаю, чем могу, - заметил виконт, разжимая объятия Колетты. Ему сделалось немного неприятно от настолько неприкрытого проявления чувств.
      Но где же мне сесть писать? - спросила девушка.
      Виконт указал на секретер.
      - Вот здесь тебе будет удобнее.
      Тяжело вздохнув, Колетта бросила мимолетный взгляд на кровать и устроилась за секретером. Ее рука с пером застыла над бумагой.
      - Ну что же ты, пиши. Как ты называешь Александра?
      - Дорогой шевалье.
      - Я бы написал "Любимый шевалье!" - это звучит более убедительно.
      - Но я уже написала, - девушка от досады всплеснула руками.
      - Ничего страшного, допиши: "Дорогой шевалье, я люблю вас с каждым днем все больше и больше, и мое сердце уже не в силах вмещать эту любовь..."
      Колетта с уважением посмотрела на виконта Лабрюйера.
      - У вас всегда так хорошо получается! Вы диктуете письмо так, словно оно у вас уже написано в голове, словно вы хорошо знаете человека, к которому обращаетесь.
      - Колетта, в любви все одинаковы и единственная разница, пишешь ли ты письмо человеку благородному или простолюдину. Да и то, отличия только во вступлении. Ты уже написала?
      - Сейчас, сейчас.
      Колетта спешила и буквы получались неровными.
      - Не торопись, в этом деле нельзя спешить. Когда письмо написано мужчиной, почерк может быть неровным, это только выдает его нетерпение, а вот женщина должна быть рассудительной, и буквы не должны выдавать волнение.
      - Хорошо, виконт, я буду стараться.
      - И так, пиши: "... Я долго думала, лучший выход из создавшегося положения для нас - это немедленный совместный побег..."
      Колетта с изумлением отложила перо и широко раскрытыми глазами посмотрела на виконта.
      - Вы так считаете? Но ведь...
      - Что, дорогая?
      - Я не представляю, как к этому отнесется мать.
      - А ты собираешься ее ставить в известность?
      - Нет.
      - Ну вот видишь, или ты хочешь, чтобы Александр Шенье погиб на дуэли?
      - Я не хочу ни того, ни другого, - Колетта закрыла глаза. - Вы думаете, виконт, мне так и следует написать, и это в самом деле единственный выход?
      - Да-да, пиши: "... и мне кажется, шевалье, мы с вами сможем жить в любой другой стране, кроме Франции, и там обретем свое счастье".
      - Но ведь это же невозможно! - воскликнула Колетта. - Неужели я брошу мать, брошу Париж и уеду куда-нибудь? Колетта даже не могла представить себе, куда она может податься с нищим учителем музыки. С ним в качестве мужа и во Франции делать было нечего.
      - Это вполне возможно, - попытался ободрить девушку виконт. - На первое время денег у вас хватит, можно продать, в конце концов, часть драгоценностей, а потом все образуется.
      Как образуется, виконт и сам бы не мог сказать, ему страшно хотелось, чтобы Колетта согласилась убежать вместе с Александром Шенье, ведь таким образом он поквитался бы с Констанцией Аламбер и Франсуазой Дюамель.
      Возможно, девушка и спросила бы, каким таким чудом все образуется, если бы в дверь не постучали. Виконт тут же замолчал, боясь выдать свое присутствие.
      Колетта испуганно оглянулась и тут же с облегчением вздохнула. Все-таки виконт, входя в ее комнату, не забыл задвинуть задвижку.
      - Кто там? - сонным голосом произнесла Колетта.
      - Это я, твоя мать, Колетта.
      Девушку насторожило то, что баронесса даже не попыталась сразу же открыть дверь, обычно она с этим не церемонилась и даже не всегда считала нужным стучать.
      - Я сейчас открою, - пролепетала Колетта.
      - Ты одета? - послышалось из-за двери.
      - Нет, - тут же солгала девушка, - а что такое?
      - Я не одна, со мной гость.
      - Гость?
      - Да, это мой тебе сюрприз. Я думаю, ты очень удивишься, ведь ты давно хотела познакомиться с этим человеком.
      Виконт жестами лихорадочно пытался объяснить Колетте, что ему надо где-нибудь спрятаться. Наконец, девушка сообразила.
      - Ах, да! - она распахнула дверки гардероба и виконт тут же укрылся за ее платьями.
      Сквозь стекло, крашенное фигурными нарезками, он прекрасно видел, что творится в комнате.
      Колетта собрала письменный прибор, захлопнула секретер и поправив прическу у зеркала, сказала:
      - Я сейчас, мама.
      Наконец задвижка открылась, и Колетта отступила на два шага.
      Рядом с ее матерью стоял Эмиль де Мориво собственной персоной. Он был в новом великолепном напудренном парике, новом мундире, а в руках сжимал черную, обитую барханом шкатулку.
      Шляпки серебряных гвоздей, удерживающих материю, ослепительно сверкали.
      Увидев свадебное платье, Эмиль де Мориво счастливо улыбнулся.
      Анри поглубже вжался во внутренности гардероба и прошептал:
      - Только этого не хватало, самое смешное будет, если Эмиль найдет меня и затеет драку.
      Но тот был настроен вполне миролюбиво. Он несколько раз обошел вокруг безголового манекена и даже прикоснулся к кружевам свадебного платья. У Колетты даже возникло впечатление, как будто невеста не она, а ее свадебное платье, и Эмилю безразлично, кто в него будет одет.
      - Она все еще стесняется вас, дорогой шевалье, - попробовала оправдать поведение дочери баронесса Дюамель.
      Колетта и в самом деле выглядела хуже некуда. На ее щеках пылал румянец, а суетливый бегающий взгляд выдавал волнение.
      Правда, причина его заключалась не столько в появлении самого Эмиля де Мориво, сколько в том, что он мог случайно обнаружить присутствие здесь виконта Лабрюйера.
      - Мадемуазель! - произнес Эмиль де Мориво, наконец-то познакомившись со свадебным платьем.
      Колетта приветливо улыбнулась и покорно склонила голову.
      - Я думаю, этот маленький сувенир вам понравится, - и он протянул Колетте обитую черным бархатом шкатулку.
      - Благодарю вас, месье, - Колетта принала подарок и торопливо отбросила крышку.
      С красной шелковой подкладки шло сияние. Прекрасное колье, не очень дорогое, но зато исполненное с хорошим вкусом, переливалось серебром, золотом и мелкими бриллиантами.
      - Это очень скромный подарок, - признался Эмиль де Мориво, - но я думаю, мадемуазель понравится, ведь его делал один из лучших ювелиров.
      Какой именно, Эмиль умолчал не только из скромности. Ведь ювелир, изготовивший колье и близко не считался лучшим мастером своего дела.
      - Ой! - воскликнула Колетта. - Я открыла шкатулку, не спросив вашего разрешения.
      - Ну конечно же, мадемуазель, теперь это ваше. Колетта просияла.
      - Мама, посмотри, какая прелесть!
      Баронесса ласково улыбнулась своей дочери. Ей нравилось, что та теперь и думать забыла об учителе музыки и так любезна с Эмилем де Мориво.
      - Но это еще не все, - с гордостью добавил шевалье де Мориво.
      - Какой же еще великолепный сюрприз вы приготовили для меня, месье?
      - Я думаю, вы будете довольны, когда узнаете, что церемония бракосочетания состоится в присутствии членов королевской семьи. Я не могу обещать, что сам король примет в ней участие, но... - и Эмиль поклонился своей невесте.
      - Я так счастлива, мама! - воскликнула Колетта, она и в самом деле в этот момент испытывала самое настоящее счастье, ведь Констанция Аламбер научила ее видеть в происходящем только лучшую сторону и не очень-то задумываться о последствиях.
      Баронесса едва заметно кивнула Эмилю, и тот понял намек.
      - Мне было очень приятно, мадемуазель, не смею вас больше стеснять своим присутствием.
      - Еще раз спасибо, месье, - Колетта сделала глубокий реверанс и попрощалась со своим женихом.
      Тот гордо удалился в сопровождении баронессы.
      Колетта осталась стоять посреди комнаты, прижимая к груди бархатную шкатулку, сверкавшую серебряными шляпками гвоздей.
      Виконт пару раз негромко хмыкнул, напоминая о себе. Но Колетта, казалось, не слышала его.
      Тогда он негромко позвал ее:
      - Мадемуазель, вы совсем забыли обо мне! Спохватившись, девушка бросилась сначала к двери и задвинула задвижку, а затем уже отворила гардероб.
      Виконт выбрался из-под вороха ее платьев и поправил растрепавшиеся волосы.
      - Члены королевской семьи, - презрительно проговорил он, - это кое-что. Я не думал, что Эмиль прыгнул так высоко. "Возможно, будет даже сам король" - это хорошее заявление. Ты рада ему, Колетта?
      Девушка, не задумываясь, ответила:
      - Нет.
      - А что ты еще думаешь по этому поводу? Коллета растерялась.
      - Я не знаю, как мне теперь вести себя, ведь если приглашены члены королевской семьи, а свадьба расстроится... - и в глазах Колетты сверкнули слезы.
      - Я же говорил тебе, дорогая, существует лишь один выход.
      - Какой? - забыв совсем недавний совет спросила девушка.
      - Писать письмо.
      Колетта уже без прежнего энтузиазма открыла секретер, вытащила из-под книг наполовину написанное письмо и, обмакнув ручку в чернила, посмотрела на Анри.
      - Ты готова?
      - Да.
      - Тогда пиши.
      И перо заскользило по бумаге, издавая чуть слышный скрежет.Когда письмо было закончено и запечатано в конверт, мадемуазель Дюамель вновь укрыла своего гостя в гардеробе и вышла в коридор проверить, свободен ли путь.
      Мать уже проводила Эмиля де Мориви я отдыхала в своей спальне. Слуг Колетта не опасалась, потому что те старались не замечать происходившего в доме.
      - Скорее, виконт!
      Дверь гардероба распахнулась, и Анри в сопровождении Колетты покинул спальню.
      - Дальше вы пойдете один, - зашептала девушка, - я не могу позволить, чтобы нас с вами увидели вместе.
      - Желаю тебе счастья, - на прощание бросил виконт Лабрюйер и стремглав сбежал с лестницы.
      Оказавшись в седле, он взглянул на часы. До встречи с Александром Шенье оставалось всего лишь четверть часа, и виконт еще успел к назначенному времени.
      Шевалье ожидал его верхом, по всему было видно, что молодой человек ожидает его довольно долго.
      Анри без лишних слов протянул ему запечатанный конверт. Но большой радости на лице Александра Анри не увидел.
      Тот читал, плотно сжав губы и прищурив глаза.
      - Да, наши чувства все более и более охладевают, - прошептал Александр Шенье. Анри расслышал эти слова.
      - Вы что-то сказали, шевалье?
      - Спасибо, виконт, большое спасибо.
      - Она пишет, что-то изменилось в ваших отношениях - лицо виконта приняло озабоченное выражение.
      Нет, месье, спасибо, - и шевалье, не вдаваясь дальнейшие объяснения, пришпорил своего коня.
      Он как ветер помчался по улице. Прохожие шарахались от слишком резвого всадника.
      Нет, это нельзя оставлять на волю судьбы, - воскликнул Анри, тоже пришпоривая своего коня.
      Он погнался за удаляющимся Александром Шенье и вскоре настиг его.
      - Я понимаю, шевалье, что-то произошло...
      - Простите, месье, но я не хотел бы обсуждать этого.
      - И вы простите, шевалье, но мне искренне жаль вас и если что-то изменилось в поведении Колетты, но это, несомненно, чужое влияние.
      Шевалье и сам был склонен считать подобным образом. Ведь не могло же ему прийти в голову, что Колетта сама охладела к нему, хоть ее письмо было полно заверениями в любви. Все равно, Александр чувствовал какую-то фальшь, а обещание подготовить совместный побег и жить потом в чужой стране вообще выглядело
      Сплошным бредом и не могли быть восприняты всерьез.
      - Мне тоже не хотелось бы обсуждать с вами, шевалье, дела Колетты, но мне известно точно, на нее имеет огромное влияние виконтесса Аламбер.
      - Я знаю это, - коротко кивнул Александр.
      - По-моему, - продолжал Анри, - она склоняет Колетту к довольно странному решению выйти замуж за Эмиля де Мориво и оставаться вашей любовницей.
      - Я понял вас, виконт, благодарю за совет.
      - Поверьте, шевалье, говорить подобное не в моих правилах, но я опасаюсь за ваше счастье.
      - Прощайте, виконт, - шевалье зло дернул поводья и помчал по улице, снова распугивая прохожих. Виконт с улыбкой провожал его взглядом.
      - Я так и знал, он свернул к дому мадемуазель Аламбер. Бедная Констанция, как-то тебе сейчас прийдется, - и радуясь, виконт потер рука об руку. - Ну что ж день, можно считать, прошел не зря. Наконец-то Констанция поплатится за свои происки, она теперь поймет, каково не выполнять свои обещания и издеваться надо мной. Встреча с разъяренной влюбленной женщиной, конечно же страшнее, чем с влюбленным мужчиной, но шевалье еще достаточно молод, чтобы не сдержаться и высказать Констанции все, что о ней думает. А затем, я верю в это, он сумеет досадить и баронессе Дюамель.
      Конь под виконтом нетерпеливо перебирал копытами.
      - Куда бы теперь отправиться? - задумался виконт. Никаких новых симпатий у него теперь не было, а ни к кому из бывших любовниц возвращаться не хотелось. И виконт решил проехать по городу, посмотреть на хорошеньких женщин.
      Он не спеша ехал по улицам, не стесняясь рассматривал дам в экипажах, даже иногда привставал в стременах, чтобы заглянуть в окна первого этажа. Он становил коня у безвкусного дома, явно принадлежавшего буржуа, ведь на фасаде даже не было намека на герб.
      Молодая, довольно красивая женщина сидела у окна в кресле и вышивала пейзаж на куске полотна. Образцом ей служила гравюра, бывшая иллюстрацией к какому-то роману. Она не сразу заметила виконта, разглядывавшего ее через окно.
      Женщина смутилась, не зная, что ей делать - то ли закрыть ставни, то ли покинуть комнату.
      - Я восхищен вами, мадам, - склонил голову виконт Лабрюйер.
      - Что вам от меня нужно? - испуганно спросила женщина.
      - Ничего, я всего лишь любуюсь вашей красотой и восхищаюсь вашим вкусом. Как искусно сделана вышивка! И кому же вы готовите такой чудесный подарок?
      Если бы виконт говорил чуть более развязно, то женщина возмутилась бы, а так она была поражена спокойным тоном и благородными манерами незнакомого дворянина.
      - Это подарок мужу, - немного смутившись, пробормотала она.
      И вы не боитесь уколоть палец? - и Анри указал наперсток, лежащий на самом краю подоконника.
      - Я не знаю, так я лучше чувствую узор... Смущение женщины никак не проходило, она то я дело поглядывала на дверь, ведущую в коридор.
      - Вы боитесь, сюда зайдет муж? - улыбнулся виконт.
      Нет, его сейчас нет дома, - сказала женщина и спохватилась, ведь ее слова можно было истолковать двояко.
      Но виконт пока еще не собирался растолковывать их как приглашение войти через окно.
      - Позвольте, я полюбуюсь, - он протянул руку, и женщина, не решаясь отказать, подала ему вышивку.
      Анри как бы случайно коснулся ее пальцев и ощутил в них дрожь.
      "Да она волнуется, - подумал виконт, - значит, я произвел на нее впечатление".
      Правда, победа над женой буржуа не очень-то могла польстить
      Самолюбию виконта, привыкшего к победам над куда более знатными дамами.
      "Но, в общем-то, - подумал Анри, - какая разница? Ведь и знатные женщины и незнатные одинаково любят своих мужей и одинаково легко предают их, соглашаясь стать любовницами".
      Анри держал перед собой неоконченную вышивку и делал вид, что старательно ее рассматривает. Но на самом деле он смотрел поверх ее на стройную фигуру сидящей в кресле женщины.
      - Я не хочу, чтобы вы думали обо мне плохо, - сказал он, - меня в самом деле заинтересовала работа, и к тому же ваш дом построен с таким вкусом, а обстановка изысканна, что я не мог себе позволить проехать мимо.
      Женщина поднялась и прикрыла дверь, ведущую в коридор.
      - Вы очень любезны, месье, и говорите комплименты, которых я не заслуживаю.
      - Это вы, мадам, не заслуживаете комплиментов? Неужели ваш муж не повторяет вам несколько раз в день, что вы прекрасны.
      - Я люблю своего мужа, - просто сказала женщина.
      Виконт улыбнулся. Он всегда слышал такое в ответ на уверения в своей любви. И тут он пристальнее рассмотрел женщину, беседующую с ним. Пока она находилась в сумрачной комнате лицо ее казалось прекрасным, а теперь, когда она стояла, облокотившись локтями на подоконник и подперев голову руками, стало заметно, она не так молода, как казалось вначале, а взгляд ее карих глаз довольно простоват.
      "Чего можно ожидать от жены буржуа, - подумал Анри, - неужели тебе мало знатных дам, что ты, присытившись их прелестями, пытаешься вторгнуться в чужое сословие?"
      - Благодарю вас, мадам, - Анри вернул вышивку, - как-нибудь в другой раз я еще загляну в ваше окно и надеюсь, вы не обидетесь на меня.
      - Что вы, месье, мне так приятно было с вами поговорить, разочарованная женщина вновь опустилась в кресло и принялась за вышивку.
      Но она все еще продолжала поглядывать на окно, ожидая, что виконт скажет ей что-нибудь еще.
      Но тот прикоснулся рукой к шляпе, кивнул и тронул поводья. Конь медленно пошел по улице. Анри сидел в седле грустный и угрюмый. Ничто не могло его
      Развеселить, он уже сожалел о том, что направил Александра Шенье к мадемуазель Аламбер и начал волноваться, не приняло бы дело скверный оборот. В его планы входило только напугать Констанцию, доставить ей неприятности, но ни в коем случае не крупные. Ведь та не стала делать так, чтобы его отношения с Колеттой были преданы огласке, хотя это находилось в ее власти. А Констанция могла это
      Сделать куда как изящно, оставаясь при всем в тени.
      "Нет, - думал Анри, - лучше оставаться друзьями, чем быть врагами. И пусть Констанция будет для меня недостижимой мечтой, женщиной, о которой иногда можно подумать. Ведь признайся себе, Анри, лица многих своих любовниц ты забыл, несмотря на то, что уверял их в своей любви. И может, многие из них забыли тебя. Так что усмири свою гордыню, поезжай к Констанции, попроси у нее прощения".
      Но слишком зол был виконт на свою подругу, чтобы безотлагательно ехать к ней.
      "Завтра, я поеду завтра, - решил виконт, - а сейчас домой. Нужно успокоить мысли, иначе вновь не смогу сдержаться, а мне не хотелось бы, чтобы Констанция видела меня с перекошенным от злобы лицом. Она права, супружество страшно не потерей выбора, а именно ссорами".
      И он отправился к себе домой, чтобы хорошенько подумать над своими отношениями с Констанцией.
      Александр Шенье, подъехав к дому Констанции Аламбер, не спешил слезть с коня. Он понимал, что не сможет сдержаться и сразу же набросится на мадемуазель Аламбер с упреками. А ему не хотелось выглядеть эдаким мальчишкой, не умеющим поддерживать светские отношения.
      Наконец, все тщательно обдумав, он постучал в дверь. Ему открыла Шарлотта. Пухлые губы темнокожей девушки тут же расплылись в улыбке, немного слащавой и снисходительной.
      - Я сейчас доложу о вас, шевалье, подождите немного.
      Александр Шенье мерил холл шагами, его подкованные сапоги громко стучали по каменным плитам пола.А Шарлотта тем временем ждала решения Констанции.
      Та тяжело вздохнула:
      - Боже мой, еще один. Как мне опостылели эти мужчины, они не могут решить свои проблемы сами и поэтому в собственных неудачах обвиняют женщин. Ну что же, Шарлотта, пусть немного подождет, потом проведешь его ко мне.
      В комнате все еще было сыро, правда, мокрые дрова из камина исчезли, а на их месте жарко пылали зажженные горкой поленья. Влажный паркет набух и сделался матовым.
      Констанция, уже переодевшись, вышла в гостиную. Вскоре послышались тяжелые шаги на лестнице и Шарлотта пропустила к своей госпоже Александпа Шенье.
      Тот стоял перед Констанцией и не решался начать разговор. Вся его решимость куда-то исчезла, лищь только он встретился взглядом с улыбающимися, лучащимися счастьем глазами Констанции Аламбер.
      Александр склонил голову.
      - Мадемуазель...
      - Шевалье, вас привело ко мне что-то важное?
      - Да, мне кое-что стало известно.
      - Ах, вот оно что! - улыбнулась Констанция. Я думаю, шевалье, вам пришлось встретиться с виконтом Лабрюйером?
      - Да, он рассказал мне правду.
      - Он рассказал вам всю правду, шевалье, к тому же умолчав о нескольких немаловажных деталях. Шевалье нахмурил брови.
      - Вы слишком коварны, мадемуазель, и мне не хотелось бы слушать ваши оправдания.
      - Ого, шевалье, оказывается, вы можете быть и злым!
      - Жизнь меня научила этому, мадемуазель.
      - Ну что ж, надеюсь, жизнь научит вас и другому.
      Наконец-то Александр Шенье сумел совладать со своим волнением.
      - Простите за мою резкость, мадемуазель, но я в самом деле очень взволнован. И есть от чего. Я хотел бы написать письмо Колетте.
      - По-моему, шевалье, вы отлично справлялись с этим сами.
      - Нет, мадемуазель, мне хотелось бы, чтобы его написали вы.
      - Что ж, садитесь, я продиктую вам. Но Констанция тут же осеклась, такой злобой сверкнули глаза молодого человека.
      - Нет, мадемуазель, я хотел бы, чтобы письмо было написано вашей рукой.
      Интересно, - проговорила Констанция, - неужели вам не хочется, чтобы Колетта думала, что это у вас такой чудесный слог?
      Хватит шуток, мадемуазель, и колкостей, садитесь и пишите.
      Ну что ж, это очень интересно, - Констанция Аламбер все еще пыталась казаться веселой. - Теперь мы с вами, шевалье, поменялись ролями - я пишу, а вы диктуете.
      Констанция открыла крышку секретера, с грохотом поставила стул и обмакнула перо в чернила.
      - Я слушаю вас, шевалье, только учтите, у меня не так много свободного времени. Александр наморщил лоб.
      - Пишите: "Моя Колетта! Я должна попросить у тебя извинения..."
      Констанция засмеялась:
      - Извините, шевалье, но это не мой стиль, я никогда не прошу простить меня, и девочка сразу же догадается, что письмо написано под диктовку.
      - Мадемуазель, не вынуждайте меня применять силу!
      - И каким же это образом? - Констанция отложила перо в сторону и вместе со стулом повернулась к шевалье.
      - Вы будете писать или нет?
      - Я смогу писать только разумные вещи, а вы предлагаете огорчить мою подопечную.
      Ярость ослепила Александра Шенье, и он со звоном вытащил шпагу и направил острие в шею мадемуазель Аламбер.
      - Я прошу вас, мадемуазель, пишите!
      - Да, вы в самом деле влюблены, - отвечала на этот выпад Констанция, прикасаясь мизинцем к остро отточенной шпаге.
      - Пишите, мадемуазель, иначе я не ручаюсь за себя.
      - Шевалье, но неужели вы способны убить беззащитную женщину?
      - Вы сломали жизнь Колетты. Но еще можно все исправить, мадемуазель, и я всего лишь принуждаю вас к благому поступку.
      - А если я не стану писать под вашу диктовку? Острие шпаги чуть сильнее прижалось к коже, оставив на ней маленькую вмятинку.
      - Ну что же, шевалье, смелее, я не собираюсь писать Колетте, я не собираюсь коверкать ее будущую жизнь, ведь девочка не простит мне этого.
      - Мадемуазель, пишите, или же я убью вас! - острие шпаги красноречиво напомнило о себе болью.
      - Я не боюсь вас, Александр, - сказала Констанция, - вы всего лишь интересны мне как довольно редкий субьект. Ну почему, шевалье, вы не хотите довольствоваться положением любовника и вам обязательно нужно стать мужем?
      - Мы так решили с Колеттой, - не очень-то убежденно сказал Александр и немного отодвинул острие шпаги так, чтобы то не причиняло Констанции боли.
      - Вы обманываете себя, дорогой мой, а я желаю вам добра, вам и Колетте. Возможности у любовника куда большие, чем вы можете себе представить, ведь в обязанности мужа входит не только любить жену, но и содержать ее.
      - Я прошу вас не напоминать о моей бедности, мадемуазель.
      - Но что же делать, если она сама напоминает о себе.
      Констанция, усмехнувшись, осмотрела Александра с ног до головы. Потертый мундир, не очень-то новый плащ, лишь только шпага сверкала новым посеребренным эфесом.
      Если вы не послушаете меня, шевалье, и поддавшись на уговоры виконта Лабрюйера похитите Колетту, то знайте - ни вы, ни она никогда не будете счастливы.
      Пишите, мадемуазель, - голос Александра дрожал.
      Нет, я не могу взять на свою душу такой грех, - Констанция скомкала начатое письмо.
      Что вы делаете, мадемуазель?
      Я всего лишь пекусь о вашем счастье.
      Вы не имеете права так поступать!
      Это решать мне, шевалье. Ну что ж, вы решили убить меня, так убивайте, - и Констанция запрокинула голову.
      Ее длинная стройная шея напряглась, а чтобы усилить впечатление, мадемуазель Аламбер раздвинула ворот платья.
      - Колите, шевалье, если вам приятен вид моей крови.
      И тут Констанция не на шутку перепугалась: подрагивающий клинок впился ей в горло. Она вскрикнула и отпрянула. Александр Шенье выронил шпагу из рук.
      Констанция с ужасом прислушивалась к боли, а затем прикоснувшись пальцами к шее, поднесла их к глазам: кровь текла по ее руке.
      - Простите меня, мадемуазель, - бросился на колени Александр Шенье, на меня нашло какое-то затмение, простите!
      Констанция приложила платок к ране.
      - Бедный мальчик, вы, наверное, в самом деле влюблены до умопомешательства. Ну что вам такого мог сказать виконт Лабрюйер? За что вы хотели убить меня?
      В глазах молодого человека стояли слезы. Он готов был отдать все, лишь бы только вернуть время назад, лишь бы только не текла кровь по белоснежной шее Констанции Аламбер.
      - Он сказал, что вы принуждаете Колетту выйти замуж за Эмиля де Мориво.
      - Ее принуждает мать, - ласково ответила Констанция, - и Колетта сама не решится ее ослушаться.
      - Но как же быть с нашей любовью?
      Уголки плотно сжатых губ Констанции дернулись.
      - В слове "муж", дорогой мой, не звучит любовь, а вот в слове "любовник" оно присутствует. Подобное никогда не приходило вам в голову, шевалье?
      - Простите меня, - Александр Шенье прикрыл глаза и из-под опущенных век показались слезы.
      - Вам стыдно? - спросила Констанция.
      - Мне стыдно, мадемуазель, за свой поступок, но я все равно добьюсь своего, Колетта будет моей женой.
      - Ну что ж, - вздохнула Констанция, - тогда мне придется прибегнуть к крайнему средству. Ведь вы считаете Анри Лабрюйера своим другом?
      - Он очень много сделал для меня.
      - А вам не показалось странным, шевалье, что до поры до времени он молчал и только сейчас решился открыть вам глаза на мое так называемое коварство?
      - Мадемуазель, прошу вас, расскажите мне все иначе я начну теряться в догадках и не пойму, кто мне друг, а кто мне враг.
      - Хорошо, шевалье, но прошу ничему не удивляться. Многое из услышанного вами покажется странным и даже непристойным, но вы сами просили меня рассказать все, ведь, не зная правды, невозможно принимать правильные решения. Вы со мной согласны, шевалье?
      - Да, мадемуазель.
      - Так вы готовы знать правду или все-таки предпочитаете оставаться в блаженном неведении?
      - Я готов ее выслушать, мадемуазель. Александр Шенье все еще стоял на коленях перед Констанцией Аламбер, все еще тонкой змейкой сочилась кровь из раны на шее женщины.
      - Вы знаете, шевалье, кто такой Эмиль де Мориво?
      - Мне приходилось с ним встречаться, мадемуазель, он мой учитель фехтования в гвардейской школе.
      - Но это всего лишь одна из его ипостасей.
      Шевалье широко раскрытыми глазами посмотрел на Констанцию.
      - Неужели вы хотите сказать, мадемуазель...
      - Да, именно. Он был моим любовником.
      - Как я раньше не догадался об этом, - воскликнул Александр Шенье.
      - Да-да, дорогой шевалье, он был моим любовником.
      - И вы, мадемуазель, согласны, чтобы он завладел Колеттой?
      Мадемуазель Аламбер улыбнулась.
      - Как муж, только как муж. Роль любовника я прочу вам.
      Так вот в чем дело, - догадался Александр, - вы помогли мне лишь с целью отомстить Эмилю де Мориво?
      - Не только с этой целью, шевалье, ведь я еще люблю Колетту, вы упускаете это из виду.
      - Простите, мадемуазель, но я не совсем понимаю вас...
      Но Констанция пропустила это замечание мимо ушей.
      - А теперь мне хотелось бы открыть вам глаза на роль виконта Лабрюйера во всей этой истории.
      - Неужели, мадемуазель Аламбер, и он взялся помогать мне, не имея в виду помочь Колетте? Мадемуазель Аламбер рассмеялась.
      - Виконт не из тех людей, которые готовы помогать бескорыстно. Ведь он мой друг и, узнав о предательстве Эмиля де Мориво, по-своему взялся помочь мне.
      Лицо шевалье напряглось. Он уже догадывался о самом для себя страшном, но не решался самому себе в этом признаться.
      И Констанция нанесла последний сокрушительный удар по самолюбию Александра Шенье.
      - Виконт Лабрюйер не так безобиден, как это может показаться. Он соблазнил вашу Колетту, лишил ее невинности.
      - Я не могу поверить в это, мадемуазель.
      - Поверить придется, Колетта сама рассказала мне обо всем. Это правда, шевалье, мне нет смысла вас обманывать. Анри посмеялся над вами. Надев маску Друга, виконт завладел невинностью Колетты.
      - Я не хочу в это верить, мадемуазель.
      - Но это правда и лучше знать ее, чем и далее тешить себя обманом.
      Шевалье не отрываясь смотрел в глаза Констанции. Ему хотелось видеть там ненависть, презрение, но из очей мадемуазель Аламбер струилось лишь спокойствие и сочувствие к обманутому молодому человеку.
      - Я верю вам, мадемуазель, - ответил он и не в силах больше сдерживать себя, зарыдал. Его плечи вздрагивали, а сквозь пальцы, прижатые к глазам, текли слезы.
      - Ну почему так случилось? - сквозь плач говорил шевалье. - Ну почему я узнал обо всем последним? Как могла Колетта предать меня?
      - Успокойтесь, шевалье, - Констанция как ребенка гладила по голове молодого человека, - это всего лишь жизнь и право, не стоит так убиваться из-за какой-то ерунды. Ведь все живы, все счастливы, Колетта по-прежнему любит вас, а то маленькое недоразумение с виконтом Лабрюйером лишь кое-чему научило неопытную девушку.
      Каждое слово Констанции Аламбер звучало для Александра Шенье приговором, приговором его любви. Теперь он смотрел на самого себя по-другому. То, что ранее
      Казалось молодому человеку прекрасным и возвышенным, выглядело теперь смешным и вместе с тем страшным. Смешным по своей нелепости и страшным по неожиданности.
      - Мадемуазель, - прошептал Александр, - я не знаю, что мне делать дальше.
      Молодой человек был настолько растерян, что Констанция не могла оставаться равнодушной к его страданиям, к тому же она сама являлась их причиной.
      - Это всего лишь жизнь, - повторяла она, - шевалье!
      Но Александр упрямо повторял:
      - Все предали меня...
      Его голова покоилась на коленях Констанции, шпага лежала на полу.Женщина гладила курчавые волосы юноши, путаясь в них пальцами.
      - Мадемуазель, я не хотел причинить вам боль.
      - Да полноте же! Все происшедшее, шевалье, не стоит ваших слез. Не стоит думать об этом как о чем-то серьезном. Вы же видите, мир остался прежним, ничего в нем не изменилось.
      - Но моя душа! - воскликнул Александр Шенье. - Вы не представляете, мадемуазель, что там сейчас творится, какие чувства обуревают меня.
      - Простите и вы меня, - прошептала Констанция, - меньше всего я хотела кому-то причинять боль. Ведь, поверьте, мне самой достаточно пришлось пережить, чтобы
      Знать цену страданиям и слезам.
      Мадемуазель Аламбер взяла Александра за плечи и отстранила его от себя.
      "Настоящий ребенок, - подумала про себя Констанция, - так можно страдать только влюбившись первый раз в жизни. Но лучше узнать цену предательства в юности, когда еще есть силы пережить ее, чем потом разочаровываться во всей своей прежней жизни".
      Александр робко протянул руку и застыл, не решаясь прикоснуться к ранке на шее Констанции.
      - Кровь так и не остановилась, мадемуазель.
      - Но ведь точно так же, шевалье, сейчас кровоточит ваше сердце.
      - Я не хотел этого!
      - Ну тогда мы квиты, - сказала Констанция и взяла руку шевалье в свои ладони, - вы боитесь меня, - почти беззвучно произнесла Констанция. - Я так виновата перед вами, - и она прижала руку Александра к своей груди.
      Тот испуганно посмотрел на женщину, но заметив легкую улыбку на ее губах, просветлел лицом.
      - Глядя на вас, мадемуазель, я не могу испытывать к вам ненависти.
      Констанция поцеловала его в лоб и обняла за плечи.
      Александр Шенье так и не поднялся с колен. Щеки его горели румянцем.
      - Вы добрая, - неожиданно сказал он и провел тыльной стороной ладони по щеке женщины.
      - Нет, я злая, - покачала головой Констанция, - я очень злая - и это жизнь сделала меня такой.
      - Не правда, если вы, мадемуазель, понимаете, что поступили дурно, значит вы добрый человек.
      - Я никогда не раскаиваюсь в содеянном, - возразила ему Констанция Аламбер, - что бы потом не случилось в жизни.
      - Да, мадемуазель, человек всегда найдет себе оправдание - и будет прав.
      Их пальцы переплелись, и шевалье с почти детским интересом заглянул в похорошевшее лицо женщины Губы ее приоткрылись, приглашая к поцелую. А он все не решался, все медлил, не зная, чудится это ему или Констанция в самом деле хочет его поцеловать.
      - Ну что же вы, шевалье, такой нерешительный, а еще хотели меня убить.
      Но Александр Шенье вместо того, чтобы поцеловать Констанцию, прикоснулся губами к ранке на шее.
      Странная дрожь прошла по телу Констанции, когда она ощутила одновременно и удовольствие и боль.
      - Осторожно, шевалье, мне больно.
      Но Александр уже не слышал слов женщины. Он скользил руками по ее телу, терся щекой о плечо, гладил губами подбородок.
      Констанция попыталась остановить его, но Александр отстранил ее руку и вновь принялся ласкать.
      - Какой вы смешной, вы точно котенок, шевалье, третесь, только что не мурлыкаете.
      Александр Шевалье боялся поднимать взгляд, его пальцы все сильнее и сильнее дрожали, страсть овладевала всем его существом.
      И Констанция Аламбер постепенно распалялась, чувствуя рядом с собой охваченное желанием молодое тело Александра Шенье.
      И вот уже их пальцы искали застежки на одеждах... Констанция изумлялась сама себе.
      "Боже мой, что я такое делаю! Неужели это только жалость к молодому человеку заставляет меня играть в любовь?"
      - Не здесь, не здесь, - прошептала Констанция. Александр, боясь выпустить ее из своих рук, медленно поднимался с колен. Они застыли посреди гостиной,
      Заколка выпала из волос Констанции и те пышной волной упали ей за спину.
      И только сейчас Констанция и Александр заметили,что за окном уже стемнело и в окна барабанит крупный дождь.
      - Не здесь, - вновь прошептала Констанция и повела Александра Шенье к приоткрытой двери, ведущей в спальню.
      Пол уже почти просох, лишь только немного влажным оставался воздух.
      Не спешите, шевалье, - предостерегла Констанция Александра, когда тот набросился на нее с поцелуями.
      Простите, мадемуазель. Женщина улыбнулась.
      - Любовь не терпит спешки, ведь потом вас ждет разочарование и думаю, вам придется каяться, вспоминая сегодняшний вечер.
      - Я люблю вас, мадемуазель.
      - Не говорите этого слова слишком часто, шевалье, ведь оно как имя Бога и его нельзя упоминать всуе. Чем чаще оно звучит, тем больше теряет свой смысл.
      Александр в растерянности смотрел на Констанцию. Та провела рукой по плечу и обнажила его.
      - Впредь говорите: "Я хочу вас, вы мне нравитесь", но никогда не обманывайте женщину, называя ее своей любимой, иначе потом вам не избежать неприятностей.
      Она сама приблизилась к Александру, обняла его и поцеловала. Тот был немного ниже ростом и сразу же почувствовал себя неуверенно.
      Констанция уперлась ему ладонью в грудь и слегка толкнула. Шевалье, не ожидавший подобного, не удержался на одном месте, сделал шаг назад и сел на кровать.
      Констанция взобралась на простыни с ногами и принялась расстегивать дутые позолоченные пуговицы на мундире шевалье.
      Тот сразу же втянул голову в плечи, словно забыл о том, как несколько минут тому сам страстно целовал Констанцию.
      - Да не бойтесь же вы, шевалье, - рассмеялась женщина, - это как бокал крепкого вина. Вы просто устали и слишком взволнованы. Впрочем, если не хотите... - она не договорила фразу, - только не говорите мне, пожалуйста, что любите меня, я терпеть не могу обмана.
      - Вы мне нравитесь, мадемуазель, - прошептал молодой человек в смущении.
      - И только учтите, шевалье, это, - и Констанция указала рукой на кровать, - ни меня, ни вас ни к чему не обязывает - ни завтра, ни послезавтра. Я пожалела вас и мне захотелось вас успокоить, только и всего.
      Шевалье чуть заметно улыбнулся.
      - Кровь уже остановилась, мадемуазель.
      - Да снимайте же сапоги!
      Путаясь, чертыхаясь, шевалье принялся стаскивать обувь.
      - И не забудьте отцепить ножны...
      Медленно догорали уголья в камине, дождь все на стойчивее и настойчивее барабанил по стеклам, по крыше, словно пытаясь достучаться до забывших обо всем на свете любовников. Вернее, обо всем на свете забыл один Александр Шенье, а Констанция даже сейчас продолжала думать, как ей следует поступать в дальнейшем.
      - Тук-тук, тук-тук, - ударял дождь по крыше.
      - Дзынь-дзынь, - ударяли капли в медный отлив подоконника.
      - Щелк-щелк, - и дождинки прилипали к стеклу и сливаясь вместе с другими каплями, чертили на нем зигзаги...
      ГЛАВА 8
      Виконт Анри Лабрюйер подъезжал к своему дому в состоянии духа, которое вполне можно было назвать приятным. Когда он слезал с коня и отдавал поводья Жаку, то не заметил неподвижной фигуры в сером плаще, притаившейся в подворотне дома напротив.
      Жак приблизил свои пухлые губы к уху хозяина и зашептал:
      - Вас, господин, вот уже целый час дожидается маркиз Лагранж. Анри вздохнул.
      - Боже мой, этого только не хватало! Он не сказал, Жак, зачем хочет меня видеть?
      Слуга неопределенно пожал плечами.
      Не знаю, хозяин.
      Но по виду Жака можно было догадаться: скорее всего, маркиза Лагранжа привело не только желание поговорить о превратностях погоды, но и выяснить кое-чего насчет своей жены.
      Чертыхаясь про себя, Анри поднялся в гостиную. Маркиз Лагранж дожидался его, стоя у натопленного камина.
      Виконт пристально посмотрел на своего гостя, не зная, какую тактику лучше всего избрать для разговора.
      - Добрый день, маркиз.
      - Добрый день, виконт, - улыбка на губах маркиза не предвещала ничего плохого для Анри, и он успокоился. - Прошу простить, виконт, что занимаю ваше время, но поверьте, вы единственный человек, который может мне помочь.
      - Вы просите о помощи, маркиз?
      - Я понимаю вас прекрасно, виконт, и поспешу рассеять все ваши опасения. Я не пришел сводить с вами какие-либо счеты.
      Анри отодвинул стул и предложил:
      - Садитесь, маркиз.
      - Благодарю вас.
      - Может, желаете выпить вина? - Анри, не дожидаясь, пока появится Жак, взял в руки бутылку.
      - С удовольствием, виконт. Тонкой струйкой рубиновая жидкость потекла в бокалы, и мужчины устроились за столом.
      - Как вы знаете, виконт, моя жена не всегда бывает... как бы это выразиться...
      - Не всегда бывает осторожна, - подсказал виконт.
      - Вот именно, вы четко уловили суть вопроса.
      - И это доставляет вам неприятности, маркиз?
      - До недавнего времени неприятностей никаких не было.
      Анри чуть заметно улыбнулся.
      - Да-да, поверьте мне, виконт, я никогда не принимал близко к сердцу ее проказы.
      - Но почему, маркиз, вы считаете, я чем-то смогу помочь вам? Моя репутация не безупречна и вряд дд я гожусь на роль наставника, пытающегося обратить заблудшую женщину на пусть истинный.
      - Я и не собираюсь просить об этом. Виконт Лабрюйер, чтобы скрыть улыбку, пригубил бокал. Но тут совсем неожиданного для него улыбнулся и маркиз Лагранж.
      - Чтобы быть до конца откровенным с вами, виконт, я готов сказать, что прекрасно осведомлен о ваших отношения с моей женой.
      Анри чуть не подавился вином.
      - Но, маркиз...
      - Не стоит мне возражать, я не имею к вам, виконт, никаких претензий.
      - Все в прошлом, поверьте мне, - поспешил заверить своего собеседника виконт Лабрюйер.
      - Я знаю об этом.
      - Я готов попросить у вас прощения, маркиз, вы так великодушны...
      - Я знал, виконт, на что шел, когда женился во второй раз.
      Бокал с вином остановился на полдороги, замерев в руке виконта.
      - А я не способен совершить такую ошибку даже однажды.
      - Это всего лишь говорит о вашем здравомыслии, виконт. Когда я выбрал себе жену на двадцать лет моложе самого себя, то прекрасно понимал, что меня ожидает. Я был готов ко всему. Согласитесь, виконт, странно было бы ожидать, что женщина
      Откажется от удовольствий молодости, которые мне уже абсолютно чужды.
      - Вы, по-моему, зря умаляете свои достинства, маркиз.
      - Простите, виконт, я хотел сказать безрассудные удовольствия молодости.
      - Что ж, маркиз, я отлично помню ваш маленький домик в Орли, ведь несколько раз вы предоставляли его мне для кое-каких забав. Думаю, и для вас он кое-что значил.
      - Вот видите, виконт, домик вспомнился весьма кстати. Я приобрел его через агента и мало кому известно, что он на самом деле принадлежит мне. Даже жена де знает об этом.
      В окна забарабанил дождь, и Анри глянул на мокрое стекло. На улице уже смеркалось, редкие экипажи проносились по мостовой, возницы гнали лошадей, стараясь скорее укрыться от дождя.
      - Да, я слушаю вас, маркиз.
      - Вот этот домик, виконт, и приподнес мне неприятный сюрприз.
      Жак обычно избегал входить в гостиную, когда хозяин с кем-нибудь разговаривал, будь то мужчина или женщина. Поэтому виконт Лабрюйер сразу же насторожился, когда в двери появился Жак. Он при своей комплекции старался ступать тихо, чтобы не шуметь, но грациозностью слуга не обладал и лишь только удивил своим таким поведением маркиза Лагранжа. Можно было подумать, что Жак собирается подкрасться к нему сзади и ударить чем-нибудь. Но опасения маркиза не оправдались.
      Жак зашептал на ухо хозяину:
      - Она стоит под окном вот уже битый час.
      - Кто она?
      - Да мадам Ламартин. Стоит и не уходит.
      - Ты пытался узнать, что ей нужно?
      - Она хочет говорить только с вами, просит ее принять.
      Анри нахмурился.
      - Простите, маркиз, я должен отдать кое-какие распоряжения.
      Анри нетерпеливо схватил Жака за рукав и поволок в переднюю. Они вместе припали к стеклу входной двери. Сквозь пелену дождя можно было рассмотреть одинокий силуэт в сером плаще. Женщина стояла на краю мостовой, дождь осыпал ее, мокрые пряди волос прилипли ко лбу, ко щекам. Но она, казалось, не замечает этого.
      Мадлен посмотрела на дверь. Анри инстинктивно отпрянул от стекла, встретившись взглядом с ней.
      - Ты сказал, Жак, что я не приму ее?
      - Конечно, хозяин, а она все равно стоит, как видите.
      - Черт! - Анри принялся мерить шагами переднюю.
      - А еще она сказала, хозяин, что будет стоять здесь до тех пор, пока вы ее не примете.
      Анри на этот раз уже не подходил вплотную к двери боясь быть замеченным. Он смотрел на Мадлен из глубины дома. Глаза женщины сияли каким-то блеском.
      - Да, она будет стоять, - вздохнул Анри.
      - Так что делать, хозяин?
      - Пусть стоит! - зло бросил Анри и вернулся в гостиную.
      Маркиз Лагранж вовремя успел отойти от окна. Он тоже заметил мадам Ламартин и про себя улыбнулся, встретившись взглядом с виконтом Лабрюйером.
      - Да, маркиз, не только у вас проблемы...
      - Но я могу, виконт, только позавидовать вашим трудностям.
      - Только пожалуйста, маркиз, не давайте мне советов.
      - Так вот, о домике, виконт. Испытывая в последние месяцы кое-какие трудности, я предложил своему агенту сдать этот домик внаем.
      - Что ж, маркиз, мудрое решение, зря вы не предупредили меня о нем, я без колебаний снял бы его.
      - Нашлись и другие. Представьте, виконт, мое изумление, когда я уже два месяца, получая плату за свой дом в Орли, узнал от агента кто платит эти деньги.
      - Я начинаю догадываться, маркиз.
      - Да-да, представьте, его снял кузен моей жены, чтобы встречаться там с ней. И молучается, я сам способствую их встречам, получая за это деньги, маркиз невесело рассмеялся.
      - Да, положение щекотливое, - согласился виконт Лабрюйер, - я даже не знаю, что вам и посоветовать.
      Не в силах сдержать свое любопытство, Анри подошел к окну. Мадлен Ламартин все так же стояла под дождем. Плащ промок насквозь, прохожие с изумлением посматривали на красивую женщину, как завороженную созерцавшую входную дверь дома, как будто за ней сейчас происходило чудо.
      - Так, чем я могу помочь вам, маркиз?
      - Я, конечно же, мог бы сам расторгнуть договор на аренду моего домика в Орли, но это не лучший выход. Я не хочу, чтобы моя жена и ее любовник узнали о чем-нибудь.
      - Вы - само великодушие, маркиз, и должен вам признаться, такие как вы среди женатых мужчин - редкость.
      А дождь все барабанил по стеклу, глухо стучал по каменным плитам карниза. Мостовая уже скрылась под потоками воды, а Мадлен Ламартин даже не изменила позу. Она стояла в своем плаще, не обращая внимания на непогоду. Ее взгляд неотрывно следил за входной дверью дома виконта Лабрюйера.
      Что думала в это время женщина? Возможно, она надеялась, виконт выйдет и пригласит ее в дом, возможно, она молила об этом бога. А может, уже устав от ожиданий, она посылала на голову виконта проклятия.
      Никто из прохожих, видевших эту женщину на залитой дождем улице, не мог проникнуть в ход ее мыслей. Кто-то считал ее сумасшедшей, случайно попавшей на улицу и возомнившей, что она теперь живет в этом доме. Кто-то считал выгнанной на улицу женой богатого вельможи, но никому и в голову не приходило, что богато
      Одетая женщина может вот так, под дождем, несмотря на свою красоту, дожидаться милости от любовника, которому стоит лишь выйти на крыльцо и кивнуть. А он, вместо того, чтобы пригласить ее в дом, занимается черт знает чем, выслушивая сетования немолодого маркиза Лагранжа.
      - Я хочу вас просить о помощи, - сказал маркиз.
      - Буду рад оказать вам услугу, - ответил Анри, понимая, что он и в самом деле обязан месье Лагранжу. Ведь тот прекрасно знал, что жена изменила ему с виконтом, но не сделал ровным счетом ничего, чтобы помешать этому.
      - Вас удивляет моя прозорливость? - рассмеялся маркиз, было видно, ему не впервой приходится делать подобные признания.
      - Я удивляюсь вашей выдержке, маркиз.
      - Все объясняется очень просто - жена сама рассказала мне о вас. А теперь, я боюсь, дела с кузеном зашли слишком далеко. Об их встречах я узнал не от нее. Боюсь, моей жене вскружили голову, и она вообразила, что и впрямь влюблена.
      - Я готов помочь вам, - напомнил Анри.
      - Я хочу, виконт, чтобы вы поехали к моему агенту и, ничего не сообщая ему о нашем разговоре, предложили ему вдвое большую сумму за аренду дома, чем уже заплатил кузен моей жены.
      - Но они найдут другое место, - не удержался от замечания виконт Лабрюйер.
      - Лишь бы они не встречались в моем доме, - прикрыв глаза, отвечал маркиз Лагранж. Анри замялся.
      - Простите, маркиз, но я не знаю цену, которую положил ваш дальний родственник.
      - Ах, да, простите, - маркиз положил на стол перевязанную шнурком стопку банковских билетов.
      - Ваш агент будет в курсе? - поинтересовался Анри.
      - Нет, он ничего не должен знать. Единственное, о чем я ему скажу - что хотел бы получать за аренду своего домика немного больше.
      Маркиз уже хотел распрощаться с виконтом Лабрюйером, но тот не спешил отпускать его. Ему не хотелось остаться наедине со своей совестью, ведь теперь стоило только посмотреть в окно, чтобы убедиться в том, какое он, Анри, чудовище. Насквозь промокшая под дождем женщина ожидает лишь взмаха руки, кивка, одного слова, а он не желает пойти навстречу, не желает пригласить в дом.
      А пока у него в гостях был маркиз Лагранж, такому поведению было хоть какое-то объяснение. Не может же он принять замужнюю женщину при посторонних!
      - Может еще вина? - предложил Анри.
      Нет, спасибо, виконт, я должен ехать, наверное, жена уже заждалась меня.
      Это было произнесено таким будничным тоном, что трудно было поверить, что человек, только что говоривший о своей жене как о изменнице, теперь с нежностью заботился о том, не слишком ли она соскучилась р его отсутствие.
      - Не надо чувствовать себя слишком виноватым по отношению ко мне, говорил, откланиваясь маркиз Лагранж. - Ваше поведение естественное, окажись я на вашем месте, то поступил бы точно так же. Ведь дело не в мужчине, как уверяют многие, дело в женщине. И если она не желает изменить мужу, то никакими уговорами от нее этого не добьешься.
      Правда, виконт Лабрюйер придерживался на этот счет другого мнения, но разубеждать маркиза Лагранжа он не собирался, так как речь шла, все-таки о его собственной жене и выставлять себя героем Анри не хотелось.
      - Когда я могу навестить вашего агента, маркиз?
      - Когда угодно, дело терпит. Найдете время и заходите.
      Дольше удерживать маркиза было уже неприлично, и Анри спустился проводить его. Он стоял на крыльце под проливным дождем, не разрешая Жаку прикрыть себя зонтом. Ведь Мадлен даже не подумала набросить на голову капюшон, и Анри хотелось испытать то же, что испытывает сейчас эта смелая женщина.
      Мадам Ламартин, заметив маркиза Лагранжа, отступила в тень арки так, чтобы нельзя было рассмотреть ее лица.
      Наконец, экипаж маркиза отъехал, и Анри остался стоять на крыльце рядом с Жаком. Мадлен сделала шаг из темноты в тусклый свет фонаря. Ее глаза вспыхнули, отразив в себе язычки пламени.
      Она смотрела прямо на виконта Лабрюйера и тот не мог отделаться от ощущения, что это не женщина, а хищный зверь смотрит на него, изготовившись к прыжку.
      - Что будем делать, хозяин? - спросил Жак. Анри остановил его взмахом руки.
      - Подожди.
      Мадлен не двигалась с места и если бы Анри не видел ее еще при свете дня, он мог бы поклясться - перед ним призрак, а не сама мадам Ламартин. Дождевые капли бежали по лицу женщины, и Анри казалось, это слезы. А может Мадлен и плакала, на дожде не разберешь.
      "Я же говорил ей, что нашим отношениям конец, что мы никогда больше не встретимся". Но жалость поднималась со дна души Анри, да и чувство вины давало себя знать. Он был виноват перед всеми - перед Констанцией, перед маркизом Лагранжем, перед Мадлен, перед Колеттой. И виконт Лабрюйер чувствовал, если он хоть частично не искупит свою вину, ему не будет покоя.
      Он крепко сжал зубы. У него не было привычки поступаться своими принципами. Но взгляд Мадлен молил: дай только знак, и я брошусь тебе навстречу!
      Анри опустил голову.
      - Что будем делать, хозяин? - прохрипел из влажной темноты Жак. - Мадам Ламартин совсем замерзнет...
      - Да знаю и без тебя, - зло прошептал Анри.
      - Может, я принесу ей горячего вина, хозяин?
      - Нет, ты позовешь ее.
      - Пригласить в дом?
      - Да.
      Сказав это, Анри вошел в дом и зло хлопнул дверью. А Жак, радуясь такому решению хозяина, бросился под дождь к мадам Ламартин.
      - Прошу вас, мадам, виконт приглашает вас войти. Он просит прощения, что не мог раньше принять вас, - уже от себя врал Жак, глядя на дрожащие плечи озябшей под проливным дождем женщины.
      Ни слова не говоря, Мадлен двинулась к дому. Жаку казалось, что она идет слишком уж медленно, что она не торопится попасть в тепло, укрыться от холодных дождевых капель.
      Он вбежал на крыльцо и распахнул перед мадам Ламартин дверь.
      - Входите, входите, мадам.
      - Спасибо, Жак.
      И слуга даже не успел подбежать к гостье, как отяжелевший от влаги плащ упал на пол.
      В глубине передней стоял Анри. Он замер, увидев измученную ожиданием женщину. Виконт Лабрюйер никогда не был злым, лишенным сострадания человеком. Он прекрасно понимал, какие страдания причиняет женщине, но имел право поступать подобным образом, ведь всегда он предупреждал их, что его любовь недолговечна и никогда до этого сердце Анри не сжималось от боли при виде женщины, пытавшейся вернуть прежнюю любовь.
      Виконт вспомнил, каких усилий ему стоило склонить Мадлен на свою сторону, заставить ее забыть своего мужа.
      Губы Мадлен Ламартин дрогнули и Анри подумал:"Лишь бы она не заплакала!"
      Но это была улыбка.
      - Ты позвал меня!
      - Я говорил тебе, чтобы ты не приходила, - произнес как можно более строго Анри, но все равно сквозь его строгость в голосе сквозили нотки нежности.
      - Я не могла оставаться дома, поверь мне, Анри. Ты ушел, оставив мне письмо, что мне оставалось делать?
      - Зачем ты пришла? - уже тверже спросил Анри.
      - Ты не любишь меня больше?
      - Я тебя любил, Мадлен.
      - А теперь?
      - Если ты так каждый день будешь стоять у меня под окнами, я возненавижу тебя.
      - Но почему, Анри, почему ты не любишь меня больше?
      - Я не хочу лжи. Все обманывают - жены мужей, мужья жен, а любовники обманывают своих любовниц. Я хочу остаться честным, я не люблю тебя больше, Мадлен.
      - Этого не может быть, Анри!
      - Ну посмотри мне в глаза, если ты там заметишь хоть капельку нежности - я проиграл.
      Мадлен медленно подошла к Анри и положила ему руки на плечи. Нет, она не бросилась к нему, а подошла спокойно, с достоинством. Их взгляды встретились.
      Анри старался не моргать. На него смотрели полные страдания глаза женщины. Мадлен вглядывалась в Анри, пытаясь разобраться в его чувствах.
      Не выдержав, Анри Лабрюйер отвел взгляд и ничего не говоря, обнял Мадлен.
      Жак стыдливо отвел глаза в сторону и до его слуха донесся лишь звук поцелуя и шорох одежд. Когда он рискнул все-таки взглянуть, то увидел, как Анри, подхватив на руки Мадлен, поднимается с ней на второй этаж.
      "Боже, дай счастье этой женщине" - сказал, расчувствовавшись, Жак.
      - Я хочу, чтобы все повторилось вновь, - шептала Мадлен.
      - Молчи.
      - Скажи, что ты любишь меня.
      Анри молча кивал.
      Вся одежда мадам Ламартин была насквозь мокрая.
      - Неужели тебя не трогает мой жалкий вид? - спрашивала женщина, не открывая глаз.
      - Я не могу отказать тебе, Мадлен, не потому, что люблю...
      - Нет, ты скажи: я люблю тебя, люблю... - повторяла Мадлен, все крепче и крепче обнимая Анри. Тот дошел до двери спальни и плечом открыл ее.
      - Ты любишь меня?
      - Я не хочу говорить об этом, Мадлен.
      - Нет, ты должен сказать.
      - Хватит того, что я уже впустил тебя. Неужели ты хочешь лжи?
      - Но любовь, Анри, не может быть ложью.
      - Я люблю тебя, - избегая смотреть в глаза женщине, произнес виконт Лабрюйер.
      - Ты не хочешь? - горько усмехнулась она. Что-то во взгляде Мадлен не устраивало Анри, какой-то скрытый смысл таился и в ее улыбке, холодной и обворожительной одновременно.
      Мадлен соскользнула с рук Анри и крепко обняла его.
      - Люби меня, люби, дорогой. Она целовала виконта в глаза, в лоб, в губы. А тот, не в силах сдержаться, стал отвечать на ее поцелуи.
      - Ты просто никогда не пробовал возвращаться, Анри, в этом тоже есть своя прелесть.
      - В этом ничего нет хорошего, Мадлен.
      - Но ведь ты сейчас счастлив?
      - Не знаю.
      - Конечно же, Анри, о счастье догадываешься только тогда, когда оно уходит. Это как воздух, им живешь.
      - Зря ты пришла, Мадлен.
      - Я не пришла, - улыбнулась женщина, - я выстояла свое счастье под дождем, в темноте, глядя на освещенное окно. Я видела, как ты смотрел на улицу и наверное, думал обо мне. Скажи, Анри, что ты тогда подумал?
      - Я рассердился на тебя, Мадлен.
      - Но разве можно, Анри, сердиться на любовь? Ведь это она привела меня под окна твоего дома, она заставила бросить все, что у меня было и идти сюда.
      Анри насторожился.
      - Ты что, Мадлен, неужели ты все рассказала мужу?
      - Нет, не бойся, - рассмеялась мадам Ламартин, - я не так глупа как ты думаешь.
      - Я этого никогда не говорил.
      - Муж не знает, куда я пошла, ему и в голову не придет подозревать меня в неверности.
      Разогретая ласками, Мадлен наконец-то перестала дрожать. Ее немного подсохшие волосы стали нежнее, и виконт намотал одну прядь себе на палец.
      Мадлен взяла его за руку.
      - Подержи еще немного, вот так, и они сохранят форму, запомнят тебя точно так же, как твой образ отпечатался в моей душе. Я сохраняю сейчас твою форму, Анри.
      - Не говори глупостей, Мадлен. Это не любовь, а всего только жалость. Ты жалеешь себя, а я пожалел тебя.
      - Хорошо, Анри, называй это как хочешь, но главное, ты любишь меня,
      Мадлен еще крепче прижалась к виконту Лабрюйеру и тот ощутил, как оглушительно громко бьется ее сердце.
      - Я люблю тебя, - прошептал он, пытаясь поцеловать ее в губы.
      Но женщина, смеясь, избежала поцелуя и обхватив Анри за шею, поджала ноги. Тот не удержался на ногах и вынужден был опуститься прямо на ковер перед камином.
      - Еще немного, Мадлен, и мы рухнули бы в огонь.
      - Мы и так с тобой сгораем, Анри.
      - Ты слишком близко сидишь к огню.
      Анри ощутил, как пышет жаром на его руку, ложащуюся на плече Мадлен.
      - Я всего лишь хочу высушить одежду, - и Мадлен через голову сбросила блузку, а затем, засмеявшись, бросила ее в камин.
      - Что ты делаешь? - воскликнул Анри, глядя, как огонь неохотно пожирает мокрую материю.
      - А почему, Анри, на тебе до сих пор надето вот это? - Мадлен сорвала с него рубашку и тоже бросила в камин.
      Огонь взвился, загудело в дымоходе и на какое-то время спальня наполнилась ярким светом сгоравшей одежды.
      - Ты что, Мадлен, сошла с ума?
      - А зачем мне одежда, я же не собираюсь уходить отсюда никогда, Мадлен обхватила его за шею и повалила на ковер.
      Жак, пришедший узнать у своего хозяина, не нужно ли ему чего, стоял у приоткрытой двери спальни, не решаясь войти. Веселый смех Мадлен вгонял его в краску.
      - Нет, наверное, ему ничего не нужно, - пробормотал Жак, прикрывая дверь.
      Но все же далеко отходить он не решился. Жак устроился в хозяйском кресле в гостиной, даже не поднимаясь подкинул дров в камин задремал, чутко прислушиваясь к звукам, доносившимся из спальни.
      Кому-нибудь они и помешали бы дремать, но только не Жаку. За свою службу у виконта Лабрюйера он наслушался и насмотрелся всякого. Единственное, что удивляло слугу, так это почему его господин не прогнал мадам Ламартин прочь, ведь еще ни одной женщине не удавалось завладеть его сердцем дважды.
      А Анри Лабрюйеру на какое-то время показалась, что перед ним совсем другая женщина, не та Мадлен, которую он знал раньше, не та, которую он соблазнял в имении своей бабушки. Словно дьявол вселился в нее.
      "Это же надо додуматься сжечь одежду в камине!" Но этот же дьявол страсти завладел и душой Анри. Он смеялся, комкая свой пояс и бросая в камин.
      - Так, пусть горит, Мадлен, пусть горит все наше прошлое, мы вновь нашли свою любовь.
      Скорее всего, это неистовство для Анри было способом убежать от обуревших его мыслей. Ведь завтра нужно будет идти к Констанции просить прощения. А тут еще и Александр Шенье, скорее всего, успел рассказать Констанции многое, а в мстительности женщин Анри не сомневался ни на минуту.
      Но сейчас не время было думать об этом. Перед ним на ковре сидела Мадлен. Из одежды на ней оставалась лишь юбка, да еще непонятно для чего прихваченная вместительная сумка, которую берут обычно в дорогу.
      - Уж не собралась ли ты остаться у меня навсегда? - расхохотался Анри, пытаясь завладеть сумкой Мадлен.
      Та, со смехом отбиваясь, прижимала к груди левой рукой свою сумку так, словно та была самым большим ее сокровищем.
      - Подожди, Анри, дай я отложу ее в сторону, - Мадлен вскочила и поставила сумку на подоконник, а затем не спеша, так, чтобы Анри мог рассмотреть ее тело, двинулась к камину.
      Отблески живого огня плясали на белоснежной коже женщины, и виконт Лабрюйер залюбовался этим зрелищем. Ему не хотелось больше никого искать, достаточно было и Мадлен. Наверное, слишком долго Анри убеждал себя в том, что любит эту женщину и наконец сам хоть на один вечер поверил в свои слова.
      Мадлен отбросила волосы со лба и, склонив голову набок, спросила:
      - Так ты любишь меня?
      Анри был готов сейчас признаться в чем угодно. Спроси его Мадлен, убил ли он свою мать, он признался бы и в этом.
      - Да, я люблю тебя, Мадлен.
      Странная улыбка показалась на губах Мадлен, такой еще никогда не приходилось видеть виконту. Странная смесь любви, восхищения и в то же время коварства. Сердце на мгновение похолодело в груди мужчины, но тут же лед отчуждения растаял.
      Мадлен протянула руки и сделала шаг навстречу Анри. Она, ничего не говоря, опустилась на колени и обняла его. Горячая волна страсти обдала виконта, и он окончательно забыл, что есть какой-то иной мир, где существуют другие женщины.
      Мадлен поистине была прекрасна. Каждое ее движение напоминало о совершенстве природы, создавшей подобную прелесть.
      - Иди же ко мне, - прошептала Мадлен, и ее руки сомкнулись в замок на спине Анри.
      Мадам Ламартин запрокинула голову, и виконт Лабрюйер прикоснулся губами к ее шее. Каждое прикосновение приносило ему неземное наслаждение, словно он впервые в жизни обладал женщиной.
      Куда подевалась скованность и холодность прежней Мадлен, так упорно сопротивлявшейся любви. Она уже не стеснялась ничего - ни своей наготы, ни света, идущего от пылающего камина. Наоборот, то и дело она отстранялась, давая возможность Анри разглядеть себя.
      - Ты мой любимый, - шептала она, - как хорошо, что мы снова вместе.
      - Любимая... - лишь одними губами отвечал виконт Лабрюйер, касаясь ладонью ее волос.
      - Ты запомнишь этот день на всю жизнь... Анри привлекал к себе Мадлен и шептал:
      - Я запомню тебя и всегда буду вспоминать. Чтобы ни случилось, Мадлен, я никогда не подумаю о тебе дурно.
      - Не зарекайся, - звучало в ответ, - и не давай лживых обещаний.
      - Ты научила меня, дорогая, что счастье может повториться.
      - Не думай сейчас об этом, Анри, сейчас доверься моим рукам, ощущай меня всем телом. Ведь слова могут вернуться в твоей памяти, ты вновь можешь услышать их, но прикосновение моих рук, мой взгляд, ты не сможешь их вспомнить, как ни старайся.
      - Мы сошли с ума, - произнес виконт, проводя руками по ниспадающим волнами волосам женщины.
      - Это ты сошел с ума, Анри, я знаю, что делаю. И поверь мне, любовь полна сюрпризов.
      - Таких, каких подарил мне этот день?
      - И таких тоже, - смеялась Мадлен. Тогда виконт Лабрюйер еще не понимал истинного смысла слов женщины. Он всецело отдавался страсти, не пытаясь заглянуть в будущее. Но не всегда приятное оказывается счастливым, но зато всегда за опьянением следует похмелье.
      Когда обессиленный Анри добрался до кровати, Мадлен села рядом с ним и положила ему ладонь на лоб.
      - Ты такой горячий!
      - Это у тебя озябла рука, Мадлен.
      Странное дело, Анри не чувствовал, как прежде, отвращения к своему обнаженному телу, не чувствовал он и неловкости, созерцая сидящую рядом с ним обнаженную Мадлен.
      - Дай сюда свои пальцы, - виконт Лабрюйер с силой сжал запястья мадам Ламартин и принялся целовать пальцы, один за другим.
      - Нет, - мягко высвободилась Мадлен, - ты должен спать. Засни, а я буду смотреть на тебя. Я не могу на тебя смотреть, Анри, без восхищения.
      И тут виконт Лабрюйер вспомнил, эти же слова Мадлен говорила ему и в прошлый раз, когда он лежал в ее спальне.
      - Спи, - голос женщины завороживал, - спи и ни о чем не думай. А я посижу рядом и буду смотреть на тебя.
      Мадлен наклонилась. Ее длинные волосы щекотно коснулись лица Анри.
      - Но ведь тебе тоже нужно спать.
      - Я не хочу, мне приятно сидеть рядом с тобой и думать, как будто это продолжится завтра и послезавтра.
      - Я никогда не дожидался утра, - прошептал виконт Лабрюйер, обращаясь к своей возлюбленной, - я всегда уходил раньше.
      - До рассвета еще далеко, - успокоила его Мадлен, - и мы успеем побыть вместе.
      - Нет, я сегодня встречу рассвет вместе с тобой, я полюбуюсь, как солнце поднимается из-за крыш домов, как первые лучи солнца касаются твоих волос, золотят их.
      - Это все мечты, дорогой виконт.
      - Нет, Мадлен, так будет. Еще не одно утро мы встретим с тобой вместе.
      - Анри, Анри, ты слишком любишь мечтать и по-прежнему пытаешься обмануть меня.
      - Нет, Мадлен, я в самом деле хочу быть рядом с тобой. Когда я увидел, как ты стоишь под дождем в ожидании милости с моей стороны, я внезапно почувствовал и холодные струи ливня и пронзительный ветер... Я понял, как не просто приходится тебе и пожалел, что написал то письмо, оставленное на подушке.
      - Я так плакала...
      - Наверное, ты возненавидела меня?
      - Ну что ты, Анри, ты же ничего не скрыл от меня, и я знала, так оно и случится.
      - Но ты верила, что любовь вернется и мы встретимся?
      - Как видишь, я верила не зря. Виконт Лабрюйер прикрыл глаза и Мадлен положила ему ладонь на веки.
      - Ты спи, я буду рядом и не думай, что тебе удастся улизнуть прежде, чем наступит рассвет.
      - Я же в своем доме, - рассмеялся Анри, - и мне некуда убегать.
      - Скоро потухнут дрова в камине, скоро даже перестанут рдеть уголья, все подернется серой золой, и спальня погрузиться в темноту. И ты, Анри, медленно растворишься в ней. Я буду вглядываться во мрак, пытаясь разглядеть твое лицо, пытаясь понять, улыбаешься ли ты во сне или твои губы грустят.
      - Тогда, Мадлен, наклонись и поцелуй меня. Анри ощутил на своих губах немного влажный, ласковый поцелуй.
      Когда виконт Лабрюйер уснул, лицо Мадлен сделалось строгим. Она провела рукой по своим губам, как бы пытаясь вытереть их, а затем с некоторой брезгливостью, в то же время и с грустью посмотрела на своего спящего любовника.
      - Ну вот и все, - произнесла женщина. Она сняла с подоконника сумку, достала лист бумаги, оловянный карандаш и даже не одеваясь, подсела к столу. Ее рука быстро чертила размашистые буквы и с каждым новым словом, возникшим на бумаге, лицо Мадлен становилось все более и более решительным.
      Наконец, закончив письмо, она положила его на видном месте и придавила небольшой скульптуркой, изображавшей богиню любви. Подобных безделушек в спальне виконта было превеликое множество.
      Затем мадам Ламартин собрала остатки гардероба Анри и тихонько смеясь, запихала их в камин на тлеющие уголья. Вскоре потянуло дымом, вспыхнул огонь, и одежда рассыпалась пеплом.
      Мадлен же достала из сумки новое платье и не спеша оделась.
      "У него хорошее большое зеркало в спальне" - пробормотала Мадлен, разглядывая свое отражение.
      ГЛАВА 9
      Пробуждение Анри впервые за последние дни было приятным. Он лежал, не открывая глаз, и прислушивался к тому, как уходит сон. Это приятное чувство находиться на границе между бодрствованием и сном ощущать, как тело постепенно приобретает вес, появляются запахи, звуки.
      - Мадлен, - прошептал виконт.
      Лишь тишина была ему ответом.
      Он протянул руку в сторону Мадлен, но ощутил только пустоту.
      "Неужели она все еще сидит рядом?" - лениво подумал Анри, открывая глаза.
      Но вместо прекрасной Мадлен он узрел рядом со своей кроватью не выспавшегося Жака. Слуга являл собой чрезвычайно печальное, но поучительное зрелище. Печальное в смысле состояния его гардероба и красноты глаз, не узнавших в эту ночь сна, а поучительным было само присутствие Жака у постели покинутого всеми хозяина.
      Анри резко сел в постели.
      - Где она?
      Жак пожал плечами.
      - Где она? Отвечай немедленно!
      - Ушла еще до рассвета, хозяин, - промямлил слуга, вжимая голову в плечи так, словно его собирались бить.
      - И ты не разбудил меня?
      - Мадам Ламартин не велела.
      - Ты кому служишь, - вскричал Анри, - мне или ей?!
      - Но она так просила, что я не смог отказать.
      - Идиот!
      - Вы правы, ваша светлость.
      Анри вскочил, набросил халат и подбежал к окну.
      - Ну что, разиня, - обратился виконт к самому себе, - еще успеешь полюбоваться, как утреннее солнце поднимается из-за крыш домов, но ее не будет рядом с тобой. Ты не понял, все это фарс.
      Любовь... да какая к черту любовь, она всего лишь хотела отомстить
      Мне.
      - Что прикажете делать, хозяин? - послышался заискивающий голос Жака, но Анри не удостоил его ответом.
      "Да, Мадлен не смогла вынести, что я первым покинул ее и вновь сыграла в любовь. Только теперь правила любви знала она, а я как последний дурак поверил ей. Теперь я, виконт Лабрюйер, обманутый и покинутый. Ну как же до меня это сразу не дошло?!" - и Анри расхохотался.
      Жак с тревогой посмотрел на своего хозяина. Анри впору было плакать, а он надрывался от смеха. Робкая улыбка появилась и на губах слуги, стремившегося во всем походить на своего хозяина.
      - Жак, меня оставила женщина, меня, - хохотал Анри, держась за подоконник, - и теперь я остался ни с чем.
      - Ни с кем, ваша светлость, - поправил его Жак, - вернее, с вами остался я.
      - Вот так, Жак, никогда невозможно знать, где тебя поджидает неудача.
      - Это точно, - по-философски заметил слуга, поправляя свои не причесанные с утра волосы.
      И тут взгляд Анри Лабрюйера упал на холодный камин. Груда пепла лежала поверх угольев. Недоумение отразилось на лице Анри.
      - Она что, ушла нагишом?
      - Почему, хозяин?
      - Ведь ее одежда сгорела в камине, - Анри распахнул халат и глянул на свое тело, - да и моя тоже.
      - Не знаю, хозяин, мадам Ламартин была одета. Анри беглым взглядом прошелся по комнате. Сперва он заметил пустую сумку на подоконнике, затем и письмо, придавленное богиней любви. Виконт улыбнулся.
      - Я знаю, что там написано, слово в слово. Но все-таки он взял лист бумаги и начал читать. "Дорогой мой виконт! - писала мадам Ламартин. - Вы посчитали, что вправе распоряжаться моей судьбой и поэтому не сочтите за обиду, что я посчитала себя вправе сделать подобное. Я в самом деле любила и люблю вас по-прежнему. Я, в конце концов, приняла правила игры, навязанные вами, но простите меня, виконт, я не привыкла оставаться в глупом положении и мне пришлось прибегнуть к хитрости. Я не обманула вас ни единым словом, но чтобы не чувствовать себя ущемленной, мне пришлось покинуть ваш дом до рассвета. Не сердитесь на
      Жака, если он, конечно, выполнил свое обещание. Прощайте, виконт, и в следующий раз будьте осмотрительнее. Ваша Мадлен".
      - Жак, Жак, - покачал головой Анри, - я больше не сержусь на тебя.
      Слуга с уважением посмотрел на своего хозяина. Он представлял себе сцену гнева, ведь никто еще до Мадлен не позволял себе подобных выходок с виконтом Лабрюй-ером. А тот выглядел вполне спокойно и кажется, даже улыбался.
      - Жаль, конечно, рубашки, такие чудесные кружева...
      - Да и штаны были неплохие, - добавил Жак, разгребая пепел кочергой.
      К решетке выкатилось несколько полуоплавленных пуговиц, когда-то украшавших манжеты.
      - Жак...
      - Слушаю, хозяин.
      - Иди купи цветы.
      - Цветы?
      - Да.
      - Какие?
      - Конечно же, розы.
      - Мне будет позволено узнать, для кого?
      - Конечно же для Мадлен Ламартин, она заслужила их.
      Жак не мог ничего понять. И, не вдаваясь в расспросы, отправился выполнять поручение.
      Желания виконта временами поражали своим сумасбродством и неожиданностью, поэтому Жака трудно было чем-нибудь удивить. Он обегал пару кварталов, выбирая букет получше. А выбрать было из чего. Таким ранним утром никому из парижан в голову не приходило покупать цветы, и цветочницы только-только устраивались на своих местах. Свежие, еще хранящие утреннюю росу розы, оказались в руке Жака. Небольшой букет стягивала шелковая лента, а бумажная с золотым тесне-нием обертка нежно шелестела на утреннем ветру. Большего диссонанса чем прекрасные цветы и угрюмый Жак не существовало этим утром во всей столице. Анри поднес букет к лицу и вдохнул дивный аромат.
      - Ты, Жак, глуп, но за время твоей службы, я научил тебя кое-каким вещам. И теперь ты смог бы со своим изысканным вкусом произвести фурор в высшем обществе, вздумай я переодеть тебя и представить каким-нибудь маркизом.
      - Да, хозяин, это самый лучший букет, какой только можно найти в предрассветном Париже.
      - Вперед, Жак! Седлай лошадей!
      - Мы отправляемся к мадам Ламартин?
      - Конечно к ней и именно сейчас.
      - Но ведь, возможно, хозяин, ее муж вернулся.
      - Меня это не тревожит, Жак. Главное, что она по-прежнему любит меня, и я смогу вернуть ее.
      - Странное дело... - лицо слуги вытянулось, - после всего случившегося вы, хозяин, снова хотите встретиться с ней?
      - Я не привык проигрывать, Жак. Какого черта ты стоишь, седлай лошадей.
      - Но вы еще не одеты, хозяин.
      - Ах, да, тогда подавай одежду.
      Самолюбие Анри было уязвлено, но оставался еще шанс исправить положение. Если он сможет сейчас сломить Мадлен, то ему удастся сохранить собственное достоинство и с честью выйти из выпавшего на его долю испытания.
      - Жак, скорее! - кричал Анри, сбегая вниз. Слуга уже ждал его с парой оседланных лошадей. Еще мгновение - и Анри уже восседал в седле, а его конь несся галопом по утренним улицам. Жак еле поспевал за своим хозяином.
      Не успела роса высохнуть на цветках, как Анри уже был у знакомого ему дома окружного прокурора Ламартина.
      - Хозяин, вы поосторожнее, - напомнил Жак.
      - Не учи, - Анри и сам унимал дрожь в руках. И вновь Жак остался поджидать виконта Лабрюйера с лошадьми.
      А тот выбрал место, где ограда чуть пониже, перелез в сад. Анри сумел добраться до самого дома незамеченным и притаился за кустами. Планировку он помнил хорошо.
      "Так, хорошо... окна гостиной, тут спальня". Он взобрался на цоколь и опираясь на карнизы, используя скульптурные выступы, добрался до уровня второго этажа. Еще несколько шагов...
      "О боже, как неудобно держаться за морду этой химеры, особенно, если у тебя в руках букет цветов!"
      Анри посмотрел вниз. От высоты немного закружилась голова.
      "Теперь главное - перебраться незамеченным к окну спальни. Вот оно, приоткрытое... Постель разобрана, в комнате никого..." - Какой же далекой показалась виконту Лабрюйеру та ночь, проведенная вместе с Мадлен в ее спальне! Словно прошла целая вечность.
      "Странное дело, - подумал Анри, - время измеряется не часами и днями, а чувствами и впечатлениями. Можно состариться и в сущности не жить, а за один месяц возможно истратить несколько жизней".
      И тут до напряженного слуха Анри долетели тихие голоса. Они доходили из-за прикрытых ставнями окон гостиной.Еще несколько шагов по скользкому карнизу, еще не успевшему как следует просохнуть после ночного дождя - и вот уже Анри
      Припал лицом к жалюзи ставен, жадно всматриваясь в полутемное пространство гостиной.
      У стола, спиной к нему, стоял полный пожилой мужчина. Его большая лысина тускло поблескивала, а рядом с ним, положив ему руки на плечи, стояла Мадлен. Сколько тоски было в ее глазах! Как вымаливали они прощение, но не у него, не у Анри, а у мужа, не достойного, по мнению виконта, и одного прикосновения ее мизинца.
      - Не говори мне ничего, - произнес прокурор Ламартин.
      Мадлен откинула голову и забросила волосы за спину.
      - Да, я изменила тебе.
      - Я не хочу об этом слышать.
      - Но...
      - И этого не надо.
      - Я не смогу жить дальше, если не признаюсь тебе во всем.
      - А я, дорогая, не смогу, если буду знать.
      - Нет, ты должен меня выслушать.
      Анри вцепился руками в завесы ставен и отступил немного в сторону. Ведь его могла заметить Мадлен. Теперь он видел только одну женщину, мужчину от него скрывал выступавший из плоскости стены алебастровый лепной пояс, обрамлявший окно. И виконту Лабрюйеру казалось, женщина обращается к нему.
      - Да, дорогой, я попробовала тебе изменить и только после этого поняла, насколько сильно люблю тебя.
      Ответ мужчины потонул в гуле, наполнившем голову Анри. Он качнулся и с трудом удержался на скользком карнизе.
      И тут словно густой туман до слуха виконта донесся вопрос:
      - Кто он? - в словах прокурора Ламартина не было злобы или желания отомстить, было простое любопытство.
      - Этого я не могу тебе сказать, дорогой, мне стыдно, - Мадлен опустила взгляд.
      "Ей стыдно произнести мое имя, - подумал виконт. - Если бы она изменила мужу с конюхом или садовником, то не посчитала бы нужным даже вспомнить об этом. Нет, женщины более коварны, чем я представлял раньше. Изменить мужу, а потом попытаться, признавшись ему в этом, заставить любить себя еще сильнее! Я
      Недооценил Мадлен, скорее, наоборот, слишком многому ее научил за те несколько дней, когда добивался ее любви".
      - Мне казалось, я люблю его, - продолжала Мадлен, - и даже, наверное, дорогой, я любила этого человека... Но всего лишь несколько дней, а потом пришло прозрение.
      - Я не желаю об этом слушать.
      Анри казалось, что Мадлен отвечает само пространство своим бесстрастным голосом. Он широко открыл глаза и посмотрел вниз на вымощенную камнем дорожку и разжал руку. Но Анри даже не покачнулся, он на удивление твердо стоял на скользком от влаги наклонном карнизе.
      - Значит, - вздохнул виконт, - не судьба. Прощай Мадлен, прощай моя любовь. Есть еще много чудесных женщин, но вспоминать я буду только одну ночь, когда ты пришла ко мне в дождь. Впервые мне захотелось утром увидеть лицо женщины, с
      Которой я провел ночь. Ты знала, что делаешь, даже не ложилась спать. Самое ужасное увидеть с утра не то, что грезилось тебе ночью - глупо приоткрытый рот, размазанную краску ресниц, отклеившуюся мушку на щеке, расстрепанные волосы... Да, Мадлен, ты словно змея сбросила свою старую кожу и сожгла ее в камине.
      Анри уже не опасаясь за свою жизнь, пробрался по карнизу к окну спальни и широко размахнувшись, забросил букет на неубранную еще постель.
      - Ты сама поймешь, Мадлен, от кого этот букет. И я уверен, ты не станешь рассказывать о нем мужу, ведь он и сейчас не понимает тебя. Прощай, Мадлен.
      Анри добрался до дерева, вплотную подходившего к стене, и ухватившись руками за ветку, повис над землей.
      Жак с ужасом следил за действиями своего хозяина.
      - Он разобьется! Боже, позвать на помощь? - причитал Жак, видя, как Анри не может добраться до ствола, перебирая руками.
      Ветка становилась все толще и за нее невозможно было ухватиться одной кистью. Но помощь Жака не пошла дальше того, чтобы прикрыть глаза рукой и смотреть одним глазом сквозь расставленные пальцы.
      - Это надо же, - воскликнул Жак, когда Анри обхватил ногами ствол и принялся медленно сползать по нему, - а я-то думал, хозяин сорвется. Лишь бы его никто не заметил.
      Вскоре над оградой появилась голова виконта Лабрюйера. Глаза на удивление светились радостью, а губы улыбались. Виконт легко соскочил на мостовую и совсем не прячась, прошелся мимо ворот дома прокурора Ламартина.
      - Ну что, хозяин? - поинтересовался Жак.
      - Она не поедет с нами, - бросил виконт, - мадам Ламартин слишком сильно любит своего мужа.
      - Куда мы теперь? - поинтересовался Жак, в надежде услышать "домой", ведь ему сегодня еще не довелось завтракать.
      Но Анри, кажется, начисто забыл о такой прозаической вещи как еда и отдых, ему не терпелось взять реванш за утреннюю неудачу.
      - К мадемуазель Аламбер.
      - Вы думаете, хозяин, нас там ждут?
      - Меня всегда ждут в этом доме. На этот раз мы поедем без цветов.
      Вчерашнее желание извиниться улетучилось, Анри твердо решил настоять на уплате долга.
      "Хватит женщинам унижать меня, - думал виконт, - я заставлю их относиться к себе с почтением и..." - что именно означает это "и", Анри так и не смог додумать.
      Его конь, приученный частыми поездками к Констанции, сам остановился у ворот ее дома. Ставни нижнего этажа еще были закрыты, а на стеклах мезонина и второго этажа поблескивали капли ночного дождя. Дом стоял, погруженный в сон.
      Но это внешнее спокойствие никоим образом не обмануло виконта Лабрюйера. Зная, что ворота никогда не запираются, он толкнул их и, оставив Жака вместе с лошадьми, быстро зашагал к парадному крыльцу.
      На его настойчивый стук явилась Шарлотта. Анри всегда забавлял один только вид темнокожей девушки и временами он ловил себя на мысли, что ему еще ни разу не приходилось любить эфиопок. Но виконт никогда не опускался ниже дам своего сословия, а темнокожих дворянок в Париже не так-то легко отыскать.
      - Доложи обо мне мадемуазель Аламбер. Шарлотта даже не двинулась с места.
      - Хозяйка никого не принимает, она еще спит.
      - Сходи и доложи, что приехал виконт Лабрюйер.
      - Это ничего не изменит, месье, - девушка отвела взгляд в сторону.
      - Если ты сейчас же не пойдешь наверх, я просто оттолкну тебя, - Анри сделал шаг вперед, но Шарлотта предупредила насилие.
      - Хорошо, месье, я поднимусь и доложу мадемуазель о вашем приходе, но вряд ли это что-то изменит.
      Эфиопка не спеша стала подниматься по лестнице, а Анри остался ожидать ее возвращения в холле. Шарлотта, подойдя к двери спальни, деликатно постучала.
      - В чем дело? - послышался недовольный голос Констанции.
      - Мадемуазель, приехал виконт Лабрюйер и просит незамедлительно принять его.
      - Пусть идет прочь и возвращается через пару часов.
      - Я ему уже говорила об этом, мадемуазель, но он не собирается уходить.
      - Да, это похоже на него, - недовольно пробормотала Констанция.
      - Виконт грозился, что войдет в дом силой, - напомнила Шарлотта.
      - Хорошо, можешь сказать, что я приму его.
      - Вам помочь одеться, мадемуазель?
      - Нет, я не собираюсь ради него наряжаться. Констанция Аламбер, надев халат, вышла в гостиную и плотно прикрыла за собой дверь спальни. А Шарлотта, как нарочно, очень медленно спускалась по лестнице. Анри уже нервничал.
      - Мадемуазель согласна принять вас.
      - Еще бы, - сквозь зубы процедил виконт Лабрюйер и бросился вверх по лестнице, чуть не сбив с ног Шарлотту.
      Встреча не обещала быть теплой, и Анри лихорадочно придумывал, как бы выстроить ее таким образом, чтобы не получить от Констанции отказа. Можно было бы начать с извинения, но это означало бы признать свою ошибку.
      "Лучше вообще не вспоминать об этом", - подумал Анри, входя в гостиную.
      - Доброе утро, Констанция, прости, что разбудил тебя.
      "О черт, - выругался про себя Анри, - все-таки сорвалось это проклятое слово "прости"!"
      Констанция выдержала паузу.
      - Доброе утро, Анри. И тут Анри осенило.
      - Я в растерянности, Констанция, - промолвил он, придав своему лицу крайне озабоченный вид.
      - Что-нибудь случилось? - немного встревожилась мадемуазель Аламбер.
      - Я так волновался за тебя!
      - Конечно, - улыбнулась Констанция, - ведь ты подослал ко мне убийцу, и она раздвинула полы халата: в ямочке между ключицей и шеей краснела небольшая ранка. - Он чуть не заколол меня, ведь ты рассказал Александру Шенье все, что знал.
      Анри в душе обрадовался.
      "Правильно, Констанция сейчас чувствует себя несчастной, а я униженным, и два человека, испытывающие подобные чувства, должны понять друг друга, проникнуться состраданием и пожалеть невольно оказавшегося рядом неудачника. А от жалости до любви - один шаг".
      - Меня бросила женщина, - произнес Анри фразу, на которую еще вчера никогда бы не решился.
      Губы Констанции дернулись, сложившись в подобие улыбки.
      - Я предостерегала тебя, Анри, от опрометчивого шага, но ты не послушал меня, решил что Мадлен - это женщина, достойная тебя.
      - Я впервые встретился с женщиной дважды, - признался виконт Лабрюйер.
      - И конечно же это было твоей ошибкой.
      - Первой за всю жизнь.
      - Не стоит расстраиваться, Анри, у тебя впереди еще долгая жизнь, и ты сможешь отомстить за это поражение, соблазнив еще несколько невинных девушек.
      - Нет, я не хочу мстить, я всего лишь понял Констанция, что люблю тебя.
      Произнеся эти слова, Анри понял, что слишком неумело врет. Подобное признание могло сойти в разговоре с любой другой женщиной, но не с Констанцией. Та слишком хорошо знала цену таким словам.
      Но случилось странное. Слезы появились в глазах мадемуазель Аламбер, и она подошла к своему гостю.
      - Анри, я была несправедлива к тебе.
      - Я люблю тебя, - тихо повторил виконт.
      - Как я была глупа, - вздохнула женщина, - ведь я столько ночей мечтала стать твоей и только гордость не позволяла мне сделать этого.
      Анри заглянул в ее наполненные слезами глаза, желая прочесть там ответ на свой вопрос - правду она говорит или притворяется.
      Но Констанция тут же опустила веки, изображая из себя кающуюся грешницу.
      - Я часто мечтала о тебе, Анри, пыталась разгадать твою загадку, а она проста.
      - Какую загадку? - удивился виконт.
      - Ни одна женщина не может устоять против твоих чар, и я не исключение, - Констанция Аламбер опустилась на колени перед виконтом и обняла его за ноги. - Я не могу больше противиться желанию, ты не можешь отвергнуть мои мольбы.
      Анри все еще не понимая, что происходит, взял Констанцию за плечи и попробовал поднять. Но та упрямо оставалась стоять на коленях.
      - Ты все еще хочешь меня, Анри?
      Виконт Лабрюйер почувствовал, как зудят у него глаза и подступают к горлу рыдания. Ему так стало жаль себя и сделалось невыносимо стыдно, как он мог домогаться близости с этой женщиной, даже не пытаясь заглянуть в ее душу поглубже, чтобы увидеть там любовь к нему. В том, что его любят все женщины без
      Исключения, Анри ни минуты не сомневался.
      Поддавшись чарам и хитрости Констанции, Анри воскликнул:
      - Я так виноват перед тобой, что даже готов простить случившееся с Колеттой.
      Констанция прикрыла лицо руками, но не для того, чтобы спрятать румянец стыда и вины, под ее изящными ладонями скрывалась улыбка торжества.
      "Сейчас, сейчас я поквитаюсь с тобой за предательство. Ты чуть было не сумел испортить жизнь мне, чуть было не сумел расстроить свадьбу Колетты и Эмиля де Мориво, ты чуть не сделал из наивного мальчика Александра убийцу женщины".
      - Идем, - промолвила Констанция, - поднимаясь с колен, - идем, и я тебе открою один маленький женский секрет.
      Что-то странное почудилось в словах женщины Анри, но он, одурманенный ее красотой и доступностью, не обратил на это внимания.
      - Идем, - Констанция взяла его за руку и подвела к двери спальни. Открывай, - улыбнулась она.
      Анри потянул на себя ручку и распахнул дверь. На кровати Констанции сидел в одной сорочке Александр Шенье. Его кучерявые волосы топорщились, словно над головой шевалье только что пронесся ураган. Он явно не понимал, что означает появление на пороге спальни Анри Лабрюйера.
      И Констанция поспешила разрешить сомнение молодого человека, а заодно и просветить виконта.
      - Ты думал, Анри, что сумел взять надо мной верх? Виконт безмолвствовал. Констанция засмеялась.
      - Ты думал, Александр проткнет меня шпагой, но я рассказала ему обо всем и теперь он знает - это ты лишил Колетту невинности, ты соблазнил девушку, а затем притворился его другом и половину писем Колетта писала под твою диктовку.
      - Мерзавка! - закричал Анри, хватая смеющуюся Констанцию за плечи.
      - Ты проиграл, Анри, ты хотел сделать из меня посмешище, но не получилось. Теперь ты сам смешон, тебя бросила Мадлен и ты пришел ко мне, чтобы я пожалела тебя. Ты не достоин даже моей жалости!
      - Дрянь! - уже не помня себя от ярости, закричал Анри и оттолкнул от себя Констанцию.
      Та, не удержавшись на ногах, упала, ударившись о спинку кровати, но продолжала смеяться.
      - Позвольте, виконт, - закричал Александр Шенье, бросаясь к своей одежде и пытаясь отыскать шпагу, - как вы смеете так обращаться с дамой!
      Но виконт только презрительно хмыкнул, глядя на Александра, пытавшегося со шпагой в руках подняться с пола.
      - Идите вы все к черту! - прокричал он, сбегая по лестнице.
      Даже Шарлотта не избежала его гнева. Девушка как раз спешила на помощь своей госпоже, заслышав крики в ее спальне, и замерла, завидев разъяренного виконта Лабрюйера. Тот на ходу обнял ее и поцеловал в губы.
      Но тут на верхней площадке появился Александр Шенье со шпагой в руке. Шарлотта не удержалась и улыбнулась, уж очень забавно смотрелись голые ноги под короткой сорочкой.
      - Погодите, виконт! - грозно крикнул Александр Шенье.
      - Сперва оденьтесь, - не оборачиваясь, бросил Анри, выбегая из дома Констанции Аламбер.
      Жак уже заждался своего хозяина. К счастью, ему не довелось слышать криков в спальне, ведь окна выходили на другую сторону, но по виду виконта Лабрюйера нетрудно было догадаться такому тугодуму как Жак, что случилось нечто из ряда вон выходящее.
      - Я не допущу, чтобы надо мной измывались! - неистовствовал Анри, неизвестно к кому обращаясь.
      А Жак и боялся задавать вопросы. Ему стало понятно одно - прием в доме виконтессы Аламбер его хозяину был оказан не из лучших.
      - Куда теперь? - опрометчиво спросил Жак. Анри на мгновение задумался. Из всех возможных вариантов оставался только один - ехать к Колетте. Все женщины, на которых он рассчитывал, предали его, оставалась несмышленная Колетта,
      Способная доверчиво проглотить любой бред, лишь бы он исходил от человека, которому она доверяет. Но в подобные дела Анри не рискнул впутывать Жака.
      Не очень-то приятно осознавать господину, что его слуга становится свидетелем всех его неудач.
      - Я поеду домой, Жак, - с наигранной веселостью произнес Анри, - а тебе полагается пара монет, выпьешь за мое везение.
      И без лишних объяснений Анри вручил Жаку пару золотых монет, а сам дернул поводья коня. Жак задумчиво смотрел вслед своему хозяину.
      - Нет, не домой он поехал, а скорее всего, к дому баронессы Дюамель. Но если хозяин не хочет, чтобы я знал об этом, я и не буду знать, рассудительно заключил Жак, направляя свою лошадь к ближайшему питейному заведению.
      Он привык всегда беспрекословно выполнять распоряжения своего хозяина, будь то осеннее купание в пруду или же совет мертвецки напиться. К огорчению Жака, никто не воспринимал его отдельно от его хозяина, и где бы он ни появлялся, всюду слышал:
      "Смотрите, приехал Жак, слуга виконта Лабрюйера", а неплохому мужчине хотелось иметь собственную славу. Но разговоры представителей сильного пола были еще полбеды, самое страшное начиналось, когда женщины, оказавшись наедине с Жаком, начинали его расспрашивать о подвигах виконта. Почему-то всем думалось,
      Что Жак собственной персоной присутствует в спальнях и будуарах, словно он какое-то привидение, а не человек из плоти и крови.
      Вот и сейчас, стоило Жаку переступить порог подвальчика со странным названием "Свинья святого Антония", как тут же послышался восторженный возглас одного из рыночных грузчиков:
      - Ба, да этого же сам Жак!
      И тут же слуге виконта Лабрюйера пришлось пожалеть о своей популярности. Было ясно, напиться одному не удастся, придется разделить честно заработанные деньги с собутыльниками. Жак на глаз прикинул, сколько же людей ему придется осчастливить - оказалось никак не меньше дюжины. Пятеро мужчин и шесть женщин расположились за большим столом и давно уже посматривали по сторонам кто поможет продлить их праздник.
      Отпираться Жаку было бессмысленно, если он уже пришел в питейное заведение, значит деньги у него есть.
      - Ну что, Жак, - поднялся огромный, как винная бочка, грузчик Шарль, наверное, ты знал, что мы дожидаемся тебя здесь, - сильная рука легла на плечо слуги виконта Лабрюйера.
      - Да, в общем-то я зашел так, пропустить стаканчик, но раз вы уже оказались здесь... - начал было Жак, но тут в разговор вступил другой его знакомый, тоже грузчик, Поль:
      - Давай, Жак, не стесняйся, здесь все свои. И чтобы вновь прибывшему не взбрело в голову улизнуть, к нему тут же приставили девицу. Она была чрезвычайно толста, но такие женщины Жаку и нравились.
      - Жанетт, - жеманно двигая губами назвалась женщина и тут же обняла Жака за шею. От нее пахло вином и луком.Хозяин заведения уже не хотел давать в долг своим гостям, и поэтому Жаку пришлось продемонстрировать ему золотую монету,
      После чего и началось веселье.
      - Расскажи мне что-нибудь о своем хозяине, - попросила Жанетт. Жак нахмурился.
      - А обо мне ты ничего не хочешь услышать?
      - Я думаю, ты под стать виконту Лабрюйеру, - явно польстила женщина Жаку, ведь глядя на его рыхлое тело, на сизый от пьянства нос, трудно было назвать его ловеласом.
      - Да я... - начал Жак, но тут же спохватился, рассказать о себе ему было не о чем, он как тень повсюду следовал за своим хозяином Анри и мог живописать только его подвиги.
      "И какого черта я поплелся сюда!" - укорял себя Жак, глядя, как стакан за стаканом, исчезает купленное им вино.
      Постепенно за столом интерес к нему пропал и даже кое-кто из сидевших рядом с ним засобирался домой. Время было уже позднее и никто не знал, что в кармане Жака запрятана еще одна монета.
      Жанетт обняла Жака и поцеловала своими пухлыми губами, оставив на щеке влажный след. Но этот поцелуй почему-то не принес Жаку приятных ощущений, скорее наоборот, брезгливость овладела им и он, улучив момент, отвернулся, чтобы вытереть влажный след кулаком. Все, что казалось таким привлекательным в поведении его хозяина, теперь представлялось Жаку безобразным и отвратительным.
      "Ну почему бы виконту не остановить свой выбор на какой-нибудь приличной женщине и не жениться на ней? Вот тогда бы у меня началась тихая, спокойная жизнь... - но тут же Жак оборвал себя, - еще не хватало, чтобы женщина начала распоряжаться в доме виконта! Нет, уж лучше перелезать через ограды, дрожать ночью под проливным дождем, пряча от глаз ревнивого мужа лошадь своего
      Хозяина. Лучше такой жизни нет ничего на свете, ведь мне хотя бы есть о чем вспомнить, меня уважают в обществе".
      Осознав, что он не просто человек с улицы, Жак возгордился. Он налил себе полную кружку вина и залпом выпил. А затем, обняв Жанетт, крепко прижался к ней.
      - Хочешь, красотка, я научу тебя кое-чему из того, что умеет мой хозяин?
      Женщина засмеялась и принялась шутливо освобождаться от объятий, чем только подзадорила Жака. Борьба была недолгой и наконец слуге виконта Лабрюйера удалось схватить Жанетт за запястье и удержать ее руки.
      - Ну все, теперь попалась.
      Рыночные грузчики Шарль и Поль с неудовольствием следили за Жаком. Вино было выпито, а им хотелось еще. Но Жак не стал потакать их прихотям и, расплатившись с хозяином заведения, увел Жанетт на ночную улицу.
      ГЛАВА 10
      Ночь медленно окутывала город, наступая на него со всех сторон. Она сперва текла узкими улочками, постепенно выливаясь на площади и там, слегка рассеиваясь светом фонарей, жалась к стенам домов. Но постепенно ночь действовала все более и более уверенно.
      Она заполняла собой город, вливалась в распахнутые окна домов и вскоре лишь самые высокие башни возвышались над ней, озаренные слабым светом ущербной луны. Париж, казалось, вымер этой ночью - ни прохожих, ни даже ночных сторожей. Улицы пусты, ни единого экипажа.
      Свет, падавший на мостовую из спальни виконта Лабрюйера, нарушал это установившееся единообразие.
      Но город наполнялся не только темнотой, но и ночными звуками, непонятными и таинственными. То вдруг где-то звякнуло железо и тут же на другом конце квартала ему отозвался треск ломаемого дерева. Небо столицы казалось проткнутым сотней иголок и из маленьких отверстий на черном бархате неба сочился тонкими лучами безжизненный свет звезд. А чуть выше, под самым куполом неба, застыла бескровная бледная луна.
      Виконту Лабрюйеру, ясное дело, было не до сна. Но если одни люди переживают свои неудачи спокойно, то виконт Лабрюйер был явно не из их числа. Он даже не попытался сомкнуть глаз этой ночью. Анри сидел перед бутылкой вина и кружкой. В полированной серебряной поверхности искаженно отражалось его лицо, и без того угрюмое и злое. Куда подевались прежняя веселость и обаяние виконта? Трудно было сейчас узнать в нем весельчака и любимца знатных дам - всклокоченные волосы, небритый подбородок.
      Анри взял неверной рукой бутылку и вылил остатки содержимого в кружку, а затем щелкнул по ней ногтем. Металл отозвался гудением.
      - Словно колокол, - пробормотал виконт, - словно погребальный колокол, - и залпом осушил кружку.
      Несколько капель густого красного вина застыли на губах Анри, когда он подошел к окну и поднял раму.
      Тень от перекрестья оконного переплета, до этого неподвижно лежащая на мостовой, исчезла, лишь желтый прямоугольник блестел сейчас на камнях.
      Виконт набрал полные легкие воздуха, наслаждаясь ночной прохладой и свежестью. Он запрокинул голову и обратился к луне.
      - Ну, что смотришь на меня? Ты, наверное, никогда прежде не видела несчастного человека? Хотя нет, скорее наоборот, все счастливые по ночам спят, и ты созерцаешь одних неудачников.
      И тут словно бы для того, чтобы возразить словам виконта, ночь согласилась смехом. Нет, не пьяным, не наглым, а задорным женским смехом.
      Анри, еще сам не зная, зачем, отступил на шаг от окна и закрылся портьерой. Он наблюдал за улицей из-за шторы. Огоньки свечи в канделябре, подхваченные ветром, тянулись к окну, будто бы пытались покинуть душную комнату и вырваться на простор. Смех становился то громче, то тише и вскоре можно было уже расслышать легкое постукивание каблучков по камням мостовой.
      По улице шли двое - мужчина и женщина. С первого взгляда можно было догадаться, это влюбленные. Да и кому еще придет в голову бродить по ночным улицам, к тому же сейчас скорее стояло утро, а не ночь. Таинственность и красота готовились уступить свое место усталости, разочарованию и ясности очертаний.
      Но Анри смотрел на мир, все еще готовый поверить в чудо и в простолюдинке-оборванке ему чудилась знатная дама, а ее спутника он вообще старался не замечать.
      Женщина остановилась в пятне света, льющегося из окна, и замерла, глядя вверх. В оконном проеме ей был виден только чисто выбеленный потолок с лепными украшениями и небольшие овалы росписей, изображавших Амуров, парящих среди облаков. Пухлые тельца полуангелов-полудетей не могли не привлечь ее внимание,
      Тем более, что луки в руках Амуров сияли недавно подновленной позолотой.
      - Посмотри, какая красота! - обратилась женщина к своему спутнику. - Я всегда мечтала жить в таком доме и просыпаясь по утрам видеть не грязный потолок, а такие росписи.
      - Пойдем отсюда, - мужчина потянул ее за руку.
      - Нет, я хочу посмотреть. Если в окне горит свет, значит там кто-то есть.
      Анри на всякий случай плотнее прижался к стене. Женщина приложила ладонь к глазам козырьком и посмотрела на соседнее темное окно.
      - Там все мертво, - обратилась она к своему спутнику, - а за этим окном кто-то есть.
      - Пойдем, какое тебе до этого дело, дорогая, все равно, нам никогда не бывать в таких покоях и по-моему, ничего лучше конюшни, по самую крышу заваленной свежим сеном, для любви и не надо.
      - Иногда хочется помечтать. А по-моему, за этим окном кто-то сейчас занимается любовью. Видишь - тень, - женщина подняла руку, указывая на потолок.
      Анри против воли тоже посмотрел туда. Его собственная тень, искаженная проекцией, виднелась на ровной плоскости потолка. И в самом деле, с определенной долей фантазии, особенно после бессонной ночи, его тень можно было принять за тень двух любовников.
      - Не выдумывай, - ответил мужчина, пытаясь взять свою спутницу под руку, - тебе сегодня повсюду мерещатся любовники.
      Неужели я так и не заставил тебя забыть этой ночью, что кто-то еще
      Кроме меня существует на этом свете?
      Женщина улыбнулась.
      - Да, это так, но мне хотелось бы помечтать.
      - Обо мне или о другом?
      - Вообще о любви, - неопределенно ответила женщина, обнимая своего спутника - и они исчезли в темноте.
      Анри стоял, прижавшись к стене, прислушиваясь к затихавшему цокоту каблучков.
      - Вот они поворачивают за угол, - сказал виконт, когда звук оборвался. - Они ушли, а я остался один со своими мыслями, с болью в сердце. Когда же счастье вновь улыбнется мне и неужели Эмиль де Мориво заслужил его больше, чем я?
      Но тут же виконт задал себе вопрос:
      - А кто тебе, Анри, мешает стать счастливым? И тут же, почти не задумываясь, ответил:
      - Ты сам. И нечего пенять на других, когда ты сам не стремился к счастью. Ведь ты сам хотел жить только воспоминаниями, пытаясь
      Остановить мгновения удовольствия, изъяв их из реальной жизни. А теперь ты расплачиваешься.
      Виконт присел на подоконник и глянул вниз.
      - Второй этаж, - вздохнул он, - но достаточно высоко, чтобы выпрыгнув, разбить себе голову. Тоже одно мгновение, способное изменить жизнь, вернее, прервать ее.
      Небо медленно бледнело, звезды исчезали с небосвода, словно слезы, высохшие на глазах женщины.
      - А если мне попробовать украсть чужое счастье, взять его - и не вернуть?
      Ты, Анри, завидуешь Эмилю, так стань на его место, ведь Колетта обязательно послушает тебя, потому что ты лучше шевалье де Мориво, знатнее и богаче его. Ну чем не завидная партия для юной баронессы Дюамель? Девушка, способная заставить
      Виконта Лабрюйера изменить свой прежний образ жизни. Никакая знатная дама похвастаться подобным просто не в состоянии.
      Только одно предчувствие новой авантюры возбудило Анри. Снова появлялся смысл в его жизни.
      - Значит так, - окончательно решил он для себя, - завтра с утра я отправляюсь к Колетте и предлагаю ей покинуть Париж вместе со мной. И пусть только попробует мне отказать! У нее не хватит на это духа.
      Виконт Лабрюйер подошел к зеркалу и заглянул в глаза своему отражению.
      - Так значит, женитьба, Анри? Не хватит же у тебя наглости бросить потом несчастную девушку? Чего-чего, а подлости в своей жизни ты пока еще не совершал, во всяком случае, больших. Итак, главное ошарашить ее неожиданным предложением и тогда, схватив за руку, потащить из дому.
      Анри пробовал улыбнуться, но ничего из этого не получилось.
      - Не улыбка, а оскал, - пробормотал виконт и прикоснувшись пальцами к уголкам губ, немного приподнял их вверх. - Вот так, запомни это, тебе пригодится обольстительная улыбка, противостоять которой не сможет ни одна женщина.
      - Жак! - позвал Анри.
      Никто не ответил.
      - Ах да, я же отпустил его. Ничего, завтра отыщется.
      Хоть небо уже налилось розовым светом, Анри лег с постель.
      - Пара часов освежающего сна, и я вновь готов к бою. Вот только вино немного кружит голову, но и это пройдет."Женщины и вино - вот два главных порока", - вспомнились виконту где-то услышанные слова. - Какой только святоша их
      Придумал?! Для того, чтобы потом укорять настоящих мужчин? Хотя нет, приостановился Анри, - женщин не придумывал никто, кроме бога, а вот вино чисто человеческое изобретение. Но одно прекрасно дополняет другое. Ведь после кружки прекрасного вина перестаешь замечать морщины на лицах женщин, да и сам молодеешь. Мир кажется тогда прекраснее. Только одно плохо - наутро всегда болит голова. Но так происходит с каждым удовольствием, за него следует платить. И хочется одного - чтобы эта плата была как можно меньше и не так обременительна".
      Анри показалось, кровать исчезает под ним и тело зависает в воздухе. Но он решил, что открывать глаза из-за такой мелочи не стоит, и медленно погрузился в сон.
      Он знал, если настроит себя, то не проспит. Два часа, не больше, определил для отдыха Анри и проснулся к точно назначенному времени.
      Первым желанием было позвать Жака, но он вспомнил, что тот еще не возвращался и одеваться пришлось самому.
      Недолгие сборы, нарядный камзол, деньги - и вот виконт Лабрюйер уже сидел в седле. Никогда еще в жизни он не чувствовал себя настолько бодрым и решительным. Он и тени сомнения не допускал в свою душу.
      "Главное, не останавливаться и действовать наверняка, - решил он. - Чем сумасброднее и неожиданнее предложение, тем скорее соглашаются на него женщины".
      Но не успел виконт еще дернуть поводья своего коня, как к нему приблизились двое молодых людей в форме гвардейской школы - в темно-синих, почти черных плащах, украшенных серебряными крестами.
      - Виконт Лабрюйер? - спросил тот из них, который казался старшим.
      - Да, господа.
      - Барон Ришардье, маркиз Обиньяк, - представились молодые люди. Виконт кивнул.
      - Очень приятно, чем обязан?
      - Мы друзья шевалье Шенье, он просил нас... Но тут же виконт нетерпеливо дернул поводья и уже на ходу крикнул:
      - Простите меня, но я очень спешу!
      - Вы не хотите принять вызов? - прокричал ему вслед барон Ришардье.
      - Нет, подождите меня здесь, мне в самом деле некогда, - и Анри ускакал.
      Молодые люди переглянулись. Никто из них не подозревал Анри в трусости, но поведение виконта было настолько странным, что почти не поддавалось объяснению.
      Анри же спешил на рынок. В эти утренние часы торговцы уже спешили занять свои места, но покупателей собралось еще немного. Это позволило виконту даже не слезая с коня подъехать к торговцу одеждой.
      Множество камзолов, всевозможные платья, развешенные на жердях, раскачивались на ветру. Торговец успел расправить лишь половину своего товара и сбрызгивал водой легкие рубашки, чтобы разгладить морщины.
      - Эй, любезный! - крикнул ему Анри.
      - Что прикажете?
      Торговец уже на взгляд определял, какая одежда подойдет виконту, но тот остановил его.
      - Подыщи-ка мне платье на мальчишку, примерно вот такого роста, - и Анри, склонившись с коня, показал рукой примерный рост Колетты. - Но только учти, у него очень широкие бедра.
      - Нарядный костюм, - спросил торговец, - или же повседневный?
      - Лучше всего подыщи дорожный, - и Анри в нетерпении сам принялся подбирать наброшенные на жерди одежды.
      Вскоре он остановил свой выбор на штанах, украшенных серебряными пуговицами, и на кожаной охотничьей куртке. В довершение виконт прихватил небольшую шляпу с пером и даже не торгуясь, заплатил два луидора.
      Одежда была не новая, но смотрелась вполне прилично.
      - Месье, позвольте, я упакую.
      - Не стоит, она мне скоро понадобится, - сказал Анри, зажал свою покупку под мышкой и поскакал к дому баронессы Дюамель.
      Знакомые улицы, знакомые повороты, привычные с детства городские пейзажи. А вот и он, дом за кирпичной оградой, кованые ворота настежь.
      "Скорее всего, хозяева еще спят" - подумал Анри и проехал по улице немного дальше.
      Он привязал своего коня к медному кольцу, вросшему в старую кирпичную стену. Уже у самого крыльца дома баронессы, его остановил дворецкий.
      - Простите, месье, я сейчас доложу о вас. Но баронесса еще спит.
      Анри пожал плечами.
      - Я должен передать мадемуазель Дюамель письмо.
      - Я с удовольствием сделаю это сам, - возразил ему дворецкий.
      - Не стоит.
      Пара монет исчезла в руке дворецкого, прежде чем он успел понять, что происходит. А Анри уже бежал по мраморным ступеням дворца на второй этаж туда, где располагалась спальня Колетты.
      Остановившись перед дверью, он перевел дыхание и легонько постучал.
      Тут же послышался встревоженный голос девушки:
      - Кто там?
      Анри приблизил губы к самой двери и прошептал:
      - Это виконт Лабрюйер, открой скорее! Послышались торопливые шаги и звуки отбрасываемой задвижки.
      - Это в самом деле вы! - изумилась Колетта, пропуская виконта в спальню.
      - Быстрее и не задавай вопросов!
      - Что? Что случилось, виконт? Я так боюсь, сюда может прийти мать...
      - Быстрее переодевайся! - Анри бросал ей одну за другой части одежды, девушка машинально ловила их.
      - Что это? Зачем?
      - Одевайся и ни о чем не спрашивай.
      - Но ведь это же мужское!
      - Мы сейчас же с тобой уезжаем. Ведь ты же не хочешь, чтобы состоялась свадьба с шевалье де Мориво? На глаза Колетты навернулись слезы.
      - Я не могу так, виконт. Вас прислал Александр?
      - Нет, я сам. Ты же хочешь выйти за меня замуж? От удивления у Колетты одежда выпала из рук.
      - Что?
      - Я предлагаю тебе стать моей женой, но поговорим позже. Одевайся скорее и убегаем!
      - Виконт, я никуда не поеду, - твердо сказала Колетта.
      Анри схватил ее за плечи.
      - Ты должна ехать, потом придется жалеть!
      - Я не поеду, - Колетта расплакалась. Анри попытался силой одеть ее, благо на Колетте была всего лишь одна ночная сорочка. Колетта вдруг начала отбиваться.
      - Ну хватит, скорее! - уже не думая об осторожности, кричал Анри. - Или ты сейчас же оденешься и мы уедем, или же тогда все пропало.
      - Я никуда не поеду, - руки Колетты бессильно опустились, и она разрыдалась.
      - Неужели ты хочешь выйти замуж за шевалье де Мориво?
      - Я не знаю, не знаю, - сквозь слезы отвечала Ко-летта, - я ничего не знаю. Почему вы все решаете за меня - и вы, виконт, и Констанция, и мать? Почему никто не хочет спросить у меня?
      - Хорошо, Колетта, я спрашиваю: хочешь ли ты стать моей женой?
      И вновь в ответ прозвучало:
      - Не знаю.
      Анри схватил девушку за руку и сильно дернул, пытаясь привести ее в чувство. Та от испуга вскрикнула.
      - Осторожнее!
      - Да замолчи ты, перестань плакать! Возбужденные Анри и Колетта не заметили, как в двери появилась баронесса Дюамель.
      Франсуаза просто онемела от подобной наглости. Она, конечно, могла ожидать от Анри Лабрюйера всего, но только не предложения выйти замуж.
      Наконец, она нашла в себе силы произнести:
      - Виконт, оставьте мою дочь в покое!
      Анри оглянулся, злоба блеснула в его глазах.
      - Мадам, позвольте мне поговорить с Колеттой, пусть она сама сделает свой выбор.
      Девушка, увидев мать, избрала свою излюбленную тактику. Она подбежала к ней, обняла и прижала голову к груди баронессы.
      - Мама, чего они все хотят от меня? Анри стоял в растерянности. Купленная им одежда валялась на полу.
      - Виконт, оставьте мой дом!
      - Мадам, вы играете судьбой своей дочери.
      - Дорогая моя, - обратилась Франсуаза к Колетте, - скажи виконту сама, чтобы у него не оставалось ни тени сомнения.
      Девушка, сделав над собой усилие, произнесла:
      - Виконт, оставьте меня в покое, я выхожу замуж за шевалье де Мориво и что бы вы мне ни говорили, это не изменит моего решения.
      - Ну что ж, - вымолвил виконт, отбрасывая кожаную куртку ногой, надеюсь вы, мадам, и вы, мадемуазель, понимаете, что делаете, и мне остается только пожелать вам счастья. Прощайте! - и он выбежал из спальни.
      Отвязывая своего коня, Анри тяжело вздохнул:
      - Ну вот и все. Теперь домой, а там меня поджидают двое молодых людей, чтобы передать вызов на поединок, а я не испытываю ни малейшей ненависти по отношению к Александру Шенье. Мне жаль этого романтически настроенного человека,
      Который верит в вечную любовь. Но почему все так глупо получается? Я не могу отказаться принять вызов и в то же время мне не хочется драться.
      Назад виконт Лабрюйер возвращался уже не так быстро. Окна домов не мелькали, лишь медленно плыли рядом.
      Двое молодых людей поджидали возвращения виконта у самых дверей его дома. Жак стоял рядом и пытался выяснить, что им нужно от его хозяина.
      Уже издалека Анри окликнул:
      - Жак, оставь их в покое, они всего лишь пришли передать мне вызов.
      По глазам барона и маркиза было видно, они не ожидали столь скорого возвращения Анри, скорее всего, они не ожидали, что он вернется.
      - Я готов вас выслушать, господа. Вперед выступил маркиз Обиньяк.
      - Я надеюсь, виконт, у вас достаточно времени, чтобы найти себе секунданта, ведь Александр Шенье настаивает, чтобы поединок состоялся завтра на рассвете.
      - Хорошо, господа, я принял вызов и можете не сомневаться, завтра я буду на месте.
      - Маркиз... барон... - зло шептал виконт Лабрюйер, поднимаясь по лестнице, - сопляки! Александр решил поиграть в любовь, но все-таки ему удалось то, к чему стремился я - он оказался в постели Констанции. Ну что ж, виконт, времени у тебя достаточно, но только для того, чтобы подыскать секунданта. Ничего стоящего сегодня ты уже не совершишь. Ты хочешь спросить у меня, Жак, что мы будем делать? - улыбнулся Анри.
      - Да, хозяин.
      - А как ты думаешь, что я могу тебе ответить?
      - Не знаю.
      - Мы будем искать секундантов. Ты поможешь мне в этом?
      - Конечно, хозяин.
      - Ну так вот, Жак, я думаю, у тебя найдется пара хороших друзей.
      - Пара друзей? - изумился Жак. - Но ведь секунданты должны быть знатные люди, хозяин, кто-нибудь из ваших знакомых...
      - Нет, в кодексе сказано, это люди, которым я могу доверять. А твоим друзьям доверять можно?
      Казалось, Жак забыл другие слова, кроме уже звучавших в ответ.
      - Не знаю.
      - Но сам ты доверяешь?
      - Конечно.
      - Вот и отлично. Веди меня к ним. Жак растерялся.
      - Вы, хозяин, уверены, что делаете правильный выбор?
      - Найди мне пару самого страшного вида пьяниц. На что Жак вновь пробормотал:
      - Не знаю.
      - Неужели таких не найдется среди твоих друзей?
      - У меня, хозяин, наверное, не найдется других, кроме как пьяниц.
      - Вот они-то мне и нужны, скорее веди меня к ним. И Жак отправился со своим хозяином по уже знакомой ему дороге к питейному заведению. Но там ему удалось застать лишь одного хозяина, никого из посетителей в такую рань еще не было. Но хозяин на то и хозяин, чтобы знать своих постоянных клиентов и после
      Недолгих расспросов Жак вместе с Анри оказались на рынке. Долговязого грузчика Шарля отыскать было несложно. Он возвышался на голову над всеми остальными, а низкорослый Поль оказался рядом со своим товарищем.
      Шарль, завидев Жака, сперва решил, тот хочет востребовать с него деньги за вчерашнее угощение и готовился уже дать отпор. Но тут вперед выступил виконт Лабрюйер.
      Ты и ты, - он ткнул пальцем в сторону Шарля и Поля, - хотите заработать по паре монет?
      - Смотря каких, - осторожно ответил Шарль, внимательно разглядывая виконта, ему впервые доводилось видеть собственными глазами этого легендарного человека.
      Анри подбросил на ладони четыре монеты.
      - Золотых, конечно.
      Жадный блеск сверкнул в глазах рыночных грузчиков.
      - А что нам придется для этого делать? - поинтересовался Поль.
      - Вы будете моими секундантами. Грузчики переглянулись. С таким предложением к ним обращались впервые.
      - Вы будете драться, месье, а что будем делать мы?
      - Вы будете следить, чтобы все происходило по правилам.
      Шарль, наконец-то, догадался снять с плечей мешок и поскреб в затылке.
      - А дуэли запрещены? - как бы набивая себе цену, проговорил он, его тут же поддержал Поль. - И если знатный господин сумеет еще выкрутиться, то нам, простым людям, доведется туго.
      - Но ведь я же плачу, - возразил виконт.
      - Может, накинете, ваша светлость? - осведомился Шарль, который уже считал две монеты из четырех своими.
      - Хорошо, еще по одной монете каждому. И прежде, чем рыночные грузчики согласились, Анри добавил:
      - И выпивка за мой счет.
      Последнее добавление и стало решающим.
      - Мы согласны, - в один голос ответили Шарль и Поль к вящему удовольствию виконта Лабрюйера. Выглядели грузчики что надо - перепачканные рваные костюмы, шляпы с отвисшими полями, зверские давно не бритые рожи.
      - Тогда, господа, прошу идти со мной. Виконт вскочил на коня и медленно поехал по улице. За ним следовала довольно странная процессия: Жак вел под уздцы свою лошадь, а за ним плелись две живописные фигуры рыночных грузчиков. Можно было подумать, что виконт собирается переезжать в новый дом и нанял грузчиков
      Для перевозки мебели.
      Шарль и Поль долго не решались зайти в переднюю дома виконта Лабрюйера.
      - Да мы подождем на улице, - упорствовал Шарль, не желая переступать порог.
      - Да-да, на улице, - вторил ему Поль, всегда доверявший своему приятелю.
      И только после того, как Жак, радуясь своей власти, дал им пару пинков, те оказались в доме.
      - Наверх, господа, - Анри широким жестом пригласил гостей.
      Грузчики, ступая так, словно боялись провалиться сквозь мрамор ступеней, поднялись на второй этаж. Гостиная окончательно добила их. Люстра с хрустальными подвесками, бра с рефлекторами, серебро и золото ослепили их. Больше всего поразило Шарля огромное зеркало, в котором он впервые в жизни увидел себя
      Целиком. Он стоял, поворачиваясь то одним боком, то другим, рассматривая свою мощную фигуру.
      - Теперь понимаю, почему меня любят женщины, - пробормотал Шарль, заглядывая себе на спину, туда, где красовалась продранная насквозь пелерина куртки.
      Поль, зная о подвигах хозяина этого дома, не преминул воспользоваться случаем и, дождавшись, когда виконт на минуту покинул гостиную, заглянул в спальню.
      - Шарль, иди сюда, посмотри, какая у него кровать! Шарль колебался недолго и вскоре его всклокоченная голова всунулась в приоткрытую дверь. Губы грузчика расплылись в сладкой улыбке.
      - На такой кровати, Поль, и я не дал бы промаху.
      - Тебя прежде нужно помыть, - ответил довольно брезгливый для рыночного грузчика Поль.
      - Не знаю, как тебе, - отвечал его приятель, - а мне нравятся грязные женщины. Не люблю, когда они пользуются какими-нибудь снадобьями, чтобы перебить запах.
      - Не снадобьями, а благовониями, - поправил более осведомленный в таких делах Поль.
      - А по мне все равно. Все, что не пахнет здоровым телом, пахнет лекарством.
      Тут взгляд Шарля привлекла маленькая фигурка богини любви, стоявшая на ночном столике.
      - Покарауль здесь, - попросил он Поля, а сам на цыпочках двинулся в глубь спальни.
      - Ты что, хочешь украсть? - забеспокоился Поль.
      - По-моему, хозяин нам заплатил не слишком много, - отвечал Шарль, подбираясь к скульптурке, и маленькая серебряная фигурка тут же исчезла в его лапище.
      - Зачем тебе она? - недоумевал Поль, разглядывая миниатюрную скульптурку, изображавшую обнаженную женщину.
      - Подарю какой-нибудь красотке. Смотри-ка, как настоящая! - как ребенок радовался Поль, ковыряя округлые формы скульптурки грязным ногтем.
      Шарль забрал свою добычу.
      - Еще испортишь.
      - Да нет, Шарль, я никогда не был груб с женщинами, это после тебя они вечно жалуются.
      - А после тебя они знаешь на что жалуются? - тут же парировал Шарль, вогнав Поля в краску. - После тебя они приходят ко мне, и я даю им то, чего ты не смог дать.
      - Да ладно тебе, Шарль, прячь скульптурку поглубже, а то придет виконт и застанет нас на месте преступления.
      - А ты, Поль, не хочешь чем-нибудь разжиться?
      - Нет.
      - Почему?
      - Я впервые в жизни почувствовал себя благородным человеком. Ну неужели, Шарль, ничего не проснулось в твоей душе, кроме как украсть голую бабенку?
      Шарль при этих словах запустил руку в карман и погладил отполированное серебро скульптурки.
      - Я и так чувствую себя благородным человеком всю жизнь, от самого рождения.
      - А я ощутил это только сегодня. Надо же, меня выбрал своим секундантом сам виконт Лабрюйер! Он не доверяет никому - ни маркизам, ни баронам, ни графам. Наверное, предложи ему сам король быть секундантом, он, наверное, выбрал бы тебя и меня. Подобные мысли возвышают меня в собственных глазах.
      Лицо Поля сделалось более одухотворенным, и он уже чувствовал себя в богатой гостиной хорошего дома вполне раскрепощенно. Но достаточно оказалось одного взгляда в зеркало - и ту же спесь слетела с Поля, как будто ее сдуло ветром.
      - Да, - пробормотал он, - как хорошо, что у меня нет дома подобной штуки, глянешь - и все настроение испортится.
      В гостиную поднялся Жак, неся перед собой плетеную корзину с бутылками вина. На локте у него болталась вторая корзина, полная всяческой снеди.
      Глаза рыночных грузчиков теперь неотрывно следили за траекторией движения этих корзин. Шарль с Полем успокоились, облегченно вздохнув, только тогда, когда корзины прочно обосновались на столе. Жак молча выкладывал закуску и выпивку, а
      Затем принялся расставлять приборы и бокалы. Шарль хищно облизнулся и уже решил для себя, каким куском мяса он завладеет, лишь только Жак покинет гостиную. Но слуга виконта Лабрюйера прекрасно разбирался в людях и уходить из гостиной до появления хозяина он не собирался. Не ускользнуло от его внимания и то, что дверь в спальню приоткрыта чуть больше, чем прежде. Зная повадки своих приятелей, Жак решил провести ревизию и сразу же обнаружил пропажу серебряной статуэтки.
      Жак пристально посмотрел в глаза сперва Шарлю, потом Полю.Первым не выдержал коротышка.
      - Я думаю, Жак, если ты на минутку выйдешь, то все будет в порядке.
      Жак укоризненно покачал головой.
      - А я-то думал, вы приличные люди.
      - Жак, тебе померещилось, - сказал Шарль, сжимая статуэтку, лежавшую у него в кармане.
      - Конечно, мне померещилось. Хорошо, ребята, я выйду и протру глаза. Надеюсь, когда вернусь, все окажется в порядке.
      Такая щепетильность приятеля растрогала Шарля и он, вернувшись в спальню, страшно гордясь собой, расстался с добычей, напоследок погладив ее по самым привлекательным местам.
      Удовлетворившись осмотром, Жак присел к столу. Шарль робко начал:
      - Может, выпьем по стаканчику?
      Поль укоризненно посмотрел на своего приятеля.
      - Мы же в гостях, Шарль. Жак строго сказал:
      - До возвращения хозяина ни к чему не притрагиваться. Это неприлично, Шарль, сразу видно, ты никогда не бывал в приличных домах.
      - Да у меня, Жак, горло пересохло, мне даже говорить трудно.
      - Так молчи. Поль облизнулся.
      - А у меня наоборот, полный рот слюны, - и он вытер свои пухлые губы рукавом, - и ничего, сижу, терплю.
      Говорить о чем-то, кроме как о выпивке и еде, у мужчин не было сил, слишком аппетитно смотрелись куски копченого мяса, фрукты и вино.
      Наконец, внизу послышались шаги Анри. Виконт вошел в гостиную, держа в руках три шпаги. Все это с грохотом легло на пол перед камином.
      Шарль, Поль и Жак стояли возле стола, точно находились в почетном карауле.
      - Прошу к столу, господа, - любезно произнес Анри, указывая на стулья. - Жак, наполни бокалы.
      Впервые в жизни Жак ощутил, как унизительно быть слугой. Он привык прислуживать знатным людям, а тут перед ним сидели два проходимца, которых он сам ни в грош не ставил. И ему, Жаку, можно сказать, человеку, принадлежавшему к высшему обществу, приходится наливать им вино в бокалы.
      - Да мы справимся сами, месье, - пролепетал Поль, беря бутылку в руки. Анри махнул на все рукой.
      - Черт с вами, Жак, садись к столу. Вскоре две бутылки опустели, но от этого жажда у Шарля только разыгралась. Он понимал, что еще не скоро доведется ему пить такое хорошее вино, к тому же, не заплатив за него ни единого су. Оба рыночных грузчика чувствовали себя на вершине блаженства. Они на время даже забыли о том, кто они. Им казалось, что вся их жизнь прошла в шикарных
      Апартаментах за вызолоченным, инкрустированным перламутром столом, и никогда они не испытывали нужды. Стоило только сказать Анри волшебные слова: "Жак, принеси еще вина", и они производили свое магическое действие. Появлялись запечатанные бутылки и можно было не беспокоиться за будущее.
      Наконец, изрядно захмелев, виконт поднялся из-за стола. Шарль еле подавил в себе желание назвать виконта просто Анри.
      - Месье, - проговорил он, - ваша светлость, а не выпить ли нам еще?
      Виконта качнуло. Он придержался за спинку стула и взял шпагу. Тронул ее клинок большим пальцем за острие и тот глухо загудел.
      - Вот этой шпагой я буду завтра фехтовать, - улыбнулся Анри, - вот не знаю только, мой клинок или клинок моего противника окрасится кровью.
      Шарлю хотелось заплакать: такой чудесный человек может завтра погибнуть.
      - Может, я помогу вам, ваша светлость? - предложил он.
      - Чем ты мне поможешь?
      - Посмотрите на мои кулаки, месье, я могу задать вашему противнику такую трепку!
      - Ты еще скажи, подкрадусь к нему сзади и дам по голове дубиной, рассмеялся виконт Лабрюйер.
      - Я же от чистого сердца, ваша светлость! Вы такой хороший человек-Поль сидел, подперев голову руками, и по-пьяному часто моргал.
      - Да, мы хотели бы помочь вам, ваша светлость. Виконт прищурился.
      - Помочь?
      - Конечно же.
      - Тогда держи! - Анри всунул в руки растерявшимся от неожиданности рыночным грузчикам шпаги. - Нападайте на меня!
      - Что вы, ваша светлость!
      Анри принял стойку и водил острием шпаги из стороны в сторону. Руки Шарля и Поля куда более умело держали бокалы с вином, чем оружие. Драться они умели, но только на кулаках.
      - Ну, нападайте, - настаивал Анри, - должен же я потренироваться перед дуэлью.
      Шарль робко выдвинулся вперед и попытался скопировать стойку Анри. Кое-что из этого получилось. Но лучше тренироваться на соломе с чучелом, чем использовать для этого пьяного грузчика.
      - Коли! - крикнул виконт, готовясь отразить удар. Шарль зажмурился и ткнул шпагой в воздух. Один легкий взмах, и виконт Лабрюйер выбил шпагу из руки Шарля. Та со звоном отлетела к камину.
      - Теперь ты.
      Поль, убедившись, с какой легкостью виконт расправился с его приятелем, не спешил нападать. Он медленно семеня, приближался к Анри, махая шпагой как кнутовищем.
      - Коли! - подстегнул его выкриком виконт Лабрюйер и тут же вторая шпага отлетела в сторону. А Поль отскочил к самому окну.
      - Ну же, поднимайте оружие, нападайте оба одновременно! - глаза виконта светились радостью, он чувствовал силу в своих руках.
      Опасливо озираясь, оба приятеля подняли шпаги и плечо к плечу двинулись на виконта. Их понемногу охватывал азарт, да и выпитое сказывалось. Громко топоча, грузчики побежали на виконта.
      Тот грациозно взмахнув шпагой, отразил одним взмахом сразу два удара и отскочил в сторону. Шарль и Поль чуть не упали в растопленный камин и развернувшись, тяжело дыша, вновь понеслись на Анри.
      На этот раз тот пригнулся, пропустил клинки над своей головой и плашмя ударил Шарля по ребрам.
      - Ты убит, падай! - закричал виконт. Шарль, приняв правила игры, выронил шпагу из рук и повалился на пол, изображая мертвого.
      А Поль, перебравший вина, не сразу сообразил, что к чему. Он стоял над распростертым на ковре телом своего товарища, готовый заплакать. Шпага со звоном упала на паркет. Единственное, чего не мог понять Поль, так это почему смеются виконт и Жак.
      - Вставай! - Анри схватил Шарля за шиворот и встряхнул. Мертвец тут же ожил и получил в награду за свои старания бокал вина.
      На какое-то время виконт решил приостановить тренировку в фехтовании. Вновь в бокалы полилось вино и скоро опустела еще пара бутылок.
      Однако, как оказалось, теперь ни Поль, ни Шарль не могли держать в руках оружие. А Анри, страшно возбужденный, чувствовал себя полным сил.
      Он вскочил на стол, принялся размахивать шпагой. Хрустальные подвески люстры звенели, а Жак еле успевал выхватывать из-под ног своего хозяина блюда с угощением. Но как ни усердствовал слуга, одна бутылка перевернулась, и красное вино залило скатерть.
      - Черт с ней! - прокричал Анри, отбрасывая бутылку ногой в угол.
      Он вел себя так, словно находился не у себя дома, а в гостях у злейшего врага, стремясь нанести ему как можно больше урона.
      А Шарля и Поля не нужно было уговаривать громить и крушить. Пьяные грузчики били пустые бутылки в камине, размахивали шпагами.
      Жак, еще сохранявший ясность ума, стремился остановить этот разгром, но смирился, поскольку уже и собаки почуяв вседозволенность, ворвались в гостиную. Они гонялись за пьяными Полем и Шарлем, пытаясь ухватить их за пятки.
      Наконец, Анри, устав, слез со стола и сел в кресло. Его взгляд стал задумчивым, а шпага легла на колени.
      - Нам чего-то не хватает, Жак. Шарль и Поль еще некоторое время неистовствовали, но затем постепенно перебрались поближе к столу.
      - Чего еще изволите, хозяин? - уже с раздражением в голосе спросил Жак, который позволял себе такой тон, когда хозяин был сильно пьян.
      - По-моему, нам не хватает женщин. Шарль и Поль шумно поддержали виконта.
      - Жак, - Анри положил свою руку на плечо слуге, - ты можешь найти четырех хорошеньких девиц? Жак пожал плечами.
      - Постараюсь.
      - Хотя нет, можешь найти одну хорошенькую, а три остальные могут быть уродинами, - добавил виконт Лабрюйер, окидывая взглядом своих гостей.
      - По-моему, хозяин, вам следовало бы выспаться, боюсь, вы и так к утру не протрезвеете. Анри, на удивление, не стал спорить.
      - Я знаю, Жак, но поверь, сейчас для меня важнее другое - я никогда еще не имел дел с простолюдинками.
      - Вы что, хозяин, собираетесь завтра погибнуть в поединке? осведомился Жак.
      - Кто знает, - пробормотал Анри, сжимая эфес шпаги, - во всяком случае, я не уверен, что останусь жить.
      - Тогда тем более, вам нужно выспаться и протрезветь.
      - Нет, Жак, веди девиц и принеси еще вина, мне больно смотреть, как скучают мои секунданты.
      Тяжело вздохнув, Жак по знакомой дороге направился к питейному заведению.
      Когда он вернулся в обществе не очень-то разборчивых девиц, разгром в доме виконта продолжался. Вновь Анри пытался обучить Шарля и Поля искусству фехтования. Хозяин стоял, завернувшись в портьеру, неизвестно почему изображая из себя римского сенатора, хотя насколько знал Жак, римляне не ходили со
      Шпагами.
      Завидев женщин, Анри напустил на себя еще более горделивый вид. Он воткнул шпагу в паркет и дважды сосчитал приведенных Жаком девиц.
      Те стояли, потупив взгляды. В душе Жака появилась слабая надежда, что Анри, уединившись с какой-нибудь женщиной в спальне, вскоре заснет и наутро будет в состоянии держать оружие. Но этим мечтам не суждено было сбыться.
      Виконт Лабрюйер вновь распорядился принести вина, еды и стал пить, уже не считая выпитого. Робкий голос Жака тонул среди криков застолья.
      - Хозяин, угомонитесь! - молил слуга. - Завтра решается ваша судьба.
      - Отстань, я знаю, что делаю.
      - Хозяин...
      - А-ну, замолчи! - и смазливая девица закрывала Анри рот очередным поцелуем. А Жак бормотал про себя.
      - Не к добру это, ох, не к добру, веселится как перед погибелью.
      Лишь поздней ночью Жаку удалось выпроводить приведенных им девиц из дома виконта Лабрюйера. Собутыльники уже спали прямо за столом. Анри то и дело приподнимал голову, обводил гостиную безумным взглядом и почему-то звал Констанцию. Он называл ее такими словами, от которых даже у видавшего виды Жака
      Замирало сердце. А затем виконт ненадолго затихал.
      До рассвета оставалось всего лишь пара часов, и Жак имел слабую надежду на то, что виконт проспит назначенное время, и дуэль не состоится. Конечно, слуга виконта хорошо представлял себе, какой шквал ругани посыплется на него завтра, но ему было приятно сознавать, что не разбудив Анри, он сохранит ему жизнь. Жак как мог боролся со сном, но все равно его голова опустилась на грудь, и он мерно засопел, сидя в кресле у распахнутого окна.
      Догорали свечи в канделябрах и бра. В доме виконта Лабрюйера все спали. Даже собаки примостились под столом возле груды обглоданных костей и тесно жались друг к другу.
      А через открытое окно в гостиную вливалась утренняя прохлада и первые лучи солнца уже прогоняли ночной мрак.
      ГЛАВА 11
      К сожалению, надеждам Жака не суждено было осуществиться.
      Виконт Лабрюйер обладал завидным умением просыпаться, когда ему нужно, в каком бы состоянии он ни находился. Да и не мудрено, иначе ему не раз пришлось бы уже встретиться с обманутыми мужьями соблазненных им жен или же с родителями девушек.
      Анри проснулся первым. Страшно болела голова, хмель еще не прошел. Он осмотрел картину разгрома и ужаснулся.
      "Неужели вчера я сам позволил превратить свой дом в поле боя?"
      Шпага, торчавшая в паркете, покачивалась, собаки мирно спали под столом, а перед Анри храпели двое незнакомых ему оборванцев.
      Но вскоре он вспомнил, откуда они взялись и что ему предстоит совершить сегодняшним утром.
      Дрожащей рукой виконт Лабрюйер налил себе в кружку вина и жадно выпил. Боль в голове почти мгновенно улеглась, но разум затуманился так, словно он и не ложился спать.
      Анри принялся трясти своего слугу.
      - Жак!
      Тот недовольно крутил головой и что-то мычал.
      - Жак, просыпайся, нам пора.
      И теперь уже они вдвоем тормошили рыночных грузчиков. Те грязно бранились, не желая просыпаться.
      Наконец, хозяину пришлось собственноручно налить им вина и только после этого они пришли в себя.
      - Господа, мы отправляемся на поединок. Подобная перспектива, конечно же, не подействовала одобряюще на полупьяных мужчин.
      Анри даже не подумал переодеться и приказал:
      - Жак, закладывай лошадей, - а сам принялся выбирать себе шпагу.
      Виконт Лабрюйер не мог додумать ни одной мысли до конца, его пошатывало, тошнота подступала к горлу. Он взял в руки одну из шпаг, и она показалась ему втрое тяжелее, чем вчера.
      "И какого черта, - подумал Анри, - мне взбрело вчера в голову напиться? Неужели, это трусость? Но ничего, - тут же успокоил себя виконт, - сегодня я проявлю чудеса смелости".
      Он посмотрел на разбитую посуду, на затоптанный ногами стол, на кости, разбросанные по полу.
      - Вот так всегда - сделаешь, а уж потом думаешь, стоило ли так поступать, и каждый раз с утра обещаешь себе: больше никогда не буду напиваться!
      Дрожащими пальцами виконт застегивал перевязь с ножнами."Поспать бы еще пару часов!"
      В гостиную вернулся Жак.
      - Хозяин, может не стоит ехать? Я поеду и передам, что вы занемогли, ведь вы и в самом деле больны!
      - Твое дело, Жак, выполнять мои приказания, а не рассуждать.
      - Но ведь нельзя же в таком виде идти на поединок!
      - В каком виде? - обозлился виконт. - Что ты в этом смыслишь? Я свеж и полон сил! - Анри взмахнул шпагой, но еле удержался на ногах.
      - Вот видите, хозяин.
      Шарль и Поль, еле продравшие глаза, тоже начали уговаривать виконта. Но если вчера он был им запанибрата, то теперь презрение сквозило в его лице.
      - Господа, мне неприятно смотреть на ваши постные лица. Я пригласил вас быть моими секундантами,а не могильщиками, а вы голосите так, словно меня уже ждет могила.
      Выпив еще по кружке вина, Жак, Шарль и Поль спустились вслед за виконтом во двор. Анри сел в седло, как вскарабкался на свою лошадь лишь с третьей попытки, а вот Шарлю и Полю довелось идти пешком.
      Лишь только эта странная процессия выехала на улицу, как виконт тут же прилег на шею своего коня и задремал, накрывшись плащом.
      - Жак, - сквозь сон пробормотал он, - разбудишь, когда приедем на место.
      Шарль и Поль едва поспевали за лошадьми, и возможно, оба секунданта, дождавшись удобного случая, улизнули бы, но Жак пристально следил за ними.
      Наконец, проехав пару кварталов, Жак задумался или, вернее, проснулся окончательно.
      "Моему хозяину грозит беда, - подумал сердобольный слуга, - в таком виде драться на дуэли - безумие. Но что я могу поделать? Чем я могу помочь ему? Никто не позволит мне взять вместо него шпагу и сразиться с противником. Да если бы кто и позволил, я все равно не умею фехтовать. Разве что, в самом деле, попросить Шарля, чтобы набросился на шевалье сзади и как следует поколотил его".
      Выхода как будто бы не было. Но Жак был уверен в том, что из каждого безвыходного положения всегда существует способ выбраться, нужно только как следует подумать. Правда, вот беда, думать было чрезвычайно трудно, и Жак точно так же, как и его хозяин, пообещал себе, что никогда в жизни больше не будет
      Напиваться. Правда, его заверения были не столь выспренними, как у виконта Лабрюйера, но главное, они шли от самого сердца. Чуть позже Жак сделал себе уступку, пообещав, что не будет никогда напиваться в один день со своим хозяином.
      "Или он или я, - решил Жак, - кто-то же должен думать за нас двоих, иначе получается такая ерунда".
      Те редкие прохожие, что попадались навстречу, не могли и подумать, что виконт Лабрюйер отправляется на поединок. Скорее всего, люди думали, знатный господин напился и слуге пришлось взгромоздить его бесчувственное тело на
      Лошадь, чтобы отвезти домой. А двое оборванцев, бегущих следом - скорее всего, бездельники, которым господин, находясь во хмелю, пообещал какие-нибудь блага.
      И тут в душе Жака проснулась надежда. Конь виконта Лабрюйера, чувствуя, что седок совершенно не стремится управлять им, пошел куда медленнее, а потом и вовсе остановился.
      "Так мы можем и не доехать" - подумал Жак с радостью.
      Он обернулся к Шарлю с Полем, приложив палец к губам. Некоторое время все молча ожидали развязки.
      Виконт заворочался во сне, удобнее устраиваясь на спине своего коня. В душе Жака шевельнулась шальная надежда: быть может, виконт Лабрюйер проспит так пару часов, и поединок не состоится.
      Конечно же, Жак понимал, что ему за это будет страшный нагоняй, но зато виконт будет спасен от неминуемой гибели. Еще немного, и Жак принялся бы напевать колыбельную, чтобы покрепче убаюкать Анри, но тут предательски заржала лошадь, и виконт Лабрюйер вскинул голову.
      - Где мы? - тут же спросил он у Жака.
      - Все еще в Париже, ваша светлость, - растерянно ответил Жак.
      - Анри тут же обернулся - секунданты были на месте.
      - Вперед! - скомандовал Анри, дернув поводья своего коня.
      Тот, почувствовав уверенную руку своего хозяина, послушно двинулся вперед.
      А Жаку и его спутникам ничего не оставалось, как следовать за Анри.
      Проехав еще несколько кварталов, Жак вновь стал раздумывать, каким бы еще способом уберечь своего хозяина от смерти. Никогда до этого слуге не приходилось так напряженно думать, обычно думал за него хозяин. И чем больше Жак думал, тем меньше шансов оставалось на спасение.
      "Бог не простит мне этого, - лихорадочно соображал слуга, посматривая на спящего виконта, нежно обнявшего своего коня за шею. - Жак, ты должен что-то придумать, должен!" Но дальше заверений дело не шло.
      И тут словно само провидение послало навстречу процессии мальчишку-разносчика. Тот весело бежал по улицам, с любопытством поглядывая по сторонам, явно не имея на сегодня ни одного поручения.
      Опасливо поглядывая на спящего хозяина, Жак отъехал в сторону и остановил мальчишку.
      - Постой.
      - Что вам угодно, месье?
      - Для начала тише, - прошептал Жак, заметив, как Анри вздрогнул во сне.
      Сообразительный мальчишка тут же оценил обстановку и понял, что слуге не хочется, чтобы хозяин просыпался.
      - Что прикажете, месье? - уже тише поинтересовался он.
      Жак запустил руку в карман и нащупал там одну единственную монету, правда, золотую. Плата явно превышала стоимость той услуги, которую ему мог оказать мальчишка, да и гарантии того, что он выполнит поручение, тоже не было никаких. Но и выбора, к сожалению, иного не существовало.
      Тяжело вздохнув, Жак отдал золотой луидор посыльному. Тот с уважением взглянул на Жака, явно заподозрив его в обладании несметным богатством.
      - Ты знаешь, где находится дом графов Аламбер?
      - Да, месье, - кивнул мальчишка.
      - Так вот, беги сломя голову туда и стучи что есть силы в дверь.
      - Я исполню, месье, - мальчишка уже готов был бежать.
      - Да подожди ты, я еще не сказал самого главного.
      - Слушаю, месье.
      - Тебе откроет служанка, эфиопка, и ты должен добиться от нее согласия передать мадемуазель Аламбер следующее... запомнишь?
      - Да, месье.
      - Виконт Ламбрюйер сегодня утром дерется на дуэли с Александром Шенье в Булонском лесу, у разрушенной колоннады. Пусть она непременно едет туда и помешает поединку.
      Мальчишка покосился на спящего виконта Лабрюйера, явно недоумевая, как может человек в таком состоянии отправляться на поединок.
      - Запомнил?
      - Да, месье.
      - И знай, - пригрозил ему Жак, - если ты не выполнишь моего поручения, я отыщу тебя и тогда тебе не поздоровится. Обязательно заставь служанку передать мои слова своей госпоже Аламбер. Если тебе не будут открывать, кричи что угодно: Пожар! Война!
      - Можете положиться на меня, месье, - мальчишка зажал монету в ладони и побежал по улице.
      Жак мысленно помолился. Анри так и не проснулся. Теперь появлялся не очень-то надежный, но шанс хоть как-то помешать поединку. Ведь это из-за Констанции Аламбер шевалье послал вызов виконту, а Жак знал, несмотря на последние разногласия, Констанция и Анри оставались друзьями. Больше посылать было не к кому.
      Исполнив свой долг, Жак положился на волю судьбы.
      А Шарль и Поль, еле поспевавшие за лошадьми, стали перешептываться.
      - Не нравится мне все это, - говорил коротышка. Огромный Шарль придержал его за рукав.
      - А думаешь, мне нравится? Ты только посмотри, виконт Лабрюйер уже почти что мертвый и заколоть его не стоит особого труда.
      - Да, - вздохнул Поль, - придется нам с тобой отвечать.
      - А может, не придется? - прошептал Шарль.
      - Ты предлагаешь убежать прямо сейчас? - Это лучшее, Поль, что мы можем сделать, - иприятели начали потихоньку отставать.
      Жак сперва подумал, так оно будет лучше, если виконт прибудет на дуэль без секундантов, но потом сообразил, навряд ли подобные типы вызовут доверие у шевелье и его друзей. Начнутся препирательства и разборки, а значит, лишнее
      Время, за которое Констанция Аламбер сможет приехать к Булонскому лесу.
      - Эй, приятели! - закричал Жак. Оба грузчика тут же сделали вид, что ужасно торопятся и боятся отстать от лошадей.
      - Ты что, Жак, боишься, что мы сбежим? - сделал невинные глаза Поль.
      - Конечно же, он боится, и сам не прочь задать стрекача, - подтрунил над приятелем Шарль.
      - Вам, ребята, заплатил мой хозяин, так что отрабатывайте свои деньги.
      - Да мы и не думаем убегать.
      - Я слышал, о чем вы шептались. Приятели переглянулись.
      - Жак, а может, в самом деле, тихо отстанем от твоего хозяина - и дело с концом. Не хочется мне потом ни перед кем отвечать за его смерть.
      - Ты покаркай... - просипел Жак. - Многие знатные господа сочли бы за честь, что сам виконт Лабрюйер пригласил их к себе в секунданты.
      - Знатные господа пусть считают за честь, а мне такой чести не надо, махнул рукой Шарль.
      - И мне не надо, - подтвердил Поль.
      - А кто взял деньги? - напомнил Жак.
      - Мы взяли, - неохотно признался Шарль, - но теперь сожалеем об этом.
      - Вся-то ваша работа, приятели, постоять, пока мой хозяин будет сражаться.
      - Меня от одного вида крови мутит, - пробормотал Поль.
      - А ты закрой глаза, - посоветовал Жак. Шарль криво улыбнулся.
      - Незавидная у тебя доля, Жак.
      - Почему?
      - Придется тебе искать нового хозяина.
      - Ты мне еще поговори.
      - А что, сам не видишь? Вряд ли его противник сумеет напиться больше.
      Жак не очень-то уверенно ответил:
      - Нам поможет Бог.
      Несмотря на всю серьезность ситуации, Шарль и Поль засмеялись.
      - Давай, точно, Жак, поколотим мы его противника кулаками и поедем восвояси. Кажется, твой хозяин говорил, что его соперник совсем еще мальчишка.
      Жак разозлился.
      - Мало ли что он говорил, не твое дело, Шарль, тебе заплатили, чтобы ты был секундантом, вот и выполняй свои обязанности, а я буду выполнять свои и не пытайся похоронить моего хозяина заранее.
      - Жаль, если такой человек погибнет, - пробормотал Шарль, перебирая в уме все известные ему подвиги виконта Лабрюйера.
      "Обманул меня посыльный или нет? Достучался он до Шарлотты и осмелилась ли та разбудить свою госпожу? - думал Жак, и ни на один из вопросов не находил ответа. - А время идет, и я не могу ничего сделать для своего господина".
      Шарль и Поль совершили еще несколько попыток улизнуть, но Жак вовремя пресек их.
      Наконец, процессия въехала под сень деревьев. От прохлады и заливистого щебетания птиц виконт Лабрюйер проснулся. Он болезненно поморщился, распрямил спину и сбросил с головы плащ. Нечесанные волосы сбились неаккуратными прядями, губы виконта презрительно кривились, а покрасневшие глаза красноречиво
      Свидетельствовали о бессонно проведенной ночи.
      Александр Шенье и его секунданты уже заждались противника, хоть он и опаздывал всего на четверть часа.
      - Вот и они! - воскликнул Александр, завидев двух всадников и плетущихся за ними оборванцев.
      Чем ближе подъезжал Жак к месту, дуэли, тем сильнее сжималось его сердце, и слуга виконта Лабрюйера, казалось, даже забыл, что нужно дышать.
      Шарль и Поль шли все медленнее, но Анри прикрикнул на них:
      - Пошевеливайтесь! И они пошли быстрее.
      "Только бы успела Констанция Аламбер! - молил небеса Жак. - Только бы она помешала поединку!"
      Выехав на поляну, Анри Лабрюйер спешился. Поездка и непродолжительный сон, конечно же, немного выветрили хмель, но все равно, он держался на ногах не твердо, бледность лица выдавала недомогание.
      Секунданты шевалье, барон Ришардье и маркиз Обиньяк, выступили вперед.
      - А где ваши секунданты, виконт? Анри по-шутовски низко поклонился.
      - Вот, знакомьтесь.
      Маркиз и барон с недоумением уставились на двух оборванцев.
      И Шарль и Поль пытались спрятаться каждый за спину другого и делали это с переменным успехом, словно две карты, которые тасуют в колоде неумелые руки.
      Секунданты шевалье переглянулись, никто из них не нашелся, что сказать.
      - Вам не нравятся мои секунданты? - осведомился Анри. - Прошу знакомиться: вот это, - он указал на Шарля, - маркиз, а вот это - барон. Правда, я забыл, как звучат их имена... знаете, очень древние и трудно произносимые фамилии, правда, последнее время им не очень-то везет с деньгами и они немного поиздержались. Так
      Что, прошу простить за их немного странный вид. Ну что ж, маркиз и барон, поклонитесь, приветствуя секундантов моего противника.
      Видя, что поединок превращается в балаган, в разговор решился вступить Александр Шенье.
      - Виконт, простите, но вы больны. Анри покачал головой.
      - Нет, шевалье, я здоров.
      - Но в вашем состоянии, по-моему, не стоит драться.
      - Не я, а вы настаивали на поединке.
      - Я готов отложить его, виконт.
      - Не думаю, шевалье, что и в следующий раз я буду чувствовать себя лучше.
      Жак с радостью отметил, что разговор затягивается
      - Вы уверены, виконт, что ваши секунданты дежны?
      - Вы хотите оскорбить моих друзей, шевалье? Александр Шенье презрительно посмотрел на оборванцев, вдобавок ко всему пьяных.
      - Я еще раз, виконт, прошу вас отложить поединок.
      - Не для этого я просыпался в такую рань, к тому же, шевалье, подобными вещами не принято шутить, и если вызов сделан - нужно драться.
      Александр Шенье прекрасно понимал, находясь в таком состоянии Анри Лабрюйер не сможет победить его в дуэли, но и заслужить репутацию убийцы пьяного шевалье тоже не хотелось.
      Злость на виконта уступила место жалости. В общем-то, во многом виноват был и сам шевалье.
      Но Анри не дал ему опомниться. Он рванул тесемки плаща и, взмахнув им в воздухе, отбросил в сторону. Зазвенел клинок шпаги и перевязь упала на землю.
      - Я прошу вас защищаться, шевалье.
      - А я прошу вас, виконт, отложить поединок или же извиниться, к тому же не передо мной, а перед мадемуазель Аламбер, вы оскорбили ее.
      Анри улыбнулся.
      - Констанция не заслужила подобных слов, а вы, шевалье, оказались всего лишь жертвой ее интриг.
      - Хозяин... - взмолился Жак. Анри злобно сверкнул глазами.
      Новоиспеченные барон Шарль и маркиз Поль готовы были уже бежать с места дуэли, и виконт Лабрюйер понял, если он сам не набросится на своего противника, поединку не состояться.
      - Ах так! - воскликнул он. - Это я должен просить прощения, это я должен переносить поединок, а вы все словно бы ни при чем?! Защищайтесь, шевалье! - и Анри сделал выпад.
      Александр Шенье еле успел выхватить шпагу и отбить нападение.
      Анри фехтовал неистово, чертыхаясь и пытаясь достать своего противника. Александр, в растерянности от такого натиска со стороны кажущегося полумертвым противника, отражал удары и отступал.
      Барон Ришардье и маркиз Обиньяк пытались вмешаться, настаивая, что поединок должен начаться по всем правилам.
      - Оставьте нас, господа, - кричал Анри, - мы сами знаем, что к чему, к тому же мои секунданты не возражают. Все идет по правилам.
      А секунданты виконта Лабрюйера и не могли возражать. Они что есть силы бежали в сторону города, и звон скрещивающихся клинков подгонял их не хуже плети.
      - Шарль, быстрее! - подгонял Поль.
      - Да-да, мы с тобой ничего не видели, мы просто гуляли по лесу и завидев дерущихся господ, бросились убегать.
      - Остановитесь, месье! - кричал им вслед барон Ришардье.
      - Прочь! - шептал Шарль, ускоряя и без того быстрый бег.
      - Не догоните! - бросал через плечо Поль. Рыночные грузчики на всякий случай свернули с дороги и бросились бежать через кусты.
      Ветви хлестали их по лицам, сдирая в кровь кожу, но желание убежать было сильнее боли.
      И вскоре Шарль и Поль оказались на опушке леса. Звуки поединка сюда не долетали, и приятели, теперь уже не спеша, зашагали по дороге.
      - Если нас потом будут спрашивать, Поль, что мы ответим?
      - Ничего не знаем.
      - А если начнут допытываться?
      - Все равно, мы ничего не видели.
      - Жаль виконта, - после недолгого молчания пробормотал Шарль.
      - А мне жаль Жака, - отвечал Поль, - придется ему искать нового хозяина.
      А тем временем Анри уже начал задыхаться. Ослабевший организм уже не мог выдержать такого бешеного темпа боя. Каждый следующий удар давался Анри со все большим трудом.
      - Прошу вас, виконт, - еле успевал вставлять Александр Шенье между ударами, - отложим поединок, я готов аннулировать свой вызов.
      Виконт Лабрюйер, войдя в раж, кричал:
      - Нет, защищайтесь, шевалье! - и снова наседал на своего противника.
      Александр Шенье понял, если он хотя бы не ранит своего противника, тот не угомонится. И теперь уже молодой человек не только отражал удары, но старался острием шпаги достать виконта. И вот уже кровь потекла по плечу Анри, расплываясь пятном на тонкой материи рубашки.
      - Ах, так! - взревел виконт Лабрюйер, делая выпад, и его шпага, отбитая клинком Александра, разорвала кожу на щеке молодого человека.
      Завидев кровь, виконт хищно сузил глаза и сделал еще один выпад.
      Александр уклонился, пропустив клинок под левой рукой, и тут же вновь уколол Анри в левое плечо. Кровь выступила из второй раны.
      "Я должен выбить у него шпагу, - думал Александр, - а потом заберу ее и не отдам. Не станет же он бросаться на меня с кулаками?"
      Жак, видя как неистовствует его хозяин, весь обмирал душой. Верному слуге казалось, что каждый укол шпаги Александра Шенье приходится в его собственное тело. Ему даже казалось, что кровь уже струится по его плечу, расплываясь липкой густой массой.
      - Где же мадемуазель Аламбер? - шептал Жак. - Где же она? Почему не едет?
      Виконт Лабрюйер, тяжело дыша, продолжал наступать, делая выпад за выпадом и совсем не заботился о собственной безопасности.
      Он видел перед собой только ненавистное лицо Александра и думал лишь об одном - скорее покончить со своим противником.
      Вконец перетрусивший Жак прикрыл лицо руками, но все равно то и дело бросал взгляд из-под растопыренных пальцев на поле боя.
      Александр Шенье еще несколько раз удачно отбил удары и попробовал сам перейти в наступление. И тут виконт Лабрюйер набросился на него, выкладываясь весь, без остатка. Такого шевалье не мог ожидать от вконец обессилевшего человека и даже до конца не сообразив, что делает, в азарте сражения нанес виконту удар в грудь.
      Тот коротко вскрикнул, пошатнулся и схватился руками за клинок, торчавший у него из груди. Шпага Анри Лабрюйера глухо ударилась о землю, а шевалье в ужасе потянул свою шпагу на себя. Виконт разжал окровавленные пальцы и криво улыбнулся. Кровь тяжелыми каплями капала на траву. Анри, пошатываясь, пытался
      Удержаться на ногах, а из раны на груди толчками вытекала кровь. И тут послышался шум подъезжающего экипажа.
      Жак бросился к своему хозяину, пытаясь поддержать его, но Анри зло отстранил своего слугу и не в силах более стоять, опустился на колени. Он пытался рукой остановить кровь, вытекавшую из раны, лицо виконта сделалось безмятежным и лишь горестная улыбка выдавала страдание.
      К развалинам колоннады на всем скаку вылетела карета, дверка распахнулась и даже не ожидая, пока экипаж окончательно остановится, из него на траву выскочила Констанция Аламбер. Она бросилась к Анри, который с удивлением рассматривал окровавленную ладонь правой руки.
      - Анри! Анри! - закричала Констанция. Александр Шенье молча, весь бледный, стоял подле своего смертельно раненого противника. Клинок его шпаги был на удивление чист.
      Виконт Лабрюйер оперся рукой о землю и медленно лег. Он смотрел на склонившуюся над ним Констанцию и нежно улыбался.
      - Наклонись ко мне, я что-то хочу сказать тебе напоследок, - прошептал он.
      Констанция наклонилась, а Анри, собрав остаток своих сил, приподнялся и поцеловал ее в губы.
      - Ради этого, Констанция, стоило умереть, - прошептал он.
      Мадемуазель Аламбер вскрикнула:
      - Анри!
      Но виконт Лабрюйер уже не слышал ее. Кровь больше не текла из раны толчками, а медленно, ровной струйкой сочилась на землю.
      Слезы затуманили глаза Констанции, и она, склонившись над мертвым Анри, еще раз поцеловала его в губы.
      Жак, стоя на коленях подле своего хозяина, плакал навзрыд. Его пухлые губы мелко дрожали.
      Александр Шенье, барон Ришардье и маркиз Обиньяк безмолвствовали.
      Наконец, Констанция Аламбер медленно поднялась и, глядя перед собой безумным взглядом, двинулась к экипажу.
      - Мадемуазель... - срывающимся голосом окликнул ее Александр Шенье.
      Констанция молча обернулась и смерила его презрительным взглядом.
      - Что вы можете сказать мне, шевалье?
      - Я не хотел этого, мадемуазель, поверьте.
      - Теперь мне уже все равно.
      - Я не хотел его убивать! - закричал Александр, и от его крика испуганные птицы вспорхнули с деревьев, воздух огласился их тревожными голосами.
      - Вы должны покинуть Париж, - голосом осужденной к смерти, сказала Констанция.
      Она еще раз посмотрела на распростертое на траве тело виконта Лабрюйера и, достав платок, промокнула слезы.
      - Я сожалею, что судьба распорядилась подобным образом, - сказала Констанция Аламбер, - но вы тоже ни в чем не виноваты, шевалье, Анри сам сделал свой выбор.
      Констанция села в экипаж и опустила штору. Александр бросился к ее экипажу.
      - Мадемуазель, поверьте, я не хотел его убивать! Шторка на мгновение открылась, и в руки шевалье легла стопка денег.
      - Этого вам хватит на первое время, шевалье, поскорее покидайте Париж, иначе вам несдобровать. Я не держу на вас зла.
      Александр Шенье бросился вслед за экипажем Констанции Аламбер, но поняв, что не догонит, остановился.
      Лицо Констанции окаменело, слезы неподвижно застыли в глазах, и лишь рука женщины сжимала золотой медальон на цепочке.
      Огромная жемчужина, казалось, согревает ей руки давно забытым теплом.
      - Домой, домой, домой, - повторяла про себя Констанция, покачиваясь в быстро несущемся экипаже.
      Весть о гибели виконта Лабрюйера мгновенно облетела весь Париж, никого не оставив равнодушным. Многие отнеслись к этому известию со злорадством, особенно мужчины из числа обманутых мужей и брошенных любовников. Но женщины, даже те, кто на словах проклинал виконта, в душе скорбели, ведь он умел заставить
      Себя любить.
      И в день похорон почти весь высший свет собрался в доме виконта. Гроб с телом должны были переправить в имение его бабушки, чтобы похоронить в фамильном склепе. Анри лежал в гробу молодой и красивый, на его бескровных губах словно застыла улыбка недоумения.
      Констанция Аламбер вместе со своей подопечной Колеттой беззвучно подошли к гробу и не обращая ни на кого внимания, Констанция склонилась к покойнику и коснулась своими губами его холодных губ. Медальон качнулся, и большая жемчужина легла в ямочку между нижней губой и подбородком Анри Лабрюйера. И тут же жемчужина, до этого излучавшая нежный мягкий свет, сделалась холодной и тусклой.
      Колетта Дюамель, стоя рядом с гробом, до боли сжала руку Констанции.
      - Я так боюсь, - прошептала девушка.
      - Я понимаю, тебе нелегко, - отвечала мадемуазель Аламбер полушепотом, - ведь это очень тяжело осознавать, что была близка с человеком, который сейчас мертв.
      - Не в этом дело, Констанция, - в голосе Колетты чувствовался плач.
      Мадемуазель Аламбер заглянула в глаза девушке.
      - А что такое, Колетта, ты что-то от меня скрываешь?
      - Да, я еще никому не говорила об этом.
      - А ну-ка, признавайся. Колетта покраснела.
      - Ты беременна?
      Колетта едва заметно кивнула.
      - Да.
      - Колетта, Колетта...
      - Что мне делать, Констанция, я так боюсь!
      - Это большая радость, девочка.
      - Но ведь через два дня моя свадьба!
      - Вот и хорошо, девочка, все устроится.
      - Но что мне делать?
      - Пойдем к графине Лабрюйер.
      Колетта безропотно пошла вслед за Констанцией. Та приблизилась к графине Лабрюйер.
      Старая женщина с окаменевшим лицом стояла невдалеке от гроба, ее легкое черное платье развевал ветер, влетевший в окно, но старая женщина, казалось, не замечала сквозняка, упрямо продолжая стоять на губительном для ее возраста ветру. Графиня, безумно любившая своего внука, была безутешна. Ее надежда на то, что продолжится род Лабрюейр, умерла вместе с ее внуком Анри.
      - А, это вы дорогая... - рассеянно кивнула графиня, выслушивая слова утешения.
      - Да, мадам, мне довелось быть рядом с Анри в последние мгновения его жизни.
      Колетта Дюамель, стоя рядом с Констанцией и графиней Лабрюйер, чувствовала себя лишней. Констанция рассказывала о том, как Анри распрощался с ней, перед тем, как покинуть этот свет.
      Графиня слушала ее, вникая в каждое слово, переспрашивая, уточняя детали так, словно это что-то могло изменить.
      - Простите, мадам, - наконец сказала Констанция, - я хотела бы сообщить вам что-то очень важное, это касается Анри.
      - Да, пройдемте, дорогая.
      - Колетта тоже пойдет с нами, - предупредила Констанция Аламбер, и женщины втроем вышли в соседнюю комнату.
      Констанция зашла к мадемуазель Дюамель сзади, взяла ее за плечи и строго сказала:
      - Расскажи все мадам Лабрюйер.
      - Я беременна, мадам. Графиня переспросила:
      - Беременна, дитя мое?
      - Да, мадам.
      Старая женщина посмотрела в глаза Констанции и без слов все поняла.
      - Так это Анри? Констанция кивнула.
      - Это все произошло в вашем имении. Словно еще не поверив в услышанное, мадам обратилась к Колетте:
      - Так это правда, дитя мое, у тебя будет ребенок от Анри?
      Колетта скромно улыбнулась.
      - Да, мадам, он был единственным мужчиной в моей жизни.
      - Боже, какое счастье! - пробормотала мадам Лабрюйер. - Я знаю, это обязательно будет мальчик, такой же красивый, как он. И пусть он будет носить другое имя, все равно он будет принадлежать к нашему роду, - и тут вновь графиня недоверчиво посмотрела на Констанцию Аламбер. - Дорогая, ты ничего не придумала? Быть может, ты хотела утешить меня?
      - Нет, мадам, такими вещами не шутят, это правда. Графиня Лабрюйер обняла Колетту и поцеловала ее в лоб.
      - Будь осторожна, дитя мое, береги ребенка и если я доживу, обязательно привези его ко мне показать.
      - Я всегда буду помнить о вас, мадам.
      - У Анри будет ребенок! - шепотом воскликнула графиня Лабрюйер.
      Морщины на ее лице немного разгладились, исчезли скорбные складки в уголках губ, и мадам Лабрюйер громко засмеялась.
      Приглашенные недоуменно переглядывались между собой, а графиня продолжала смеяться, ничуть не таясь. Констанция, поддерживала под руку Колетту, поспешила выйти из комнаты и на недоуменные взгляды отвечала одно и то же:
      - Боюсь, графиня повредилась рассудком. Но и сама Констанция Аламбер с усилием прятала улыбку, столь неуместную на похоронах. Улучив момент, она опустила черную вуаль на своей шляпке и теперь могла уже себе позволить чуть-чуть улыбнуться, самую малость, ровно настолько, чтобы этим отдать дань уважения
      Памяти Анри Лабрюйера.
      - Я сейчас отвезу тебя домой, Колетта, - а сама отправлюсь проводить Анри. Все-таки он был моим другом, а теперь будет отцом твоего ребенка.
      - Я так боюсь, Констанция, что скажет на это мой муж.
      - Он ни о чем не узнает, дорогая, пусть это будет твоей маленькой тайной.
      - А если он все-таки узнает?
      - Успокойся, дорогая, ему и в голову не придет устраивать из-за этого скандал, ведь иначе все будут смеяться над ним.
      - Я так переживаю, - призналась Колетта, - ведь многое случилось из-за меня.
      - Я тоже во многом виновата, - вздохнула Констанция Аламбер, - но что же поделаешь, дорогая, жизнь продолжается.
      - Но больше всех мне жаль Александра, - уже сидя в экипаже сообщила Колетта Констанции. Мадемуазель Аламбер согласно кивнула.
      - Да, дорогая, - а сама вспомнила, как прижимала к своей груди плачущего навзрыд Александра Шенье, узнавшего о том, что невинность Колетты забрал виконт Лабрюйер. "И придают же люди такое значение пустякам! подумала Констанция. - Нужно только научиться правильно смотреть на мир - и тогда всему узнаешь истинную цену".
      - А мать не будет на нас сердиться за то, что мы с тобой поехали проститься с виконтом Лабрюйером?
      - Нет, дорогая, она сама попросила меня об этом. Колетта сидела, задумавшись.
      - Ты ни о чем не жалеешь, девочка?
      - Если ты спрашиваешь о будущем ребенке, то нет. Хотя мне очень жаль, что его отец погиб.
      - Тебе придется, Колетта, делать вид, будто ты любишь своего мужа, но помни, главное в жизни - настоящая любовь, о которой можно думать, спасаясь от всех невзгод. То, что у тебя было с Александром Шенье - это всего лишь детское увлечение, иллюзия любви. Ты еще найдешь себе подходящего любовника.
      - Может быть, - пробормотала Колетта, - может быть, ты и права, Констанция, но виконта я буду помнить до конца своих дней.
      Экипаж остановился у крыльца дома баронессы Дюамель.
      Франсуаза сама спустилась встретить свою дочь. Колетта прятала свой взгляд, разговаривая с матерью, а вот Констанция любезно улыбалась, рассказывая о том, как скромно вела себя Колетта на похоронах виконта Лабрюйера.
      ГЛАВА 12
      Вскоре после гибели виконта Лабрюйера Констанцию Аламбер настигло еще одно страшное известие: управляющий имением Мато сообщил, что ее бабушка Эмилия, графиня Аламбер, умерла. Констанция тут же отправилась на север, укоряя себя за то, что в последнее время так редко писала графине.
      Констанции казалось, что она не была в Мато целую вечность. И хотя здесь ничего не изменилось за годы ее отсутствия, на всем уже лежала какая-то печать отчуждения.
      Женщина прошла по комнатам дворца, пытаясь вспомнить свое раннее детство, но все, что ей приходило на память, она знала со слов своей бабушки.
      Нет ничего странного в том, что старые люди умирают, так уж устроен мир. Но в смерти графини Эмилии была заключена какая-то тайна, которая не давала Констанции покоя.
      Управляющий рассказал Констанции, что графиня получила какое-то странное письмо, на конверте не стояло имени отправителя.
      Прочитав его, старая женщина забеспокоилась и назавтра же одна отправилась пешком к холмам. Когда она не вернулась к обеду, слуги забеспокоились и сам управляющий направился на поиски. Графиню Аламбер нашли мертвой у самого подножия холма на опушке рощи. Лицо мертвой женщины выражало неописуемый ужас, хотя смерть была естественной, никаких следов насилия не было обнаружено.
      Констанция пыталась уверить себя, что ее бабушке померещилось что-то ужасное, и это страшное видение посетило ее уже на границе между жизнью и смертью. Но все равно, такое предположение уже не могло полностью удовлетворить мадемуазель Аламбер, и женщина понимала, тайна гибели графини заставит еще
      Не раз задуматься, вновь и вновь возвращаясь к ней.
      Сколько потом ни искали злополучное письмо, его так и не нашли. Правда, горничная уверяла, что графиня Аламбет взяла его с собой, отправляясь к холмам, но девушка вспомнила об этом лишь перед самым отъездом Констанции, и мадемуазель Аламбер решила, что этим словам не стоит очень-то доверять. Скорее всего, так
      Горничной хочется успокоить саму себя и объяснить необъяснимое.
      Уже когда она собиралась в дорогу, у Констанции появилась соблазнительная мысль: а не остаться ли в Мато на несколько месяцев, пожить вдали от суеты столицы? Но женщина тут же поняла - возврата к прежней жизни нет. Пройдет день-другой, и станет невыносимо скучно.
      Передав все дела управляющему, Констанция отправилась в путь. Нужно было спешить, ведь скоро должна состояться свадьба Колетты и шевалье де Мориво. А уж на ней-то Констанция собиралась непременно присутствовать.
      По приезде в Париж, Шерлотта сообщила своей хозяйке, что несколько раз приходил Эмиль де Мориво и просил его принять, никак не желая верить, что мадемуазель находится в отъезде.
      Констанция задумалась:
      "Что ему может быть нужно от меня? Надеюсь, он не собирается мне мстить? Да и вряд ли ему что-нибудь уже известно, если только наивная Колетта не решила все рассказать ему до свадьбы. Но этого не может быть, Колетта очень хорошая ученица и не совершит опрометчивого поступка, не посоветовавшись со своей наставницей".
      Лишь только вещи были распакованы и Констанция сменила платье, как явилась Шерлотта и доложила:
      - Шевалье де Мориво вновь желает вас видеть.
      - Что ж, не вижу причин, мешающих мне видеть его, пусть войдет.
      - Слушаюсь, мадемуазель.
      Констанция несколько мгновений раздумывала, в каком образе ей лучше всего встретить своего бывшего любовника Эмиля де Мориво. Можно было сесть у камина с книжкой и не сразу поднять голову, когда он войдет. Нет, это было бы слишком просто, и Эмиль вполне мог догадаться, представление устроено специально для него. Можно было взять в руки шитье и изобразить из себя этакую простоватую невинность, занявшись вышивкой. Но Констанция тут же сообразила, что у нее в доме не найдется ни одного начатого рукоделия.
      А на лестнице уже послышались шаги, и мадемуазель Аламбер, взяв в руки первое попавшееся письмо, взяла его в руки и сделала вид, что читает.
      "Так будет лучше, - подумала Констанция, - чужое письмо в руках человека всегда интригует, хочется узнать, а что же там написано, от кого оно? Ведь люди всегда желают, чтобы их друзья не имели от них никаких тайн".
      Констанция поймала себя на том, что ее руки слегка дрожат и опустила локти на поручни кресла. В двери гостиной появился Эмиль де Мориво. Его взгляд казался растерянным, но в общем, шевалье сохранял достоинство.
      Констанция, напуганная его появлением, сложила письмо и подсунула его под книгу.
      - Я благодарен за то, что вы, мадемуазель, согласились меня принять, начал Эмиль. На что Констанция мило улыбнулась.
      - К чему так строго и официально, по-моему, мы долгое время обращались друг к другу на "ты".
      - Рад видеть тебя, Констанция, - поправился Эмиль.
      - К сожалению, Эмиль, не могу сказать того же о тебе.
      - Завтра моя свадьба...
      - Если ты, Эмиль, пришел пригласить меня, то приглашение я уже получила от баронессы Дюамель.
      - Нет, я пришел попрощаться с тобой, Констанция.
      - Неужели ты собрался уехать накануне своей свадьбы?
      - Нет, но теперь моя жизнь изменится.
      - Моя, Эмиль, изменилась с твоим уходом.
      - Я не хотел бы ссориться.
      - А я не хотела этого никогда - ни теперь, ни раньше.
      - По-моему, ты, Констанция, еще не поняла, зачем я пришел к тебе.
      Мадемуазель Аламбер горько усмехнулась:
      - По-моему, Эмиль, ты хотел застать меня разбитой горем, страдающей, но тебе этого не удалось. Как видишь, я прекрасно себя чувствую, несмотря на все неприятности, выпавшие на мою долю.
      - Ты просто хочешь казаться такой.
      - Нет, я в самом деле, в какой-то мере счастлива. Все меньше и меньше нитей связывают меня с прежней жизнью и в этом есть, Эмиль, своя прелесть.
      Эмиль де Мориво тяжело опустился в кресло и пристально посмотрел на свою бывшую любовницу, словно пытаясь проверить, не осталось ли в ней еще сострадания к нему. Но разобраться в мыслях женщины всегда сложно, особенно если они противоречивы.
      Констанция и сама не могла бы сказать, чего она сейчас больше испытывает - ненависти или жалости.
      - Я не ангел, - вздохнул Эмиль, - у меня множество пороков, но мне не хотелось бы, чтобы из-за меня страдала и ты, Констанция.
      Женщина рассмеялась.
      - Нет, Эмиль, ты уже заставил меня страдать, но все уже переболело, прошло и я рада, что осознание своих собственных пороков поможет тебе примириться с моими. Снисходительность - великолепная вещь.
      - По-моему, у тебя слишком легкомысленный тон, Констанция, - возразил Эмиль.
      - А что мне остается делать? Ведь ты не пожелал посоветоваться со мной, решая начать новую жизнь, и мне не оставалось ничего, как круто изменить свою.
      Шевалье де Мориво вздохнул.
      - И все же, Констанция, ничто не заставит меня забыться, будь это твой легкомысленный тон или молчаливое негодование. Гордость - вот единственное, что остается мне, гордость, а не снисходительность.
      - Думай как хочешь, Эмиль, но все-таки ты был не прав.
      - Нет, Констанция, я поступил правильно.
      - Когда? - уточнила мадемуазель Аламбер.
      - То время, которое я провел вместе с тобой, было минутами счастья.
      - Я рада услышать это.
      - В тебе, Констанция, такой прекрасной и благородной, я мечтал найти друга, любовницу, женщину, которая хранила бы свою и мою честь. Не станешь же ты отрицать, что я ошибался? Но разве я роптал, видя, что счастлива и ты? - Не только со мной, но и с другими .
      - Констанция улыбнулась. - Тебе может показаться это странным, Эмиль, но когда мы были вместе, я не думала ни о ком другом. Это всего лишь светские условности заставляли меня надевать личину не очень-то разборчивой женщины.
      - Я не об этом, Констанция.
      - А о чем же?
      - Я не так уж молод и наверное, в сердце каждого мужчины живет мечта о семье. В какой-то мере ты была моей женой, когда я после долгих дней забот и тревог иногда возвращался к тебе усталый и опустошенный. Я утешал себя мыслью, что мои привычки и вкусы, совершенно несхожие с твоими, не омрачают твоей беспечной молодости. Ты блистала повсюду, восхищая всех, я радовался твоей
      Радости, твоя молодость делала и меня молодым.
      Мадемуазель Аламбер барабанила пальцами по подлокотнику кресла. Она и не подозревала, что Эмиль способен на такие чувства, что оказывается, все время, пока они встречались, он мечтал о семье.
      "Хотя, - подумала Констанция, - Эмиль, скорее всего, никогда так не думал и говорить об этом только для того, чтобы оправдаться".
      - Если уж ты, Эмиль, решился заговорить о верности, о семье, то тебе не помешает выслушать и мое мнение на этот счет.
      - Я слушаю, Констанция.
      - Мои рассуждения могут показаться немного странными, Эмиль, ведь сама я не была замужем. Но со стороны всегда виднее. По-моему, ты просто путаешь отношения между мужчинами и женщинами, принятые в высшем свете, с тношениями, между простыми людьми. Прежде всего нужно знать сердце той, от которой зависит твое счастье. Страдания и горе ждут тебя, если у твоей жены нет интереса к заботам мужа, если она не утешает его в горькую минуту, если ее желания далеки от всего, во что она может вдохнуть жизнь, что она может осветить как бы лучами солнца.
      - Я не строю иллюзий насчет Колетты, Констанция, наш брак основан всего лишь на твердом расчете.
      - Извини, Эмиль, ты сказал брак, а следовало бы сказать предстоящий брак.
      - Да, завтра состоится наша свадьба, и я знаю Констанция, в чем ты хочешь меня убедить. Но я все равно найду свое счастье, как бы ни относилась ко мне Колетта, какой бы ее ни сделали условности высшего света.
      - Ты, Эмиль, утешаешь себя, а дело обстоит иначе. Ведь и среди простых людей многие от безрадостного существования предаются порокам, многие из них осуждены или гниют в ссылках и камерах, а они ведь могли бы избежать падения.
      - Никогда не думал, что ты, Констанция, можешь рассуждать подобным образом.
      - Я всегда любила представать перед светом самыми неожиданными сторонами своего характера и если ты, Эмиль, пришел ко мне поговорить, то выслушай мой совет до конца. Та вот, женщине, которую само небо предназначило мужчине в ангела-хранителя, так легко создать из своего дома рай и этим предостеречь
      Своего мужа на пути в ад, но для жены бедняка священные узы не игрушка, она не презирает их, как это часто делают женщины нашего круга. Для нее не унизительно быть матерью и женой. Посмотри вокруг себя на беспечный мир, в котором мы живем, и если ты увидишь неверного мужа, который прожигает свою жизнь, теряет
      Состояние и честь, предаваясь порокам, ищи причину в холодном взгляде и пустом сердце его светской жены.
      Эмиль вцепился в подлокотники кресла.
      - Ты говоришь, Констанция, так, словно бы имеешь в виду Колетту?
      - Ты правильно понял меня.
      - Не надейся, Констанция, я буду счастлив с ней. Она еще невинная девочка, не испорченная пороками высшего света. Именно она сможет создать тот рай, в котором я найду свое счастье.
      Констанции хотелось расхохотаться, но сдержалась.
      "Ничего, пусть попозже Эмиль поймет, как ошибался, пусть уже ничего нельзя будет поделать".
      Нет, Констанцию не мучили угрызения совести, она и в мыслях не допускала, что сделала Колетту несчастной. Наоборот, ведь Эмиль не может долго оставаться верным мужем. Человек, однажды узнавший вкус измены, не сможет долго оставаться на одном месте и его будут привлекать новые и новые женщины.
      Но ход мыслей мадемуазель Аламбер прервал Эмиль.
      - Ты рассуждаешь так, как мужчина, и мне вместо тебя придется вступиться за женщин. Подумай, если муж переносит свои нежные привязанности на другую женщину, неужели и тогда нужно винить только его жену?
      - Конечно, Эмиль, по крайней мере, она должна делить с ним позор.
      Некоторое время шевалье де Мориво молчал. Он понимал, за словами Констанции Аламбер кроется то, чего он не знает, но где именно подстерегает его опасность, он не догадывался.
      "Ну вот и все, - подумал шевалье, - я не собираюсь молить о прошении, не собираюсь даже сожалеть, ведь все когда-нибудь кончается, даже самое хорошее".
      - Я хочу, Констанция, пожелать тебе найти счастье, но не в пирах и наслаждениях, не в роскошных экипажах и не в мишурной красоте, и уж конечно же, не в лживой лести, слетающей с уст такого развратника как я. Пусть не повезет мне, пусть оправдаются твои слова, и Колетта станет такой же как и все светские дамы, но хоть ты, Констанция, найди свое счастье в добром имени, в спокойной
      Совести, в молитвах, во всем, что не приведет тебя потом к раскаянию.
      - Ты, Эмиль, стал похож на священника.
      - Это не так уж страшно, Констанция, временами нужно вспоминать и о душе. Остерегайся, Констанция, собственных интриг, пока еще не поздно. Мы расстаемся, и я с радостью вспоминаю те дни, когда мы были с тобой. Я понимаю, ты не могла быть моей женой, а я не мог быть твоим мужем. Но запомни, женщина еще не
      Женщина, пока у нее нет детей. Надеюсь, Констанция, когда-нибудь ты поймешь это. Ведь представь, как дрогнет твое сердце, когда ты заглянешь в глаза своему ребенку и быть может, чувство матери спасет в тебе женщину.
      - Эмиль, не пытайся сделать мне больно, - Констанция поднялась со своего места, давая понять, что разговор окончен.
      Поднялся и Эмиль де Мориво. Некоторое время они стояли по разные стороны столика, пристально глядя друг на друга.
      - Эмиль, ты сам не понимаешь, какую глупость совершил, оставив меня.
      - Прости, я не мог поступить иначе, - де Мориво сделал шаг, словно хотел обнять Констанцию, но женщина сделала предостерегающий жест.
      - Лучше уйди так.
      Эмиль, тяжело вздохнул, покинул гостиную. А на душе у Констанции сделалось тяжело. Чужие неприятности не принесли ей настоящего счастья, не принесли облегчения. Сейчас можно было упиваться победой, но женщина чувствовала себя опустошенной.
      Ведь во всем мире существовало только двое людей, способных ее понять и обоих уже не было. Смерть унесла и виконта Лабрюйера, и графиню Эмилию.
      - Анри, - прошептала Констанция, - ты был несправедлив ко мне, но поверь, более благородного человека, чем ты, я не встречала в своей жизни. Благородного не по поступкам, а по образу мыслей, ведь благородство не в том, чтобы следовать условностям, а в том, чтобы никого не обманывать.
      Констанция снова опустилась в кресло и прикрыла лицо руками. В такой позе и застала ее Шарлотта.
      Темнокожая служанка с удивлением смотрела на свою госпожу. Не так уж часто ей приходилось видеть Констанцию плачущей.
      - Он не стоит вас, мадемуазель, - прошептала Шарлотта, опускаясь рядом с мадемуазель Аламбер на низкую скамеечку.
      - Я плачу не о нем, Шарлотта.
      - Ничего в мире, мадемуазель, не стоит ваших слез.
      - Я плачу о себе, ведь я так одинока. Темная, цвета шоколада рука Шарлотты легла на белоснежную ладонь Констанции.
      - Забудьте обо всем, госпожа, вы будете счастливы.
      - Сколько раз, Шарлотта, я уже слышала такие слова, но счастья как не было, так и нет. Сперва кажется, что оно в деньгах, во власти, но потом, получив и то и другое, понимаешь, ты могла быть счастлива и в прежней жизни, если бы вела себя по-другому. Я словно злая фея, приносящая людям только горе.
      - Не думайте об этом, госпожа.
      - Нет, Шарлотта, иногда следует подумать над тем, правильно ли ты живешь и смогла ли ты дать кому-нибудь счастье.
      - Вам нужно отдохнуть, мадемуазель, я приготовлю вам ванну.
      - Хорошо, Шарлотта, спасибо тебе за заботу.
      Когда Констанция переступила край ванны и теплая вода коснулась ее нежного тела, женщина почувствовала, как куда-то далеко уходят ее заботы, мысли о других. Душистый аромат наполнял комнату, золотистые лучи солнца, отраженные водой, играли бликами на потолке.
      "И вновь вода приносит мне успокоение, - подумала Констанция, - как раньше, когда я сидела на теплом камне посреди ручья, любуясь бликами стремительно несущейся воды. Только теперь вода стоит на месте точно так же, как остановилась моя жизнь. Ведь это только иллюзия, что я живу, чужие заботы занимают мое существование. Зачем тебе пытаться изменить ход событий? - допытывала себя мадемуазель Аламбер, - подумай, в конце концов, и о себе. Сколько можно быть одной, не делая никого счастливой?
      Да ты всего лишь, Констанция, боишься потерять свое счастье, которого у тебя не было и нет, которое лишь проблесками несколько раз сверкнуло в твоей жизни. Однажды, несколько раз обжегшись на любви, ты теперь боишься полюбить по-настоящему, а без этого нет жизни".
      Женщина лежала в теплой воде, прикрыв глаза, ласковые лучи солнца скользили по ее лицу, сквозь приоткрытое окно врывался прохладный ветер.
      "День проходит за днем, - думала женщина, - унося мою молодость, а я ни на шаг не приблизилась к счастью. Мои поступки по большому счету лишены смысла. Но ты не обольщай себя, Констанция, изменить свою жизнь ты уже не в силах. Все знают тебя такой, какая ты есть, как ни старайся, никто не поверит в то, что мадемуазель Аламбер сделалась кроткой овечкой".
      Медленно остывала вода в ванной, а Констанции не хотелось подниматься. Ощущение легкости и отстраненности, возникшее, лишь только женщина погрузилась в воду, было настолько сладостным, что у нее не было сил расстаться с ним.
      "Не так уж часто мне удается побыть одной в тишине, наедине со своими мыслями, - думала Констанция, - а это так важно, отрешиться иногда от жизни и задуматься над будущим. Главное, не упустить момент, не упустить поворот, иначе потом придется сожалеть. Ты вновь свободна, свободна от всего, Констанция, и только от тебя зависит, сможешь ли ты стать другой или нет".
      ***
      Бракосочетание Эмиля де Мориво и Колетты Дюамель заставило Констанцию на время забыть о своих вчерашних размышлениях. Пестрая толпа приглашенных на торжество заполнила все пространство собора, свободными оставались только
      Проход между креслами и небольшая площадка перед алтарем.
      Колетта выглядела счастливой и, наверное, одна только Констанция замечала в ее взгляде тревогу, которую другие принимали за волнение.
      Эмиль де Мориво держался как всегда степенно и с достоинством. Больше всех волновалась баронесса Франсуаза Дюамель. Она так изнервничалась в последние дни, что на ее лбу появилась пара новых морщинок. Не шутка ли, до свадьбы ее дочь дважды собиралась удрать с другим мужчиной! Но теперь, кажется, волноваться больше не о чем.
      Как и обещал шевалье де Мориво, на церемонии бракосочетания присутствовали члены королевской семьи. Но этим его вклад в общий праздник ограничивался, все остальные расходы несла баронесса Дюамель.
      Мадемуазель Аламбер отыскала взглядом графиню Лабрюйер. Лицо старой женщины сияло от счастья, к немалому удивлению других гостей. Ведь не прошло еще и недели, как похоронили ее единственного внука Анри.
      Констанция пробралась к графине и стала рядом с ней.
      - Я так счастлива, - призналась мадам Лабрюйер.
      - Вы говорите так, мадам, будто замуж выходит ваша дочь.
      - Внучка, мадемуазель, внучка, - напомнила графиня.
      - Ах, да, но вы так молодо выглядите!
      - Бросьте, мадемуазель, подобным комплиментам я не верю уже лет двадцать. Единственный, кому я могла поверить, был Анри, - и на глаза старой графини навернулись слезы, правда, улыбка не исчезла с ее губ.
      Колетта, стоя у алтаря, обернулась и встретилась взглядом с Констанцией Аламбер.
      "Боже, как она изменилась, - подумала Констанция, - совсем недавно Колетта была еще ребенком, а теперь это настоящая светская дама. Все-таки как мало для этого надо знать и уметь. А когда-то и мне льстило, если меня называли истинной представительницей высшего света. Теперь я знаю, подобное звание ни к чему хорошему не обязывает".
      - Вы о чем-то думаете, дорогая? - спросила графиня Лабрюйер.
      - Я думаю, Колетта найдет свое счастье.
      - Она уже счастлива, мадемуазель, посмотрите, как сияют ее глаза, как она держится. И тут графиня забеспокоилась. - Если Колетта сама забудет, то вы, пожалуйста, побеспокойтесь, чтобы я смогла увидеть ее ребенка.
      - Хорошо, мадам, я не забуду о вашей просьбе.
      - Конечно, конечно, - пробормотала мадам Лабрюйер, - если я доживу до этих дней.
      И тут за спиной у Констанции послышались недовольные голоса.
      Женщина обернулась, желая узнать в чем дело: сквозь толпу гостей к ней пробирался граф де Бодуэн. Он не обращал внимания на то, что не слишком-то церемонно обходится с теми, кто стоял у него на пути. Он только успевал говорить налево и направо:
      - Извините, простите, мне нужно срочно поговорить с мадемуазель Аламбер.
      Констанция встревожилась: "В чем дело? Неужели он не может подождать с разговором?"
      Наконец, Арман оказался рядом с Констанцией и осторожно взяв ее за локоть, отвел в сторону.
      - Простите, мадемуазель, нам нужно выйти, у меня есть для вас неприятная новость. Констанция зашептала в ответ:
      - Граф, но ведь церемония только начинается.
      - Я не могу, дело не терпит отлагательства, - Арман потащил ничего не понимающую Констанцию к выходу.
      Оказавшись на крыльце, Констанция освободила свою руку.
      - Объяснитесь, что произошло, в конце концов?
      - Мадемуазель, ваша служанка убита в вашем же доме.
      Свет померк перед глазами Констанции, сердце до боли сжалось в груди.
      - Шарлотта? Как это произошло?
      - Я сам еще ничего не знаю.
      - Я должна сейчас же ехать к себе.
      - За этим я здесь.
      Только тут Констанция сообразила, что приехала в собор в экипаже баронессы Дюамель. Она в растерянности огляделась, ища взглядом, чью карету она может одолжить.
      Арман тут же предложил.
      - Я отвезу вас в своем экипаже, мадемуазель. Теперь уже Констанция сама схватила его за руку.
      - Скорее, граф!
      Когда экипаж графа де Бодуэна подъезжал к дому Констанции Аламбер, Арман сказал своей спутнице:
      - Вам не стоит видеть этого.
      - Как убили Шарлотту? - шепотом спросила Констанция.
      - Ей перерезали горло.
      Женщина закрыла лицо руками.
      Когда Констанция Аламбер выходила из экипажа, мир внезапно качнулся перед ее глазами, и она потеряла сознание.
      Когда же она очнулась, возле ее постели сидел Арман де Бодуэн. За окном сгущались сумерки.
      - Вам хотели бы задать несколько вопросов, мадемуазель, - первое, что услышала она от графа де Бодуэна.
      - Позаботьтесь, чтобы меня не беспокоили, месье. Арман на некоторое время покинул спальню. Констанция слышала приглушенные голоса. Затем граф де Бодуэн вернулся к ее постели.
      - Я объяснил, что вам ничего не известно.
      - Я в самом деле не знаю, - прошептала женщина, - у меня нет таких врагов...
      - Я должен вам сказать... - граф тоже перешел на шепот, - что в гостиной, где была убита Шарлотта, на зеркале, убийца рукой, выпачканной в крови своей жертвы, написал букву "В".
      Констанция вздрогнула и закрыла глаза.
      - Это говорит вам о чем-нибудь? - спросил граф де Бодуэн.
      - Неужели... - прошептала Констанция.
      - Вы о чем-то догадываетесь, мадемуазель?
      - Да.
      - Но не хотите сказать даже мне?
      - Я не хочу верить в это сама.
      - Что такое "В"? - спросил Арман, схватив Констанцию за руку. - Мне кажется, опасность подстерегает и вас, мадемуазель, только вы не хотите в этом себе признаться.
      - Это мое прошлое, - пробормотала женщина, - я думала, оно ушло и больше никогда не вернется.
      - Скажите мне, и я попробую защитить вас.
      - Это Виктор, Виктор Реньяр, - произнесла Констанция и что было сил вцепилась в руку Армана де Бодуэна. - Теперь я понимаю, как умерла графиня Аламбер, моя бабушка. Это его письмо выманило ее из дому...
      - Не волнуйтесь, мадемуазель, вам нужно лежать, берегите силы.
      - Теперь я понимаю, - прошептала Констанция.
      - Его найдут, обязательно найдут, - пообещал граф, - я тут же сообщу прокурору о вашей догадке, он мой друг и не оставит вас в беде.
      Констанция покачала головой.
      - Вы не представляете себе, граф, какой он ужасный человек. Прошло столько лет, и он возник из небытия. Он пришел отомстить. Я не боюсь за свою жизнь, но не могу и далее подвергать опасности близких мне людей.
      - Можете располагать мной, - предложил свои услуги граф де Бодуэн, - я сделаю для вас все, что только в моих силах.
      - Я хочу стать вашей женой, - не открывая глаз, произнесла Констанция, и ее пальцы сильно сжались на запястье Армана.
      - Мадемуазель...
      - Нет, не бойтесь, граф, я поступаю так не в припадке страха, я дала бы вам согласие в любом случае.
      - Я увезу вас отсюда, мадемуазель, - воскликнул Арман, припадая губами к руке Констанции.
      - Спасибо за заботу, граф. Я не могу здесь более находиться, взмолилась женщина, - увезите меня отсюда! - Констанция вскочила с постели и судорожно принялась собираться. - Скорее, я чувствую, он где-то близко!
      - Не волнуйтесь, мадемуазель, у дома выставлена охрана.
      - Только вы, граф, можете защитить меня, только вы.
      - Мы сейчас же покидаем Париж.
      Арман, еще не веря в то, что Констанция Аламбер согласилась стать его женой, смотрел в лицо до смерти перепуганной женщины.
      - Вы не раскаетесь в своем поступке, мадемуазель?
      - Никогда.
      - Тогда едем.
      И вот Констанция оказалась уже под руку с Арманом де Бодуэном во дворе своего дома. Она на прощание обернулась и посмотрела в темные окна. В мезонине, в полукруглом окне отражалась ущербная луна, посылавшая Констанции свой прощальный блеск.
      - Я вернусь, - прошептала Констанция, - я обязательно вернусь, но потом.
      Экипаж с грохотом полетел по улицам, унося Констанцию прочь от ее дома. Рядом с ней сидел Арман и крепко держал за руку.И только тут Констанция расплакалась. Она вновь почувствовала себя беззащитной.
      - Мы сегодня же отправимся в Пьемонт.
      - Да, дорогая, - впервые Арман назвал ее этим словам, женщина с благодарностью посмотрела в глаза графу.
      - Мы обвенчаемся по дороге в Турин, мне не хотелось бы делать из нашей свадьбы торжество.
      - Как вам будет угодно, мадемуазель.
      Все дальнейшее происходило для Констанции словно в каком-то тумане. Ночное бегство из Парижа, проселочные дороги, незнакомые селения, ночлег в гостиницах и снова дороги. И все эти дни рядом с Констанцией неотлучно находился Арман де Бодуэн. Он единственный во всем мире мог найти слова утешения, мог увлечь ее
      Разговором, заставить забыть о несчастьях последних дней.И женщине уже начинало казаться, что она провела с этим мужчиной большую часть своей жизни. Она уже узнавала его голос, когда слышала, находясь в комнате, как Арман обращается к хозяину гостиницы, объясняя ему, что понадобится мадемуазель Аламбер. И
      Констанция была полна благодарности за эту заботу.Словно само небо послало ей Армана, чтобы тот в трудную минуту поддержал ее.
      Они обвенчались в небольшой сельской церкви, удивив своим желанием пожилого священника. Вначале ему подумалось, что брак совершается не в Париже, не в Турине только потому, что Арман и Констанция убежали от своих родственников. Но потом, вглядевшись внимательнее в их лица, священник понял, такие люди ни у кого не спрашивают разрешения и ни от кого не зависят.
      В церкви пахло сыростью и плесенью, убранство алтаря выглядело убогим. Свидетелями церемонии стали трое случайно оказавшихся в зале прихожан.
      Констанция, уже ставшая мадам де Бодуэн, идя к выходу, глянула вверх, на потолок церкви, построенной в стиле провинциальной готики, такой же плоский и почерневший от времени, как и в церкви, куда она ходила в детстве. И на какое-то
      Мгновение ей показалось, она идет сейчас не с Арманом, а с Филиппом Абинье.
      Но Констанция тут же остановила себя.
      "Нет, к прошлому не будет возврата, как бы тебе этого не хотелось, дорогая. Теперь ты графиня де Бодуэн, урожденная Аламбер".
      Констанция исчезла из Парижа никому не сказав ни слова, и лишь один прокурор со слов Армана знал, куда она отправилась и с кем. Но королевский прокурор был человеком не болтливым и свято охранял тайну своего друга.
      Уже сидя в карете, Констанция поймала себе на мысли, что столь важное в жизни любой женщины событие, как замужество, не произвело на нее никакого впечатления. Мир оставался прежним, да и она ни в чем не изменилась.
      Арман сидел рядом с ней задумчивый и серьезный, и женщине от этих мыслей захотелось улыбнуться.
      - Ты счастлива? - спросил Арман.
      - Не знаю.
      - Я прошу тебя, Констанция, никогда в жизни не обманывай меня.
      - Как получится. Ведь мы еще так мало знаем друг друга, а быть искренним можно с человеком, которого знаешь всю жизнь.
      - Но ведь мы теперь до конца жизни будем вместе.
      - Как получится, Арман.
      - Надеюсь, Констанция, тебе никогда не придется жалеть о том, что ты выбрала именно меня.
      - Это ты выбрал меня, Арман, я здесь ни при чем.
      - Уж не хочешь ли ты сказать, Констанция...
      - Да-да, именно это я хотела сказать. Жизнь распорядилась таким образом, что мы оказались вместе. Карета легко тронулась и покатила по залитой солнцем дороге. Женщина обернулась и в заднем окошечке увидела утопавшую в зелени деревьев церковь. Таким спокойствием и одновременно величием веяло от старого здания, что на душе у Констанции сделалось легко.
      - Будь что будет, - прошептала она.
      - Ты что-то сказала?
      - Я сказала, Арман, все еще впереди, и новые испытания только начинаются.
      Уже затемно их экипаж остановился у небольшой гостиницы, и граф де Бодуэн как всегда снял для Констанции самую дорогую комнату. Слуги внесли багаж, а Арман усадил Констанцию на кровать, поцеловал ей руку и пожелал спокойной ночи.
      Констанция сидела и прислушивалась к звукам, наполнившим гостиницу. Где-то играла флейта, внизу хозяин громко спорил со своей женой, и Констанции стало так тоскливо и одиноко, что она готова была расплакаться.
      Она тихо отворила дверь и выглянула на галерею. Арман стоял, прислонившись к столбу балюстрады, прямо напротив двери своей жены.
      Констанция улыбнулась.
      - Не думала застать тебя здесь.
      - Я знал, что ты захочешь видеть меня, - Арман сделал шаг навстречу Констанции, и та обняла его.
      - Теперь мы вместе и думаю, навсегда, - прошептала женщина, целуя своего мужа.
      Не разрывая объятий, они вошли в комнату и Арман не глядя, закрыл дверь.
      - Я люблю тебя, Констанция, - прошептал он. Женщина ничего не ответила, лишь только высвободилась из его объятий и подбежав к столику, задула свечи. Еще какое-то мгновение в темноте плыли три рубиновые точки тлеющих фитилей, но когда погасли и они, наступил кромешный мрак.
      - Где ты? - позвал Арман.
      - Я здесь, - прозвучал голос из темноты. Граф де Бодуэн двинулся, выставив перед собой руки.
      - Ну где же ты, Констанция?
      - Я здесь, - прозвучало у него за спиной, - мы разминулись.
      И вот в темноте пальцы мужчины нашли пальцы женщины, их руки переплелись, и губы встретились...
      Уже утром, когда первые робкие лучи солнца прокрались в комнату, Констанция разбудила Армана.
      Тот сразу же привлек ее к себе и поцеловал в лоб.
      - Я готов сделать для тебя все, что угодно, Констанция.
      - Единственное, что мне нужно, - женщина приложила палец к его губам, чтобы ты молчал. Граф кивнул.
      - Самое главное, о чем я тебя прошу, - продолжала Констанция, - сделай так, чтобы в Турине не было никакого шума по поводу моего приезда. Я хочу жить тихо и спокойно, как подобает замужней женщине. Арман еще раз кивнул.
      - Никаких приемов в честь моего приезда, в честь нашей женитьбы. Это главное мое условие. Граф де Бодуэн снова кивнул.
      - Я хочу постепенно войти в твою жизнь, в жизнь твоих близких.
      Граф попытался что-то возразить, но Констанция зажала ему рот ладонью и рассмеялась.
      - Теперь я буду делать так каждый раз, лишь только ты попытаешься меня ослушаться. Сдержи свое слово, подтвержденное кивком головы, сделай так, чтобы мой приезд остался почти незамеченным. А потом, если я сама стою чего-нибудь, меня заприметят, а если нет, я останусь на всю жизнь всего лишь твоей женой, женой постельничного короля Пьемонта.