"Возможно, - подумала Констанция, - ему приходится по десять раз на дню выслушивать шутки своего знакомого, и он знает их все наизусть. Но тогда почему он не повторяет их за Анри?"
      Но тут зашли следующие гости, и Констанции не пришлось додумать мысль до конца.
      После того, как все приглашенные вошли в дом, графиня Аламбер отправилась к гостям, а Констанция поднялась на галерею и посмотрела на всех сверху. Она уже понимала, что смотрит не просто так, ее взгляд отыскивает в толпе Анри Лабрюйера, но того нигде не было видно.
      Человек становится интересен нам, если мы узнаем о его злодеяниях. А виконт совсем не был похож на разбойника или на бессовестного похитителя женских сердец.
      Зато шевалье де Мориво Констанция отыскала сразу. Он был очень приметен благодаря своему могучему телосложению. Но в то же время он не смотрелся, потому что был грустным. Он стоял в одиночестве, поглядывая на дам, и лишь презрительно кривил губы, как будто ни одна из них не была его достойна.
      И тут за спиной у Констанции послышался тихий голос:
      - Вы всегда любите подсматривать за тем, как кавалеры любезничают с дамами?
      Девушка резко обернулась. Тот, кого она высматривала в толпе, стоял перед ней.
      - Виконт? - произнесла Констанция.
      - Я столько слышал о вас, но не мог как следует рассмотреть, даже пару раз специально проезжал мимо ворот вашего дома. Но вы, - тут виконт Лабрюйер развел руками, - как назло не появлялись в саду.
      - Вы искали встречи со мной? - немного холодно поинтересовалась Констанция.
      - Искал встречи... - воскликнул виконт, - я всего лишь хотел посмотреть на вас вблизи, ведь не часто удается встретить в Парижестоль отчаянную девушку.
      - По-моему, у вас были немного другие планы, - напрямик сказала Констанция, сверкнув глазами.
      Виконт, конечно же был красив, любезен, изящен, но не был мужчиной ее мечты.
      Ведь образ Филиппа навсегда отпечатался в памяти Констанции и теперь она невольно сравнивала каждого только с ним. А в Филиппе никогда не было ни женственности, ни нахальства.
      Виконт, даже не спрашивая разрешения, стал рядом с девушкой ипринялся смотреть с галереи вниз.
      - Вы, наверное, скучаете? - спросил он.
      - Я скучаю и сейчас, - не думая о последствиях, сказала Констанция.
      - Это интересно слышать, еще ни одна женщина не говорила мне подобного. Скучать рядом со мной?
      - Но, вы, по-моему, не бродячий актер.
      - И это тоже, - добродушная улыбка тронула губы виконта Лабрюйера. Вам, наверное, уже успели рассказать обо мне всякие страшные вещи, как будто бы я людоед и питаюсь исключительно молоденькими девушками. Но посмотрите, я же не дракон, похищающий даму у доблестного рыцаря, я всего лишь смертный,такой же как и вы. И всегда честно предупреждаю своих жертв.
      - Так вы, виконт, заранее знаете, что они обречены?
      - И они это знают, - радостно закивал Анри, - они знают все отсамого начала, но почему-то предпочитают мое общество, а не одиночество.
      - Вы что, никогда не обещаете жениться, прежде чем соблазнитьюную девушку?
      - Больше, дорогая виконтесса, - я сразу же говорю и заставляюповторить за мной, что первая ночь - она же будет и последней. Меня не интересует продолжение. К чему повторять изо дня в день одно и тоже? Ведь это не приносит облегчения ни уму, ни сердцу. Я сразу же теряю интерес к женщине, лишь только овладев ею.
      Констанция смотрела на своего собеседника и не могла взять в толк, юродствует тот или говорит серьезно.
      - Да нет, - сказал виконт, словно прочитал мысли девушки, - я говорю совершенно серьезно.
      - Уж не считаете ли вы и меня одной из своих жертв? - надменно проговорила Констанция.
      - Все женщины одинаковы, - сказал Анри и развел руками, - и вы, моя дорогая, не исключение. Сознайтесь, стоя на галерее, вы высматривали меня?
      Констанция вспыхнула.
      - Откуда вы догадались, виконт?
      - Это очень просто. Все стоят внизу и только мы с вами наверху.Если бы вы высматривали кого-нибудь другого, то обязательно увидели бы.
      Констанция чувствовала себя так, будто ее поймали за каким-то непристойным занятием.
      - Я просто никогда прежде не видела людоедов.
      - Но, наверное, он оказался на поверку не таким уж страшным, рассмеялся виконт. - Вы не откажете показать мне дом?
      Констанция от неожиданности согласилась.
      - Да, - и тут же прокляла свое решение. Но слово было дано и отступать было некуда. Констанция водила его из комнаты в комнату, рассказывая то о знаменитой картине, то о прекрасной китайской вазе.Она слово в слово повторяла слышанное от графини Аламбер.А виконт и не скрывал, что его не интересуют сейчас ни картины, ни скульптуры и смотрел на Констанцию. Сперва, во время рассказа о морском пейзаже, он оценивающе прошелся взглядом по бедрам девушки. Когда они остановились у мраморного римского торса, Анри уже разглядывал ее лицо, а в следующей комнате он уже беззастенчиво пробирался взглядом в вырез платья.
      И Констанция впервые пожалела, что не заказала портному платье, застегивающееся под самое горло.
      - Ну что, виконт, думаю, удовлетворила ваше любопытство?Хотя вряд ли вы помните, что изображено на тех картинах, о которыхя вам рассказала, вы же смотрели не на стены.
      - Да, - признался виконт, - я хотел получше рассмотреть вас и послушать ваш голос. Вы очаровательны.
      Чего нельзя сказать о вас, - вырвалось у Констанции.
      Но виконт ничуть не обиделся на эти слова.
      - Я знаю себе цену, моя дорогая, - довольно бесцеремонно говорил Анри, - ведь если верить слухам, уже более двухсот девушек и неизвестно сколько замужних женщин сгорели в моем огне, и вы не исключение.
      Злость поднялась в душе Констанции на этого бесцеремонного молодого человека.
      А он все с такой же любезной улыбкой на губах подошел к девушке и обнял ее.
      Констанция на какое-то мгновение оцепенела от подобной наглости.
      Они стояли в дальнем углу галереи, совсем недалеко от балюстрады. Здесь даже был различим шум голосов и звук музыки.
      - Так вы любите меня? - спросил виконт. Констанция молчала.
      - Я люблю вас, Констанция, - прошептал он и попытался поцеловать девушку в шею.
      Но не зря раньше Констанция не боялась одна выезжать из дому Реньяров, у нее всегда наготове было с собой оружие. Конечно, носить пистолет за поясом бального платья не очень разумно, поэтомутеперь девушка предпочитала иметь с собой короткий стилет, спрятанный в складках подола.
      Она слегка нагнулась, выхватила оружие и прижала острый какигла кончик клинка к шее Анри Лабрюйера.
      - Если вы сейчас же, виконт, не отпустите меня,я не буду звать на помощь, а просто всажу клинок в вашу шею. Не сомневайтесь, мне приходилось в жизни убивать.
      Анри испуганно глянул в глаза девушки: нет, та не шутила.
      - Осторожнее.
      Он медленно разжал объятия и отступил на пару шагов.
      - Такого мне не приходилось видеть, а вернее будет сказать, переживать, - он потер указательным пальцем маленькую вмятинку на шее, оставленную острием клинка.
      Но тут же его лицо расплылось в улыбке.
      - Да конечно же, вы шутите, у вас и в мыслях не было меня убить, - и он, бросившись к Констанции, повторил свою попытку.
      На этот раз девушка действовала гораздо быстрее и острие клинка неглубоко погрузилось в плечо молодого человека. Но вместо испуга в его глазах зажглась радость.
      - Так значит, я не ошибся и вы действительно не любите меня.
      Виконт Лабрюйер стоял перед Констанцией, зажимая рукой неглубокую рану, из которой сочилась кровь.
      - Я вам говорила это и раньше.
      - А я не поверил. Пока не убедишься на собственном опыте, нельзя верить.
      - Вы слишком высокого о себе мнения, виконт.
      - Теперь я понял, что ошибся в вас. Анри наклонился и поднесладонь Констанции к своим губам.
      - Простите, виконтесса, что был с вами груб. Но в этом виноваты и другие женщины, они приучили меня к тому, что я могу позволять себе с ними все, что угодно.
      - Вы довольно злы по отношению к женщинам.
      - И к мужчинам тоже, - Анри пожал плечами.
      - И что, виконт, вы долго собираетесь стоять как изваяние?
      - Я хочу предложить вам дружбу, - торжественно сказал Анри, падая на одно колено. - Дружбу, но самую преданную. Вы, Констанция, поразили мое воображение больше, чем любая другая красавица во всем королевстве. Вы единственная решились противиться собственному счастью и чуть не убили меня на радость всем мужьям.
      И тут Констанция поняла, что этот насмешливый человек в самомделе интересен и такая дружба может пригодиться.
      Она шутливо вскинула свой стилет и опустила узкое лезвие плашмя на плечо виконту.
      - Я посвящаю вас, месье Лабрюйер, в мои рыцари. Вы обещаете восхищаться мной, но только издали, только на расстоянии. А я со своей стороны, обещаю вам быть преданным и верным другом.
      - Вы не пожалеете о таком решении! - воскликнул виконт Лабрюйер, вскакивая на ноги. - Я научу вас многому, о многом расскажу.
      - Но не считайте меня, виконт, настолько глупой, что я начну помогать вам в ваших сумасбродствах.
      - Не зарекайтесь, Констанция, всякое может случиться и давайте теперь будем с вами на "ты". Зови меня Анри и тогда я смогу звать тебя Констанция.
      - Ну что ж, Анри, согласна. Иметь друга - это не так уж плохо.
      - Тогда я предлагаю вернуться к гостям, чтобы не заставлять ихдумать о том, чего не было.
      - Ты опять за старое, Анри!
      - Я обещал быть милостивым только к тебе, Констанция, других же наш уговор не касается.
      Когда они уже спускались по лестнице, Анри наклонился к Констанции и прошептал ей на ухо:
      - Завтра у меня будет очень интересное развлечение, если хочешь, можешь поучаствовать в нем.
      - И в чем оно заключается?
      - Тс-сс, - сказал Анри, прижимая палец к губам, - я должен наказать одну женщину.
      - И в чем она провинилась?
      - Она не смогла смириться с тем, что после первой ночи я покинул ее.
      - Вы жестокосердны, - сказала Констанция.
      - Ничуть! У нее есть муж и я, жалея его, хочу вразумить жену.Думаю, у нее надолго исчезнет охота изменять своему любящему мужу.
      Констанция и Анри вошли в гущу гостей. Квартет - два альта, скрипка и фагот - играли на возвышении. И тут же, не теряя времени, Анри пригласил на танец Констанцию. Та дала согласие и они двинулись к середине зала.
      Графиня Аламбер, уже было обеспокоившись отсутствием внучки, с досады тряхнула головой.
      - И как это я раньше не заметила, что она с виконтом Лабрюйером!
      Графине хотелось подойти к Констанции, еще раз предостеречь ее, но глядя на растерянное лицо виконта, графиня Аламбер догадалась, что произошло.
      - Нет, - сказала сама себе старая женщина, - Констанция не дастсебя в обиду, сумеет постоять за себя. А виконт в общем-то искренний человек, и всего лишь потакает чужой глупости. Так что заКонстанцию я спокойна.
      После танца к Анри подошел шевалье де Мориво.
      А Констанция, забыв о приличиях, осталась стоять вместе с мужчинами и даже стала обсуждать с ними, какие пистолеты лучше - английские или французские.
      Эмиль доказывал, что лучше французских пистолетов не бывает. А Констанция, на деле зная достоинства и недостатки пистолетов, сделанных французскими мастерами, упрямо ему доказывала, что французские выполнены более искусно, но английские надежнее и точнее бьют в цель.
      Шевалье де Мориво настолько увлек спор, что он даже на время забыл, девушка перед ним или военный. Он несколько раз чертыхнулся.
      Но тут Констанция, поняв свою оплошность, обратилась к шевалье де Мориво с просьбой:
      - Вы не могли бы пригласить на танец мою бабушку?
      - Простите, мадемуазель, - воскликнул Эмиль, - я только что хотел это сделать, но вы опередили мои мысли.
      Констанция смотрела, как Эмиль подходит к графине Аламбер и галантно поклонившись, предлагает танец.
      Графиня Аламбер тотчас же догадалась чьих это рук дело и погрозила Констанции пальцем. Но к удивлению девушки, двинулась под руку с Эмилем.
      Все в зале смотрели на грациозные движения графини Аламбер, так не вязавшиеся с ее изборожденным морщинами лицом. Она хоть и не танцевала уже более десяти лет, ни разу не сбилась, в точности выполняла все предписанные па.
      - Вам нравится моя внучка? - спросила графиня у шевалье де Мориво.
      Тот как всякий военный человек был прям и ответил так:
      - Мадам, если вы намекаете на женитьбу, то я понимаю свое положение и не собираюсь претендовать на ее руку. А если вы хотитеспросить меня, произвела ли на меня должное впечатление красота Констанции, то я вам скажу - да.
      Графиня Аламбер улыбнулась.
      - И вас не смущает, шевалье, что моя внучка выросла в провинции, никогда не воспитывалась в пансионе, не умеет играть наклавире?
      - Это чудесно! - признался шевалье. - Ведь все остальные барышни умеют это делать и поэтому у вашей Констанции большое будущее.
      - Вы довольно неосмотрительны, месье, делая такой комплимент, но другого я от вас и не ждала услышать.
      В это время виконт Лабрюйер уговаривал Констанцию принять участие в завтрашнем веселье.
      - Вот увидишь, Констанция, ты не разочаруешься.
      - Я не люблю мстить, - сказала девушка.
      - Поверь мне, мстить буду я, к тому же очень изысканно, а тылишь исполнишь роль зрительницы, к тому же не одна, а с другими моими знакомыми.
      - Хорошо, - согласилась Констанция, - я буду у тебя ровно в одиннадцать.
      - Я все устрою наилучшим образом, - пообещал Анри, - и ты останешься довольной. Может, сначала тебе мое поведение покажется немного странным, но я обещаю тебе, эта женщина заслужила, чтобы с ней так обращались.
      - Ты хочешь выставить ее на посмешище?
      Не совсем так. Завтра все увидишь.Любопытство было все-таки одной из прирожденных черт Констанции. Она не смогла пересилить любопытство и назавтра отправилась с визитом к виконту Лаб-рюйеру. На удивление девушки слуга провел ее в гостиную, где уже ожидало около дюжины ее знакомых.
      Слуга был единственным в доме виконта, звали его Жак. Это былполный, неряшливый детина, безраздельно преданный своему хозяину. Он не считал нужным сменять костюмы в зависимости от того, где находился. Он был одет в неизменную серую ливрею, теперь уже больше напоминавшую не изношенный бархат, а крысиную шерсть.
      Сам Анри на минутку появился перед гостями, попросил извинения, что не может сейчас уделить им внимания и просил подождать еще немного. Анри удивил Констанцию еще больше, чем его слуга. На виконте был всего лишь халат, надетый, скорее всего, на голое тело. Но девушка решила не выказывать своего удивления, ведь никто из гостей и бровью не повел, когда Анри предстал перед ними в таком наряде. А дело обстояло следующим образом. Одна из дам, замужняя женщина, соблазненная Анри, не смогла пережить разлуки с ним и всячески донимала его любовными письмами, якобы случайными встречами и даже пригрозила, что если он не согласится вновь предаться любви с ней, она наложит на себя руки. И Анри не оставалось ничего, как постараться превратить все происшедшее в шутку. Правда, сложность заключалась в том, что женщина не намеревалась шутить. Она и в самом деле покончила бы с собой, еслибы Анри отказал ей во встрече. Но жестокость к многочисленным недостаткам Анри не имела никакого отношения. Виконт с легкой душой отослал Жака с письмом, в котором уведомлял безумно влюбленную женщину, что она сможет приехать к нему с утра.
      Так оно и произошло. Виконт от самого порога понес влюбленную женщину в спальню. Та была вне себя от счастья, вновь уверившись в неотразимости своих чар. Если бы она только знала, что уготовил ей Анри!
      В порыве страсти женщина начала сбрасывать с себя одежды. Виконт спокойно помогал ей в этом. Когда они оба остались лишь в одеяниях из воздуха, виконт Лабрюйер набросил на плечи халат и сославшись на жажду, покинул комнату, предварительно спрятав одежды своей возлюбленной и оставив на кровати всего лишь одну подушку. Кровать со всех сторон была окружена пологом и женщина сидела в нем, словно полководец в палатке, ожидая донесения вестового.Анри же, вторично появившись перед своими гостями в халате, пригласил их пройти в спальню.
      Те, предчувствуя веселое развлечение, повинуясь совету Анри,вели себя тихо. Вот так и оказалась в спальне дюжина человек, средикоторых была и Констанция. Их разделял лишь полог кровати, за которой лишь угадывался силуэт любовницы Анри.
      Виконт пару раз кашлянул и тут же громко сказал:
      - Дорогая, я предупреждал тебя, что никогда больше мы не будем вместе. Но ты угрозами заставила меня вновь встретиться с тобой.
      Среди гостей послышалось хихиканье.
      - Кто здесь? - испуганно воскликнула женщина.
      - Я привел своих друзей, - ласково проговорил Анри.
      Среди присутствующих вновь раздался смех. Женщина принялась лихорадочно искать свою одежду, но не нашла. Простыня, как назло, не хотела покидать матрас, ведь слуга по приказанию виконта пришил ее к обивке кровати. Оставалась лишь только небольшая подушка, но прикрыться ей целиком было невозможно.Женщине оставалось выбрать, закрывать ей лицо, грудь или бедра.
      - Я считаю до трех, - громко сказал Анри, - и отдергиваю полог, - его рука сжала край материи. - Раз ! Два! Три! - просчитал виконт Лабрюйер и отдернул полог.
      На простыне, плотно сжав ноги, лежала его любовница. Лишь только кто она, никто из гостей не мог понять, ведь на лице у нее лежала подушка, в которую незадачливая женщина впилась руками, готовая сражаться за нее не на жизнь, а на смерть.
      - Ну что ж, она действительно прекрасна, - сказал Анри, - но неосмотрительна. Я же предупреждал ее... Кстати, - осведомился он, - как тебя зовут? Я что-то забыл твое имя. Хотя подожди, можешь не говорить, я сейчас сам назову его.
      Было видно, как мелко дрожит тело женщины, как сжимаются ее пальцы, впиваясь в подушку.
      А приглашенные плотным кольцом обступили кровать и принялись обсуждать прелести представшие их взорам.
      - Нет, - продолжал Анри, - я все-таки позабыл твое имя и думаю, ты не решишься вновь прийти ко мне и свою угрозу не решишься выполнить, потому что все узнают, кем ты была на самом деле.
      Констанцию поразил не столько сам поступок виконта Лабрюйера, сколько реакция его друзей. Они смеялись, рассматривая обнаженную женщину, один из них шутя даже взялся за край подушки, словно хотел ее выдернуть.
      Девушка не выдержала этого. Она растолкала стоявших возле кровати и зло рванула полог. Затрещала материя. В руках у Констанции остался огромный кусок разорванного пополам полотна.Она бережно накрыла дрожащую от страха женщину, успев шепнутьей на ухо:
      Не бойтесь, я не позволю ему больше издеваться над вами.
      - Я сама виновата, - услышала она сдавленный голос из-под подушки.
      - Ну что ж, - сказал Анри, - благородство чувств всегда побеждает. Я достиг того, чего хотел. Эта особа больше не будет домогаться встреч со мной. Когда-то я любил ее, но теперь был близок к ненависти и единственное, что могло спасти положение - такэто смех.
      Констанция чувствовала, что это еще не все, Анри что-то припас и для своих гостей, посмевших смеяться над его возлюбленной, пусть и былой.
      - Простите, что задаю бестактный вопрос: быть может, она женакого-нибудь из присутствующих здесь? Ведь ее муж сказал, что должен покинуть дом рано утром, потому что спешит по делам. Никто не признал в ней свою жену?
      Все смолкли, вопрос повис в воздухе. Каждому из мужчин еще разхотелось взглянуть на обнаженное тело, чтобы отыскать там какую-нибудь примету, родинку, еле видный шрам. Вернее, чтобы не найти их.
      Но женщина была накрыта обрывком полога, и Констанция в душе ликовала. Ей удалось-таки бессознательно помочь Анри Лабрюйеру сбить спесь с этих надменных вельмож. Ведь они пришли посмеятьсянад другим человеком, а Анри смог посмеяться над ними. Да и даме под покрывалом вздохнулось легче, хоть так, но она поквиталась с мужчинами.
      Молча мужчины покидали дом виконта Лабрюйера. Констанцию же Анри попросил задержаться в гостиной.
      Девушка сидела у невысокого столика, ожидая, пока несчастная девушка в соседней комнате оденется и покинет спальню. Сперва до слуха Констанции доносился громкий плач и немного резкие слова виконта, потом послышался смех. Женщина смеялась сама над собой, над своей любовью, над безумием, охватившим ее. Все было кончено.Она могла возвращаться домой, понимая, что никогда больше не сможет ступить ногой в этот дом.
      Констанция не удержалась от любопытства и выглянула в окно.Открылась дверь черного хода и из нее почти бегом появилась молодая женщина в шляпе с накинутой на лицо вуалью. "Кто она, Констанция так и не смогла узнать. А может, она и вовсе с ней не была знакома.
      Анри выглянул в гостиную и улыбнулся, застав Констанцию у окна.
      - Ты хочешь знать, кто она? - спросил он девушку.
      - Нет, это всего лишь женщина, несчастная от любви, а ты сделал ее счастливой.
      - Ты не права, - ответил ей Анри, - я всего лишь не дал ей сделать себя несчастной. И думаю, вскоре мы будем встречаться с ней где-нибудь в гостях даже не краснея.
      - Ты боишься покраснеть, Анри? - спросила Констанция.
      - Нет, я боюсь улыбнуться.
      - Сперва ты показался мне жестоким, - сказала Констанция, - а теперь я вижу - ты справедлив.
      - Но я ничего не мог поделать, - взмолился Анри, - она вбила вголову, что может стать моей любовницей до конца своих дней. Но этоже невозможно, пойми.
      - По-моему, не смеялась только я одна.
      - Я это заметил, - вздохнул Анри, - и чем больше я тебя узнаю,Констанция, тем больше ты мне нравишься.
      - Но ты же понимаешь, Анри, после того, что я увидела, у меняне появится ни малейшего желания становиться твоей любовницей. Поэтому брось глупые разговоры об этом, сердце мое принадлежит другому.
      - Мертвых нельзя любить, - сказал Анри, обращаясь к Констанции, - иначе и сам становишься мертвым.
      ГЛАВА 8
      После отъезда из Парижа старой графини Аламбер, Констанциянемного грустила. Ей не с кем было поговорить, некому было доверить свои секреты. Бабушка являлась последней нитью, связывающей Констанцию с прошлой жизнью. И вот эта ниточка оборвалась.
      Правда, изредка приходили письма из далекого Мато, где писалось всегда одно и то же: каким предвидится урожай, шли или нетдожди, какие цветы графиня Аламбер высадила на клумбе. В конце неизменно задавался вопрос, как поживает Констанция.Конечно, этим вопросом подразумевалось, что хорошо.Констанция отвечала на эти трогательные письма с завидной регулярностью. Она откладывала все - дела,встречи и садилась к секретеру. Ее рука уверенно и быстро выводила заученные фразы. Эта переписка превратилась в своеобразный ритуал, не отнимавший много времени. А его с тех пор, как графиня Аламбер покинула Париж, прошло немало - целых три года, в которые, наверное, единственным настоящим другом Констанции оставался виконт Лабрюйер.
      Он конечно же не мог допустить, чтобы Констанция не влюбилась в него. Он делал все для этого, то тщетно. Девушка оставалась равнодушной к его внешности и лишь дружба связывала их.
      Но Анри Лабрюйер оказался не так-то прост. Он понял: Констанция жадно впитывает в себя советы, житейские мудрости и решил: если не я, то пусть кто-то другой, но по моему желанию.И он принялся учить Констанцию тому, что знал сам. Жизненная философия виконта сводилась к немногочисленным, довольно банальным на взгляд истинам, но мало бы нашлось людей, способных придерживаться их.
      А Констанция в этом смысле являлась чистым листом бумаги, накотором можно было написать какие угодно слова, запечатлеть самыенезатейливые мысли.
      - Во-первых, - учил Констанцию Анри, - ты должна любить себя больше всех остальных и тогда никто не сможет тебя предать. Ни один мужчина не посмеет оставить тебя первым, ведь ты почувствуешь его охлаждение, а главное в любви - первому разорвать отношения.
      С этим Констанция была согласна, но любовью, по ее мнению, было нечто другое - неосязаемое и эфемерное. А в представлении Анри, как убедилась Констанция, присутствовало больше плотского, нежели духовного.
      Но и этот недостаток Анри быстро восполнил. Он научил Констанцию тому, что называл во-вторых.
      - Любовь - это мираж, - говорил виконт, - она существует только в разлуке, когда влюбленные не видят друг друга. Лишь только они остаются вместе, тут-же над чувствами возобладает похоть и сладострастие. Любовь это не постель. То, чем обладаешь, невозможно любить, потому что ты к нему привычен. Лишь только первый миг близости - это еще любовь, но дальше... - и тут Анри картинно прикрывал глаза и восклицал, - я не настолько развратен, чтобы продолжать отношения с женщиной после первой ночи.
      - По-моему, Анри, - резонно замечала Констанция, - ты занимаешься этим и днем, и утром.
      - Ночь - это если выражаться фигурально, ведь все равно я задергиваю шторы и зажигаю свечи.
      В общем, и со вторым Констанция согласилась. Ей было легко сделать это, потому что она продолжала еще любить Филиппа и найдяутешение в мысли, что любовь возможна только на расстоянии, Констанция смирилась со своей теперешней участью. Конечно же, ее не раз прочили замуж, но она так и не решилась предстать перед алтарем.
      Но молодость требовала своего и Анри понимал, что если не муж - то значит, любовник.
      - А вот теперь в-третьих. Главное, в-третьих, - уговаривал он Констанцию выучить еще один постулат. - Ты подумай сама, что лучше - муж или любовник.
      - По-моему, и то и то не так уж привлекательно, - возражала ему Констанция.
      - Нет, ты ошибаешься. Насчет мужа или жены я полностью с тобой согласен, а вот любовник, любовница - совсем другое дело.
      - И в чем же заключается это иное? - интересовалась Констанция.
      - Муж - это любовник в прошлом. Став мужем, он и остается им, ведь невозможно же быть одновременно двумя разными людьми. Согласись, Констанция!
      Девушка задумчиво смотрела на своего собеседника и понимала, что спор здесь неравный. Ведь виконт знает о причудах любви больше, чем она. Но здравый рассудок подсказывал Констанции - здесь что-то не так.
      - Но и любовник, став любовником, теряет свою суть, - говорила девушка.
      А у виконта Лабрюйера был готов уже ответ:
      - Да, но он им и остается. Он не претендует больше ни на что ни на твои деньги, ни на верность. Он изначально поставлен в условия, когда измена не влечет последствий.
      - Ты говоришь, любовник, - отвечала Констанция, - но мало ли существует ревнивых любовников, готовых убить женщину, если она посмотрит на другого мужчину!
      - Главное, чтобы он был безумно влюблен и тогда с него можновзять любое обещание. А если учесть, что он к тому же и человекслова, то опасаться нечего.
      Констанция скептично выслушивала подобные рассуждения своего друга, но больше не возражала ему. Общество виконта в больших количествах утомляло Констанцию, ведь ей приходилось больше слушать, чем говорить самой, а для женщины это смертельно. И как-то незаметно, месяц за месяцем, она уже стала проводить часть своего времени в обществе шевалье де Мориво. Он-то как раз и был скуп на слова, зато являлся благодарным слушателем. Сразу было видно, что он обожает Констанцию и готов выслушивать любую ерунду, лишь бы она исходила от нее.
      И вот виконт Лабрюйер сумел воспользоваться этими сложившимися между Констанцией и Эмилем отношениями. Он как-то невзначай соврал своему знакомому, что Констанция, дескать, проговорилась, она по уши влюблена в шевалье. Тот, как человек военный, привыкший повиноваться приказам и долго не раздумывать, хотел было двинуться с визитом к Констанции.
      Но Анри тут же предостерег его:
      - Что ты, она же тебе сама ни за что в этом не признается. Ты должен ошарашить ее, удивить, и тогда она тебе расскажет обо всем.
      Эмиль сам никогда бы не додумался до подобного. Ведь он считал себя не способным возбудить пылкие чувства в сердце такой красавицы. Но слова виконта подействовали на него чрезвычайно.
      И вот, под покровом темноты, шевалье де Мориво пробрался в сад дворца Констанции. Он не раз бывал в этом доме, прекрасно представлял себе расположение комнат. Половину ночи он простоял под окном в надежде, что Констанция выглянет на улицу, чтобы полюбоваться ночным небом и заметит его, тоскующего под окнами спальни.
      Но Констанция, ничего не подозревая, преспокойно спала.Наконец, терпению шевалье пришел конец. Он отыскал в саду длинную лестницу, с которой обычно садовник спиливал сухие ветви сдеревьев, и установил ее у окна.
      Теперь-то шевалье де Мориво почувствовал себя гораздо увереннее. Это было похоже на осаду крепости, когда нужно по приставной лестнице штурмовать стену.
      И он стал карабкаться по не очень-то надежному сооружению к комнате Констанции, уверяя себя, что свершает благое дело. Прогнившие ступеньки несколько раз обламывались под грузным лейтенантом, но он упрямо взбирался вверх, точно и впрямь шел наштурм крепости.
      Когда его голова со всклокоченным париком показалась в окне, Констанция все так же мирно спала. Даже Шарлотта в своей комнатке не слышала, как Эмиль соскочил на пол и подошел к кровати ее госпожи, хоть дверь была приоткрыта. Утомленная за день эфиопка спала как убитая.
      Месье де Мориво долго стоял, любуясь спящей Констанцией и незная, как обратиться к ней. Ведь это не воин, заснувший у погасшегокостра, которому можно положить руку на плечо и громко крикнутьна самое ухо "В атаку!" Если бы не долгие размышления, то можетбыть, он и придумал бы достойный выход. Но чем дольше стоял Эмиль, то более нелепыми становились его планы.
      На Констанции была надета только легкая полупрозрачная ночная сорочка, и Эмиль почувствовал себя неуютно в кожаном жилете, в сапогах и форменных штанах. От отцепил шпагу, положил ее в кресло и снял сапоги.
      "Будь что будет" - решил шевалье де Мориво и лег рядом с Констанцией на широкую кровать.
      Он конечно же коснулся плеча девушки и тихо прошептал ей на ухо:
      - Я люблю вас, Констанция!
      Та даже не просыпаясь, думая, что все происходящее - сон, потянулась к нему руками и Эмиль крепко обнял девушку.