Девушке нестерпимо захотелось заполучить его тотчас же.
Констанция еще раз придирчиво осмотрела свое отражение в зеркале. Сочетание платья, сшитого по последней моде и ее природной дикости и красоты было неотразимо.
- Я бы осмелилась вам посоветовать, мадемуазель, - сказала Шарлотта, никогда не следовать моде до конца, иначе вы сольетесьс другими женщинами, вас будет трудно отличить. Холодная красотаничего не стоит, а вот загадка она по душе всем.
Констанция осторожно поправила медальон с огромной жемчужиной на своей шее. Та даже не доставала до глубокого выреза платья.
- Как ты считаешь, Шарлотта, - Констанция старалась говоритьабсолютно спокойно, - вырез у платья не слишком большой?
- Что вы, мадемуазель, если бы вы спросили меня до того, как работа была окончена, я посоветовала бы его сделать еще немного ниже.
- Но ведь тогда бы... - Констанция замялась, ее грудь до половины и так была обнажена.
Пухлые губы миловидной эфиопки раздвинулись в улыбке.
- Вы хотите сказать, будто глубокий вырез - это непристойно?
- В общем-то, по-моему, так не принято...
- Нет, мадемуазель, это очаровательно, а то, что красиво, не может быть непристойно. Вы только посмотрите, как чудесно белое платье оттеняет голубую жилку на вашей груди! Ваше тело смотрится словно мрамор.
Девушка прикоснулась к своему телу так, словно бы впервые делала это. Ее пальцы коснулись немного прохладной на ощупь гладкой кожи. Это прикосновение будоражило, волновало.
- Скоро должны приехать гости, - напомнила Шарлотта.
- Ах, да!
- Вы так быстро обо всем забываете, мадемуазель, - рассмеялась Шарлотта.
- И что же делать?
- Нужно привести в порядок волосы.
- Опять! - Констанция с досадой кивнула головой. - Опять сидеть и ждать, когда же, наконец, они улягутся в эту ужасную прическу.
- А сегодня я вам сделаю другую, - пообещала эфиопка, - и вы, мадемуазель, останетесь довольны.
Констанция и ее служанка перешли в спальню и девушка опустилась в мягкое кресло напротив зеркала. Под умелыми руками Шарлотты ее волосы вспенились и приобрели чудесные формы. Всего лишь несколько заколок, пара лент, брошь - и прежняя дикость исчезла.
- Ты всегда знаешь, что надо делать, - изумилась Констанция.
- Помилуйте, мадемуазель, ваша прежняя прическа была, конечно же, неотразима, но гости могут подумать, что до этого вы несколько часов скакали на страшном ветру.
- А теперь что они подумают? - поинтересовалась Констанция.
- Что вы кроткая и наивная девушка.
- А разве это не так?
- Вам лучше знать, мадемуазель, но вам меня не обмануть.
- Ты уже поняла, чего я жду от жизни? - сказала Констанция.
- Это моя обязанность, - сделала картинный реверанс Шарлотта, немного сильнее чем нужно взмахнув руками.
- Ты чудесная девушка, - Констанция похвалила свою служанку и не без основания.
Ведь та не просто одевала ее, укладывала волосы - онапотихоньку создавала облик. Где нужно советовала, где нужно предостерегала, а когда была абсолютно уверена в своей правоте настаивала.
В доме одни за другими принялись отбивать четверть часы. То глухо, как колокол, звучали куранты в гостиной, то следом за нимиподхватывали мелодичной трелью каминные часы.
- Мы как раз вовремя, - Шарлотта отступила на шаг, чтобыполюбоваться результатами своей работы. - Это, конечно, не модель корабля на шляпке, мадемуазель, но, по-моему, тоже неплохо. Как вынаходите?
Констанция, склонив голову на бок, посмотрела в зеркало.
- Ты, Шарлотта, умеешь подбирать прическу даже под мое настроение.
- В это время, - напомнила Шарлотта, - мадам Аламбер просила вас быть уже внизу.
- Меня здесь больше ничего не держит, - Констанция еще по-детски быстро вскочила с кресла и побежала к выходу, ей не терпелось показаться в новом наряде на глаза старой графине.
Та только всплеснула руками, завидев свою внучку.
- Констанция, ты само совершенство.
- А вырез? - улыбаясь, спросила девушка.
- Что? Вырез? Не слишком большой, я бы на твоем месте, - графиня приложила палец к губам, - сделала бы его немного больше.
- Правда?
- Не совсем, дитя мое, не на твоем месте, а в твои годы, так будет правильнее.
Вскоре послышался звук приближающейся кареты и дворецкий доложил, что прибыли баронесса Дюамель и ее дочь Колетта.
Констанция чувствовала себя страшно взволнованной, ведь от того, какое впечатление она произведет на своих родственников, зависело многое. По плану графини Аламбер ее узина Франсуаза должна будет удовлетворить любопытство придворных рассказом об увиденном.
А баронесса и не скрывала своего интереса. Она разглядывалаКонстанцию как разглядывают вещь перед тем, как ее купить.
Девушка не находила места своим рукам. Она то складывала их наколени, то скрещивала на груди. А ее бабушка сопровождала каждоедвижение своей внучки одобрительной улыбкой. Ей нравилось, что Констанция волнуется и на ее щеках появился румянец, так она была еще более прекрасной.
А вот Колетта сразу же вызвала в душе Констанции жалость.Девочка с виду почти взрослая ничего не могла сделать не посоветовавшись с матерью. Она перебивала ее по пустякам, и Констанции даже показалось, что если Колетта на пару часов останется одна, без матери, то расплачется, растирая по лицу слезы. Правда, к чувству жалости примешивалось и чувство злости: ну нельзя же быть такой беспомощной, не знать, чего же ты хочешь сама!
Баронесса болтала без умолку, пересказывая своей кузине новости пятилетней давности. В общем, Франсуаза считала свою кузину уже достаточно старой для того, чтобы быть в здравом уме. И поэтому вдавалась в несущественные подробности, боясь, что Эмилия не поймет ее как следует.
- Какой сегодня чудесный день! - говорила баронесса Дюамель, глядя в окно на затянутое тучами небо.
- И чем же это он такой прекрасный? - удивлялась графиня, заслышав, как первые капли дождя ударили в подоконник.
- А я не люблю солнце, - признавалась баронесса, - и ты, Эмилия, тоже его не любишь. Тогда приходится прятать лицо, чтобы не дать загару прилипнуть к коже.
- Неужели, Франсуаза, ты в самом деле боишься загореть, пока идешь от кареты к крыльцу?
- Да, боюсь, - отвечала Франсуаза, - ты знаешь мою кожу, стоит солнечному лучу упасть на нее, как она тут же темнеет.
О таких вещах говорить принято не было, но Франсуаза считалаЭмилию достойной ее небольших тайн.
- А еще, - баронесса переходила на шепот, - я скажу тебе, что обнаружила у себя сегодня утром седой волос.
Графиня, не удержавшись, рассмеялась.
- Что же тогда, Франсуаза, говорить обо мне?
- Я вырвала его, - гордо сказала мадам Дюамель.
- Не прикажешь ли ты и мне выщипать все волосы? Такое предположение позабавило баронессу.
- Нет, дорогая, ты уже нашла свой образ эдакой седовласой мудрой женщины, а я все еще пытаюсь молодиться.
- А кто тебе, кузина, запрещает выглядеть соответственно возрасту?
- Ты, Эмилия, даже не знаешь, сколько мне лет.
- Об этом можно догадаться, глядя на твое лицо, - и графиня Аламбер кончиком пальца коснулась глубокой морщины на лбу своей кузины.
Та тут же отыскала зеркальце и принялась рассматривать свое лицо.
- Нет, Эмилия, ее вчера решительно не было.
- Ты мне еще скажи, Франсуаза, что завтра она исчезнет.
- Нет, - вздохнула баронесса, - морщины не исчезают и я просто не хотела ее до сих пор замечать. Как быстро летит время... Ведь я, Констанция, помню тебя еще совсем маленькой.
- В самом деле? - изумилась девушка. - А я боюсь, не помню вас, хотя мне этого бы очень хотелось.
- Что ты, Констанция, ты меня и не можешь помнить, ведь тогдаты еще лежала в колыбели. Я опоздала на твои крестины и мне пришлось оправдываться перед твоей матерью.
Баронесса Дюамель казалась Констанции древней старухой, хотя той еще не было и пятидесяти. Молодость всегда надменно относится к старости, наивно полагая,что стареют все, кроме молодых. А может, виной такого впечатления было то, что баронесса Дюамель старательно пыталась скрыть следы прожитых лет.
Зато сама Констанция с первого взгляда понравилась Франсуазе.Наметанным взглядом баронесса определила, что девушка будет иметь успех при дворе и поэтому лучше всего подружиться с ней сейчас, сразу, не дожидаясь, пока она станет надменной, поняв всю силу своей сказочной красоты.
- Как ты находишь мою дочь, Констанция? - спросила баронесса, словно бы Колетта не была рядом.
- Она красива, - как-то неуверенно сказала девушка и добавила, будучи уже абсолютно искренней, - она очень похожа на вас, мадам Дюамель.
Но Франсуаза слишком много времени провела при дворе, чтобы обольщаться подобными фразами.
- Констанция, я конечно не обольщаюсь, что моя дочь красавица, подобная тебе, но она достаточно миловидна и может рассчитывать в будущем на успех у мужчин.
Глядя на Колетту труднее всего было подумать, что ей когда-нибудь придется вскружить голову хоть одному мужчине. Наивные до глупости глаза были бесцветны. Правда, сохраняя приличие, их можно было назвать голубыми. Светлые волосы яркие ленты собирали в две нелепых косички. Платье казалось великоватым только из-за того, что повторяло причуды взрослой моды. Но стоило Колетте улыбнуться, как всем тут же становилось ее жаль, такой растерянной была ее улыбка.
- Мама, - попросила Колетта, явно скучая за столом, - вы не позволите мне выйти прогуляться в сад? Франсуаза Дюамель хмыкнула и покосилась на дочь.
- Я составлю тебе компанию, - тут же нашлась Констанция, уже уставшая от долгого сидения в кресле.
Глаза Колетты засветились радостью. Ей льстило, что такая блистательная девушка, о которой она столько слышала, составит ей общество в прогулке по саду.
- Я благодарна вам, мадемуазель.
- Не стоит, - Констанция двинулась к выходу. Констанция смотрела на Колетту и поражалась: такая небольшая разница в возрасте и такое разительное отличие. Такой наивный взгляд на жизнь, на мир... И это живя в Париже!
Констанция поняла, что окажись Колетта на ее месте в те времена, когда она жила в доме Реньяров, то с девочкой не считался бы ни один из братьев, ни один из бандитов. Только теперь Констанция поняла, какой силой обладает, если ей могли повиноваться отпетые негодяи и люди, не знающие жалости.
А Колетта тем временем болтала о всякой чепухе, которая уже незанимала ум Констанции добрых пять лет. Но у девочки был и другой опыт, не известный Констанции, ведь ей самой никогда не доводилосьвоспитываться в пансионе. А Колетта говорила только о нем, ведь всущности и не знала другой жизни.
- Там ужасно неинтересно! - говорила Колетта и тут же задумывалась, поскольку не знала, как назвать ей Констанцию, ведьприходилась той тетей, а называть ее "дорогая племянница" у девочкине поворачивался язык.
Но ты же там многому научилась? - спросила Констанция.
- Учить-то там учат, - пожаловалась Колетта, - но толку отэтого никакого. Ну невозможно же научиться танцевать, танцуя сосвоей подругой! Для этого нужен юноша, - слово "юноша" прозвучало в устах Колетты как "старик". - Вы мне так нравитесь! - с восхищением внезапно произнесла Колетта.
- Что же во мне необычного?
- Вы красивая, ваше платье нарядное, не то что те, которые заставляют носить меня в пансионе. Это довольно глупо, - некстатизаметила Колетта, - но я ужасно боюсь темноты. А у нас в комнате, когда ложимся спать, гасят все свечи и тогда мне кажется, что я совсем одна-одинешенька осталась в этом мире.
Дать какой-нибудь дельный совет девочке, боящейся темноты, Констанция не решилась.
"Сейчас она начнет рассказывать, что боится мышей или даже пауков" подумала Констанция и не ошиблась.
- Я вам скажу по секрету, в нашей комнате живет крыса. Она выходит ночью, когда все, кроме меня, спят. Однажды она даже попыталась устроиться греться у меня в ногах.
- Какая мерзость! - в сердцах произнесла Констанция.
- Да, а каково было мне! Я думала сперва, что это кот, ведь втемноте не разберешь - пушистое и теплое. И только потом я вспомнила: откуда взяться коту в спальне? Я закричала и разбудилавсех. Это и впрямь была крыса, она сидела у меня на кровати и, сложив на груди лапки, смотрела на меня. А потом убежала, и я еебольше не видела, наверное, крысу напугал мой крик.
Констанция уже начинала скучать в обществе Колетты, ведь вместо рассказа о придворной жизни ей приходилось слушать о какой-то крысе, забравшейся на кровать воспитанницы пансиона.
"Уж лучше бы я осталась в гостиной, - подумала Констанция, - там узнала бы что-то новое".
А Колетта тем временем испытывала прилив нежных чувств к Констанции.
- Говорят, вы умеете стрелять? - с восхищением спросила девочка, опасливо косясь на свою спутницу.
- В этом нет ничего сложного, это не труднее, чем продевать нитку в иголку.
- А я бы умерла от страха, - призналась девочка, - если бы меня окружили в доме бандиты.
"Да кому ты нужна такая?" - подумала Констанция, но вслух сказала:
- Я тоже страшно боялась, ведь они могли в любой момент ворваться в дом!
Но потом, спохватившись, спросила:
- А кто тебе рассказывал об этом?
- Моя мать.
- А ей кто рассказал об этом, не знаешь?
- Графиня Аламбер, наверное.
И Констанция принялась по крупицам выпытывать у Колетты то, что ей известно о ее прошлой жизни. Оказалось, история Констанцииобросла такими душещипательными подробностями, что и впрямь превратилась в легенду. Девочка рассказывала и рассказывала, присовокупляя все новые и новые детали. Но и без них Констанция без труда разобралась бы, кто же постарался рассказать о трагической вражде между Реньярами и Абинье этой не очень-то смышленной девочке.
"Конечно же, это графиня Аламбер, - в душе обозлилась на нее Констанция. - Если же и баронесса, пересказывая при дворе о том, что случилось со мной, добавит от себя несколько деталей, то я в конце концов, сама не узнаю, о ком говорят - обо мне или о ком-то другом".
Самое печальное, что в рассказе Колетты Виктор Реньяр выглядел не отъявленным мерзавцем, наделенным лишь крупицей жалости, а эдаким благородным злодеем, лишившимся земли и имения, пожертвовав ими для того, чтобы поквитаться с заклятым врагом своего отца.
И Констанция, чтобы как-то остановить девочку, дать ей разобраться во всем, сказала:
- А ты можешь представить себе, дорогая, что человек, называвший себя моим кузеном, Виктор Реньяр, убил собственного отца лишь потому, что он благословил мой предстоящий брак?
Но к удивлению Констанции девочка сказала:
- В Париже случается и не такое. Здесь бывает, родители убивают детей...
Наверное, последняя мысль прочнее всего и засела в несмышленной головке Колетты и ее собственная мать казалась ей чудовищем, способным задушить собственную дочь.
- А что бы ты сделала на моем месте? - спросила Констанция.
Девочка не долго думала.
- Мне бы пришлось выйти замуж за Виктора. Констанция в очередной раз удивилась наивности своей юной родственницы, ей бы даже не пришло в голову обдумать план сопротивления. "Пришлось бы" - вот и все, на что она была способна.
- А если бы он схватил тебя и потащил, а у тебя в руках был нож,ты бы смогла ударить?
- Нет, что вы, - испугалась Колетта, - я даже муху не могу убить, правда, один раз... - она растерянно улыбнулась, - я убила муху, а потом долго плакала.
- Почему? - Констанция обняла девочку за плечи.
- Потому что она тоже живая, а я убила ее просто так. Она жедаже не мешала мне.
- Ты странный человек, - подытожила Констанция, не находя более объемлющего определения.
- Я сама знаю об этом.
Девочка подошла к старому каштану и погладила его ствол так, как будто тот был человеком и мог что-то почувствовать от ее прикосновения.
- Тебе не холодно? - осведомилась Констанция. У Колетты уже посинели губы и зубы едва не стучали.
- Да, я думаю, стоит вернуться в дом, если вы, конечно, не против.
Констанция хоть и тоже замерзла, но не показывала этого, нельзя же, в самом деле, накинуть теплую шаль поверх такого платья.
Когда Констанция и Колетта вернулись в гостиную, то на маленьком столике между беседующими женщинами стояло четыре чашечки горячего шоколада.
Колетта с холода сразу же схватила в руки чашку и вскрикнула. Та была слишком горячей и девочка обожглась. Тонкая фарфоровая чашка полетела на пол, а горячий шоколад выплеснулся на подол платья Констанции.
Колетта тут же бросилась извиняться и даже попыталась своим платком вытереть пятно, но от этого то стало только больше.Констанция еле сдерживала свою злость.
"Это же надо, так нелепо получилось! - думала она. - Проклятая девчонка! Теперь, оказывается, я надевала это платье только ради нее. И почему его не принесли чуть попозже!"
А Колетта уже чуть не рыдала от досады. Она меньше всего желала обидеть Констанцию и показаться неловкой.
Баронесса сделала строгое лицо и принялась выговаривать дочери. А та уже плакала во весь голос и от этого еще больше стала походить на маленького ребенка.Радость от визита была испорчена напрочь.
Констанция, извинившись, удалилась к себе и Шарлотта, качая головой, принялась снимать новое платье, обезображенное огромнымтемным пятном.
- Теперь с ним уже ничего не поделаешь, - разглядывала пятно Шарлотта, - шоколад не отмоется.
"Ну почему, - спрашивала у себя Констанция, - почему мне так не везет?"
И она возненавидела Колетту, понимая, что в общем-то несправедлива к девочке. Мало ли подобных проступков было на счету и у нее самой? Но бывают вещи, которые прочно врезаются в память и потом, что ни делай, они все равно приходят на ум. Поэтому впоследствии, лишь только Констанции приходилось видеть Колетту, она сразу же вспоминала испорченное платье и неудавшийся визит.
Правда, у этого происшествия была и другая сторона. Констанциябоялась, что Колетта почувствует неприязнь, поселившуюся у нее в сердце, поэтому всячески старалась загладить впечатление от тех нескольких резких слов, произнесенных ею лишь только горячий шоколад расплылся на белоснежной материи.
Констанция иногда специально, узнав, что баронесса Дюамель направляется в пансион, ехала вместе с ней, чтобы проведать Колетту.И всегда привозила ей пару каких-нибудь безделушек, хоть и оставалась равнодушной к лишенной самостоятельности девочке.
А вот баронесса Дюамель нашла в лице Констанции благодарного слушателя и считала ее чуть ли не своей подругой, поверяя ей свои многочисленные секреты. Но учиться чему-нибудь у баронессы было сложно. Она хоть и провела большую часть своей жизни при дворе, почти ничего не вынесла оттуда в качестве опыта. Она упорно придерживалась раз и навсегда заведенного образа жизни. Но Констанции нравилось, что Франсуаза никогда не пытается ее учить,как и что следует делать. Чужая жизнь была для баронессы святым иона никогда без разрешения не пыталась туда проникнуть. А может, эта женщина была лишена любопытства, так свойственного женскомуполу. Так или иначе, но баронесса Дюамель была для Констанции довольно приятной собеседницей, с которой можно не особенно церемониться и подбирать нужные слова.
Графиня Аламбер была рада тому, что баронесса и Констанция довольно сблизились. Она даже изредка, обманывая себя, называла это дружбой. Правда, Шарлотта была не в восторге от баронессы и ее дочери, о чем время от времени считала своим долгом сообщать Констанции.
- Они злоупотребляют вашим терпением, - часто говаривала Шарлотта, готовя свою госпожу ко сну.
- Что ты, мне приятно бывает поболтать с Франсуазой.
- А по-моему, это приятно ей, мадемуазель, - настаивала на своем Шарлотта. - Вы можете на меня сердиться, но я должна предупредить вас...
- О чем?
- Иногда случается, что даже близкие родственники или хорошие друзья становятся врагами.
- И когда же это происходит, Шарлотта?
- Вам пока нечего делить ни с баронессой, ни с ее дочерью, нослучись что - и я знаю, баронесса Дюамель не упустит случая завладеть всем, ничего не оставив вам.
- Я не понимаю тебя, - беззаботно качала головой Констанция, - нас никогда с ней не свяжут деньги и наши беседы - всего лишь светская условность, ни к чему никого не обязывающая.
- А ваши поездки, мадемуазель?
- Ты о безделушках? - смеялась Констанция. - Они же мне ничего не стоят, а проехаться за город - это развлечение.
- Не знаю, мадемуазель, но по-моему, они все-таки злоупотребляют вашим гостеприимством.
- Шарлотта, - Констанция начинала потихоньку злиться, - я понимаю, ты говоришь все это от чистого сердца, но пойми, идеальных людей не существует и каждый человек, делая что-либо, преследует прежде всего свои интересы.
- Но ведь у вас же, мадемуазель, нет интересов к ней, вы абсолютно бескорыстны.
- Мне хотелось бы в это верить, - вздыхала Констанция, не находя, что ответить.
- Да ладно, не обращайте внимания на мою болтовню, мадемуазель, говорила Шарлотта, отбрасывая край одеяла, - время позднее и надо ложиться спать, потому что от недосыпания женщины быстро стареют.
Констанция смотрела на свою служанку и не могла понять, сколько же ей лет. Темная кожа, казалось, скрывает следы прожитых лет. Но сколько ни спрашивала Констанция свою служанку, та неизменно отвечала, что не помнит и кажется, никто никогда не говорил ей о дате ее рождения.
- Вот крещение я помню, - всегда пускалась в воспоминания Шарлотта, - я даже помню как испугался священник, когда его попросили окрестить меня. Вот тогда-то я и получила свое теперешнее имя - Шарлотта. А о прежнем забыла и не хочу вспоминать.
- Тебе, наверное, тоже пришлось многое пережить? - участливо спрашивала Констанция.
- Да нет, мадемуазель, если что и было, так я о нем ничего не помню. По-моему, я всегда жила в Париже, всегда находилась в услужении. Я насмотрелась и знаю многое, чего мне не следовало бы знать.
Но с Констанции пока хватало и свежих впечатлений, поэтому онане слишком-то расспрашивала Шарлотту о том, что ей известно.
ГЛАВА 7
Жизнь Констанции потихоньку входила в новое русло. Ее уже не изумлял огромный город, не удивляло большое количество без дела слоняющихся по улицам людей. Она уже сама стала составной частью Парижа, ведь девушка была принята при дворе и даже обратила на себя внимание короля.
Если бы она стремилась к большему, то возможно,жизнь ее сложилась бы иначе. Но Констанция всегда довольствовалась тем, что есть, находя счастье и радость там, где никто не мог разглядеть даже намека на новые возможности.
Графиня Аламбер твердо решила вернуться в Мато, но наотрез отказала Констанции в том, чтобы та сопровождала ее.
- Ты должна остаться здесь, дитя мое, - говорила старая графиня, гладя свою повзрослевшую внучку по волосам. - Твое счастье здесь и ты найдешь его обязательно. /
Констанции и самой не хотелось возвращаться, ведь она только входила во вкус новой, полной событий жизни. А заточать себя впровинции теперь уже не имело смысла.
- Я обязательно устрою прощальный бал, - сказала графиня Аламбер. - В наш дом будет приглашено очень много гостей и среди них очень знатных. Если до этого, Констанция, ты блистала в чужих домах, то теперь должна создать славу собственному. Ты останешься жить здесь и понемногу все забудут его прежнюю владелицу, все станут говорить: "Ах, да это дворец виконтессы Констанции Аламбер!Как он хорош! Как он со вкусом обставлен!"
- Мне будет не хватать вас, бабушка.
- Я уже сыграла свою роль в твоей жизни, мне больше нечего тебе дать, и я только отягощу твою жизнь. Как-нибудь, когда тебе станет совсем скучно, приезжай в Мато, побудь со мной пару денькови возвращайся обратно. Большего мне не надо, изредка напиши мне ине обижайся, если я буду писать слишком часто. Это не значит, что на каждое из моих посланий ты обязана отвечать.
Констанция прикусила нижнюю губу, ей хотелось расплакаться, но она сдержала себя.
Я всегда буду любить вас, бабушка, что бы ни произошло.
- А ничего и не может произойти, - ласково сказала графиня Аламбер, беря Констанцию за руку.
- Но ведь жизнь идет, - возразила ей внучка.
- Жизнь идет - и в то же время стоит на месте. Все стремятся чего-то достичь, но остаются теми, кем их создал бог.
- А для чего создана я? - задала Констанция вопрос, на который не существует ответа.
- Ты, дитя мое, создана для того, чтобы тобой восхищались. И помни об этом. Когда-то и я была такой, ты не веришь?
На губах Констанции появилась улыбка. Трудно было представить себе эту седовласую женщину красавицей, к чьим ногам бросались знатные вельможи.
- Но почему же... - не очень уверенно ответила девушка.
- В том-то и дело, что теперь, глядя на меня, такого не скажешь.А раньше... - глаза графини затуманились, - раньше из-за моей красоты умирали. Так что не упускай времени, внучка, красота быстротечна и ты не успеешь оглянуться, как она уйдет в прошлое. Глядя в зеркало, тебе будет казаться, что ты еще способна очаровывать, но не давай стеклу обмануть себя, лучше смотри в глазамужчин и в глаза женщин. Если первые будут любить тебя, а вторые ненавидеть, значит ты все еще красива.
- К чему эти слова?
- Это то немногое, по-настоящему ценное, что я могу передать тебе.
- Но вы говорите, бабушка, так, словно мы никогда больше не увидимся.
- Кто знает, - вздохнула графиня, - произойдет это завтра или через десять-лет. И я, Констанция, хотела бы умереть раньше, пока ты еще молода.
Девушка поднялась с колен и обойдя графиню сзади, обняла ее заплечи.
- Я так благодарна вам за все, что вы для меня сделали!
- Это мой долг, ведь ты моя внучка.
- Нет, по-моему никто не делает даже для своих детей так много.
- Но ты же у меня одна, - как будто пыталась оправдаться графиня Аламбер, - к тому же тебя столько лет не было рядом со мной. Должна же я была выплеснуть всю свою любовь и нежность, накопившуюся за долгие годы.
- Спасибо вам, - Констанция поцеловала графиню в щеку.А та, в свою очередь, удержала ее руку.
- Значит, решено. Мы с тобой рассылаем приглашения на прощальный бал. Графиня Аламбер отбывает в Мато, а ее место при дворе займет прекрасная Констанция.
И наконец долгожданный день настал.
Констанция встречала его с тревогой в сердце, и для этого быломного причин. Впервые она являлась хозяйкой бала, но ей предстоялорасстаться с графиней Аламбер, быть может навсегда. Странно прощаться с человеком так, как будто он умер, когда на самом деле, он еще жив.
Путь до Мато был неблизким, и Констанция прекрасно отдавала себе отчет в том, что не сможет приехать быстро, если ее бабушка серьезно заболеет.
Графиня Аламбер и ее внучка стояли у начала лестницы и встречали гостей. Старая графиня приветливо улыбалась и не забывала нашептывать Констанции, кто пришел к ним в дом.Некоторые из гостей были уже знакомы девушке, других она видела впервые. Никто особенно не запомнился, лишь двое мужчин, пришедших вместе.
Лишь только дверь отворилась и дворецкий назвал имена, старая графиня тут же зашептала:
- А вот на этого, что справа, Констанция, обрати пристальное внимание. Это виконт Анри Лабрюйер. Я еще помню, как он родился, ведь я была дружна с его матерью. Это очень интересный молодой человек.
- Тот, что повыше? - спросила Констанция, изображая на своем лице прелестную улыбку, ведь гости уже спешили к ним.
- Нет, Констанция, тот, который поизящнее. Девушка с интересом посмотрела на молодого человека, в чьем лице было много женственности и в то же время он оставался чрезвычайно привлекательным для женских глаз. Темные, почти что черные волосы с каштановым отливом ниспадали ему на плечи, а взгляд карих глаз был томным и немного презрительным, словно он уже устал от жизни.
Его спутник был почти на полголовы выше своего приятеля и выглядел куда более прозаично. У него было лицо типичного вояки, не отягощенное раздумьями о смысле жизни. Жесткие русые волосы обрамляли волевое лицо.
- Это шевалье де Мориво, - успела напомнить графиня Аламбер своей внучке, когда гости были всего в шаге от них.
Мужчины одновременно склонились, желая поцеловать руку Констанции и тут же рассмеялись. Исправляя оплошность, виконт Лабрюйер уступил руку девушки своему соседу, а сам взял в свою ладонь дряблую руку графини Аламбер.
- Вы чудесно выглядите, - сказал Анри старой даме, - и по-моему, совсем не изменились с того дня, как покинули Париж.
- Вы мне льстите, виконт, я знаю цену словам мужчин и поэтому принимаю их как простую любезность.
- Вы боитесь, графиня, что ваша красота исчезнет бесследно? Нет, графиня, она передо мной, - виконт выпрямился и взял в пальцы руку Констанции, а шевалье де Мориво приблизился к графине Аламбер.
Наконец, с дежурными любезностями было покончено, и гости направились в зал.
- А что особенного к виконте и его спутнике? - спросила Констанция.
- Его спутник, шевалье де Мориво, в общем-то заурядный человек, правда, занимает довольно высокую должность. Он командует полком королевской гвардии, искусный фехтовальщик, в общем-то и все. А вот виконт Лабрюйер удивительный человек. Он умеет с первого взгляда понравиться женщинам.
- Да, он красив, - сказала Констанция.
- Есть много красивых мужчин, но мало кто из них умеет пользоваться своей красотой. А виконт следит за своей внешностью словно женщина, и он успел, если верить слухам, совратить более двухсот молоденьких девушек, пять из которых, оставленных виконтом, покончили с собой.
- Неужели? - Констанция обернулась, пытаясь отыскать взглядом среди гостей виконта Лабрюйера.
Тот стоял возле одной из дам и восторженно ей о чем-то повествовал. Та смеялась, запрокидывая голову, и даже, чтобы не упасть от смеха, придерживалась за плечо виконта.
Его же спутник шевалье де Мориво стоял немного поодаль и дажене улыбался.