Виктор, не помня себя от ярости, кричал и кричал. Ветер развевал его волосы, и он был похож на самого настоящего дьявола, перепачканный с ног до головы сажей и грязью.
      - Эй, Виктор, - вдруг закричал Филипп Абинье. Всадник придержал коня, а Филипп прицелился и выстрелил.
      Виктор Реньяр поднял своего скакуна на дыбы.
      - Да ты и стрелять-то толком не умеешь, молокосос, а решился пойти на Реньяров, против меня, Виктора! Если ты такой смелый, Филипп, выходи, и мы сразимся один на один. Но я знаю, что ты гнусный трус и у тебя не хватит смелости покинуть дом.
      Сердце Филиппа охватил праведный гнев. Он схватился за шпагу ихотел было броситься к двери, но Марсель оттолкнул племянника и крикнул:
      - Ты что, сошел с ума? Он же специально выманивает тебя из дома, чтобы пристрелить как кролика!
      И тогда Филипп, отложив клинок в сторону, вновь взялся за пистолеты.
      Бандиты же, разогнав повозку, пытались ею высадить дверь черного входа. Но они поняли, что это им не удастся, потому что перед дверью была ступенька. И тогда они вчетвером, схватив большое бревно, лежащее у самого цоколя, принялись им, как тараном, бить в дверь. Две распорки вылетели, дубовые доски затрещали, а каленые гвозди с писком от каждого удара начали вылезать из своих гнезд.
      Марсель Бланше застыл прямо перед дверью с двумя пистолетами наготове.
      - Филипп, ты будь у окон, а я встречу их здесь.
      Этель тоже пришла на помощь своему брату, держа наготове заряженные пистолеты. И как только дверь с грохотом упала на пол.Марсель Бланше не раздумывая, разрядил два своих пистолета прямо в нападавших и тут же схватил поданное Этель ружье.
      Один из бандитов все же успел выстрелить. Марсель вскрикнул, иружье выпало на пол. А на правой стороне груди, под ключицей, у него появилось большое кровавое пятно.
      Этель не раздумывая выстрелила прямо в голову бандита, который торопливо выхватил из-за пояса клинок. Выстрел женщины был точным. Бандит захрипел и, захлебываясь в собственном крике, упал прямо к ногам женщины.
      И тогда Этель, взяв ружье за ствол, размахнулась и изо всей силы ударила бандита по голове. Он замер навсегда.
      А Марсель Бланше, корчась от боли, лежал на полу, пытаясь рукой зажать рану. В другой руке он сжимал пистолет и целился в дверной проем.
      Но бандиты, испугавшись такого смелого отпора, уже бросились наутек.
      - Сестра, кажется меня зацепило и на этот раз, по-моему, серьезно.
      - Да нет, нет, Марсель, - заволновалась Этель, - все будет хорошо. Я тебя сейчас оттащу наверх.
      - Не надо меня никуда оттаскивать, неси пистолеты и дай тряпку. Надо перевязать рану.
      Тут кстати подоспела Лилиан. Она подхватила Марселя Бланше и, оттащив немного в сторону, принялась перевязывать.
      Марсель скрежетал зубами, закатывал глаза, хватался рукой за ножку стула, но ни единый стон не слетел с его губ.
      - Тебе легче. Марсель? - шептала Лилиан.
      - Да, да, дорогая племянница, мне совсем хорошо. Не волнуйся, я еще смогу стрелять.
      Сквозь тугую белоснежную повязку начала проступать кровь. Пятно ширилось.
      На этот раз, Лилиан, твоему дяде не повезло. Меня много разранили, но всегда легко, а на этот раз бог отвернулся от меня и дело обстоит скверно.
      - Да нет, нет, Марсель, - причитала Лилиан, - все будет хорошо,сейчас я принесу тебе попить.
      - Да, принеси вина и притащи сюда заряженные пистолеты.
      А Этель Абинье стояла прямо перед дверью, дерха р руках заряженное ружье, нацеленное в темноту. Ее лицо было решительным и суровым, две горькие складки лежали в уголках ее рта. Сквозняк шевелил седые волосы, и ее голова казалась окруженной серебрянымсверкающим нимбом.
      Констанция подошла к Филиппу, который сидел на корточках у разбитого окна.
      - Филипп, если с тобой что-нибудь случится, я себе этого никогда не прощу.
      - Не волнуйся, Констанция, - ответил Филипп Абинье, - все обойдется, нам поможет бог и мы выберемся из этой передряги.
      - Я боюсь, мне очень страшно. Мне еще никогда в жизни не былотак страшно.
      - Да что ты, любимая моя! - Филипп прижал девушку к груди и зашептал ей на ухо ласковые слова, пытаясь ободрить и утешить своюрастерявшуюся испуганную подругу.
      Он говорил так, словно они сейчас сидели не у разбитого окна, а на теплом, прогретом солнцем камне посреди ручья. И казалось, непули свистят у их голов, а радостно щебечут птицы и журчат волны. И не стоны и проклятья раздаются со всех сторон, а шумит водопад.От слов Филиппа Констанция успокоилась. Испуг исчез с ее лица, а движения стали спокойными и уверенными. Девушка сбежала вниз и принесла четыре пистолета.
      - Филипп, позволь я буду рядом с тобой!
      - Нет-нет, Констанция, будь внизу, здесь очень опасно!
      - Когда ты рядом, дорогой, я чувствую себя куда более уверенной, и меня не пугают выстрелы и свист пуль.
      Филипп рассмеялся.Прибежала Лилиан.
      - Филипп! - она принялась трясти за плечо брата. - Марсель ранен!
      Филипп Абинье с ружьем наперевес заспешил вниз. Одного взгляда Марселя Бланше было достаточно, чтобы понять, что его дела плохи. Он был бледен, а по лицу струился пот. Волосы слиплись и были растрепаны. Большое пятно крови ширилось на белой тугой повязке. Но все равно, через силу, мужчина продолжал улыбаться и с ненавистью смотрел на черный проем двери.
      Филипп недоумевал:
      "Почему же медлит Виктор? Почему бандиты не нападают?"
      Но он не мог даже предположить, что бандитов осталось всего трое вместе с Виктором Реньяром.
      Тишина становилась гнетущей. Из темноты послышался охрипший надсадный крик Виктора Реньяра:
      - Констанция, выходи, я заберу тебя, и мы вернемся домой! Выходи!
      - Никогда! Никогда я не выйду! - закричала девушка.
      - Тогда выходи ты, Филипп Абинье, бесчестный вор, укравший Констанцию, посягнувший на честь рода Реньяров!
      Филипп выхватил клинок и выскочил во двор. Прямо навстречу Филиппу шел немного прихрамывая Виктор Реньяр. Шпага поблескивала в его правой руке, а в левой он сжимал кинжал. Двое приспешников с ружьями наперевес следовали за своим главарем.Один из них навел ствол на Филиппа, готовый выстрелить.
      Но Виктор предупредительно поднял руку:
      Это будет честный бой! Я заколю этого мерзавца собственнойрукой.
      Марсель, ухватившись рукой за подоконник, попытался подняться, но тут же с глухим стоном опустился на пол.
      . Лилиан, помоги мне!
      Девушка подхватила своего дядю под руки, и он смог-таки подняться на ноги. Опираясь локтями о подоконник, Марсель Бланшенавел два заряженных пистолета на приспешников Виктора.
      - Так-то оно будет лучше, - с улыбкой на бескровном лице проговорил Марсель. - Если только кто-то из вас шевельнется, я незадумываясь нажму на курок и будьте уверены, не промахнусь.
      Бандиты переглянулись. Делать было нечего, они опустили ружья.
      Марсель Бланше держался из последних сил. Свет то и дело меркв его глазах, голова кружилась. Но он собрал в кулак всю свою волюи держался на ногах.
      Виктор Реньяр и Филипп Абинье медленно сходились.
      Виктор остановился, расставив ноги, и взмахнул шпагой.Филипп отразил удар. Заскрежетала сталь и начался поединок.
      И странное дело - не очень искусный в фехтовании Филипп умело вел бой. А Виктор, искушенный в подобных делах, с трудом отражал удары.
      Констанция замерла на пороге дома. Она с ужасом смотрела на дерущихся и вздрагивала каждый раз, когда шпаги скрещивались. Она шептала побелевшими губами:
      - Филипп, ФилиппВиктор то и дело поглядывал на Констанцию и тогда с еще большим остервенением бросался в бой. Он даже, изловчившись, сумел царапнуть острием шпаги по лицу Филиппа.Кровь двумя тонкими струйками зазмеилась по лицу юноши. Но этотолько придало Филиппу силы. Он с двойной энергией и яростью бросился на своего врага, и ему удалось выбить шпагу из рук противника.
      Виктор от неожиданности отскочил, поскользнулся и, беспомощновзмахнув руками, рухнул на спину.
      А Филипп успел наступить ногой на запястье руки, в которой Виктор сжимал кинжал. И тут же, не давая противнику опомниться, приставил острие своей шпаги к его горлу.
      Виктор зло захрипел, но ничего не мог поделать. Двое его людейбеспомощно переглядывались, но были бессильны, ведь Марсель Бланше держал их на прицеле.
      - Ну что же, убивай меня, что же ты медлишь? - зло проговорил Виктор, закрывая глаза.
      Он ощущал острие шпаги на своем горле, каждое мгновение могло стать для него последним.
      "Ну что же он медлит? - думал Виктор, - наверное, он хочет насладиться, видя мою беспомощность".
      - Убивай! - вновь прохрипел Виктор и почувствовал, как кожапод острием шпаги натянулась. И тут раздался иступленный крик Констанции.
      - Остановись, Филипп! - и девушка вцепилась ему в руку. - Я заклинаю тебя, не убивай его!
      Филипп словно очнулся. Он посмотрел в лицо Констанции и увидел такую невыносимую тоску и мольбу в ее глазах, что ему сделалось не по себе.
      Он отбросил шпагу в сторону и отступил.
      Виктор, еще не веря в свое спасение, приподнялся на локтях и судивлением посмотрел на Констанцию. Он не ожидал от нее подобного.
      - Убирайся отсюда! - закричал Филипп Виктору. - Убирайся и никогда больше не появляйся возле моего дома, иначе я убью тебя! Благодари Констанцию за свое спасение.
      Он развернулся и пошел к дому.
      А Марсель Бланше прохрипел:
      - Забирайте трупы своих людей и проваливайте отсюда! И не показывайтесь здесь, иначе я пристрелю вас!
      Виктор поднялся на ноги.
      Констанция стояла всего в трех шагах от него, и Виктор попытался шагнуть к ней. Но взгляд Констанции был красноречивее любых слов - между ней и Виктором стояла невидимая стена, за которую Виктор не мог сделать и шага.
      Он опустил голову и бросил своим людям:
      - Собирайте убитых, уходим.
      А сам, пошатываясь как пьяный, двинулся в темноту.
      ГЛАВА 3
      За час до рассвета начался проливной дождь. Он и погасил уже догоравшие постройки и стога соломы.
      Дом Абинье представлял собой ужасное зрелище - выбитые двери, разбитые окна, закопченные стены. Но еще более ужасно было внутри - перевернутая мебель, пулевые отверстия в стенах, разбитая посуда, кровь на полу и на стенах.
      С каждой минутой Марселю Бланше становилось все хуже и хуже. Он уже не приходил в себя, бредил, выкрикивал какие-то слова, имена, шептал молитвы. Потом силы оставляли мужчину, и его голова запрокидывалась, а глаза закатывались.
      Лилиан и Этель сидели у изголовья постели. Лилиан держала руку Марселя в своих ладонях и слезы, которые текли по ее лицу, капали на грудь Марселя Бланше.
      - Держись, держись. Марсель, все будет хорошо, - шептала девушка, все еще надеявшаяся на то, что Марсель сможет самостоятельно выбраться.
      А он вдруг открыл глаза, криво улыбнулся и обвел собравшихся странным взглядом.
      - Я скоро умру, - прошептал он бескровными губами, - вы слышите, я умру. Никогда не думал, что это так просто и никогда не надеялся, что умру в своей семье.
      Этель наклонилась к брату, приложила к его горячему лбу мокрое полотенце.
      - Брат! Брат! Марсель! Я люблю тебя! Держись из последних сил!
      - Нет, Этель, нет, сестра, жизнь покидает меня, - Марсель ввзяал ладонь Лилиан и та разрыдалась. - Не надо плакать, Лилиан, это тебе не к лицу, ты славная девушка, ты лучшая девушка из всех мне известных. Ты так смело боролась с этими проклятыми Реньярами, ты дорога мне и если мне повезет предстать перед всевышним, я обязательно попрошу, чтобы он послал тебе счастье, чтобы он послал тебе хорошего мужа и славных детей.
      - Марсель, не говори так, береги силы, ты обязательно выздоровеешь, рана не очень глубокая, - соврала Лилиан.
      - Ты пытаешься меня обмануть, племянница, но Марсель Бланше за свою жизнь видел столько всяких ран, что научился безошибочно определять, какая рана смертельная. И моя, я скажу тебе, Лилиан, смертельная, мне уже не выкарабкаться.Филипп, подойди! - зашептал Марсель Бланше, пальцем подзывая племянника.
      Филипп опустился на колени и склонился к Марселю. Тот был настолько слаб, что говорил чуть слышно. - Береги мать и свою сестру, а также береги Констанцию. Она славная и лучше покиньте этот дом, уходите куда-нибудь, я вам советую. А потом, может быть, вернетесь сюда и будете счастливы.
      Марсель Бланше отстранил от себя Филиппа и поманил пальцем Этель. Женщина со скорбным лицом тоже опустилась на колени и склонилась к самой груди Марселя. - Этель, прости меня за все, прости, если я причинял тебе беспокойства, прости за то, что ты страдала из-за меня.
      - Что ты. Марсель, успокойся, может быть, все еще будетхорошо.
      - Нет, сестра, мои дни сочтены, даже сочтены мои минуты.
      Марсель странно дернулся, его глаза закатились, а из горла вырвался стон.
      - Он умирает, - сказала Этель, - и мы остаемся одни.
      Но жизнь все еще не покинула Марселя. Его душа пока еще оставалась в теле. Он вздрагивал, хрипел,выкрикивал свое имя, кого-то проклинал. Но потом вдруг стих, по его щекам покатились слезы, на губах появилась блаженная улыбка, он поднял руку и несколько раз взмахнул ладонью, давая прощальный знак всем близким людям. Его душа покинула тело, а на лице застыла блаженная улыбка.
      Этель положила свою ладонь на лоб брата и закрыла глаза.
      - Господи, прими его душу в свои объятия, прости ему все прегрешения. Он был хорошим человеком, может ошибался, может быть, когда-нибудь злил тебя, но он никогда не держал на людей зла и если мог, то помогал им. Прости его, господи!
      Филипп работал без устали целый день. Он выкопал глубокую яму под старым деревом. Марселя завернули в его кожаный плащ и опустили в землю. Женщины плакали, а Филипп держал себя в руках. Он принес из дому Библию, старую, с пожелтевшими страницами, ту, по которой отец учил его читать, развернул и прочел отходную молитву.
      Едва смолк его голос, как из конюшни послышалось тревожное, похожее на плач ржание лошади. Филипп вздрогнул.
      - Это конь Марселя, - сказал он и зашагал через весь двор к конюшне.
      Он выпустил лошадь и та сразу же бросилась к разверстой могиле. Она бегала вокруг женщин, заглядывала в темную глубину, где лежал ее хозяин, и жалобно ржала. От этого ржания слезы сами катились по щекам людей.
      - Уведи ее, Филипп, - сказала Этель, - ее ржание разрывает мое сердце.
      Филипп хотел поймать лошадь, но та отбежала и стала носиться по двору.
      Она далась в руки только Констанции. Девушка отвела ее в конюшню и вернулась только тогда, когда закрыла ворота.Этель взяла горсть влажной красноватой земли и бросила в яму. Ее движение повторили Констанция, Лилиан и Филипп.
      - Идите, идите в дом, я зарою могилу сам, - сказал Филипп ивзялся за лопату.
      Он работал не останавливаясь, и вскоре под старым деревом появился холм свежей земли. Филипп взял крест и поставил его уизголовья. А затем написал на желтой струганой древесине имя своегородственника.Буквы краснели, как будто были написаны свежей кровью, они буквально кровоточили на свежей древес они были похожи на рваные раны.
      Когда Филипп вернулся в дом, на столе стояли бутиль с вином и глиняные чашки.
      - Помянем Марселя, он был хорошим человеком сказала Этель, разливая вино. Все выпили молча и стоя.
      - Как же, мама, мы теперь будем? - спросила Лилиан.
      - Они вернутся, - ответила Этель.
      - Да, да, они придут, - в голосе Констанции было что-то странное, она чувствовала себя виноватой за то, что удержала Филиппа, когда он был уже готов убить Виктора Реньяра. - Они вернутся и начнется что-то страшное. Пощады не будет ни для кого.
      - Я убью его во второй раз, - прошептал Филипп, сжимая кулаки. - Надо собрать все оружие, мама, и будем готовиться к бою.
      Женщины разошлись по дому, собирая разбросанные повсюду ружья и пистолеты.Филипп осмотрел оружие.
      - Что ж, будем снова отливать пули. Ведь нам ничего больше неостается, нам никто не поможет, если мы не поможем себе сами.
      - Да, сын, ты прав, - вскинула голову Этель, - мы можем рассчитывать только на свои собственные силы да на то, что нас защитит бог.
      Констанция прижала руку к груди и вдруг послышался далекий конский топот.
      Филипп огляделся, схватил ружье и бросился к двери. Женщины замерли на своих местах, понимая, что сейчас начнется что-то страшное.
      Лилиан взбежала на второй этаж и оттуда раздался ее радостный крик.
      - Мама! Констанция! Филипп! Это не Реньяры, это королевские солдаты! Я вижу их яркие мундиры. Солдат много, большой отряд!Мама! Мама! Это солдаты! Все оживились и бросились на улицу.Всадники ехали рысью, дорога проходила у самого дома, и Филипп, сбежав с холма, застыл на обочине.
      - Господин офицер! Солдаты! Заезжайте к нам в дом, мы приглашаем вас, у нас есть хорошее вино! Есть еда, мы накормим васи ваших лошадей, вы сможете отдохнуть.
      Но ни офицер, ни солдаты не обращали никакого внимания на Филиппа Абинье. Они ехали по своим делам и им не было никакого дела до банды Реньяра, которая могла в любой момент напасть на дом Абинье.
      - Господин офицер! Господин офицер! - закричал Филипп, пытаясь схватить лошадь под уздцы.
      - Ну, что тебе? - офицер придержал лошадь, которая стригла ушами и нервно стучала копытом о землю.
      - Господин офицер, - просящим голосом воскликнул Филипп, - в нашем доме останавливался даже судья Молербо. Ему очень понравилось. Мы вас радушно встретим, хорошо угостим. Остановитесь хотя бы на несколько часов, хотя бы до вечера.
      - Нет, парень, - бросил офицер, - у нас есть приказ, мы на службе, а к вечеру мы должны быть далеко отсюда. Так что останавливаться и задерживаться в пути мы не можем. Вперед! - прикрикнул офицер на своих солдат и резко дернул поводья.
      Отряд перешел на рысь и вскоре скрылся за ближайшим холмом.
      - Дьявол! - воскликнул Филипп, продолжая стоять посреди дороги.
      Он не обращал внимания на мелкий моросящий дождь, на завывания ветра, он не обращал внимания на ссадины на руках и лице.Он чувствовал себя беспомощным против Виктора Реньяра и егоголоворезов. Но ему ничего не оставалось делать, как принять бой,ведь он ответственен за Констанцию, за мать, за Лилиан. Филипппонял, что он отдаст не задумываясь свою жизнь за этих дорогих емулюдей, ведь в его жилах все же текла горячая кровь Абинье, и в роду Абинье никогда не было предателей и трусов.
      Филипп Абинье вернулся на крыльцо своего полуразрушенного дома.
      Констанция посмотрела сначала на своего возлюбленного, потом на Лилиан, а потом на Этель. Она сняла с шеи свой дорогой медальон, зажала его в кулаке, подошла к Этель и сказала ей, разжав пальцы:
      - Это все, что у меня есть. Марсель говорил, что он очень дорогой, что за этот медальон можно купить новый дом и много земли. Это все, что у меня есть, и я отдаю это вам, - она протянула руку к Этель.
      Женщина встрепенулась и посмотрела прямо в глаза Констанции.
      - Наверное, он очень дорогой и его стоит продать, - повторила девушка.
      - Нет, никогда, никогда мы этого не сделаем. У меня появилась другая мысль, - Этель прижала к груди Констанцию, - а тебе спасибо, дочка, ты сделала все, что было в твоих силах, и ты абсолютно не виновата в том, что все сложилось именно так. Констанция заплакала.
      Виктор Реньяр был вне себя от ярости. Он напоминал бешеного пса, которому удалось сорваться с цепи. Он носился по своему дому, изрыгая проклятья направо и налево. Он пинал своих людей, плевал им в лица.
      - Вы жалкие трусы, жалкие мерзавцы, вы не умеете драться, вы трусливые свиньи!
      Он побежал наверх и вернулся с большим кожаным кошельком. Он даже не стал его развязывать, а разрезал кинжалом и высыпал на стол кучу монет.
      - Вот золото, надо собрать еще две дюжины людей, к тому же у меня еще есть золото. Две дюжины, а может быть, три. Мы уничтожим всех, но в первую очередь, мы уничтожим Филиппа Абинье и весь их проклятый род! Мы вырежем их как баранов! Мы перестреляем их!
      Сын Виктора Анри прятался на втором этаже. Иногда он подходил к двери, открывал ее и слушал, что творится внизу.А к дому подтягивались люди. Это было самое настоящее отребье, отъявленные мерзавцы, участники многих грабежей, пьяницы и насильники. Их замутненные вином глаза сверкали, когда они видели россыпь монет на столе.
      - Всем хватит золота! - кричал Виктор Реньяр. - Я дам каждому столько, сколько он хочет. А тому, кто убьет Филиппа Абинье я не пожалею ничего! Я отдам все, отдам своего коня, не пожалею ничего!
      Постепенно во дворе дома Реньяров становилось все больше и больше бандитов. Они как вороны, почуявшие падаль, слетались со всей округи. Это были страшные люди - безбожные грабители на больших дорогах, конокрады, дезертиры, убежавшие из королевской армии, обнищавшие, спившиеся дворяне. Но здесь все эти люди были равны между собой, они все были бандитами, безжалостными и жестокими.
      - Вина! Вина! - кричал Виктор Реньяр, и из подвала выкатывались бочки старого вина. - Оружие! Порох! Пули! - и сразу же, боясь сказать хоть слово против господина, со склада выносили ружья, пистолеты, клинки, бочки с порохом и мешки с пулями.В доме все пришло в движение.
      - Скорее! Скорее собирайтесь! - ревел Виктор Реньяр, не находя себе места. - Скоро двинемся, все должны приготовиться. У кого нет оружия, берите мое, у кого нет лошадей, берите в моей конюшие. Мы должны уничтожить, стереть с лица земли ненавистных Абинье.
      Анри был запуган. Он забился в комнате Гильома Реньяра, задвинул дверь на засов и сидел в дедовском кресле, вздрагивая отдушивших его слез.
      Наконец, все бандиты были в сборе.Виктор Реньяр вскочил в седло и выхватив клинок, взмахнул им над головой.
      - За мной! Вперед! Никому пощады, никому! Режьте и вешайте, стреляйте и бейте, душите, кусайте! Ни один из рода Абинье не должен остаться в живых, ни один!
      Бандиты, как стая голодных волков осенней ночью, мчались за своим вожаком. А тот, не жалея, стегал коня, торопя бандитов, приближая момент развязки страшной трагедии.
      Бандиты въехали на холм, и Виктор Реньяр, натянув поводья, задержал своего коня.
      - Вот тот дом, внизу, его надо сжечь! Они там, в доме, я знаю, - и всадники с гиканьем, как черная волна, покатились с холма к дому.
      Когда бандиты поравнялись с оградой, они тут же умерили свой пыл, ведь еще слишком яркими были воспоминания о страшной ночи, когда Абинье смогли перестрелять много их друзей.
      И только Виктор Реньяр, даже не задержав своего коня, влетел во двор и бросился к дому, выстрелив в дверь. Та заскрипела и открылась, как бы приглашая Виктора войти во внутрь. Предводитель бандитов спрыгнул с коня и с кинжалом в одной руке и с пистолетом в другой, влетел в дом.
      - Дьявол! - заревел он, когда понял, что в доме никого нет. - Где? Где они? - кричал Виктор, тряся то одного, то другого приспешника. - Я спрашиваю у тебя, где они? - рычал он в лицо рыжебородому конокраду.
      - Наверное, убежали, - немного испуганно высказал трезвую догадку бандит.
      - Догнать! Растерзать! Убить! - взревел Виктор Реньяр, стреляя в потолок.
      Но куда могли направиться беглецы, бандитам было неизвестно, да и дороги вели в четыре стороны, так что Абинье могли выбрать любую.
      Виктор Реньяр сел на землю, отбросил в сторону кинжал и пистолет, а потом крепко обхватил голову своими мощными руками и принялся раскачиваться из стороны в сторону.
      - Я найду, найду, найду тебя, Филипп, и выпущу твои кишки! Я обязательно найду тебя, где бы ты ни был, даже если спрячешься в аду! Я вытащу тебя оттуда и зарежу! Даже если ты окажешься за морем, все равно, знай, что я ищу тебя, что я жажду твоей крови! И тебя, Констанция, я убью! Обязательно! Я прикончу тебя как изменницу, как человека, опозорившего род Реньяров! Всех, всех уничтожу!
      Глаза Виктора Реньяра наливались кровью, он выкрикивал самые бранные слова, какие только мог вспомнить, он проклинал своих врагов и тот день, когда они родились на свет.А еще Виктор проклинал себя и своих братьев, которые покинули его в самый тяжелый момент.
      - Отец! Отец, - закричал Виктор Реньяр, - почему Жак с Клодом не сдохли, едва родившись на свет? Ведь тогда они меня не смогли бы предать, ведь тогда я одержал бы победу, и Филипп был бы мертв, а Констанция-Констанция принадлежала бы мне и только мне.
      Но, как говорится, словом делу не поможешь и сколько ни кричал Виктор Реньяр, сколько ни посылал проклятий и как грозно ни вскидывал свой мощный кулак, грозя невидимому богу, все его старания были тщетными.
      А Филипп Абинье, Констанция, Этель и Лилиан были в это время довольно далеко от своего родового гнезда, разоренного и обесчещенного бандитами. Они двигались по высокому обрывистому берегу океана, смотрели на далекие силуэты кораблей, изредка появляющиеся в безбрежной голубизне, и молчали. Их угнетали тяжелые мысли, страшные воспоминания о ночи, проведенной в осажденном доме, а еще больше - неизвестность, ожидающая их впереди.
      - Куда мы едем, мама? - поравнявшись с Этель, спросил Филипп.
      - Сынок, я еще не знаю, но вспомни, Марсель говорил, что он где-то на побережье видел дом с таким же гербом, как на медальоне Констанции. Вот нам и надо отыскать этот дом.
      - А зачем, мама?
      - Как это зачем, может быть, что-нибудь выяснится.
      Лилиан была грустна. Она ехала, понурив голову, глядя на пожухлую траву, на туманные холмы. Даже вид океана, который простирался до самого горизонта, не веселил девушку и она не проявляла ни малейшего интереса к его красоте.
      Констанция подъехала к Лилиан.
      - Не грусти, - сказала она, тронув Лилиан за плечо.
      - Я очень любила Марселя, - вдруг призналась Лилиан.
      - Да, он был очень хороший человек, - согласилась Констанция.
      - Нет, я не о том, Констанция, я любила его как женщина.
      - Как женщина? - изумилась девушка.
      - Да, как ты любишь моего брата.
      - А он? - спросила Констанция.
      - Марсель, наверное, даже об этом и не знал. Ведь он был моим дядей, он был намного старше меня.
      - Ну и что, Лилиан, вы бы все равно могли пожениться и быть счастливыми.
      - Ты думаешь, Констанция?
      - Конечно, а почему нет, это неважно, что вы родственники, главное, чтобы любили друг друга.
      И вдруг сказав это, произнеся такие простые слова, Констанция осеклась. Она только сейчас поняла, что говорит о Марселе Бланше как о живом человеке.
      Лилиан повернула голову и посмотрела на Констанцию.
      - Ничего, дорогая, у меня тоже так, я не могу поверить в то, что он мертв, что он лежит в могиле у старого дерева. Мне кажется, что стоит повернуть голову, и я увижу его, услышу его смех, какую-нибудь шутку... Так что не переживай, Констанция, мы еще просто не привыкли к тому, что его нет среди нас.
      Четверо всадников ехали по берегу океана. Они не знали, что их ждет впереди, но они знали, что назад дороги уже нет.
      А Виктор Реньяр наконец-то нашел выход для своего бешенства. Он вспомнил, как однажды на него криво посмотрел сосед, и его лицо налилось кровью.
      - За мной ! По коням! - закричал Виктор Реньяр, вскакивая в седло.
      Его бандиты, занятые грабежом дома Абинье, насторожились. Им явно не хотелось куда-либо уезжать, не закончив грабеж. Но увидев лицо своего предводителя, увидев шальной блеск в его глазах, они поняли, что лучше покориться, и не возражать Виктору Реньяру.
      Они перекинули через седла мешки и сумки, затолкали в карманы награбленное и двинулись за своим вожаком. Рыжебородый конокрад, обрадованный богатой добычей, догнал Виктора Реньяра и спросил:
      - А куда мы сейчас?
      - Сейчас будет большое развлечение, мы должны дотла сжечь дом моего соседа. Мы заберем весь скот и все зерно, ведь этот мерзавец живет на земле моих предков. Он, конечно же, говорит, что имеет какие-то грамоты на владение этими землями, но я-то знаю, что эти земли всегда принадлежали моему роду. И сейчас пришел час расплаты.
      Через час всадники окружили поместье Лекрузье.Естественно, те не ожидали нападения и были застигнуты врасплох. Сразу же послышались выстрелы, запылали хозяйственные постройки. А Виктор Реньяр самолично пустил пулю в лоб хозяину. Жена и дочь были изнасилованы, бандиты зарубили слуг и занялись грабежом. Единственный, кому удалось вырваться со двора и броситься наутек, был молодой конюх.
      Виктор заметил парня и, вскочив в седло, с тремя своими бандитами погнался за ним. Парень карабкался на холм, в кровь сбивая руки и ноги, царапаясь о колючий кустарник. А бандиты с гиканьем летели следом. Они стегали парня плетями.
      Парень уже почти обессилел, он был весь в крови, он вообще уже ничего не понимал, что происходит. И только инстинкт самосохранения гнал его вперед.
      - Ату его! Ату! - кричал Виктор Реньяр, пришпоривая коня.
      Кое-как парень вскарабкался на вершину холма. Всадники отнего отстали, и Виктор выхватил пистолет, понимая, что сейчасбеглец может уйти. Он прицелился и выстрелил. Пуля попала в бедро. Парень качнулся, упал на одно колено, а потом, не удержав равновесие, покатился вниз по откосу. Он подскакивал на камнях, переворачивался через голову, падал, вновь пытался встать на ноги, но простреленное бедро не давало ему это сделать.
      А Виктор Реньяр и трое его приспешников стояли на вершине холма и гоготали, гладя на бесплодные усилия молодого конюха.
      - Кончай его! - сказал Виктор рыжебородому конокраду.
      Тот поднял ружье, приложил приклад, старательно прицелился и нажал на курок. Но ружье дало осечку.
      - Черт, кремень кончился! - сказал бандит, заглядывая в механизм.
      - Ах, мерзавец, ты боишься запачкать себя кровью!
      - Нет-нет, Виктор, я не боюсь, дай пистолет. Виктор отдал рыжебородому свой пистолет и тот, взяв его обеими руками, выстрелил почти не целясь.
      Парень вскрикнул, дернулся и его тело покатилось вниз, оставляя на белых, выбеленных дождем и солнцем камнях кровавые следы.
      - Возвращаемся домой, - сказал Виктор, - и устроим пир! В подвалах еще много вина, еще не во всех черных бочках проделаны дыры. Вперед! Вперед!