Деньги, предложенные Тремэном, были как раз кстати, и Бюто, не колеблясь, подписал купчую на востребованную мебель. Не преминув горько заметить:

– Зачем вам тратить деньги, если завтра вы могли бы все забрать и даром?

– Потому, что вопреки вашей привычке вы совершенно законно купили мебель леди Тримэйн, а я честен даже с прохвостами. К тому же толпа, возможно, ограбит и сожжет ваш дом – вы ведь показали им, как это делается! – а мне не хочется забирать остатки. Я сейчас же отправлюсь в мэрию, чтобы зарегистрировать покупку, а завтра все заберу.

В действительности Бюто провел в тюрьме лишь несколько месяцев. Руки его не были в крови, и ему могли предъявить обвинение лишь в грабежах, незаконных поборах и грубом обращении без тяжелых последствий. К тому же его соседка, жившая в доме напротив, свидетельствовала в его пользу. Мадам Линьер во время беспорядков прятала у себя в доме священника, у которого часто собирались верующие и заполняли ее дом и сад. Бюто все это видел, но никогда ничего не сказал...

– Значит, здесь все, как раньше? – прошептала пораженная Лорна, сбрасывая пальто на подлокотники кресла и направляясь к огню. Она остановилась у камина, скрестила на груди руки и смотрела на пылающий огонь.

– Не совсем. Только эта комната и комната Мари. Там удалось собрать почти все. Две другие комнаты стоят пустые. Ну а эти индийские ковры, – добавил он, указывая на два шерстяных пестрых прямоугольника, закрывавших хорошо натертый красноватый пол, – они из усадьбы На Тринадцати Ветрах.

Это название заставило ее вздрогнуть.

– Из усадьбы? Сюда?

– А почему бы нет? Настоящим хозяином этого дома является Артур. Я привел здесь все в порядок ради него...

– Да, верно, я забыла...

В этот момент вошел Жиль Перье с дорожными сумками. Он уже поставил кабриолет в сарай и позаботился о лошади. Гийом взял сумки и направился к лестнице.

– Пойдите посмотрите вашу комнату! – сказал он. – Там вы можете немного отдохнуть, а потом спуститься вниз к ужину. Если верить моему носу, курица скоро будет готова.

– У вас есть в запасе четверть часа, – поддержал его сторож.

Несмотря на кажущуюся беззаботность, Гийом очень волновался, когда вводил Лорну в комнату, где они с Мари так страстно любили друг друга. Как только они вошли, большое зеркало, стоявшее на туалетном столике, отразило их двойное изображение и он почувствовал, как дрожь пробежала у него по спине. Зеркало было старое, кое-где отколотое и поблекшее, и изображение было зеленоватого оттенка. Ему показалось, что возле него – отражение Мари. Он оглядел комнату и еще больше испугался: в камине горел огонь, на ночном столике у кровати стоял канделябр с зажженными свечами, освещавшими белизну приготовленной постели. В маленькой вазочке даже стоял букетик подснежников. Жиль Перье сделал все так, как будто в этом участвовала женская рука. Может быть, все было слишком хорошо, и Гийом, внезапно понявший всю опасность, почувствовал, как у него появилось безумное желание бежать отсюда.

Сделав над собой страшное усилие, так что даже пот выступил у него на лбу, он взял себя в руки, но не решился переступить порог. А Лорна улыбалась этой уютной комнате.

– Как мило! – сказала она. – А вы, где вы проведете эту ночь?

– Внизу. Перье там ставит раскладную кровать. Я там спал в предыдущие приезды сюда. Я не мог спать в этой комнате...

– Но ведь вы говорили, что здесь есть еще две?

– Да. В одной жила Китти, а вторая пустовала. Во всяком случае, я придерживаюсь принятого мной решения... Ну, переодевайтесь скорее. Я ужасно голоден...

Она не заставила себя долго ждать. Несколько минут спустя они уже сидели за столом возле камина. На столе была любимая Гийомом скатерть в белую и красную клетку, которая напоминала ему детство. Из пузатой супницы шел пар, и лица сидевших за столом даже слегка заблестели от влаги. Гийом налил гостье суп в тарелку с цветочком, а женщина в это время положила ему ладонь на свободную руку.

– Благодарю, – проговорила она, заглянув ему в глаза. Он сделал вид, что не понял ее жеста, и спросил:

– Вы не хотите супа?

– Ну конечно же, хочу! Я благодарю вас за все и особенно за такой чудесный сюрприз, который вы мне приготовили в этот вечер. О, Гийом... вы хотите, чтобы сегодня я называла вас Гийом? Я так ненавижу эти родственные связи, мне все это кажется так глупо!.. О, Гийом, если бы вы знали, как я счастлива, что нахожусь здесь рядом с вами! Эти мгновения – вне времени! Я знаю, что придет время и Артур вступит в права владения домом и что-то изменит здесь, но этот вечер никогда не сотрется в памяти.

Он улыбнулся этим большим влажным глазам, которые излучали какое-то мягкое сияние.

– Если вы счастливы, Лорна, то я тоже... Но вы ешьте свой суп, а то остынет...

– Ну какой вы приземленный человек! Неужели вы никогда не даете воли своим чувствам... если допустить, что вы их испытывали?

– Если не выказываешь свои чувства, это вовсе не значит, что ты ничего не испытываешь. К тому же человеку моего возраста негоже выставлять напоказ свои мысли. Но я все-таки надеюсь, что у меня нет ничего от деревянного человека.

– Будьте покойны! Я свидетель того, как вы иногда можете дать волю своим эмоциям. Об этом хорошо знает и мой брат Эдуард...

Это упоминание о невыносимом денди было совсем некстати. Гийом закрылся, как улитка в ракушке, и занялся ужином, поглядывая между тем на тарелку своей гостьи. Наступила тишина, и она сразу же не замедлила интерпретировать ее по-своему.

– Я предполагаю, – сказала она с улыбкой, – что вы предпочитаете говорить о ком-нибудь другом. Тогда поговорим о вас!

– Это не моя любимая тема.

– Но зато мне она нравится. Мама много рассказывала о вас, она так любила о вас говорить! Но она многого не знала о вашей жизни. Ведь вы жили в Индии, а эта страна меня поражает. Почему бы не поговорить об этом? Или этот сюжет вам тоже не нравится?

– Ничуть, скорее наоборот! У меня иногда появлялось желание вернуться туда. В такие минуты я приглашаю Потантена, мы закрываемся в моей комнате, достаем трубки, бутылочку рома и говорим о былом. Вот видите, у меня тоже есть слабости...

Появившийся в этот момент Жиль Перье принес замечательный торт с кремом и вареньем, под стать тем, что пекла Клеманс Белек. Он вызвал удивленный возглас «О?!».

– Я не знал за вами такого таланта, мой дорогой Жиль! Ваш овощной суп был великолепен, курица – прекрасна, и вот теперь вы приносите такое произведение кулинарного искусства.

Суровое лицо сторожа покраснело, а потом его осветила улыбка.

Ну разве я могу это, господин Гийом!.. Тогда кто же это все приготовила Жанет!.. Одна из служанок в замке Олонд. Она прекрасная хозяйка и повариха... а мы с ней приятели...

И только? Если она вам нравится, женитесь на ней, друг мой! Я дам ей приданое. Это будет очень разумно! Принесите еще один стакан, и мы выпьем за ее и ваше здоровье!

В тот момент, когда они чокались, вдруг разразилась буря: послышался сильный порыв ветра, и в камине засвистело, потом все заплясало. Застучала плохо запертая ставня, и Перье вышел, чтобы закрепить ее. Он вернулся весь мокрый от дождя, который хлестал по стенам и крыше дома.

– Боже мой! – прошептала Лорна. – Да это настоящий ураган!

– Надеюсь, вы не боитесь? Дом прочный, и не такое переживал.

Несколько мгновений они сидели у камина. Убрав со стола, сторож пожелал им спокойной ночи и отправился на свою половину, за кухней. Они поговорили немного о том о сем. Гийом рассказал, как он нашел Потантена, которого вынесло на берег у Короманделя на обломках разбитого португальского галиона. Но веки молодой особы все тяжелели, и, когда она едва сдержала зевок, он встал, говоря, что пришло время спать, зажег одну из свечей, поставленных для этого на сундуке под лестницей, и проводил Лорну до двери ее спальни, пожелав ей доброй ночи. Потом спустился вниз, чтобы выкурить одну или две трубки.

Кровать, которую приготовил для него Жиль, стояла возле книжного шкафа, но он решил пока не ложиться и устроился в кресле. У него не было сна. Скорее наоборот, он чувствовал себя возбужденным, ему хотелось двигаться. Может быть, была виновата в этом гроза: он любил сильный ветер, и если бы он был дома, то пошел бы погулять до выступа Пернель, чтобы послушать, как гремит море, и посмотреть на мигающие маяки... Но здесь лучше никуда не уходить. Если вдруг Лорна его позовет, а его не будет в доме, она может испугаться. Он уже заметил, что сильные порывы ветра действовали ей на нервы, она часто моргала, и губы ее слегка дрожали. В конечном итоге это было обычным проявлением женской слабости, и он слегка улыбнулся, вспомнив, как Артур говорил о ней как о сильной натуре из библейских легенд.

Это была прекрасная сказка для маленького мальчика, в которую было трудно поверить. Но Боже, как она была хороша, когда, сидя напротив него, положив локти на стол, она слегка прищуривала свои зелено-золотые глаза, слушая его. При свете свечей рдели ее губы, как спелые вишни, мягко светились ее молочно-белые зубы. У нее была прекрасная бархатистая кожа, как у детей, а голос... Гийом внезапно вскочил с кресла. Сердце его колотилось в груди. Он постарался отвлечься от опасных мечтаний. Ему вдруг показалось, что он желает ее так сильно, что кровь бросилась ему в голову, а руки стали мокрыми от пота... Закрыв глаза, он попытался призвать на помощь образ Мари-Дус, которая, с тех пор как он привел в порядок этот дом, в мыслях всегда была рядом. Он приезжал сюда на ночь, чтобы думать о ней, вспоминать те часы нежности и мечтать о встрече с ней. Но теперь Мари-Дус уже не было на свете, и в этот вечер он очень остро ощутил эту потерю. Дорогой образ уходил из его памяти, а его место занимала эта живая – такая живая! – женщина, которая была так на нее похожа.

Он обозвал себя дураком. Что за глупец он был, когда согласился сюда приехать вдвоем с ней! Ведь он прекрасно знал, что дом уже не стоял пустой, что вновь возникли декорации былой любви... Это же настоящая игра с огнем! Многие годы в ожидании встречи с Мари он вел затворнический образ жизни, этому помогало его презрительное отношение ко всем другим женщинам: ведь никто из них не мог сравниться с его любовью! Может быть, только Роза... Но Роза царила на таком высоком пьедестале, что он никогда не мог оскорбить ее грубым желанием. А сейчас он остался наедине с собой: здоровый мужчина, природа которого требовала удовлетворения желания, находясь лишь в двух шагах от такого прелестного искушения.

Чтобы освободиться от этого наваждения, он снял фрак, развязал галстук, открыл дверь и выбежал наружу, под проливной дождь. В мгновение ока он весь промок. Сильный порыв ветра чуть не свалил его с ног. Но он удержался на ногах, стоял, раскинув руки, готовый встретить любое испытание, чтобы облегчить свое состояние...

В этот момент он услышал крик Лорны.

Сначала стон, который он едва расслышал за ревом ветра, потом какой-то хрип и, наконец, настоящий вопль. Гийом быстро вернулся в дом и увидел Жиля Перье. Глаза двоих мужчин встретились и обратились к потолку.

– Может быть, ей приснился кошмар? – проговорил Гийом. – У нее бывает так. Пойду подымусь наверх!

Даже не вспомнив, что он совсем мокрый, он взбежал по лестнице и бросился в комнату, дверь которой не была закрыта. Лорна сидела на кровати, ее волосы красного золота закрывали ее голые плечи. Руки были сплетены и прижаты ко рту, щеки мокрые от слез, а глаза полны ужаса. Видно, это был страх перед возвратом болезни.

– Гийом!.. О, Гийом! – простонала она.

Она тотчас вскочила с постели и с распростертыми руками бросилась к нему на грудь. Но, почувствовав его мокрую одежду, она лишь слегка отстранилась.

– Боже мой! Вы совсем промокли!

– Да, я выходил... Так надо...

Он бормотал что-то, а женщина уже сбрасывала с него мокрое белье, скорее лаская, чем растирая его крепкие мускулы, а потом снова прижалась к нему, успев снять с себя мокрые кружева. В напрасной попытке отстраниться Гийом тронул руками ее округлые шелковистые плечи, а грудью коснулся ее высокой груди. Казалось, тело Лорны было из теплого атласа. Оно было как источник влаги у пересохших губ мужчины, умирающего от жажды, и когда молодая женщина прижалась губами к его губам, остатки воли его улетучились. Не прерывая поцелуя, он толкнул ее на кровать, лихорадочно разделся и бросился на нее. Он больше не мог себя сдерживать и овладел ею с такой силой, что молодая женщина издала крик боли, быстро перешедший в счастливое мурлыканье...

Они часами занимались любовью, не говоря ни слова, каждый стараясь открыть в другом секреты его плоти и насладиться им. Они никак не могли насытиться друг другом. Силы мужчины были неисчерпаемы, возбуждаемые женщиной, которая знала секреты и применяла их, как только он начинал слабеть... Но в конце концов он уснул.

Перед рассветом Лорна разбудила Гийома.

– Тебе надо спуститься, любовь моя! Твой сторож не должен ни о чем догадаться.

– Ты... ты права...

Пошатываясь от усталости, он на ощупь собрал свою одежду и спустился вниз. Огонь в камине уже погас. В комнате было холодно. Он завернулся в одеяла и снова погрузился в глубокий сон. А Лорна подбросила в свой камин несколько поленьев, сладострастно потянулась, потом вернулась в постель... Она улыбалась. Какая ночь!.. И какой любовник!.. Она всегда была уверена, что это будет незабываемо и для нее, и для него. А теперь она была уверена вдвойне: уже не нужна больше та маленькая бутылочка, в которой содержался настой шпанской мухи и несколько капель которого она налила в его бокал, пока он по ее просьбе подкладывал дрова в камин. Результат был чудодейственный, но Лорна восприняла бы как оскорбление ее чар, если бы ей пришлось еще раз прибегнуть к этому средству. Мужчина, которого она так страстно желала, уже больше не ускользнет от нее...

В такой пьянящей уверенности она тоже уснула.

Когда в середине утра она спустилась вниз, свежая и сияющая, она нашла Гийома в недобром здравии. Он стоял, расставив ноги, возле окна, скрестив за спиной руки, и не оглянулся на легкий стук ее высоких каблучков. Все в его манере поведения говорило о том, что он в дурном настроении.

– Ну? – весело произнесла она, смутно надеясь, что он подойдет к ней с протянутыми руками. – Это так вы здороваетесь со мной?

– Добрый день, – прошептал он и, повернувшись к ней, испугал ее своим видом: заострившиеся черты лица, налитые кровью глаза, тяжелый взгляд, полный раскаяния. Это был взгляд больного и злобного волка. Он указал на стол, на котором лежал хлеб, стояло масло и мед и две чашки. Одна была уже грязная.

– Усаживайтесь и ешьте! Пойду принесу вам кофе. А после мы уедем.

Не дожидаясь ответа, он вышел из комнаты и направился на кухню, но когда вернулся с кофейником, Лорна стояла все на том же месте, на последней ступени лестницы, а рука ее лежала на перилах.

– Вы еще не сели? – пролаял он. – Чего вы ждете?

– Чтобы вы заговорили со мной другим тоном!

Ее ответ, произнесенный дрожащим от гнева и разочарования голосом, полетел как пущенная стрела и достиг цели. Гийом усталым жестом поставил серебряный кофейник и снова отошел к окну. Она тотчас оказалась рядом с ним, что заставило его вздрогнуть и закрыть глаза. Ноздри его дрогнули: от нее пахло молодостью, цветами... любовью, тем тонким ароматом, который накануне заставил его потерять рассудок. Она заговорила:

– Что я вам сделала, Гийом? Я что, должна перед вами извиняться за то, что вчера произошло? Я что-то не помню, чтобы я затащила вас в постель силой...

– Нет. Это скорее я виноват и должен был бы принести вам извинения, но не знаю, какие: может быть, сказать, что я обезумел в тот или иной момент? Это было оттого, что я вдруг безумно возжелал вас, вы не представляете как...

– Я очень хорошо могу вас понять, у меня было то же самое...

– Это невозможно! Поймите же! Когда я услышал, как вы закричали, я обрадовался, потому что я мог побежать к вам. Дьявол дал мне повод, которого я так хотел.

– Оставим дьявола подальше от нас. Разве вы не были счастливы?

– Да... божественно!

– А утром?

– Нет... Я противен себе. Что я за человек, если совершил такую гнусность: овладел дочерью своего брата?

– О, хватит начинать все с начала! Эта глупость недостойна нас. Знайте же, Гийом, вы лишь взяли то, что вам уже принадлежало. Я была вашей с первого взгляда... И взгляните на меня, пожалуйста! Посмотрите мне прямо в лицо! – проговорила она, взяв его за плечи.

– Пожалуйста!.. Смотрю.

– Что вы видите?

– Худшее искушение, которое я когда-либо пережил. Женщину...

– Которая тебя страстно любит. Женщину, которая все бросила ради тебя, и которая желала тебя всем своим существом, и которая дрожит от радости с тех пор, как стала твоей! Если бы ты знал, Гийом, как я тебя люблю!..

У нее на глазах появились слезы. И в то же время она улыбалась. И эта улыбка в слезах была еще более сияющей. Она добавила еще почти шепотом:

– Разве тебе не пора обнять меня?.. Или тебе совсем не хочется поцеловать меня, чего я так жажду?

Никогда еще она не была столь искренна, как сейчас: она звала его, завоеванного в упорной борьбе мужчину, всеми фибрами своей души и во что бы то ни стало хотела его сохранить. И она победила. Он больше не мог противостоять этому волшебству, поэтому он притянул ее к себе и прижался надолго к ее губам, вспоминая божественные ощущения этой ночи.

Этот поцелуй они прервали, лишь услышав шаги Перье. Когда он вошел, Лорна уже сидела за столом и наливала кофе Гийому, а потом себе. Она улыбнулась вошедшему, отвечая на его приветствие, потом спросила:

– Кажется, буря уже утихла? Я смотрела на небо из своей комнаты: тучи еще летят быстро, но уже не кажутся такими грозными.

– Ветер переменился. Может быть, днем даже покажется солнце... Так вы останетесь здесь еще, месье Гийом, или же мне пора готовить упряжку, а потом только начать собирать поломанные ветви деревьев в саду?

– Готовьте упряжку. Мы выедем примерно через час...

– Нет, – проговорила Лорна, спокойно намазывая хлеб маслом. – Вы можете ехать, если хотите. Я остаюсь...

Тремэн изменился в лице. Его нахмуренные брови сказали Жилю Перье, что ему лучше удалиться. И он вышел из комнаты, бормоча что-то нечленораздельное. Ни тот, ни другая не обратили на его ворчание никакого внимания. Лорна же, зная, что нападение – лучшая форма защиты, объяснила: да, они собирались съездить только туда и обратно, но ее решение изменилось, как только она увидела этот дом.

– Мне захотелось провести здесь несколько дней! – сказала она. – Я думала, что нам придется ночевать на каком-нибудь постоялом дворе, но здесь я чувствую себя, как дома, и мне хотелось бы задержаться.

– Не играйте с огнем, Лорна. В усадьбе нас ждут. Если мы не вернемся, там будут беспокоиться.

– Если вы не вернетесь! Что же касается меня, то думаю, что там будут даже рады моему столь неожиданному отсутствию. Поэтому я вовсе не играю и предлагаю вам уехать одному...

– Но это смешно! У вас нет с собой никаких вещей, нет горничной.

– Ну и что? Я могу очень хорошо обойтись без этого, и мне даже хочется так пожить. К тому же под охраной Перье и его собаки я не буду ничего бояться.

– Меня не это как раз волнует. Здесь вы будете в полной безопасности, но...

– Никаких «но»! И я с удовольствием познакомлюсь с этой Жанет, которая делает чудеса. Мне кажется, мы прекрасно поймем друг друга.

Потом протянув руку через стол, она схватила руку Гийома.

– Позвольте мне этот каприз, любовь моя... и приезжайте сюда... скажем, через неделю.

– Я, конечно, не приеду. А пришлю Дагэ...

– Тогда я не вернусь! И я не бросаю слов на ветер. Или вы приедете за мной один, как вы привезли меня сюда, или... О, я не знаю! Может быть, я приживусь здесь до тех пор, пока кто-то соизволит мною заняться, – закончила она игривым тоном, послав Гийому такую милую улыбку, которая окончательно разоружила его.

– А вы не сошли с ума?

– Из-за вас? Да... Но как вы можете быть таким тупым? Если мы вернемся в усадьбу вдвоем, это же катастрофа: этой же ночью вы окажетесь в моей постели или я в вашей и тогда все откроется...

– Вы очень самоуверенны!

– А вы еще больше! Сможете ли вы поклясться, что в эту минуту вы не жаждете меня так, как я вас? Вот видите! – заключила она, видя, как он отвернулся. – Поверьте мне и уезжайте со спокойной душой. Только думайте о том, что, расставаясь с вами на несколько дней, я буду готовиться к нашей будущей ночи любви Я буду ждать ее с нетерпением, так же как и вы... Я так жду этой ночи!

Огоньки, плясавшие в ее таких переменчивых красивых глазах, бросали ему вызов, но он уже был побежден и сложил оружие. Он подошел к ней и зарылся лицом в ее душистые густые волосы, стараясь достать губами ямку на ее шее.

– А если я не хочу так долго ждать?

Она издала крик радости, который напомнил скорее стон или хрип.

– Идем! – прошептала она. – Идем скорее! Гийом уехал через час. Один.

Итак, все начиналось сначала...

Легкая карета, но достаточно прочная, несла его через рытвины и ухабы дороги, ведущей в усадьбу. Он старательно отгонял от себя угрызения совести, продолжая наслаждаться ощущением своей победы: победы самца, который метит своими когтями самую красивую самку стада, ту, которую он чувствовал всем своим существом созданной именно для него. К тому же это была дочь Ричарда, и это добавляло остроты в его своеобразную месть этому предателю, где бы он сейчас ни был: овладеть его дочерью после супруги, какой триумф!

Однако Тремэн хранил чуточку прозорливости, понимая, что это не совсем так: ведь он страстно любил Мари, любил телом и душой. Она была единственной, его любимая, а Лорна никогда не сможет заменить ее. То, что его тянуло к ней, было абсолютно плотским чувством и не могло называться любовью. Даже когда она приводила его в исступленный восторг, он не мог решиться и сказать: «Я люблю тебя». И это понятно, потому что сердце его не подсказывало таких слов, самых прекрасных слов в мире. А вот она произносила эти слова, надеясь услышать в ответ то же, но он не произнес их и, может быть, никогда их не произнесет.

Гийом признавал тем не менее, что вырваться из объятий этой сирены было своеобразным подвигом. Это ослепительное тело, при одном воспоминании о котором кровь бросалась ему в голову, а руки становились мокрыми, отличалось каким-то тайным магнетизмом, который не разрушить простым обладанием, когда сердце молчит. Скорее наоборот, это еще больше разжигало желание. Тем более что эта молодая женщина умела продлять ощущения... По здравом размышлении, это умение у «барышни» из светского общества вызывало удивление. Было понятно, что Лорна уже давно не девственница: ее развитое тело говорило, что она женщина. У нее уже был мужчина, но искусство ласки, которым она обладала, было бы понятно у индийской баядеры – а Гийом сохранил о них воспоминания! – а не у леди. Это наводило на размышления: несколько любовников? Или какой-то несравнимый партнер? Впрочем, это не имело значения... И все-таки Гийом решил, что он когда-нибудь задаст ей такой вопрос. Каков бы ни был ответ, он не затронет его чувства, несмотря на то, что эта женщина притягивала его к себе.

Это притяжение было столь сильным, что Гийом дважды останавливал лошадь, думая повернуть назад. Но благоразумие побеждало, и он продолжал путь, чувствуя, что его лихорадка утихала по мере продвижения вперед. Он почувствовал некоторое облегчение, почти освобождение, и спешил скорее вернуться домой. Он лишь сожалел, что ехал в кабриолете, а не верхом, это сейчас подошло бы ему в самый раз.

Наконец он прибыл домой. Было уже поздно. Неяркий свет просачивался через щели в ставнях второго этажа, а на первом свет не горел. Лишь из кухни виднелись отблески света. Гийом был рад этому и похвалил себя, что просил не ждать его к ужину, когда уезжал накануне. Эта была разумная предосторожность, которую он принял на всякий случай, а теперь одна мысль, как он посмотрит в глаза своих детей, особенно дочери, вызывала у него страх.

Как он и думал, Клеманс и Потантен сидели у огня, но на этот раз они были не одни: с ними была Китти, штопавшая кружева ночной рубашки. Она поспешно встала, увидев Гийома.

– Мисс Лорна, наверное, очень устала! – проговорила она.– Я не ложусь спать и грею воду, чтобы она смогла принять ванну перед сном.

– Надеюсь, что она уже спит сейчас. Она захотела остаться там. Не смотрите так удивленно, Китти! Дом стал таким же обитаемым, как в былые времена. Я не сказал ей заранее об этом, чтобы это стало для нее сюрпризом.

– Там? Одна?.. А на сколько же времени?..

– На неделю... или две. К тому же она не одна. Вы ведь давно знаете Жиля Перье?..

– Конечно, а я не должна поехать туда?

– Нет. Она была категорична: она хочет пожить, как деревенская жительница, и просила меня простить ей этот каприз. Я передаю вам ее собственные слова. Поэтому не волнуйтесь, Китти, и ступайте спать. Ей скоро надоест там жить. Через неделю я поеду за ней. И она будет счастлива снова очутиться в нашей усадьбе.

Китти присела в реверансе, взяла свечу и пошла к себе. Гийом, выпив чашку горячего сидра, заявил, что совершенно разбит, что езда по этим дорогам вытрясает все внутренности. Он пожелал всем спокойной ночи и поднялся в свою комнату, сделав вид, что не замечает застывших фигур своих старых слуг.

Его поведение показалось им необычным. Ведь до сих пор, когда ему случалось возвращаться поздно из своих поездок в Париж, Шербург, Гранвиль или из прогулки по краю, Тремэн, даже полумертвый от усталости, усаживался в уголок у большого камина, считая его по унаследованной от предков крестьянской привычке настоящим домашним очагом. Он всегда говорил, что это, как и библиотека, было лучшим местом, где он отдыхает.

Потантен и мадам Белек обожали такие моменты, им казалось тогда, что они возвращаются в те счастливые времена, когда только что был отстроен дом На Тринадцати Ветрах и они жили втроем. Поскольку он возвращался всегда очень голодный, Клеманс готовила ему обильный ужин, и они с радостью тоже принимали в нем участие. Гийом рассказывал им новости, говорил о делах или о людях, с которыми он встретился, как будто он был их сыном, а они – его любящими родителями. Но в этот вечер...

Он жестом и слегка улыбнувшись отказался от ужина. «Немного горячего сидра, Клеманс, этого будет достаточно», – осушил чашку одним глотком и ушел.

Они были так ошарашены этим, что остались на своих местах возле большого стола и молчали: она – держа кувшин с сидром, а он – с опущенными руками, глядя на дверь, за которой скрылся хозяин.

– Что вы на все это скажете? – проговорила наконец мадам Белек. – Боже милостивый, нам его подменили, нашего месье Гийома! Всего за два дня!

– Если хотите знать мое мнение, Клеманс, мне это не нравится. Совсем не нравится! Я должен побольше узнать о случившемся, иначе не сомкну глаз всю ночь...

Когда, постучав, Потантен вошел в комнату Гийома, тот раздевался, как он это обычно делал. То есть ходил по комнате и сбрасывал свою одежду на ковер, и утром Валентин – из которого Потантен старался сделать настоящего слугу – убирал все это. Это была давно приобретенная привычка, еще со времен, когда он жил во дворце Жана Валета, в Порто-Ново, где дом кишел слугами, и от этой привычки он никак не мог отделаться.

Старый мажордом стал спокойно собирать одежду, как бы не замечая хмурого взгляда Тремэна.

– Мне кажется, я сказал, что устал, – проворчал он. – Оставь все это! Утром это уберут, а сейчас я хочу спать...

– Вот это меня и беспокоит! Вы устали оттого, что проехали двенадцать лье в кабриолете? Это на вас не похоже. Или вы заболели...

– Странно! – проворчал Гийом. – Мне хочется спать, значит, я болен? Хватит притворяться, Потантен! Если ты хочешь мне что-то сказать, говори, и покончим с этим!

Абсолютно бесстрастно мажордом направился к кровати, на которой лежала ночная рубашка, а в это время Тремэн снимал с себя дневную.

– Господин де Ронделер приходил вчера после обеда. Он хотел поговорить с вами по поводу дома каторжника, – начал он.

Но вдруг замолчал, уставившись на обнаженную спину Гийома. На коже, уже почти потерявшей свой загар, он заметил маленькие отметины, пятна и даже царапины настолько характерные, что старик стоял совершенно ошарашенный.

– Ну же, продолжай! Что сказал месье Ронделер?

– Да ничего!.. Это может подождать и до завтра, и мне не стоило вас беспокоить этим...

Бросив рубашку в руки Тремэна, Потантен направился к двери так быстро, что Гийом не смог бы его остановить. Он вышел в широкий коридор почти бегом, но, подойдя к лестнице, облокотился на перила, чтобы дать себе передохнуть. Если бы он хоть на секунду задержался в комнате Гийома, он не выдержал бы и высказал ему весь тот гнев и отвращение, которые переполняли его. То, что он увидел на спине и шее Гийома, было самым худшим для семьи. Он сразу же мысленно увидел длинные тонкие руки Лорны, ее полированные миндалевидные ногти.

Бедняга был так расстроен, что ему показалось даже, что он вот-вот потеряет сознание. «Следует чего-нибудь выпить!» – подумал он и, два или три раза глубоко вздохнув, стал спускаться по лестнице, чтобы зайти на кухню. Он был так поглощен своими мыслями, что не заметил в темноте галереи белую неподвижную фигуру, наблюдавшую за ним и быстро скользнувшую к себе, как только он скрылся из вида.

Едва взглянув на своего приятеля, Клеманс сразу догадалась, что он чем-то очень взволнован. Не говоря ни слова, она подошла к шкафу, достала бутылку яблочной водки, налила в стакан немного и передала старику. Он выпил одним глотком его содержимое и попросил налить еще.