Все это Лорна проговорила насмешливым тоном и вдруг завопила, почти завизжала:
– Вы в своем уме? Принимаете у себя детей прямиком из зараженного дома! Мы все подхватим эту заразу... по вашей вине! Боже правый, да вы безумцы!
Лорна куталась в большой шерстяной шарф, который сбросила Элизабет Бледная от страха, она дрожала, как листок на ветру. Лорна выглядела по-настоящему жалкой, но Элизабет больше не чувствовала к ней ничего, кроме презрения.
– Александр де Варанвиль был здесь среди нас на Рождество всего неделю назад, – сказала Элизабет, пожимая плечами. – Так что заболеть мы можем все. И нравится вам это или нет, его маленькие сестры останутся здесь. Ну а у вас, если боитесь, есть простой способ: велите приготовить вам карету! Если ваша горничная поторопится и упакует вещи за час, вы до ночи успеете проехать немалый отрезок пути.
Произнеся свою маленькую речь, Элизабет двинулась дальше на кухню, сердитый голос Лорны, в котором гнев вытеснил страх, застал ее уже на пороге:
– Хватит изображать из себя невесть что, моя маленькая! Вы здесь не хозяйка, даже если ваш отец делает вид, что это так. И не вам выгонять меня из дома, который мне очень нравится!
– А кто вас выгоняет? – ответила девушка, даже не обернувшись. – Вы боитесь заболеть? Тогда вам лучше всего покинуть наш дом. Проще не бывает...
Гийом вернулся уже в сумерках и один. Франсуа удалось убедить Розу принять его помощь, и он остался ухаживать за Александром. Роза отправила всех своих слуг в Шантелу, осталась одна Мари Гоэль– никакой силой нельзя было оторвать ее от кухни. Впрочем, она все же отослала вместе со всеми своего старого Фелисьена под предлогом того, что необходимо наблюдать за персоналом. Роза осталась одна с восьмидесятилетней мадам де Шантелу, которая не вставала с кровати. Поэтому хозяйка Варанвиля охотно, хотя и не без волнения, приняла помощь канадца.
– Она не захотела, чтобы я остался, поскольку я не болел этой чертовой оспой, – с горечью сообщил Гийом Потантену, – а я никак не мог решиться от нее уехать. Видел бы ты ее! Бедная маленькая Роза! Она... она даже не позволила мне поцеловать ей руку. О Боже! Что делать? Как ей помочь?
– А Белину вы разве не видели?
– Видел, эта храбрая девушка просто бальзам мне на сердце вылила. Внешне она была такая же, как утром, а мне виделся над ее головой нимб, а на спине – крылышки! Кто бы мог сказать, что у нас в Тринадцати Ветрах есть настоящая сестра милосердия.
– Да, иногда жизнь преподносит сюрпризы... Вы, я надеюсь, не заходили в комнату к месье Александру?
– Естественно, его мать не позволила, поэтому я знаю не больше, чем сказал вам доктор Аннеброн, – у него очень высокая температура и сильная головная боль. Роза думает, что он заразился в Париже. В его школе был случай заболевания оспой...
– И они не отправили всех учащихся по домам? Эта проклятая Революция, отрекшись от Бога, убила не только все моральные ценности, но и чувство ответственности. Кстати, не отвезти ли месье Ньелю кое-какие его вещи, раз он остался в замке?
– Да, конечно! Ты не возьмешь это на себя? Я распоряжусь, чтобы Дате отправил туда с вещами одного из своих мальчиков. А где дети и девочки Варанвиль?
– Они все вместе с Элизабет на кухне. Расселись вокруг Клеманс, как вокруг ангела-хранителя, она печет им оладьи с яблоками и рассказывает сказки...
– Молодец! Это лучший способ согреть их сердечки. Моя племянница, конечно же, не с ними?
– В кухне? Вы смеетесь? Она на три замка закрылась у себя, – ответил Потантен с презрением, которое даже и не подумал скрывать. – С того момента, как девчушки приехали, она полумертвая от страха, боится, что они занесли болезнь сюда.
– Ну ее! Если она пожелает, пусть даже ест у себя в комнате. Я отдохну в библиотеке... думаю, чашечка кофе мне не повредит...
Как, впрочем, и одиночество. Он уже ругал себя, как за измену, за те полные очарования часы, что провел рядом с Лорной, пока Роза в одиночку, не имея возможности из-за снегопадов послать за доктором, боролась с болезнью. Красавица племянница как нельзя кстати закрылась у себя в комнате: ему совершенно не хотелось ее видеть.
Увы! Едва открыв дверь библиотеки, он тотчас понял, что отдохнуть не удастся. Этот слегка пьянящий аромат духов мог принадлежать только Лорне. Огорченный, он уже хотел вернуться, беседовать с Лорной никак не входило в его планы, и все же Гийом не смог устоять перед теплом уютной гостеприимной комнаты, где так приятно отдохнуть от холода и зимнего одиночества, с лихвой сдобренных страхом перед смертью ни в чем не повинного юноши. Языки пламени отражались на деревянных панелях и позолоте книжных переплетов. Тяжелые шторы из красного бархата охраняли эту тихую пристань от ночной тьмы. Ну что ж, нужно просто вновь отвоевать для себя эту тихую обитель, и Гийом решительным шагом вошел в библиотеку с намерением вежливо попросить племянницу оставить его одного в рабочем кабинете.
Сначала Тремэн решил, что ошибся и в библиотеке никого нет, кроме аромата духов, такая стояла тишина... Нет, Лорна была здесь. Она спала.
Лорна сидела в кресле чуть в стороне от камина, чтобы уберечь лицо от жары, книга выскользнула из рук и лежала на полу возле платья, одна щека уютно покоилась на ладони. Но сон красавицы был неспокойным, уголки губ нервно вздрагивали, так же как и густые ресницы. Гийом не стал будить племянницу. Сел напротив и принялся ее разглядывать. Никогда не была она так похожа на Мари! Наверное, потому, что у девушки были закрыты глаза, а волосы прикрывала белая кружевная косынка. Различия исчезли, у Гийома появилось чувство, будто перед ним вновь его возлюбленная в расцвете ее молодости.
Между тем Лорна застонала и задвигалась. Гийом понял, что она во власти какого-то кошмара, поднялся и положил руку на ее плечо.
– Проснитесь! – приказал он тихо. – Вам снится плохой сон...
Лорна широко открыла испуганные глаза, вскочила с кресла, бросилась Тремэну на шею и изо всех сил прижалась к нему. Он машинально обнял дрожащее, как от ледяного ветра, тело. Девушка разрыдалась:
– Увезите меня, Гийом, умоляю вас! Увезите меня отсюда! Я не хочу подхватить оспу и умереть или стать страшилищем до конца своих дней. Не хочу! Не хочу, не хочу!
Лорна кричала, ее сотрясала настоящая истерика. Гийом с трудом разжал ее руки, отодвинул от себя, ударил по обеим щекам, поддерживая свободной рукой, потом вновь усадил в кресло. Она задыхалась, с ужасом вглядываясь в Тремэна.– Вы меня ударили?
– Это был единственный способ вас успокоить. Извините, если вам кажется, что я вел себя грубо. Но вас нужно было как-то успокоить. Я уверен, вам снился страшный сон...
– О-о-о! Да! Ужасно! Мое лицо... тело... были покрыты гноящимися ранами, а возле меня – женщина... она смеялась, смеялась... И говорила: «Если бы ты не приехала сюда, не была бы сейчас в опасности, но ты сама этого хотела, так получай по заслугам!» И опять она смеялась... зло, яростно...
– Женщина? Почему вы уверены? Она похожа на какую-нибудь вашу знакомую?
– Нет. Ее лицо было размыто, глаза похожи на тучи, длинные черные волосы растрепаны... Я чувствовала, она меня ненавидит. Я почти физически ощущала ее ненависть. О, Гийом, я не могу здесь оставаться, со мной случится несчастье! Отвезите меня к маме, пожалуйста!
– К вашей маме? Вы имеете в виду в Овеньер? Но это невозможно!
– Ну почему? Вы сказали, что дом в порядке, что мама жила там несколько месяцев даже зимой...
– Все так, и я обещал показать вам дом, но время сейчас совсем неподходящее. Ночь, январь, снег, дороги почти непроходимы. К тому же до Овеньера добрых тринадцать лье...
– Мне все равно! Я хочу отправиться туда немедленно! Девочки привезли болезнь с собой...
– Вы окончательно сошли с ума! – загремел Гийом. – Они такие же здоровые, как вы или я. Впрочем, больной был здесь неделю назад...
– Знаю. Ваша дочь сказала об этом с каким-то поистине диким наслаждением. Как будто надеялась, что заболеем мы все. Но я не хочу!
– Никто из нас не хочет заболеть, но наш долг... и мое решение – приютить тех, кто нуждается в помощи и сострадании. Вы единственная, кто в Тринадцати Ветрах умирает от страха.
– И единственная, кто не имеет, видимо, права на вашу помощь и заботу... – бросила Лорна с горечью, что заставило Гийома улыбнуться.
– Вы напрасно осуждаете меня, но если уж так боитесь, есть абсолютно простое решение: отправляйтесь в Париж и ждите, пока опасность не минует. Вернетесь в Тринадцать Ветров, когда настанут хорошие времена.
– Ах, вот вы чего хотите! Избавиться от меня! Я еще к этому не готова. К тому же я сказала, что хочу пробыть некоторое время в Овеньере.
– Пожалуйста! Я распоряжусь! Потантен отвезет вас завтра с Китти, он знает дорогу не хуже меня.
– Да вовсе я не хочу ехать с ним! Вы лично должны меня сопровождать! Я настаиваю.
– Тогда вам придется подождать!
– Не вижу причин. Если дворецкий может меня отвезти, почему не вы сами?
– Потому, что я не тронусь с места, пока не выздоровеет Александр де Варанвиль. Потому, что я намерен ездить каждый день справляться о его здоровье и помогать женщине, нуждающейся в моей заботе гораздо больше, чем вы, поверьте!
– Ах, эта знаменитая тетя Роза! – усмехнулась Лорна. – Боже правый, да вы здесь все от нее с ума посходили. Даже мой Артур! Что же в ней необычного, хотела бы я знать.
– Что необычного? Просто мы все ее очень любим, а я, быть может, больше всех. Она одновременно и знатная дама, и просто очаровательная женщина. Лучше бы вам не встречаться, вы бы вряд ли поняли друг друга... Войдите!
Кто-то тихонько стучал в дверь. Вошел Потантен, как всегда, величественный и невозмутимый, в ливрее цвета зеленой ели, с маленьким подносом, на котором стояли кофейник, чашка и сахарница.
– Ваш кофе, месье Гийом!
– Поставь там, – Гийом рукой указал на рабочий стол, прошел к нему, с извиняющейся улыбкой взглянув на племянницу. – Прошу извинения, дорогая Лорна, мне необходимо переговорить с Потантеном. Увидимся за ужином. Я сдержу свое обещание, как только смогу.
Пришлось Лорне проглотить свою ярость. Поплотнее закутавшись в голубой шарф, она вышла походкой оскорбленной королевы. Гийом отвесил ей легкий поклон, удобно устроился в глубоком черном кожаном кресле, пока Потантен наливал кофе в чашку.
Вздохнув с облегчением, Тремэн взял чашку, поднес ее к губам, отпил большой глоток, удивленно поднял бровь, сделал еще глоток, потрогал ладонью кофейник и наконец сардонически подмигнул старому дворецкому.
– Не знал, что путь от кухни в библиотеку столь долог. Об этом кофе не скажешь, что он горячий.
– Он был вполне горячим, когда Клеманс наливала кофейник, – ответил Потантен без тени улыбки. – Да и кухня не отодвинулась в глубь парка. Только если где-то портится погода, осторожные люди ждут, пока стихнет гроза.
– Ждут... за дверью?
– Бывает и так...
– Ты... все слышал?
– Думаю, да.
– Что думаешь по этому поводу?
– Чем быстрее мисс Тримэйн покинет Тринадцать Ветров, тем будет лучше для всех. Здесь есть кое-кто, кому она вовсе не по душе...
– Элизабет? Об этом я давно знаю.
– Нет! Кое-кто другой. И его нет больше с нами в этом мире... Мятущаяся душа...
– Ты случайно не сошел с ума? – спросил Тремэн, побледнев. – Ты хочешь заставить меня поверить в привидения?
– В это привидение – да! Спросите Клеманс, если мне не верите. Она так же, как и я, скажет, что мадам Агнес вернулась в этот дом, который хотела сохранить любой ценой.
– Ну и когда же это привидение появилось?
– Вечером на Рождество, после того как приехала мисс Тримэйн, а потом здесь, незадолго до вашего прихода...
– Я ничего не видел, не слышал...
– Ну а кто же эта женщина с длинными черными волосами, которая привиделась мисс Лорне во сне? Мадам Агнес хочет, чтобы она уехала отсюда, до этого в доме не будет покоя.
– Вы бредите оба, ты и Клеманс. Если бы то, о чем ты говоришь, было правдой, она принялась бы и за Артура.
– Это вовсе не одно и то же. Там, где находится мадам Агнес, умеют разобраться, кто – невинный сирота, а кто – интриганка...
– Потантен! – прикрикнул Гийом. – Ты не считаешь, что иногда переходишь границы дозволенного?
– Я всегда говорил вам правду и буду говорить, даже если она вам не нравится. Что касается Артура, вспомните, он, рискуя собой, спас жизнь Адаму. Для матери это многое значит!
Решив, что сказал достаточно, Потантен взял поднос и удалился.
Следующие несколько дней были трудными и напряженными. Снег растаял, а в Тринадцати Ветрах продолжали жить, как в осажденной крепости. С тревогой ожидали плохой новости и подспудно боялись, что болезнь заденет кого-нибудь из них. Каждое утро Гийом верхом на Сахибе отправлялся в Варанвиль, подгоняемый страхом увидеть Розу в слезах, а дом – в трауре. И всякий раз с облегчением вздыхал, увидев ее в окне второго этажа: Роза, привлеченная цокотом копыт, выглядывала гостя. Она все так же не позволяла ему заходить в дом, прямо из окна сообщала последние новости. Увы, состояние больного не улучшалось. Юношу терзали головные боли и высокая температура. Гнойнички лопнули, на лице их, к счастью, было немного, зато тело они усыпали в изобилии. Франсуа Ньель и Белина каждый день купали больного в надежде, что немного спадет температура. Пьер Аннеброн почти не покидал усадьбы, отлучался только по срочным вызовам, предварительно вымывшись и сменив полностью одежду. Возвращался Тремэн таким же грустным, как и уезжал.
По возвращении Гийом запирался у себя, не в силах выдержать взгляда Элизабет. Ее и Александра связывала глубокая дружба, девушка сильно переживала, хотя поставила себе задачу не показывать своего горя и тревоги, охраняя насколько возможно покой девочек Варанвиль, о которых без устали заботилась.
Адам был неразлучен с Амелией, выполнял любые ее пожелания, Артур изо всех сил интересовался куклами Виктории – она привезла с собой целых три – и ее «девчачьими историями». Девочки Варанвиль были заняты и не особенно горевали в своей вынужденной ссылке. Во-первых, потому, что любили Тринадцать Ветров и их обитателей; во-вторых, потому, что по просьбе Гийома Джереми Брент согласился давать им уроки, приспособив учебную программу к их возрасту и способностям. Обе с удовольствием учили английский с Артуром в качестве преподавателя.
Только Лорна жила в стороне от общих забот. В глубине души девушка упрекала себя за страх и тем не менее не могла совладать с собой. Она не покидала комнаты, куда Китти приносила ей еду, раз и навсегда решив, что выйдет только тогда, когда минует опасность заражения. Но больше всего злило Лорну то, что Гийом ни разу не постучал в ее дверь. Хозяин Тринадцати Ветров находил даже какое-то изощренное удовольствие, держа племянницу в неведении относительно того, что ни разу за всю болезнь Александра не переступил порога замка Варанвиль.
Первым дней через пять к Лорне в комнату постучался Артур. Глубоко оскорбленный поведением сестры, он и не собирался скрывать от нее своих чувств.
Вот бы никогда не подумал, что вы такая трусиха! На кого мы с вами похожи? Матушка на небесах наверняка стыдится за вас!
– До самой смерти мама сохранила прекрасный цвет лица и чистую кожу. Там, где она сейчас, ей нечего бояться оспы. В любом случае, я уверена, что она испугалась бы так же, как и я... Но разве может такой мальчишка, как вы, понять страхи юной женщины, чья красота составляет ее единственное богатство?
– Действительно! Где уж мне понять! Только Элизабет еще моложе вас и... почти так же красива, но она не торчит целыми днями среди своих шкафов. Истинная правда, Лорна, я вас не понимаю! Было бы так легко просто уехать...
– Мне уже миллион раз на это намекали! Покорнейше прошу, не начинайте теперь вы! – вскричала Лорна вне себя от ярости. – Кажется, здесь все только о том и думают, как бы вышвырнуть меня вон... и даже вы! Я-то считала, вы меня любите...
Последние слова Лорна произнесла с надрывом – или Артуру просто показалось, – он бросился к сестре, но та тут же отскочила за большое кресло. Наивность этого убежища вызвала у Артура усмешку.
– Вы прекрасно знаете, я люблю вас. Я был бесконечно обрадован вашим приездом и хотел бы видеть вас счастливой... но...
– Тогда не мешайте мне поступать так, как я считаю нужным. Я тоже люблю вас... но поцеловать предпочитаю несколько позже!
– Как хотите! Но предлагаю не тянуть до Пасхи с «выходом в свет»! Иначе станете настоящей затворницей!
И чтобы успокоить нервы, Артур вышел, громко хлопнув дверью.
Наконец наступил благословенный для всех день. Приехав в очередной раз в Варанвиль за новостями, Тремэн увидел, что в замке все вверх дном. Несмотря на порывистый ветер, окна и двери дома были распахнуты настежь, оттуда вырывались клубы пахнущего серой дыма, как будто сам Люцифер поселился в добропорядочном нормандском замке. Посреди двора Белина сжигала на огромном костре вороха одежды, постельное белье, одеяла. Увидев Тремэна, она подняла в знак приветствия огромные вилы, которыми ворошила костер, и крикнула:
– Месье Александр спасен!
Наконец появилась Роза, бледная, худая, но светящаяся от счастья. Заметив Гийома, она бросилась ему навстречу, он едва успел соскочить с лошади и принять ее в свои объятия. Роза и плакала, и смеялась от счастья: температура у больного упала, и отныне доктор Аннеброн отвечал за жизнь юноши.
Они долго стояли, прижавшись друг к другу, Гийом слышал, как бьется сердце молодой женщины. Пока она бежала к нему, чепец слетел, шелковистые волосы рассыпались по плечам, легкой волной накрыли руки Гийома. Потрясенный, он чуть не сказал больше, чем нужно и можно было в этот момент, когда мать только-только выбралась из ада. Но Роза уже отстранилась, и Тремэн увидел, что ее зеленые глаза вновь обрели присущий им веселый блеск.
– Пойдемте скорее на кухню пить кофе! Мари только что вынула из печи сухарики. Устроим праздник!
Она взяла его за руку, и они, как дети, почти вприпрыжку побежали в огромный сводчатый зал, откуда божественно пахло горячим маслом. Мари Гоэль обхаживала своего Фелисьена: тому надоела ссылка, и он рано утром вернулся из Шантелу, влекомый тайным предчувствием, которое бывает только у стариков. Объятиям и радостным возгласам не было конца, не принимал в общем веселье участия один Франсуа Ньель: Роза отправила канадца спать, и никто не ждал, что он проснется раньше завтрашнего утра.
– Вы не представляете, сколько работы выпало на его плечи, и ту преданность, с которой он ухаживал за моим Александром. Это замечательнейший из людей, Гийом, и да благословит вас Господь за то, что у вас есть такой друг! Кстати, – добавила Роза, беспомощно разведя руками, – я совершенно не представляю, как мне его отблагодарить.
Гийому, напротив, это было хорошо известно, и он испугался. Какова должна быть любовь Франсуа к этой встреченной им впервые женщине, что он обрек себя на смертельный риск! Но не ему открывать Розе тайну канадца, тем более если хозяйка Варанвиля и не подозревает, какие чувства внушила этому спокойному, невозмутимому, тихому человеку. Но ответить что-то было надо:
– Я хорошо знаю Франсуа. Ему будет достаточно вашего «спасибо». Однако, когда в доме будет наведен порядок, пригласите его провести несколько дней рядом с вашей улыбкой и вареньем Мари Гоэль. Я думаю, он будет на верху блаженства.
Но Роза, глядя прямо на Гийома зелеными глазами, сердито фыркнула:
– Вы с Луны свалились, Гийом? Да Франсуа уже несколько дней известно, что мой дом всегда открыт для него, что он может оставаться здесь так долго и приезжать так часто, как захочет. После того что он сделал, я буду последней из неблагодарных, если не стану почитать его настоящим членом нашей семьи. Больше того: Мари его обожает, а Александр, которого обычно трудно чем-либо соблазнить, испытывает к Франсуа глубочайшее почтение.
Ай!.. Какой же неприятный укол ощутил Тремэн в области сердца! Не смея задерживать на нем внимание, он решил поразмыслить об этом позже, в тиши своего логова посреди древних фолиантов.
– Не знаю, что и сказать вам, Роза, – просто ответил он. – Ну придумайте что-нибудь сами. И вообще, возможно, отныне вы знаете Франсуа лучше меня. Мы ведь с ним не видели друг друга много лет...
Покинув Варанвиль, Гийом возвращался домой со странным и пренеприятнейшим чувством, что у него что-то украли. Он был недоволен всем, всеми и в первую очередь самим собой. Впрочем, упрекать Франсуа ему было не в чем: канадец бросился на помощь любимой, ни на секунду не задумавшись, что рискует собственной жизнью. В самом деле, Пьер Аннеброн весьма и весьма сомневался, что Ньель когда-либо болел оспой. «Эта гнусная болезнь всегда оставляет хотя бы несколько отметин!» – заявлял он.
Лицо же Франсуа было розовым и свежим. Не в чем упрекать и Розу: ее, несомненно, тронуло самопожертвование канадца, его преданность. К тому же голубые глаза цвета горечавки, радушная улыбка, ровное хорошее настроение и мужественная фигура человека, привыкшего жить на свежем воздухе, не могли не покорить женское сердце. «Мы одного с ним возраста, – размышлял Гийом, – почему бы ей не предпочесть Франсуа?» Из прошлого опыта он знал, что дочь Евы трудно предсказуема и любому нормальному человеку всегда нелегко ее понять.
Добравшись до Тринадцати Ветров, он заметил в окне Лорну Девушка стояла возле окна, наполовину закрытого тяжелыми шторами. Гийом почувствовал еще большее раздражение. Он совсем позабыл о племяннице, однако один Бог ведает, как она отравляет ему жизнь. Она сделалась в доме яблоком раздора, червем грызла его душу: при виде Лорны Гийома раздирали два желания – либо избить ее, либо заняться с ней любовью... Ему даже случалось мечтать, как он делает и то, и другое одновременно, что, в общем-то, было бы вполне по-семейному, но ее яркая красота не могла никого оставить равнодушным. Во всяком случае, одно было известно абсолютно достоверно: молодой Брент сходил по Лорне с ума.
Остановив Сахиба возле конюшни, Тремэн позволил себе несколько мгновений просто полюбоваться собственным домом. Легкая дымка не скрывала ни мягкого блеска светлого камня, ни элегантности его линий. Великолепный дом, в нем так удобно жить среди детей и нескольких преданных друзей, несмотря на внешние неурядицы и трудности. Мир и покой его дома всегда казались Гийому какими-то исключительными. В последнее время он потерял покой и теперь хотел вновь его обрести. В конце концов человек в его возрасте имеет право на спокойную жизнь!
– Какие новости, месье Гийом?
Тремэн опустил глаза и увидел возле головы его лошади взволнованные глаза Дагэ и тревожные глубокие складки на его переносице. Он тотчас устыдился: не время копаться в собственной душе, сегодня он – вестник радости, хотя по его виду этого не скажешь. Лицо Гийома преобразилось.
– Самые наилучшие, дружище! – воскликнул он, осторожно вытаскивая поврежденную ногу из стремени – в эту промозглую погоду она всегда у него немного побаливала. – Александр, кажется, пошел на поправку, в Варанвиле праздник!
– Больше никто не заболел? Мадам баронесса в порядке?
– В полном! Что касается месье Франсуа и нашей Белины – один спит мертвым сном, другая сжигает во дворе все, к чему прикасался больной...
Навстречу Гийому уже бежала вся четверка детей, за ними – Элизабет и Потантен. Новость была встречена бурными возгласами и слезами, которые девушка побежала утирать в свою комнату. Ей было просто необходимо смыть слезами накопившуюся за эти дни тревогу. Потантен предложил оросить шампанским вечернее меню, которое стараниями мадам Белек наверняка будет на уровне знаменательного события. Это было в традициях Тринадцати Ветров, и Гийом согласился, лукаво взглянув на дворецкого, – Потантен не упускал случая вытащить из погреба бутылочку доброго шампанского...
Гийом шел к дому, положив руки на плечи обоих сыновей, вдруг Артур остановился:
– С вашего позволения, отец, я сообщу новость сестре. Пора ей выходить из укрытия, если не хочет выглядеть смешной и... надоедать вам.
– Кто тебе сказал, что Лорна мне надоела? Она боялась? Ну кто же упрекнет хорошенькую женщину, которая боится за свою красоту? Вполне объяснимая слабость!
Узкое лицо с вполне сложившимися строгими чертами озарилось легкой улыбкой.
– Спасибо за снисходительность, отец, но Лорна – не слабая женщина. Наоборот, она сильная, дерзкая, отважная, особенно там, где имеются препятствия, – их она терпеть не может. Но есть вещи, которых я лично не приемлю: например, Лорна нанесла оскорбление Виктории и Амелии, сочтя их заразными. Так вот, если этим вечером она не отужинает с нами, я больше не сяду с ней за один стол!
Удивленный и довольный решимостью подростка, Гийом тихо ответил:
– Как сочтешь нужным.– А потом, окликнув, добавил: – Для облегчения переговоров можешь сообщить сестре, что я готов отвезти ее в Овеньер, как только она будет готова... состояние дорог уже вполне сносное...
За несколько минут до начала праздничного ужина в гостиной появилась одетая в лиловое муаровое платье Лорна, плечи ее были обнажены, как на королевском приеме, на длинной худой шее – жемчужное колье и старинная камея. Все присутствующие застыли в оцепенении.
Делая вид, что ничего не замечает, Лорна направилась прямо к девочкам Варанвиль, с умилением поглядела на них, наклонилась и расцеловала.
– Рада познакомиться с вами наконец и счастлива узнать, что ваш брат отныне вне опасности. Надеюсь, вы на меня не в обиде за то, что так долго не показывалась на людях? Я неимоверно плохо себя чувствовала...
И, не ожидая ответа, повернулась к Гийому:
– Не подадите ли мне руку, милый дядюшка? Ничего не люблю так, как семейные праздники, к тому же я неимоверно голодна, будто вернулась из долгого путешествия...
Да, настоящая королева среди своих подданных! «Ей не занимать смелости!» – подумал Гийом, а Артур был доволен – и это, пожалуй, главное. К тому же смотреть на Лорну было одно удовольствие...
Глава X
НОЧЬ В ОВЕНЬЕРЕ
Гийом толкнул калитку, и она едва скрипнула. Лорна, сидевшая в кабриолете, во все глаза смотрела на длинный низкий дом, который даже зимой не потерял своего очарования. Он был окружен зарослями глициний, ветки которых доходили до синей черепичной крыши, и напоминал лицо женщины, окаймленное кружевами. В этот февральский день сад вокруг дома был похож на рисунок углем, и его оживляли лишь несколько кустов можжевельника и бледные шпаги листьев ирисов, зеленеющих на фоне опавших листьев. Это было как бы напоминанием о грядущем весеннем буйстве зелени.
Молодая женщина поставила кабриолет, как указал ей ее спутник, под сень четырех старых дубов, стволы которых были покрыты беловатым лишайником. Гийом закрыл ворота и подошел к ней. А она, глядя на крышу дома, прошептала:
– Я думала, что этот дом необитаем, а из труб идет дым...
– Разве я говорил, что он необитаем? Здесь есть сторож. Тот самый, которого знала еще ваша матушка. К тому же я предупредил его, чтобы он разжег камины... А вот и он...
К ним действительно шел человек. Это был крупный седоватый мужчина, напоминавший своим видом большую сторожевую собаку, идущую на задних лапах. Жиль Перье почти не изменился за время своего изгнания на острове Джерси, где в 94-м году умерла его мать. Может быть, стал более тихим и молчаливым. Но когда он взглянул на женщину, его глаза выразили такое удивление, что Гийом улыбнулся. Только после этого сторож поздоровался и доложил, что все готово.
– Я боялся, что вас застанет ночь в дороге, – добавил он. – Скоро начнется буря...– Мы тоже этого побаивались. Нам пришлось сделать крюк, так как на дороге валялось поваленное дерево.
Спускаясь с помощью Гийома с подножки кабриолета, молодая женщина спросила:
– Что готово? Мы проведем ночь в пустом доме?
– Сейчас увидите! Может быть, тогда он не покажется вам таким уж пустым?
Внезапно налетевший порыв ветра заставил Лорну закутаться плотнее в пальто и даже немного согнуться, прежде чем она устремилась к мощной дубовой двери, над которой ветви растений образовали арку. Сторож открыл перед ней дверь. В доме горели свечи и от камина лился золотистый свет, разгонявший сумерки. К тому же пахло жареной курицей.
– О! – только и проговорила Лорна, увидя все это и почувствовав аромат кухни. В комнате было все – или почти все – так, как описывала ей когда-то мать. На стене все так же висел портрет мальтийского рыцаря в позолоченной раме, он мерил задумчивым взглядом вошедших. Вновь стоял маленький столик с письменным прибором, книжный шкаф, серебряные подсвечники на инкрустированном комоде. Вновь вернулись в дом деревянные кресла с подушками и старинные фаянсовые вазы, куда Мари любила ставить цветы из сада. Не удалось лишь найти коллекцию оружия, собранную «кузеном Теофилем». Во время Революции все, что служит для того, чтобы убивать себе подобных, представляло большой интерес и не могло оставаться на стене.
Остановившись на пороге, Лорна осматривала убранство комнаты, от которого веяло теплом и спокойствием. Все это счастливо дополнялось маленьким столиком, на котором все было готово к ужину.
– Я ничего не понимаю, – проговорила она, удивленно обратив взор на Гийома.
– А все очень просто: я знал, у кого была мебель и большинство вещей, проданных вашей матушкой. Я просто выкупил все и поставил на свои места.
– Все так просто? Когда люди покупают что-то, они делают это совсем не для того, чтобы потом продать.
– Но когда нет выбора...
У Бюто действительно не было выбора, когда накануне его ареста в конце III года (1795 г.) у него в доме появился Гийом Тремэн с пачкой ассигнаций в одной руке и пистолетом в другой и предложил продать мебель своей невестки. В этот драматический час, когда старый нотариус, ставший из жадности агентом Комитета общественного спасения и правой рукой зловещего Лекарпантье, «палача Ла-Манша», старался не отстать от своих многочисленных врагов и собирал вещи, чтобы скрыться ночью.