Вот тогда он и увидел всадницу... Закутанная в большой черный плащ, спускающийся широкими складками на темную шкуру лошади, с отброшенным на плечи капюшоном, открывающим ее красивую гордую головку в ореоле огненно-рыжих волос, у дерева неподвижно стояла Лорна, вызывающе улыбаясь.

Увидев ее, Гийом дал волю своему гневу. Эта невыносимая женщина попала под горячую руку, и он излил на нее все свое раздражение.

Лорна увидела его покрасневшее от гнева лицо и поняла, что она попалась ему не вовремя, но, сделав вид, что ничего не произошло, она направила коня ему навстречу. Ожидая взрыва гнева, она несколько напряглась в седле. И залп был пущен. Звенящим от злости голосом он спросил:

– Кто возводил вам шпионить за мной? У вас есть хоть какой-то повод, объясняющий ваше появление здесь?

– Никакого, если подходить к этому с вашей точки зрения, но это действительно так: я за вами следила. Поскольку вы так спешили и были столь нелюбезны со мной, я решила, что вы едете на свидание с женщиной.

– А если бы и так? Какое вам дело до моей личной жизни?

Она как-то лениво улыбнулась, прикрыла ресницы и рукой откинула прядь волос, упавшую ей на лоб.

– Вам может показаться странным, но мне кажется, что я совершенно естественно интересуюсь вами. Вас связывали с моей матушкой такие крепкие узы! Ее смерть не смогла их полностью порвать, и я здесь, чтобы подхватить их.

Гийом приблизил коня к ней так, что его нога касалась юбки молодой особы, и жестко бросил:

– Мари была моей единственной в жизни любовью, и я был ее любовником. Надеюсь, вы не собираетесь занять ее место? Вы лишь моя племянница, и мне хотелось бы поскорей забыть, что этим родством я обязан моему брату-предателю, продавшему Квебек англичанам! Что и сделало из вас англичанку, ко всему прочему!

– Я знаю, что вы презираете англичан, но не надо обобщать!

– Мои взгляды сформировались уже давно, и я не меняю их. Что касается вас, моя красавица, то не мечтайте! Мари была единственной в своем роде! И такой останется... Надеюсь, мне не придется повторять это...

– Не надо мне бросать вызов, Гийом, но я понимаю вас. Наш великий Шекспир писал: «Сердце бьется восхитительно, когда поднимаешь льва, а не кролика...»

– Я никогда не читал Шекспира. К тому же этот разговор мне неприятен. Давайте прекратим его! Хотя постойте! Кто разрешил вам взять Селима? Дагэ ни за что на свете не согласился бы дать его без моего разрешения. Вы что... убили моего старшего конюха?

Она с вызовом рассмеялась.

– Ни за что на свете. Я просто поставила его на место. Людям моего положения незачем выслушивать крики старого слуги. Я просто сказала ему, что еду к вам, а поскольку он отказывался запрягать, я это сделала сама. Вы можете убедиться, как я это сделала.

– Возможно, но это конь Артура. Если с ним что-нибудь случится, он будет очень страдать, а я вас тогда выброшу вон! Может быть, я так и сделаю. Проспер Дагэ – один из моих самых верных помощников, и я не потерплю, чтобы какая-нибудь нахалка обращалась с ним как со слугой!

– Вы совсем обезумели. Еще никто никогда не называл меня нахалкой и...

– Всему есть начало, и у меня есть другие эпитеты, которые тоже вам подошли бы. А теперь пора возвращаться, мисс Тримэйн. Вы можете сказать Китти, чтобы она собрала ваш багаж. А может быть, она еще не все распаковала. Это было бы хорошо. Завтра, к сожалению, я усажу вас в карету.

На этот раз она побледнела. Сведенные мышцы лица Тремэна, его твердый, как камень, взгляд говорили о том, что он вне себя и готов взорваться. Она почувствовала, что зашла слишком далеко и что, если ей не удастся успокоить его, он выполнит свою угрозу. И тогда прощайте все планы, которые она наметила еще в первую их встречу. Ей останется только вернуться в Англию и стать самой разочарованной герцогиней, чего ей совсем не хотелось.

Тремэн решительно схватил повод лошади и повернул ее в обратный путь. Мысль о том, что она вернется в усадьбу на поводу, была нестерпима для Лорны. Она разразилась рыданиями и попыталась остановить лошадь:

– Остановитесь, прошу вас!.. Я... я прошу у вас прощения... но не отсылайте меня! В память о моей матери не наносите мне такого оскорбления! Подумайте... это может дойти до Артура...

Он остановился.

– Нехорошо прятаться за его спину! Вы знаете, что я люблю его.

– Я теперь знаю, что вы ненавидите меня, но позвольте мне остаться еще на некоторое время возле него, возле вас. Я поняла, что я стала невыносима.

– Неделикатна! А я это ненавижу в людях. Да перестаньте вы плакать! Я ненавижу слезы. И, конечно, у вас нет носового платка? – добавил он, услышав, как она хлюпает носом.

– Н... нет, я слишком... спешила!

Вместо ответа он протянул ей свой и смотрел, как она вытирает глаза и нос. Она была сейчас так похожа на маленькую девочку, которую бранят, что он почувствовал, как гнев его постепенно тает. Из глубин памяти возникло далекое воспоминание о маленькой Мари-Дус. Однажды утром в Квебеке ее несправедливо отругала мать мадам Вергор де Шамбон за якобы разбитую вазочку, хотя виновницей была кошка – любимица хозяйки. Мари перебежала улицу и бросилась на шею своему дружку Гийому. Он впервые видел ее плачущей, и это потрясло его.

И вот, несмотря на то, что он ей только что сказал, он увидел в ней ту Мари-Дус, и ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не повторить то, что было тогда: протянуть к ней сочувственно руки.

Он все еще не забыл свою злость, и это спасло его от проявления сентиментальности. Но ему уже не хватало решительности. Поэтому он дал Лорне успокоиться, потом пожал плечами.

– Вам надо прийти в себя, прежде чем мы вернемся в усадьбу, – проговорил он тихо. – Я даже буду за это вам признателен, потому что мне совсем не хочется, чтобы подумали, что я вас ударил!

– Вы прощаете меня?

– По крайней мере, достаточно, чтобы отложить наказание, – сказал он со свойственной ему кривой усмешкой, перед которой мало кто мог устоять. – Может быть, я показался слишком жестоким?

– Мне кажется, я поступила бы так же. Как бы там ни было, я извинюсь перед вашим Дагэ. Это действительно верный помощник, каких становится все меньше и меньше.

Болтая так, они ехали рядом по дороге, достаточно широкой, чтобы ехать вдвоем ровным шагом. Тогда женщина, наблюдавшая за ними из-за приподнятой занавески на втором этаже дома каторжника, опустила ее и провела дрожащей рукой по лбу.

– Неужели она вернулась? – тихо прошептала она в волнении, обращаясь сама к себе. – Нет... Нет, это невозможно. Они просто очень похожи. Эта гораздо моложе той! К тому же у нее рыжие волосы! У той были льняные, напоминавшие лунный свет. О, мне надо все узнать! Все!

Сложив на груди руки, она начала ходить по комнате, как зверь в клетке. На ходу она взяла свою плотную черную вуаль, которая скрывала ее якобы искалеченное лицо, и, скомкав, бросила ее в угол. Какая радость будет для нее, когда она сбросит ее окончательно! Но, видно, этот день наступит еще не скоро. Еще не настало время...

Священник, которого видел в доме Гийом, вошел в комнату и взглянул саркастически на происходящее.

– Ты нервничаешь?

– Почему бы и нет? Мне кажется, у меня есть на это право?

– Не спорю. Во всяком случае, пока опасность миновала: Тремэн уехал...– Я видела... но это не значит, что он снова не появится. Тебе не кажется странным, что он вдруг забеспокоился о состоянии крыши именно в тот день, когда этот дурак Урбен потерял свой нож?

Священник сел возле камина и пошевелил поленья, прежде чем добавить новые.

– Не вижу здесь никакой связи. Это простое совпадение. Я думаю, что вы с Селестиной поступили неосторожно, показавшись вчера в Сен-Васте. Тремэн увидел вас там и... А может быть, все было гораздо проще, и его версия насчет снега верна... Дом-то ведь старый...

– Можешь думать, что хочешь, Николя! Л я не верю в совпадения.

– Ну что ж, посмотрим.

– Уже все ясно. Во всяком случае, поверь мне, какое-то время мы можем не беспокоиться. В Этупене мы собрали хороший урожай. Это позволит нам подождать. Л если снова пойдет снег, новая операция будет безумием: нам не удастся замести следы. В то же время...

Она замолчала на некоторое время, наблюдая за пламенем, которое охватывало новые поленья. Ее приятель взял глиняную трубку, лежавшую в каменном горшке на столе, набил ее, раскурил и тоже уселся возле огня.

– В то же время? – повторил он.

– Когда он вышел, то встретил женщину, которая его ждала на дороге. Она тоже была верхом, и они вместе уехали. Красивая дама!

– И что? – усмехнулся мужчина. – У него всегда был хороший вкус! И везенье...

– Но тут уж слишком! Та, что я видела сегодня, очень похожа на его старую любовницу, англичанку из Порт-Байя, о которой я тебе рассказывала. Но все-таки это не она...

– Что ты хочешь этим сказать?

– Пока не знаю. Может быть, у той англичанки есть сестра, гораздо моложе ее?

– а тебе не кажется, что ты увлеклась? Впервые твой Тремэн заставил тебя разговориться. Во всяком случае, совсем не трудно узнать, кто эта женщина. У меня в Тринадцати Ветрах есть хорошие глаза и уши...

– Тогда чего же ты ждешь? Надо пойти к дереву с дуплом и проверить, нет ли там послания. А если нет, сделай так, чтобы встретиться с твоими «хорошими глазами». Я хочу все знать!

– Пойду этой ночью! А теперь я оставляю тебя с твоим дурным настроением и пойду выпью стаканчик!

Он встал и вышел из комнаты. Оставшись одна, женщина упала на кровать и зарыдала. Слезами горя и бешенства...

Глава IX

СМЕРТЬ В ЗАСАДЕ...

Снег шел всю ночь. Первые снежинки опустились на землю вместе с сумерками, вслед за ними прилетели их подружки, закружилась метель. Утром взору мальчиков открылся ослепительно-белый пейзаж, и они, конечно же, не удержались от восторженных криков. Что им до того, что снег завалил двери, что весь мужской персонал, вооружившись лопатами, расчищал подходы и подъезды к дому и к конюшне, протаптывал тропинку к ферме. Им уже виделся снеговик, которого они построят, об этом мечтают все мальчишки мира, как только подворачивается наконец подходящий материал. Этим они и занимались большую часть дня не без помощи Джереми Брента, потом им надоело, они разошлись по своим комнатам, смирившись, как и все в доме, с тем, что в течение нескольких дней придется вести затворническую жизнь. Снег не растаял и не прекратился, каждый день небеса застилали землю новым слоем белого покрывала, каждое утро приходилось вновь браться за лопаты и заниматься расчисткой снега. Днем было очень холодно, и лишь по ночам холод немного отступал.

А у Элизабет кончалось терпение. Заметив в очередной раз, что Лорна вопреки запрету Гийома и молчаливому сопротивлению Дагэ вновь осмелилась оседлать Селима, чтобы, вне всякого сомнения, броситься по следам своего дяди, Элизабет пришла в ярость, но обрушила ее за неимением никого другого под рукой на невинную Китти. Девушка однозначно заявила, что не потерпит, чтобы какая-то иностранка вела себя в поместье, куда ее никто даже не приглашал, как хозяйка.

Камеристка лишь обреченно пожала плечами: досточтимая Лорна Тримэйн всегда вела себя, как ей вздумается.

– Боюсь, что Лорна просто не получила подобающего воспитания, мадемуазель. Леди Мари вечно была занята выяснением отношений со своей собственной матерью и не смогла укротить независимый и своенравный характер дочери. Но, уверяю вас, мадемуазель, она не злая. Может, немножко взбалмошная.

Немного или полностью, дочери Агнес было все равно. Она решила открыто объявить войну незваной гостье. Увидев, что она возвращается вместе с отцом и глаза ее заплаканы, Элизабет обрадовалась, у нее учащенно забилось сердце, появилась надежда, что Гийом отчитал как следует самозванку.

Но успокоительная мысль о разрыве умерла, не родившись, мир, по всей видимости, вновь был подписан. К тому же перед тем, как подняться в свою комнату, Лорна подошла к ней.

– Наши отношения не сложились с самого начала, – сказала она, глядя Элизабет прямо в глаза, – боюсь, что по моей вине. Примите мои извинения, как принял их только что ваш отец. Давайте попробуем начать сначала. Я буду страшно огорчена, если у вас останутся обо мне нехорошие воспоминания...

Лорна протянула Элизабет руку и посмотрела на нее ясным взором. Девушку, конечно, трудно было сразу в чем-то убедить, но ее сразила откровенность гостьи, приходилось вести себя соответственно... Мысль, что от Лорны останется одно воспоминание, могла ободрить кого угодно! Очевидно, ее визит не затянется!

– Не будем больше говорить об этом! – ответила Элизабет с улыбкой. – Я, вероятно, сделала скоропалительные выводы и была не слишком гостеприимна. Мы здесь все такие в Нормандии! Итак, приветствую вас в Тринадцати Ветрах! А теперь вам надо побыстрее переодеться, прошу вас. Вы насквозь промокли, будет очень досадно, если вы заболеете.

Лорна отправилась переодеваться, а Гийом, краем глаза наблюдавший всю сцену, подошел к дочери и обнял ее.

– Браво! Все прекрасно, я горжусь тобой, хотя прекрасно знаю, почему тебя расстроит ее возможная болезнь. Ну как пожелаешь доброго пути едва дышащей больной, не так ли?

Элизабет покраснела, потом довольно рассмеялась, ударив отца по руке.

– Папа, вы невыносимы с вашей манерой всюду искать недомолвки!

– Разве я не прав?

– Конечно, прав! Но не всякую правду можно сказать вслух. А теперь серьезно: как вы думаете, надолго она к нам?

– На самом деле она тебе не нравится?

– Сожалею, но это так! Вы знаете, что для меня значит первое впечатление, а вчера она была отвратительна! Надеюсь, я не обидела вас, – добавила она, смутившись.

– Конечно, нет. Я тоже хочу, чтобы Лорна побыстрее уехала. Но боюсь, нам придется набраться терпения. Она хочет, чтобы я показал ей дом ее матери возле Порт-Байя.

– А разве отныне этот дом принадлежит не Артуру?

– Артуру... но Лорна хочет его осмотреть. Нечто вроде паломничества. Понимаешь, я не могу ей отказать...

– Когда вы думаете поехать туда?

– После первого января. Месье Ньель собирается домой числа десятого или пятнадцатого. Было бы лучше, если бы они поехали вместе.– Замечательная мысль.

После честного, прямого разговора с отцом Элизабет почувствовала себя увереннее. Отец разделял ее антипатию и предубежденность, значит, все к лучшему, но, увы, радость девушки была недолгой.

На следующий день выпал снег, и обитатели Тринадцати Ветров оказались отрезанными от внешнего мира. Коварный страх, который Элизабет почувствовала по приезде кузины, вновь понемногу завладел ее душой. Великолепно, по последней моде одетая в черный бархат, белоснежный муслин и такие же белоснежные кружева или в очаровательный переливающийся светло-серый атлас, Лорна, казалось, цвела в их замкнутом мирке.

Она при первой же возможности оказывалась рядом с Гийомом, проводила с ним долгие часы в библиотеке, тот показывал гостье редкие книги, которые доставал ему один парижский книготорговец, читал ей вслух, прерываясь время от времени, чтобы набить трубку или сходить на кухню за чашечкой кофе или за горячим сидром. Лорна вела себя как почтительная племянница, не более того, но, присвоив себе ничтожные привилегии Элизабет, разжигала в ее сердце готовый вырваться наружу гнев. Случалось, Лорна пела, подыгрывая себе на арфе: у нее был богатый модуляциями, теплый голос, одна из ее привлекательных черт, и Гийому явно нравилось слушать племянницу.

Гостья была неизменно любезна и приветлива с Элизабет, несмотря на растущее взаимное напряжение. Она охотно шутила с мальчиками, играла с ними в шахматы и в трик-трак, а однажды даже в снежки, возвратись после этого боя такой же мокрой, как ее партнер Джереми Брент, и как никогда счастливой.

В молодом учителе вновь вспыхнула былая страсть, которую он надеялся заглушить, переехав на другую сторону Ла-Манша. Лорна держалась с ним дружески, порой мило поддразнивала, и несчастный медленно, но верно снова оказался в плену у сирены, вздрагивая от радости всякий раз, когда она останавливала на нем убаюкивающий взгляд золотисто-зеленых глаз.

Брент потихоньку привык к тому, что Лорна где-то близко, украдкой ловил аромат ее духов, она внесла в его аскетичную жизнь некий соблазн и неожиданную нежность, воспоминания о прошлом сочетались с новой, почти экзотической реальностью. Не отдавая себе отчета, он с удовольствием вдыхал ее нарождающуюся женственность и утонченность, светлое воспоминание о Мари-Дус.

Кроме Элизабет, только Потантен, мадам Белек и Франсуа Ньель не поддались чарам английской гостьи. Первые двое потому, что все еще находились под впечатлением загадочного приключения, случившегося в рождественский вечер, а также потому, что благодаря возрасту и опыту, как открытую книгу, читали игру «прекрасной дамы» и относились к ней с недоверием и презрением. Канадца же настолько очаровала Роза, что он выходил из себя от ярости, будучи из-за непогоды прикованным к Тринадцати Ветрам, в то время как его буквально сжигало желание бежать в Варанвиль и любоваться его хозяйкой в домашней обстановке. Он не принимал участия в интеллектуальных беседах Гийома и Лорны, а проводил все время на кухне у Клеманс, выпытывая у той все, что возможно, о своей любимой. Он сидел там часами, положив ноги на подставку для дров и покуривая трубку, пил теплое вино и грыз сухарики, и если не говорил о Розе, то вспоминал прекрасный Квебек, которым невероятно гордился. Мысленно он уже решал вопрос: если ему удастся тронуть сердце прекрасной вдовы и заполучить ее руку, согласится ли она поехать с ним, покинуть свой дом, страну, к которым – все в один голос это утверждали – была глубоко привязана? Впрочем, замечательный человек – Франсуа Ньель – сомневался, что способен очаровать мадам де Варанвиль и что чаша весов может склониться на его сторону. Понимал он также и то, что не сможет жить в Котантене, ему здесь просто нечего делать.

Ясно одно: ему потребуется много терпения и изобретательности. Может, часть времени проводить здесь, часть – там? Мысли роились в голове, но это хоть как-то помогало скрашивать время.

Первого января 1803 года с моря наконец задул теплый ветер, и весь Котантен начал таять, сначала по капельке, затем целые комья снега с глухим звуком стали падать с ветвей деревьев и крыш домов. Франсуа потирал руки; наконец появился шанс отправиться к мадам де Варанвиль и почтительно испросить позволения поцеловать ее под омелой. Мысль эта приводила канадца в священный трепет...

С самого утра на улице со всех сторон доносились детские голоса: ребятишки из Ла Пернеля и Ридовиля ходили из дома в дом, поздравляя хозяев с Новым годом и надеясь в ответ получить какую-нибудь безделушку или кусочек пирога. Они во все горло распевали песни, и те, кто искал благословения Небес, должны были их благодарить.

Не обошли дети своим вниманием и Тринадцать Ветров, которые наряду с Урвилем и Эскарбосвилем были самыми большими поместьями в округе. Клеманс Белек, зная, чего от нее ждут, накануне целый день готовила галеты, крекеры, пироги, груши в слоеном тесте – любимое лакомство детворы. Из свежих сливок и сахара она наварила карамели с добавлением кофе и толченых орешков, ребятишки прибежали бы за этими конфетками, даже если пришлось бы вручную проделывать проходы в снегу к кухне, где царила Клеманс. Гийом раздавал им мелкие монетки, и в вестибюле, где с люстры свисала украшенная лентой веточка омелы, слышалось традиционное: «С Новым годом!», «Доброго здоровья!»

Существовала еще одна новогодняя традиция: Тремэны все вместе отправлялись к тете Розе пожелать ей всего самого наилучшего. В одиннадцать слегка завтракали и ехали в Варанвиль, где их уже ждал солидный обед. Возвращались обычно в сумерках, но не очень поздно, оставляли время, чтобы заехать в стоящие по пути дома и пожелать их хозяевам счастливого Нового года.

В это утро, когда мальчики ушли переодеваться, Элизабет подбежала к направляющемуся в конюшню отцу.

– Как мы поступим сегодня? – спросила девушка. Гийом удивленно посмотрел на дочь:

– О чем ты, душа моя?

– Я... о поездке в Варанвиль... Мы что, всем стадом поедем к тете Розе, Александру и девочкам?

– Стадом? – Гийом вопросительно поднял брови. – Кого ты имеешь в виду? Уж не Артура ли?

– Вы прекрасно знаете, что не его: он мой брат, и его место среди нас.

– Ладно. Тогда уж не добряку ли Франсуа ты хочешь отказать в радости, которой он дожидается целую неделю: высказать свое глубокое уважение нашей очаровательной Розе?

– Н-нет! Но мне кажется, что только члены семьи...

– Элизабет, хватит ходить вокруг да около! На тебя совсем не похоже! Скажи мне прямо, у тебя нет никакого желания везти в Варанвиль Лорну. Только упоминать при этом о членах семьи не очень корректно: она моя племянница и твоя кузина.

– Действительно. Поэтому я хотела бы остаться вместе с ней дома, ее приезд испортит удовольствие тете Розе.

– Что за мысль! Она самая радушная хозяйка из всех, что я знаю. Так почему же у нее должно испортиться настроение?

– Потому что моя дорогая кузина ведет себя как хозяйка, а вы ей потакаете, это может не понравиться тете Розе, обидеть ее... Ну я не знаю... О, папа, не делайте вид, что вы ничего не понимаете!

– Элизабет!

– Но ведь это же правда! Как будто вы не знаете, что тетя Роза очень к вам... привязана. А вы собираетесь усадить за ее стол эту сияющую особу, которая не стесняется буквально пожирать вас глазами. Есть вещи, непозволительные даже Гийому Тремэну и тем более моему отцу!

Удивленный решительным тоном дочери, Гийом спросил:

– И что ты предлагаешь?

– Я же сказала: отправляйтесь с мальчиками и с месье Ньелем, отвезите тете Розе цветы. Я останусь под предлогом недомогания и попрошу Лорну составить мне компанию.

Гийом некоторое время молча разглядывал дочь и наконец улыбнулся:

– Делай как знаешь! Ты, быть может, права. Я тоже дорожу Розой...

Все вышло, как задумала Элизабет. Полулежа в шезлонге, она с чувством упоительного триумфа наблюдала из окна малой гостиной за отъездом мужчин. И хоть она и задыхалась под шерстяными одеялами, в которые ее укутали, ничто не могло омрачить се радости. Франсуа Ньель был просто великолепен: одетый в прекрасно сшитый голубой редингот под цвет его глаз и в шубу, подбитую беличьим мехом, он был бледен от волнения, но глаза его сияли. В руке, как священную реликвию, канадец держал огромный букет белых лилий – любимых цветов Розы, – которые специально для нее растили к Новому году в теплице Тринадцати Ветров.

Лорна и Джереми Брент тоже наблюдали за предотъездной суетой. Лорна, казалось, по доброй воле согласилась ухаживать за Элизабет – Гийом сам попросил ее оказать ему эту услугу, – но глаза гостьи метали молнии.

Лорна была слишком умна и прекрасно понимала, что ее присутствие в Варанвиле просто нежелательно, но особенно ее злило то, что всю эту неделю вынужденного затворничества и Адам, и Элизабет, и Гийом, и даже Артур, и Джереми без устали нахваливали ей изящество, очарование, жизнестойкость и прочие качества мадам де Варанвиль. Лорна уже заочно возненавидела Розу и огорчалась, что не может встретиться с соперницей лицом к лицу на ее территории. Стоило заговорить о Розе, как в голосе Гийома разливалась нежность. Но это же невыносимо! Придется начать действовать раньше, чем она наметила.

Элизабет решила, что для роли больной как нельзя кстати подходит сон. Нужно хотя бы сделать вид, это избавит ее от необходимости разговаривать с кузиной. Лорна обратила всю свою энергию на Брента – а он ни о чем лучшем и не мечтал – и принялась терроризировать его, чтобы скрасить долгие часы ожидания. Но капризничать ей пришлось недолго...

Не прошло и двадцати минут, как скрылась карета Тремэна, как на главную аллею вихрем ворвался кабриолет доктора Аннеброна и остановился у подножия лестницы. Элизабет, услышав стук колес по гравию, приоткрыла веки, но глаза ее невольно округлились от удивления, увидев, что легкая карета полным-полна народу. Внутри теснились Адам, Артур и две младшие девочки тети Розы – Виктория и Амелия. Глаза малышек были красными от слез, это говорило о том, что в Варанвиле случилось что-то серьезное.

Элизабет, отбросив одеяла, вскочила, замотала горло шерстяным шарфом и побежала им навстречу.

– Что случилось? Где отец и месье Ньель? – в ужасе закричала она, решив, что произошел несчастный случай.

– Не волнуйся, с ними все в порядке, – заверил девушку доктор. – Я как раз ехал к вам по просьбе мадам де Варанвиль. Она просила воздержаться на этот раз от традиционного визита... Но Гийом и месье Ньель все же поехали туда... Больше доктор не успел ничего сказать. Из кабриолета выскочила Виктория, бросилась к Элизабет, захлебываясь слезами и икая:

– Ал... Александр... Он... очень болен! Доктор хотел забрать нас к себе, но мы встретили месье Тремэна, он сказал ехать к вам.

У Элизабет сжалось сердце. Виктория дрожала, как маленький забитый зверек.

– Болен? Александр? Но что с ним?

– Оспа! – ответил Аннеброн.

Девушка закричала от ужаса, рядом с ней вскрикнул вышедший навстречу приезжим Потантен. Доктор, не обращая внимания, продолжил свой рассказ: прошлой ночью к нему прибежал один из варанвильских слуг и попросил его срочно отправиться в усадьбу, Александр к тому времени был болен уже три или четыре дня, затем у него поднялась температура, юноша начал бредить.

– Из-за снега мадам де Варанвиль не могла послать за мной раньше. Но, слава Богу, этой ночью дороги стали проходимы. Я приехал рано утром. Поставить диагноз не составило труда: оспа. Я предложил увезти девочек с собой. В Варанвиле также находится мадам де Шантелу, но она плохо себя чувствует и не может покинуть дом.

– Как я понимаю, мысль привезти девочек к нам даже не пришла вам в голову! Если бы вы не встретили отца, вы поручили бы этих несчастных вашей сварливой Сидони? Не плачьте, девочки! – Элизабет взяла одну и другую за руки. – Сейчас же пойдем на кухню и попросим Клеманс приготовить нам горячего шоколада... Пока Белина подготовит вам комнату. А потом помолимся за нашего Александра!

Голос девушки дрогнул, произнося имя друга детства, почти брата, почти близнеца, пораженного тяжелым недугом. Какой он был красавец! Что станет с его лицом, если он вообще выживет? Оспины обезобразят его лицо.

Элизабет почувствовала, что не выдержит, и отвернулась, пряча слезы. Артур взял за руку Викторию, Адам подошел к своей подружке Амелии.

– Мы сами справимся, – заверил Элизабет Артур. – Адам и я тоже хотим шоколада! А пока доктор объяснит тебе об отце и месье Ньеле.

Девушка вдруг покраснела. Она так перепугалась за Александра, что совершенно позабыла о Гийоме и Франсуа.

Аннеброн уже сидел в кабриолете, собираясь отправиться назад, и девушке пришлось схватить лошадь под уздцы, чтобы задержать его.

– Где они? Только не говорите, что отец и месье Ньель поехали в Варанвиль.

– Поехали, конечно! – вздохнул доктор. – Я посоветовал твоему отцу вернуться, но он посмотрел на меня железным взглядом и заявил, что не видит причин, по которым не может вручить мадам де Варанвиль букет ее любимых цветов к Новому году. Да и месье Ньель – он, кстати, уже болел оспой – был полон решимости продолжать путь. Что мне было делать? Но они не задержатся, уверяю тебя. Ну я поехал, меня ждут в Варанвиле.

– Пожалуйста, доктор, подождите меня!

Элизабет обернулась и с удивлением увидела, как по ступенькам вниз бежит одетая в широкий плащ с капюшоном и с узелком в руке Белина. Девушке на секунду показалось, что та, испугавшись заразы, в ужасе бежит из дома. Это было очень похоже на Белину: всегда немного вялую, глуповатую, совершенно бесцветную и к тому же панически боявшуюся малейшего сквозняка. Но Элизабет ошиблась! Белина попросила доктора Аннеброна взять ее с собой в Варанвиль.

– Баронессе придется отослать всех слуг, кто же будет помогать ей ухаживать за сыном, – заявила она таким уверенным тоном, которого никто и никогда у нее прежде не слышал.

– Белина, – воскликнул доктор, удивленный не меньше Элизабет, – вы представляете себе, что такое оспа? Это...

– Представляю. Я уже болела. И потом... я очень люблю месье Александра и как подумаю, что он заболел...

Она икнула, вытащила из кармана большой в клеточку носовой платок и шумно высморкалась под недоверчивым взглядом своей бывшей ученицы. То, что Белина возвысилась до героического поступка, и трогало, и смущало Элизабет. Так ее бывшая гувернантка любила Александра? Но они же вдвоем столько раз издевались над бедным созданием, разыгрывали ее... В порыве благодарности Элизабет бросилась к Белине.

– Белина, милая! – воскликнула она. – Вы лучшая женщина, какую я когда-либо знала! Вы же столько от нас натерпелись... Надеюсь, и я имею право на ваше снисхождение?

– Вне всякого сомнения! – заверила девушку Белина. – Ну а теперь надо поторапливаться!

Провожая взглядом кабриолет, Элизабет медленно поднялась по ступеням и увидела вверху лестницы Потантена. Он улыбнулся с такой нежностью, что девушка перестала сдерживаться и заплакала, уткнувшись ему в плечо. Она и сама не знала, что страшило ее больше: участь, которая, возможно, ждет Александра, или то, что отец, тетя Роза или кто-нибудь еще из дорогих ее сердцу людей подхватит заразную болезнь. Пожилой дворецкий дал Элизабет выплакаться, легонько похлопывая ее ладонью по плечу, потом уверенно сказал:

– Молодой Александр выздоровеет, я в этом уверен. Ну а наш хозяин бывал в Индии, там случались болезни и пострашнее. И ни разу он ничем не заразился. Пойдемте, и вам надо выпить чего-нибудь горячего. Не забывайте, ведь вы приболели, – добавил он с едва заметной улыбкой.

Они вернулись в дом, держась за руки. Лорна стояла на пороге гостиной.

– Какое чудесное выздоровление! – воскликнула она. – Стоило доктору приблизиться, как вы уже на ногах, не так ли, кузина? Но это может быть временным облегчением...