Таким образом, по мере того, как шли дни, а известий от Самого Достойного Доверия Человека Америки не было, публика – возбужденная от конспирации, жаждущая мелодрамы, – потребовала доказательств того, что Траск жив и здоров. Неподтвержденные слухи изменили отношение публики к его морскому путешествию – оно началось как обычный круиз, но теперь смахивало на гибельную авантюру.

Им нужны “обратные” новости, подумал Флорио. Им нужны заголовки типа: “С Траском все в порядке” – все равно что “Аварий самолетов сегодня не было” или “Банк ограблению не подвергался”.

Кто-то из руководителей “Тудей” позвонил паре конгрессменов, так как один из их журналистов, пролетая над большим парусным судном, не был уверен стопроцентно, что это не судно Траска. Конгрессмены позвонили кому-то в Пентагоне. Затем кое-кто из системы Траска, которая еще надеялась вернуть его обратно, позвонил Министру Обороны.

Один из друзей поднял Флорио с постели в 2.30 утра, и тот сразу же позвонил своему начальнику и выразил желание вести поиски. В качестве аргумента он привел тот факт, что он – единственный офицер, обладающий как знанием моря, так и сведениями об исчезновении судов, вплоть до настоящего момента. Его просьбу удовлетворили. Но теперь, после сорока восьми часов бесцельных, бесполезных скитаний, он был готов сменить занятие и отойти, наконец, ко сну.

Капитан “Нью-Хоуп”, молодой лейтенант по имени Моулд, поднялся на мостик и встал рядом с Флорио, занявшись дыхательной гимнастикой на свежем утреннем воздухе.

– Вы выглядите ужасно, – заметил Флорио. Моулд кивнул.

– С этим чертовым звуковиком опять то же самое. И в доке, Господи помилуй! На этот раз он упал на то, что наделал.

Телевидение, нажав определенные кнопки, добилось разрешения послать на корабль команду киношников, чтобы снимать эпопею поисков пропавшего коллеги. Сам корреспондент, Дэйв Кемп, был приятным, свободным в общении уроженцем Нью-Йорка, но таинственные союзные правила предписывали, чтобы киношники – кинооператор, звукооператор и ответственный за освещение – были из Атланты. Ни один из этих троих никогда еще не плавал на корабле. Оператор занимался альпинизмом, осветитель держал пчел, призванием же звуковика была ипохондрия. Это был лысый и пухлый коротышка по меньшей мере лет шестидесяти. По его собственному признанию, он был подвержен ишиасу, мозолям, ветрам, ангине, синуситу, себоррее и тому, что он называл нервами. Невозможно было сказать, какие из его болезней были надуманными, но со времени отъезда из Флориды он добавил к своему списку болезней хроническую – “вулканическую” морскую болезнь. И как бы подсознательно стремясь заставить других почувствовать его страдания, он отказывался выходить даже ради того, чтобы его вытошнило.

– Он не желает принимать таблетки, – сказал Моулд. – Говорит, что они могут плохо подействовать в сочетании с другими его лекарствами.

– Почему бы его не отправить назад на самолете? Тот парень, что привозит нам воду, может, найдет для него место?

– Он говорит, что не поедет. Не хочет терять свои сверхурочные.

Флорио покачал головой.

– Этот тупица что-нибудь нам подпортит.

Впереди, на носу, двое матросов окатили палубу водой и начали утреннюю уборку. Третий матрос снял полотняный чехол с пулемета 50-го калибра, установленного рядом с мостиком, и стал его протирать масляной тряпкой.

Флорио взглянул на пулемет.

– Когда из него стреляли последний раз?

Моулд поколебался.

– Вероятно, до того, как я принял команду над судном.

– Ерунда, лейтенант, – улыбнулся Флорио. – Летучие рыбы – слишком соблазнительная цель, чтобы ее пропускать.

Матрос, протиравший пулемет, ухмыльнулся. Моулд покраснел.

– Ну...

В доке появилась протекающая, разваливающаяся на ходу автоцистерна. Она с грохотом остановилась, оттуда вышел водитель и вручил шланг матросу внизу.

С другой стороны грузовика вылез полицейский с папкой. Глаза его были сонными, волосы взъерошены, и ему, казалось, трудно было вести себя официально. Посмотрев в папку, он прочистил горло и обратился к стоявшим на мостике.

– Цель прибытия?

– Вода, – ответил Моулд. – Не слышали вы что-нибудь...

– Оружие?

– Что?

– У вас есть оружие?

Моулд переглянулся с матросом, протиравшим ствол пулемета.

– Видите ли, приятель...

– Все оружие должно быть сдано констеблю.

– Мы здесь задержимся не более, чем на десять минут.

– Я могу приказать обыскать судно. Оружие?

Моулд взглянул на Флорио.

– Нет.

– Очень хорошо. Наркотики или лекарства, отпускаемые по рецепту?

– У вас еще много вопросов?

– Всего двадцать. Я могу наложить на ваше судно арест.

Моулд шепотом сказал Флорио:

– Я ему скажу, чтобы он проваливал ко всем чертям.

– Я бы не стал так делать, – ответил Флорио. – Когда-нибудь – Бог знает когда – это дойдет и до Вашингтона, и какой-нибудь ваш враг найдет способ вас этим достать. – Раздался звонок. – Продолжайте. Я приму вызов.

Флорио прошел в переднюю часть мостика, нажал кнопку связи и сказал:

– Мостик.

– Получил депешу из Майами, – послышался голос радиста. – Траск только что прибыл в Аннаполис.

– В Аннаполис?

– У него отказал генератор. Ему сказали, что пройдет не меньше месяца, пока они смогут починить его на Багамах. Он подумал, что если он съездит домой и вернется, это будет быстрее.

– Хорошо. Спасибо. – Флорио рассмеялся. Когда они заправились водой и заплатили за нее, и катер был готов к отплытию, Флорио спросил полицейского:

– Вы не видели здесь американца, тощего парня с ребенком?

– Люди прибывают и убывают. Он был на судне?

– Нет. Он прилетел на том самолете, который разбился.

– Должно быть, давно уехал.

Моулд рассматривал карту островов Терке и Кайкос.

– Мне действительно нужно плыть на юг перед тем, как повернуть на север? – спросил он полицейского.

– Какая у вас осадка?

– Девять футов. Полицейский хмыкнул.

– Приятель, если вы попытаетесь протащить эти девять футов через мели, то останетесь там навсегда. На самом высоком приливе там шесть футов, и там нет никого, чтобы стащить вас с мели.

“Нью-Хоуп” развел пары и пошел на юг вдоль края мелей Кайкос.

– Когда я уйду на пенсию, – сказал Флорио, – я куплю судно и приеду сюда искать утонувшие корабли. В этих мелях, по идее, полно старых испанских кораблей.

– Тот парень этим и занимался? – спросил Моулд.

– Какой парень?

– Тот, о котором вы спрашивали, с ребенком.

– Нет, он приехал сюда за сюжетом для “Тудей” и – пуф! Исчез.

– “Тудей”? Туда ему и дорога. Ведь это они послали нас в эту дыру.

Мейнард лежал, наполовину скрытый в песке и низким кустарнике, на вершине холмика, возвышавшегося над бухтой. Он приполз сюда в темноте и закопался, когда солнце только начинало выглядывать из-за горизонта. Вероятно, это безрассудство с его стороны – подбираться так близко к людям, но он пришел к выводу, что прятаться далеко было бы самоубийством. Он бы тогда не имел ни малейшего представления о том, как, когда и где они стали бы его искать; он был бы неизбежно пойман. Поэтому он не мог ждать. Ему нужно было подслушивать, предугадывать и активно избегать их, пока он не сможет решить, как ему захватить и утихомирить Юстина, как украсть лодку (на этот раз без помощи Мануэля), как устроить побег с достаточным запасом времени, чтобы его не догнали, как... Вопросов было бесконечное множество, ответов на них не существовало, но он был уверен, что, если у него будет время, он сможет придумать план бегства.

Больше всего он надеялся сейчас на то, что его сочтут мертвым.

Ветра не было. С первых проблесков зари насекомые ему весьма досаждали, и по мере того как становилось теплее, они свирепствовали все больше. Мейнард сорвал с куста над головой несколько ягод и, раздавив их, намазал себе на лицо. Он не знал, что в них было – может, дело в сахаре – но этот слой спас его от укусов. Он наблюдал за бухтой и слушал.

Hay, Виндзор и двое мальчиков ждали в бухте, в то время как Джек-Летучая Мышь и Ролло гребли в пинасе к берегу. На борту у них были мачта и парус с того пинаса, который бросил Мейнард.

– Он мог бы и уплыть, – сказал Джек, когда они пристали к берегу, – если бы лодка под ним не утонула.

– Где он? – спросил Hay.

– Нигде его не видно. Думаю, упал за борт и потонул. Виндзор спросил:

– Вы его совсем не видели?

– Нет. Темно, как у свиньи в заднице. Но мы смотрели, когда посветлело. Его там нет. Hay был удовлетворен.

– Значит, он утонул.

– Нет! – завопил Виндзор. – Он здесь.

Мейнард видел, как Виндзор ткнул пальцем в песок, затем махнул в сторону холмика. Инстинктивно Мейнард пригнул голову, как бы избегая экстрасенсорной волны, посланной Виндзором.

“Не верь, – подумал Мейнард. – Зачем это мне возвращаться сюда?”

– Зачем ему возвращаться? – спросил Hay. – Он не сумасшедший, он не будет искать боли.

– У вас его ребенок, – сказал Виндзор.

Hay сделал паузу, размышляя. Он положил руку на плечо Юстина.

– Это уже больше не его ребенок, он это знает. Это Тюэ-Барб.

Юстин улыбнулся и повторил:

– Тюэ-Барб.

– Нас много, – продолжал Hay. – Он один, и слаб, и...

– И является врагом. Вы должны его найти и убить. Hay обратился к Юстину:

– Ты свободен.

– Нет, – ответил Юстин. – Я буду охотиться. Мейнард, услышав слова Юстина, на мгновение пожалел о том, что вернулся на остров. Но он отмел ярость в сторону – пока он жив, он не смирится с потерей сына.

– Хорошо, Доктор, – сказал Hay. – Мы соберем всю компанию и поищем его. Мы начнем со скал за холмом, – он указал прямо на Мейнарда, – и прочешем весь остров. Если он здесь, мы его найдем, даже если он при помощи волшебства уменьшился до размеров новорожденного поросенка.

Hay приказал Ролло оставаться у лодок и пошел с Виндзором и мальчиками вглубь острова.

Спустя некоторое время Мейнард услышал глухой звук рога, сзывающего всех в одно место. Его план – если таковой вообще будет – пока подождет: сейчас ему нужно было бежать, скрываться, избегать тех, кто его ищет. Они не смогут прочесать весь остров. Должна же быть пещера, или канава, или крона дерева, которую они пропустят.

Они искали умело и тщательно. Они шли по острову, как низовой пожар, ничего не пропуская. Они шли плечом к плечу, растянувшись цепью от одного берега до другого. Их скорость определялась самым медлительным из них – если кому-нибудь надо было остановиться, чтобы тряхнуть дерево, перевернуть камень или развести кусты, остальные ждали. Через эту сеть ничто не могло просочиться.

Они вспугивали птиц, крыс и ящериц, гоня их перед собой.

Мейнард держался впереди, достаточно далеко для того, чтобы они не могли ни слышать, ни видеть его. Ему не хотелось слепо нестись на южную оконечность острова, потому что тогда он окажется в ловушке, откуда единственным выходом будет брести вброд или плыть к мелям, где он представит собой четкую, ясно различимую цель. Он тщательно исследовал каждый куст, каждую хижину, каждую ямку в земле.

Они не стремились соблюдать тишину. Они топали ногами по земле, шуршали кустами и перекликались друг с другом. Они были совершенно уверены в успехе.

Мейнард вышел на поляну, где работали оружейники. Под навесом были лежали бочонки с порохом, сломанные мушкеты и пистолеты были разложены на столе для починки. Мейнард быстро осмотрелся и решил, что здесь не спрячешься.

Ползя по тропинке, он услышал позади голос Hay, кому-то объяснявшего:

– Прежде всего смотри на свежие признаки копания. Замечай каждую горку, разбросанную землю, воткни туда кинжал. Ну?

Голос Юстина:

– Ничего.

– Хорошо. Теперь мы перевернем каждый бочонок, стол, проткнем мечом каждый куст.

Мозг Мейнарда впитывал все, что он слышал; все может пригодиться. Дойдя до следующей поляны, он осознал, что услышанная информация оставляла ему всего несколько секунд жизни. Это была та поляна, где компания собиралась прошлой ночью – угли все еще дымились под котлом с ромом, – и на дальней стороне виднелись две свежие могилы: Баско и педика. Везде – кучи песка и земли. Было соблазнительно добавить еще одну небольшую кучку к общему беспорядку. Сюрприз будет таким же ужасным, как и боль, когда – скрючившись к задыхаясь в темноте – он почувствует укол меча.

Он двинулся дальше, мимо поляны педиков и мимо поляны шлюх, мимо отхожего места и полянки Бет. Дальше было море.

По мере того, как голоса приближались и становились четче, они как бы концентрировались, так как остров здесь резко сужался, сводя людей вместе и захлопывая ловушку.

Мейнард решился. Он срезал пустой изнутри тростник. Он войдет в воду и, лежа на спине, будет дышать сквозь трубку, стараясь одновременно отплыть подальше. Они, вероятно, его увидят, а если увидят, то будут преследовать, а если будут преследовать, то схватят, а если... к черту. Он сделал шаг к берегу.

Затем он услышал рог – два отрывистых сигнала. Предупреждение. Еще два. Пауза. Еще два.

Сначала он подумал, что его заметили, и приготовился броситься к воде. Но голоса внезапно стали стихать, двигаясь к северу.

Осторожно он двинулся за ними, держась в стороне от тропинок, выглядывая из-за кустов.

– Судно.

– Где?

– С юго-запада, двигается на север.

– Что за судно?

– Большое. Голос Hay:

– К лодкам! Виндзора:

– Вы не можете сейчас бросить это дело!

Hay, сердито:

– Спрячь язык, не то я тебе его отрежу!

Мейнард ничего не видел, но слышал, как люди кричат и бегут к бухте. Он вернулся к полянке Бет и, подползая к берегу, стал смотреть на юг.

Судно находилось в двух-трех милях от него, но носовая волна, вздымавшаяся и сверкавшая на солнце, сказала ему, что это – большое и быстроходное судно, слишком большое для спортивной яхты, и слишком быстрое для рыболова. По мере того как судно приближалось, именно цвет корпуса на фоне сине-зеленой воды возбудил в груди Мейнарда проблеск надежды – белый – Береговая Охрана. Судно шло на север, держась в стороне от мелей, и по его скорости можно было заключить, что оно здесь не для того, чтобы осматривать достопримечательности.

Мейнард хотел было подбежать к берегу и махать, но после минутного раздумья он отбросил эту мысль. Курс корабля проходил как минимум за полмили от берега. Вахтенный на мостике будет смотреть на рифы, а не на землю. Мейнард мог помахать чем-то заметным или направить солнечный зайчик на судно, или создать такое движение, которое привлечет внимание вахтенного, но вероятность успеха была слишком мала, а опасность провала – слишком велика; если корабль пройдет мимо, то все будет кончено. Ему нужно было послать такой сигнал, который обязательно привлек бы их.

Он побежал по тропинкам вперед, не обращая внимания на шум, безрассудно полагая, что все население острова собралось в бухте. Когда он к ней приблизился, он замедлил скорость и стал пробираться чащей.

На берегу он остановился и прислушался. Пинасы готовились к выходу. Он шагнул было вперед, чтобы попытаться увидеть берег, но услышал голос Hay.

– Вот это будет добыча!

Мейнард оцепенел. Голос раздался всего в нескольких футах от него, с другой стороны густого куста. Hay и Виндзор сидели на склоне холма и разглядывали судно в бронзовую подзорную трубу. Если бы Мейнард сделал этот шаг, он бы на них наткнулся.

Виндзор опустил трубу.

– Это военное судно!

– Да-а. И здоровое. Какой там может быть груз?

– Никакого.

– Зато снаряжение.

– Ради него не стоит рисковать.

– Но ради судна стоит. Разве не отличный флагман из него получится?

– Не надо шутить.

– Я не шучу, – сказал Hay.

– Тогда это дурацкий разговор.

– Это что такое, Доктор?! Виндзор отступил.

– Ты храбрый человек. Храбрый вождь не поведет своих людей на верную смерть, он не будет рисковать.

– Внезапность уменьшает риск. – Hay поднял трубу к глазам. – Прекрасный флагман!

– Ты же не хочешь вступить в войну с правительством Соединенных Штатов.

– Они не будут воевать с призраками.

Виндзор хотел было продолжить спор, но Hay его оборвал.

– Дай отдых своей голове. Судно несется на двух моторах; оно проедет раньше, чем я смогу до него добраться.

– Если не остановится, – сказал Виндзор.

– А зачем ему останавливаться? Пьянка на берегу?

Мейнард попытался увидеть корабль; кусты заслоняли ему вид, но он слышал ритмичный рев больших дизельных двигателей. Он предположил, что корабль находится в миле от него и двигается со скоростью, скажем, двадцать узлов. У него было три минуты.

Он попятился назад, повернулся и, стараясь не наступать на сухие ветки, двинулся вглубь острова.

Сигнал должен быть не звуковым – шум двигателей заглушит любой звук, кроме взрыва. Он должен быть визуальным. Огонь. Большой огонь, желательно дымный. У него не было спичек.

Он вышел на поляну, заваленную остатками вчерашнего пиршества – обрывки одежды, коробки, полупустые бутылки. Струйка дыма шла из-под котла с ромом; угли под ним все еще были горячими, но он не видел ничего такого, что могло бы загореться быстро и впечатляюще. Ему нужен был не костер, ему нужна вспышка, как на картинах, изображающих Ньюарк во время мятежа.

Мятежа.

Мозг его нашел ответ, и теперь дело было за руками. Он схватил почти полную бутылку рома и кусок ткани. Промочив тряпку ромом, он сунул ее в горлышко бутылки. Опустившись перед котлом на колени, он докопался до горящих углей. Кончик тряпки воспламенился мгновенно. Он вскочил на ноги и побежал.

Шум двигателей стал громче, судно, должно быть, было тетерь на траверзе острова.

Он выскочил на поляну, где работали оружейники. Там была какая-то женщина, и она, увидев его, закричала, но он едва ли это заметил. Он подбежал к навесу, где были сложены бочонки с порохом, и, размахнувшись, бросил туда горящую бутылку; затем упал лицом вперед на песок и закрыл голову руками.

Он слышал, как разбилась бутылка, и, в течение ужасающей доли секунды, больше ничего не происходило. Он вопил про себя: “Гори, черт бы тебя побрал!” Раздался “пых”, когда загорелся ром, затем краткое мгновение неизвестности, и затем оглушающий, болезненный, потрясающий удар. Кожу его обожгло, в ушах зазвенело.

Он встал и пошел, качаясь, к бухте.