Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Девушка из Моря Кортеса

ModernLib.Net / Морские приключения / Бенчли Питер / Девушка из Моря Кортеса - Чтение (стр. 6)
Автор: Бенчли Питер
Жанр: Морские приключения

 

 


Животные вроде манта-рэев, достигнув зрелости, держатся особняком, поэтому болезнь делает их очень уязвимыми. Им остается либо справляться с недугом самим, либо умирать.

Паломе нужно было возвращаться на поверхность, но она задержалась еще на мгновение, испытывая негодование по поводу природы, судьбы, человека и рыбаков в особенности — всего того, что заставило этого манта-рэя страдать. Ведь он был уязвим втройне: он не мог ни справиться сам, ни получить помощь со стороны морских сородичей, а теперь оказалось, что и Палома не в состоянии ему помочь. В последний момент перед тем, как направиться к поверхности, словно следуя какому-то неосознанному импульсу, девушка обвила руками спинной плавник животного, этот устрашающий «рог», и попыталась подтолкнуть его вверх. В отчаянии она словно старалась подсказать манта-рэю, что надо подняться наверх, чтобы она могла оказать ему помощь. Наконец, чувствуя барабанный бой в висках и нарастающую боль в легких, она поспешила к солнечному свету.

На поверхности Палома прилегла отдохнуть, чтобы ее дыхание и пульс пришли в норму. Она подождала, пока от отсутствия движения по всему ее телу не пройдет инстинктивная дрожь. В воде ее тело охладилось, и дрожь была естественным способом генерировать тепло. Теперь она могла продолжить погружение, не испытывая неприятных ощущений.

Палома опустила лицо в воду и огляделась вокруг. Манта-рэя нигде не было видно. Сначала она подумала, что смотрит не в том направлении. Она подняла голову и поискала взглядом обычные ориентиры на берегу. Может, лодка сдвинулась с места и это сбило ее с толку? Но нет, все было на своих местах.

Она снова всмотрелась в глубину, методично исследуя гору, сектор за сектором, до того места, где левая сторона горы обрывалась в бездну.

Но животное исчезло.

Должно быть, пока Палома переводила дыхание на поверхности, манта-рэй уплыл. Возможно, она сама спугнула его тем, что ухватилась за его рог. Но если так, почему он тогда не дернулся, а оставался в полном спокойствии? Конечно, манта-рэй мог повести себя как опоссум: притвориться мертвым, пока кто-то находится поблизости, но, когда чужак отдалится на безопасное расстояние, тут же стремительно скрыться в более надежном убежище.

Палома чувствовала себя виноватой в том, что спугнула манта-рэя. И вдруг этот гигант внезапно появился из глубины, словно черный бомбардировщик из ночного мрака, и направился в ее сторону.

Палома висела на якорной веревке, когда он проплыл в пяти-шести метрах под ней, лениво помахивая крыльями. Веревки, торчащие из раны, развевались позади.

Манта-рэй развернулся, описав широкий круг, и возвратился. Потом он остановился прямо под лодкой Паломы, примерно в трех метрах от пальцев ее ног.

Волна, поднятая движением огромного туловища, заставила Палому и ее лодку болтаться в воде подобно детским игрушкам в наполненной ванне.

Палома не могла понять, что заставило манта-рэя подняться из глубины и почему он решил задержаться под ее лодкой. Ей первым делом пришло в голову маловероятное и довольно глупое объяснение, которое она тут же отбросила, — будто манта-рэй знал, что Палома старается ему помочь, будто он каким-то образом почувствовал ее прикосновение там, на глубине, и теперь ответил на этот ее жест, как ответил бы ребенок или домашнее животное.

Палома понимала, что такое объяснение — не более чем ее выдумки, но решила не делать никаких выводов: теперь, когда манта-рэй был в пределах досягаемости, она должна попытаться ему помочь.

Она вынула нож из-за пояса, набрала в легкие воздуха и опустилась на спину животного.

Девушка приготовилась к тому, что манта-рэй может встрепенуться и уплыть прочь при первом ее прикосновении, однако тот не сдвинулся с места. Она ухватилась за твердый выступ между его рогами и склонилась над раной.

Один длинный конец веревки высовывался из раны и волочился вдоль спины животного. Конец, застрявший в ране, был запутан во множество узлов. Палома осторожно потянула за веревку, вытянув ее еще сантиметров на тридцать. Дальше веревка не поддавалась. Рукой, которой она держалась за выступ на теле манта-рэя, Палома почувствовала, как тот встрепенулся, словно по его телу прошел электрический разряд. Однако дрожание тут же прекратилось, и манта-рэй продолжал лежать спокойно.

Палома осторожно отрезала веревку острым кончиком ножа и потрогала рану, стараясь, где возможно, распутывать узлы и перехлесты, отбрасывать в сторону куски подгнившего мяса и обрывки мягкой, волокнистой веревки.

Один за другим Палома почувствовала сигналы тревоги, посылаемые ее организмом.

Она постаралась игнорировать их, так как боялась, что, поскольку она причиняет манта-рэю неприятные ощущения, он уплывет навсегда, стоит ей сейчас подняться на поверхность. Ей не хотелось терять сознание, и она знала, что этого не произойдет: добраться до поверхности она сможет за две-три секунды, и по-настоящему тревожных сигналов еще не появлялось.

Последний такой сигнал все же поступил в виде покалывания в пальцах рук и ног, тяжести в плечах и бедрах, ощущения припухлости в горле и во рту. Работая руками, Палома сделала два ножницеобразных толчка ногами в ластах и выскочила на поверхность.

Держась за край пироги и мысленно ругая себя, Палома жадно хватала воздух ртом. Но она не пострадала, и к тому же ей удалось отрезать довольно большой кусок веревки. Если манта-рэй все же уплывет — что ж, она сделала все, что могла, и остается только надеяться, что дальше животное справится своими силами.

Отдохнув, Палома снова взглянула под воду. Она ожидала, что ей придется поискать манта-рэя, но тот не сдвинулся с места и по-прежнему находился на глубине трех метров.

Палома сделала несколько глубоких вдохов, задержала дыхание и уже было собралась нырнуть, как ее мозг зафиксировал какое-то новое ощущение.

Поначалу это было всего лишь ощущение, вроде слабой вибрации, но когда она напрягла слух, ощущение оказалось звуком. Это было довольно высокое и неясное жужжание или гудение. Не выпуская из легких воздух, Палома внимательно прислушивалась, словно проверяя, не гудит ли это у нее в голове. Затем она все же выдохнула — звук ее дыхания нарушил монотонность этого жужжания — и снова задержала дыхание. Звук был по-прежнему слышен и вроде бы стал немного громче.

Палома знала, что, даже несмотря на то что вода не очень хорошо проводит звуки, под водой некоторые звуки слышны ярче, отчетливее, чем на поверхности. Например, ныряльщики привлекают внимание друг друга не тем, что кричат (крик обычно глохнет, так и не покинув рот кричащего), а стуком одного камня о другой, и этот звук слышен ясно и на большом расстоянии.

Звуки, издаваемые китами, тоже передаются на огромные расстояния под водой. Обычно это разнообразные высокие пощелкивания и посвистывания, но, услышав их, с удивлением обнаруживаешь, что разговорчивые киты или морские свиньи находятся столь далеко, что их нельзя разглядеть не то что под водой, но и на воздухе.

Довольно далеко разносятся звуки некоторых двигателей. Большие дизельные моторы, «ворчуны», звучат словно армия медведей, топающих по деревянному полу. «Ворчуна» обычно слышно задолго до того, как он появится в поле зрения. Вращение огромного винта изменяет давление воды настолько, что можно почувствовать биение в барабанных перепонках и даже слабое постукивание по рукам и спине. Небольшие по размеру моторы крутят винт быстрее и издают высокое, похожее на жалобный стон жужжание.

Палома не знала истинной причины того, почему одни звуки хорошо передаются под водой, а другие — плохо. Она полагала, что это как-то связано с характером звука. Человеческий голос рождает слабый, не сфокусированный звук. Поэтому вода его быстро рассеивает. Звуки, издаваемые китами, наоборот, четкие и пронзительные — они словно разрезают воду.

Конечно, нужно также уметь различать звуки под водой. Хобим как-то сказал Паломе, что человеческое ухо улавливает далеко не все звуки, как тот радиоприемник, который он в детстве собрал из конструктора: он ловил лишь небольшую часть сигналов, которые постоянно носятся в воздухе.

«Нам только кажется, что под водой стоит великая тишина, — говорил Хобим. — На самом деле море — очень шумное место».

«Вовсе не шумное, — настаивала Палома. — Это самое тихое и спокойное место на земле».

Отец не стал спорить, но во время следующей поездки в Ла-Пас купил свисток для собак. Показав его Паломе, он подул в него, но свисток не издал ни звука.

«Он что, сломан?» — спросила Палома.

Хобим взял ее за руку и подвел к соседнему дому. Соседская дворняжка ощенилась три недели тому назад. Щенков было шестеро, и они все лежали, свернувшись в клубок рядом с уставшей матерью. Хобим протянул свисток дочери и сказал:

«Подуй в него, но осторожно. Они только начинают слышать, поэтому их легко можно оглушить».

Полома подумала, что отец шутит, и, набрав полную грудь воздуха, уже собиралась подуть в свисток что есть мочи. Но Хобим отобрал у нее свисток и сказал:

«Я ведь не шучу. Смотри».

Он поднес свисток к губам и выпустил тонкую струйку воздуха. Палома не услышала ни звука. Но щенки прореагировали так, будто на них с неба упала целая кошачья стая. Они вскочили на лапы и отчаянно заскулили, карабкаясь друг на друга, стараясь укрыться под брюхом у матери. А та оглядывалась по сторонам, подняв голову и навострив уши, и издавала угрожающее рычание, хотя не знала толком, кому угрожать.

Хобим перестал дуть в свисток, и щенки тут же успокоились. Их мать посмотрела вокруг и, решив, что тонкоголосый чужак убрался восвояси, положила голову на землю.

«Мораль в том, — заключил Хобим, ведя дочь домой, — что даже если мы не слышим звуков под водой, это не значит, что там нет никаких звуков. — Он сделал паузу, решая, стоит ли говорить то, что он собирался сказать. Потом улыбнулся своим мыслям и пожал плечами: — То же самое и со зрением».

«Что ты имеешь в виду?»

«Наш глаз — это тоже своего рода приемник, как те телевизоры, которые мы видели в витрине магазина в Ла-Пасе. Он получает определенный сигнал — видимый свет. Но есть и такой свет, которого наш глаз не видит».

«То есть как? Невидимый свет?»

«Совершенно верно», — кивнул Хобим.

«То есть ты хочешь сказать, — продолжала Палома, обведя по сторонам рукой, — что вокруг есть вещи, которых мы не видим, и может происходить что-то такое, чего мы тоже не замечаем?»

«Ну да... наверное... но никто не знает, что именно».

«Я не хочу об этом говорить», — сказала Палома, нахмурившись.

Хобим хотел было засмеяться, но увидел, что Палома плотно сжала челюсти, нахмурила брови и стала мрачной, как могила. Поэтому он только спросил:

«В самом деле?»

Палома кивнула:

«Это — как бесконечность. Я не хочу, чтобы ты когда-нибудь опять говорил о бесконечности».

«Почему?»

«Мне становится страшно и хочется плакать».

«Хорошо, не буду», — сказал Хобим и сжал ее ладонь.

Лежа теперь на поверхности воды и вслушиваясь в тонкое жужжание, Палома старалась вспомнить, научил ли ее отец каким-нибудь приемам, с помощью которых можно определить, на каком расстоянии находится источник звука. Либо он не учил ее таким приемам, либо она все забыла, но сейчас это не имело значения. Она предположила, что звук, наверное, исходит от моторной лодки, движущейся на расстоянии, а раз так, то она просто пройдет мимо.

Палома проверила, надежно ли заткнут нож за пояс, набрала воздуху и нырнула к своему манта-рэю. Она увидела, как большой круглый глаз животного следил за нею, когда она приближалась — до тех пор, пока она не скрылась из поля его зрения и не устроилась на его черной спине. Медленно опустившись вниз, Палома заметила, что ее колени выпачканы чем-то черным. Она провела ладонью по туловищу манта-рэя и посмотрела на нее — та тоже стала черной. Очевидно, защитный слизистый слой на теле животного был черного цвета, и, если к нему прикоснуться, легко было испачкаться.

Она занялась раной. Внутри раны осталось немного веревок, и Палома смогла добраться до них при помощи кончика ножа. Она вынула последние остатки сетей и промыла полость раны кончиками пальцев, стараясь не думать о том, каковы были бы ее ощущения, если бы ей кто-то засунул палец в открытую рану (когда эта мысль впервые пришла ей в голову, она чуть не потеряла сознание).

Но манта-рэй не подал никаких признаков того, что ему больно, не сжался и не дернулся. Либо рана была столь глубокой, что прикосновение к ней не задевало чувствительных нервных окончаний на поверхности тела, либо манта-рэи вообще не чувствуют боли. Как бы там ни было, Паломе удалось очистить рану и отрезать лохмотья нагноившейся плоти.

Ощущения в голове и груди говорили ей, что у нее еще есть немного времени — полминуты или чуть больше — до того, как нужно будет срочно подниматься на поверхность. Пользуясь руками, как хирургическим инструментом, Палома подтянула куски растерзанного мяса к середине раны, стараясь заставить их слипнуться вместе, чтобы рано или поздно рана заросла.

Занятие это не было беззвучным — куски мяса издавали хлюпающие звуки, и сама Палома с шумом выпускала целые потоки пузырьков. От движения пульс в ее висках сделался более настойчивым. Все эти звуки и ее непростое занятие отвлекли Палому настолько, что она не услышала звука лодочного мотора, который гудел прямо над ее головой.

Теперь ей срочно надо было всплывать. Она оттолкнулась от спины манта-рэя, взмахнула один раз руками и стала подниматься, помогая себе ритмичными движениями ног. Только благодаря привычке смотреть вверх при всплытии, которую привил ей отец, Палома подняла взгляд, чтобы не натолкнуться головой на дно своей лодки.

Глядя вверх, она ожидала увидеть поверхность воды или небо. Вместо этого она увидела лицо Хо, пристально смотрящее на нее сквозь ведро с прозрачным дном. На нем была написана злорадная ухмылка, до неузнаваемости искаженная преломлением в воде.

Палома в ужасе отпрянула, поперхнулась и снова посмотрела наверх, чтобы убедиться, что это ей не привиделось. Тут она увидела, как Хо сунул руку в воду и помахал ей.

9

Палома выскочила на поверхность и ухватилась за уключину лодки. Хо обвязал трос вокруг якорной веревки, сброшенной Паломой, и теперь их лодки были пришвартованы друг к другу.

Он по-прежнему смотрел под воду сквозь ведро со стеклянным дном.

— Матерь Божья! Вот это монстр! Как тебе удалось его поймать?

— Дай-ка и мне посмотреть, — сказал Индио.

Сердце Паломы колотилось так, что она слышала его биение и чувствовала пульсацию в горле. Она глубоко вздохнула и попыталась успокоиться, овладеть собой, прежде чем будет разбираться с братом, с Индио и — о чудо! — внезапно выздоровевшим Маноло, который с довольным видом восседал на носу лодки. Первым ее побуждением было наброситься с криком на Хо, выплеснуть на него весь свой гнев за его предательское вторжение.

Но их было трое против нее одной, и ей вряд ли удалось бы чего-то добиться, придя в ярость. Скорее всего, они просто посмеются над ней, отчего она почувствует еще большее унижение.

— Как же тебе удалось его поймать? — снова спросил Хо.

— Я не ловила его, — сказала Палома. — И он вовсе не пойман.

— Он что, мертв?

— Нет.

Индио, который все еще пялился в воду через ведро, воскликнул:

— Вы только посмотрите на них! Да это же настоящий рыбный базар! Золотая жила!

Палома испытала приступ тошноты, и у нее закружилась голова. Хотя она все еще была погружена в воду, по лбу у нее катились капли пота.

— Я же говорил тебе, — сказал Хо, обращаясь к Индио. — Она приплывает сюда вовсе не за тем, чтобы изучать креветок.

— Да, ты был прав.

— А ты мне не верил, — продолжал Хо и передразнил: — «Давай останемся тут. Давай останемся тут». Впредь слушай, что тебе говорят.

— Ладно, ладно, — ответил Индио. — Я же признал, что ты был прав. Я беру свои слова назад. Теперь давай займемся рыбой.

— Не смейте! — закричала Палома.

Маноло засмеялся:

— Рыба тут кишмя кишит, а ты говоришь, чтобы я ке ловил ее. Рыба для того и существует, чтобы ее ловить.

— Ошибаешься, — сказала Палома, подтягиваясь к носу своей лодки. — Вряд ли Бог создал что-либо на земле только для того, чтобы ты это уничтожал.

Уцепившись одной рукой за якорную веревку, Палома извлекла из-за пояса нож и перерезала трос, которым была привязана лодка брата. Трос был натянут течением, и острое лезвие моментально разрезало волокна с характерным звуком.

Лодку тут же отнесло в сторону, и леска, которую держал в руках Маноло, переплелась с болтающимся тросом.

Вне себя от злости, Хо вскочил на ноги и, осыпая Палому проклятиями, рванул шнур лодочного мотора. Шнур остался у него в руках. Проклиная и Палому, и шнур, и все на свете лодки, и море, Хо кое-как привязал шнур на место и снова дернул. Мотор встрепенулся и заглох. Тогда гнев Хо обрушился на свечи зажигания, на карбюратор, на бензин.

Уцепившись за якорную веревку, Палома наблюдала, как Хо покачивается на корме своей лодки, рискуя опрокинуть ее вверх дном. Потом она увидела, как мотор завелся, выпустив облако голубого дыма, и лодка, описав круг, устремилась в ее сторону. Палома быстро забралась в свою пирогу, зная, что гнев брата слеп и опасен и что он вполне может пригрозить ей тем, что направит лодку прямо на нее. Он, конечно, вряд ли выполнит свою угрозу, но может и переехать ее по случайности.

Не сворачивая в сторону, лодка Хо на полной мощи приблизилась к пироге. Только когда между ними оставалось всего лишь три-четыре метра, Хо вырубил мотор, и лодка замерла в пятнадцати сантиметрах от пироги. Поднявшаяся волна накренила пирогу, и Палому чуть не выбросило за борт.

Маноло, побагровевший от гнева, обмотал носовой трос вокруг якорной веревки пироги и крепко затянул. Его леска тугой спиралью обвилась вокруг троса. Он попытался распутать ее, но, разматывая ее с одного конца, все больше затягивал с другого. Наконец он плюнул и перерезал леску ножом. Швырнув леску в Хо, он огрызнулся:

— Если ты не можешь заставить ее вести себя подобающе, это сделаю я!

— Не волнуйся, — ответил Хо. — Я с ней справлюсь.

— Хо, ты только взгляни, — сказал Индио, обозревая подводную гору через выставленное за борт ведро с прозрачным дном. — Это же кабрио, их тут дюжины! И каранксы — наверное, целый миллион!

Хо посмотрел на сестру и сказал, передразнивая:

— Ага, «там не на что смотреть». Так я и думал, что тебе нельзя доверять.

Палома была ошеломлена.

— Мне нельзя доверять?! А кто сказал, что хочет поучиться нырять?

— Я. Я и сейчас хочу.

— Нырять, чтобы узнавать новое, изучать животных?

— Да, именно так.

— О нет! Все, что тебе надо, это убивать несчастную рыбу.

— Вовсе нет, — ухмыльнулся Хо. — Да, сейчас я хочу убивать рыбу, а потом я захочу поучиться чему-то новому. Когда я продам столько рыбы, что мне хватит денег на то, чтобы выбраться отсюда, тогда-то я и стану учиться — только в Мехико.

Палома снова выхватила из-за пояса нож и направилась к тросу.

— Палома, — сказал Хо тоном, похожим на страдальческий голос Виехо. — Не будь дурочкой.

— Ты имеешь в виду: «сдайся, дай мне уничтожить все вокруг»?

— Ну вот, ты опять преувеличиваешь. Даже если бы я очень хотел, я бы не смог уничтожить все на этой горе. Если мы уничтожаем что-то, взамен приходит другое. Морская жизнь продолжается вечно. Тебе это хорошо известно.

— Чушь. Ты запросто можешь опустошить это место полностью.

— Я не собираюсь с тобой спорить. И все-таки чего ты уперлась? Мы же не тронем твоих драгоценных устриц.

— Что? Я...

Хо улыбнулся:

— Ты думала, я не знаю, не так ли?

«Что он может знать? — недоумевала Палома. — Ему ничего не известно об ожерелье. Это точно. Иначе бы он все испортил. Если бы он знал, то нашел бы способ все испортить, просто чтобы отомстить мне за... но за что? За то, что я преуспела там, где у него ничего не получилось?»

Палома запнулась.

— Знаешь о чем?

— О том, что ты собираешь здесь устриц. Ах, да, ты ведь у нас такая чистая и невинная. Ты никогда не берешь ничего у моря. Но я же видел пустые раковины в твоей лодке, — усмехнулся Хо. — То есть в этой штуковине, которую ты называешь лодкой.

Хо оглянулся и с удовлетворением увидел, что Индио и Маноло одобрительно улыбаются.

— Ну да, немного устриц, — сказала Палома с облегчением и добавила: — Чтобы не питаться чем попало. Только и всего.

— Вот и нам нужно немного рыбы на продажу. Только и всего.

— Хо... — замялась Палома. — Отец говорил мне, что хочет, чтобы эта гора оставалась нетронутой. Он очень верил, что мы сможем сохранить ее. Ведь это было его любимое место.

Хо покраснел.

— Я знаю. Ты думала, я этого не знаю? — Слова вылетали у него изо рта, словно плевки. Повернувшись к Индио, он небрежно бросил: — Конечно, я знал об этом. Ты ведь слышал, как я рассказывал.

Индио посмотрел на Хо с усмешкой, но ничего не ответил.

Хо кинул на Палому свирепый взгляд и прокричал:

— Наш отец умер, Палома! Умер, умер, умер!!!

Палома заткнула уши, не желая слышать это.

— Даже если он завещал тебе спасти весь мир, мне все равно! Он мертв, и то, что он говорил, сейчас не имеет значения. Ты понимаешь? Не значит ни черта! Важно только то, что говорю я. И это гораздо важнее, чем твоя дурацкая рыба!

Палома не знала, что сказать, поэтому она просто занесла нож, чтобы разрезать трос.

— Это нас не остановит.

— Думаю, что остановит. Я снимусь с якоря и уплыву. И вы никогда не найдете это место.

— Я оставлю здесь буек.

— А я срежу все твои буйки.

— Я запомню это место по ориентирам.

— Ты? — усмехнулась Палома. — Да ты заблудишься в трех соснах со всеми имеющимися ориентирами. Ты просто не знаешь, как ими пользоваться.

— Я научусь.

Палома знала, что брат прав. Стоит ему научиться находить дорогу по ориентирам, и он отыщет это место так же легко, как она сама.

— Послушай, Палома, давай не будем ссориться. — Хо старался говорить убедительно. — Мы вполне можем договориться. Давай останемся друзьями.

Палома смотрела в сторону. Затем она снова взглянула на брата, стараясь понять, не пытается ли он разыграть ее. Брат выглядел очень искренним.

— Давай заключим договор.

— Что еще за договор?

— Я никому не скажу об этой горе. Я сдержу свое слово, так как мне это тоже выгодно. А мы обещаем ловить рыбу только на удочку — и никаких сетей. Да, и если мы поймаем рыбу, которая нам не нужна, мы отпустим ее назад.

Палома заметила, что друзья уставились на Хо, словно тот потерял рассудок, но не вымолвили ни слова.

— Признайся, ведь это справедливо, — сказал Хо. — Мне вовсе не нужно уговаривать тебя. Я мог бы прийти сюда и бросить за борт взрывчатку.

— Конечно, мог бы, — согласилась Палома. — Но знай, что если бы ты сделал это, — она надеялась, что ее голос звучит спокойно, но достаточно угрожающе, — я бы тебе отомстила. Когда-нибудь и как-нибудь ты бы заплатил за это.

Хо разразился смехом и хлопнул Индио по спине. Но смех этот был каким-то неуверенным, поскольку для него возможности Паломы, по крайней мере физические, оставались абсолютно неизвестными и ее сложно было оценить как противника. Конечно, он был больше ее и сильнее. Но, видимо, он все же чувствовал, что Палома быстрее его и ловчее, а одержимость и страсть только придадут ей смелости.

Палома подумала о предложенной братом «сделке» и заключила про себя, что это никакая не сделка, а явный шантаж. Если Палома позволит им рыбачить, сколько им заблагорассудится, они ничего не скажут своим конкурентам. Если же она станет досаждать им, срезая их приманку или буйки, они всем расскажут об этом месте и скрытых здесь богатствах.

И что еще хуже, Палома сомневалась, что они смогут выполнить свою часть договора. Кто-нибудь обязательно проговорится, хвастаясь перед дружками. А как только станет известно о существовании ее горы, ее местоположение тут же будет раскрыто.

Совершенно очевидно, что довольно скоро Хо с дружками начнут пользоваться сетями. Слишком велик соблазн. Это все равно что поставить тарелку со сладостями перед тремя голодными мальчишками и посоветовать им есть помедленнее, потому что больше сладостей не будет. Они увидят целые косяки кабрио и каранксов под своей лодкой, и каждое блестящее туловище будет отзываться в их головах звоном серебряных монет. Сначала они будут ловить четыре, шесть, пятнадцать рыб на свои удочки. Потом заговорят о том, какое богатство уплывает от них только потому, что они не могут пользоваться сетями. Затем они решат попробовать половить сетями — только один раз и только для того, чтобы посмотреть (из любопытства), сколько рыб поймают за один раз. Это всего лишь эксперимент, скажут они, не более того. Потом они станут ловить сотни за сотнями и на меньшее уже не согласятся. Это будет похоже на глубокий гипноз.

Они будут говорить друг другу (и сами верить сказанному), что в ловле сетями нет ничего дурного и несправедливого, ведь Бог даровал человеку превосходство над животными.

— Ну что, решено? — спросил Хо. — Мы заключаем договор?

Что будет, если она откажется? Если объявит открытую войну? Возможно, ей и удастся сделать их существование вблизи горы столь невыносимым, что они уберутся восвояси. Однако скорее всего они возьмут в долю несколько своих дружков и притащат сюда еще две или три лодки. Тогда ей будет не справиться. А после того как они начнут использовать сети, жизнь на подводной горе будет уничтожена довольно скоро. У Паломы не оставалось другого выхода, кроме как согласиться и тем самым выиграть время.

— Хорошо, — произнесла она.

— Разумно, — сказал Хо. — Очень разумно.

Как полководец, отдающий приказ о наступлении, Хо махнул друзьям рукой, словно повелевая им начать ловлю. Очевидно, он был очень доволен собой: он — предводитель, только что договорившийся о перемирии на выгодных условиях, пользуясь слабостью противника. А теперь он пустит в ход все ресурсы, чтобы пожать плоды собственной мудрости.

Палома следила за тем, как Индио и Маноло насадили наживку на крючки и забросили свои отяжелевшие удочки. Она надела маску, перегнулась через борт и внимательно посмотрела в воду.

Манта-рэй был все еще там, по-прежнему неподвижный, в трех метрах от поверхности. Лески находились примерно в полутора метрах от его левого крыла. Если он вдруг решит уплыть и при этом, как обычно, взмахнет крыльями вверх и вниз, постепенно продвигаясь вперед, его левое крыло обязательно наткнется на лески. Возможно, он просто отбросит их в сторону и проплывет мимо. Но если он зацепится за леску, то та врежется в его плоть, особенно если будет туго натянута, и может даже застрять в ране, как до этого — рыбачья сеть.

Рана будет схожей с той, которую только что лечила Палома, но более серьезной, ведь тонкая нить лески врезается гораздо глубже и может даже целиком отрезать часть крыла. И тогда манта-рэю грозит верная смерть.

Палома надела ласты и засунула трубку за тесемку маски.

— Куда ты собралась? — спросил Хо.

Маноло забеспокоился и выкрикнул:

— Держись подальше от моей удочки!

— Не волнуйся, — сказал ему Хо. — Мы же заключили договор. Она знает, что со мной шутки плохи.

Палома ничего не ответила. Она перевалилась за борт лодки и, набрав побольше воздуха, нырнула под воду и направилась к манта-рэю. Сначала девушка проверила рану и убедилась, что куски мяса вокруг раны, которые она до этого плотно стянула, по-прежнему уложены вместе. Возможно, теперь, когда нет постоянного трения веревок, рана не будет увеличиваться и зарастет.

Поблизости не было хищников или паразитов, из чего Палома заключила, что манта-рэй не подает тревожных сигналов. Должно быть, его внутренние механизмы настроились на выживание. От этой мысли Палома почувствовала облегчение.

Однако манта-рэю нужно было любой ценой избежать еще одного ранения. Поэтому после того, как она обследовала рану, потрогала ее и похлопала по плоти вокруг, Палома подплыла к свернувшемуся правому рогу манта-рэя и, дотянувшись, надавила на него. Паломе хотелось подсказать животному, что ему надо сдвинуться с места. Поскольку он однажды уже среагировал на ее прикосновение к одному из рогов, она предположила, что рога манта-рэя столь же чувствительны, как лошадиная пасть, и, если надавить на рог опять, он отплывет в сторону.

Сначала манта-рэй никак не прореагировал, и Палома надавила на рог сильнее, прижимая его к телу животного. Она почувствовала содрогание, словно где-то внутри этого гиганта был наконец принят должный сигнал, словно машинное отделение огромного парохода получило команду подбросить угля в топку, завести двигатель и отчалить. Манта-рэй опустил правое крыло и поднял левое, потом взмахнул ими один раз одновременно. Давлением Палому откинуло в сторону, и она выпустила целое облако пузырьков. Когда пузырьки рассеялись, Палома увидела, что манта-рэй удаляется вниз, ко дну, вращаясь по часовой стрелке, как самолет в штопоре.

Хо наблюдал за всем этим через свое ведро с прозрачным дном. Потом, пока двое его друзей были заняты своими удочками, он взял в руки точильный камень и круговыми движениями принялся затачивать наконечник гарпуна.

— Что ты собираешься с ним делать? — спросил Маноло.

— Договор распространяется только на сети.

— А в кого ты собираешься его метать?

Хо указал на то место, где только что находился манта-рэй:

— Он рано или поздно вернется.

Маноло присвистнул:

— Да, на нем можно заработать пару монет.

— Я же сказал, что все будет в порядке.

— Серьезно?

— Конечно. Ты что, не помнишь? Я же сказал, что вам нужно только показать мне, куда она поплыла, а остальное — уже моя забота.

— Здорово.

— Делайте, как я говорю, и никто не останется внакладе, — с улыбкой сказал Хо. — Никто.

Внизу Палома смотрела вслед уплывающему в глубину манта-рэю. Тот плыл на спине, выставив на обозрение ослепительно белое брюхо, и, поравнявшись с вершиной подводной горы, продолжал вращаться, словно вокруг какой-то оси. Как ребенок, который, резвясь, падает на гору с песком, манта-рэй продолжал снижаться в бездну, пока его черная спина не слилась с темной толщей воды.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13