Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Сага

ModernLib.Net / Современная проза / Бенаквиста Тонино / Сага - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 3)
Автор: Бенаквиста Тонино
Жанр: Современная проза

 

 


– Мне бы хотелось, чтобы они не ассоциировались с ксенофобными или религиозными чувствами, но и осторожничать слишком тоже не следует. Попробуем найти что-нибудь получше, – говорит Луи.

Я рассказываю о своих соседях по лестничной площадке, немного похожих на наших героев. Это Авуэны, у них есть голубой «сафран», из которого невозможно выжать больше тридцати километров в час. Соседей Матильды зовут Дюран-Коше. Со своими Авуэнами я выгляжу довольно глупо.

– А что вы скажете про фамилию Матиньон? – спрашивает Жером. – Серж и Клотильда Матиньон. Всем интересно, в какое дерьмо вляпалась семейка Матиньон.

– Только не это! – возражает Матильда. – Такая фамилия была у одного пожилого господина, который проводил время с моей мамой, когда отец нас бросил.

– Его звали Серж? – интересуется Жером.

– Нет, не Серж. Но все равно как-то неловко.

– Он страдал бессонницей?

– Нет, а что?

– Он привык завтракать в четыре утра?

– Да нет же.

– Его видеомагнитофон заколдован и самостоятельно включается посреди ночи?

Матильда в недоумении пожимает плечами.

– Тогда как ваш Матиньон может смотреть эту дурацкую «Сагу»? Он даже никогда о ней не узнает, вот в чем наша трагедия! Вы можете использовать его имя, номер страхового полиса, нежные словечки, которые он бормочет после оргазма – все, что угодно, потому что он ничего не узнает о том, что здесь рассказывается.

– Мы можем делать все, что взбредет в голову, Матильда, нам это ясно сказали!

– Нет, только не Матиньон.

– А как насчет Френелей? – предлагает Луи. – Надеюсь, никто не изнасиловал, не подверг шантажу и не зарезал Сержа или Марию Френель? Отлично, тогда решено. А как мы назовем их американских соседей?

– Каллахэны, – предлагает Жером. – Так звали Клинта Иствуда в «Грязном Гарри».

Мы единодушно соглашаемся, чтобы никому не было обидно. Итак, у нас есть Вальтер и Джейн Каллахэны и их дети Джонас и Милдред.

ФРЕНЕЛИ против КАЛЛАХЭНОВ.

Пусть победит сильнейший!

– Вы отдаете себе отчет, что нам придется жить вместе с ними на протяжении долгих недель?

– Мы выбираем не друзей, мы выбираем свою семью.


Сами собой проясняются два места действия: гостиная Френелей и гостиная Каллахэнов. Больше сэкономить невозможно. Еще две декорации пока не нужны. Нам нужно вначале разобраться, куда нас заведут наши восемь героев. С каждым часом все детали оттачиваются. Матильда интересуется, почему мы предпочитаем полные семьи. Почему бы не допустить, что пары только будут создаваться.

В результате Серж Френель скончался так же быстро, как и родился. Мария больше не вышла замуж, так как ее дети не жаждали иметь нового папочку. Чтобы заменить Сержа, мы тут же создали Фредерика, коротко – Фреда; это родной брат усопшего, слегка чокнутый малый, которого приютили Мария и ее дети. Фред – изобретатель, и редко покидает свою лабораторию (кроме тех случаев, когда нужно помочь нам выбраться из очередного тупика). Изобретатели всегда нравятся зрителям. Дети – Брюно (лоботряс) и Камилла (студентка философского факультета) – существуют пока лишь в зародыше.

Что касается Вальтера Каллахэна, то это отец-одиночка. У него двое детей от некой Лоли, бросившей семью после рождения второго ребенка. Она ни разу не дала о себе знать; никому не известно, где она сейчас и чем занимается. Мы выведем ее на сцену позже, в решающий момент. Луи энергично отстаивает идею о загадочном исчезновении экс-мадам Каллахэн, можно подумать, что для него это вопрос жизни и смерти. Я не уверен, что у нас получаются достаточно правдоподобные персонажи. Впрочем, к чему стараться, все равно ни один человек не узнает себя в наших героях. Одинокие сердца должны иметь возможность встретиться. У Марии Френель и Вальтера Каллахэна двадцать четыре часа в запасе, чтобы разглядеть друг друга.

Для первой серии Луи предложил нам небольшое практическое занятие – просто для того, чтобы размяться. Нужно коротко изложить основную сюжетную линию, а затем выбрать из каждого варианта наиболее удачные моменты. Мы не должны забывать, что пользуемся абсолютной свободой, особенно в выборе средств. Учитывая судьбу «Саги», нам, наоборот, нужно развенчать любые ортодоксальные идеи, поскольку все равно никто не станет жаловаться.

– Поберегите силы, – говорит Луи. – Первая серия нужна главным образом для того, чтобы представить героев и обрисовать место действия. Помните, что каждому из нас эти пятьдесят две минуты бреда принесут денег разве что на пакетик арахиса, так что не стоит сочинять новый роман «Унесенные ветром». Договорились?


Каждый из нас внимательно прочитал написанное другими. Ощущения, которые вызывает у меня это занятие, можно сравнить с любовными. Наконец-то обнаженные любовники осмеливаются показать себя такими, какие они есть. Они говорят: а я вот такой, и вот что люблю, несмотря на то, что это может быть неприлично или не модно.

На эту работу у нас ушло больше двух часов. Сразу же прояснился стиль каждого из нас, и теперь мы знаем, из каких элементов будет создана наша «Сага». Пока все прекрасно совмещается.

Мой краткий сценарий выглядит примерно так:

Мария Френель увязла по уши в долгах. Ее семья скоро окажется на улице, если она не решится уступить домогательствам кого-либо из окружающих мужчин.

К их числу относится и ее новый сосед. Вальтер Каллахэн, превратившийся в алкоголика после исчезновения жены, до сих пор не нашел серьезного повода, чтобы перестать пить. Бывший анархист и рок-музыкант, он не находит общего языка даже с собственными детьми. Джонас – полицейский, а Милдред слишком умна. Брюно Френель – его юный сосед по площадке, непоседа и бунтарь – мог бы оказаться для него идеальным сыном. Поэтому Вальтер Каллахэн предлагает Марии Френель обменяться детьми для общего блага. Но Мария должна вначале обсудить это в службе психологической помощи «SOS-Дружба», а ее дочь Камилла – со своим психоаналитиком.

Эти безобидные семейные неурядицы не идут ни в какое сравнение с коварными замыслами Фреда, деверя Марии. Фред, непризнанный гениальный изобретатель – существо измученное, с психикой, изуродованной одиночеством. Его электроулавливатель эмоций никак не желает работать нормально. Поэтому он решает погубить всех окружающих. Чтобы отомстить? Из чистого безумия? Этого никто не знает. Он оборудовал свою квартиру и квартиру соседей скрытыми камерами и микрофонами и контролирует все их слова и поступки, перехватывая любую, даже самую незначительную информацию. Чтобы удовлетворить свои самые низменные инстинкты?

Вероятно, я наиболее закомплексованный и наименее уверенный в себе из всей нашей компании. Поэтому ухватился за знакомые мне приемы повествования, стараясь придерживаться изначальных установок. Луи и Матильда уловили в моем тексте подобие «чернухи, неожиданной для такого волевого молодого человека». Не знаю, что они подразумевают под «чернухой». Лично я ничего не вижу в чисто черном или чисто белом цвете, меня интересуют исключительно суровые, мрачные, темные истории. Мне нравятся компромиссы, двусмысленность, сложные личности, изменчивые характеры, трусы и подлецы. Жером оценил идею о том, что Фред шпионит за своим окружением с помощью сложнейшей современной техники, но Сегюре никогда не даст нам денег, чтобы установить необходимое оборудование. Зато Луи полагает, что «SOS-Дружба» и психоаналитик Камиллы помогут нам заполнить сцены, когда наше воображение истощится, и обойдутся не слишком дорого.

Никто не может понять, когда Жером умудрился написать свой текст. Он не способен усидеть на месте и то хватает кусок холодной пиццы, то наливает кофе из автомата, то стреляет сигареты у ассистентов «Примы». В те редкие моменты, когда он стучит по клавишам, мне кажется, что он колотит направо и налево героев какой-то видеоигры.

Джонас Каллахэн (сын Вальтера, полицейский) звонит в квартиру Френелей, не спуская глаз с побрякивающего наручниками Брюно, которого он арестовал за кражу иконы из церкви. Марии Френель нет дома, и Камилла вступается за непутевого братца. Джонас, очарованный ею, предлагает освободить брата в обмен на поцелуй. Ошеломленная таким ненормальным поведением полицейского, Камилла соглашается на поцелуй. Затем говорит, что надеется больше с ним никогда не встречаться. В ответ он улыбается и входит в соседнюю квартиру. Камилла понимает, что это их новый сосед.

Мария хочет отблагодарить Джонаса за освобождение сына и приглашает в гости всех Каллахэнов. Милдред, любопытная, как все сверходаренные люди, очутившись в квартире, обнаруживает закрытую комнату, откуда доносятся странные звуки, похожие на стоны или рычание хищника.

Все семейство Френелей бросается к ней, чтобы помешать открыть дверь. Но по глазам девушки они понимают, что она не успокоится, пока не раскроет тайну.

В мастерской Фреда чья-то рука в перчатке включает какой-то прибор и прикладывает его к стене, общей с квартирой американцев.

Не окажутся ли Френели еще более странными, чем Каллахэны?

Луи протяжно свистит.

– Да он просто король teaser, наш малыш Жером.

– Король чего? – спрашивает Матильда.

– Захватывающих сцен, тех, что приковывают зрителя к креслу.

– Если бы вы прочли, что я написал в «Реквиеме хаосу», – говорит Жером. – В первые четыре минуты я устроил такую резню на ярмарке, что для съемок потребовалось разрешение префектуры, Министерства обороны и Общества защиты животных, а сами съемки должны были проходить под контролем пожарников и службы безопасности.

– «Реквием хаосу»? Никогда не слышал.

– Этот фильм так и не сняли, хотя из всех стран Европы поступили значительные пожертвования. Просто министр в последнюю минуту испугался.

– Мне очень нравится закрытая комната, в которой кто-то рычит. Вы уже знаете, кто там?

– Даже не представляю.

Для первой серии у нас материала более чем достаточно, мы даже можем оставить кое-что на черный день.

Теперь очередь Матильды. Чтобы не мешать нам читать, она решает попить кофе.

Брюно Френель – скрытный мальчик, которого другие члены семьи считают лоботрясом. Единственная, кто догадывается о богатстве его внутреннего мира, – это Милдред, выдающаяся дочь их новых соседей-американцев Каллахэнов.

Брюно и Милдред заключают союз: они объединят свои усилия по разработке стратегии, которая позволит сделать их семьи счастливыми. Главные цели: поженить родителей – Марию и Вальтера, которые просто созданы друг для друга, а потом соединить Джонаса и Камиллу – полицейского и прекрасную интеллектуалку.

Удастся ли замысел дурачка и девушки-вундеркинда?

Они обнаруживают, что их комнаты находятся рядом, и пробивают в стене отверстие, через которое могут незаметно общаться в любое время дня и ночи.

Однако они не подозревают, что Фред давно влюблен в Марию. Недаром он изобрел прибор для измерения силы эмоций. Каждый раз, когда Фред проверяет его на себе, прибор «зашкаливает».

Что касается Марии, то у нее есть своя сердечная тайна. В очередной раз она обнаруживает на лестничной площадке огромный букет. В него вложена карточка: «Эти цветы влюблены в Вас». И подпись: «Ваш тайный обожатель». Она ставит букет в вазу в комнате, которая и так заполнена цветами.

Прочитанное вызывает в моей памяти с десяток песен «Битлз». У Матильды странный способ открывать карты: она не блефует, но прекрасно знает, как воспользуется козырями. Чувствуется, что ее сценарий будет насыщен любовными перипетиями, таить скрытые опасности и держать в напряжении зрителя. Она хорошо представляет, чего от нее ждут: сноровки, чтобы поливать сиропом медовый пирог.

– Пока можно оставить тайного поклонника и дырку в стене между комнатами.

– Тип, влюбленный в жену умершего брата – это трогательно до слез, – говорит Жером.

Матильда отвечает, что из подобных ситуаций состоит вся жизнь.

Луи нажимает на клавишу, чтобы переслать нам свой текст.

Камилла только что защитила докторскую диссертацию по философии о Хайдеггере, Шопенгауэре, Сиоране и прочих. Будучи и так пессимисткой по натуре, она, закончив эту работу, еще больше впала в депрессию. Камилла собирается покончить с собой, тайно надеясь, что ее самоубийство послужит уроком другим.

Ее способна понять только Милдред, новая соседка, которая хотя и намного моложе нее, но отличается необыкновенно зрелым умом. У Милдред тоже есть идея-фикс: она мечтает расстаться с девственностью. Ее цель – любой ценой привести свой физический возраст в соответствие с духовным.

Вальтер Каллахэн сталкивается в лифте с Марией Френель. Эта встреча потрясает его. Мария чувствует, что производит на него какое-то странное впечатление, но разве она может догадаться, что удивительно похожа на Лоли, пропавшую мать детей Вальтера?

Джонас заметил интерес своего отца к соседке. Он решает собрать сведения о Марии и особенно о Серже, ее покойном муже, так как он, вопреки разговорам, может быть жив.

Фред, изобретатель, решил больше не выходить из своей лаборатории. Он становится все более раздражительным и никому не позволяет заходить в свои владения. Фред вот-вот сделает важное открытие, которое откроет новые горизонты перед человечеством, но может привести его и к катастрофе.

Луи только что предоставил нам такую канву, которая одна может лечь в основу первой серии. Мне нравится его тон, в котором чувствуется и таинственность, и отчаяние, и примесь крови, связывающей все элементы. Интересен контраст между личностью автора и его текстами. Сам Луи – жизнерадостный, расчетливый, а его стиль – сдержанный и почти доверительный. Когда я говорю, что по части «чернухи» он меня переплюнул, то он отвечает, что его драмы и мои – разные по природе. Он фаталист, а я – нет.

Я обещаю себе подумать над этим вопросом.

Уже почти девять вечера, а мы только-только закончили соединять наши тексты. Стемнело, и мы наверняка одни во всем здании. Луи раздает нам дубликаты ключей на случай, если кто-то захочет поработать в одиночку, найти пристанище, чашку кофе или товарища в таком же настроении.

Через несколько дней меня перестает мучить бессонница. Мне даже удается отключать свой мыслительный аппарат, чтобы заняться мелкими повседневными делами: готовить, менять рубашки и даже приглашать Шарлотту пообедать. Совсем как раньше.

– Твоя бессонница меня больше устраивала.

Тем не менее я должен немедленно записать идею о медиуме, который разработал «теорию одного процента». Она появилась у меня по пути домой, и я чувствую, что мог бы использовать ее на протяжении пяти-шести серий.

– Ты слышишь? Твоя бессонница меня больше устраивала!

– Моя любовь, у тебя есть ручка?

Вчера мы сдали первые три серии, реакция на которые последует завтра. Четвертая успешно продвигается, и у меня возникли кое-какие соображения по поводу девятого персонажа, которого нам осталось создать. Я вижу человека зрелого возраста, репортера-международника, который останавливается у Френелей, когда бывает в Париже. В то же время я не слишком доволен диалогом между Милдред и Брюно, который набросал на скорую руку сегодня днем:

Милдред. Я не моюсь уже три дня, чтобы от меня пахло, как от самки во время течки.

В нашей команде воцарилось неожиданное спокойствие. Когда в воздухе чувствуется приближение грозы, мы ждем свежего ветерка, который бы разогнал сгущающиеся тучи. Или мы слишком нуждаемся в деньгах, или сумели забыть о своем эго.

– Звонил Станик, он хочет, чтобы ты зашел в контору в четыре утра.

– Ты не могла сказать об этом пораньше?

Шарлотта умеет подшучивать с редкой убедительностью, у нее настоящий дар комедиантки. И ей известно, как я его ненавижу.

– И ты всерьез в это поверил! Самое забавное, что я не могу довериться даже лучшей подруге. Не представляю, как рассказать ей, что мой парень изменяет мне с Сагой, что он мечтает о Саге и даже называет меня Сагой, когда мы занимаемся любовью.

– Что ты болтаешь, я никогда не называл тебя Сагой…

– Естественно, ведь мы уже давно не занимаемся любовью.

– Можем хоть сейчас, если у тебя есть настроение…

– Слабо.

Негодяйка! Я знал, что она так ответит.

– Заметь, я тебя не принуждаю.

– Марко…

Мне бы очень хотелось избежать подобного разговора в ресторане. Черт побери, мы так давно не были вместе!

– Кстати, любовь моя, ты не желаешь посмотреть нашу контору? А я бы заодно перечитал один текст, который не дает мне покоя.

– Скажи, что ты шутишь…

– У нас там есть огромный телевизор со всеми кабельными каналами.

– Может, у вас есть еще и кушетка, и кофейный автомат?

– Конечно.

– Значит, у тебя есть все, чтобы провести там ночь.

Она резко встает и уходит, не удостоив меня даже взглядом. Ревность так ей идет, что у меня на мгновение появляется желание броситься за ней следом.

Я не люблю ругаться с Шарлоттой, но, только ругаясь, понимаю, насколько без ума от нее. Она относится к тем женщинам, чья внешность оставляет безразличными девяносто восемь мужчин из ста, но сводит с ума двух оставшихся. Я вхожу в их число и, к счастью, второй пока не появился. Впрочем, я никогда не пойму, почему мужчины оставляли ее в покое до нашей встречи.

Сейчас эта чертова девчонка, наверное, уже повернула за угол.

Я вспоминаю, что испытал странное беспокойство, увидев ее впервые. И подумал, что если она, к несчастью, не свободна, то всю оставшуюся жизнь я буду распутничать, но не свяжу ни с кем свою судьбу.

Сейчас она спускается в метро на станции Сен-Себастьян.

Тонкие руки, множество веснушек. Чтобы подчеркнуть светлый цвет лица, она красит волосы в каштановый цвет и носит только коричневое. Великолепные ноги. Ноги – самое лучшее, что у нее есть, и она знает об этом. Когда Шарлотта предложила мне жить вместе, то я согласился при условии, что она перестанет носить мини-юбки. Она обзывала меня всякими словами, но я своего добился.

Сейчас Шарлотта садится в поезд, даже не посмотрев, иду ли я сзади.

О том, чтобы побежать за ней следом, не может быть и речи. Ревновать к телесериалу? Смешно! Я двадцать раз объяснял ей, что «Сага» – мой единственный шанс, но эта чокнутая не хочет меня слушать. Я становлюсь сценаристом, настоящим сценаристом – вот и все. Сценаристом, черт возьми! Если бы она согласилась немного потерпеть, то через несколько месяцев жила бы уже со сценаристом.


Я слоняюсь по городу, засунув руки в карманы и размышляя о том, что могут делать сейчас, после полуночи, трое остальных. Матильда, наверное, сидит в окружении красных роз и увлеченно читает или пишет какой-нибудь роман. Жером декламирует наизусть диалоги из «Терминатора» в пустом кинотеатре. А Луи – в объятиях Морфея; ему все еще снится его Маэстро.

Мне не удается найти выключатель, и я в кромешной тьме поднимаюсь по лестнице, потом иду по коридору. В нашей комнате мерцает экран телевизора. Мы оставляем его включенным, правда, без звука на протяжении всего дня, и никому не приходит в голову выключить его, когда мы расходимся. Ощупью добираюсь до дивана, на котором должен валяться пульт. На экране – какая-то эротика: девушка заворачивается в мокрую простыню.

В этот момент моя рука натыкается на что-то шевелящееся. Я глупо вскрикиваю и шарахаюсь назад.

– Извините…

Какой-то человек лежит, свернувшись калачиком, на диване. Включаю галогенную лампу. На меня с виноватым видом смотрит молодой парень. У него такой же взгляд, какой был у Жерома, когда я впервые увидел его в этой комнате.

– Кто вы?

– Мой брат… Он пошел в супермаркет…

После нескольких неудачных попыток подняться он остается лежать на диване.

– Вы Дюрьец?

– Тристан.

– Вы моложе Жерома.

– На три года.

– А я – Марко. Хотите кофе?

Он отказывается. Его печальные глаза не могут оторваться от экрана. Ему ничего не нужно, лишь бы только лежать перед телевизором с пультом в руке. И я хорошо это понимаю. Человечество не придумало ничего лучшего, чем маленькое окошко в мир, позволяющее на несколько часов забыть об этом мире. Жестом даю понять Тристану, что не собираюсь ему мешать, затем включаю компьютер.

Вспоминаю реакцию Сегюре, когда Жером попросил у него аванс, чтобы купить лекарства брату. «А вы не переигрываете»? В тот момент я тоже подумал, что Жером рискнул сделать ход, на который бы не осмелился и сам Диккенс. Впрочем, что тут удивительного – когда сценарист говорит правду, ему никто не верит.

Я пробегаю глазами диалог между гениальной Милдред и лоботрясом Брюно. Что-то в нем не ладится с самого начала, но мне не удастся понять, что именно. Ладно, пусть она остается испорченной, но в то же время следует сделать ее привлекательнее. Что касается парня, то он должен испытывать к ней более сильное физическое влечение. Может, удастся придумать тогда что-то другое.

Сцена 12. Комната Милдред. Павильон. День

Милдред лежит в постели. На стене – большая афиша «Призрак в Опере». Брюно развлекается, разглядывая через отверстие в стене свою комнату, в руке у него сигарета.

Брюно . Отсюда кровать видна как на ладони. Подозреваю, что ты не скучаешь!

Милдред . Не беспокойся, я знаю, как подростки любят уединяться. Сама была такой.

Брюно . Лично я считаю тебя ровесницей, несмотря на весь твой ум.

Он подходит к ней, садится на край кровати и медленно кладет руку ей на лодыжку. Милдред решительно отталкивает ее. Брюно пожимает плечами.

Брюно . А почему ты уверена, что я не видел, как ты вчера голая вышла из душа?

Милдред садится на кровати с серьезным видом.

Милдред . Потому что тогда ты рассказал бы мне о шрамах.

Брюно . О чем?

Милдред . Знаешь легенду о Медузе? Тот, кто встречался с ней взглядом, превращался в камень. То же самое происходит с каждым, кто видит меня голой.

Брюно . Что за бред?

Милдред . Шрамы остались у меня после пожара в доме в «Бель Эр». Я мирно спала в постели под балдахином…

Брюно . Чего?

Милдред . Представляешь, я ничего не почувствовала; от ядовитого дыма потеряла сознание и пролежала в коме несколько дней. Говорят, что на меня рухнула расплавленная противомоскитная сетка и я получила ожоги четвертой степени. Врачам потребовалась уйма времени, чтобы извлечь из моего тела ее куски на операционном столе. (Она кладет руки на те части тела, о которых рассказывает.) Кожа у меня на ногах похожа на расплавленный сыр на пицце, на правом бедре – клеймо от раскалившейся пружины от матраса, прямо как у техасской коровы. А на груди такое… что я даже не знаю, как описать… Какие-то странные бугры и впадины… Говорит, что нужно прождать еще лет пять-шесть, прежде чем обращаться к специалисту по пластическим операциям, но я не знаю, пойду ли на это. В конце концов, я уже привыкла к такому телу.

Побледневший Брюно вскакивает и устремляется к двери.

Брюно . Да ты просто чокнутая! Ни слова правды, ни единого:

Милдред . Можешь проверить, если у тебя хватит мужества, маленький шпион. Брюно хлопает дверью.


– Марко?

Я отрываюсь от экрана, все еще продолжая витать в облаках. Это вернулся Жером с бумажным пакетом. Вид у него, как у провинившегося школьника. Я начинаю привыкать к его нескладной фигуре и усталым не по возрасту глазам. Если правительство когда-нибудь организует антиамериканскую кампанию, его портрет как нельзя лучше подойдет для наглядной агитации. Даже в Бронксе не носят с таким изяществом вытертые джинсы; его неуклюжая жестикуляция наводит на мысль об ожившей статуе, а американские ругательства заставят покраснеть сутенеров с 42-й улицы. И это все не искусное подражание: Жером всегда был таким, и когда он утверждает, что никогда не покидал Парижа, я не могу ему не верить.

Тристан даже не заметил появления брата и продолжает спокойно смотреть какой-то фильм.

– Обычно он находится в специализированной клинике, но вот уже полгода, как я не в состоянии оплачивать его пребывание там.

– Ты не обязан мне ничего рассказывать.

На самом деле мне нужно, чтобы он рассказывал. И это не просто любопытство. Я не могу понять, что значит оказаться на улице с беспомощным братом на руках, не представляя, как жить дальше. Жером протягивает мне бутылку холодного пива, которую только что купил в бакалейной лавке. Я ополаскиваю два бокала. Сейчас идеально подошло бы крепкое спиртное. Небольшой обжигающий глоток, придающий задушевность мужскому разговору. Жером заставляет Тристана проглотить две таблетки и запить их пивом. Потом подходит к моему столу.

– У Тристана болезнь Фридрейха – паралич нижних конечностей, который обостряется с каждым годом. Он может передвигаться лишь несколько минут в сутки. Ему нужно много отдыхать и регулярно принимать препараты, расслабляющие мышцы. В общем, необходим угол, где он мог бы отлеживаться, вот и все. Как только нам начнут платить, я снова смогу отвезти его в Норье.

Жером говорит это безучастно, как человек, ненавидящий все драмы, включая самые заурядные, в которых нет никакой интриги. Я предлагаю ему немного денег, чтобы перекантоваться, но он отказывается.

– Если бы я получил свои четыре миллиона долларов, то обосновался бы в Малибу и нанял бы одну или даже двух шикарных сиделок.

– Твои четыре миллиона долларов?

Жером нарочно сказал про деньги, и я тут же проглотил наживку. Чувствуется, что ему страшно хочется выговориться. Он с серьезным видом наклоняется к моему уху.

– Тебе что-нибудь говорит «Борец со смертью»?

«Борец со смертью»? Три миллиона зрителей в Париже и в пригородах всего за два месяца. Четыре «Оскара», и первый из них – Шварценеггеру за лучшую роль. Он плакал, когда его награждали, на это стоило посмотреть. Впрочем, «Оскара» мог получить и Сталлоне. В Штатах этот фильм по посещаемости скоро достигнет мифического рекорда «Инопланетянина», а выпуск товаров принесет больше, чем в случае с «Бэтменом».

– Так вот, «Борец со смертью» – это я.

Когда-то один человек уже произнес эту фразу по поводу Эммы Бовари. И мало кто в то время ему поверил.


Вернувшись домой, я скользнул под простыню к моей красавице. Когда я увидел ее великолепную и такую недоступную спину, моя ладонь замерла в нескольких сантиметрах от нее, и я прикорнул на краю постели, не осмеливаясь придвинуться вплотную. Кто виноват, что моя голова занята посторонними мыслями? Мне хочется разбудить Шарлотту и попросить, чтобы она не обращала на меня внимания. Сказать, что мне не в чем исповедоваться, что я думаю сейчас о других людях, о выдуманных личностях, которые не заслуживают ни малейшей ревности. И что я по-прежнему ее люблю. И что у меня впереди целая жизнь, чтобы повторять ей эти слова. Но я не сделал ничего подобного.


Матильда хорошеет с каждым днем. Так и хочется посадить ее себе на колени, чтобы писать диалоги вдвоем, не произнося ни единого слова, словно влюбленные, которые, читая одну и ту же книгу, терпеливо ждут друг друга, дойдя до конца страницы. С утра до вечера она выглядит удивительно свежей и от нее чертовски приятно пахнет. Даже если ее нет с нами, этот запах обволакивает нас и заставляет отрываться от работы. Вначале Матильде удалось заставить нас забыть, что она единственная женщина в команде, но вот уже двое суток, как это у нее не получается. Она несет в себе память сотен влюбленных женщин и судьбы тысяч любовниц, зависящих от ее прихоти. Это заметно отражается на работе: каждый из нас делает в три раза больше, чем прежде.

– Этому есть объяснение, – сказал как-то вечером Луи, когда Матильда первой ушла домой. – В средние века, когда нужно было прижечь открытую рану, требовалось с десяток здоровых мужчин, чтобы держать бедолагу, и операция всегда сопровождалась насилием и болью. Но был и другой способ: самую красивую девушку деревни просили подержать раненого за руки во время процедуры. Как правило, она справлялась с этим лучше, чем десять мужчин. Без Матильды мы, пожалуй, постоянно испытывали бы соблазн пустить все на самотек.

– Вы думаете, у нее кто-то есть? – спросил я.

– Вряд ли, – пожал плечами Луи. – Однажды вечером я проводил ее до дома, и она пригласила меня выпить кофе.

Наш любимый капитан, тот, кого мы с Жеромом нежно прозвали Стариком, в который раз продемонстрировал нам привилегии, присущие его возрасту. Насев на него, мы заставили его рассказать буквально все о жизни таинственной Матильды, королевы любви.

– Обстановка на редкость банальная – строгая, функциональная и декоративная. Что-то у вас разочарованный вид…

– Естественно, мы разочарованы.

– А вы чего ожидали? Что у нее мебель из розового дерева? Шторы и покрывала в стиле Лауры Эшли? Подушечки в виде сердца?

– Все в цветах, и ни одного лепестка на полу.

– Портреты «Битлз» в прихожей и большущий флакон «Лулу» в ванной комнате.

– Бутылки «Мари Бризар» и шартреза! Огромная плюшевая мышь!

– Огромный портрет Барбары Картленд!

– Вы бредите, дети мои. Ладно, чтобы немного успокоить вас, сообщу, что видел в туалете фотографию сестер Бронте.

Со временем я уже начинаю разбираться в своих партнерах и предугадывать их реакции. Если бы мы не обращали внимания на то, что каждый из нас делает на протяжении десяти-двенадцати часов совместной работы, то нам бы пришлось распроститься со взаимопониманием. Луи вспоминает своего Маэстро по поводу и без повода, но делает это так естественно, приводя столько деталей, что его рассказы невозможно принять за фантазии. Вечерами, когда у нас с Жеромом появляется желание поработать сверхурочно, мы часто говорим об этом. Приходится признать очевидное: Луи на самом деле работал с мэтром. Как, почему, над каким фильмом? Я не осмеливаюсь задавать Луи слишком конкретные вопросы, давая ему возможность раскрывать свое прошлое на манер стриптизерши, которая сама знает, как держать в напряжении публику. Мы рады, что он среди нас, и его положение капитана команды упрочняется с каждым днем. С общего согласия мы полностью доверили Луи все переговоры с администрацией.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4