в которой Гринер знакомится с жизнью бомонда, получает новые галлюцинаторные впечатления,
       и впервые во всей своей красе появляется страшный дом с не менее страшным обитателем;
       заканчивается же она, как водится, нравоучительной историей
      Поначалу все выглядело пристойно, и Гринер немного расслабился, ведь никто не пытался заставить его сыграть на лютне или взять верхнее «фа». Горели свечи, лилось вино, кто-то из учеников лениво перебирал струны, и звуки охотно улетали к расписному потолку, теряясь там среди общего шума голосов. Подмастерья сбились в отдельные группки, шушукались и рассказывали скабрезные истории, от которых у Гринера краснели уши; он отсел. Барды, ярко (и иногда даже богато) одетые, ходили между столами, обменивались улыбками, шутили, смеялись над рифмами соперников, ядовито высказывались по поводу музыкальных способностей друг друга, словом — вели себя, как и подобает людям искусства. Гринер, воспользовавшись случаем, угощался изысканными яствами и вином — на еде и выпивке Ассамблея не экономила. Он даже познакомился с одним из подмастерьев, вернее, тот сам подсел и завопил:
      — Джон!
      — Нет, вы ошибаетесь, меня зовут Гринер… — говорить с набитым ртом было трудно, но можно.
      — Да нет, это я Джон! А ты… А, Гринер, ясно! Что делаешь?
      Манера нового знакомого говорить слегка раздражала — он каждую фразу выкрикивал так, будто выступал на площади, полной людей.
      — Ем, — честно ответил Гринер.
      — Да нет! Я имею в виду — что ты делаешь при своем мастере? Играешь на лютне? Отстукиваешь ритм? Или на флейте?
      — Отстукиваю, — мгновенно определился Гринер. Если случится такая напасть, что его заставят выступать, уж справиться с барабанами он сумеет. Не желая показаться невежливым, он поинтересовался у собеседника, чем тот занимается.
      — Я объявляю о выступлении своего мастера! — гордо проорал Джон.
      "Оно и видно", — подумал Гринер.
      — А твой — который? — не унимался подмастерье. Гринер молча (ибо рот был занят жареным мясом) ткнул вилкой в сторону Таллиесина. Джон тут же переменился в лице — панибратство исчезло, будто его и не было, он даже голос понизил (чему Гринер был чрезвычайно рад) и с уважением протянул: — О-о-о… Тогда понятно, чего ты такой разодетый…
      Юноша тоскливо глянул на свое отражение в оконном стекле, благо за ним уже начали сгущаться сумерки, а зала была отлично освещена. Бард и впрямь постарался на славу — если все его ученики были вынуждены ходить в таких узких штанах, неудобных туфлях и не дающих повернуться расшитых камзолах, вполне понятно, почему они сбегали… И девушки тут не при чем. Таллиесин протащил Гринера по четырем лавкам модной одежды, и только в последней был удовлетворен. Около часа юношу обмеряли, одевали и подшивали пять человек — и в итоге сам себе он стал казаться гусеницей, плотно обернутой в кокон. Правда, в богатстве отделки и некотором вызывающем шике костюму нельзя было отказать: что только стоили пышные кружевные манжеты и жабо, а пряжки на туфлях и вовсе были разукрашены эмалью. Но Гринер с радостью отказался бы от всех этих красот, хотя бы ради того, чтобы сесть по человечески, а не так, будто он оглоблю проглотил. Правда, он таки сумел сделать себе небольшое послабление — туфли он скинул почти сразу после того, как сел за стол, а пуговку на штанах расстегнул тогда, когда понял, что в застегнутом состоянии в него влезет разве что пара пирожных.
      — Ну, Талли добрый хозяин… — сказал Гринер, только для того, чтобы что-то сказать. Джон округлил глаза:
      — Ты зовешь его по имени?
      — Э-э-э… — замялся Гринер, но, по счастью, их отвлекли: на соседний стол вскочил рыжий юнец расхлябанного вида с лютней за спиной, и закричал:
      — Собратья по искусству!
      Ближайшие барды (человек двадцать, всего же их в большой, украшенной цветами зале Гринер насчитал около сотни) повернулись к нему и приветственно заулюлюкали.
      Юнец раскланялся, причем один раз чуть не упал, но вовремя оперся о голову одного из «собратьев» Когда крики смолкли, он взмахнул свободной рукой и произнес:
      — Я чрезвычайно рад вас видеть! Но это еще не все… Я также рад вас слышать, хотя из звуков, что сейчас улавливает мое ухо, музыкально только чавканье Мастера Уоррена!
      Барды засмеялись и стали хлопать друг друга по плечам, хотя что такого лестного было сказано молодым человеком, Гринер не понял. Найдя глазами Таллиесина, он отметил, что его друг смеется вместе со всеми. Рыжий снова стал раскланиваться.
      — Кто это? — шепотом спросил юноша у Джона.
      — Мастер Рикардо Рамболь… — ответил подмастерье с восхищенным придыханием.
      — Мастер? — удивился Гринер. — Но ведь он не старше тебя… то есть нас…
      — Он сдал все экзамены экстерном… — глаза Джона блестели, он даже забыл про кремовое пирожное в руке, — И лютню, и флейту, и поэзию, и декламацию, и историю искусств, и арфу, и…
      Почитатель талантов рыжего так и продолжил бы перечисление, но тут Мастер Рамболь перестал кланяться и поднял руку, призывая всех к тишине.
      — Также я хочу поблагодарить Мэтра Пери за то, что он любезно предоставил в наше распоряжение эту, не побоюсь сказать, Обитель Прекрасного и Вечного! Его Величество мне как-то сказал про Ассамблею: "Этому зданию не хватает только одного…"
      — Он выступает перед королем… — благоговейно зашептал Джон на ухо Гринеру, и тот прослушал окончание шутки. Но, судя по реакции бардов, а она была весьма бурной — смех ударил по ушам и понесся ввысь, к высокому потолку с идеальной акустикой, — рыжий оказался на высоте. Он еще что-то крикнул и, спрыгнув со стола, начал проталкиваться по направлению к Таллиесину. Гринер счел, что сейчас самое время подойти к своему «учителю», и судорожно стал нащупывать ступнями туфли под столом. Ему удалось справиться с задачей довольно быстро (Джон только-только дожевал пирожное и облизал два пальца), а пуговицу штанов Гринер застегивал уже на бегу, правда, с трудом, поскольку вовсю пользовался гостеприимством устроителей праздника. К финишу (а именно, Таллиесину) рыжий бард и Гринер прибыли почти одновременно, первого задержала толпа, второго — пуговка. Таллиесин, как успел заметить юноша, обернувшись и увидев приближающегося собрата по лютне, слегка нахмурился, но тут же заулыбался, так что Гринер не был уверен, что ему не показалось.
      — Рик!
      — Талли!
      Песнопевцы обнялись. Рикардо взлохматил свои вихры и…
      "Уж годы пролетели, те,
      Что отмеряют время наших весен…
      Давненько не имел я чести
      Скрестить с тобою слов клинки, мой друг",
      — продекламировал Рамболь и хитро посмотрел на Талли, мол, как тебе это? Тот широко ухмыльнулся и произнес ответное стихотворение:
      "Давненько чести не имел — с тобой бывает,
      И не такое… Знаю я наперечет
      Все рифмы и размеры, наперед
      Подумай, прежде чем бросать мне вызов!"
      — Поединок! Поединок! — завопил во всю глотку невесть как очутившийся тут же Джон и все те, кто еще не имел удовольствия находиться рядом с двумя вступившими в изустный бой бардами, постарались это сделать как можно скорее. Гринер оказался сжат толпой с двух сторон: отовсюду неслись выкрики, пожелания, брань и свист. Как понял юноша, большинство было за Таллиесина, но те, кто болел за рыжего барда, орали громче. Противники же, удостоверившись, что завладели вниманием всего зала, стали, подбоченившись, друг напротив друга, и сменили размер, стиль а также ритм.
      — Тебя не раз я вызывал — ты отклонялся, — усмехнулся Рикардо, — Скажи-ка честно — был не в голосе? Боялся?
      — Тебя? Помилуй Боги — разве можно? Боится ли сапожника художник? Иль подмастерья — умудренный мастер? Все времени не находилось, уж поверь, на мелочи такие, но теперь…
      Что «теперь» слушатели так и не узнали — потому что с гулом, сравнимым разве что с приливной волной, в залу ворвалась толпа молодых людей, с факелами, мечами и табуретками наперевес; от них разило вином так, будто они в нем купались. Таллиесин умолк и раздраженно повернулся к источнику шума.
      — Братья музыканты! — раздался дружный вопль от дверей.
      — Сыны Сореля! — понесся ответный рев, и, как последний, самый сильный, девятый вал, наполненный дружелюбием и чувством собутыльного братства, крик: — Налива-а-ай!
      Гринер за малым не был смят бардами, ринувшимися в объятия друзей, краем уха услышал веселый возглас рыжего Рикардо: "Тебе повезло, Талли!", и тут его толкнули, да так, что пришлось схватиться за первое, что попалось под руку — скатерть. Юноша упал, утянув за собой большую часть съестного со стола, и быстренько стал отползать к стене, лавируя меж ног в ярко красных и зеленых замшевых сапогах. Послышались крики, все больше возмущенные, Гринер уловил слова «стража», "отломили", "вместе покажем" и почему-то «мать». Джона из виду он потерял, впрочем, как и Талли; вжавшись в гобелен, изображающий легкомысленно танцующую девицу, юноша стал тихонько, мелкими шажочками, продвигаться к окну — чтобы спокойно слезть вниз (пробиться сквозь галдящую и размахивающую кулаками толпу на выходе было практически невозможно) и под шумок смыться.
      Тео неслась по улице, как вихрь; рядом с ней бежал Дерек.
      — Забе… в "Гузку…"…мечи? — проглатывая часть слов, предложил маг, не сбавляя скорости.
      — Долго… да и… не помогут… — ответила Тео. — …певаем?
      — …оде.
      "Надо было дождаться, пока они все выйдут оттуда…", — тоскливо подумал Гринер, провожая глазами толпу, выросшую вдвое, и двигавшуюся с факелами от Ассамблеи в сторону центра города, — "…а потом спокойно уйти через дверь".
      Но было уже поздно.
      Он уже висел снаружи, зацепившись руками за подоконник, на высоте третьего этажа.
      Гринер проклял мясо и сыр, свиные ребрышки и рябчиков, яблоки и хлеб с поджаристой корочкой, паштет и два бокала вина — ибо именно они сейчас лежали в желудке и тянули его вниз. Руки одеревенели, ноги налились свинцом… В глазах стали вспыхивать цветные пятна, и юноша попытался вспомнить, не было ли под окном каких-нибудь смягчающих обстоятельств. Кустов, клумбы, в конце концов… Повернуть голову и посмотреть уже не было сил, а полагаться на свою память он боялся, тем более что и вспоминалась то выхваченная краем глаза широкая гравиевая дорожка.
      "Прощай, жизнь", — подумал было Гринер, и попытался разжать пальцы, но не тут то было. Их то ли свело судорогой, то ли еще что — но они отказались ему повиноваться. "Так и помру тут…" — мрачно решил он и прикрыл глаза.
      — И долго ты уже висишь? — поинтересовались снизу, и Гринер с невыразимым облегчением (таким, что чуть не расплакался), узнал голос своей наставницы.
      — Снимите меня отсюда! — заверещал он.
      — Сейчас… отпусти подоконник. Все будет нормально, отпусти.
      — Не могу! Меня руки не слушаются!
      — Зачем так орать… — послышался второй голос, и Гринер понял, что парочка магов явилась в полном составе. — Тей, кинь в него булыжником, он и отвалится…
      — Нет! — испугался Гринер и сам не заметил, как разжал пальцы… и вместо того, чтобы шумно рухнуть на твердую дорожку, был как бы подхвачен чем-то невидимым и аккуратно спущен вниз. Но ноги отказались его держать: он со стоном опустился на землю. Маги склонились над ним.
      — Чего это он? — спросил Дерек, разглядывая юношу, — Разодет-то как… А ты боялась — "его испортят, напоят, совратят, научат плохому…"
      — Сейчас очухается, — пообещала Тео, — а не очухается, так пропустит свой первый урок в качестве ученика мага.
      — Урок? — простонал Гринер. — Я очень хочу урок… только вот… я столько съел, и еще это окно…
      Тео цыкнула на него: "Молчи!", присела рядом на корточки; достала из-за пазухи маленький пузырек, и, открутив пробку, влила часть его содержимого Гринеру в рот.
      — Лучше отойти… — посоветовала она Дереку, и, взяв его под локоть, отвела шагов на пять. — У тебя трубка с собой? Ну, так доставай… — услышал Гринер. — Табак у меня. Минуты две он проваляется, так что…
      Некоторое время Гринер и впрямь «валялся», не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Один только нос не отказал ему в службе — до него долетал запах дорогого табака, — да уши, почти целиком донесшие разговор магов.
      — Не успели спросить капитана… Жаль. Можно было бы примерно составить последовательность и циклы этой гадости… — сказала Тео.
      — Да какая разница, сколько людей и за какие сроки, пойдем сегодня, не то завтра будут еще трупы.
      — Уверен? Надо хорошо продумать… опасно.
      Гринер принялся считать звезды.
      — …поставить на выходе… — предложила Тео. — И ждать. Она осторожна.
      — Он, — поправил ее Дерек.
      — Она… Оно… да какая разница? Главное — не проглядеть. У тебя все с собой?
      — Почти. Ну, то, чего нет, вряд ли пригодится.
      Тео оказалась права — ровно через две минуты Гринер ощутил, как волна жара проносится от головы к ногам и обратно. Потом тысячи иголок впились в его кожу, и волна энергии настолько сильная, что была даже болезненной, буквально подбросила его; он вскочил на ноги, и, чтобы хоть как-то сбросить излишек сил, попытался попрыгать на месте. Получалось не очень — все его тело дергалось невпопад, и со стороны он напоминал больного трясучкой в яркой форме.
      — Забористая штука, — фыркнула Тео и выбила остатки табака из трубки. — Перекур окончен, нам пора дальше. Спасибо Дер, возьми трубку… Гринер? Готов?
      — О-о-о-о… — ответил Гринер, и ему показалось, что звуки вылетают изо рта колечками огня. Это было красиво… круглая буква «о» некоторое время парила у него перед лицом, потом, будто испугавшись, юркнула за куст. "Не уходи!" — хотел сказать Гринер, но у него получилось "Е…У…О…Ы". Вторая «о» сбежала вслед за первой, заметно порозовев, а синие, искрящиеся «Е» и «У» погнались за ней, вытянувшись вперед, как заправские охотничьи псы. Звук «Ы» тяжело упал на землю.
      — Переборщила… — поморщился Дерек, наблюдая за тем, как ученик с глупой улыбкой на лице ловит в воздухе что-то, видимое ему одному.
      — Не похоже… — Тео вздохнула и направилась к юноше. — У него что-то с восприятием. Он должен был стать энергичнее, вот и все. Ладно… учтем, — и она широко размахнулась…
      Затрещина получилась что надо. Гринер ойкнул, потом потряс головой. Странные эффекты пропали, в мозгу прояснилось, он был бодр и полон сил… Чего не мог сказать о магах, ибо, на его взгляд, они выглядели довольно помятыми.
      — Простите… — смутился он. — Но Талли позвал меня, а я…
      — Я знаю, — прервала его Тео, — но кто же знал, что так получится. Так что не вини себя. Ноги не дрожат?
      Гринер сделал пробный шаг.
      — Немного…
      — Ну ничего… сейчас пройдет. Дерек, возьми его с другой стороны под руку — и повели.
      Гринер шустро переставлял ноги, но не по собственной воле, а скорее по необходимости: маги почти бежали по аллее на юго-восток от Ассамблеи, и, прижав его с обоих боков, тащили за собой.
      — А что случилось? И куда мы идем? — полюбопытствовал он через некоторое время
      — Идем ловить одно очень вредное существо, — начала Тео, а Дерек подхватил:
      — Которое питается людьми, как мужчинами, так и женщинами…
      — Нам нужен кто-то, кто сможет постоять у входа, чтобы засечь, когда к вьялле пойдет жертва…
      — "Вьялла" — это так называется существо…
      — … потому что я пойду внутрь, а вы с Дереком будете сторожить с двух сторон…
      — Что?!
      Гринера чуть не разорвали пополам: Тео продолжала бег, а вот Дерек, возмущенный до глубины души, но руки гринеровской не отпустивший, резко остановился.
      — Почему это ты пойдешь внутрь? — Дерек стал в позу и язвительно оглядел подругу с ног до головы. Тео, выпустив Гринера из рук, медово-ласково улыбнулась.
      — Потому что онасейчас в женской фазе. Два трупа "третьего дня", наверняка женщина — вчера, и тебе туда спускаться просто опасно, так же как и моему ученику!
      Этот самый ученик, пока маги сдавленно рычали друг на друга, воспользовался моментом, чтобы оглядеться. Срезая путь, они втроем пролезли через отверстие в ограде, окружающей парк Ассамблеи, и теперь, свернув пару раз, стояли на какой-то улочке, весьма непрезентабельного вида, надо заметить. Дома обступали тротуар, кое где выдвигаясь вперед балконами, между которыми были натянуты веревки. Улица постепенно наклонялась вниз, так что дождевая вода, собиравшаяся в канавах, а также нечистоты стекали, как полагал Гринер, к реке. Здесь, как и в богатых кварталах, соблюдалось правило — никаких окон первого этажа на той стороне дома, что выходит на улицу. Юноша с интересом всмотрелся в мозаику, украшающую стены; она была не такой красочной, как в богатых кварталах, но зато куда как разнообразнее. Первый рисунок, привлекший его внимание, был, пожалуй, самым новым — резвящиеся в потоке рыбы.
      — Чтоб тебе провалиться, Черный! — на выдохе пожелала Тео и окликнула Гринера. — Ученик! Чем занимаешься?
      — Тут мозаика… рыбы…
      — Пришли. Рыбный проулок… — вздохнула Тео и, бросив взгляд на тоненький серпик месяца, беззлобно ткнула друга в бок. — Доставай трубку. Время есть, рановато прибежали.
      — Кто победил? — веселым тоном спросил Гринер, подходя к магам.
      — Проклятущий Черный… — буркнула Тео, принимая из рук Дерека трубку.
      Юноша сглотнул. Внезапно в переулке стало как будто бы холоднее; он потряс головой, словно ослышался и вежливо, стараясь не злить свою наставницу, которая, похоже, меняла настроение каждые три минуты, переспросил:
      — Кто-кто?
      — Черный маг… — Тео вскинула голову, отвлекаясь от излишне затянутых завязок мешочка с табаком и ткнула пальцем в стоящего рядом (совсем рядом!) Дерека. — Вот он.
      Дерек широко улыбнулся.
      Гринер вовсе не собирался этого делать… Но всеразличные истории тут же всплыли у него в голове; он не смог сдержать реакцию, взращенную в нем рассказами взрослых у огня зимними ночами, словом — тело словно само резко отпрыгнуло в сторону, и он оказался за спиной у Тео.
      Маги на секунду застыли, переглянулись, а потом стали хохотать: взахлеб, искренне и довольно-таки громко.
      — И что я такого сделал? — Гринер чуть-чуть расслабился, но выходить из-за спины Тео не спешил.
      — А… у… — стонал Дерек. Он прислонился к стене, той самой, на которой плескались мозаичные рыбки, и медленно сползал вниз. — Тей… У нас есть время, чтобы объяснить этому… этому…?
      — Оболтусу, — кивнула Тео и повернулась лицом к Гринеру. — Слушай, ученик, и запоминай. Постараюсь вкратце, ибо — она снова глянула на месяц и спрятала кисет, — э-э-э, неважно… Итак, Дерек — Черный маг, но в данном случае «черный» не значит «злой», "темная душа" или что-то в этом роде…
      — Не, временами я бываю довольно сердитым, особенно по утрам…
      — Молчи уж, давай кто-нибудь один будет объяснять? На самом деле существует три группы, Черные, Серые и Белые маги, и цвет, обозначающий эти группы, никоим образом не зависит от их моральных ценностей… Улавливаешь?
      — А вы… какого цвета? — прищурился Гринер.
      — Мышь она серая, — подал голос Дерек.
      — Я — Серый маг, — стараясь не обращать внимания на хихикающего друга, ровным-ровным тоном ответила Тео.
      — А… в чем же между ними тогда разница, если не в… моральных ценностях?
      — В количестве и качестве… энергии, магической энергии. Белые пользуются своей, Черные — энергией окружающего мира, а Серые понемногу той и той, и если ты сейчас же не уберешь эту гнусную ухмылку со своего лица, Дерек…