в которой читатели знакомятся с главными героями, а также становится понятно, что указания судьбы не всегда оказываются огненными словесами, начертанными на небе
      Гринер на всякий случай еще раз протер полотенцем стол — чтобы въедливому Барбюсу хотя бы издали казалось, что оный предмет мебели чист.
      Скукота.
      Нет, совсем не так юноша представлял себе вольную жизнь, когда решил сбежать из замка. Мучимый угрызениями совести, он все же украл продукты из общей кухни. "Когда-нибудь я вернусь", — успокаивал он себя, — "и отдам долг". Потом, доев остатки хлеба и ветчины, он подумал, что не так уж много и позаимствовал. Хватило всего-то на пару дней.
      После недели злоключений наконец-то повезло — его взяли на работу в таверну "Дикий лосось", что стояла у переправы через Ветелку. Большой тракт, много путников — тут всегда не хватало рабочих рук, а, учитывая характер хозяина, работники менялись каждый месяц. Поначалу Гринер сам не свой был от счастья: легкомысленно согласился работать за пищу и кров, теперь же хотел кроме этого получать еще и плату, но не смел заикнуться о своих нуждах. Барбюс был горяч на руку.
      И ладно бы еще работа была интересная, — уныло размышлял Гринер, размазывая по столешнице вчерашнее пиво полотенцем, помнившим еще Малый Потоп, — так приходится заниматься тем же самым, что и в замке — мыть, убирать, чистить, прислуживать. С той разницей, что тут — никакого политеса. В замке что? — "Мальчик, не мог бы ты присмотреть за моим Пинки, он все время норовит… сделать нехорошее…" И не в том было дело, что Гринер не мог сказать «нет», несмотря на столь изысканное обращение, и не в том, что под «нехорошим» дама имела в виду что ее любимый кобелек болонки норовит смыться в кусты и нажраться там всласть дерьма, там по крайней мере все выгляделопристойно и красиво. А тут? Вваливается эдакий верзила, головой задевая потолок, и орет сипло: "Пива давай, и шевелись, отродье!". Самооценка тут же падает. И уж совсем она рушится, когда пытаешься пожаловаться на невежливое обращение хозяину. А он в ответ сплевывает, смотрит, как на идиота, щурится и цедит сквозь зубы: "Спасибо скажи, что сапогом в зад не засветили, неженка нашелся".
      Так что Гринер был далек от счастья. Хотя в день, о котором пойдет речь… но — все по порядку.
      С утра ему вроде бы даже повезло — какой-то гонец из столицы, не понаслышке знакомый с благородными правилами подачи пищи, заметив, как Гринер отводит левую руку в сторону, правой ловко выставляя поднос на стол, спросил, уж не работал ли юноша в замке. Гринер ответил утвердительно. Они немного поговорили о новостях, политике и столичной моде, но гонцу нельзя было задерживаться, он уехал, поблагодарив Гринера, и даже дал ему серебряный фернинг.
      Вполне естественно, что юноша тут же стал строить на него планы. Не на гонца, а на фернинг. И в который раз убедился, что судьба всегда забирает самое дорогое. В детстве у Гринера был щенок, и, стоило мальчику к нему привязаться, как щенка отобрали, потому что он понравился "маленькой леди", которую восхитила манера песика умильно склонять голову набок, заламывая при этом левое ухо. Гринер был уверен — девочка увезла щенка с собой, но через неделю или две он ей надоел и она избавилась от него.
      Вот и теперь, ситуация повторилась с поразительной точностью — гринеровский фернинг глянулся хозяину таверны. Барбюс отобрал монетку, и Гринер с тоской посмотрел ей вслед. Единственное, что отличало нынешний случай от того, давнего — хозяину фернинг явно не надоест.
      Дальше — хуже. На Гринера опрокинули стол с напитками, во время драки (уже с утра!), затем хозяин послал его за телячьей колбасой в деревню, и юноша умудрился не заметить, что ему дали пять кругов вместо шести. Барбюс разозлился и погонял Гринера метлой по залу, что вызвало одобрение со стороны завсегдатаев «Лосося». Потом Гринеру всучили тряпку и заставили вытирать столы. Словом, будущее рисовалось в мрачных красках.
      Но затем явилась эта троица.
      Они Гринеру понравились. Особенно женщина. Не то, чтобы его привлекали невысокие крепкие женщины с выдающимся бюстом и в мужском платье, он вообще пока не определился со своими вкусами относительно слабого пола. Просто эта женщина тут же, с порога, поставила Барбюса на место, что не могло не порадовать многострадального Гринера, потирающего третью за неделю шишку.
      — Хозяин! — крикнула она прямо с порога, пинком ноги распахнув дверь, — я слыхала, будто у вас тут подают прокисшее пиво и не прожаренное мясо престарелого рогатого скота. Настоятельно рекомендую начать меня переубеждать прямо сейчас.
      Гринер восхитился слогу и стилю, не прекращая совершать полотенцем развозительные круговые движения. Барбюс же, в кои то веки не огрызнулся в ответ, а согнул спину в поклоне и кинулся на кухню. Еще бы, по виду этой женщины сразу можно было определить, что ссориться с ней нельзя. Во-первых — богатая одежда. Во-вторых — меч за спиной. Ну и напоследок — золотой, который она с порога же, еще не начав говорить, кинула в сторону Барбюса (тот его, кстати, ловко поймал).
      "Наемница", — подумал Гринер.
      — И пускай кто-нибудь расседлает наших лошадей и отнесет вещи в комнаты! — крикнула она вдогонку хозяину.
      Гринер сделал вид, что он очень занят, и, судя по всему, за вещами отправился второй парнишка — Том. Гринеру не хотелось покидать зал, в котором становилось все интереснее.
      Следом за женщиной в таверну вошли двое хорошо одетых мужчин — один, с лицом породистой лошади и неопределенных очертаний мешком за плечами, и второй, неизвестно чему усмехающийся брюнет с бородкой клинышком. Оба без оружия, что было необычно, но — мало ли, какие у них были причины таскаться за этой странной женщиной.
      Она пошла прямиком к столу, около которого Гринер торчал вот уже без малого полчаса, и ткнула в него пальцем.
      — Вот, думаю, самый чистый. Парень, хватит гонять воду по столу, — обратилась она уже к юноше, — лучше несись стрелой на кухню, за пивом.
      — За вином, — лениво поправил ее клинобородый.
      — Ты ошалел, Дерек, — фыркнула наемница, — вино в этом захолустье? Эй, парень…
      Она посмотрела на Гринера взглядом настолько пронзительным, что у того в животе похолодело.
      — Есть у вас приличное вино?
      В этот момент, когда она смотрела прямо на него, Гринер не смог бы соврать, даже если бы очень захотел.
      — Нет, миледи.
      — А я что говорила. Ну, что стоишь, беги, юноша… Мы умираем от жажды.
      Гринер послушно поскакал на кухню, где застал картину, которая стала настоящей наградой за все его мытарства в этой таверне. Барбюс стоял перед холодильным чуланом в состоянии полного ступора, озадаченно разглядывая туши, висевшие на крюках, и, видимо, пытаясь определить их возраст на глазок.
      Гринер не стал отрывать хозяина от этого, без сомнения, требовавшего напряжения всех душевных сил, занятия; нацедил самого свежего пива в самые чистые кружки. Перекинул через плечо полотенце почище и ринулся обратно в зал. Там он, выставив кружки перед загадочными посетителями, с невинным видом стал протирать соседний с троицей стол, одновременно со жгучим любопытством прислушиваясь к их разговору.
      — Вот, а ты говорила, что это мы, мол, далеки от народа и его тягот… — пробасил мужчина с лошадиным лицом, пододвигая к себе пиво. Мешок свой он снял со спины, но не отпустил, держал на коленях.
      — Ты это к чему? — спросила женщина, принюхиваясь к пене.
      — А как ты хозяина с порога… срезала. Прямо само сострадание и лояльность.
      — Да ладно тебе, Талли… Ты себя со стороны видел? Посмотрев на нас, с уверенностью можно сказать, что мы не обычные путники. Если бы мы вели себя скромно и тихо, хозяин первый бы заподозрил что-то… Нужно соответствовать своему внешнему виду, дружище.
      — Тео хочет сказать, — пояснил клинобородый, которого женщина звала Дереком, — что мы выглядим как несколько эксцентричная троица, и вести себя должны соответственно.
      — И за кого же, по вашему, нас тут принимают? — хмыкнул Талли.
      — Ну, ее вот, думаю, за наемницу, — Дерек отсалютовал кружкой своей спутнице. — Меня за…
      — Моего содержанца, — предложила Тео.
      — Нет такого слова, — насупился мужчина с лошадиным лицом.
      — За таинственного высокородного… э-э-э… путника, коего охраняет эта наемница, — Дерек неодобрительно обвел взглядом своих приятелей. — А тебя, Талли, пока ты не достанешь свою подружку из мешка, можно принять за кого угодно, только не за барда.
      "О, бард! Неужели?" — подумал Гринер, внезапно переполняясь оптимизмом. Непонятно почему, но барды, сказители и музыканты всегда вызывали у него детский восторг. "А в мешке у него лютня, точно, как же я сразу не догадался!". Гринер даже забыл протирать стол от такой новости, но скоро спохватился и принялся за работу с утроенным усердием.
      — Это почему нельзя принять? — обиделся бард.
      — Потому, — в два голоса отрезали Тео с Дереком, а Тео добавила: — У тебя слишком похоронный вид.
      — Ну знаете, — начал было бард, потом фыркнул возмущенно. — Да я… Я не просто какой-то безызвестный стихоплетец, я Таллиесин, меня каждая собака… Спорю на десять золотых, что после этого вечера нас все запомнят?
      — Прирежешь их всех, что ли? — Дерек красноречиво провел пальцем у горла.
      — Фу, конечно, нет! Я буду петь!
      Гринер украдкой выдохнул. Таллиесин же преисполнился энтузиазма.
      — Тео, помнишь два года назад, в "Одноглазом кабане" мы устроили потрясающий разгул?
      — Ну, Талли, сейчас совсем другая ситуация…
      — Да, да, знаю, не хватает вина, гулящих девок и половины нашего бардовского цеха, и еще студентов алхимиков с петардами, поэтов с сонетами и для контраста пары мрачных астрологов. — Бард махнул рукой. — Того размаха, нам, конечно, не достичь, но хоть что-то мы сделать сможем?
      — Не думаю, что…
      Но бард и слушать не стал. Ощупал свой мешок, ловким движением распустил завязки… и извлек лютню.
      Тео быстро переглянулась с Дереком. Шепнула "надо заткнуть ему рот едой" и, не мешкая, повернулась к Гринеру.
      — Парень… эй, парень! Хватит елозить тряпкой по столу, ты его уже, по-моему, отполировал… Как тебя зовут?
      — Гри… Гринер, — ответил Гринер и, в общем-то, не сильно погрешил против истины.
      — Слушай, Гринер, а долго ждать жаркое?
      Тут, видимо, под впечатлением от этих замечательных, интересных и загадочных людей у Гринера проснулось чувство юмора:
      — Это зависит от того, нашел ли хозяин среди наших туш достаточно молодую, чтобы можно было подать вам на стол.
      Тео преувеличенно горестно шлепнула себя по лбу.
      — Да будет проклят мой длинный язык! Мальчик, а есть у вас что-либо удобоваримое, но при этом уже готовое?
      — Жареные цыплята! — с триумфом объявил Гринер.
      — Неси!
      Цыплята оказались хоть куда, а под пиво — совсем хороши, потом подоспело жаркое (хозяин вымученно улыбнулся в ответ на похвалу Тео), полилась музыка, потом в закромах Барбюса нашлось вино, приберегаемое как раз для таких случаев; в таверну потянулись привлеченные смехом и песнями местные. А когда узнали, что их скромную деревушку посетил сам Таллиесин, известный бард и песнопевец, обрадовались, как дети, и зазвали в «Лосося» остальную половину деревушки. Бард же, несмотря на совместные старания Тео и Дерека отвлечь его от очередного прославления себя, любимого, к концу вечера так распелся, что его приятели смирились и даже стали подпевать. Дух безудержного веселья проник в таверну "Дикий Лосось", да там и остался.
      Гринер без зазрения совести воспользовался занятостью хозяина, и, забросив дела, уселся в уголке, радуясь жизни. Пялился на столичную знаменитость, отхлебывал пиво из кружки и вообще вел себя так, будто существует только настоящее. Он понимал, что завтра получит грандиознейший нагоняй за безделье, но в этот вечер ему было все равно.
      В этот вечер он решил стать наемником. Или бардом. Или содержанцем — он не знал, что это такое, но очень хотелось. И еще в этот вечер он увидел самый потрясающий разгул за всю свою предыдущую жизнь.
      Тео проснулась с содроганием.
      Тело было будто чужое, во рту вяло реагировали друг на друга осадок от пива и осадок от вина, а между передних зубов, кажется, застрял кусочек жареной на вертеле тушки домашней птицы под названием цыпленок.
      Мрак.
      — Бросаю пить, даже за искусство, — просипела Тео и открыла глаза.
      Комната. Незнакомая, вроде в таверне. А что было вчера? Судя по ощущениям — разгул. Тео проверила голосовые связки, тихонько захрипев. Затем, понимая, что прислуги дозваться надо, заранее схватилась за голову, ожидая последующей боли, и заорала:
      — Эй!
      В голове тут же ухнуло — как и предполагалось.
      Гринер с самого раннего утра дежурил под дверью у наемницы, ожидая, пока она проснется и ей понадобится помощь. Его поразила как сама женщина, так и то, что она сумела организовать, имея в активе только одного барда, одного меланхолично-саркастического друга и себя. Услышав ее стон, он тут же распахнул дверь и с радостной, бодрящей, утренней улыбкой вплыл в комнату, всем своим видом выражая желание услужить.
      Тео уставилась на паренька, чье лицо казалось смутно знакомым.
      — Эй, как тебя там…
      — Гринер, миледи.
      — Да, Гринер… который час?
      — Полдень, миледи.
      — О Боги, какая рань. Что за черт. Ты вчера тут был?
      Гринер, стараясь выглядеть не слишком счастливым и гордым от осознания того факта, что присутствовал при вчерашнем разгуле, кивнул.
      — И… и что происходило?
      — Вам с подробностями?
      Тео подозрительно посмотрела на него. Такие вопросы зря не задают, — но кивнула головой, и тут же поморщилась.
      — Ну, сначала вы пили пиво. Потом я принес цыплят, потом жаркое. Потом ваш друг музыкант стал играть, вы втроем пели, а потом пили вино, потом опять пели. Тут пришли местные, узнать, в чем дело, и остались. Все стали петь вместе. И пить. И танцевать.
      Тео задумчиво пожевала губу, а затем переспросила:
      — Танцевать?
      — Танцевать.
      — На столах?
      — Да.
      Тео уставилась в стену.
      — Ничего не помню. А я… как бы это сказать… раскачивалась на люстре?
      — Да, миледи, и не вы одна.
      — Она… цела?
      Гринер замялся, размышляя, как бы покорректнее сообщить тяжелую новость.
      — Цела, но… больше не висит.
      — Не висит… Ущерб оплачивать, значит, эти негодяи предоставили мне…
      Гринер сглотнул, не решаясь прервать тягостную паузу. Переминался с ноги на ногу, и любопытным взглядом исподтишка осматривал женщину, которая лежала, обхватив голову руками, с таким видом, словно предпочла бы умереть. Затем она поморгала и спросила:
      — А мои друзья уже встали?
      — Да, миледи, и уже уехали.
      — Что?!
      Юноша удивился, как он еще пару секунд назад мог думать, что говорит с человеком, потерявшим всякое желание двигаться и вообще жить. Тео подпрыгнула на постели.
      — Что? Уехали? Когда? Куда?
      — Утром, миледи, на рассвете. Сказали вас не будить, "иначе Большой Потоп покажется детской сказочкой-страшилкой", — процитировал Гринер чернобородого.
      — Дерек, бешеная собака, голову оторву… — прошипела Тео и обратила яростный взгляд на юношу. — Гринер, верно? У вас найдется, чем умыться?
      — Конечно, миледи! Я мигом!
      Вообще-то у Барбюса не принято было обносить постояльцев принадлежностями для умывания, но Гринер заготовил заранее и кувшин с горячей водой, и тазик, и пару чистых полотенец. Он стрелой помчался по лестнице вниз, к подсобному помещению, где и оставил вышеперечисленные предметы; сграбастал все сразу и почти с той же скоростью понесся наверх, сияя, как начищенный сапог.
      Кстати, Тео в этот момент искала именно сапоги. Перво-наперво она проверила пространство под кроватью, и не ошиблась — один нашелся; она вышвырнула его на середину комнаты, бурча ругательства. Тут двери распахнулись и в комнату торжественно зашел Гринер, и она успела только сказать:
      — Осторожно, не споткнись о мой са-а-ап…
      … как парень рухнул вперед, опрокинув на пол и тазик, и кувшин.
      — Сапог.
      Тео села в кровати и сочувственно оглядела место происшествия. Юноша распростерся на полу, хватая ртом воздух, а злосчастный сапог лежал себе, как ни в чем не бывало, всем своим видом показывая, что он является лишь проводником высших сил, а сам тут ни при чем.
      — Ох… интересно… — прошептала Тео, и даже чуть привстала.
      "Ничего интересного", — досадливо подумал Гринер, валяясь в начинающей стремительно остывать луже и ощущая, как на лбу растет четвертая шишка.
      Тео вгляделась в лежащего на полу парня и покрутила пальцем в воздухе.
      — Или мои глаза меня обманывают, или вода вокруг тебя разлилась в виде знака Хех.
      — Да неужели, — пробурчал Гринер, усаживаясь. Одно из полотенец закрутилось у него вокруг шеи, и он раздраженно пытался сдернуть его. Надо же, так опростоволоситься, а он как раз хотел (после того, как поможет ей, естественно), попросить наемницу взять его с собой… Теперь точно ничего не выйдет, и ему придется и дальше работать у склочника Барбюса, ожидая, когда в таверне снова появятся искатели приключений, а значит — шанс уехать.
      — Точно… он самый, — медленно и очень вдумчиво сказала Тео, словно бы не замечая сарказма Гринера, — Знак Хех.
      — Что? — спросил Гринер.
      Она простонала:
      — Ну почему именно сейчас… и здесь… Нет! Не желаю, не хочу, не буду!
      — Да как хотите… — поспешно согласился Гринер и стал на заднице отползать к двери.
      — Стой! Не пугайся, это я не тебе… — Тео тяжело вздохнула. — Все нормально. В полном порядке. Принеси мне, пожалуйста, еще воды и полотенец, если тебя не затруднит.
      — Да, миледи…
      Гринер стал на четвереньки, потом поднялся, подобрал кувшин с тазиком, и вышел, потирая лоб. Вышел в полном недоумении.
      А Тео вскочила с кровати и босой ногой размазала лужу по полу, шепча:
      — Не до этого мне сейчас… Вот честное магическое, совсем не до этого…
      "Парню лет пятнадцать", — подумала она, — "староват для ученика". И принялась одеваться. Второй сапог нашелся под дорожным мешком, полуторник в ножнах — там же.
      Гринер принес еще воды. Тео умылась, отфыркиваясь, ласково потрепала Гринера по плечу:
      — Молодец. Спасибо.
      И попыталась сунуть ему золотой. Гринер с достоинством покачал головой.
      — Благодарю, миледи, но… не надо.
      Он все еще лелеял надежду на то, что она согласится взять его с собой. В жизни всякое случается, подумал он, — и чудеса в том числе. Поэтому, твердо посмотрев в глаза Тео, которая пожала плечами и спрятала монету в кошелек на поясе, потащился за ней в конюшню.
      — Коня-то моего они не забрали?
      — Нет, миледи, он там.
      Оставив плату для хозяина на кровати, Тео спустилась вниз. Гринер молился про себя Богу Удачи, чтобы по пути им не встретился Барбюс, и, видимо, Бог внял его просьбе. Вокруг было тихо, как утром в понедельник (хотя на дворе стояла определенно пятница). Когда они проходили по залу, Тео со страданием на лице поморщилась, завидев сиротливо лежащую посреди помещения люстру в шестьдесят свечей. Часть из них выскочила из креплений и разлетелась по залу.
      Они зашли в конюшню. Конь Тео, статный жеребец угольного окраса, завидев ее, радостно фыркнул.
      — С добрым утром, черная морда… что, Гримнир, скучал тут без меня… — заворковала Тео, поглаживая коня по шее. — А этих раздолбаев что же не задержал?
      Гринер кашлянул, привлекая к себе внимание.
      — Миледи, может, вам помочь его оседлать?
      Вроде она уже не выглядела похмельной, твердо держалась на ногах и больше не щурилась, фокусируя взгляд, но мало ли…
      — Да нет, спасибо тебе… можешь идти.
      Гринер замялся.
      — Я… я хотел вас попросить. Может вы… может… вы возьмете меня с собой?
      Тео посмотрела на него и как-то странно улыбнулась.
      — Такая жизнь не для тебя, парень. Честное слово. Взял бы ты лучше золотой…
      — Не нужно мне вашего золота, — насупился Гринер и зло глянул на наемницу. Ну что ей стоило? Он бы помогал ей… она научила бы его владеть мечом, ведь любому мастеру необходимы ученики… Гринер набрался храбрости и повторил свою просьбу: — Возьмите… в ученики. Я пригожусь.
      Тео скривилась.
      — Ты не понял? Я тебе отказала, куда уж яснее. Нет, парень, нет и нет, и вообще, что тебе не нравится в…
      Тут конь Тео всхрапнул, дернулся и приподнял хвост. Гринер и Тео отвлеклись от разговора, а жеребец, словно удостоверившись, что внимание людей приковано к нему, потанцевал на четырех копытах и неожиданно навалил кучу навоза.
      — … в том, чтобы работать тут, глядишь и… — продолжила было Тео, но, уставившись на злополучную кучу, запнулась.
      Гринер проследил за ее взглядом. Навоз как навоз. Свежий. Только "из-под коня", ха-ха. Зачем же смотреть на него с такой мукой на лице?
      — Ну вот… — упавшим голосом сказала Тео. По ее виду можно было подумать, что мир рушится вокруг, и единственный шанс спасти его — это съесть все то, что преподнес ее вороной жеребец. — Ну вот… Навоз упал в виде знака Хех. Черт побери.
      Тут уж у Гринера не выдержали нервы.
      — Да что такое этот ваш знак? Что вы все время повторяете «хех», "хех"?!
      Тео отвлеклась от созерцания кучи и посмотрела на Гринера. Смотрела она долго, будто что-то выискивая в нем; выражения же ее лица сменялись одно за другим. Раздражение, злость, упорство, нежелание, сомнение, подозрение, и, под конец (как надеялся Гринер, к счастью), смирение и даже некоторый юмористический вызов.
      — Ла-а-адно, — протянула она. — Я беру тебя с собой…
      Юноша уже открыл рот, чтобы издать радостный вопль, но она резко вскинула ладонь.
      — Погоди. Есть условия. Ты поедешь со мной, если обязуешься стать моим учеником.
      — Так я именно это и пред…
      — Ты, видимо, не совсем понимаешь полное значение этого слова, — ухмыльнулась Тео, да так хищно, что он чуть-чуть засомневался в своем выборе. — Став моим учеником, ты должен будешь всюду меня сопровождать по моему первому требованию. Делать все, что я скажу, и по возможности — думать так, как я скажу.
      Говорила она медленно, так, будто бы старалась, чтобы ее слова дошли до сознания Гринера. И, объясняя условия, она седлала коня, укрепляла мешок, и движения ее тоже были медленные. Размеренные…
      — Любое мое слово — приказ, который, тем не менее, должен восприниматься не как тягостная обязанность, а как радостная возможность сделать что-то по настоящему стоящее. Ты сможешь уйти, только когда я отпущу тебя. В обмен я научу тебя всему, чему сочту нужным, предоставлю пищу, одежду и крышу над головой.
      Гринер выслушал все это, и на душе у него стало уже не так радужно… все-таки он готовился принять важное решение, которое, возможно, переменит всю его жизнь… Он уж было захотел попросить отсрочку — подумать, взвесить, поразмыслить, как Тео, коротко хохотнув, закончила свою речь:
      — Ну как, согласен?
      И, не дав ему вставить ни слова, бросила:
      — Хотя, впрочем, можешь не отвечать, ученик . Твое мнение никакой роли не играет.
      — Это почему?! - возмутился Гринер.
      Тео взлетела в седло и протянула ему руку, приглашая сесть сзади.
      — Потому что так выпало, ученик. В форме знака Хех. Поехали.
      Когда позже Гринер вспоминал этот судьбоносный день, он так и не мог решить, правильно ли он тогда поступил. И не лучше ли было остаться простым мальчиком на побегушках у Барбюса, вместо того, чтобы становиться учеником мага.
      К двум часам пополудни они выехали на тракт, связывающий Вильфор и Будер. Местность не слишком отличалась от знакомой Гринеру, но обладала некой новизной и загадочностью — ведь он совсем недавно изменил свою судьбу, и все эти перелески и ручьи смотрелись как-то по другому. Все для него было новым и в то же время узнаваемым; так солдат, овеянный славой, возвращается в родные места, окидывая их взглядом любящим, но, честно признаться, несколько высокомерным. Примерно этой же дорогой Гринер пару месяцев назад уходил из замка, где служил благородным лордам и леди, и если бы их путь лежал чуть севернее, они могли бы увидеть с холма замок Доргар. Если уж совсем откровенно, Гринер даже хотел бы туда заехать, в новом качестве, как ученик знаменитой (а как же иначе?) воительницы. Посмотреть искоса на конюших мальчишек, величественно им кивнуть, и поинтересоваться, что нового… Если бы еще Тео дала ему на время свой меч…
      Так за мечтами (Тео молчала, и юноша решил не искушать судьбу вопросами об их дальнейших действиях) Гринер не заметил, как прошел еще час; свернув на юг, они каким-то чудом нагнали двух всадников перед поворотом к Эбенессу. "Либо нам сказочно повезло, либо Тео знала, какой дорогой те поедут", — подумал юноша.
      Конь, утомленный скачкой, да еще и с двумя всадниками на спине, устало выгнул шею, остановившись. Тео окликнула своих сбежавших спутников, те развернули лошадей. Гринер подумал, что без скандала не обойдется, и не ошибся.
      — Какого беса вы уехали без меня?!
      Дерек только усмехнулся. Если бы на Гринера уставилась разъяренная женщина, он бы испугался. Впрочем, его самолюбие не сильно пострадало — как он заметил, бард напряженно улыбался. Даже попытался примирить стороны:
      — Тео, я говорил ему, что…
      — К тебе претензий нет, Талли, я знаю, что ты бесхребетный слабовольный человек искусства, которого любой склонит ко всяким пакостям. А вот он…
      — Что, надо было ждать, пока ты "откроешь сомкнуты ночью взоры"? — ядовито поинтересовался Дерек.
      — Блэкуорд, "Ода к возлюбленной", — мгновенно определил цитату бард.
      — Тогда почему меня не разбудили? — взревела Тео.
      — Я что, похож на самоубийцу? — Дерек в ответ тоже повысил голос. — Да к тебе после такой гулянки и подойти страшно, начинаешь с бодуна швыряться огнем почище дракона!
      — Кто — Я?!
      — А кто же? Блэкуорд? — ядовито поинтересовался Дерек.
      — Попрошу не трепать в ваших склоках имя великого поэта, — с недовольной миной опять встрял в разговор бард.
      — Да иди ты со своим поэтом! — в унисон отозвались Тео с Дереком.
      Бард надулся.
      — Погодите… — Гринер сполз с коня, проклиная жесткое седло и свою неприспособленную для долгих верховых поездок нижнюю часть. — Я не совсем понял, "швыряться огнем" — это вы про что?
      Дерек перевел взгляд на Гринера, словно бы только что его увидев; скорчил недовольную мину.
      — А этот что тут делает?
      — Мой ученик, — отрезала Тео.
      Усмешка, появившаяся на лице Дерека, была столь плотоядной, что Гринер всерьез обеспокоился.
      — Простите, но вот про огонь…
      Юноша и предположить не мог, что столь невинное заявление вызовет такое количество пожеланий, от "пойти всем лесом" до "успокоиться, и мирно решить все проблемы за обедом". В этом своеобразном состязании победил бард, — его предложение было рациональнее. Они отъехали к обочине, привязали коней и Тео развернула платок с захваченными в дорогу припасами из гостиницы. Гринер сам собирал этот узелок, и на душе у него потеплело, когда его новые странные знакомые довольно замычали, увидев хлеб, сыр и ветчину. Поев, Тео с Дереком начали вводить Гринера в курс дела. Бард нервно обнимал лютню.
      — Ученик мага? Я думал, она воительница… А маги разве не исчезли с лица земли?
      — Талли, спой ему про "Исход магов", — предложила Тео, но, увидев, что бард ожил лицом и стал дергать завязки на чехле с лютней, замахала руками, — это шутка, шутка… — и, обернувшись к Гринеру, пояснила. — Не совсем исчезли, мой юный неслух. Ушли… А если совсем точно — не уходили никуда, разве что в подполье. Живут и здравствуют по сей день, и двух представителей этой славной профессии ты видишь перед собой.
      Гринер задумчиво застыл, прекратив жевать.
      — А ушли потому, что в тот момент иначе нельзя было. Если ты вспомнишь историю, в то время — двести лет назад, — люди начали охоту на магов, спровоцированную баронами, которым не нравилась та поддержка, что маги оказывали тогдашнему королю…
      Дерек слегка толкнул локтем подругу.
      — Тей, не говори с ним сложноподчиненными предложениями, видишь — он впадает в ступор.
      — Как скажешь, Дерек, но, по-моему, он гораздо умнее, чем прикидывается… Словом, всюду пылали костры, причем настоящих-то магов на них не было, сжигали в основном средненьких по силе ведьм, колдунов… Кого могли поймать. Оценив обстановку, маги решили уйти с политической и общественной арены, громко хлопнув дверью, так, чтобы преследования ни в чем не повинных людей прекратились… Ну и хлопнули.
      — "Долгой ночью" они хлопнули, — проворчал бард. — Устроили напоследок огненное явление в небе, потом темень на сутки…
      — Количество и качество эффектных явлений обеспечивает достоверность, Талли.
      — Тут я согласен.
      Гринер нахмурился подозрительно, и оглядел всю троицу. Обед был благополучно съеден, и маги уже минут пять как наслаждались хорошим, судя по запаху, табаком.
      — А как же маг Меррилен?
      Тео с Дереком переглянулись.
      — Он — исключение, — ответила магичка. — Подтверждающее правило. На сегодняшний день он — единственный известный людям маг, и по своему это даже хорошо. Да и является он редко, только когда очень надо…
      — Вы с ним встречались? — продолжил расспрашивать Гринер, ощущая азарт. Подумать только, они, возможно, видели мага, возведшего короля на престол! Ну да, они, конечно, и сами — маги, но еще неизвестно, какие. Может, совсем маленькие маги.
      — Видела его пару раз, но не общалась, — скривилась Тео, и Дерек тоже, настолько похоже на нее, что Гринер поразился: чем таким мог насолить солидный маг этим двоим?
      — А что вы делали в "Лососе"?
      Дерек кивнул на барда.
      — Мы… э-э-э… позавчера загуляли с нашим поэтическим другом, а ему к сегодняшнему вечеру надо быть в столице, на Состязании Бардов. Поскольку это мы являлись причиной того, что он не смог вовремя выехать, мы взялись помочь и доставить его в срок.
      — Без запасных лошадей вам туда так быстро не добраться, — авторитетно заключил Гринер, не один месяц отработавший в конюшне. Да и не имей он представления о силе и выносливости определенных пород, все равно при взгляде на коней становилось ясно: они устали и долгой скачки не вынесут. — Да и с ними — не уверен.