Темень. Духота.
      Поворот ключа в замке.
      Тень на двери вызвала не страх, но лишь удивление.
      Наверное, лучше было бы остаться с ней, в отеле. Не все ли равно? Боль последних дней, тупая, саднящая и абсолютно безысходная, сломала волю, накрыла мозг саваном безразличия.
      Он не был рожден для мести. Довериться другим, открыться и рассчитывать, что зло, которое безжалостно исковеркало его судьбу, погубило его семью, в итоге окажется наказанным – все, на что он оказался способен после страшной вести.
      Она… Она – другое дело. Она смогла…
      – Нехорошо… г-х-хх… Нехорошо, Джереми… держать гостей на пороге… воздух на улице… г-х-х-г-х-х… гнилой… – хриплый, с одышкой, голос заставил вернуться к действительности.
      Тень на двери принадлежала гротескной, нереальной фигуре, человеку – человеку? – в шляпе с неправдоподобно широкими плоскими полями, с которых каскадами спадали слои плотной полупрозрачной ткани, напоминающей противомоскитную сетку; под ней едва проглядывались очертания просторного балахона. Края сетки внизу свивались в складки, волочась по земле за владельцем странного наряда. Человек походил на нелепый, но тщательно выполненный шарж, порождение карандашного бреда Эсхера.
      – Вот ты какой… – Джереми распахнул дверь. – Что ж… Заходи… – Он повел головой в сторону телохранителей: – Боишься? Менябоишься?
      В глухом голосе из-под сетки явственно послышался металл:
      – Ты плохо меня знаешь… у меня нет причин бояться тебя, да и вообще кого-либо бояться…
      Долгий, мучительный кашель прервал тираду незваного гостя. Казалось, что легкие человека-шаржа рвутся в куски…
      Гость раздвинул сетку на шляпе. Свет неяркой лампы на кухонном столе выхватил из полутьмы его лицо, мучнисто-серое, покрытое пятнами и влажными от гноя струпьями.
      Трое телохранителей быстро замотали лица толстыми шарфами.
      Голос гостя был все таким же хриплым:
      – Я пришел за тем, что принадлежит мне. Ты знаешь, о чем я…
      Джереми невыразительно повел плечами.
      – Ты опоздал…
      – Тогда приготовься… вспомни самое тяжелое, что только тебе довелось испытать в жизни… Г-х-х… Ках-х-х… Я обещаю тебе муку в сотню, тысячу раз страшнее! – Гнев душил гостя; клокотание в легких усиливалось с каждой секундой. Кашляя, он разбрызгивал фонтаны слюны… Охранники отпрянули назад, но хозяин дома не отступил и шага, лишь презрительно сощурив глаза.
      Приступ кашля у странного посетителя продолжался несколько минут. Затем он перестал кашлять, утер рот рукой в нитяной перчатке и улыбнулся. Его улыбка была страшной, однако на Джереми она произвела неожиданное впечатление. Его отрешенность внезапно развеялась – агрессивность пришла на смену инертности:
      – Ты и так отнял главное, суть моей жизни… Мне нечем дорожить, я хуже последнего парии, и твои угрозы… Ты считаешь, что пары вооруженных дебилов достаточно для того, чтобы, прийдя в мой дом, выпотрошить из меня секрет… Да я их сам, голыми руками…
      Он затрясся в приступе истерического смеха.
      Метаморфоза в поведении Джереми была разительной. Несколькими минутами ранее вялый и пассивный, он был теперь сильно возбужден. Глаза сузились от злости, кулаки сжались, непроизвольные движения рук выдавали предельно нервозное состояние. Угрозы и проклятия перемежались попытками наброситься на человека в балахоне – охранники с трудом удерживали нападавшего, и в конце концов повалили его на пол.
      Гость молча наблюдал за происходящим. Странно, но он, похоже, ожидал подобную реакцию. Спустя еще немного времени Джереми, глупо хихикая и сдирая с себя одежду, стал нести полную ересь.
      Человек-шарж наклонился к нему:
      – Слушай меня, слушай внимательно… Где ты прячешь это? – Он ударил Джереми ногой, затем еще раз. Не обращая внимания на боль, тот продолжал хохотать:
      – Н-н-ннееэт… ты сначала скажи, что я получу в обме-е-н… Честно? Честно? Я еще ни разу… Девки-девочки-девчоночки, я вас всех…
      Гость выпрямился. Некоторое время он, похоже, колебался. Затем вуаль на шляпе скрыла отвратительное лицо.
      Медленное, ленивое движение… Сталь блеснула в свете лампы. Темная кровь обильно хлынула из перерезанного горла безумца.
      Брезгливо поддергивая вуаль-сетку, человек в балахоне обошел труп на полу и раздраженно приказал охранникам:
      – Ману, Васкес – второй этаж, Луис – здесь, со мной. Обшарить каждый угол, каждый ящик, коробку… Я думаю, он блефовал. Я не мог опоздать!
      Лишь только телохранители с готовностью бросились выполнять приказ, за окном раздался шум мотора. Скрипнули тормоза. Дренькнул старый звонок у двери.
      – Эй, Джей Эс, ты дома? Джереми, ты в порядке?
      Голос с сильным южным акцентом заставил бандитов затаиться. Жест человека в балахоне отправил одного из телохранителей ко входу. Вытащив пистолет, тот осторожно взвел курок. Звук удаляющихся шагов быстро стих…
      – Расплескивает помои, тварь… – буркнул другой охранник, наблюдая из окна за мексиканцем, который сел в машину, запаркованную в десятке метров от дома, и теперь, ежесекундно озираясь, возбужденно говорил с кем-то по сотофону.
      Убийца прохрипел сквозь очередной приступ кашля:
      – Уходим… Воронье слетится быстро.
      Четыре тени мелькнули на заднем дворе тихого дома в пригороде и растаяли в ночной тьме.
      Худощавый парень с длинными темными волосами, припав к дыре в заборе, замер в ужасе.
      – Тролль… Проклятый тролль… Ты все же ожил…

      Сато оттолкнулся носком туфли от камня. Качели слегка скрипнули и послушно сдвинулись назад. Его собеседница осуждающе взглянула на детектива, поджав губы. Майкл виновато притормозил качели.
      Убитого звали Джереми Слоан.
      Ему было двадцать семь, и, по словам соседки, разговорчивой старушенции, обладательницы диабета и пяти кошек, он жил скромной жизнью несостоявшегося молодого гения.
      – Почему – гения? – спросил ее Сато, опустив «молодого» и «несостоявшегося». Старушка сидела рядом с ним на качелях под навесом на заднем дворе. Параллельно с допросом божьего одуванчика Майкл неприязненно наблюдал сквозь раскрытое окно, как феды (сноска – агенты федеральных спецслужб, в данном случае – ФБР) бесцеремонно рылись в доме погибшего. Агенты не обращали внимания на жару и добросовестно парились в традиционных темных костюмах и темных же галстуках.
      Воронье проклятое…
      Он знал процедуру до мелочей.
      Щедро сыпался на мебель и стекло порошок для снятия отпечатков пальцев, шерстились бумаги, тщательно осматривались рамки с фотографиями – снимки улыбающейся пары (родители?) на фоне горы в джунглях, губастого очкарика (Слоан?) в школярской шапочке по случаю выпуска, он же с одуревшим от радости псом в охапку… Переворачивалась постель, обшаривались карманы в джинсах и куртках, проверялись многочисленные кухонные шкафчики и ящики, обиженно гудел холодильник с распахнутой настежь дверцей…
      Технари из двести первого полицейского участка, сослуживцы Сато, сгрудились у входной двери, озлобленно поглядывая на агентов. Двое мужиков стащили марлевки с лиц и вызывающе-открыто дымили сигаретами. Их работу прервали, беспардонно выставив за «рамку», но Сато четко знал – феды обломятся делать все своими руками… скоро они образумятся и запрягут технарей по полной, плюс наверняка начнут погонять, каркая под руку.
 
      …С момента, когда Сато вернулся из мира ночных кошмаров в реальность утра пятницы, его не покидало ощущение того, что сегодняшний день будет особенным. Ощущение подтвердилось пугающе рано, когда Алис, ночной диспетчер Главной, сдала Майклу вызов на «жесть», как у них называли убийства, где-то около семи тридцати.
      Как и всегда в подобных случаях, его опасения оправдались с лихвой.
      Дерьмо он почуял сразу же, как только свернул на Джабберт Стрит и увидел скопление одинаковых синих и черных авто у дома с нелепо-толстыми колоннами на крыльце. Почему феды до сих пор обожают автомобили «Форд Краун Виктория»? Сато пристыженно запарковал свою «Карреру» в полустах метрах от первой желтой ленты, ограждающей место происшествия.
      Поскольку феды уже взялись за дом, ему там делать было нечего. Сато неспеша достал из кармана пакетик жвачки, внимательно осматривая толпу ранних зевак. Несколько раз оценивающе пробежав глазами по скоплению народа, он присмотрел для себя бабульку, которая обстоятельно рассказывала что-то репортеру. Поскольку отчет все равно придется писать – дернула же его нелегкая принять этот вызов! – Майкл утвердился в своем решении начать с нее. Они переместились во внутренний двор, где старушка готовно уселась на качели, похлопав ладошкой по сиденью рядом…
 
      – …Почему – гения? – переспросил Сато. – И почему – непризнанного?
      – Он любил лингвистику. Изучал – и знал досконально – историю прогресса языков Юго-Восточной Азии. Свободно разговаривал на бирманском.
      Детектив с интересом посмотрел на одуванчика.
      Пауза. Собеседница явно не хотела развивать тему, терпеливо моргая из-под кустистых бровей, шлепая по земле отекшими ногами в домашних тапках. Тапки были фасонистые, с мордой и ушами Багса Банни.
      Утро заканчивалось. Дневная сковородная теплынь суетливо просачивалась струйками пота за воротник рубашки Сато. Он расстегнул верхнюю пуговицу, подумал и расстегнул еще одну, следующую. Одуванчик с интересом наблюдала за действиями детектива. Майкл нахмурился и опустил глаза долу. Десятка два муравьев деловито разбирали на части каркас дохлого жука рядом с хлопающими тапками одуванчика.
      – Он не пошел в колледж? – не глядя на нее, спросил Сато, решив подбросить одуванчику наживку.
      Тапки застучали по земле быстрее.
      – Не так… Вообще-то ему гарантировали стипендию в колледже Кей Си Бриггса, если он захочет туда пойти, но он…
      Ее прервал лающий голос старшего из федов, спец-агента Келли, усиленный мегафоном: «Всем детективам, патрульным и спецам ИМП немедленно собраться у входа!»
      Сато вздохнул. Он знал Келли. Игнорировать его бессмысленно, себе же дороже. Подняв одуванчика под локоть, детектив извинился и неспеша пошел вокруг дома к входной двери. Проходя вдоль забора, отделяющего двор Слоана от соседа слева, с противоположной от одуванчика стороны, Майкл резко остановился и вплотную приблизил лицо к дыре в заборе:
      – Ты кто?
      Глаза, которые он заприметил еще во время разговора с обладательницей ушастых тапочек, отпрянули от дыры, но не пропали.
      – П… Питер… Я – Питер. А ты – коп, да?
      – Подойди поближе, Питер, я с тобой поговорить хочу. Пара слов, не больше. Ты только руки мне свои покажи, ладно? – попросил Сато, нащупывая «Глок» в кармане брюк.
      Шорох за забором. Руки – узкие ладони, длинные пальцы, бледные, тонкие запястья – показались в проеме. Руки подростка.
      – Ты живешь здесь, Питер? Или в гости пришел? Не бойся, все в порядке… – успокаивающе сказал Сато.
      – Ага… Я живу здесь. Тиффани… это моя мать… еще не вернулась с ночной смены. Я не спал, я ее всегда жду с работы. Я тоже работаю! – Голос окреп гордостью, потом стух. – Меня иногда увозят… Я не хочу, а они говорят – так надо. Пичкают меня всякой гадостью там, в клинике. Но я всегда возвращаюсь к Тиффани, она не может без меня.
      Майкл понимающе кивнул.
      – Ты не любишь лечиться, а, Питер? Слышь, а работать, наверное, интереснее, чем сидеть дома, да еще без Тиффани? А где ты работаешь – в пиццерии? В супермаркете? Ты умеешь ездить на велике? – Он говорил, стараясь успокоить обладателя пугливых глаз, который мог видеть убийцу… Или убийц.
      – Скажи, Питер, ты часто подглядываешь за Джереми?
      Шорох. Шаги. Тишина.

      Сато сидел в кабинете лейтенанта Барлоу и терпеливо ждал, когда начальник скажет хоть слово. Похоже, ждать Майклу придется долго… Как и ожидалось, феды отцепили их от расследования. В отделении царила непривычная тишина, и густой запах канцелярщины и табачного отстоя вперемежку с дешевыми духами проституток, которых отлавливали пачками к концу каждого дня, неподвижными пластами висел в огромной комнате. Отсутствие народа объяснялось просто – ланч.
      Барлоу, с белыми от злости глазами, сполз в полулежачее положение на стуле, стуча в стену литым резиновым мячом. Стук – поймал – стук – поймал – стук – поймал… Майкл вспомнил тапочки одуванчика, их нервную дробь о землю. Положительно, в этом городе психоаналитики не останутся без работы. Барлоу, по рекомендации своего шринка, успокаивается швырянием мяча. Карвер, напарник Сато, поёт под холодным душем после смены, да так, что все отделение покатывается со смеху… Бабушка-одуванчик, тоже наверняка по совету своего психоаналитика, тарабанит подошвами по полу.
      Чего бы такого себе придумать? Начать собирать застежки от бюстгальтеров?
      Сато прекрасно знал, что тыкать палкой в осиное гнездо – не самое безвредное занятие, и тем не менее…
      – Сэр, как федам стало известно об убийстве Слоана?
      Стук прекратился. Правый глаз Барлоу начал подергиваться. Помимо упражнения с мячом, это было еще одним признаком того, что он сильно нервничает. След контузии, полученной при задержании «Домино»-Гутьерреса два года назад. Тогда же он стал лейтенантом, а Карверу, нынешнему напарнику Сато, дали детектива второй степени. Сейчас Карвер маялся от безделья в госпитале, временами докучая Майклу назойливыми телефонными пересудами участковых сплетен. Три недели тому Карвер сломал ногу, когда сиганул с крыши гаража на удирающий пикап с контрабандными канадскими лекарствами. Пикап ушел. Лекарства, наверное, уже осели во Флориде, у пенсионеров.
      – Сато, ты как ребенок, честное слово. Неужели все надо разжевывать?! Кто-то стукнул. И, как можешь предполагать, уже не в первый раз…
      Понятно, решил Майкл. Липа. Старый чемодан скрытничает.
      Лейтенант вздохнул – непритворно, по мнению Сато.
      – Мое отношение к федам ты знаешь… Потом, пока нет официального распоряжения окружного прокурора, их надувание щек и размахивание удостоверениями – цирк, не больше. Окружной сейчас на отдыхе. Заместитель окружного занят по горло, готовится стать дедушкой. Думаю, два-три дня у нас есть. Только помни: вляпаешься – выкарабкивайся как можешь, я об этом понятия не имею!
      Майкл хмыкнул. Дерьмо дело, понятно и еноту.
      Барлоу перешел к окну и уселся на подоконник.
      Наступила длинная пауза.
      В попытке сгладить неловкость оба уставились на пейзаж за окном. Деревья на бульваре обреченно вывесили белые флаги перед пеклом, скрутив листья трубочками. Цепочка гор на горизонте едва просматривалась в колышащемся мареве.
      Начальник вынул из кармана носовой платок и шумно высморкался. Сато расценил это как сигнал к атаке и приступил к анализу дела, с которого их поперли феды.
      Джереми Слоана убили в ночь на 12 июля, почти под утро.
      Его напарник, Хезус Арконто – они работали в крендельной на углу Сансет и Панчо Вилья – опоздал буквально на полчаса… а может, он в сорочке родился. Обычно Арконто подвозил Слоана в крендельную, если у них была «собачья» смена, с четырех утра. Подойдя к дому, он увидел двигающиеся тени на занавесках. Напарнику показалось странным то, что в доме у Слоана ночью есть кто-то чужой… парень жил очень замкнуто. Слоан не открыл дверь на звонок, и вообще не отозвался. Когда Арконто почувствовал неладное, он решил сделать ноги и уже из машины позвонил в полицию. Объяснить толком происшедшее диспетчеру он не смог, поэтому первый наряд прибыл на место после рассвета.
      Майкл сделал паузу, потом продолжил:
      – Слоану взрезали шею, от уха до уха…
      Лейтенант с досадой сдвинул брови.
      – Да знаю я… Феды решили добренькими зарисоваться, оставили его нам. Поговори с и-эм-пешниками (сноска – группа Исследования Места Преступления, специальное техническое подразделение полиции, проводящее дактилоскопию, фотографирование, сбор, каталогирование и анализ улик, патологоанатомические исследования и пр.), они, наверное, уже закончили вскрытие… Дальше!
      Сато продолжил:
      – Арконто, напарник Слоана – выходец из Гондураса, живет в пригороде с семьей, шестеро пацанят, предыдушекнет. Мотива нет. Зато есть алиби на время убийства. Стало быть, отпадает.
      Барлоу вновь перебил его:
      – Что известно о соседе? Тот парень, с приветом?
      Майкл кивнул головой.
      – Питер Коллинз, живет вместе с матерью, Тиффани Коллинз. Хронический шизофреник, но неопасен, пока на таблетках. Во всяком случае, так утверждают врачи… Алиби нет. Но интересно вот что. Помимо Арконто, Питер Коллинз был, пожалуй, единственным, с кем Слоан поддерживал более или менее постоянные отношения. Слоан сумел чем-то увлечь парня, тот, похоже, в нем души не чаял.
      – Что по родственникам?
      – Отец и мать работали в Юго-Восточной Азии. Врачи. Есть такая международная организация, « Доктора без границ». Не так давно они попали в переплет в Бирме… местные тронги взяли их в оборот, пытались шантажировать ДБГ… но организация принципиально не выкупает своих докторов: правила есть правила. Тронги правил не знали… И отец, и мать погибли… Дальше. Братьев или сестер нет. Есть дядя, брат отца, живет где-то в Нью-Джерси, но Слоан не поддерживает с ним контакт, и давно. После того, как погибли его родители, дядя вроде бы предложил парню перебраться в Нью-Джерси, но Слоан отказался: он заканчивал школу и не хотел переезжать. По родственникам все.
      Барлоу оттянул воротник, ослабив галстук, и со вздохом плюхнулся на стул.
      – А соседка?
      – Пенни Крочек, пенсионерка, 77 лет, одинокая, чудаковатая. Развитый диабет. В свое время прославилась на всю страну, когда связала самое большое одеяло-кроссворд из тряпичных узелков. Даже в книгу Гиннесса попала. К убитому относилась хорошо, как утверждают на улице. Подкармливала парня… Я с ней немного поговорил утром, до того, как Келли нас выставил, – Сато скосил глаза на сигаретную пачку, краешек которой выглядывал из-под кучи бумаг на столе. Барлоу тоннами трескал «Никоретт», антисигаретную жвачку, носил анти-пластыри, питался по каким-то подозрительным схемам… Ничего не помогало, курить не бросалось. – Она обронила малопонятную фразу в отношении того, что Слоан был непризнанным гением, что у него что-то там не сложилось – вроде бы – с колледжем… Кей Си… Кто-то там…
      – Кей Си Бриггс, – Барлоу отвел взгляд. Сато вздохнул. Второй раз Барлоу проговорился. Он явно знает больше, чем говорит, но не колется до конца. Это воняет, и прилично. Феды прижали?
      Тема не развивалась. Вновь возникшая пауза затянулась до неловкости. Где-то вдалеке завыла неотложка, и заунывный звук сирены сделал молчание еще более напряженным. У Сато не было желания продолжать разговор; его злило непонятное упрямство Барлоу, его нежелание поделиться информацией о степени вовлеченности ФБР в дело Слоана.
      В конце концов Барлоу заговорил:
      – Значит, так… Первое: получить детальный отчет из группы ИМП – результаты вскрытия, причина смерти, анализы и прочее. Боннер поможет, если что.
      Сато задержал дыхание. Криста Боннер, Криста…
      Он отогнал чугунные мысли.
      – Второе: нужно будет получше пошарить в доме. Обрати внимание на почту, документы, счета, компьютерные файлы, электронную переписку… Не мне тебя учить. Феды наверняка перерыли все, что могли, но ты же знаешь, они работают без воображения…
      Сато хмыкнул, вспомнив утренний обыск в доме Слоана.
      – И аккуратнее там! – Барлоу назидательно повысил голос. – Помни, ты – на коротком поводке. Пока все… Встречаемся здесь в пять вечера.
      Сато с готовностью кивнул, но не отклеил задницу от дивана.
      – Какого дьявола? – грозно спросил Барлоу. – Сказал – все! Выкатывайся!
      – Как? – Сато не сдвинулся ни на дюйм.
      – Что – как? – Барлоу знал, что имел в виду Сато, но упрямо оттягивал неизбежное.
      – Как онипронюхали об убийстве раньше нас?
      Барлоу отвернулся к окну. Голос его звучал глухо:
      – Слоан был контрактным лингвистом ФБР, работал по Бирме. Я бы на их месте тоже в первую очередь отработал версию, не была ли его работа на Бюро причиной гибели…

      По пути на Джабберт Стрит Майкл соображал, почему его чутье так обострено в случаях, когда он влипает в дерьмо. Взять, к примеру, его историю с Кристой. Классная девка, все на месте – глазищи, грудь, ноги, губы… ах, какие губы… Но ее «ай-кью» выше, чем у любого мужика в ее выпускной группе Академии. Отсюда и неистребимое стремление показать всему миру, что ее главная ценность не в экстерьере, а в мозгах. Такие помирают синими чулками, и даже в преклонном возрасте обладают поразительной способностью вызывать на «Тривиал Персьют» любого беззубого старикана, пускающего слюни по поводу ее увядшей груди.
      Сато пытался бить под нее клинья… ну и толку? Все отделение увлеклось этим поначалу… однако Сато был первым, кому она решительно прочистила мозги по поводу ее предназначения в этом мире.
      Он едва не проскочил дом Слоана, который ничем не выделялся в унылой череде типовых построек конца 40-х, взявших в засилье тихую улицу на окраине. «Элюна» с поржавевшей крышей сиротливо застыла под навесом. Замок входной двери дома был заклеен наискось федовской лентой. Оглянувшись по сторонам, Сато вынул изо рта жвачку, аккуратно прижал ее к концу ленты, прикрывавшей замок, и несильно потянул на себя. С легким треском лента отклеилась от металла. Проверенный трюк.
      Замок тихо сдался под нажимом пары отмычек, и Сато обдало запахом мертвечины. Переборов тошноту (не могли, сволочи, хоть одну форточку оставить открытой!), он шагнул внутрь.
      В подобные моменты его всегда охватывало странное чувство. Нет, не страх перед покойниками, но ощущениевещей, предметов, безмолвно и безропотно ждавших прихода своих владельцев… которые уже больше никогда не вернутся.
      Звон тишины.
      Прихожая с допотопной вешалкой. Старые кеды «Конверс» открыли пасти, обрамленные шнурками-усами, откинув языки.
      Никогда больше…
      Майкл поежился.
      Кухня направо. Подвесные шкафчики с облупившейся краской, стол с пивной крышкой под одной из ножек, кофеварка со стертым названием, засохшие остатки еды в тарелке.
      Арконто нашел Слоана на кухне, в луже крови. Сато суеверно отпрянул от контура тела на полу.
      Скрип, скрип, тишина, скрип… Лестница на второй этаж.
      Ванная с подслеповатым оконцем, залепленным прозрачной клеенкой. Пожилой унитаз псевдо-детского размера. Умывальник с кранами для холодной и горячей воды, по-английски разнесенными по углам.
      Кабинет. Здесь, судя по всему, сохранились вещи, оставшиеся от погибших родителей Слоана. Никогда больше…
      Он поспешно отступил назад в коридор.
      Спальни. Одна чуть больше, с широкой кроватью – родительская. Сато загляул в меньшую спальню.
      Постель с наброшенным покрывалом. Значит, он не спал ночь накануне…? Сколько времени убийца провел в доме до того, как… Когда пришел? Знал ли его Слоан? Окна были целы, следов взлома на обеих дверях – входной и той, что вела на задний двор, – не нашли. Если впустил – значит, знал.
      Стол с компьютером. Комп древний, «Ишии», но мощный. Неясно, почему феды не забрали его утром. Впрочем, понятно почему. Сато вспомнил тираду Барлоу об окружном прокуроре. Без санкции прокурора – шиш…
      Контрактный лингвист. Тихий, скромный парень со сломанной мечтой. А почему, собственно, он должен был мечтать о колледже? Может, как раз наоборот? Может, он мечтал о карьере феда, недаром же он подал заявление на место контрактника почти сразу же после окончания школы?
      Почему его взяли в ФБР? Он ведь был пацан пацаном, ни зрелости, ни опыта… Вот Сато, к примеру, ни за какие коврижки не пошел бы работать в ФБР, даже если бы его упрашивали.
      Он натянул резиновые перчатки, запустил комп. Ну да, вход с паролем, как и предполагалось. Сато достал из кармана мини-диск с программой для взлома. Через минуту на экране замелькали названия последних документов, с которыми работал Слоан – возможно, незадолго до смерти…
      Контрактные лингвисты были своего рода париями в чрезвычайно сложной структуре ФБР. К примеру, на них не распространялись стандартные для других работников агенства льготы – медицинская страховка, пенсионный фонд… Зарплата у них зависела от выработки, то есть для того, чтобы сносно зарабатывать, они должны были грызть землю. Во многих случаях ФБР нанимало эмигрантов второго поколения. Так было меньше проблем с допуском, вдобавок, такие контрактники не кочевряжились в скользких ситуациях, когда нужно было слегка прикрыть глаза на прогулку по тонкой линии, разделяющей закон и его нарушение.
      Лингвисты работали переводчиками документов и звуковых материалов (записи «с подсадного», дистанционное подслушивание с «лопухом» – сверхчувствительным микрофоном, прослушивание телефонных разговоров и прочие невинные шалости). Иногда их привлекали для участия в прямых переводах – на допросах, на очных ставках. Но в подавляющей массе работа контрактного лингвиста была нудной, малооплачиваемой, канцелярской работой, о которой нельзя даже было рассказать своей девчонке – с тем, чтобы получить лишний балл в попытке залезть ей под юбку.
      Экран застыл. Список документов насчитывал около двадцати файлов. Некоторые из них были черновиками.
      Вот это, похоже, куда более интересное: « Burmа_235.doc».
      В пояснениях к файлу значилось: « Протокол допроса м-ра Бходавадьхя Чанг, арестованного по подозрению в организации преступной схемы сбыта наркотиков в штатах Техас, Колорадо и Калифорния…»
      Казенные фразы протокола.
      « …в дознании участвовали: специальный агент Роберт Спенглер (ФБР), специальный агент Дарвин Гэммонс (АНБ), адвокат задержанного Руди Спейсек… …задержанному были предъявлены… …в ходе дознания задержанный признал… схема сбыта вовлекала преступную группировку Мара Сальва-39, состоящую из нелегальных эмигрантов, выходцев из Сальвадора…»
      Сато придвинулся к монитору.
      « …новое сильнодействующее наркотическое вещество, обладающее действием, сравнимым по интенсивности с крэк-кокаином колумбийской поставки образца 92–93 годов… …своеобразный эффект зависимости… …наркотик, по признанию м-ра Б. Чанга, не поставлялся обычными путями…»
      Скрип, скрип, тишина, скрип…
      Сато выключил монитор и по-кошачьи отпрянул от стола, встав за косяком двери. «Глок» привычно холодил ладонь. Хорошо, что на втором этаже сумрачно – жалюзи на окнах, похоже, не открывались целую вечность. А-а-а, черт, зеркало на стене напротив входа…
      Силуэт в проеме двери.
      Длинные руки, тонкие кисти.
      – Питер, не бойся, – негромко обронил Сато.
      Силуэт исчез.
      – Питер, это я… Мы разговаривали сегодня утром. Меня зовут Сато. Вспомни мой голос… – Сато осторожно выглянул за косяк, держа пистолет наизготовку.
      Парень втиснулся в угол между ванной и спальней. Его била сильная дрожь. Сато посмотрел вниз, через перила – никого, похоже, Питер пришел один. Лет двадцать-двадцать два по виду, впрочем, у шизофреников внешность часто обманчива. Длинные темные волосы. Впалые щеки. Громадные, как у лемура, глаза кажутся черными в темноте.
      – Как ты сюда попал? – спросил Сато, избегая прямого вопроса «Зачем пришел?», который мог запросто выбить малого из колеи.
      – Я… Я не знал, что ты здесь. Ты не ушел, как все остальные. Почему?
      Парень ответил вопросом на вопрос – признак того, что он адекватно оценивает ситуацию. Это уже хорошо. Сато убрал пистолет в кобуру.