Темень. Духота.
      Поворот ключа в замке.
      Тень на двери вызвала не страх, но лишь удивление.
      Наверное, лучше было бы остаться с ней, в отеле. Не все ли равно? Боль последних дней, тупая, саднящая и абсолютно безысходная, сломала волю, накрыла мозг саваном безразличия.
      Он не был рожден для мести. Довериться другим, открыться и рассчитывать, что зло, которое безжалостно исковеркало его судьбу, погубило его семью, в итоге окажется наказанным – все, на что он оказался способен после страшной вести.
      Она… Она – другое дело. Она смогла…
      – Нехорошо… г-х-хх… Нехорошо, Джереми… держать гостей на пороге… воздух на улице… г-х-х-г-х-х… гнилой… – хриплый, с одышкой, голос заставил вернуться к действительности.
      Тень на двери принадлежала гротескной, нереальной фигуре, человеку – человеку? – в шляпе с неправдоподобно широкими плоскими полями, с которых каскадами спадали слои плотной полупрозрачной ткани, напоминающей противомоскитную сетку; под ней едва проглядывались очертания просторного балахона. Края сетки внизу свивались в складки, волочась по земле за владельцем странного наряда. Человек походил на нелепый, но тщательно выполненный шарж, порождение карандашного бреда Эсхера.
      – Вот ты какой… – Джереми распахнул дверь. – Что ж… Заходи… – Он повел головой в сторону телохранителей: – Боишься? Менябоишься?
      В глухом голосе из-под сетки явственно послышался металл:
      – Ты плохо меня знаешь… у меня нет причин бояться тебя, да и вообще кого-либо бояться…
      Долгий, мучительный кашель прервал тираду незваного гостя. Казалось, что легкие человека-шаржа рвутся в куски…
      Гость раздвинул сетку на шляпе. Свет неяркой лампы на кухонном столе выхватил из полутьмы его лицо, мучнисто-серое, покрытое пятнами и влажными от гноя струпьями.
      Трое телохранителей быстро замотали лица толстыми шарфами.
      Голос гостя был все таким же хриплым:
      – Я пришел за тем, что принадлежит мне. Ты знаешь, о чем я…
      Джереми невыразительно повел плечами.
      – Ты опоздал…
      – Тогда приготовься… вспомни самое тяжелое, что только тебе довелось испытать в жизни… Г-х-х… Ках-х-х… Я обещаю тебе муку в сотню, тысячу раз страшнее! – Гнев душил гостя; клокотание в легких усиливалось с каждой секундой. Кашляя, он разбрызгивал фонтаны слюны… Охранники отпрянули назад, но хозяин дома не отступил и шага, лишь презрительно сощурив глаза.
      Приступ кашля у странного посетителя продолжался несколько минут. Затем он перестал кашлять, утер рот рукой в нитяной перчатке и улыбнулся. Его улыбка была страшной, однако на Джереми она произвела неожиданное впечатление. Его отрешенность внезапно развеялась – агрессивность пришла на смену инертности:
      – Ты и так отнял главное, суть моей жизни… Мне нечем дорожить, я хуже последнего парии, и твои угрозы… Ты считаешь, что пары вооруженных дебилов достаточно для того, чтобы, прийдя в мой дом, выпотрошить из меня секрет… Да я их сам, голыми руками…
      Он затрясся в приступе истерического смеха.
      Метаморфоза в поведении Джереми была разительной. Несколькими минутами ранее вялый и пассивный, он был теперь сильно возбужден. Глаза сузились от злости, кулаки сжались, непроизвольные движения рук выдавали предельно нервозное состояние. Угрозы и проклятия перемежались попытками наброситься на человека в балахоне – охранники с трудом удерживали нападавшего, и в конце концов повалили его на пол.
      Гость молча наблюдал за происходящим. Странно, но он, похоже, ожидал подобную реакцию. Спустя еще немного времени Джереми, глупо хихикая и сдирая с себя одежду, стал нести полную ересь.
      Человек-шарж наклонился к нему:
      – Слушай меня, слушай внимательно… Где ты прячешь это? – Он ударил Джереми ногой, затем еще раз. Не обращая внимания на боль, тот продолжал хохотать:
      – Н-н-ннееэт… ты сначала скажи, что я получу в обме-е-н… Честно? Честно? Я еще ни разу… Девки-девочки-девчоночки, я вас всех…
      Гость выпрямился. Некоторое время он, похоже, колебался. Затем вуаль на шляпе скрыла отвратительное лицо.
      Медленное, ленивое движение… Сталь блеснула в свете лампы. Темная кровь обильно хлынула из перерезанного горла безумца.
      Брезгливо поддергивая вуаль-сетку, человек в балахоне обошел труп на полу и раздраженно приказал охранникам:
      – Ману, Васкес – второй этаж, Луис – здесь, со мной. Обшарить каждый угол, каждый ящик, коробку… Я думаю, он блефовал. Я не мог опоздать!
      Лишь только телохранители с готовностью бросились выполнять приказ, за окном раздался шум мотора. Скрипнули тормоза. Дренькнул старый звонок у двери.
      – Эй, Джей Эс, ты дома? Джереми, ты в порядке?
      Голос с сильным южным акцентом заставил бандитов затаиться. Жест человека в балахоне отправил одного из телохранителей ко входу. Вытащив пистолет, тот осторожно взвел курок. Звук удаляющихся шагов быстро стих…
      – Расплескивает помои, тварь… – буркнул другой охранник, наблюдая из окна за мексиканцем, который сел в машину, запаркованную в десятке метров от дома, и теперь, ежесекундно озираясь, возбужденно говорил с кем-то по сотофону.
      Убийца прохрипел сквозь очередной приступ кашля:
      – Уходим… Воронье слетится быстро.
      Четыре тени мелькнули на заднем дворе тихого дома в пригороде и растаяли в ночной тьме.
      Худощавый парень с длинными темными волосами, припав к дыре в заборе, замер в ужасе.
      – Тролль… Проклятый тролль… Ты все же ожил…

      Сато оттолкнулся носком туфли от камня. Качели слегка скрипнули и послушно сдвинулись назад. Его собеседница осуждающе взглянула на детектива, поджав губы. Майкл виновато притормозил качели.
      Убитого звали Джереми Слоан.
      Ему было двадцать семь, и, по словам соседки, разговорчивой старушенции, обладательницы диабета и пяти кошек, он жил скромной жизнью несостоявшегося молодого гения.
      – Почему – гения? – спросил ее Сато, опустив «молодого» и «несостоявшегося». Старушка сидела рядом с ним на качелях под навесом на заднем дворе. Параллельно с допросом божьего одуванчика Майкл неприязненно наблюдал сквозь раскрытое окно, как феды (сноска – агенты федеральных спецслужб, в данном случае – ФБР) бесцеремонно рылись в доме погибшего. Агенты не обращали внимания на жару и добросовестно парились в традиционных темных костюмах и темных же галстуках.
      Воронье проклятое…
      Он знал процедуру до мелочей.
      Щедро сыпался на мебель и стекло порошок для снятия отпечатков пальцев, шерстились бумаги, тщательно осматривались рамки с фотографиями – снимки улыбающейся пары (родители?) на фоне горы в джунглях, губастого очкарика (Слоан?) в школярской шапочке по случаю выпуска, он же с одуревшим от радости псом в охапку… Переворачивалась постель, обшаривались карманы в джинсах и куртках, проверялись многочисленные кухонные шкафчики и ящики, обиженно гудел холодильник с распахнутой настежь дверцей…
      Технари из двести первого полицейского участка, сослуживцы Сато, сгрудились у входной двери, озлобленно поглядывая на агентов. Двое мужиков стащили марлевки с лиц и вызывающе-открыто дымили сигаретами. Их работу прервали, беспардонно выставив за «рамку», но Сато четко знал – феды обломятся делать все своими руками… скоро они образумятся и запрягут технарей по полной, плюс наверняка начнут погонять, каркая под руку.
 
      …С момента, когда Сато вернулся из мира ночных кошмаров в реальность утра пятницы, его не покидало ощущение того, что сегодняшний день будет особенным. Ощущение подтвердилось пугающе рано, когда Алис, ночной диспетчер Главной, сдала Майклу вызов на «жесть», как у них называли убийства, где-то около семи тридцати.
      Как и всегда в подобных случаях, его опасения оправдались с лихвой.
      Дерьмо он почуял сразу же, как только свернул на Джабберт Стрит и увидел скопление одинаковых синих и черных авто у дома с нелепо-толстыми колоннами на крыльце. Почему феды до сих пор обожают автомобили «Форд Краун Виктория»? Сато пристыженно запарковал свою «Карреру» в полустах метрах от первой желтой ленты, ограждающей место происшествия.
      Поскольку феды уже взялись за дом, ему там делать было нечего. Сато неспеша достал из кармана пакетик жвачки, внимательно осматривая толпу ранних зевак. Несколько раз оценивающе пробежав глазами по скоплению народа, он присмотрел для себя бабульку, которая обстоятельно рассказывала что-то репортеру. Поскольку отчет все равно придется писать – дернула же его нелегкая принять этот вызов! – Майкл утвердился в своем решении начать с нее. Они переместились во внутренний двор, где старушка готовно уселась на качели, похлопав ладошкой по сиденью рядом…
 
      – …Почему – гения? – переспросил Сато. – И почему – непризнанного?
      – Он любил лингвистику. Изучал – и знал досконально – историю прогресса языков Юго-Восточной Азии. Свободно разговаривал на бирманском.
      Детектив с интересом посмотрел на одуванчика.
      Пауза. Собеседница явно не хотела развивать тему, терпеливо моргая из-под кустистых бровей, шлепая по земле отекшими ногами в домашних тапках. Тапки были фасонистые, с мордой и ушами Багса Банни.
      Утро заканчивалось. Дневная сковородная теплынь суетливо просачивалась струйками пота за воротник рубашки Сато. Он расстегнул верхнюю пуговицу, подумал и расстегнул еще одну, следующую. Одуванчик с интересом наблюдала за действиями детектива. Майкл нахмурился и опустил глаза долу. Десятка два муравьев деловито разбирали на части каркас дохлого жука рядом с хлопающими тапками одуванчика.
      – Он не пошел в колледж? – не глядя на нее, спросил Сато, решив подбросить одуванчику наживку.
      Тапки застучали по земле быстрее.
      – Не так… Вообще-то ему гарантировали стипендию в колледже Кей Си Бриггса, если он захочет туда пойти, но он…
      Ее прервал лающий голос старшего из федов, спец-агента Келли, усиленный мегафоном: «Всем детективам, патрульным и спецам ИМП немедленно собраться у входа!»
      Сато вздохнул. Он знал Келли. Игнорировать его бессмысленно, себе же дороже. Подняв одуванчика под локоть, детектив извинился и неспеша пошел вокруг дома к входной двери. Проходя вдоль забора, отделяющего двор Слоана от соседа слева, с противоположной от одуванчика стороны, Майкл резко остановился и вплотную приблизил лицо к дыре в заборе:
      – Ты кто?
      Глаза, которые он заприметил еще во время разговора с обладательницей ушастых тапочек, отпрянули от дыры, но не пропали.
      – П… Питер… Я – Питер. А ты – коп, да?
      – Подойди поближе, Питер, я с тобой поговорить хочу. Пара слов, не больше. Ты только руки мне свои покажи, ладно? – попросил Сато, нащупывая «Глок» в кармане брюк.
      Шорох за забором. Руки – узкие ладони, длинные пальцы, бледные, тонкие запястья – показались в проеме. Руки подростка.
      – Ты живешь здесь, Питер? Или в гости пришел? Не бойся, все в порядке… – успокаивающе сказал Сато.
      – Ага… Я живу здесь. Тиффани… это моя мать… еще не вернулась с ночной смены. Я не спал, я ее всегда жду с работы. Я тоже работаю! – Голос окреп гордостью, потом стух. – Меня иногда увозят… Я не хочу, а они говорят – так надо. Пичкают меня всякой гадостью там, в клинике. Но я всегда возвращаюсь к Тиффани, она не может без меня.
      Майкл понимающе кивнул.
      – Ты не любишь лечиться, а, Питер? Слышь, а работать, наверное, интереснее, чем сидеть дома, да еще без Тиффани? А где ты работаешь – в пиццерии? В супермаркете? Ты умеешь ездить на велике? – Он говорил, стараясь успокоить обладателя пугливых глаз, который мог видеть убийцу… Или убийц.
      – Скажи, Питер, ты часто подглядываешь за Джереми?
      Шорох. Шаги. Тишина.

      Сато сидел в кабинете лейтенанта Барлоу и терпеливо ждал, когда начальник скажет хоть слово. Похоже, ждать Майклу придется долго… Как и ожидалось, феды отцепили их от расследования. В отделении царила непривычная тишина, и густой запах канцелярщины и табачного отстоя вперемежку с дешевыми духами проституток, которых отлавливали пачками к концу каждого дня, неподвижными пластами висел в огромной комнате. Отсутствие народа объяснялось просто – ланч.
      Барлоу, с белыми от злости глазами, сполз в полулежачее положение на стуле, стуча в стену литым резиновым мячом. Стук – поймал – стук – поймал – стук – поймал… Майкл вспомнил тапочки одуванчика, их нервную дробь о землю. Положительно, в этом городе психоаналитики не останутся без работы. Барлоу, по рекомендации своего шринка, успокаивается швырянием мяча. Карвер, напарник Сато, поёт под холодным душем после смены, да так, что все отделение покатывается со смеху… Бабушка-одуванчик, тоже наверняка по совету своего психоаналитика, тарабанит подошвами по полу.
      Чего бы такого себе придумать? Начать собирать застежки от бюстгальтеров?
      Сато прекрасно знал, что тыкать палкой в осиное гнездо – не самое безвредное занятие, и тем не менее…
      – Сэр, как федам стало известно об убийстве Слоана?
      Стук прекратился. Правый глаз Барлоу начал подергиваться. Помимо упражнения с мячом, это было еще одним признаком того, что он сильно нервничает. След контузии, полученной при задержании «Домино»-Гутьерреса два года назад. Тогда же он стал лейтенантом, а Карверу, нынешнему напарнику Сато, дали детектива второй степени. Сейчас Карвер маялся от безделья в госпитале, временами докучая Майклу назойливыми телефонными пересудами участковых сплетен. Три недели тому Карвер сломал ногу, когда сиганул с крыши гаража на удирающий пикап с контрабандными канадскими лекарствами. Пикап ушел. Лекарства, наверное, уже осели во Флориде, у пенсионеров.
      – Сато, ты как ребенок, честное слово. Неужели все надо разжевывать?! Кто-то стукнул. И, как можешь предполагать, уже не в первый раз…
      Понятно, решил Майкл. Липа. Старый чемодан скрытничает.
      Лейтенант вздохнул – непритворно, по мнению Сато.
      – Мое отношение к федам ты знаешь… Потом, пока нет официального распоряжения окружного прокурора, их надувание щек и размахивание удостоверениями – цирк, не больше. Окружной сейчас на отдыхе. Заместитель окружного занят по горло, готовится стать дедушкой. Думаю, два-три дня у нас есть. Только помни: вляпаешься – выкарабкивайся как можешь, я об этом понятия не имею!
      Майкл хмыкнул. Дерьмо дело, понятно и еноту.
      Барлоу перешел к окну и уселся на подоконник.
      Наступила длинная пауза.
      В попытке сгладить неловкость оба уставились на пейзаж за окном. Деревья на бульваре обреченно вывесили белые флаги перед пеклом, скрутив листья трубочками. Цепочка гор на горизонте едва просматривалась в колышащемся мареве.
      Начальник вынул из кармана носовой платок и шумно высморкался. Сато расценил это как сигнал к атаке и приступил к анализу дела, с которого их поперли феды.
      Джереми Слоана убили в ночь на 12 июля, почти под утро.
      Его напарник, Хезус Арконто – они работали в крендельной на углу Сансет и Панчо Вилья – опоздал буквально на полчаса… а может, он в сорочке родился. Обычно Арконто подвозил Слоана в крендельную, если у них была «собачья» смена, с четырех утра. Подойдя к дому, он увидел двигающиеся тени на занавесках. Напарнику показалось странным то, что в доме у Слоана ночью есть кто-то чужой… парень жил очень замкнуто. Слоан не открыл дверь на звонок, и вообще не отозвался. Когда Арконто почувствовал неладное, он решил сделать ноги и уже из машины позвонил в полицию. Объяснить толком происшедшее диспетчеру он не смог, поэтому первый наряд прибыл на место после рассвета.
      Майкл сделал паузу, потом продолжил:
      – Слоану взрезали шею, от уха до уха…
      Лейтенант с досадой сдвинул брови.
      – Да знаю я… Феды решили добренькими зарисоваться, оставили его нам. Поговори с и-эм-пешниками (сноска – группа Исследования Места Преступления, специальное техническое подразделение полиции, проводящее дактилоскопию, фотографирование, сбор, каталогирование и анализ улик, патологоанатомические исследования и пр.), они, наверное, уже закончили вскрытие… Дальше!
      Сато продолжил:
      – Арконто, напарник Слоана – выходец из Гондураса, живет в пригороде с семьей, шестеро пацанят, предыдушекнет. Мотива нет. Зато есть алиби на время убийства. Стало быть, отпадает.
      Барлоу вновь перебил его:
      – Что известно о соседе? Тот парень, с приветом?
      Майкл кивнул головой.
      – Питер Коллинз, живет вместе с матерью, Тиффани Коллинз. Хронический шизофреник, но неопасен, пока на таблетках. Во всяком случае, так утверждают врачи… Алиби нет. Но интересно вот что. Помимо Арконто, Питер Коллинз был, пожалуй, единственным, с кем Слоан поддерживал более или менее постоянные отношения. Слоан сумел чем-то увлечь парня, тот, похоже, в нем души не чаял.
      – Что по родственникам?
      – Отец и мать работали в Юго-Восточной Азии. Врачи. Есть такая международная организация, « Доктора без границ». Не так давно они попали в переплет в Бирме… местные тронги взяли их в оборот, пытались шантажировать ДБГ… но организация принципиально не выкупает своих докторов: правила есть правила. Тронги правил не знали… И отец, и мать погибли… Дальше. Братьев или сестер нет. Есть дядя, брат отца, живет где-то в Нью-Джерси, но Слоан не поддерживает с ним контакт, и давно. После того, как погибли его родители, дядя вроде бы предложил парню перебраться в Нью-Джерси, но Слоан отказался: он заканчивал школу и не хотел переезжать. По родственникам все.
      Барлоу оттянул воротник, ослабив галстук, и со вздохом плюхнулся на стул.
      – А соседка?
      – Пенни Крочек, пенсионерка, 77 лет, одинокая, чудаковатая. Развитый диабет. В свое время прославилась на всю страну, когда связала самое большое одеяло-кроссворд из тряпичных узелков. Даже в книгу Гиннесса попала. К убитому относилась хорошо, как утверждают на улице. Подкармливала парня… Я с ней немного поговорил утром, до того, как Келли нас выставил, – Сато скосил глаза на сигаретную пачку, краешек которой выглядывал из-под кучи бумаг на столе. Барлоу тоннами трескал «Никоретт», антисигаретную жвачку, носил анти-пластыри, питался по каким-то подозрительным схемам… Ничего не помогало, курить не бросалось. – Она обронила малопонятную фразу в отношении того, что Слоан был непризнанным гением, что у него что-то там не сложилось – вроде бы – с колледжем… Кей Си… Кто-то там…
      – Кей Си Бриггс, – Барлоу отвел взгляд. Сато вздохнул. Второй раз Барлоу проговорился. Он явно знает больше, чем говорит, но не колется до конца. Это воняет, и прилично. Феды прижали?
      Тема не развивалась. Вновь возникшая пауза затянулась до неловкости. Где-то вдалеке завыла неотложка, и заунывный звук сирены сделал молчание еще более напряженным. У Сато не было желания продолжать разговор; его злило непонятное упрямство Барлоу, его нежелание поделиться информацией о степени вовлеченности ФБР в дело Слоана.
      В конце концов Барлоу заговорил:
      – Значит, так… Первое: получить детальный отчет из группы ИМП – результаты вскрытия, причина смерти, анализы и прочее. Боннер поможет, если что.
      Сато задержал дыхание. Криста Боннер, Криста…
      Он отогнал чугунные мысли.
      – Второе: нужно будет получше пошарить в доме. Обрати внимание на почту, документы, счета, компьютерные файлы, электронную переписку… Не мне тебя учить. Феды наверняка перерыли все, что могли, но ты же знаешь, они работают без воображения…
      Сато хмыкнул, вспомнив утренний обыск в доме Слоана.
      – И аккуратнее там! – Барлоу назидательно повысил голос. – Помни, ты – на коротком поводке. Пока все… Встречаемся здесь в пять вечера.
      Сато с готовностью кивнул, но не отклеил задницу от дивана.
      – Какого дьявола? – грозно спросил Барлоу. – Сказал – все! Выкатывайся!
      – Как? – Сато не сдвинулся ни на дюйм.
      – Что – как? – Барлоу знал, что имел в виду Сато, но упрямо оттягивал неизбежное.
      – Как онипронюхали об убийстве раньше нас?
      Барлоу отвернулся к окну. Голос его звучал глухо:
      – Слоан был контрактным лингвистом ФБР, работал по Бирме. Я бы на их месте тоже в первую очередь отработал версию, не была ли его работа на Бюро причиной гибели…

      По пути на Джабберт Стрит Майкл соображал, почему его чутье так обострено в случаях, когда он влипает в дерьмо. Взять, к примеру, его историю с Кристой. Классная девка, все на месте – глазищи, грудь, ноги, губы… ах, какие губы… Но ее «ай-кью» выше, чем у любого мужика в ее выпускной группе Академии. Отсюда и неистребимое стремление показать всему миру, что ее главная ценность не в экстерьере, а в мозгах. Такие помирают синими чулками, и даже в преклонном возрасте обладают поразительной способностью вызывать на «Тривиал Персьют» любого беззубого старикана, пускающего слюни по поводу ее увядшей груди.
      Сато пытался бить под нее клинья… ну и толку? Все отделение увлеклось этим поначалу… однако Сато был первым, кому она решительно прочистила мозги по поводу ее предназначения в этом мире.
      Он едва не проскочил дом Слоана, который ничем не выделялся в унылой череде типовых построек конца 40-х, взявших в засилье тихую улицу на окраине. «Элюна» с поржавевшей крышей сиротливо застыла под навесом. Замок входной двери дома был заклеен наискось федовской лентой. Оглянувшись по сторонам, Сато вынул изо рта жвачку, аккуратно прижал ее к концу ленты, прикрывавшей замок, и несильно потянул на себя. С легким треском лента отклеилась от металла. Проверенный трюк.
      Замок тихо сдался под нажимом пары отмычек, и Сато обдало запахом мертвечины. Переборов тошноту (не могли, сволочи, хоть одну форточку оставить открытой!), он шагнул внутрь.
      В подобные моменты его всегда охватывало странное чувство. Нет, не страх перед покойниками, но ощущениевещей, предметов, безмолвно и безропотно ждавших прихода своих владельцев… которые уже больше никогда не вернутся.
      Звон тишины.
      Прихожая с допотопной вешалкой. Старые кеды «Конверс» открыли пасти, обрамленные шнурками-усами, откинув языки.
      Никогда больше…
      Майкл поежился.
      Кухня направо. Подвесные шкафчики с облупившейся краской, стол с пивной крышкой под одной из ножек, кофеварка со стертым названием, засохшие остатки еды в тарелке.
      Арконто нашел Слоана на кухне, в луже крови. Сато суеверно отпрянул от контура тела на полу.
      Скрип, скрип, тишина, скрип… Лестница на второй этаж.
      Ванная с подслеповатым оконцем, залепленным прозрачной клеенкой. Пожилой унитаз псевдо-детского размера. Умывальник с кранами для холодной и горячей воды, по-английски разнесенными по углам.
      Кабинет. Здесь, судя по всему, сохранились вещи, оставшиеся от погибших родителей Слоана. Никогда больше…
      Он поспешно отступил назад в коридор.
      Спальни. Одна чуть больше, с широкой кроватью – родительская. Сато загляул в меньшую спальню.
      Постель с наброшенным покрывалом. Значит, он не спал ночь накануне…? Сколько времени убийца провел в доме до того, как… Когда пришел? Знал ли его Слоан? Окна были целы, следов взлома на обеих дверях – входной и той, что вела на задний двор, – не нашли. Если впустил – значит, знал.
      Стол с компьютером. Комп древний, «Ишии», но мощный. Неясно, почему феды не забрали его утром. Впрочем, понятно почему. Сато вспомнил тираду Барлоу об окружном прокуроре. Без санкции прокурора – шиш…
      Контрактный лингвист. Тихий, скромный парень со сломанной мечтой. А почему, собственно, он должен был мечтать о колледже? Может, как раз наоборот? Может, он мечтал о карьере феда, недаром же он подал заявление на место контрактника почти сразу же после окончания школы?
      Почему его взяли в ФБР? Он ведь был пацан пацаном, ни зрелости, ни опыта… Вот Сато, к примеру, ни за какие коврижки не пошел бы работать в ФБР, даже если бы его упрашивали.
      Он натянул резиновые перчатки, запустил комп. Ну да, вход с паролем, как и предполагалось. Сато достал из кармана мини-диск с программой для взлома. Через минуту на экране замелькали названия последних документов, с которыми работал Слоан – возможно, незадолго до смерти…
      Контрактные лингвисты были своего рода париями в чрезвычайно сложной структуре ФБР. К примеру, на них не распространялись стандартные для других работников агенства льготы – медицинская страховка, пенсионный фонд… Зарплата у них зависела от выработки, то есть для того, чтобы сносно зарабатывать, они должны были грызть землю. Во многих случаях ФБР нанимало эмигрантов второго поколения. Так было меньше проблем с допуском, вдобавок, такие контрактники не кочевряжились в скользких ситуациях, когда нужно было слегка прикрыть глаза на прогулку по тонкой линии, разделяющей закон и его нарушение.
      Лингвисты работали переводчиками документов и звуковых материалов (записи «с подсадного», дистанционное подслушивание с «лопухом» – сверхчувствительным микрофоном, прослушивание телефонных разговоров и прочие невинные шалости). Иногда их привлекали для участия в прямых переводах – на допросах, на очных ставках. Но в подавляющей массе работа контрактного лингвиста была нудной, малооплачиваемой, канцелярской работой, о которой нельзя даже было рассказать своей девчонке – с тем, чтобы получить лишний балл в попытке залезть ей под юбку.
      Экран застыл. Список документов насчитывал около двадцати файлов. Некоторые из них были черновиками.
      Вот это, похоже, куда более интересное: « Burmа_235.doc».
      В пояснениях к файлу значилось: « Протокол допроса м-ра Бходавадьхя Чанг, арестованного по подозрению в организации преступной схемы сбыта наркотиков в штатах Техас, Колорадо и Калифорния…»
      Казенные фразы протокола.
      « …в дознании участвовали: специальный агент Роберт Спенглер (ФБР), специальный агент Дарвин Гэммонс (АНБ), адвокат задержанного Руди Спейсек… …задержанному были предъявлены… …в ходе дознания задержанный признал… схема сбыта вовлекала преступную группировку Мара Сальва-39, состоящую из нелегальных эмигрантов, выходцев из Сальвадора…»
      Сато придвинулся к монитору.
      « …новое сильнодействующее наркотическое вещество, обладающее действием, сравнимым по интенсивности с крэк-кокаином колумбийской поставки образца 92–93 годов… …своеобразный эффект зависимости… …наркотик, по признанию м-ра Б. Чанга, не поставлялся обычными путями…»
      Скрип, скрип, тишина, скрип…
      Сато выключил монитор и по-кошачьи отпрянул от стола, встав за косяком двери. «Глок» привычно холодил ладонь. Хорошо, что на втором этаже сумрачно – жалюзи на окнах, похоже, не открывались целую вечность. А-а-а, черт, зеркало на стене напротив входа…
      Силуэт в проеме двери.
      Длинные руки, тонкие кисти.
      – Питер, не бойся, – негромко обронил Сато.
      Силуэт исчез.
      – Питер, это я… Мы разговаривали сегодня утром. Меня зовут Сато. Вспомни мой голос… – Сато осторожно выглянул за косяк, держа пистолет наизготовку.
      Парень втиснулся в угол между ванной и спальней. Его била сильная дрожь. Сато посмотрел вниз, через перила – никого, похоже, Питер пришел один. Лет двадцать-двадцать два по виду, впрочем, у шизофреников внешность часто обманчива. Длинные темные волосы. Впалые щеки. Громадные, как у лемура, глаза кажутся черными в темноте.
      – Как ты сюда попал? – спросил Сато, избегая прямого вопроса «Зачем пришел?», который мог запросто выбить малого из колеи.
      – Я… Я не знал, что ты здесь. Ты не ушел, как все остальные. Почему?
      Парень ответил вопросом на вопрос – признак того, что он адекватно оценивает ситуацию. Это уже хорошо. Сато убрал пистолет в кобуру.
      – Нет, я уходил, но потом вернулся. Я забыл… – Сато оглянулся. – Забыл свою ручку. – Он шагнул назад к комнате с компьютером, стараясь не поворачиваться к Питеру спиной. – Она осталась там, на столе. А ты? Ты часто приходишь к Джереми?
      – Каждый вечер. Мы с ним играем. Он много знает… знал, – поправился Питер и сжал голову руками. – Ему не было больно, правда? – с надеждой спросил он, неожиданно схватив Сато за рукав.
      – Нет-нет, конечно же, нет! – Сато попытался высвободиться, но в худых руках Питера оказалось неожиданно много силы. – Пойдем вниз… Попить хочешь? – Он не был уверен, что в холодильнике у Слоана остались сок или кола.
      – Ага, пойдем! – зубы Питера сверкнули в полутьме коридора. Тиски на руке Сато ослабли.
      Детектив осторожно высвободился:
      – Спускайся, я сейчас захвачу свою ручку и приду. Налей мне воды, только без льда, ладно?
      Шаги по лестнице.
      Скрип, тишина, скрип, скрип.
      У него есть всего две-три минуты на то, чтобы скопировать файл.
      Щелчок кнопки…
      Экран компьютера торжествующе светился девственной белизной.
      Файл исчез.
      Папка была пуста.
      Драйв компа гудел так, как-будто собирался взлететь. Похоже, пока детектив успокаивал Питера, кто-то дистанционно взломал компьютер Слоана и грохнул файлы, которые так заинтересовали Сато…
      – Эй, коп Сато, вода ждет! – показалось ему или нет, что в голосе Питера звучала издевка?
      Дерьмо… Феды и все их агенство – сплошное дерьмо! Сато слетел по лестнице, сдерживая кипевшее бешенство.
      Кое-что все-таки у него появилось.
      – Пит, в какую игру вы обычно играли с Джереми? – отдуваясь от быстрой ходьбы, спросил Сато. Пить из грязного стакана, в который налил ему воду парень, не хотелось, но жажда донимала. Сато открыл холодильник. Почти пусто. Слоан, похоже, питался там, где работал. В холодильнике нет ни колы, ни сока. Не говоря уже о пиве.
      Было около двух дня, но чувство голода пока не беспокоило Сато. Немудрено при таком душке в доме. Питер, похоже, не реагирует. Хорошо еще, что не привередлив: пьет простую воду.
      – А в разные. И в «Эрудита», и в «Назови виновника» – это про вас, про полицию… – Коллинз прищурил глаз. – Еще мы прятали разные вещи – так, чтобы… – он внезапно замолчал, огорченно, совсем по-детски, прикрыв рот ладонью.
      Что-то он все-таки знает, но не говорит. Как его растормошить?
      – Джереми говорит… говорил… – поправился Питер, и расстроенно замолк на секунду-другую. – …что мой IQ выше, чем был у многих в его классе, в школе. Мы играли… – Питер прищурился. – В прошлую субботу мы играли… Как это… Ага! – Он торжествующе выпрямился:
      –  Найди тролля-мертвяка!
      От неожиданности Сато сделал глоток из стакана и судорожно закашлялся. Стараясь не подать виду, он переспросил:
      – Так игра и называлась?
      – Ага. Джереми сам предложил. Мы с ним не только в прятки играли, еще строили космолеты… – Питер тараторил взахлеб.
      Майкл осторожно осведомился:
      – А тролль? Вы его нашли?
      Питер нахмурился:
      – Тролль – злой и хитрый. Он вообще-то дохлый, но в полнолуния оживал. Он приходил и ел у Джереми цветы, те, что на подоконнике в спальне. Поймать его на горячем было невозможно, потому что тот напускал на Джереми сон. Мы хотели его выследить и поставить на него капкан… Тролль приходил сюда в ночь, когда убили Джереми, я его видел, честно! Тогда тоже было полнолуние… Ну, мне так кажется… А хочешь – пойдем, поглядим, может, нам повезет с тобой больше, чем с Джереми, и мы найдем его труп на чердаке?
      Прежде чем Сато успел издать звук, Питер легко взбежал по лестнице на площадку над фойе и, и потянув за веревку, опустил вниз узкую лестницу-люк. Майкл бросился за ним. Конечно, феды наверняка прошерстили чердак, но все же…
      Полумрак и духота. Пыль и затхлость. Свалка старья. Сато огляделся. Свет едва пробивался сквозь прикрытое ставнями окно в другом конце чердака. Так. Эта часть чердака – над спальней родителей. Надо ходить поосторожнее – дом старый, не хватало еще загреметь вниз сквозь трухлявые доски перекрытия.
      Питер плюхнулся в продавленное кресло в углу, протянул руку за ящик с барахлом и торжествующе вытащил оттуда… чучело – самое обыкновенное огородное пугало, штаны-рубашка-голова, набитые соломой. Широкополая шляпа вычурного вида прикрывала глаза-пуговицы, бездумно пялящиеся на детектива.
      Сато разочарованно вздохнул.
      – Вот видишь, я же говорил: мы его найдем! – Питер светился улыбкой. – Тролль подглядывал за Джереми, через дырку в потолке… Там, за ящиком.
      Секунду поколебавшись, Сато обреченно встал на колени в мягкую трясину пыли с тем, чтобы заглянуть за ящик… Как и полагалось. Никакого отверстия или щели. Сато встал, попробовал отчистить штанину, потом витиевато выругался и пошел к лестнице. Он уважал брючный тестален за его несминаемость, но для ползания в пыли чердаков капризная синтетика явно не годилась.
      Майкл спустился на первый этаж. Питер притрусил за ним, он чувствовал, что рассердил детектива, и с детской непосредственностью пытался наладить контакт заново. Голова Сато раскалывалась от духоты, от всепроникающего трупного запаха и от непрестанной болтовни Питера, на которую детектив уже почти не обращал внимания. Открывая один за другим дверцы кухонных шкафчиков, детектив думал о том, насколько покойник был привязан к этому недотепе…
      Нашел!
      Жестяная коробка из-под бельгийского шоколада. Аккуратная стопка счетов внутри, на многих – записанные от руки дата оплаты, номер перевода. Слоан пользовался онлайн-банком? Парень, похоже, не запускал бухгалтерию. Сато методично перекладывал счета из коробки в крышку: вперемежку со счетами лежали чеки из магазинов, хотя последние были тут редкими гостями; так, мелочь, где-то пара джинсов с распродажи, где-то – кеды, носки, две-три футболки… Суммы чаще всего небольшие, десятка-другая.
      Чеки из продуктового магазина («Естественные Дары») раздражали глаза ярко-зеленым цветом. Черт с ними. А вот это то, что нужно… то, ради чего он стал копаться в коробке. Сотофонный счет за последний месяц, мечта доморощенного детектива. Все номера, все имена, время, даты… Если бы феды не оприходовали сотофон, было бы вообще классно. Но… На то они и феды. Впрочем, ребята из группы ИМП смогут расковырять…
      Ребята.
      Криста…
      Ох-х-х. Когда уже его отпустит?
      Питер наконец угомонился. Сосредоточенно сведя брови, он пытался заткнуть пальцем капающий водопроводный кран кухонной мойки. Сато посмотрел на часы – до пяти было далеко, но у него было еще кое-какое дельце в забегаловке на Бернал Хайтс, а опаздывать к Барлоу не хотелось, старик был на приличном взводе из-за убийства Слоана. Вернее, от назойливого вмешательства федов. Потом, Майклу нужно заскочить в ИМП, захватить тех-данные по делу Слоана… Осознание того, что нужно будет говорить с Кристой, привела Майкла в состояние, близкое к панике. Подумать только, взрослый мужик, а мороз по спине, как у пятиклашки, лишь при мысли о ней!
      В поле зрения Сато попала фотография Слоана в квадратной выпускной шапочке. Безмятежная улыбка, счастливые глаза. Преодолен первый серьезный рубеж в жизни… Он заставил себя отвести взгляд, но тот, как назло, застрял на фотографии Слоана с собакой.
      Лабрадор. Говорят, жрут они не меньше слона…
      Стоп!
      Сато зажмурился.
      Не может быть. Нет, в самом деле!
      Он дважды обошел кухню, заглядывая во все углы. Нет, правда ведь, нет!
      Потом детектив заново – и еще более скрупулезно – просмотрел чеки из «Естественных Даров». Так и есть.
      Наконец он перевел дух и совершенно буднично спросил:
      – Питер, а куда подевалась собака Джереми?
      Спросил, уже заранее зная ответ.
      Потому что на кухне не было ни собачьих мисок, ни припасов. Да и откуда взяться припасам, если за последние три месяца – чеки не лгут! – Слоан не купил ничего из собачьего рациона. Конечно, с собакой могло произойти несчастье, скажем, пол-года тому… но Майкла уже охватил охотничий азарт.
      Реакция Питера подтвердила его догадку – малый замер в испуге, закусив кулак зубами, и лишь мотал головой…
      В углу любительской фотографии, на котором Слоан обнимал собаку за шею, стояла дата.
      Снимок был сделан пять дней назад.

      «Джин Милл» только начинал набирать обороты в послеобеденное время. Скоро здесь соберутся компании «синих воротничков» из окрестных контор – традиция пятничных гулянок после работы. К ним потянутся редкие в дополуночное время стареющие шлюшки, падкие на шаровую выпивку и на шальных от цифр и графиков клиентов. Затем в одном из углов непременно осядет некая спортивная команда, отмечающая победу в турнире на кубок какой-нибудь Седьмой Церкви Христа-Ученого.
      Благообразные усатые дядьки на старинных дагерротипах, развешанных по стенам, обшитым панельным дубом, будут с отвращением взирать на свисающие затисканные груди шлюшек, а загулявшие технари станут стыдливо прикрывать сотофоны руками, звоня женам домой – «Извини, дорогая, сегодня я буду попозже, босс навалил столько работы, и как назло, в самый последний момент…»
      Сато пользовался баром для встреч со своим информантом. Звали его Титус. Замызганный, с глуповатой ухмылкой на иссиня-лоснящемся лице, с выпавшим передним зубом, вместо которого он искусно вставлял кусок мятной жвачки, Титус совершенно не производил впечатления человека, досконально знающего подноготную криминального мира города.
      Титус впервые вынырнул в толкучке повседневности в тот момент, когда убойный отдел Сато безуспешно пытался найти концы в очередном «драйв-бай» (сноска: драйв-бай-шутинг, drive-by-shooting, стрельба из двигающегося или стоящего на перекрестке автомобиля), случившемся на углу Боггарт и Лэндвей. Некто Лайонелл Крипвуд, коммивояжер из Юты, был застрелен из остановившегося рядом автомобиля, который сразу же после этого бесследно испарился – унылая стандартность жизни смутных районов города, повторявшаяся почти ежедневно. Из-за разборок нарко-банд часто гибли невинные люди, но бороться с этим было так же тяжело, как пытаться вычерпать озеро решетом. Банды люто ненавидели конкурентов, отстреливая соперников наиболее эффективным способом – на улице, часто среди белого дня. Найти свидетеля очередного «драйв-бай» было невозможно, потому что наученные горьким опытом, тертые жизнью обитатели гнилой сердцевины города все как один отводили глаза и монотонно повторяли: «Нет, сэр, ничего не видел, сэр, ничего не слышал, сэр…».
      Крипвуд был убит наповал из дробовика. Свидетелей, как обычно, не было, описание машины отсутствовало, баллистическая экспертиза ничего не дала, и убойщики горстями глотали тайленол в приступах бессильной головной боли. Титус сам подкатился к Сато, когда тот после бесталанно проведенного дня переходил к третьему пиву в «Джин Милл». Майкл скосил глаза на подошедшего бомжа и демонстративно заткнул ноздри пальцами: тот пах тревожно-крепким букетом немытого тела, мочи и алкоголя. Детектив не собирался давать денег бомжу, но, к его изумлению, немытик подошел к нему не за этим. В течение последующих минут двадцати Титус, как он представился, выложил Сато краткую историю своей немудрящей жизни, обоснование его решения стать стукачом, соображения по поводу своего грядущего… и напоследок расклад того самого «драйв-бай», над которым тщетно потели убойщики. Застреленный в самом деле был коммивояжером по легенде. Сато сделал стойку после того, как Титус буднично сказал, что убитый параллельно работал еще и «оценщиком».
      Редкая специальность, что-то вроде агента по недвижимости для группировок, которые планировали силовой захват нового района: оценщик устанавливал потенциальный риск и уровень возможных расходов – как людского материала, так и денежных средств – связанный с захватом.
      Не так давно в стране появилось несколько довольно сильных преступных группировок, кочующих с места на место. « Номады», как их называли, были саранчой преступного мира. Местные воротилы хоть как-то заботились о своих инструментариях – рэкетирах, проститутках, сутенерах, распространителях наркотиков. Номады же захватывали обжитый другими криминальный угол, выжимали из него все соки, не считаясь с потерями, и отваливали через год-два на новое место. Пришельцы уродовали и калечили социум мест, через которые проходила их смрадная волна: подростковая проституция, детская наркомания, разбои, изнасилования, погромы становились нормой для многих городов, числившихся до тех пор относительно благополучными.
      Сато знал это и без Титуса. Новым и очень тревожным фактом для него был тот, что номады накатили на их город. Сам факт того, что местные урки зашибли оценщика, означал серьезную проблему для полиции: его появление возвещало, что до начала серьезных акций номадов оставалось очень мало времени. Титус клялся, что, если бы не номады, он ни за что не стал бы стучать. Но теперь его жизнь, насколько иллюзорной ни была ее мнимая стабильность, подвергалась смертельному риску. Больших денег за стук он не просил, свято считая, что действует для пользы общества.
      Какое именно общество он имел в виду, Титус не уточнял.
      Сато дорожил Титусом, поэтому выходил на встречи с информантом только по его требованию. Никто, включая Карвера, не знал об их делах. Тот «драйв-бай» они с подачи Титуса раскрутили по поверхности – благо дело, Крипвуд был волком-одиночкой. Как ни расшибался Барлоу, но узнать, где Сато ухитрился раздобыть информацию, ему не удалось. Майкл отмалчивался. В конце концов Барлоу махнул на него рукой. Нужно было готовиться к нашествию номадов…
      Сато пришел в бар на четверть часа раньше Титуса, чтобы убедиться, что все чисто. «Джин Милл» как место встречи был хорош тем, что, помимо основного, у него были еще два выхода – один, боковой, на Пратт Стрит, и другой, черный ход, на узкую, провонявшую испражнениями и отходами улочку без названия. Если понадобится, можно выскочить к мусорным бакам, потом шмыгнуть сквозь два проезда под домами и в считанные секунды попасть на Бойлер Авеню, где Сато и парковался, приходя на встречи с Титусом.
      Неопределенных лет бармен, стратегически расставлявший армию бокалов, рюмок и стаканов в преддверии вечернего сражения с алкоголем, вяло махнул рукой за спину Сато в ответ на просьбу об отдельной кабинке. Он не узнал Сато – или сделал вид, что не узнал, что было еще лучше. Малый был неглуп и явно дорожил своим рыбным местом.
      Сато потягивал «Голубую Луну» и рассматривал фото Слоана с собакой. Ежу понятно: фото было подставлено… ведь Питер подтвердил, что собаки у Слоана отродясь не было.
      Сигнал.
      Кому, о чем? Сато в который уже раз внимательно рассматривал фото, силясь увидеть то, что хотел сказать Слоан. Фотография была сделана на улице, ничего необычного в кустарнике, служившем фоном для Слоана и собаки, не было. Солнечный день. Слоан был одет в застиранную футболку и потертые джинсы; опять же, ничего бросающегося в глаза. Руки Слоана пытаются удержать рвущегося на волю лабрадора. Чем типична порода лабрадоров? Что характерного известно о ней? Что может быть неординарного в той конкретной собаке, с которой сфотографировался Слоан? А может, она известна…
      – Хых, духота несусветная! – раздалось у него за спиной. Сато вздрогнул. Нервы, черт их побери!
      Титус сглотнул слюну:
      – Угостишь? – Он поглядел на отпитую кружку с пивом. Сато подвинул ее к Титусу. Тот жадно припал губами к мутноватой жидкости; его глаза скользнули по фотографии, которую Сато держал в руках. Реакция была совершенно неожиданной… или это только показалось Майклу? Титус дернулся, закашлявшись, и пролил пиво на штаны.
      Последовали несколько секунд натужного кашля, во время которого Титус старательно делал вид, что не обратил внимания на снимок. Сато терпеливо ждал. Наконец, Титус сказал:
      – Вот, дьявол, бывает же так! Пиво молодое, однако… – Он оглянулся. Редким посетителям не было до него дела. Титус сделал последний долгий глоток, с сожалением заглянул в кружку, и без всякого перехода продолжил:
      – Номады на нас накатили кучерявые, ты о таких еще не слыхал. Никто не слыхал. Какие-то… не то из Нигера, не то из «Золотого Треугольника», а может, смесь. – Титус хихикнул. – Везут с собой обалденную дурь. Собственную. Мои источники, – он подобоченился, попытавшись цыкнуть выпавшим зубом, – говорят, что равных ей нет, такой от нее гуд выходит. Галюны настолько качественные, насколько и опасные…
      Он заткнулся и затих в углу, надвинув поглубже на глаза бейсболку с засаленным козырьком. Сато осторожно скосил глаза.
      – Ребята, пивом не угостите? Я отработаю, у меня язык точь-в-точь как у этого… как у Гомера! – девка в короткой кожаной юбке, белых чулках-сетках и в розово-ажурном топе, сквозь который виднелись ее натруженные груди с сосками величиной с кофейное блюдце, пьяно ухмылялась Сато, прилепив мощное бедро к краю их столика. Майкл быстро перевернул фото Слоана изображением вниз – на сегодня достаточно зевак… – и отправил жаждущую путану к группе «синих воротничков». Потом нетерпеливо спросил Титуса:
      – Так что ты там говорил, про номадов? – он мимоходом глянул на оборотную сторону фото… и затих, боясь спугнуть удачу. Судя по товарному знаку, фотография была напечатана онлайн-агенством «Снэп-ОК», а если так, то у них должен был оставаться файл с другими цифровыми фото, присланными Слоаном на обработку вместе с этим…
      Может, среди остальных снимков и был ключ к разгадке?
      Недослушав Титуса, он бросил на столик двадцатку и поспешно ушел, взяв с Титуса слово, что в случае, если тот узнает больше о номадах, то вновь позвонит Сато. Титус пытался бормотать что-то вслед, но в итоге огорченно махнул рукой. Оглянувшись по сторонам, он быстро смахнул со стола двадцатку Сато и поспешил к выходу.
      Бармен проводил его долгим взглядом.

      …Врач сказал, что по всем канонам медицины к этому времени рана в боку должна зажить и не беспокоить его.
      Ни хрена подобного.
      Почему Сато все время кажется, что пот накапливается в затянувшейся ямке под ребром и разъедает рану?
      Он снова сидел в кабинете у Барлоу.
      Устал.
      Голод проявлялся в виде раздражения и недовольства всем на свете: напыщенностью босса, сволочной духотой, прокуренным воздухом, да и самим голодом. Майкл не успел зайти в ИМП, но Барлоу, похоже, не сильно рассчитывал на его оборотистость и запросил результаты через дежурного.
      Барлоу смотрел в свой блокнот, временами зачитывая Майклу интересные, с его точки зрения, выдержки. Он не доверял новомодным средствам, всяким там наладонникам, тридибукам и прочей электронной дребедени.
      – …Самым необычным является то, что в его легких Боннер обнаружила инородную субстанцию, по виду что-то среднее между цементной пылью и горчичным порошком. Слоан никак не мог умереть от этой ерунды, иначе сицилийский галстук, который он получил, – Барлоу выразительно провел пальцем от скулы до скулы, – был просто глупым жестом… Криста ожидает результаты анализа той дряни из легких Слоана в понедельник.
      Барлоу замолчал и вопросительно посмотрел на Сато. Майкл вкратце рассказал о том, что случилось в доме убитого. Про «Снэп-ОК» он пока умолчал. Ему хотелось порыться в этом самому. Кто его знает, может, вся эта история со снимком несуществующей собаки – плод воображения детектива? Может, это собака дружка Слоана… Хотя друзей-то у него и не было, если не считать чокнутого Питера. Ну, и еще Арконто.
      Сато хотел поговорить о снимке с Кристой. Она сможет запросто выудить снимки из архива «Снэп-ОК»… А может, его просто тянет к ней? Тогда зачем видеть ее сегодня? Появился повод снова с ней встретиться? Он не видел ее уже… черт знает, как долго. Сразу же после того, как они повздорили, он стал избегать Кристу… благо, что на заседаниях и летучках они не пересекались.
      С облегчением выйдя из кабинета Барлоу, Сато замешкался в холле, у двери в галерею, ведущую к лаборатории ИМП. Поймав насмешливый взгляд дежурного, он показал ему средний палец.
      Сато знал, что Криста обычно задерживается допоздна. Еще бы, ведь надо оправдывать репутацию синего чулка! Он побрел по лабиринту коридоров, перемежающемуся открытыми переходами из одного здания в другое. Их участок унаследовал несколько старомодных зданий от местного колледжа, который пару десятилетий назад перебрался в новый кампус. Скудный свет ламп-дежурок в переходах привлекал сонмы летающих ночных тварей. Сато старался проскочить пространство под лампами побыстрее. Он с детства ненавидел насекомых. Острое желание увидеть Кристу перемежалось с малодушной охотой дать дёру. Когда он все же добрался до двери с надписью: «Лаборатория ИМП», дыхание его было сбито, и предательские темные круги подмышками не добавляли решимости. Взявшись за ручку двери, он несколько раз беззвучно прорепетировал приветствие, потом, устыдившись – юнец какой-то, честное слово! – потянул дверь на себя.
      Еще во время учебы в Академии Сато всегда тянуло к работе специалистов из ИМП. Он считал, что настоящими детективами являются именно они, а не его коллеги из убойного отдела. Это иэмпэшники откапывали – иногда в полном смысле этого слова – решающее звено в запутанном расследовании, это они с блеском проводили экспертизу ворсинки от пальто, темной точки на гардине, оказывающейся засохшей каплей крови, крошки пищи в желудке жертвы… и этого зачастую было достаточно для отправки виновного на электрический стул или для полного оправдания подозреваемого в убийстве.
      Сочетание элемента загадочности и элитности с неотразимой красотой Кристы Боннер очаровывало всех в участке. Все мужики были готовы идти за ней куда угодно, как послушные крысы за дудочкой Нильса, лишь бы она произносила обволакивающим голосом малопонятные научные термины, или периодически давала возможность слышать шуршание ее колготок в тихом коридоре, когда она завораживающей глаз походкой направлялась в таинственный закуток ИМП…
      Сато встряхнул головой, прогоняя наваждение, и осторожно кашлянул: он не хотел испугать ее неожиданным вторжением.
      Криста сидела спиной ко входу, небрежно перелистывая увесистую папку с документами. Она подняла глаза и, улыбнувшись, кивнула головой, приглашая Майкла пройти. Детектив уселся на стул, стараясь принять как можно более непринужденную позу. Криста издевательски, как ему показалось, улыбнулась:
      – Что нового, Майки?
      Что нового… Лучше бы уж спросила – что старого. Увидел ее, и снова кровь закипела, как радиатор у старого «Шеви».
      – Имеется просьба, – натужно сказал он, чувствуя себя идиотом. Однако ситуация контролировалась не им, и Сато отдавал себе в этом отчет.
      – Валяй, – милостиво разрешила она, поведя плечом, от чего вырез ее кофточки бесстыдно сдался в борьбе с упругим содержимым и открыл взору Сато чуть больше, чем полагалось по задумке создавшего кофточку дизайнера.
      Ох, т-т-тты… Сато мысленно продолжил плавные линии содержимого, и сформировавшаяся картина живо сбила его дыхание.
      – Фотография… Гм-м-м… – Он понизил голос для солидности. – Фотография из «Снэп-ОК», онлайн фото-сервис, может здорово продвинуть дело Слоана.
      – Это как?
      – Одна из фотографий, найденных в его доме, запечатлела его с лабрадором. Но у него не было собаки. Однозначно. Причем снимок был сделан меньше недели тому. Похоже, он был выставлен с умыслом.
      – Соседи подтверждают, что у него не было собаки? И потом, а вдруг это собака приятеля или там… девушки?
      Сато раздраженно мотнул головой:
      – Соседи… Я что, не в состоянии установить, живет ли в доме собака? К твоему сведению, у меня в детстве был кокер-спаниель, к сожалению, помер рано…
      – О-о-о, секундочку, сэр, сейчас я пороюсь в докторском чемоданчике и починю ваше кровоточащее сердце… – она притворно поцокала языком. – Кстати, с каких это пор мы перешли на «ты»?
      Сато шумно втянул воздух ноздрями:
      – Не чувствуешь?
      Криста поддалась на уловку, не предвидя подвоха:
      – Чего не чувствую?
      Он выдохнул:
      – Вирус… Капризулис. Всегда витает в воздухе вокруг тебя. Лечить бесполезно… А по поводу собаки друга или девушки… Нет у него ни одного, ни тем более другой. У меня чутье – снимок оставлен Слоаном… или кем-то… для нас, понимаешь?
      Криста надула губы и застучала коготками по клавиатуре.
      – Вот, изволь, – наконец произнесла она. – Двадцать три отпечатка… На один меньше стандартного мини-набора. С этим я тебе помочь не смогу – если он и был, тот самый двадцать четвертый, то или его удалил сам Слоан, или… тот, кто обрабатывал присланный им файл.
      Сато придвинулся к экрану. На фотографиях в основном были сняты Слоан и собака, были еще два-три снимка Слоана с какой-то книгой, походившей на учебник или энциклопедию. Сато решил сперва попросить Кристу увеличить страницу, на которой была открыта книга, но вдруг ему пришла в голову совсем иная мысль.
      – Пожалуйста, открой ту самую фотографию, которая была в его доме… Да-да, вот эту. Как ты думаешь, можно ли увеличить брелок на ошейнике собаки?
      Криста картинно вздохнула:
      – Это тебе дорого обойдется, Майки!
      Боги, никак она флиртует со мной… Ясное дело, шарм-академии она не заканчивала. Гаубичный подход, решил Сато. Но не отреагировать на такое было кощунственно. Его колено как бы совершенно случайно коснулось колена Кристы. В воздухе запахло электричеством.
      Щелк, щелк, щелк.
      Курсор проворно забегал по экрану, и ничего не подозревающий Сато увидел на экране свою судьбу.
      Все та же фотография, только в увеличении. В качестве брелка на ошейнике собаки болтался… чип памяти из видеокамеры. Он разглядел надпись «Sony-Quattro» на кусочке голубого пластика.
      На чипе был написан фломастером шестизначный номер: 261–422.
      Азарт закипел в венах. Находка придала Сато смелости.
      – Спасибо тебе, богиня! Хочешь, увидимся попозже? Обещаю море удовольствия… – Он молниеносно влепил горячий поцелуй в ее растерянно раскрытые губы.
      – Сато, гадость ты этакая, ты что себе позволяешь?! – Криста фыркнула рассерженной кошкой. Получилось слегка пережато. Майкл скорчил умильную физиономию и без перехода спросил:
      – Не знаешь, случаем, сколько у нас в городе кладбищ домашних животных?
      Криста заинтригованно-отрицательно покачала головой, открыв бархатные глаза до таких пределов, что у Сато в животе запорхали бабочки.
      Он смилостивился, несколько секунд наслаждаясь эффектом.
      – Шестизначный номер, сладкая, может означать все, что угодно… Но я лично ставлю на то, что это – номер могилы на кладбище животных. Первые три цифры – номер аллеи, вторые три – номер участка на ней. Если я прав – я веду тебя в ресторан, а если неправ – ты идешь со мной на ужин! – не дожидаясь ее ответа, Майкл вылетел из лаборатории.

      После серии телефонных звонков, перемежающихся методичным прочесыванием Ви-нетовского компьютерного справочника, Сато нашел то, что искал.
      Кладбище домашних животных N3 располагалось в Ливервортс, на северо-восточной окраине города. Из короткой беседы с круглосуточным диспетчером сервиса «Спите Спокойно!» стало ясно, что Слоан купил участок на кладбище N3 незадолго до убийства.
      Машина отозвалась послушным рокотом, приводя в готовность табун рысаков под капотом. Взвизгнули покрышки. Постовой у ворот участка укрылся за колонной – от греха подальше.
      «Каррера», подгоняемая Сато, ножом рассекала темнеющие улицы города. Адреналина явно не хватало. Усталость после длинного дня постепенно доставала его вместе с духотой опускающихся на город сумерек. Окна в машине были открыты, но облегчения это не приносило. Пекло. Именно так можно было охарактеризовать город в разгар лета.
      Майкл думал о переменах, происшедших на Земле в последние несколько десятков лет.
      Кто-то назвал происходящее с климатом планеты «ледниковым эффектом со знаком минус»… Граница холодных зим постепенно вытеснилась далеко на север. Заполярье Сибири превратилось в желанное круглогодичное место отдыха для измученных жарой россиян. Канада рассталась с меховыми куртками и снегоходами и, переодевшись в шорты-бермуды, пересела в машины с откидным верхом. Средний Запад Штатов стал больше напоминать Флориду столетней давности.
      Таиланд, Камбоджа, Вьетнам, Лаос и Бирма, изнывающие в невероятных размеров парилке бассейна Меконга, объединили усилия по разработке высокоэффективных мега-кондиционеров, способных обеспечивать желанной прохладой поселения в несколько тысяч человек под одной крышей.
      Пресловутое таяние полярных шапок планеты не приняло пока обещанного катастрофического характера. Ученые терялись в догадках и предрекали все более и более грозные катаклизмы… но мир отреагировал на медленно-неуклонное повышение уровня мирового океана лишь коротким вздохом по поводу потери Венеции: сотни тысяч деревянных свай, на которых стояла некогда незыблемая республика, в итоге сдались. Впрочем, Евросоюз уже одобрил проект по подъему города из лагуны.
      После серии землетрясений в первой трети века Босфорский пролив, который превратился в каменистый перешеек между двумя континентами, неожиданно лишил Турцию векового источника доходов и мощного политического рычага. Кипр, пользуясь неофициальной поддержкой Афин, нажал на правительство Анкары и заставил снять многолетнюю экономическую блокаду острова. Подписание договора о политическом и экономическом союзе Кипра, Крита и Мальты (образование так называемой «жемчужной оси Средиземноморья»), существенно подняло авторитет островных государств в Евросоюзе.
      Взяв на вооружение передовые методы наклонного, «гороховского», бурения, Колумбия запустила лапу в нефтяные закрома Венесуэлы, таким образом создав первый прецендент для установления трехмерных границ между странами. Слушание дела по жалобе Венесуэлы в Гаагском суде растянулось на годы, а тем временем ушлые потомки нарко-баронов регулярно торпедировали ОПЕК демпинговыми поставками нефти.
      Социум планеты также не топтался на месте.
      Технократы торжествовали в борьбе с кликушествующими проповедниками религий всех мастей. Врачи уже не видели ничего катастрофического в сообщении пациенту о том, что тот болен раком. Тем временем здоровый образ жизни забрел в такие дебри, что прилагательное «здоровый» можно было применять к нему с большой натяжкой… Финны утеряли энзим, ответственный за расщепление спирта в организме, и сравнялись в этом с азиатами – один глоток алкоголя приводил их в скотское состояние, в котором они могли находиться необычайно долго. Вес среднестатистического русского превысил 80 килограммов, а размер обуви среднестатистического японца вырос до 41-го.
      Мир катился в преисподнюю… Или так казалось Майклу под двойным гнетом усталости и жары?
      … «Каррера» исправно следовала поворотам небольшой стрелки на экране навигатора, которая вдруг уперлась в массивное серое пятно, заполнившее всю верхнюю часть монитора.
      Сато озадаченно уставился на экран.
      Сначала он подумал, что ГПС отказал и бортовик из-за этого решил покапризничать, но потом понял, что все это громадное пятно на карте и есть пет-кладбище N3.
      Это был город в городе.
      Обнесенный забором, со своими улицами и площадями, кварталами и перекрестками, город этот поражал воображение.
      Гимн человеческой любви.
      Вопль безутешного одиночества.
      Апофеоз слепой преданности.
      Перекошенные ржавые ворота – точь-в-точь как в фильмах ужасов – были атрибутом полуразвалившейся часовни с башенками наверху, которая, в свою очередь, была встроена в монументального вида забор, отгораживающий кладбище от мирских забот. Ворота, естественно, были перетянуты цепью с замком.
      Калитка справа от ворот тоскливо заныла, поддаваясь нажиму руки Сато.
      Поколебавшись, он сплюнул и прошел вовнутрь. Ну ладно, идиоты в кино всегда лезут на кладбища по ночам, а тебе-то чего не терпится, сказал он сам себе. Включенный «Маг-лайт» выхватил в круг света замшелый свод короткого туннеля, начинавшегося от калитки. Круг прыгнул вниз, мимоходом мазнув по лицу небритого типа в застиранном комбинезоне, потом уперся в куст рододендрона на выходе…
      Круг метнулся назад.
      Небритый заслонил глаза ладонью и залопотал что-то на смеси испанского и английского. Сато уловил примерно следующее: кладбище откроется завтра утром; если у сеньора есть срочное дело, то – как и любой сверхурочный бизнес – это дело может быть оценено в определенную сумму динеро, которая, конечно же, не будет мучо густо, но все же будет необходима, особенно в том случае, если сеньору понадобится помощь в копании.
      Сато удивился. Он не успел и рта раскрыть, а небритый уже готов копать.
      Впрочем…
      Порывшись в карманах, Сато извлек пятерик и сунул его мужику. Эти динеродолжны были оплатить доступ Сато к документам по участкам («или как это тут у вас называется?») и гарантировать участие « сеньора Лопато» в эксгумации. Тип шмыгнул носом и сказал, что доступ к файлам пятерик покроет, но, поскольку гробокопание – вещь даже для собачьих кладбищ подстатейная, то надо прибавить.
      Сато похлопал его по натруженной спине: давай, мол, сперва определимся, надо ли будет вообще приглашать сеньора Лопатона прогулку…
      …Что оказалось очень легко. Первым, что увидел Сато, войдя вслед за Пиньо (так звали небритого сторожа) в ветхую контору, прилепившуюся к часовне, была учетная карточка на столе в углу.

       «…Имя владельца: Джереми Слоан.
       Захороненное домашнее животное: собака.
       Порода: лабрадор ретривер.
       Кличка: Снукер.
       Дата смерти… Причина смерти… Запись в книге ветеринара…»

      Сато раздосадованно хмыкнул. Похоже, он опоздал. Пиньо несмело улыбнулся:
      – Сеньор ищет ту же самую могилу, что и сеньорита?
      Детектив опешил:
      – Какая еще сеньорита?
      Пиньо пояснил: с час назад сюда заявилась некая дама, которая искала могилу Снукера – это была собака, которую она была вынуждена отдать в приют потому, что сеньориту оклеветали и она села в тюрьму, собака, которая жила последнее время у сеньора Слоана, который…
      Майкл прервал болтуна:
      – Знаешь, где находится эта могила? Ну, хорошо, хотя бы приблизительно? Веди!
      Полная луна светила не хуже уличного неонитового фонаря. Майкл еще раз подивился дурацкому ощущению: не хватало еще грозы с дождем и парочки вервольфов за кустами.
      Кладбище отличалось от людского лишь размерами – и участков, и памятников. Тут были похоронены собаки и кошки, игуаны и удавы, белые крысы и хомяки… Были даже медведи и львы, пояснял Пиньо, идущий в нескольких шагах впереди Сато. Люди всегда были странными в своих привязанностях… и по отношению друг к другу, и по отношению к любимцам из животного мира.
      Ухоженная часть кладбища, расположенного перед входом, постепенно сменилась более заброшенной. Сато чертыхнулся: протоптанная дорожка незаметно закончилась, и он едва не расшиб себе голень о торчащий из цементного надгробия арматурный прут, скрытый веткой жимолости. Он непроизвольно нагнулся, чтобы потереть ушиб… и спустя мгновение понял, что остался один. Пиньо исчез.
      Майкл не был нервным. Работа в убойном отделе делает людей толстошкурыми довольно быстро. Он не испугался, просто вместо страха (как это бывает в подобных ситуациях и в подобных местах у простого смертного) у него, как и всегда, обострилось чувство неуютности, дискомфорта. Склепы, надгробия, искусственные цветы, пронзительный треск летних цикад, доминирующий в душной ночи… ему остро захотелось назад, в цивилизацию, к свету и жизни.
      Взмыл в ночной воздух потревоженный голубь. Влево-одиннадцать… примерно двадцать ярдов, прикинул Сато. Затем раздался звук, который сразу же заставил встать дыбом его негустые волосы – мягко-маслянистый « кланг-кланг» хорошо смазанного затвора автомата. Он вынул из кобуры «Глок», пристроил фонарик на надгробие, и, нажав кнопку, тут же отпрянул за соседний склеп. Жаль «Маг-Лайт», хороший был фонарь…
      Очередь из автомата была короткой, в три-четыре патрона. Фонарь, звякнув, подпрыгнул и погас. «Скверно», – подумал Майкл. Профи. И у него «Эйч-Кей Курц», немецкий автомат ближнего боя.
      Он хотел было вызвать подкрепление, но вспомнил предостережение Барлоу и выругался про себя. Автоматчик, как и Сато, не торопился. Майкл четко знал разницу между не первоклассным, но автоматом и первоклассным, но пистолетом – при условии, что оба находятся в умелых руках. Он зажмурился на короткое время, затем открыл глаза и внимательно осмотрел местность перед собой. Сектор сто двадцать, от кошки на высоком постаменте слева до мраморного добермана на склепе справа. Вроде чисто. Вроде… Сато поморщился, снова заныла дырка в боку. Выбора нет. Его закатали, отрезали от выхода. Это если возвращаться назад, к «Каррере». Но есть расхожий вариант: ломануться вперед, между кошкой и доберманом.
      –  Сеньор!
      – Пиньо, матерь божью… Еще раз так объявишься – не обижайся, схлопочешь пулю в живот! – Сато с шумом выпустил воздух сквозь зубы. Оппонент, видимо, на слух не жаловался: «Курц» коротко кашлянул, и каменная крошка от памятника больно впилась Сато в щеку – настолько близко легли пули. Сато ответил серией из четырех выстрелов и, не дожидаясь реакции автоматчика, с силой потянул сторожа за ногу, заставив того упасть на землю, рядом с собой.
      – До могилы Снукера далеко? – шепотом спросил Сато.
      – Нет, сеньор… Вот туда, на свет фонаря, – Пиньо махнул рукой в сторону мраморного добермана. – Там будет широкая цементная дорожка, а потом – повернуть дереха… направо… Потом будет, это… синко, пять кошек, после них надо… зарезать…
      – Срезать? – нетерпеливо подсказал Сато, нервно оглядываясь.
      –  Си… Между удавами. Там будет аллея 261… и могила. Но, сеньор, вы должны знать, что…
      – Не до того, после… Вот что: лежи здесь и никуда – слышишь, никуда! – не высовывай нос до тех пор, пока это не закончится… – Сато ждал неминуемого вопроса: «А когда?», но сторож, видимо, был перепуган в усмерть, и покорно молчал.
      Мысленно повторив сказанное Пиньо, Майкл присел, посчитал до десяти, выравнивая дыхание, и бросился в сторону склепа с доберманом. «Курц» имел магазин в три десятка патронов, и стрелявший из него (равно как и Сато) был прекрасно осведомлен об этом: две-три экономных очереди по силуэту Сато, рывками перемещающемуся в тени платанов, не дали результата, и пальба тут же прекратилась. Сато замер за надгробием на могиле некоего Мурчиуса. Послышались быстрые легкие шаги – соперник менял точку. Пора. Сато кучно положил пять пуль в направлении звука шагов и рванул к фонарному столбу, о котором говорил Пиньо. Автомат молчал. Майкл похолодел, поняв, что стрелявший разгадал его финт и, вместо того, чтобы преследовать Сато, направился туда, где затаился сторож. Детектив бросился назад, но было поздно – короткий заячий вскрик сменился клекочущим хрипом, и все стихло. Сцепив зубы, Сато вновь ринулся к дорожке у фонаря. Его глаза уже адаптировались к полутьме кладбища, и он легко лавировал между могилами. Вот и фонарь… когда же сворачивать? Наверное, сейчас… Новая очередь из «Курца» не оставила сомнений на этот счет: Сато бросился в открывшийся между рядами памятников узкий проход.
      Шагов за спиной слышно не было.
      Пять кошек оказались не одним склепом или памятником, как думал Сато, а чередой из пяти похожих памятников – в форме стула. На каждом из стульев сидело по кошке. Майкл « зарезал» между стульями; за ними оказалась следующая, параллельная аллея, на которой он почти сразу же увидел два постамента высотой фута в три каждый. Два питона, каждый со своего постамента, сплели своеобразную арку, под которую и нырнул Сато. Он вылетел на аллею со свежими могилами – лишь некоторые из них начали обрастать памятниками. Когда Сато наконец приблизился к могиле Снукера, он опять услышал звук шагов с противоположной стороны аллеи. «Приставучий, мерзавец!» – детектив присел и развернулся в сторону идущего. Он дважды выстрелил, больше наугад, сделал последние два-три шага… и замер.
      Ну конечно. Сеньор Лопатопостарался.
      Вскрытая могила темнела свежей землей. Гроб размером в полтора на пол-ярда лежал на куче темного грунта. Крышка была сбита. Как и предполагалось, Снукер не существовал – пустой гроб вызывающе сверкал белым батистом подбоя.
      Поздно.
      Майкл бросился прочь. Владелец «Курца» ожесточился и теперь поливал, словно из лейки. Пули буравили воздух вокруг Сато, который мчался неровными, рваными прыжками – меньше шансов, что автоматчик вычислит траекторию его движения и даст упредительную очередь… Но все точнее ложились пули, и все меньше шансов уйти оставалось у Сато.
      Кто-то резко рванул его за рукав рубашки.
      Он крутнулся на сто восемьдесят по инерции, больно ударившись о косяк двери полнометражного склепа… тот, кто потянул его за рукав, втолкнул Сато вовнутрь мрачного помещения. Дверь едва слышно пискнула, затворяясь, а потом наступила такая тишина, что Сато стал не на шутку бояться: автоматчик может запросто услышать уханье его разгоряченного сердца. Вдобавок, Майкл ничего не видел – тьма была абсолютной.
      Внезапно он почувствовал прикосновение маленького пальца к своим губам. Сато попытался было спросить – кто? – но палец требовательно нажал на губы, и Майкл покорно затих. Раздался шорох, и небольшое, щуплое тело прильнуло к нему.
      Ребенок? Здесь, ночью, на кладбище?
      – Ш-ш-ш… Терпи… – Шепот звучал по-взрослому. Тело прижалось к нему крепче. Сбивчивое, затрудненное дыхание. Сато провел ладонью сверху вниз… Ощущение ладных, упругих грудей, затрепетавших под его рукой, смутило его. Девушка или женщина – его неожиданный сообщник – попыталась высвободиться, но Сато удержал ее в объятиях, убрав руки с грудей и обняв ее за талию.
      – Куда, черт побери, он провалился? – вполголоса сказал кто-то снаружи, совсем рядом с дверью.
      Сато понял, что автоматчик, потеряв его, дрейфит и пытается успокоиться, разговаривая сам с собой. Шаги… Наконец, удаляющееся бормотание сняло напряжение у прячущихся. Сато и его спасительница продолжали стоять неподвижно, не решаясь нарушить объятие. Внезапно гибкие, сильные руки обвили шею Сато, потянув ее вниз… он ощутил горячее дыхание на шее… и вот она уже припала губами к его губам, похоже, привстав на цыпочки, поскольку руки Сато вдруг очутились значительно ниже талии, подхватив ее под ягодицы, которые оказались на удивление округлыми и крепкими, как у велосипедистки. «Почему велосипедистки? Может, как у танцовщицы…» – Сато был сконфужен. Губы ее были такими восхитительно свежими, что он поневоле оставил сравнения и раскрыл свои губы под требовательным поцелуем. Обладательница мальчишечьего тела явно знала в этом толк. Было тут еще нечто такое… Аромат ее дыхания… что это было? осенние листья? хризантемы? Нечто забытое, из детства… голова его сладко-сладко закружилась, и напрочь исчезло удивление по поводу непредсказуемого всплеска чувственности у незнакомки. Впрочем, это продолжалось недолго: она отпрянула так же неожиданно, и детектив, по инерции потянувшись за искусительницей в темноту, едва не упал. Невысокий помост с саркофагом внезапно оказался между ними, и он с размаху ударился об угол помоста. Майкл зашипел от боли, на что незнакомка отреагировала едва слышным коротким смешком…
      И все стихло.
      Незнакомка исчезла.
      Перед тем, как выйти из склепа на открытое пространство, Сато осторожно выглянул из дверей. Похоже, автоматчик оставил его в покое.
      В нагрудном кармане он обнаружил небольшого размера сверток – сердце его прыгнуло от предчувствия… неужели чип Слоана? Значит, его соблазнительница и была той самой дамой, которая опередила его в поисках могилы несуществующего Снукера?
      Однако, развернув бумагу, Сато разочарованно вздохнул.
      Это был не чип, но небольшого размера плоский фонарик, к тому же сломанный. Когда детектив попробовал включить его, лампочка не загорелась. Повертев фонарик в руках, Сато сунул его обратно в карман и побрел к выходу.

      Майкл оставил «Карреру» на нулевом уровне нового подземного паркинга. Он все еще не мог привыкнуть к тому, что машина не остается запаркованной на месте, а утаскивается в утробу гигантского гаража по воле компьютера, который находит оптимальные варианты размещения автомобилей на сорока подземных этажах. Компьютер управлял действиями сотен механических платформ, перемещающих машины во всех измерениях с быстротой экспресса. Сато беззвучно выругался: его «Каррера» с бесстыдно оголенным днищем и задранными кверху колесами была унесена в неведомом направлении. Хорошо еще, что он не держит в машине ничего жидкого или сыпучего, а то ведь и претензий не предъявишь, полуметровые буквы на въезде в гараж предупреждают о возможном рассыпании-разливании-разбрызгивании и прочее, и прочее.
      Перед тем, как выйти на улицу, детектив привычно прижался к дверному косяку, быстро обшарив взглядом перекресток. Район, где он жил, нельзя было назвать неблагополучным, но времена менялись, и звуки ночных выстрелов месяц от месяца раздавались все ближе и ближе к его дому.
      Полночь.
      Редкие такси.
      Еще более редкие прохожие, старающиеся побыстрее прошмыгнуть в темные утробы домов.
      Невероятная, навязчивая, липкая духота.
      Что-то сломалось в природе. У Сато в душе поселилось прочное ощущение безысходности, какое бывает в предчувствии неотвратимого. Он гнал прочь это ощущение, вместе с ноющей болью от никак не затягивающейся раны в боку.
      Устал.
      Он подобрал капсулу с ужином в сипящей нездоровым затворным клапаном лунке компании «Еда – воздухом!». Ну вот, пельмени опять поплыли. Черт, когда же они начнут добавлять в тесто какую-нибудь ерунду, которая не давала бы им слипаться?
      Войдя к себе в логово, Сато с раздражением швырнул раскисшие от зноя пельмени в мойку. Окно открывать не хотелось, однако нежилая вонь в квартире была горше пытки духотой с улицы.
      Старый, добрый холодильник. Запотевшая бутылка с пивом выглядела точь-в-точь как в рекламе. Он со смаком отхлебнул «Циньдао».
      Кроссовки – в угол у входа.
      Носки (ффу-у-у, а еще говорят, что микролон обладает антисептическими свойствами…) – в мусорный бак.
      Брюки, рубашку – в корзину для стирки.
      Что-то негромко стукнуло о стенку корзины, когда он бросил в нее рубашку. Ах да, фонарик с кладбища… Он аккуратно достал его из кармана и положил на край стола. Нужно будет завтра отдать его в ИМП, снять пальцы…
      Странное, волнующее ощущение от встречи в склепе не проходило. Сато заставил себя не думать о девушке.
      Он подошел к зеркалу. Дырка от пули затягивалась медленно. Вдобавок по ночам его беспокоило сердце. Карвер говорит, что это – наносное, надо идти к шринку, психоаналитику. Ага, как же…
      Паскудно на душе.
      Пожрать надо, а не хочется. Или наоборот? Какая, к дьяволу, разница?
      Он устало отпал в кресле, вяло отхлебывая холодное пиво и бездумно наблюдая за игроками в кёрлинг, суетящимися в центре его неустроенной холостяцкой норы.
      Тридивизор – сильная вещь. Игроки в трехмерном изображении словно живые, хоть бери и потрогай их. Натиральщица льда – или как там их называют? – внезапно выпрямилась и, лукаво взглянув на Сато, сбросила верхнюю одежду, оказавшись в сооблазнительного вида купальнике. Мгновение – и она бросилась в лед головой… но лед внезапно расступился, превратившись в зазывную синеву океанской волны. «Проведи отпуск со мной, на песках Двадцатимильного Пляжа Камчатки!» – окутала волну (и заодно и девушку) воздушная надпись из пузырящихся букв.
      Фу-у-ух ты, надо же, как они теперь рекламу вшивают…
      Сато с сожалением взглянул на почти пустую бутылку, истекавшую потом прохлады.
      Все же надо поесть. Пельмени – еда одиноких добросовестных детективов.
      Мысли о незадачливом стороже доставали. Он сделал анонимный звонок в 911 из первого же сотовида, попавшегося ему по дороге с кладбища. Надо будет проверить больничную сводку завтра утром: вдруг Пеньо удалось выжить?
      Сирены за окном сегодня воют значительно чаще. Впрочем, он думает так каждый вечер. Проклятая жара сводит людей с ума.
      Он вспомнил о старой традиции, о которой в детстве часто рассказывала ему мать. На севере Хоккайдо, ниже Вакканаи, по левую руку от горной тропы Дайсёцузан-Иичи расположены несколько озер с теплыми минеральными источниками. В особенно холодные зимы озера покрываются тонкой корочкой льда, но из-за того, что вода все равно остается теплой, лед почти что висит над ее поверхностью. В такие зимы мужчины местных деревень устраивают соревнования – кто сможет пересечь озеро бегом по тонкому льду. Секрет заключается в том, что нужно не прыгать с ноги на ногу, но быстро-быстро перебирать ими на манер конькобежца, стараясь ни на мгновение не концентрировать вес тела полностью на одной из ног. Тот, кто пересекал озеро сухим, приобретал право выбора невесты в любой деревне округи…
      Он усмехнулся. Теперь, с такой катавасией в природе, даже самые записные красавицы рискуют остаться старыми девами.
      Сато не относил себя полностью ни к одной этнической группе современной Америки. Мать его была японкой, а предки отца пустили свои корни на Западном побережье Штатов лет триста тому назад, перебравшись через Берингов пролив из-за упрямой привычки креститься двумя пальцами. Когда отец служил во флоте и базировался на Окинаве, он познакомился с будущей матерью Сато. После окончания службы моряк увез юную жену в Штаты, и новая семья осела в Южном Сан Фране, на тихой окраине города, которая довольно быстро превратилась в обжитой гомонливый район, колоритно-пестрый от проживающих там эмигрантов всех кровей. Родившемуся сыну дали фамилию матери – скорее для удобства, чем из принципа, поскольку «Сато» произносить было безусловно легче, чем «Угрумофф». Вдобавок, раскосые глаза и слегка уплощенный нос – единственные черты, унаследованные Сато от матери – тоже больше подходили к японской фамилии.
      Шли годы, малыш Сато постепенно наливался силой и все больше походил на отца. Хотя он не особо горел желанием преуспеть в науках, но и не был последним в классе, а вот в спорте достиг неплохих результатов: к окончанию школы он уже дважды побеждал в соревнованиях «Азия против Америки», удивляя своих восточных соперников классической школой рубки сенбонгири. Отец Сато в свое время увлекся коллекционированием японских боевых мечей дайшо и, поковырявшись несколько месяцев в старинных руководствах, научился относительно неплохо их затачивать. Он поощрял увлечение сына, лично навостряя его «гендайто». Мать поначалу была неспокойна – «лучше бы в бейсбол гонял, дуэльный меч есть дуэльный меч…» – однако потом, когда Майкл привез свой первый кубок, поняла, что детское увлечение переросло в нечто более серьезное, и остыла.
      Служба в армии не оставляла Сато много времени на тренировки, и он боялся, что утратит сноровку. Но год спустя после демобилизации он уже пристраивал на стену в спальне диплом Гиннесса – за рекорд в часовой рубке лозы…
      Может, пельмени раскисли не так уж сильно? Средней тяжести китайское пиво пробудило аппетит. Поиски кастрюли подходящего размера были прерваны резким зуммером телекома.
      Гостей Сато не ждал.
      – Кто? – приятным его голос не назовешь, но вряд ли в такое время (он покосился на часы – почти полночь) ему грозит визит прелестной дамы. Майкл вспомнил незнакомку и свои похождения на кладбище. Кто бы мог подумать… Такая прыткая. Запах хризантем и сладкие губы вызвали новый прилив эмоций, но, пожалуй, главной была мысль о том, что свою раскованность в склепе он однозначно списал на стечение обстоятельств. Точно. Он не был бонвиваном. Если бы не перестрелка…
      Голос из динамика телекома заставил его вздрогнуть.
      – …всегда так ласков с гостями? Сказал, что накормишь ужином, и бросил. Пришлось самой добираться!
      Олимп и преисподняя, подумал он. Приехала, сама! Не нужно было по-первобытному волочь за волосы в свою пещеру… Мысли о незнакомке разом выветрились из головы.
      Палец не сразу попал в кнопку отзыва. Он едва успел надеть джинсы.
      Криста принесла с собой бутылку откупоренного, но нераспитого красного вина с труднопроизносимым названием, пестрящим согласными. Сказала, что вино дорогое, и в магазине ее уговорили открыть – если бы вино не подошло, деньги с нее не взяли бы. Она по-хозяйски прошла на кухню, села на стул в углу, с наслаждением закурила, потом сбросила туфли и, по-простецки запустив руки под юбку, живо сняла колготки, пояснив:
      – В лаборатории испортился кондиционер, холодрыга несусветная, приходится одеваться тепло… А на улице сауна, сам знаешь. У тебя что, нет кондёра? Ну конечно, зачем он убойному детективу, который дома почти не ночует!
      Очумевший от происходящего Сато лишь радостно хлопал глазами.
      Пепельницы в доме не было. Она ловко приспособила для этой цели блюдечко, взятое из шкафа над мойкой. Когда Криста невзначай задела Сато рукой, он уловил исходящий от нее слабый запах вспотевшей кожи. Это был даже не пот, а совершенно немыслимая смесь каких-то обалденных духов, дыхания пор – наверняка ее первый пот сегодня, подумал он, представив, где именно она вспотела… – легкий привкус дезраствора из лаборатории, немного туфельного аромата, и…
      Снова хризантемы?
      К идолу, у него уже галлюцинации.
      Второе искушение подобной интенсивности для холостого детектива за один вечер… поневоле станешь бредить.
      – Пива хочешь? – невпопад спросил Майкл и тут же запунцовел: она ведь пришла с вином…
      Криста улыбнулась и по-кошачьи мягко подошла к нему.
      – Мой боевой друг Сато, тут вот какая штука… Я к тебе сама пришла, так? Время позднее, верно? Если бы я была тупица кукольная и думала бы, что у тебя сейчас в голове нераспутанное дело, а не мои прелести, то трахнуть меня не будет грехом – поделом дуре… А если я сознательно, – она посмотрела ему в глаза настолько откровенно, что он резво отвел глаза, и она победно хохотнула в ответ на его реакцию. – Сознательно, догоняешь? пришла… значит, я знаю, чем этот визит закончится, и я с этим о'кей. Посему – не пыжься. Договорились, глупышок? – Она провела ноготком по его шее под подбородком, но лишь только он сделал попытку обнять ее, грациозно выскользнула и открыла холодильник. Критически осмотрев его недра, она поцокала языком:
      – Похоже, придется запастись сотней-другой пельменных калорий. Ты что, еды совсем дома не держишь?
      Она отловила пачку замороженного горошка, сиротливо притаившегося в углу морозильника, и выразительно приложила к щеке. Сато держал горошек именно для этой цели – утихомиривать синяки и шишки.
      Ему стало очень легко.
      Горошек с разварившимися пельменями удивительно прилично пошел под красное вино. Сато устало улыбался, не перебивая ее незатейливый треп о прошлом – о колледже, об Академии, о родителях, о первой любви… О нынешнем ее воздыхателе из «Бригады-11», Линдоне Дженкинсе, который самонадеянно хотел взять ее с размаху, как и вскрываемые им двери – Дженкинс работал бричером, взломщиком дверей при силовом захвате зданий, орудуя сорокафунтовой чушкой. Линдон любовно называл чушку Нэнси, в честь своей бабки, и за очередную взломанную дверь лепил на нее новую наклейку. Однажды злая на язык Криста осадила его, невинно пошутив: «А когда ты взломаешь мою дверь, ты налепишь на Нэнси пару волосков из моей…. да?» – после чего смущенный Дженкинс не появлялся в ее лаборатории с неделю.
      Криста трепалась, но Сато видел по ее глазам – она чувствовала его, понимала, что ему необходимо расслабиться, и молча поддерживал ее игру. Вино было хорошим. Легкий хмель спеленал мысли Сато, ластиком стирая ощущение дерьмового дня, слой за слоем.
      Где-то в углу сознания затаился тонкорукий Питер Тиффани, грозя Сато чучелом-троллем с пуговичными глазами… Джереми Слоан (с целым еще горлом) разговаривал с ним на бирманском, но Сато его прекрасно понимал… Карвер фальшивил за занавеской душа в раздевалке, а весь участок давился от хохота, слушая его мяуканье… Страстный поцелуй в затхлом склепе проникал в него, растворялся в венах, тек в мозг…
      – …Сато, ответь! Сотофон!
      Криста настойчиво тянула его за руку.
      Он встряхнул головой, отгоняя сонливость, и подошел к сотофону. Видеолиния была отключена. Ну-ну…
      – Сато слушает.
      Молчание.
      Тишина. Прислушавшись, он все же различил характерный, едва слышный хрип – так звучит плохо вычищенная курительная трубка.
      Затяжной кашель, одышка, сопение.
      Человек явно хвор.
      Сато уже собирался отключаться, когда звонивший наконец с трудом произнес:
      – …могилу… себе… смотри… продешевишь…
      – Пугаешь? – рявкнул Сато в ответ, но трубка уже пиликала короткими гудками.
      Сато уставился в стену напротив себя. Идиотский звонок. Криста понимающе молчала. Ей это ни к чему, решил наконец Сато, не надо ее вовлекать. На сегодня все. Нет, серьезно.
      Притихшая Криста подошла и легко села к нему на колени. Невесомая тяжесть ее тела, запах, близость груди… Ее рука потрепала волосы на затылке Сато, прошлась по плечам… Несколько легких, быстрых поцелуев с невинной подоплекой познавания быстро уговорили Майкла забыть про усталость. В запале, он резко обнял ее за талию… и они оба едва не рухнули на пол, почти потеряв равновесие; стул опасно накренился под ними. Чтобы не упасть, Криста оперлась рукой о стол и случайно наткнулась рукой на фонарик с кладбища.
      – Откуда это у тебя? – слегка отстранившись, она стала разглядывать фонарик.
      – Так… По делу Слоана проходит, – уклончиво сказал он. – Кстати, хотел завтра попросить тебя пальцы с него скатать… Наверное, залапан он уже прилично, но все же… поможешь? – Досадуя, он попытался снова повернуть девушку к себе, но, похоже, момент был упущен. – И потом, поломан он… Лампочка перегорела.
      Криста встала, взяла фонарик салфеткой и аккуратно нажала на кнопку длинным ногтем:
      – Н-нет, все в порядке…
      Сато хотел было сказать – я не слепой… Фонарь не горел.
      – Гляди! – она поднесла фонарь к белому полю журнала, лежавшего на столе, и Сато удивленно присвистнул. Белое моментально стало ядовито-синим. – Это длинноволновый ультрафиолет.
      – А кто… – начал Сато; она тут же продолжила:
      – …таким пользуется? Ученые. Разные – химики, биологи, ботаники… – Она сделала паузу. – Мы вот тоже пользуемся. Когда определяем следы биологических жидкостей – спермы, например…
      А ведь она не шутит. И вообще, этот фонарик… Поведение Кристы резко изменилось с того момента, как она его увидела. Похоже, Криста что-то сообразила, но предпочла не делиться своими мыслями с Майклом.
      Почему?

      «Порше» понимающе-ровно гудел мотором. Они с Сато не возили прелестный пол… трудно даже вспомнить, с каких пор. Майкл и Криста ехали в морг.
      Туда, где уже вторые сутки лежал в холоде молодой парень, который мечтал увидеть Ангкор Ват в натуре.
      Почему она так быстро остыла? Рыба какая-то, а не баба! Со злости Сато резко обошел « пукалку» – навороченную модель «Хюндаи-Центуры» с громадным, сердито рычащим глушителем. «Пукалками» Сато называл переделанные серийные модели машин, которыми снова увлекся нынешний молодняк. Из окна «Центуры» высунулась хохочущая девчонка. В момент, когда «Каррера» Сато поравнялась с ней, она быстро задрала кофточку себе на голову. Ее приятели, сидящие в машине, восторженно заулюлюкали: девчонке было что показать…
      Сато не обратил внимания на вернисаж в окне «Центуры», на что Криста соболезнующе покачала головой. Убойщик – он и есть убойщик, когда он идет по следу, ему все пополам.
      Криста молчала, анализируя события дня.
      Убитых или погибших, вскрытие которых проводилось в группе ИМП, затем передавали в городской морг. Криста не сомневалась, что тело все еще находится там. Труп Слоана был отправлен в морг в пятницу, во второй половине дня. По процедуре, Слоан был сдан на хранение в патологоанатомический холодильник морга, и вряд ли кто-либо востребовал бы его тело до понедельника. У нее были сомнения по поводу того, что кто-то вообще захочет забрать беднягу… Блэйк Слоан оставался единственным родственником Слоана, кто имел право забрать тело из морга, но у Блэйка были свои проблемы. В сотофонном разговоре с Барлоу он не изъявил желания заняться похоронами Джереми, сославшись на занятость.
      Сейчас Криста была где-то даже благодарна Блэйку за невостребованный труп племянника.
      Субстанция, обнаруженная в легких Слоана при вскрытии, которая сразу не была идентифицирована…
      Теперь Криста была уверена – она знает, что это.
      Но ее предположение было настолько невероятным, что она не сказала о нем Сато, предпочитая отговариваться общими фразами.
      Ей нужно было убедиться в своей правоте.
      …Сато терпеливо держал кнопку звонка нажатой, пока дверь не отворилась. Неопределенных лет прозектор с копной рыже-гнедых волос, в прорезиненном фартуке до пола, вытер руки бумажным полотенцем и аккуратно снял палец Сато со звонка. Санитар увидел их на экране охранной системы и счел за благо открыть двери после того, как Сато ткнул в камеру жетон детектива.
      – Чем могу? – угрюмо спросил прозектор, загородив проход.
      – Детектив Сато, СФПД! – Майкл снова помахал в воздухе жетоном. – Криста Боннер, специалист первого класса лаборатории ИМП 201-го участка СФПД, – представил он Кристу. – Нам срочно нужно провести дополнительную эксперизу трупа Джереми Слоана, который поступил к вам…
      Прозектора передернуло при словах «срочно нужно». Элегантно отрыгнув, он изрек:
      – Вот что, голуби мои! В этом месте ничто не срочно, поскольку, – он назидательно поднял палец – Ничто не срочно в царстве теней… Хотя секунду,« ничто не вечно», кажется… и не в царстве, а под луной?
      Сато с изумлением понял, что прозектор находится в приличном подпитии. Тот продолжил:
      – У нас праздник… – Он прищелкнул языком, очевидно, вспоминая, какой именно «у них» (с мертвецами?) праздник. Сато тем временем медленно оттеснял прозектора к стене, давая возможность Кристе пройти внутрь. – День Ви Джей, во! Ии-и-икк… Ты… Саке, да? – Сато не стал его поправлять. – Ты знаешь, что такое день Ви Джей? Не зна-а-ааешь… И я не знал! До сегодня… – он внезапно всхлипнул. – Они боролись…
      Взгляд прозектора вдруг приобрел осмысленность.
      – Вы что, из полиции, да?
      Майкл и Криста переглянулись. Сато аккуратно встряхнул пьяницу за воротник:
      – Ты! Сконцентрируйся на минуту-другую – Слоан, Джереми Слоан, перерезанное горло, прибыл из 201 участка…
      – Ну, так надо было сразу и говорить, – обиделся прозектор. – Прошу за мной!
      Церемонно уступив дорогу даме, он провел их в морг.
      Пару лет назад мэрия решила, что в нынешний неспокойный век городу просто необходимо иметь место, в котором на короткое время смогут поместиться несколько сотен почивших горожан. Так появился суперсовременный городской морг, образец рационального симбиоза инженерной и патологоанатомической мысли. Сато отогнал прочь кошмарную аналогию морга и гаража, в котором он держал «Карреру». Те же несколько этажей вглубь, такая же механизированная приемка-выдача содержимого…
      Комната пугала своими размерами. Сато вновь подумал, что индустрия царства теней, и в животном мире, и в людском, должна приносить неплохой навар тем, кто к ней прилепился.
      Прозектор вежливо предложил им выпить пивка с устатку, пока робот-транспортер подгонит кокон с телом Слоана. Он так и сказал – « кокон», после чего пошарил под простыней, которой был накрыт лежащий на хромированном столе труп, и достал из-под нее пару бутылок пива. Сато брезгливо мотнул головой. Криста, не моргнув глазом, ловко открутила крышку и с наслаждением отхлебнула пиво. На секунду вытянув губы трубочкой, она похвалила температуру напитка и приподняла край простыни на уровне бедер покойника. Майкл фыркнул, но Криста сказала прозектору:
      – Если лед смочить крепким раствором соли, температура понизится на пять-семь градусов…
      Тот удивленно вскинул брови, после чего проникновенно сказал:
      – Милашка, меня зовут Дэнни… Когда попадешь сюда, спроси меня, я тебя лично вскрою и зашью по первому классу!
      Он повернулся к другому столу, сдвинул простыню и, запустив пятерню между ног лежащего там мертвеца, вытащил пригоршню креветок. Майкл конвульсивно сглотнул. Дэнни протянул несколько креветок Кристе, но та, к облегчению Сато, отказалась.
      Молчание, сдобренное посасыванием и причмокиванием Дэнни, обрабатывающего креветки, было нарушено стрекотом робота-доставщика, который ловко втиснул кокон в узкие двери, ведущие из подвала в… Сато так и подмывало назвать помещение разделочным цехом. Робот аккуратно поставил кокон на один из пустующих столов, ряд которых исчезал в темном пространстве дальнего конца морга.
      Дэнни наклонился над коконом, повернул небольшой выключатель, и сквозь оконце в крышке они увидели лицо Слоана, освещенное неярким голубоватым светом.
      – Дэнни, мне понадобится ультрафиолетовый фонарь, длинноволновик… Будь другом, – попросила Криста. Прозектор с лучезарной улыбкой отправил в рот последнюю креветку (у Сато сложилось впечатление, что тот трескает их вместе с панцырем) и, отерев руки о фартук, с готовностью достал из-под стола узкий стеклянный цилиндр на черной пластмассовой рукояти. Штука выглядела не в пример более солидно, чем фонарик, оставленный незнакомкой на кладбище.
      Криста отошла к шкафу у стены и через минуту вернулась одетой в длиннополый разовый халат, легкий респиратор-маску и очки. Ее руки в перчатках казались на удивление небольшими, особенно по сравнению с клешнеподобными кистями Дэнни. Прозектор открыл пять больших застежек по бокам и откинул крышку. Локальные вытяжки по краям стола добросовестно откачивали воздух, приправленный запахом Слоана. Сато осторожно приблизился, наблюдая за шаманскими манипуляциями Кристы. Она склонилась над мертвецом и начала легко постукивать его по грудной клетке, раскрыв ему рот металлическим расширителем. Жестом приказав Сато отойти – за что тот был ей безмерно признателен – Криста спросила у Дэнни:
      – Где тут у тебя свет выключается?
      Голос ее звучал обыденно, но Сато чувствовал: что-то должно произойти.
      Дэнни потопал куда-то в дальний, и без того темный, конец комнаты. Щелкнул рубильник, свет в морге погас, остались гореть лишь две дежурные лампы по углам. Криста поднесла ультрафиолетовую лампу к лицу покойника, и…
      То, что открылось их глазам, не поддавалось описанию.
      Вернувшийся к столу Дэнни громко рыгнул и сел на пол мимо стула.
      Криста выдохнула торжествующее «Ааахххаа!» и затем судорожно втянула воздух ртом, словно респиратор мешал ей дышать. Ее волнение проявлялось лишь в дрожании рук – белая ткань савана в неверном отсвете лампы шевелилась и подергивалась, как-будто Слоан ожил на столе.
      Сато завороженно глядел на происходящее, не отдавая себе отчет в его реальности или бреде.
      Сотни… нет, тысячи невероятно ярких зелено-синих неоновых частичек плясали, кружились, сходились и снова разбегались в хороводе, который был невидим простым глазом, но волшебница-Криста своим фонарем смогла проявить это таинство танца…
      Танца чего? Пылинок? Что это было? Нечто эфемерное, почти невесомое, вилось вокруг рта и носа покойника. Криста снова стукнула по груди Слоана – и хоровод завертелся еще более активно, еще большее число сияющих в свете фонаря частичек взвилось из насильно открытого рта мертвеца. Создавалось впечатление, что он дышит, словно пар исходил из его легких… Хаотичное движение ярких искорок, которые вылетали из его легких было предельно завораживающим.
      Сато внезапно вспомнил слова Барлоу: «…легкие у Слоана заполнены инородной субстанцией…».
      – Майкл, нет ли у тебя знакомого миколога? У меня создается впечатление, что он может нам очень пригодиться, причем в ближайшее же время… – совладав с собой, задумчиво спросила Криста.

      Определенно нужно будет что-то делать с ее храпом. Кто бы мог подумать – красивая баба, умница, а вот надо же тебе так…
      Сато лежит на спине. Голова Кристы тяжело – до онемения – давит на его плечо, но Майкл не сдвигает ее. Рассыпавшиеся волосы пахнут чем-то неприятным. Краска, что ли? Непохоже. Цвет волос у нее явно натуральный. Наверняка какая-нибудь дрянь из лаборатории впиталась. Отделившийся локон щекочет его сосок – вдох-выдох, вдох-выдох… Желание просыпается в нем вместе с дыханием. Криста чувствует его прикосновение там, внизу, и, не открывая глаз, переворачивается на спину. Ее готовность распаляет его еще больше, он высвобождает плечо, коленом разводит ее внезапно ставшие предупредительно-послушными ноги…
      Она чувствует тяжесть его тела, но лишь порывисто дышит, не произнося ни звука, не открывая глаз. Ее ступня обольстительно медленно скользит вверх по икре Сато, от чего он просто теряет голову и впивается в ее губы.
      – Ффу-у-у, конюшня! – смеется она, но не отталкивает его…
      Потом они перемещаются на кухню.
      Телевизор.
      Новости.
      Выходной.
      Сато надо будет привыкать к тому, что Криста чувствует себя совершенно раскованно, шастая по квартире голышом.
      – Там один извращенец живет… на шестом этаже, во-о-он в том здании. У него телескоп классный, – предупредил Сато, задергивая шторы на окнах.
      Кофе.
      Остатки пельменей с горошком от ужина, заскорузлые и бесформенные, пошли на «ура».
      – Надо же так проголодаться, – засмеялась она.
      Утренне солнце уже вовсю раздувало жаровню.
      Сато шутил, он явно хорошо себя чувствовал. Приключений бессонной ночи как не бывало – вот насколько чудодейственен добротный секс!
      Выходной – выходным, но, тем не менее, Сато постепенно заряжался действием… именно так, наверное, опытная розыскная собака тоскует без работы после всего лишь нескольких часов отдыха. Пока Криста принимала душ, он набрал номер участка.
      – Привет. Гартнер? Сато. Как там? Ну да, ну да. Понятное дело, «Найнерз» сегодня сольют, однозначно. Они уже четыре игры кряду… Да, тренер, наверняка. Так что ты не расстраивайся, что дежуришь. Слушай, у меня просьба – глянь сводку госпиталей по сегодняшней ночи. Нет, фамилии не знаю… скорее, имя – Пиньо. Мужик лет тридцати-тридцати пяти. Ну, не знаю я, не знаю! Может, черепно-мозговая, может, резаная. Нет, не огнестрельная. Точно. Ты ищешь? В каком-каком месте? Да пошел ты! Может, чудак загибается там, прости господи… Что? Нашел? Какой госпиталь? Когда привезли? – Сато суеверно скрестил пальцы. – Еще раз продиктуй! – Он записал данные на клочке обоев. – Ладно, спасибо, мужик, выручил… и не только меня.
      Сато влетел в ванную. Обнаженная Криста, хрустяще-свежая после душа, причесывалась, тщетно стараясь разглядеть себя в запотевшем зеркале. Майкл завороженно смотрел на нее, проглотив язык.
      – Детектив Сато, а что это у вас глазки такие шальные? – Она невинно сделала движение плечами вперед и вверх, от чего ее грудь коварно вздыбилась. Сато усилием воли заставил себя закрыть глаза на несколько секунд. Помогло лишь отчасти. Не раскрывая глаз, он выдавил:
      – Мне нужно в госпиталь… Пиньо, ночной сторож кладбища животных, жив. Пока что он – мой единственный шанс выйти на ту самую сеньориту с кладбища…
      –  Сеньориту?– В голосе Кристы зазвенели льдинки.
      Дьявол… Надо же так опростоволоситься!
      – Я тебе потом расскажу… – буркнул Сато, выскальзывая из ванной. – Никуда не уходи, ладно? Проголодаешься – закажи себе что-нибудь… я через пару часов вернусь… постараюсь, – крикнул он от порога.
      Разгневанная Криста вылетела из ванной, но Сато уже горохом сыпался вниз по лестнице подъезда. Сгоряча едва не вылетев в неглиже вслед за ним, она фыркнула, перевела дыхание и, успокоившись, стала неторопливо одеваться.
      У нее были свои планы.

      Споры.
      Это были споры грибов, как утверждала Криста.
      Если ей верить, то у Слоана в теле жили грибы. Или фунгии, кажется. Она их так назвала. Не один гриб, а микро-колония – она так и сказала, колония. Сато мало что знал о грибах. Он сперва даже не понял, о каком таком «микологе» говорила Криста. Специалист по грибам, пояснила она. Миколог может подтвердить или опровергнуть завиральную, с точки зрения Сато, теорию Кристы.
      Идиотская мысль. Нет, правда. Сродни детским комиксам…
      Первое, что сделал прошедшей ночью Сато, выйдя из ворот кладбища N3 – это позвонил в неотложную помощь из ближайшего сотовида. Памятуя приказ Барлоу, Майкл не стал дожидаться приезда неотложки. Получалось, что Пиньо подобрали довольно быстро. Машина 911 доставила его в госпиталь на Дивизадеро. Полным именем Пиньо было Хорхе Луис Алоисио… чего там еще… Пиньо. Все же фамилия. Хоть в этом повезло – Гартнер, дежуривший в этот день в участке, сумел без хлопот отыскать его в сводке «тяжелых», доставленных в госпитали Сан Франа за последнюю ночь.
      Дивизадеро находилась в конце затяжного подьема на холм, громко называемый «горой Сион», Маунт Зайон. Собственно, других домов на короткой улице и не было: госпиталь состоял из нескольких разномастных корпусов и являлся тренировочной площадкой для будущих врачей из Департамента Медицины Университета Калифорния-Сан Фран. Именно поэтому сюда свозились и съезжались все страждущие, не имеющие достаточных средств или страховки на лечение в более солидных госпиталях. Когда-то сюда ходил трамвай; рельсы еще не успели уйти под землю, и заржаветь им не давали нетерпеливые покрышки машин.
      Сато оставил «Карреру» на противоположной от въезда стороне паркинга, ближе к госпиталю. Он сверился с записью на клочке обоев. Корпус АА, отделение ларингохирургии. Сато покрутился у входа в нерешительности – хоть Маунт Зайон и располагался далеко от его участка в Инглсайд, ему периодически доводилось бывать в госпитале по делам службы, и меньше всего ему хотелось сейчас напороться на кого-то из знакомых врачей.
      Молодой доктор сидел прямо на газоне под магнолией и курил, хмуро разглядывая афишную тумбу, на которой вовсю веселились разноцветные огни ЖК-рекламы: «Препарат Вистарекс – лучшее средство от бессонницы, гарантирующее минимальные побочные эффекты в интимной сфере!».
      Сато врача не знал. Тот вопросительно поднял глаза.
      – Мне бы приятеля проведать. Пиньо… Он сегодня ночью поступил. – Сато натянуто улыбнулся.
      Доктор недоверчиво повел головой:
      – Прия-я-ятель… Его так отделали – я все утро возился, пока починил. Где ж ты был, приятель?
      Сато промолчал, стараясь не спугнуть везение. Комплекс вины перед Пиньо грыз его неимоверно.
      Врач устало махнул рукой:
      – Зайдешь вовнутрь, потом направо, за угол. Палата 2В. Он, по идее, от наркоза должен уже отойти, вот только разговаривать ему пока нельзя – кадык изувечен…
      Вестибюль госпиталя встретил его терпким запахом дезинфекции и свежим до мурашек кондиционированным воздухом. Майкл направился к стойке, у которой стайка медперсонала горячо обуждала что-то, не обращая на него внимания. Девицы-медсестры были все как одна пухляшки, а триумвират врачей по случаю жары щеголял в коротких, с завязками на спине, бумазейных халатах без брюк. Из-под халатов виднелись ноги разнокалиберной степени волосатости.
      Разговаривали все они шепотом. Сато терпеливо ждал. До него доносились обрывки фраз: «Я тебе говорю: эта фигня тебя с ума сведет!.. Они еще наливают в перерывах какую-то удивительно пахучую вещь, но она так растормаживает – нечего делать… Оттягиваешься на полную. Потом, после полуночи, такой бордельеро начинается… Святых выноси!»
      Поняв, что персоналу на него наплевать, Сато направился к палате Пиньо.
      Проходя по пути через небольшой холл, он подошел к вендинг-автомату в поисках чего-нибудь, что могло бы сойти за презент для Пиньо. Автомат был напичкан пакетиками со снедью, но ничего толкового там не было. И потом, насколько он успел узнать сторожа, бутылка тэкилы пришлась бы тому по душе побольше, чем всякие конфетки-плюшки.
      Обычная больничная палата.
      Три койки, отгороженные ширмами-занавесками в мелкий неопределенный рисунок. Последняя, у окна, пустовала. На той, что у двери, лежал хлипкого вида мужик с наголо обритой головой, которого медсестра обтирала влажной губкой. Пиньо лежал на центральной койке. Глаза его были прикрыты, но подошедший Сато увидел, что они слегка подрагивали – значит, не спал. Массивный корсаж на устрашающего вида спицах закрывал верхнюю часть груди и всю шею. Дренажная трубка оттягивала книзу угол рта. Сато осторожно потрогал его за руку.
      Пиньо открыл глаза. Он, безусловно, признал детектива, но эмоций не выказал, а может, наркоз еще не отпустил до конца… да и за что ему быть в обиде на Сато? Губы Пиньо шевельнулись, но и только – говорить он не мог. Медсестра, прервавшись на минуту, сказала Сато:
      – Доктор Гленн в курсе? А вы кто ему – знакомый или родственник? Впрочем, неважно. Мы через час начинаем забастовку медсестер. Так что мне все равно… Вот что, однако. Вы недолго ему докучайте – доктор Гленн пока что запретил ему разговаривать. Там, на столике, лежит болкнот с карандашом, если надо – общайтесь письменно. И побыстрее, пять минут максимум.
      Майкл кивнул. Подвинув посетительский стул ближе к изголовью кровати, он начал:
      – Эй, Пиньо, как самочувствие?
      Ненатуральность собственного голоса заставила Сато откашляться. После вынужденной паузы он продолжил:
      – Док сказал – ты будешь в порядке. Не думай, что я вчера тебя подставил. Сам не ожидал такой прыти от той сволочи… Мне очень, – он сделал акцент на последнем слове – нужно поговорить с тобой о той даме… девчонке… сеньорите… ну, в общем, той, что тоже искала могилу Снукера. – Сато не стал говорить ему о происшествии в склепе. Ни к чему. Пока…
      Пиньо попытался ухватить карандаш слабой рукой, но это было равносильно тому, как неопытный едок пытается пользоваться китайскими палочками. Карандаш легко выскользнул из его коротких сосисок-пальцев. Он извинительно улыбнулся. Сато вздохнул. Говорить нельзя, а писать не может. Он предложил Пиньо более расхожий вариант:
      – Давай так – я буду задавать вопросы, на которые ты будешь отвечать односложно, понимаешь? Моргнешь один раз – да, два раза – нет, три раза – не знаю. Попробуем?
      Ресницы сомкнулись один раз.
      – Молодец. Поехали.
      Сато выпрямился на стуле. Такая «забавлялка» была стандартом в Академии. Он не сомневался, что сможет запросто прощупать сторожа.
      – Ты встречал ту девушку раньше?
      «Нет»
      – Она тебе представилась?
      «Нет»
      – Она приехала одна?
      «Да»
      – Машиной?
      «Нет»
      – Значит, автобусом?
      «Да»
      – Ты уверен? Ты видел, как она выходила из автобуса?
      «Да»
      Сато обрадовался. По минимуму, есть еще ниточка, водитель автобуса. К кладбищу ходил только один маршрут, плюс к этому, остановка была конечной.
      – Она спрашивала тебя о той же могиле, что и я?
      «Да»
      – Заплатила ли она за информацию?
      Пауза. Потом нерешительное «да».
      «Чего ему вилять?» – подумал Майкл. – «Ведь не целовала же она и его тоже?!»
      – Ты помогал ей откапывать гроб?
      «Да»
      – Она вскрывала его в твоем присутствии?
      «Нет»
      М-да. Не дура.
      – Она отпустила тебя сразу же, как только вы достали гроб из могилы?
      «Да»
      Тупик. Надо возвращаться ближе к началу.
      – Звонила ли она кому-нибудь, когда нашла учетную карточку?
      «Да»
      Горячо. Майкл ускорил темп.
      – У нее был сотовый?
      «Нет»
      Удача!
      – Она звонила из твоего оф… твоей конторки?
      «Да»
      Вряд ли с прошлой ночи кто-либо заходил в помещение. Сегодня суббота, и, хотя кладбище и открыто для посещений, другие работники кладбища не придут до… До когда?
      – Твоя смена должна была закончиться сегодня утром?
      «Нет»
      Сато облегченно выдохнул.
      – Сегодня вечером?
      «Да»
      Значит, сменщик придет только к вечеру. Сато успеет побывать там до него. Он уточнил:
      – После того, как она позвонила, кто-нибудь пользовался сотофоном в конторке?
      Веки сомкнулись дважды, потом почти сразу же – трижды. Ну понятно, они ушли к могиле, потом пришел Сато, а потом Пиньо чуть не прибили…
      – Отдыхай, все будет в порядке! – сказал Майкл, похлопав Пиньо по руке. Пожалуй, достаточно. Ему пора снова проведать кладбище N3…

      Рисёрч Парк, через который Сато шел к стоянке, представлял собой скопление нескольких дюжин деревьев, которые культивировались в Японии. Изогнутые стволы и редкие длинные иглы сосен, нереально-аккуратные круглые кроны шелковичных деревьев, несколько плодоносящих карликовых слив не выше пояса были высажены с нарочитой хаотичностью вокруг небольшого фонтана, окруженного камнями. Парк окаймлял кампус Маунт Зайон с северной стороны, а еще дальше на север от него хмуро сутулились два малоприглядных исследовательских корпуса Университета, из-за которых парк и получил свое название. Он слегка замедлил шаг, засмотревшись на легкую радугу, созданную водяной взвесью фонтана.
      «…Защитник на бракоразводном процессе задает истице вопрос: что было первым, о чем спросил вас ваш муж поутру? Она отвечает: он спросил —„где я, Кэти?!“ Защитник продолжает: ну и что в этом ужасного? Почему вы подали на развод? А она говорит: в общем, ничего особенного, за исключением того, что меня зовут Сюзан…»
      Мужской голос за деревьями не привлек бы его внимания, но тихий женский смех в ответ на шутку собеседника заставил его дернуться, как от удара током. Он живо забыл, куда так спешил.
      На скамье, скрытой молодняком бамбука, спиной к нему сидела Криста…
      Мужик, который рассказал ей анекдот, стоял рядом, нависая над ней, почти что касаясь ее головы своей. С точки зрения Сато, он выглядел замухрышисто, но ведь Майкл тоже не относил себя к красавцам, и это не помешало Кристе обратить на него внимание… Большая голова втянута в узковатые плечи, длинная прядь пшеничного цвета волос падает со лба, свисая почти до кончика носа, хлипкие бедра, палкообразные ноги. Похож на марабу. Но туда же, вон как воркует!
      Ощутимый прилив ревности плеснул жаром в лицо Майклу.
      – Я все же полагал, что ты закажешь ланч с доставкой домой… – негромко сказал он. Криста подпрыгнула от неожиданности.
      – Сато… Что ты здесь… Твой сторож, он что, лежит в Маунт Зайон? Что же ты мне не сказал, мы бы вместе… – действительно ли она выглядела слегка растерянной, или ему только показалось?
      – Ну, компания для обеда у тебя, похоже, есть и без меня, – сухо сказал Сато, в упор рассматривая ее собеседника. Костюмчик, рубашечка… Пальцы холеные, перстень-печатка, дорогие часы. Наверняка какой-нибудь ученый-на-палочке-печеный.
      Малый не стушевался.
      – Кажется, до обеда еще есть время? Можно и по коктейлю… Сегодня ведь суббота, правда? Я совсем потерял счет дням, столько навалилось работы в последнее время. Нет возражений против коктейля? Я угощаю. Тут есть один неплохой корейский ресторан неподалеку, не доводилось бывать? – Он подчеркнуто обращался только к Кристе. Та благосклонно улыбнулась в ответ.
      Кровь ударила в голову Сато. Еще каких-нибудь пару часов назад она послушно трепетала у него в руках…
      Он притворно-хмуро сдвинул брови:
      – Дорогая, к ужину меня не жди. Дела. Вот еще что – захочешь приятно провести время с этим… – он презрительно оглядел соперника. – Не приводи его в дом, лучше сними номер где-нибудь в мотеле. Если он сможет тебя утешить… после сегодняшней ночи. Впрочем, похоже, память у тебя короткая. – Он повернулся к мужику: – А ты, приятель, запомни – дармовой сыр добывается только из мышеловки, и достается он, как легко догадаться, лишь второймыши…
      Он понял, что завернул слишком заумно – кто из них был первой, а кто второй мышью? – но выпутываться не собирался.
      Криста встала. Глаза ее потемнели. Сато слегка сжался. Черт, ну надо же было так…
      – Прости меня, Майки, я такая беспутная… То есть непутевая… Познакомьтесь: доктор Конрад Хольмгрен, профессор департамента биологии Университета Калифорния-Сан Фран… – она презрительно сузила глаза и продолжила:
      – Доктор Хольмгрен – миколог, специалист по симбиотическим грибам. Он любезно согласился рассказать мне о сосуществовании грибов и человека в современном мире…
      Сато до тошноты захотелось стать невидимым.
      – Доктор Хольмгрен, а это – детектив Майкл Сато, убойный отдел 201-го участка СФПД. Детектив Сато обожает, переспав единожды со специалистками группы ИМП, авансом зачислять их после этого в свою собственность!
      Она почти прокричала последние слова в лицо Майклу, потом резко вырвала сумочку из рук пытавшегося удержать ее Хольмгрена… Секунда – и темная грива ее волос, рассерженно мазнув Сато по щеке, скрылась за бамбуковой порослью.
      Хольмгрен притворно вздохнул. Уголки его губ поползли вверх, обнажив пару фантасмагорически длинных клыков, и он язвительно процитировал:
      – О человеке можно весьма точно судить по тому, как он ведет себя с теми, кого он только что использовал в угоду своей корысти, а также с теми, кто не может дать ему сдачи… Кажется, Бернард Шоу, да?
      Сато с ненавистью посмотрел на него:
      – Доктор, из десятка предложений, которые я от вас услыхал, больше половины – вопросительные. Я, с вашего позволения добавлю еще одно – как это вы диплом ухитрились получить, с такой-то неуверенностью в себе?
      Хольмгрен легко отпарировал:
      – Люблю я полицейских, славные ребята, живут по принципу: есть мозги – хорошо; ну, а нет – то и думать об этом в тягость…
      Сато уже остыл. Злость на себя доставала. Пикироваться с профессором не хотелось. Уходя, он по инерции бросил:
      – На досуге, доктор, поработайте над доказательством такой вот теоремы: острые зубы – непременный атрибут тупой рожи!

      Поток машин на хайвее был плотным. Майкл решил не рисковать – после случившегося в Рисёрч Парке он был слишком взвинчен, и поэтому поставил «Порше» на круиз, отметив на навигаторе кладбище N3 как реперную точку. Машина послушно вышла в левую крайнюю полосу секции ручного управления и через пол-мили поднялась на круиз-эстакаду. Бортовик проворковал безлично-приторным женским голосом: «Время в пути: семнадцать минут. Чем могу вас развлечь, детектив Сато? Ежедневник? Новости? Музыка?»
      – Нет! – рявкнул Сато. – Отключись!
      Майкл откинулся на сиденье и закрыл глаза. Какой же он все-таки идиот! Но Криста тоже хороша… Могла бы сказать, что договорилась о встрече с микологом. Потом он вспомнил, как быстро полинял из дома, не дав ей выговориться… И заскрипел зубами от безнадежности. Он знал Кристу достаточно хорошо для того, чтобы понять: на этом их короткий роман, пожалуй, и закончится.
      «Каррера» плавно катила в череде автомобилей, пересекающих северо-западную часть города на головокружительной высоте – круиз-эстакада была самой верхней в ступенчатой системе хайвэя N1. Сато перебирал в памяти события прошедших суток, начиная с рокового вызова диспетчера, когда его направили в дом Слоана. Внезапно вспомнился телефонный звонок простуженного мужика. Он почти забыл про него. «Продешевишь»? В чем? Что-то еще про могилу… Глупо.
      Мысль прыгнула. Криста. И еще та взбалмошная сеньоритана кладбище, стащившая чип у него из-под носа.
      Зачем Слоану нужно было так изощренно упрятывать видео? Что он на нем хранил?
      И кто так очевидно выставил фотографию Слоана с собакой?
      Похоже, именно из-за чипа он расстался с жизнью… Пахнущая хризантемами незнакомка явно знала цену видео Слоана, она понимала, что рискует жизнью, и тем не менее… Майкл с отвращением подумал, что запах хризантем явно походил на слегка приторноватый запах мертвечины в морге. Он потряс головой, стараясь отвлечься, но обонятельные ассоциации – самые стойкие, доставшиеся от забытых предков, звериное наследие…
      Биология. Полузабытые знания.
      Тигры и сойки.
      Бабочки.
      Горох. Мендель. Доминирование. Корявое слово «зигота». Три к одному. Четверть и три четверти составляют единицу. Или девять к трем?
      Сато мерно засопел, голова его запрокинулась на подголовник. Как быстро он стал уставать. Когда он последний раз был в отпуске? Ноет незажившая рана в боку…
      «Каррера» заложила вираж по рампе-съезду с эстакады. Голос бортовика и настойчивое пиликание зуммера вывели Майкла из состояния дремы.
      Мендель?! Надо же так, вспомнил…
      Мгновениями позже он уже был у ворот кладбища N3. В дневном свете все выглядело гораздо пристойнее. Зелень газона и деревьев придавали воротам и часовне благостно-чинный вид. Сато приткнул «Порше» у ворот, среди нескольких авто редких посетителей.
      Дверь в конторку была незаперта. Внутри было сумрачно, яркий свет с улицы почти не проникал вовнутрь сквозь грязное окно. Он осторожно приоткрыл ее стволом «Глока» и негромко, но внятно произнес:
      – СФПД! Есть тут кто?
      Тишина.
      Вытягивая деревенеющую от напряжения шею, он заглянул внутрь.
      Помещение было маленьким. Единственным местом, недоступным взгляду от двери, было пространство за столом, стоявшим в углу. Стараясь не поворачиваться к двери спиной, Майкл подошел к столу. Никого. Он нетерпеливо схватил сотофон и нажал кнопку набора последнего номера.
      Два гудка длиной в вечность.
      Кто-то снял трубку на другом конце.
      Молчание. Едва различимый шум – обрывки фраз, шаги, звон посуды…
      – Слушаю! О черт, ну какого бы это … я звонил за три часа до открытия? – мужской голос нельзя было назвать приветливым.
      – Кто это? – спросил детектив.
      – Санта Клаус… – хмыкнул мужик в ответ. – Кого тебе надо?
      Сато сообразил быстро.
      – Вы в каком часу открываетесь?
      – С трех… Но горячее у нас готовят только с семи, поимей в виду!
      Значит, ресторан. Или, скорее, бар. Понятно, что в ресторане будут и кормить, и поить с открытия.
      – А как к вам добраться?
      Мужик закряхтел, соображая.
      – Значит, так. Ты откуда будешь ехать?
      – Из… Сан Хозе, по 280-му хайвэю – соврал Сато.
      – Чеши почти до самого стыка со 101-й. Как проедешь под Алемани Стрит, съезжай на первую – слышь, первую! – рампу 94-го выхода, и тут же сворачивай на Сан Бруно, только не промажь, иначе будешь пилить еще пяток миль до следующего выхода. – Он причмокнул губами, видимо, затягиваясь сигаретой. – С Сан Бруно сделай первый же поворот направо на Силвер, и через три… нет четыре квартала еще раз направо на Мерилл Стрит…
      У Сато слегка засосало под ложечкой. Названия улиц звучали на удивление знакомо.
      – …поднырнешь под 280-й, и дуй по Мерилл, не сворачивая, через семь светофоров, до…
      – …Бернал Хайтс! – Сато произнес название одновременно с мужиком.
      – Ты же, сволочь, знаешь адрес, на кой хрен тогда мне мозги было пудрить? – возмущенно сказал мужик.
      Тишина в сотофоне.
      Сато сел на стул.
      Он готов был побиться об заклад, что это был «Джин Милл».
      Бар, в котором он встречался с Титусом.

      Сотофон Титуса не отвечал, и Сато решил ехать в бар по-любому. Ему не нужно было выбираться на 280-й хайвэй; на самом деле кладбище находилось на север от бара, и добираться до «Джин Милл» нужно было через вечно забитый пробками центр. Он проталкивался сквозь переулки, минуя оживленные пересечения, и заодно пытался втиснуть новый кусочек в мозаику дела Слоана.
      Неужели незнакомка имела нечто общее с его информантом?
      Если восстановить временную последовательность, то она позвонила в бар, где обычно торчал Титус, уже после того, как нашла карточку с данными могилы псевдо-Снукера.
      Правда, не факт, что она звонила в бар Титусу.
       И не факт, что звонила именно она…
      Заинтригованный этой мыслью, Сато едва не проскочил на красный, успев затормозить на «зебре». Возмущенный старик угрожающе размахивал палкой перед капотом «Карреры»… но детектив лишь вяло помахал старику рукой в ответ, переваривая отпочковавшийся новый вариант.
      Первое: кто-то мог воспользоваться телефоном конторки уже после незнакомки.
      Второе: этим «кем-то» мог быть тот, кто звонил Титусу.
      Третье: этим «кем-то» мог быть и сам Титус…
      Так или иначе, ему необходимо увидеть своего информанта. Майкл не сомневался, что Титус не станет ему лгать.
      Разве что…
      – …сволочи, богатеи проклятые! У меня страховки нет… если б ты меня сбил, кто бы мне кашлял на больницу?! – старик брызгал слюной в боковое стекло машины Сато.
      Сато не хотел ввязываться в перепалку. Светофор сменился на зеленый. Детектив примирительно улыбнулся и протянул опешившему бомжу талон на бесплатный ланч в «Еда – воздухом!».
      Бар был закрыт. Сато постучал несколько раз во входную дверь. Бесполезно. Никто и не подумал открывать, а ведь работники там уже были, кто-то ведь ответил на его звонок…
      Он обошел дом и стал тарабанить кулаком во внушительного вида дверь черного хода, обитую цинком. Эта дверь была его «отходом», на случай, если во время встреч с Титусом в баре ему понадобится уносить ноги. Он знал, что за дверью стоит небольшой пульт с монитором от секьюрити-камеры, находившейся над входом, слева над его головой.
      – Кто? – похоже, голос принадлежал тому же мужику, с которым он разговаривал с пол-часа назад.
      – Санитарная инспекция! – Сато нагло улыбнулся в объектив.
      В двери открылось небольшое оконце. Усы, показавшиеся в нем, были невероятно-гренадерских размеров и залихватски закручивались кончиками кверху. Байкер-мотоциклетчик?
      – Ксиву покажи! – усы угрожающе шевельнулись.
      – Слышишь, мужик, ты дверь открой, наверное. Мне дует из твоего окошка… сильно. А у меня бок быстро сквозняком прохватывается – Сато похлопал себя по слегка оттопыривающемуся карману джинсов, из которого выглядывала рукоять «Глока». С начала лета детективы СФПД взбунтовались против необходимости таскаться по жаре в пиджаках, скрывающих подмышечные кобуры, на что хозяйственники отреагировали оперативно, предложив взамен легкие тералоновые кобуры-хольстеры на липучках, которые можно было закреплять в брючных карманах. Правда, те из детективов, кто по старинке предпочитал работать с револьверами, от этого выигрывали мало: карманы выпирали так, что только дебил мог спутать копа с половым гигантом. Последние три модели «Глока», однако, были не толще бумажника, за что Сато и любил свой «Г-28».
      Дверь со скрипом распахнулась. Усы оказались прилепленными к тщедушному телу, испещренному наколками. Рваная майка едва прикрывала мощи.
      «Сошел с ума. Вернусь через пять минут» – прочел Сато на плече.
      – Поговорить надо. Кто тут у вас за старшего? – спросил детектив.
      – Парень, я тебе дверь открыл не потому, что ты меня пушкой испугал. У всех у нас, кто на Ника работает, по паре-тройке таких найдется… непростой бизнес, соображаешь? Просто я знаю, что ты – коп. Я тебя давно срисовал. – Костлявый криво улыбнулся. Сато подумал, что если его так запросто вычисляют, то надо будет, наверное, тоже обзавестись каким-никаким камуфляжем. Ну, если не усы (они у него плохо росли), то хоть татуировки… или там голову побрить. Впополам. Слева – бритый, справа – лес.
      – Ну, раз срисовал, веди к Нику. У меня к нему вопрос есть.
      Костлявый меланхолично повернулся на сто восемьдесят и пошаркал впереди Сато. Майкл прочел между лопаток у ходячей кладези народной мудрости: «Держись подальше от моей задницы, разве что ты – геморроид!»
      Ник оказался барменом, который работал в последний раз, когда Сато и Титус встретились в «Джин Милл».
      Сато внимательно посмотрел бармену в глаза.
      – Я ищу мужичка, Титусом зовут. Он тут у тебя часто ошивается… попрошайничает, но не бузит.
      Ник спокойно выдержал взгляд Сато.
      – Не бузит, как же. Я его знаю. Пьянеет он быстро… а как опьянеет, начинает к клиентам приставать. Корки, тот, что тебя впустил, его часто выставлял. – Он затянулся сигаретой, потом аккуратно стряхнул пепел. – Вчера он ушел почти сразу же после… – Ник покосился на Корки. – Недолго был, одним словом…
      Сато оценил жест. Он понял, что бармен не хотел упоминать об их встрече с Титусом при подчиненном.
      Задав для приличия пару ничего не значащих вопросов, детектив попрощался с Ником. Корки все так же меланхолично вывел Сато, теперь уже через центральный вход.
      Выйдя на улицу, Сато в очередной раз набрал номер Титуса. На этот раз сотофон отозвался, но голос явно не принадлежал Титусу – ответил какой-то мальчишка… Отключился после первой же фразы Сато. Хотя номер информанта и не был заведен в память сотофона, ошибиться Майкл не мог. От тоскливого предчувствия стало неуютно.
      Он повернул за угол, направляясь к «Каррере», и в этот момент увидел боковым зрением, что его сопровождают. Чуть повернув голову, он сумел разглядеть, что за ним увязалась проститутка – только жрица любви могла позволить себе такое гротескное сочетание цветов в одежде. Лица он увидеть поначалу не смог, но когда, неожиданно развернувшись, быстро пошел навстречу преследующей его путане, то узнал в ней ту толстуху, которая пыталась клеить его при встрече с Титусом.
      – Тебе чего? – спросил Сато, подхватив ее под потный локоть.
      – Я слышала… Я так понимаю, что ты ищешь Титуса. – толстуха беспокойно оглянулась. – Он меня снял вчера, когда ты отвалил. Мы пошли ко мне. Любовник он никудышный, но у него был… Этот, как его… Ну, в общем, бутылка с напитком, выпивка не выпивка, только уплыла я от него далеко… и Титуса приголубила, против своих ожиданий, по полной программе. – Она облизала намалеванные губы.
      Сато посмотрел на ее рыхлые целлюлитные ляжки, затянутые, словно колбаса, в крупную сетку чулок. Его передернуло. Чтобы скрыть неловкость, детектив быстро отвел глаза и, как ему показалось, вполне естественно отпустил локоть путаны:
      – Когда вы с ним расстались?
      – Я все еще… того… плавала, когда он ушел. Так понимаю, однако, что не раньше часов десяти вечера… От меня, – она игриво подобоченилась, – мужики быстро не уходят!
      Воздуха. Больше свежего воздуха, подумал Сато.
      – Ты знаешь, где он живет?
      Толстуха вновь оглянулась.
      – Он не живет! – Сато непонимающе расширил глаза. – Он ночует…
      Ну, слава святым, а он-то уж было подумал… Колоритная барышня, нечего добавить.
      Путана продолжила:
      – Он сам мне говорил, что чаще всего ночует у Бэй Бридж, там, где Эмбаркадеро поворачивает к югу… Где-то между пирсом «22 с половиной» и зданием «Гэп». Гнилое место…
      Она поежилась.
      – Если ты его разыщешь, скажи ему, что Луэтт ждет… – тушь потекла по рыхлым щекам со слезами, увлекая за собой крем-пудру.

      Здание «Гэп» последние лет десять пустовало. Экономический кризис стран Индокитая и Тихоокеанского бассейна середины двадцатых годов разрушил казавшуюся вечной империю Фишеров, разорив остров Сайпан: дешевая рабочая сила «Гэпа», по сути владеющего несколькими Марианскими островами, ушла, как вода в песок, в другие, более рентабельные отрасли. Вместо самодовольных менеджеров и вице-президентов обитателями «Гэпа» стали крысы и бомжи. Словно по заклятию, старый грузовой порт Сан Франа приказал долго жить вскоре после краха «Гэпа», и его четные пирсы, начинающиеся от Бэй Бриджа и растянувшиеся милями бесчисленных пакгаузов далеко на юг, стали бичом для эпидемиологов и полицейских.
      Стрелка бензобака безнадежно застряла на нуле. Майкл знал, что в этом случае у машины все равно есть резерв примерно в пять-десять миль, но с учетом того, что следующую часть дня ему придется провести в районе порта, оставлять «Карреру» возле пирсов не хотелось – место было действительно гнилым, и заглохнувшей без бензина машине могли запросто приделать ноги. Сато свернул на заправку в самом начале Фолсом Стрит, которая должна была через несколько миль и несчитанное множество светофоров вывести его прямиком к «Гэпу».
      «Каррера» была оборудована унифицированным гнездом заправки, позволяющей водителю не выходить из машины. Майкл медленно подрулил к дисплею точки – едва колеса «Порше» вкатились в пазы конвейера, он поставил машину на «парк» и заглушил двигатель.
      Палец к дисплею.
      Стандартные вопросы на экране.
      Неприятный скрежет пистолета-заправщика по гнезду – ну сколько же можно… бедная «Каррера»!
      Ее разношенное приемное гнездо вдруг напомнило Майклу толстуху Луэтт.
      Есть время для того, чтобы расслабиться.
      Мысли о Кристе были все как одна негативными. Ну то есть ничего радостного. Использовала и бросила.
      Потом Майкл вдруг понял, что пытается свалить все на Кристу, и ему стало тоскливо.
      Лучше бы не было этой ночи…
      Чтобы переключиться, он стал думать о федах. Пока что он не пересекался с Келли и его сворой, что могло быть и хорошим, и плохим признаком… или они позади него, или он идет по ложному следу.
      Музыка, включаемая бортовиком, по задумке инженеров, должна была соответствовать его настроению: сенсоры, встроенные в руль, чутко реагировали на изменение химического состава пота на ладонях водителя. Но что-то было не так с организмом Сато. Компьютеру никак не удавалось попасть в точку с его настроением.
      Майкл поморщился. Его внимание привлекла свежая царапина на нижней части лакированной консоли, отделяющей его от пассажирского сиденья – нагнувшись, он потер ее пальцем.
      Когда Сато выпрямился, происходящее показалось ему настолько нереальным, что он решил от греха подальше прикрыть глаза. Прямо на «Порше», сметая все, что оказалось на его пути, несся тяжелый грузовик. Майкл уже четко видел буквы, образующие поперечную полосу на решетке радиатора – «Кингстон». Грузовик резво перевалился через газон, похоронил под громадными колесами несколько кустов, расплющил всмятку соседнюю с Сато колонку, от которой опрометью умчалась легковая машина – ее водитель вовремя увидел надвигающуюся опасность, – и на скорости миль в сорок с размаху врезался в здание оффиса заправки…
      В нескольких дюймах от «Карреры».
      Дверь кабины грузовика распахнулась. В клубах пара из раскроенного радиатора Майкл не мог разглядеть выскочившего из кабины человека, но он был готов побожиться, что на улепетывающем – и почему-то исходящем смехом – водителе не было ни штанов, ни нижнего белья.
      Выскочив наружу, Майкл попытался определить, куда смылся водитель, но Фолсом Стрит в районе Бернал Хайтс была очень оживленной, и бесштанныйрастворился в субботней толпе. Сато окинул взглядом «Карреру». Грузовик не задел ее только чудом, такое бывает только в кино…
      Идиот-водитель был наверняка пьян или обкурен.
      Зеваки моментально окружили место аварии. Из оффиса вылетели хозяева заправки, двое индусов в чалмах. Дымящийся грузовик нависал над машиной Сато, и индусы с посеревшими лицами активно цокали языками, призывая Сато поскорее ушиться со своей холеной тачкой.
      Он затолкал мокреющих от страха и жары хозяев обратно в оффис. Звонок по «911» был нелишним: из сбитой соседней колонки выливался бензин, нужно было срочно вызывать машину ЕРТ, оборудованную для работы с химическими промышленными разливами. Диспетчерская долго не отвечала, а спустя целую вечность поднявший трубку дежурный с раздражением сказал, что сегодня – черный день, потому что все явно посходили с ума. Такого количества аварий в городе он не припомнит за все свое время службы.
      Когда в итоге Сато смог уехать, солнце начало наливаться послеобеденной краснотой. Ланч он пропустил, и теперь с завистью глядел на народ, сидящий во ресторанах – азиатских, итальянских, мексиканских – по обе стороны Фолсом Стрит.
      Запах специй и пряностей, жареного мяса, копченостей, к его удивлению, не вызвал ожидаемого слюноотделения. Почему? Он припомнил, что от разбитого грузовика исходил немыслимой интенсивности смрад. Мусоровоз? «Суббота, вечер, похмелье» – сказал он себе и решил, что будет неплохо, если Барлоу, который был на короткой ноге с мэром, поговорит с ним о профилактике борьбы с алкоголизмом среди водителей-коммунальщиков.
      А может, это было не случайно?
      Майкл на время представил себе, что он стал объектом охоты неких преступников, использующих мусоровозы как средства передвижения.
      Чушь.
      Почему бы тогда не катки-асфальтоукладчики?!

      – Где ночует Титус?
      Глаз лениво открылся и несколько секунд, не мигая, изучал Сато.
      Бомж спал, несмотря на оглушающую жару, в засаленном драповом пальто и шляпе, под одеялом с кокетливым узором и надписью по краю:«13-й Всегородской Фестиваль Вверх по Твоей Трещинке, май 2033 г.».
      Продранный матрас, казалось, вонял похлеще его обладателя.
      – Кто хочет знать?
      – А это тебе выбирать. Или президент Джексон (сноска – 20-долларовая купюра), или мистер «Глок-28»… – детектив нехорошо улыбнулся.
      Он был голоден и зол.
      Полуразвалившийся пакгауз величиной с два хоккейных поля. В почтительном отдалении, насколько Сато мог видеть в полутьме душного и пыльного сооружения, лежали, сидели, слонялись тени людей.
      Тени. Не люди.
      Суета бесплодного мотания по заброшенным, разрушающимся пакгаузам и складам Четного Порта.
      Десятки опрошенных бомжей.
      Немытые тела. Вонь, по сравнению с которой запах грузовика, впилившегося в бензозаправку, казался одеколоном.
      Туберкулез. Венерка, как умильно называют кожно-венерические заболевания в СФПД.
      Спектр наркотиков, от героина до микстуры от кашля.
      И главное – невероятная, непробиваемая, закосневшая навеки обида на общество, отмахнувшееся от них. Они создали свой социум. Со своим псевдо-правительством, своим псевдо-законом. Уродливая мутация, фарс, пародия на то самое общество, которое в какой-то момент поставило на них крест.
      Когда-то отец говорил Сато: «Человек приспосабливается к выживанию в любых, порой самых невообразимо-уничижительных, условиях. Не каждый и не везде. Но статистически всегда есть вероятность того, что наиболее приспособившиеся – заметь, не наиболее сильные, но наиболее приспособившиеся – особи смогут выжить».
      Огромное пространство в добрый десяток квадратных миль было вычеркнуто из планов развития города. Люди, которые здесь жили, не существовали для мэрии, а уж тем более для федеральной власти. Как полицейский, Сато не мог спокойно реагировать на само существование подобного нарыва на теле города. Как человек, он не мог оставаться равнодушным к беде сотен и тысяч бездомных, безработных, бессемейных, бес…
      Сострадание и чувство долга. Он разрывался между ними.
      Сейчас чувство долга доминировало. Наверное, потому, что этотзнает, где может быть Титус.
      Знает, но не колется.
      Сато приближался к нему несколько часов, терпеливо разматывая клубок человеческих страстей, где – запугивая, где – подкупая, поскольку взывать к нормальным человеческим чувствам было бесполезно…
      В конце концов он выудил имя – Прокси.
      Человек, с которым у Титуса были более чем приятельские отношения. Так о них говорили.
      …Глаз под шляпой дернулся и закрылся.
      – Выбираю президента. И лишь потому, что не люблю иностранцев.
      Детектив оценил юмор и отслюнявил двадцатник.
      Бомж спрятал купюру в боковой карман пальто, ничего не сказав. Молчание длилось слишком долго.
      – Мужик, ты мне голову не парь, – с угрозой произнес Сато. – Я с завтрака ни крошки во рту не держал… – он внезапно замолчал. Кто знает, когда последний раз ел его собеседник?
      Из-под шляпы вновь блеснул глаз. Садящееся за немытыми окнами пакгауза солнце светило бомжу прямо в лицо.
      Сато представил, какбомж потеет, и его затошнило.
      – Мне до него дела нет, наши дорожки с ним дважды пересеклись, оба раза не к обоюдному удовольствию… – Бомж поправил что-то под одеялом, в районе живота. – Титус считает себя важной птицей, явно напрасно… но по пакгаузам он не ошивается. К сожалению. Иначе…
      Глаза его закатились, он издал тихий стон.
      – Ладно, раз так, тогда собирайся, пойдешь со мной! – Терпение детектива лопнуло. Он грубо ухватил бомжа за воротник. – А мне говорили, что Прокси был ему больше чем другом…
      Осилить бомжа оказалось не так легко. Когда Майкл, изловчившись, все же поднял его за шиворот, одеяло упало на пол, и обалдевший Сато увидел, что под одеялом у бродяги был спрятан подросток – то ли девчонка, то ли мальчишка, с раскрасневшимся грязным лицом и обслюнявленными губами. Подросток отер губы рукавом.
      Только теперь до Сато дошло, почему бомж стонал…
      – Ах ты, сволочь! – Он уже занес кулак для удара, но, удержавшись, лишь вытащил из кармана бомжа свою купюру. Дрожа от омерзения, он ткнул деньги, не глядя, в сторону подростка:
      – Пойди, поешь… Только поешь, слышишь? На наркотики или выпивку не трать!
      Уже на ходу Майкл вдруг услышал тихое:
      – Прокси – это не он… Это я.

      Титус не появился утром у харчевни, организованной самими бродягами на двадцать шестом пирсе – место, где он обычно встречался с Прокси.
      Ей было шестнадцать, ее глаза были постоянно прищуренными от закоснелого неверия в человечество, и с Титусом у них «ничего не было», как вызывающе сказала она Сато. Титус заботился о ней, как старший брат.
      Не сказала: «отец», но брат.
      Почему – Сато не стал допрашиваться. Равно как и не стал уточнять, как она оказалась под одеялом у той сволочи.
      Титус снимал квартиру на Эврика Авеню, на втором этаже над заброшенным кинотеатром «Кварк». Он никогда не приводил ее к себе, наверное, опасаясь, что Прокси станет отрабатывать его заботу… Так с ней поступали многие: некоторые действительно прикармливали, обогревали, но в конце концов все равно брали свое, а чаще всего ее просто обманывали, пользуясь силой.
      Начиная лет с восьми, она прошла все круги ада, как понял Майкл.
      Однажды она выследила Титуса и пришла к нему в квартиру, только ничего хорошего из этого не вышло: он отругал ее и отвел в ночлежку, наказав забыть о его логове. Тем не менее, Прокси уверенно вела Сато по переулкам Негорода, как называли этот район сами бомжи.
      Когда-то давно, во время учебы в Академии, Сато побывал в Негороде – их вывозили на полевые занятия. Он был поражен разительным контрастом «тогда-сейчас». Наступающие сумерки делали Негород еще более неприглядным.
      Навеки угасшие фонари.
      Магазины, разворованные годы тому назад.
      Неработающие светофоры на перекрестках, подслеповато щурящиеся на пустынные улицы с потрескавшимся асфальтом и буйной порослью сорняка в щелях.
      Ржавеющие авто, в которых с трудом угадывались стильные модели двадцати-тридцатилетней давности.
      Землетрясение двадцать четвертого года изменило внешний вид Негорода – многие здания, не ремонтировавшиеся годами, не выдержали первого толчка. Проезжая часть большинства улиц Негорода оказалась засыпанной развалинами.
      Но Сан Фран, центр которого сильно пострадал от землетрясения, брезгливо отвернулся от Негорода.
      Восстанавливать заброшенную часть метрополиса не стали. Годы спустя развалины оказались под властью всесильной природы: в Негороде поселились и стали успешно конкурировать с людьми-бродягами бродяги другого сорта – собаки, кошки и, как ни странно, змеи. Горы битого кирпича постепенно покрывались сорняками, затем кустарником, потом деревьями. Потепление последних лет привело к безудержной конкуренции за место под солнцем и в мире растений – некоторые места Негорода стали больше походить на развалины храмов майя или перуанских городов-пирамид.
      Сан Фран подставил последнюю подножку району, бывшему когда-то его гордостью. Несколько лет назад по решению мэрии равнинная часть Четного Порта была превращена в городскую свалку. К кошкам, собакам и змеям добавились орды крыс и невероятное количество насекомых.
      Плесень алчно пласталась по стенам подмокающих от близости океана домов. Майкл обратил внимание на то, что на них почти совсем нет граффити – старое уже отмылось ветреными дождями, а новое не было резона рисовать: его все равно никто не видел.
      Двери многих зданий были распахнуты, оттуда тянуло нежитью. Опасаясь нападения хищников, как четвероногих, так и двуногих, Прокси и Сато старались идти там, где это было возможно, поближе к центру пустынных улиц.
      Сато неотрывно держал руку на рукоятке пистолета.
      Тишина Негорода угнетала.
      Разговор поначалу не клеился. По-видимому, для Прокси Негород был повседневным, обычным зрелищем, но она чувствовала реакцию Сато и потому деликатно молчала.
      Они вышли в более обжитую часть Негорода. Эврика Авеню была населена той частью отщепенцев, которые еще хоть как-то сопротивлялись апатии бродяжничества. Здесь работало несколько продуктовых лавок и магазин с подержанным барахлом. Свалка кормила и одевала всех – натуральный обмен властвовал, деньги здесь были редким явлением. Прокси немного оттаяла и стала рассказывать Сато об Эврике.
      Здесь жили бомжи с интеллигентным прошлым – опустившиеся профессора, адвокаты, потерявшие карьеру из-за пагубных пристрастий, ученые, не сумевшие найти новую работу после краха их фирм. На Эврике был даже свой «доктор» – недоученный студент медицинского колледжа, «вынюхавший» весь свой займ на учебу еще на втором курсе. Он практиковал, пользуясь просроченными лекарствами, которые откапывал на свалке.
      Детектив изумленно разглядывал объявление на входной двери «докторского оффиса», криво выписанное от руки: «С особенно отвратительными ножевыми ранами и отсеченными конечностями – вход со двора!».
      Сумерки незаметно уступили место тьме.
      Дорогу едва можно было разглядеть в трупно-зеленом свете неонитовых пластин – аварийного освещения на солнечных батареях, которым Сан Фран оснастили еще в пору Четвертого Энергокризиса. Неонитом были олицованы стены зданий, раньше они шли сплошной полосой под окнами вторых этажей, но предприимчивые бомжи выковыряли большую часть пластин, и оставшихся явно не хватало для того, чтобы сделать путь Прокси и Сато более комфортным.
      «Кварк» показался из-за поворота, темнея в свете неонитов нелепой полукруглой колоннадой начала 10-х годов, поддерживающей некогда помпезную навесную крышу над входом. Сато и Прокси проскользнули в боковую дверь на углу: детектив молча указал девушке на подозрительные тени в колоннах.
      Майкл достал «Глок» из кобуры.
      Прокси прижалась к его локтю.
      Темнота в подъезде была такой вязкой, что Майкл, остановившись, поневоле напряг мышцы. Однако после небольшого колебания девушка решительно двинулась вверх по лестнице, которая, похоже, плавно закруглялась вдоль стены, ведя ко второму этажу.
      Скрипнула дверь.
      Вошли ли они в квартиру?
      Проклятый знакомый запах.
      Такой, от которого ему всегда хотелось сменить его проклятую работу.
      Кровь.
      Тлен.
      Смерть.
      И еще – монотонный звук капающей воды, неестественно громко звучащий в гулкой тишине.
      Холодея от предчувствия, детектив достал из пенала на кобуре «слом-фонарик» – осветительную пластиковую трубку, которыми снабжались полицейские и бригады 911 на случай… На случай, подобный такому.
      Хрустнула раздавленная оболочка. Ядовито-желтый свет залил комнату.
      Столько крови он не видел еще никогда.
      В беспощадном желтом свете стены казались покрытыми чудовищными обоями с плотными узорами из крови – она выглядела черной до неестественности. Кровь залила окно – неонитовый свет с улицы не проникал сквозь ее вязь на стекле. Кровь, похоже, даже капала с потолка…
      Посреди комнаты на полу лежал матрас, превратившийся в ванну из крови. В ней, лицом кверху, плавал Титус. Кисть правой руки свисала с края матраса, со среднего пальца ее медленно и парализующе-страшно капала кровь – этот звук Сато и принял за звук капающей воды.
      Располосованная бритвой грудь. Вскрытые вены. Перерезанные артерии. Безграничный ужас в остекленевших глазах.
      Прокси кричала так истошно и так долго, что Сато стало страшно – не сошла ли она с ума. На крик из соседней квартиры пришел старик-бомж, который, похоже, впал в ступор от увиденной картины. Майкл силой усадил девушку на пол у входа, наказал бомжу подать ей воды… Она пыталась мычать даже тогда, когда захлебывалась питьем.
      Найдя у раковины некое подобие полотенца, Сато, содрогаясь, набросил его на лицо и грудь Титуса. Потом достал сотофон.
      – Диспетчер? Детектив Майкл Сато, жетон номер 8609, 201 участок. Срочно нужны черно-голубые (сноска: полицейский слэнг, патрульные полицейские, цвета машин СФПД) по адресу: Эврика Авеню, дом… А-а, черт… Бывший кинотеатр «Кварк», второй этаж… Что? Ну да, Эврика. То есть как? Да вы что там, охренели все? У меня на руках девять-ноль-один! (сноска: полицейский слэнг, радио-жаргон полицейских США; 901 = труп).
      Он все понял. Негород был негородомдаже в таких случаях.
      Полиция отказывалась приезжать сюда по вызову.
      Прыгающими пальцами он вытащил все деньги, которые у него были, и втолкал их Прокси в карман.
      – Обязательно разыщи меня. Обязательно, слышишь? Вот моя визитка, здесь мой номер… Нет, лучше приезжай, вот, здесь адрес, видишь? – Тыкал он ей в лицо прямоугольник бумаги, как-будто он был чудодейственным средством, панацеей, способной вернуть к жизни дорогого ей человека…
      Визитка упала из безвольных пальцев на пол. Он нагнулся, чтобы поднять ее, и увидел на полу небольшой блестящий предмет – брелок или кулон. Он механически опустил предмет к себе в карман, не переставая уговаривать Прокси.
      Тщетно. Она не слышала его… или не хотела слышать.
      Ему было невыносимо больно и стыдно. Не смог. Он не смог…
      Титус мертв.
      Раздавленный тем, что произошло с Титусом, он, шатаясь, вышел из страшной комнаты.
      Последнее, что зафиксировала натренированная зрительная память детектива – кровь, проступившая сквозь тряпку из порезов на груди Титуса.
      Показалось ли ему или нет? Порезы образовали надпись:
      «FEAR ME» (сноска – англ., «бойся меня»).

      Неониты в стенах домов скупо освещали путь, и в их нереальном свете Сато казалось, что за ним крадутся тени неизвестных убийц Титуса. Неужели Титус поплатился жизнью все из-за того же проклятого видеочипа? Сумеречное состояние, охватившее детектива, накладывало отпечаток на его восприятие окружающего. Он совсем потерял чувство голода. Моментами ему казалось, что потрескавшийся асфальт под ногами вот-вот провалится, и он уже ощущал панику падения. Сато двигался, как ему казалось, в сторону Фолсом Стрит, где вечность назад он припарковал «Карреру»… вместе с жизнью, которой в этом краю не было места, и теперь, словно бы в наказание, судьба водила его за нос, не давая вернуться в ту, нормальную, жизнь. Улица колыхалась под ним, он бездумно перебирал ногами, как кукла, как заводной цыпленок, его любимая игрушка в далеком детстве. Он был явно не в своей тарелке – то ли от усталости, то ли от депрессии… Стоп, причем тут депрессия, спросил он сам себя. А от чего ему быть оптимистичным? С этим видеочипом Слоан пытался передать ему нечто важное… ну, хорошо, не ему, но тому, кто сможет предпринять какие-то меры, предотвратить безликое страшное нечто, угрожающее…
      Кому?
      Он вдруг обнаружил, что его мысли ретиво скачут блохами во всех направлениях, как если бы они жили самостоятельно, вне зависимости от него. За последние сорок восемь часов произошло так много событий, что его мозг взбунтовался. Иначе чем объяснить то, что он уже… сколько же это… более двух часов?!.. петляет по мраку Негорода, не особо беспокоясь тем, что заблудился…
      Тени…
      Стрелял ли он? Кажется, да. На него нападали – гигантские сойки с металлическими клювами, разверстыми для атаки.
      Стреляли ли в него?
      А какое это имеет значение?
      Стены домов растут, как исполинские грибы, закрывая солнце.
      Стоп… Какое солнце? Уже ночь, это должна быть луна…
      Грибы.
      Споры.
      Слоан с грибами в легких.
      Майкл начал бессмысленно хихикать. Ересь ересей и не более того.
      С ним явно что-то не так. Что-то произошло.
      Его трясло, но идти он не прекращал. Ему казалось, что на этой улице он уже был… Нет-нет, кажется, вот на этой, следующей. Чертов неонит, от него нет пользы, только вред!
      Вред. Опасность. Страх.
      FEAR ME.
      Кого должен был бояться Титус? И Титус ли?
      Нет.
       Послание было оставлено для него, Сато.
      Он должен бояться. И он в самом деле боится.
      Его трясет.
      Озноб?
      Он болен.
      Сато наконец-то обратил внимание на то, что в кармане у него вовсю разрывается сотофон. Он нажал кнопку приема. С экрана, страшно улыбаясь отвратительным разрезом горла, на него глядел Слоан:
      – Забыл про меня? Ты не продвигаешься, Майкл. Я не могу упокоиться до той поры, пока не буду отмщен. Мне не на кого больше рассчитывать, и ты это понимаешь. Келли и другие не заинтересованы в розыске моих убийц. Меня предали. Они жестоки и расчетливы, так же расчетливы, как мои убийцы. Они наверняка…
      – Кто они? Кто и в чем тебя предал? – перебил Слоана детектив. – Как ты можешь со мной разговаривать, ты ведь уже…
      – …наверняка с ними заодно, понимаешь? Не рассчитывай ни на кого, кроме себя. А мне не на кого больше рассчитывать, кроме тебя. Потому что ты прав: я мертв!
      Слоан медленно отвернулся. Сато затрясло в ужасе – затылка у покойника нет, вместо этого задняя часть его головы представляла собой морщинистую поверхность гриба-дождевика, складчатую кожу, которая конвульсивно шевелилась, очевидно, доставляя Слоану немало неприятных ощущений, потому что он пытался достать до нее рукой – и не мог… Поверхность вспухала на глазах. Что-то происходило там, внутри. Пришло время созревания… Кожа натянулась и вдруг лопнула, озаряя темноту вокруг Слоана мириадами светящихся спор…
      Майкл очнулся в «Каррере».
      Как он вернулся к ней? Неважно, главное, что он все же добрался. Но в таком состоянии он не может вести машину – автопилот в этом районе города еще не работает. И все же оставаться здесь не менее опасно…
      Тени-убийцы кружат вокруг него, словно акулы.
      Он вспомнил давний сюжет об акулах.
      Чаще всех на людей нападают белые акулы, потом гитровые… нет, тигровые… потом мако, потом рыбы-молоты. Почему их называют акулами? Они же рыбы-молоты. И потом, кажется, тигровые – самые опасные. Но молоты – самые гадкие. Их глаза разнесены на расстояние почти в метр. Что можно увидеть такими глазами? Вот если бы рыба-молот умела видеть как хамелеон, отдельно каждым глазом…
      Стоп. Хамелеоны не нападают на людей. Надо сосредоточиться на акулах.
      Боязнь акул называется целахофобия. Или как-то в этом роде.
      Люди с целахофобией боятся купаться даже в собственном бассейне.
      Майкл старательно дышал на стекло и водил по нему пальцем: «молот… молот…» – но надпись быстро исчезала, потому что кондиционер не работал.
      Дышать трудно.
      Бедняга Слоан, как он дышит-то, с перерезанным горлом…
      Сотофон продолжал надрываться. Сато судорожно хватанул воздух широко раскрытым ртом. Значит, разговор со Слоаном ему примерещился.
      Голос Кристы дрожал. Прием оставленного ей сообщения был очень плох, видео не проходило совсем – похоже, она разговаривала откуда-то из-за пределов «Агриппы», видеосети города.
       «…умоляю тебя, брось все и немедленно… домой…
       …постараюсь обязательно приехать…
       …хаос… в центре не контролируется…
       …хуже этого не было ничего…
       …кошмар…»
      Треск. Шипение. Голос контрольного устройства:« Абонент вышел за пределы устойчивой телефонной или видеосвязи…»
      Сато монотонно раскачивался в сиденье машины.
      О чем говорила Криста?
      Что-то случилось… случилось с ней? Причем тут тогда хаос? Что не контролируется? Зачем она умоляла его возвращаться домой?
      Он попытался завести мотор. Ни звука. Ну, понятно. Старый добрый бортовик: «Сэр, в таком состоянии вы не можете мной управлять! Хотите, я вызову вам такси?»
      Сато истерически захохотал: если сюда не ездит даже полиция… Бортовик участливо предложил: «Предлагаю немного поспать. Музыку?»
      Да пошел ты…
      Вязкие, неуклюжие мысли. Как трудно шевелить ими в такой маленькой голове.
      К открытому окну «Карреры» приблизилась тень.
      …Почему его в последнее время так навязчиво преследует запах хризантем?

      – Вставай, паренек, в школу проспишь!
      Гогот нескольких глоток. Разве он сумел добраться до своего участка?
      Кто-то пребольно хлещет его по щекам.
      Сколько времени он провел в отключке?
      Темнота. Ничего не разглядеть.
      Тонкий запах цветов. Так пахла…
      – Как тебя зовут? – тихо спросил Сато. Он не сомневался, что незнакомка с кладбища находится где-то рядом.
      – Ее зовут Наоми, – с одышкой ответил мужской голос. Майкл услышал в нем те самые хриплые интонации из утреннего звонка. Хрипун внезапно громко крикнул: – Дайте же больше света, скоты!
      Яркий сноп света ударил в глаза. Моргая и щурясь, Сато оглянулся вокруг. Он сидел кулем на полу автофургона, похоже, довольно объемистого. Рядом лежала девушка. Миниатюрно-хрупкая и пахнущая хризантемами. Теперь он мог разглядеть ее. Явно восточного происхождения, но не китаянка и не японка. Тайка? Одежды на ней почти нет, лишь короткая юбка, под которой виднелся край трусиков. Ее сильно избили, судя по обилию кровоподтеков и ссадин. Похоже, она была без сознания, дышала неровно… но дышала. Впрочем, сам Сато тоже пребывал далеко не в лучшей форме. Опасная это штука – безразличие. Даже проклятая дырка в боку не беспокоит, а это уж совсем никуда.
      – …так-то лучше. Детектив Сато, добро пожаловать!
      Голос принадлежал некоему силуэту, уродливой, гротескной фигуре, которая стояла по другую сторону помещения, в тени. Детектив попытался прикрыть глаза рукой, чтобы увидеть говорившего, но напрасно. Свет слепил. Единственным, что ему удалось разглядеть, был лишь диковинный наряд хрипуна.
      – Мы должны были… Гхх-м-м… Все же встретиться раньше. Всему виной эта несносная девчонка… Никогда бы и не подумал, что в таком тщедушном теле кроется столько упрямства! Агх-х-хх… Знаешь ли ты, Сато, во что влип?
      Он уже было открыл рот, чтобы с готовностью ответить: «Конечно, знаю – в дерьмо!», вспомнив то самое тоскливое чувство неотвратимой неприятности, которое он ощутил в пятницу утром – меньше двух суток тому, удивленно подумал Сато… – но безразличие заставило его лишь вяло пожать плечами.
      Боль в ключице стегнула мозг кнутом.
      Майкл прикрыл глаза. Блестящая штука из квартиры Титуса всплыла перед глазами.
      Там, в комнате крови, ему было не до нее. Теперь он явственно вспомнил, как она выглядела – лента Мёбиуса в виде мотоциклетного колеса. Бесконечная дорожка амальгамированной резины, сверкающая спицами, исходящая из ниоткуда и ведущая в никуда.
      Символ. Эмблема номадной группы «Мара Сальва-39», или МС-39. Сальвадорские нелегалы… подозрительные, алчные, предельно жестокие. Они перекочевали в Калифорнию из Невады, выкачав все соки из игорного бизнеса Рено и Карсон Сити.
      Титус заплатил жизнью за тайну. Похоже, он вел кого-то из номадной банды – автоматчика? – и последовал за ним на кладбище, когда тот выслеживал Наоми. Может, Титус был где-то неподалеку, когда Сато и автоматчик вступили в перестрелку, но информант наверняка не знал, что это был Майкл…
      Видел ли он, как Наоми и Пиньо откопали видеочип?
      Мог.
      Потом он позвонил в «Джин Милл».
      Зачем?
      Ответ очевиден – кто-то в баре ждал его звонка. Если бы Титус хотел связаться с Сато, он позвонил бы ему на сотофон.
      Как Титус попал на кладбище?
      Сато вспомнил, как жадно Титус пытался разглядеть, что было изображено на снимке – и, наверное, все же увидел. Но его информант не мог разглядеть номера, выштампованного на чипе, без компьютерной программы. Слишком мелко. Разве что…
      Разве что он рассказал тому, кто его держал на поводке, о фото Слоана с собакой в руках Майкла, и таинственный «тот» провернул в Интернете ту же немудреную операцию, что и Криста, чтобы увидеть номер. Разве что тот, кому он рассказал об этом, уже знал и о Слоане, и о фотографии, и о собаке, и о камере на чердаке, и даже об информанте Сато…
      Он похолодел.
      Какой же он кретин.
      Все легко объяснимо, если учесть одну вводную.
       Келли. ФБР.
      Похоже, детектив сказал это вслух, потому что хрипун расхохотался. Смех его внезапно оборвался мучительным кашлем – казалось, что его легкие выворачиваются наружу сквозь горло, так надсадно он разрывался.
      – Браво, Сато! Конечно же… Мораль и спецслужбы – несовместимые понятия. Келли спит и видит, когда он станет начальником отдела. Наше преимущество заключается в том, что когда мы приходим в новый регион, мы не представляем реальной угрозы законодательным органам… До поры, кх-х-х… кх-х-ха… до времени. Локальное законодательство истекает вонючим потом в борьбе с перманентным, местечковым злом, не волнуясь за сиюминутность, проходящесть транзитного зла. Сиюминутность – это мы, пришельцы. Перманентность – это местные гангстеры, это наркобизнес, это притоны и так далее. Если местному законнику выдать живьем всю перманентность, он будет благодарен по гроб жизни. Даже если этот самый гроб в итоге окажется транзитным злом, который помог ему в борьбе с местным злом…
      Хрипун вновь закашлялся. Ему было трудно говорить подолгу, он быстро терял дыхание и останавливался.
      – Примерно так же оперирует мозг коррумпированного госчиновника… Наш общий приятель Келли, к примеру, был совсем не против, когда я сдал ему всех наркодельцов центрального и северного Сан Франа. Во-первых, утереть нос муниципальной полиции, а уж тем более, АБН (сноска – Агентство по борьбе с наркотиками) для него – святое дело… А-а-гххх, святое… Во-вторых, это должно было, по его мнению, солидно подпереть его повышение…
      Пока хрипун разглагольствовал, Майкл старался исподволь рассмотреть тех, кто был в фургоне. Коротышка интересовал его в первую очередь: он был тут явно главным.
      На нем был именно наряд, не костюм и не одежда. Идиотская широкополая шляпа, с которой свисала волнами плотная вуаль или сетка. Свисала почти до самого пола, прикрывая приземистое тело на коротких ногах и подхватывая его где-то под икрами. Сато понял, что он не может порядком рассмотреть хрипуна не только из-за направленного в глаза света, но главным образом из-за этой гротескной вуали. Детективу показалось даже, что за пологом у того росла благостно-длинная борода, но поручиться он за это не мог. Коротышка не дышал – он сипел, как неисправный клапан пищераздатчика «Еда – воздухом!». Свист, клекот, переливы, кашель, хрип, булькание и другие звуки, не поддающиеся описанию… Хрипун был настолько колоритен, что Сато невольно отвлекся от оценки ситуации в фургоне.
      Кроме него самого, еще этой девушки… Наоми… и хрипуна, тут были… раз… два… три… четыре… нет, все-таки три… мужика с необогащенными интеллектом лицами. Охранники были все, как один, в масках-платках.
      Карантинный лагерь.
      Чего они опасаются? Сато вспомнил свой бред, вспомнил, что болен. Значит, и этот дедушка-лесовик не зря прячется под вуалью. Или зря? Да какая ему, Сато, разница?
      Майкл постарался сосредоточиться.
      Номады были вооружены; набор оружия разношерстный, но впечатляющий. Стоящий справа от него верзила, перехватив взгляд детектива, приветственно приподнял бровь и слегка покачал стволом автомата. Очень похоже на «Эйч-кей Курц»…
      Автоматчик с кладбища. Понятно.
      Сато попытался осторожно подвигать пальцами рук. Нет, не чувствуется ничего. Попытка пошевелить плечами отозвалась болью в левой ключице и сразу же – в кистях. Ясно, ему скрутили руки. Логично.
      Слова хрипуна не предвещали ничего хорошего:
      – …последнее, что ты увидишь в своей жизни. И она – тоже… она сама вырыла себе могилу. Очень старательно, начав еще в Бирме. Желаю вам обоим нелегкой смерти…
      Силуэт в балахоне-сетке исчез в двери, распахнувшейся в задней стенке кузова. Двое охранников последовали за ним. Владелец «Курца» остался. Захлопнув дверь, он медленно подошел к пленникам, уткнувшись взглядом в обнаженную грудь Наоми. Девушка все еще не двигалась. Однако Майкл вдруг увидел, что глаза ее были открыты – она вполне осмысленно смотрела на Сато, из чего следовало, что она находится в сознании и, более того, способна адекватно реагировать на окружающее.
      Лучше бы она оставалась без сознания.
      Машина тронулась.
      Похоже, они быстро выехали на улицу, потому что скорость движения увеличилась, и кузов почти не трясло. Номад повесил автомат на стойку и наклонился на девушкой. Он находился в пол-оборота к Сато, который не видел происходящего, потому что бандит прикрывал ее корпусом.
      По тому, как закряхтел номад, Сато понял, что сейчас произойдет.
      Девушка молчала.
      Звук удара был больше похож на шлепок… Номад резко приподнялся, отчего Сато стал видеть происходящее полностью. Разрезав ленту на ногах девушки, бандит, очевидно, начал сдирать с нее трусики, но в этот момент Наоми, развернувшись, ударила его ступней в кадык. Автоматчик не ожидал сопротивления – он выпрямился от удара, что позволило девушке юлой крутнуться на полу. Подсечка была выполнена безупречно. Номад рухнул на спину, едва не придавив Наоми. Увернувшись, она вскочила на ноги, неожиданно ловко пропустила голову номада между своими связанными руками и спиной… еще одно змееподобное движение… хруст шейных позвонков… И все было кончено.
      Сато безучастно смотрел на лицо убитого, не удивляясь и не радуясь. Наоми согнулась и без труда переступила через петлю своих рук, связанных в кистях. В течение секунд она зубами разорвала ленту на руках и помогла Сато освободиться от его пут. Все так же безэмоционально Сато поглядел на обнаженный торс девушки, находящийся в нескольких дюймах от его лица. Развязав детективу руки и ноги, Наоми по-кошачьи мягко отступила в тень лампы.
      Майкл попытался встать. Оказалось, что пол грузовика был для этого явно неподходящей поверхностью; его швырнуло к борту, и «Курц» мертвого номада, висевший на стойке, больно стукнул его по затылку. Похоже, водитель свернул с асфальта на неухоженную дорогу, потому что теперь кузов прыгал и раскачивался не хуже палубы корабля в шторме. Удар автоматом слегка отрезвил Сато. Он умудрился подняться на ноги, держась за скамью. Затем снял автомат и, качаясь как зомби, пошел в сторону кабины.
      Наоми вновь появилась рядом. Рубашка с короткими рукавами, в тон юбке, прикрыла ее наготу.
      – Кабина изолирована от кузова, а грузовая дверь заперта на замок… Когда машина остановится, водитель подойдет, чтобы открыть дверь снаружи. Ты сядешь напротив входа…
      – А ты его кокнешь, да? – Сато глупо хихикнул. Ее акцент был едва уловим, но придавал сказанному девушкой определенный шарм…
      Наоми покачала головой и сказала:
      – Съешь… вот это! – В ее руке оказался небольшого размера, меньше цента, зеленоватый катыш, наподобие пластилина или воска. – Только разжуй сначала, а потом глотай. Давай-давай, не бойся!
      Сато было абсолютно все равно: съесть так съесть. Единственным, что хоть как-то удивило его, был явственный запах хризантем, исходивший от катыша.
      Едва только он надкусил его, все разом изменилось. Казалось, что свет теперь исходил отовсюду. Куда бы он ни поворачивался, все было ярким до боли в глазах. Прошло несколько секунд… или минут… он все еще играл в прятки со светом у себя в мозгу. Калейдоскоп красок пришел на смену монохромному свету. Взрывы цветов, переливы оттенков… он был совершенно очарован – казалось, что жгуты цвета имели объем, они перетекали друг в друга, плавно меняя насыщенность… Галлюцинации были предельно ясными. Потом что-то сильно зашумело в ушах; музыка… чье-то пение? Нет, флейта… Да нет же, голос!
      Голос Наоми, выводящий односложную, но очень приятную мелодию…
      Прошло безразличие, отпустила усталость. Прилив сил заполнил освобождаемое ими тело. Он изумленно тряхнул головой – его болезненное состояние исчезло бесследно.
      – Это снадобье… Что это? – спросил Майкл.
      – Неважно. Потом расскажу. Тебе лучше? Это сейчас главное. У тебя была тяжелая ночь, но главное – еще впереди, поверь мне…
      – Мужик в сетке… Кто он? Главарь номадов?
      Она качнула головой:
      – И да, и нет. Номады называют его Шрум– гриб. Это… Длинная история, я обязательно расскажу тебе все, что знаю, но не сейчас.
      – Замешана ли ты в деле Слоана?
      – Если ты спрашиваешь, имею ли отношение к его гибели, то – нет. Однако если…
      Резко взвыли гидронные тормоза; грузовик дернулся и остановился. Хлопнула дверца кабины, послышались шаги – похоже, водитель приближался к грузовой двери.
      Девушка прижала палец к губам и отпрянула в угол. Сато уселся на пол за трупом автоматчика. Со стороны казалось, что руки детектива по-прежнему связаны за спиной.
      Скрипнула дверь.
      – Т-т-ты-ы-ы! Какого дьявола! Брэд, ты чего? – Вошедший приблизился к трупу, нагнулся, но вдруг охнул и неловко завалился на бок: подкравшаяся сзади Наоми вырубила его ударом в основание шеи.
      Сато связал водителю руки его же ремнем, усадил спиной к обшивке, потом привел в чувство парой пощечин.
      Наоми подобрала автомат, оставленный детективом.
      – Отойди в сторону!
      Он удивленно взглянул на девушку, но увидел такой шквал холода и жестокости в ее глазах, что не стал спорить. Наоми наклонилась к номаду:
      – Где Шрум? – Голос ее был искажен яростью.
      – Надо было все же трахнуть тебя, шлюшка… жаль, не успели мы! – Номад явно не оценил ситуацию. Наоми сняла ботинок с правой ноги водителя и приставила ствол «Курца» к большому пальцу.
      – Знаешь, сволочь, что я сейчас сделаю? – Раздельно спросила она.
      Водитель попытался привстать, но Сато прижал его к борту.
      – Значит, знаешь… Сколько у тебя пальцев на ногах, говоришь? Так вот, я буду отстреливать их один за другим, пока ты не скажешь мне, где он!
      – Да пошла ты… Все равно всем конец! Ты думаешь, ты до него дотянешься? Попробуй… Он в «Малиновом Дыме», как всегда… Давай-давай, торопись… – он зашелся в истерическом смехе.
      – Вставай, тварь! – Наоми пнула бандита ногой. Ее смуглое лицо побледнело; огромный багровый кровоподтек на левой скуле стал еще заметнее.
      Тот поднялся, не прекращая смеяться.
      – Вышвырни этого… – Наоми указала Майклу на труп. Стволом автомата она подтолкнула водителя в сторону раскрытой двери. Сато не верил в то, что она была способна на такое.
      До того момента, когда короткий лай «Курца» оборвал истерику водителя.
      …Черная вода под пирсом со всплеском приняла тела обоих номадов. Сато не стал выяснять у Наоми, зачем она убила водителя. Девушка вообще производила на него неясно-тревожное впечатление.
      Сато прикинул расстояние до огней Бэй Бридж и понял, что их вывезли куда-то в район Тридцатого пирса.
      Грузовик, в котором их везли, оказался подержанным трехосным «Стэнфордом», но с приличным двигателем и неразболтанной трансмиссией. Майкл хотел поскорее вернуться домой, надеясь, что Криста уже там. Его также подмывало связаться с Барлоу и вызвать подмогу к «Малиновому Дыму», поскольку, как он не без оснований полагал, одним им там было нечего делать… Однако Наоми была хоть сейчас готова лезть к черту в зубы за Шрумом – глаза ее полыхали диким огнем каждый раз при упоминании его имени.
      Ночь за стеклами кабины была по-прежнему жаркой. Майкл вел грузовик, стараясь не наезжать на выбоины и проваленные канализационные люки – Наоми дремала рядом, на пассажирском сиденье. Похоже, только теперь усталость навалилась на нее. После Третьей Стрит Майкл свернул на Марипозу, откуда через две-три мили рассчитывал выбраться на Пенсильвания Авеню, имеющую в конце выход на 280-й хайвэй, по которому можно было за полчаса добраться домой. Заброшенные пакгаузы Четного Порта сменились унылой чередой полуразрушенных домов Марипозы. Фары грузовика выхватывали фантасмагорические картины Негорода. Сато только качал головой, вспоминая свое возвращение в полубреду от квартиры убитого Титуса до «Карреры».
      Несмотря на то, что Титус, похоже, вел двойную игру, заложив Майкла федам, Сато все еще жалел непутевого бродягу. Жуткая смерть…
      – Меня зовут Наоми Кан. Я работала вместе с Грейс и Найджелом Слоан, родителями Джереми, в Бирме… – неожиданно произнесла девушка. Упреждая реакцию Сато, она просительно прикоснулась к его руке: – Не перебивай… Я понимаю, ты рвешься к своей девушке. Но то, что я сейчас расскажу, куда важнее… Поверь. Я не знаю, будет ли у меня другая возможность… Мне нужно, чтобы ты знал – если со мной что-то случится… Правда о Шруме, о Слоанах, о болезни… Выслушай меня, прошу…
      Притормозив на перекрестке, Сато оглянулся по сторонам. Никого. Он втиснул грузовик в узкий проулок между домами, выключил фары, заглушил движок и выжидательно посмотрел на девушку.

      Мои родители погибли четыре года назад, в оползне.
      Я долго не могла заживить рану потери.
      До приезда в Штаты моя жизнь не отличалась от миллионов других таких же жизней там, в Азии. Я родилась в семье крестьян из крошечной деревушки у реки Салвиин, выше по течению от городка Та-Кау. Тебе эти названия ничего не говорят. Мне они говорят о многом… запахи родного дома, теплая рука отца, улыбка мамы, черная доска школы, на которой я впервые прочла слово «счастье», безопасность удаленной от остального мира кучки хижин на берегу быстрой реки…
      Когда мне было двенадцать лет, в нашу деревню пришли чужие. До того момента я не видела живого белого, лишь на фотографиях в книжках и несколько раз – по три-ди, когда мама брала нас с собой в Та-Кау. Белые уговаривали всю деревню переселиться на юго-запад, к границе штата Шан. Они оказались не врачами, как мы все сначала подумали, но чинами из международной организации… я тогда не запомнила, какой. У белых были серьезного вида бумаги из Рангуна и такие же серьезные глаза. Похоже, они действительно заботились о деревне, хотя я не знала тогда, чем именно был вызван их приход. Чужаки не угрожали, но были очень настойчивы.
      Я запомнила отца в тот день. Он не спал ночь накануне и был необычно сосредоточен. Ему доверили выступить от имени совета деревни и сказать чужим, что мы не уйдем. Белые остались недовольны, но все равно провели ночь в деревне и ушли только поздним утром – перед уходом они ходили по лесу вокруг наших хижин с приборами, что-то измеряли и собирали образцы. Когда они ушли, пересуды о поводе для их появления еще долго ходили по деревне, но меня это не интересовало.
      Еще через пять лет моя жизнь изменилась. Насовсем.
      Тогда я считала, что мне невероятно повезло.
      В то время в Рангуне шли беспрестанные митинги и демонстрации. Частыми были и теракты – студенты-повстанцы, похоже, всерьез решили покончить с хунтой… но в деревне обо всем этом знали только из редких посещений монахами-буддистами и из разговоров с родственниками, приходившими на Праздник Семей из соседних поселений. Наш совет предпочитал держать деревню в строгих традициях прошлого, у нас не было ни три-ди, ни даже простого радио.
      Правительство в Рангуне, все эти Комитеты по Миру и Развитию Государства, все генералы в золоте погон… они в конце концов сгинули… но оставили страну в кошмаре бедности и дремучей невежественности. Новая власть не справлялась. Мир поднялся на помощь. Молодежь Бирмы получила редкую возможность учиться за границей – в Европе, Австралии, Америке. По решению Комитета по Образованию нового правительства тысячи молодых людей отправились за рубеж в тот год.
      Я тоже уехала учиться, сначала в Бельгию, затем в Калифорнию. Совет нашей деревни выбрал двоих, меня и еще одну девушку. В Комитете по образованию мне предложили выучиться на медсестру, а если получится, то и на врача.
      Первые несколько месяцев ушли на изучение языков. Я учила английский, французский и хинди. Бельгия – красивая страна, чинная и ухоженная. Меня поразило то, что за каждым деревом там присматривают, как за ребенком или стариком… совсем не как у нас дома.
      Колледж в Лёвене запомнился и полюбился мне с первого же дня. Я сильно простуживалась поначалу, даже лето в Бельгии было для меня очень холодным, но я постепенно втянулась. Учиться было интересно и довольно легко. У меня хорошая память. Иногда я от этого здорово страдаю… Память о родителях, о Слоанах…
      Нет, не буду. Я должна рассказать тебе…
      Словом, для учебы такой дар природы приходится очень кстати. Через четыре года я закончила колледж, получила сертификат медсестры-анестезиолога. В Бирме тем временем происходили малопонятные мне вещи: новое правительство, которое поначалу завоевало огромную популярность среди простых людей, постепенно обросло бюрократами из предыдущей хунты и начало все сильнее отходить от курса на реформы. Из Тринета, передач по три-ди, из писем отца и мамы я понимала, что в стране не все ладится, но они просили меня не волноваться… я не очень им верила – до нашей деревни все новости и перемены докатывались с большими задержками, и властям часто не было до нас дела, что создавало ощущение ложной стабильности.
      Тем временем я подала документы на поступление в медицинскую школу Университета Калифорнии-Дэвис. Меня приняли, хотя и с серьезными оговорками, главной из которых было продолжение финансирования обучения правительством Бирмы.
      Этого не произошло.
      Я получила электронку из Комитета по Образованию, в котором меня оповещали о прекращении субсидий. К тому времени я уже перебралась в Штаты по учебной визе. Ситуация безвариантная: у меня нет денег на учебу, а это – единственное условие, на котором меня берут в университет…
      Я пошла работать в «неотложку», чтобы оплачивать обучение. Кошмар длился почти год. Ночами я ковырялась в ножевых и огнестрельных ранах, отхаживала нарков, в лучшем случае помогала беременным… днями боролась со сном на занятиях, хотя работа в «неотложке» шла мне впрок – я набиралась опыта куда быстрее, чем другие студенты.
      Личной жизни у меня не было… ну, почти не было. Я упоминаю об этом только потому, что парень, с которым я встречалась тогда… Впрочем, «встречалась» сказано громко, мы виделись не чаще, чем раз в две недели, а то и реже, он тоже подрабатывал на «скорой»… однажды у нас совпал выходной – совсем редкий случай, и мы решили поехать в долину Напа, в Калистогу, посетить два-три виноградника. Дино, мой знакомый, был родом из Италии, он любил вина. Мне очень понравилось в Калистоге. В долине все осталось так, как было, в моем понимании, сотню лет назад. Солнце, холмы со строгими рядами виноградных лоз, вежливые люди, неспешные разговоры за чашкой кофе. Мы оставляли машину незапертой. Я даже видела принесенную молочником стеклянную бутылку с молоком на пороге совсем уж традиционного домика – занавески на окнах с цветами в горшках и красный навес над входом.
      По дороге назад мы едва не попали в самую страшную авто-аварию, которую я видела в жизни. Ты, наверное, помнишь ее по сообщениям прессы – «Кровавое месиво Напы», или что-то в этом роде.
      Нет, не так – мы все-таки попали в нее, но не как пострадавшие…
      Туман опустился в долину вместе с закатом. Жара постепенно губила виноградники Напы, объяснял мне Дино. Туманы, которые раньше были редким явлением в долине, теперь стали ее ежедневным бичом. Мы ехали с включенными противотуманными фарами, но это не помогало. Туман был таким же густым, как в Бирме, когда ночной дождь сменяется парким рассветом… Мы только-только проехали под эстакадой, соединяющей одну из местных дорог с двадцать восьмым хайвэем, как услышали сзади, за спинами, леденящий душу протяжный скрежет, звук лопающегося металла и сразу же за ним – глухой удар чего-то тяжелого об асфальт.
      Дино затормозил. Мы стали всматриваться, обернувшись назад… напрасно. Туман скрывал подробности, но мы уже поняли – произошла авария. Потом начался кошмар. С интервалом в несколько мгновений машины, несшиеся по хайвэю, одна за другой влетали во что-то большое и темное, лежащее поперек автострады…
      Оставив машину, мы побежали к месту аварии.
      Водитель бензовоза не смог удержать тяжелую цистерну на крутом повороте эстакады в плотном тумане. Бензовоз пробил ограждение и упал с эстакады поперек хайвэя.
      Пока мы бежали, я насчитала до десятка ударов – каждый такой звук означал, что новая машина врезалась на большой скорости в свалку на дороге. Потом серая мгла озарилась яркой вспышкой, и сразу после этого раздался сильный взрыв.
      Те из несчастных, кто сумел выбраться из разбитых машин и старался помочь пострадавшим, теперь превратились в живые факелы…
      Десятки машин были изувечены на автостраде. Дино и я начали оказывать первую помощь сразу же. Через минут десять, которые казались нам целой вечностью, подоспели первые вертолеты и «скорые» из соседних поселков.
      Там, на хайвэе, я впервые встретила Грейс Слоан.
      Голос статной, с копной белых волос, женщины в синей униформе звучал спокойно и властно. Медики подчинялись ей с готовностью; все чувствовали ответственность и авторитет опытного врача. Мы работали на дороге почти шесть часов, без остановки… время слилось в одно длинное мгновение, во время которого ты остро чувствуешь, что от тебя зависит чья-то жизнь.
      На следующий день в университете меня хвалили и говорили много хорошего о моем поступке… но со странным чувством облегчения я поняла, что события той ночи сыграли очень важную роль в моей судьбе.
      Учеба уже не казалась главной обязанностью.
      Я ушла работать в госпиталь, на полную ставку.
      Грейс запомнила меня по работе на аварии и вскоре взяла в свое отделение. Она специализировалась в эпидемиологии. Ее появление на аварии в Напе было вызвано тем, что в тот вечер в госпитале дежурили лишь несколько специалистов-врачей, и сразу же по получению вызова их всех отправили на место происшествия.
      Работа в отделении эпидемиологии сильно отличалась от работы в «неотложке». Методичность, терпение, аккуратность ценились ничуть не меньше, чем знания и опыт… Я познакомилась с Найджелом Слоаном, ее мужем. Он был биохимиком и работал в университетском мед-центре, но часто заглядывал к Грейс, даже в течение дня – у Найджела часто были дела в госпитале. Несколько раз мы все вместе ходили ужинать после работы. Я знала, что у них есть сын, что он живет неподалеку, в Сан Фране, но тогдая с ним не встречалась…
      Спустя полгода после того, как я стала работать в эпидемиологии, Слоаны получили известие о том, что «Врачи без границ» приняли их заявления на работу, и что они предписано выехать на работу в Таиланд.
      А через неделю после этого я узнала, что моя деревня – вся, до последней хижины – попала под оползень.
      Не уцелел никто. В том числе и мои родители.
      Шок. Мне не было дела до окружающего мира. Мне не хотелось есть, спать, разговаривать с людьми, и это меня совсем не беспокоило.
      Мысли о хрупкости и мимолетности жизни гвоздем засели в голове. Если бы в то время я обратилась за помощью к религии, буддизм, наверное, получил бы самую истовую верующую… но я не верила в богов, и горе потери глодало меня живьем.
      Я отошла немного лишь в самолете в Рангун, куда меня силой втиснули Слоаны. Они летели вместе со мной. Штаб-квартира ВБГ разрешила им поменять предписание на Бирму.
      Найджел и Грейс взяли меня в штат своей группы, утрясли вопросы и проблемы с моим контрактом в ВБГ.
      Слоаны со временем стали близки мне, как… нет, не в той мере, конечно… не как родители. Они стали очень хорошими друзьями, старшими по возрасту и по опыту.
      …Я часто задумываюсь о том, как крепко увязаны события в канве жизни. Кто-то может жить, годами не замечая такой связи. Для меня же кирпичи событий намертво схвачены цементом причин и следствий.
      Если бы не погибли мои родители, поехали бы Слоаны в Бирму? Наверное, нет. Я не виню себя в том, что произошло с ними дальше. То, что случилось – случилось… Но душа болит, и время не лечит…
      Нас распределили в Могок, в крошечную районную клинику. Население городка состоит в основном из шахтеров рубиновых рудников. Несколько десятков старых, разрабатываемых преимущественно вручную, шахт разбросаны в округе Могока.
      Я смалодушничала, не смогла поехать туда, к отцу и маме, в деревню… от нее ничего не осталось. Слоаны сочувствовали мне, были очень тактичными и терпеливыми. Заботы по налаживанию клиники, специфика работы в тяжелых условиях тропиков отвлекали от тяжелых мыслей, хотя я часто видела родителей во сне.
      Финансирование клиники шло в основном из фондов ВБГ. Мы сотрудничали с местными врачами, помогали им как могли, выкраивая из наших собственных ограниченных запасов медикаментов и инвентаря самое необходимое – к тому времени коррупция в центре и в провинциях достигла размеров, которые не допускались даже во время последней хунты, и, как это часто бывает, деньги на здравоохранение разворовывались едва ли не в первую очередь.
      Слоаны часто выезжали на «вспышки», временами на несколько недель и довольно далеко от городка. В такое время я оставалась за старшую в клинике. Персонал клиники был небольшим – помимо Слоанов и меня, в ней работали две местные санитарки, Луанг и Хин, и еще Нинг… официально он значился как «охранник», но на деле выполнял самые разные функции, от повара и шофера до медбрата и личного ассистента Найджела.
      Природа в горах вокруг Могока завораживала нетронутостью и чистотой. Здесь было куда меньше гнуса, от которого всегда страдали жители приречных низин. Лето в горах сопровождалось меньшей жарой, и небольшой период в несколько недель перед началом сезона дождей здесь был по-настоящему красив. Джунгли пестрели невероятными красками летних цветов, птицы, чувствуя приближение дождей, старались отпеться вволю, и даже болезни, казалось, на время отступали…
      В повседневности работы незаметно пролетели два года в Могоке.
      Однажды Слоаны вернулись с очередного выезда на вспышку в Бернадмио, одной из предгорных деревень. Нинг, который ездил за ними, выскочил из «ровера» и предупредительно открыл дверцу с пассажирской стороны.
      Странно устроена память.
      Я сразу узнала его. Один из той самой делегации, которая приезжала много лет тому к нам в деревню и уговаривала переселиться. Мне стало не по себе; я вдруг подумала, что пришедшие уже тогда знали о возможности оползней и пытались спасти людей в деревне…
      Но все было не так.
      Приехавший со Слоанами мужчина сухо и коротко представился мне: «Пол Шривер, биолог из Университета Индианы», затем прошел вместе со Слоанами в дом. Грейс вскоре вернулась и присела на парусиновый стул под навесом, рядом со мной.
      Я чувствовала, что Грейс явно нервничала, но она не подавала вида. На мой вопрос о Шривере очень коротко ответила, что тот приехал по поручению Комитета по Сельскому Хозяйству Бирмы. Он – специалист в области злаковых, подвижник возрождения сельского хозяйства страны. Слоаны встретили его по пути назад, в получасе езды от Могока, где Шривер собирал образцы флоры. Мне показалось странным, что Грейс так переживала… но я сама была возбуждена тем, что узнала приезжего, и мне не терпелось узнать у него, чем был вызван их приход к нам в деревню много лет назад.
      Поговорить со Шривером мне так и не удалось.
      Уединение Слоана и Шривера длилось недолго. После разговора Найджел не стал провожать Шривера до машины. Нинг сразу же увез биолога – как сказал Слоан, в Мандалай.
      Найджел был не менее взвинчен, чем Грейс… но Слоаны никогда больше не упоминали Шривера и цель его визита.
      Некоторое время я упорно пыталась подвести их к разговору о таинственном посетителе, но мои друзья быстро замыкались и не реагировали на наводящие вопросы.
      Я изучила их довольно неплохо. Это означало, что у меня нет шансов узнать о Шривере больше, чем я уже знала.
      Прошло, по-моему, около двух месяцев после его приезда. Период муссонов был в разгаре. Дожди шли неделями, жара не спадала, и влажность поднималась до уровня, когда выстиранные вещи не просыхали совсем. Слоаны выехали по вызову в Яданпар, где, судя по сообщениям местного Совета, снова вспыхнула холера.
      Они не вышли на связь. Ни разу.
      Две недели – срок который мы всегда оставляли на подобный непредвиденный случай. Слоаны всегда шутили по этому поводу… однако теперь их радифон не отвечал, и мы не стали дожидаться двух недель, Нинг уехал в Яданпар десятком дней позже них.
      Работа эпидемиолога может показаться рискованной и опасной, но это лишь мнение человека со стороны. Специалисты уровня Слоанов не допускали проколов. Они не могли снебрежничать и заразиться… Моя душа была не на месте. Я знала, я была уверена, что с ними что-то произошло, и это «что-то» не имеет отношения к вызову.
      Почти неделю спустя местный староста нашел Нинга с простреленной головой в кустах, на обочине дороги в Яданпар. «Ровер», на котором он выехал за Слоанами, найден не был.
      Слоаны исчезли.
      Дальнейшее вспоминается мне урывками, словно плохо смонтированная три-ди передача.
      Мне предписали вернуться в Америку… руководство ВБГ настаивало, что работу в Могоке, равно как и поиски Слоанов, которые я и несколько друзей Слоанов в Бирме и в Штатах инициировали на собственные деньги, нужно свернуть. Я отказалась. Не будучи связанной с ВБГ контрактом (официально меня наняли Слоаны), я не обязана подчиняться распоряжениям организации.
      Клинику в Могоке пришлось закрыть, по крайней мере, до прибытия новых врачей. Я уехала в Рангун. Денег было в обрез, и мне очень не хотелось уезжать из Могока; мне хотелось верить, что Слоаны вот-вот объявятся…
      Рангун. Университет. Библиотека, в которой я проводила череду на первый взгляд совершенно безнадежных дней, растянувшихся затем в недели поиска. Часами торчала в Тринете, пытаясь размотать единственную нить, оставшуюся у меня Нить вела из прошлого в настоящее… я была абсолютно уверена, что оба конца ее соединены со взаимосвязанными событиями: посещению моей деревни Шривером более десятка лет тому и его недавним появлением в клинике Слоанов.
      Конец, оставшийся в прошлом, показался мне куда более определенным после того, как я – с определенной долей везения – наткнулась на ворох сведений о Шривере и экспедиции ООН, побывавшей у нас в деревне… Правда, для этого мне пришлось пересмотреть тысячи документов – я не вру…
       Кассио.
      Запомни это название.
      Кассио – источник многого, с чем ты уже столкнулся и того, с чем тебе, возможно, придется столкнуться в ближайшем будущем. Я очень хочу надяться, что только в ближайшем…
      Кассио.
      В конце прошлого века умники в ООН решили, что посевы опийного мака, которые нарко-бароны Колумбии, Юго-Восточной Азии и Афганистана выращивали в труднодоступных районах, проще уничтожать с помощью биологического оружия. Био-защита была очень модной в те годы. Проект «Кассио» поначалу разрабатывался американцами. Не знаю, был ли вовлечен в проект Пентагон, или все делали гражданские контракторы. В найденных мной в то время источниках об этом не говорилось.
      В ранних девяностых «Кассио» неожиданно – и по необъяснимым причинам – прикрывают в Штатах, однако спустя пару лет проект вновь получает статус активного. На этот раз работы ведутся в Узбекистане, с финансированием от ООН, и тем не менее, всем ясно, чьи деньги подпирают рискованный био-эксперимент…
      Гриб-паразит фузариум биоспорум, в итоге культивированный в лабораториях Средней Азии для уничтожения опийного мака, был распылен в массовых количествах на маковые посевы в Афганистане, Золотом Треугольнике и Бирме. Точную дату обработок мне найти не удалось, но случилось это где-то на рубеже веков. Посевы погибли, руководители проекта отчитались в ООН, получили ожидаемые денежные премии, награды и свою долю внимания в масс медиа.
      Про «Кассио» скоро забыли.
      Однако не все прошло по-бумажному гладко. Распыленный с самолетов био-агент расправился не только с урожаем мака, но и с многими другими сельхозпосевами, и особенно беспощадно – со злаковыми.
      Власти Бирмы и чины в ООН держали незапланированный побочный эффект под строгим секретом, списав его на погодные условия. ООН усердно прикрывала неожиданный поворот. Близились выборы, а вернее, перевыборы Генсека… В Бирме тем временем начался голод. Чтобы избежать скандала, американцы посекретничали с хунтой и завезли продовольствие из Таиланда и Вьетнама.
      Делегация из ООН, посетившая тогда мою деревню, была направлена для установления масштабов потерь урожая и возможного отселения крестьян из пострадавших районов.
      Одним из членов делегации был некто Пол Шривер.
      Я запомнила его еще тогда.
      Я не забуду его до последнего дня.
      Отчет делегации был похоронен – так же, как и похоронили в свое время всю документацию по «Кассио» в Штатах.
      Я натолкнулась на копию отчета случайно, заведя в поисковик библиотеки Конгресса США имя Шривера. В момент, когда я собиралась закрыть тридцать-какую-то-там страницу поисковика и бесславно закончить день, я вдруг прозрела.
      Я навсегда запомнила то, как отрекомендовался Шривер, приехав в клинику вместе со Слоанами: «…биолог… Университет Индианы…».
      Трехлетней давности студенческий блог департамента биологии Университета Индианы пестрел именем «Шривер». Блогист-фанатик, записной верующий в заговоры правительства с большой буквы – ты наверняка встречал таких… знаешь, из тех, кто везде видит злой умысел и непременно дядю Сэма за умыслом… – тот студент-блогист поливал преподавателя по имени Шривер по большому счету, называя того «подстилкой Госдепа», и где-то в середине текста обронил название «Кассио».
      Дальше – больше. Кто-то из оппонентов на студенческом Тринет-форуме вызвал его на спор, сказав, что все в блоге – чушь, и что у блогиста нет фактов.
      В ответ тот выложил копию отчета «Кассио».
       Американского отчета. Того самого, датированного 1992-м годом.
      …Я не заметила, как наступило утро, потом день.
      Оказалось, что материалы по «Кассио» все же можно найти в Тринете. Нужно только знать ключевые имена, даты, должности… ну, и так далее.
      Блогист предельно упростил мою задачу.
      Следующий шаг выглядел более сложным. Я интуитивно осознавала, что Шривер замешан в исчезновении Слоанов, и пыталась теперь найти взаимосвязь между повторным его появлением в стране и «Кассио».
      Мне помогло тщеславие Шривера.
      Я наткнулась на небольшую, в три абзаца, заметку в «Сельскохозяйственном вестнике стран Азии», совершенно незаметное, крошечных размеров издание… но – спасибо мастер-библиотекарю Университета, который копировал все, что имело хоть отдаленное отношение к Бирме – я все же откопала ее. В заметке шла речь о выступлении «крупного специалиста по сельскому хозяйству Юго-Восточной Азии, доктора П. Шривера», на симпозиуме в Краби, Таиланд.
      Даже не столько сам факт появления Шривера в регионе, сколько тема симпозиума внезапно помогла мне понять его мотивы.
      Я уже не помню дословно названия конференции, что-то связанное с увеливающимся бесконтрольным культивированием галюциногенных грибов-псилоцибов в Азии…
      В совершенной прострации я вышла из библиотеки на улицу Шел сильный дождь – не помню, как долго я подставляла лицо его плетям.
      Треугольник Кассио-Шривер-Слоаны соединился.
      Догадка была невероятной… и вместе с тем уверенность в правильности выводов захлестывала меня.
      Некоторое время я провела в попытках выяснить, какие именно биологические экспедиции или поисковые партии в последние два-три года подавали заявки на любые исследования, так или иначе связанные с районами Бирмы, в которых распылялся био-агент.
      Таких экспедиций насчитывалось более дюжины.
      Можно было продолжать копаться в Тринете, корпеть часами у экрана, но меня уже охватила лихорадка действия. Я знала, как мне удастся быстрее вычислить экспедицию Шривера. Мой давний знакомый, Тхорин Тоан, владел компанией, снабжавшей местных носильщиков и проводников научных экспедиций продовольствием и снаряжением.
      Вскоре я держала в руках копию накладной годичной давности, составленной для совместной экспедиции бирманской компании «Мандалай Траст энд Холдинг» и Бриджтаунского Университета.
      «Пол Шривер, руководитель поисковой партии» – гласила подпись под накладной…
      Шривер сдержал обещание, данное им на симпозиуме в Таиланде. Он вернулся на север Бирмы… но совсем с другой целью.
      Я снова поехала в Могок. Отыскать следы партии Шривера, к моему удивлению, оказалось несложным – похоже, он и не скрывался тогда, год назад. Крестьяне в Ин-Чауке даже показали мне место, где его партия разбила лагерь.
      Та же, севернее Ин-Чаука, я наконец-то стала находить недостающие звенья в загадке повторного появления Шривера в Бирме.
      Его экспедиция прошла по району, в котором когда-то, задолго до нашего появления в Могоке, произошла вспышка опасной эпидемии. Симптомы этой болезни тебе самому должны быть хорошо знакомы…
      Да, да, ты понял правильно.
      Жители деревень подверглись массовому психозу, который полностью парализовал нормальную жизнь в районе. Состояние людей сильно напоминало нарко-интоксикацию различных степеней тяжести. Исключений не было, отравились все… Даже грудные дети и старики.
      Количество летальных исходов поражало, но вместе с тем совсем непонятным было огромное число увечий, происшедших в результате неразумно-бесконтрольного поведения пораженных болезнью людей. Эти случаи были задокументированы в отчете спец-бригады Комитета Здравоохранения, прибывшей вместе с двумя пехотными батальонами Народной Армии на ликвидацию эпидемии.
      Шривер ретиво докапывался до всего, что было связано с непонятной болезнью. Позднее я узнала, что галюциногенный характер симптомов помог ему выявить причину болезни. Именно об этом он проговорился на таиландском симпозиуме. Это было похоже на опиумную интоксикацию, однако у заболевших присутствовал явный делирийный компонент, нетипичный для опиумного отравления. Напористый Шривер смог вскоре установить, что виновниками отравления явились споры гриба, который принадлежит к роду фузариум.
      Он сумел провести нить от проекта «Кассио» ко вспышке непонятной болезни куда раньше меня. После нескольких рейдов в укромные уголки джунглей севернее Мандалая Шривер держал в руках несколько чашек Петри с новым, неизвестным науке мутантом.
      Он назвал его фузариум неоспорум.«Новые споры» стали идеей фикс Шривера.
      Урожай опиума не погиб полностью в результате обработки био-агентом. В отдельных случаях, поначалу на совсем небольших участках опийного мака, распыленный гриб мутировал и после многих лет паразитирования на уцелевших клочках опийных посевов стал вырабатывать необычайно мощный наркотоксин.
      Шривера привлекла легкость, с которой мизерное количество наркотика, находящееся в спорах гриба, влияло на психику людей. Нужно отдать должное Шриверу – он был настойчив и скрытен… он смог вычислить новый наркотик, не привлекая внимания ни властей, ни местных жителей, ни ученой общественности, ни потенциальных конкурентов. Шриверу удалось выделить наркотик в чистом виде, но для установления его химического строения нужны были специальные знания, которыми он не владел.
      Зато ими владел Найджел Слоан, который имел докторскую степень в биохимии.
      Для того, чтобы наладить выделение наркотоксина в больших масштабах, на продажу, Шривер решил заполучить Слоана.
      Встретившись со Слоаном, Шривер сперва предложил Найджелу добровольно участвовать в деле. Но, видимо, в силу природного тщеславия он не ожидал, что Найджел откажется – системы ценностей у одного и другого явно были полярны…
      Попытка запугать Слоана не сработала. По крайней мере, в тот момент.
      Шривер уехал.
      К тому времени он уже нанял свору подонков, бандитское отродье из Южной Америки… Едва только Слоаны выехали из Могока по вызову, их схватили и доставили к Шриверу.
      Грейс держали отдельно от Найджела. Он не видел жену неделями; тем самым Шривер шантажировал Слоана, заставляя его работать в лаборатории. Негодяю как воздух была нужна химическая формула наркотоксина. Если бы удалось ее установить, то качественный скачок в раскручивании нового уличного наркотика – его синтетическое производство – сделал бы Шривера императором нарко-бизнеса. Синтез наркотика можно наладить где угодно, отпадают хлопоты по выращиванию гриба, упрощается транспортировка… в общем, золотое дно.
      Найджел понимал, что и ему, и Грейс отмерено жить лишь до того момента, когда он передаст формулу Шриверу. Поэтому он всеми способами старался затянуть работу… но прекрасно знал, что ходит по краю пропасти: озверевшему Шриверу не составит труда убить их обоих и найти нового «раба» для лаборатории.
      Моральный кошмар, угрызения совести, опасения за судьбу жены, постоянное недоедание подкосили здоровье Найджела. Весной он простудился… заболел пневмонией. Ему требовался госпитальный уход, но Шриверу было наплевать – он ждал результатов по установлению структуры нейротоксина со дня на день. Когда он понял, что Слоан неизлечим и что жить Найджелу осталось недолго, он убил Грейс.
      Он очень рационален, докторШривер…
      От доктора в нем нет ничего. Но судьба наказала его за смерть Грейс. Проводя начальные эксперименты с неоспорумом, Шривер умудрился заболеть сам… он не погиб, болезнь протекала необычно вяло в его случае, но подонку никак не удавалось вылечиться, что бы он ни предпринимал. Этот случай не был уникальным: шаман в одной из деревень, которые были поражены эпидемией годами раньше, тоже получил необычную, вялотекущую хроническую форму болезни. Так же, как и Шривер, не имел выраженных галлюцинаций, но был анемичен, терял вес и, похоже, постепенно умирал…
      Ты спросишь – возможно такое ли вообще? Я не специалист по грибам и ответа на этот вопрос не знаю. Когда-то, в колледже, я изучала токсикологию. Есть заболевания людей, вызываемые фунгус-грибами; совершенно невероятно, но споры грибов могут неограниченно долго храниться в теле человека… Даже после его смерти.
      Легкие Шривера и деревенского шамана по каким-то причинам стали хорошей почвой для размножения гриба. Гифы… Ну, это такая ступень в развитии гриба… Гифы прорастают, когда споры внедряются в плодородную среду, подходящую для начала роста мицелия, грибницы. И шаман, и Шривер имели что-то одинаковое в их организмах… Что-то совершенно особенное, благодаря чему гриб беспрепятственно принялся у них в легких, пустил гифы… Однако не привел хозяина, хоста, к гибели, но пророс и стал исправно плодоносить, производить споры…
      Отвратительно даже думать об этом… Чудовищный симбиоз: человек служит питательной средой для гриба, а гриб, внедрившись в дыхательную систему человека, дает тому возможность вырабатыватьнаркотик невероятной мощности. Кашель Шрума…
      В общем, теперь ты, надеюсь, понимаешь, кто такой Шрум.
      В Бирме его звали Шрува, ну, а здесь, когда он перебрался в Штаты и подмял под себя номадную группировку из Сальвадора, ему в продолжение приклеили старое наркомановское словцо Шрум, грибок…

      Сато ошеломленно молчал.
      Рассказ Наоми прояснил многое, но не все. Вопросы, ответы, факты и выводы роились в усталом мозгу детектива, не выстраиваясь в систему. Пока.
      Так вот почему Шрум был в том причудливом балахоне со шляпой: это была своеобразная предохранительная маска, которую он носил, чтобы не сеятьнаркотик зря, не оболванивать свою охрану…
      Наоми облизнула разбитые, пересохшие губы.
      – Попить бы…
      Сато вытащил из кармана на двери пластиковую бутылку.
      – Вот… Осторожно, черт его знает, что там. – Он протянул бутылку девушке. Та осторожно понюхала жидкость, потом легко прикоснулась к ней языком.
      – Вода, – она сделала несколько жадных глотков, потом передала бутылку Майклу. Он отпил немного и поставил бутылку обратно.
      Наоми устало откинулась на спинку сиденья.
      Сато завел мотор и вопросительно глянул на нее. Девушка кивнула головой.
      Грузовик медленно выехал на улицу. Майкл осмотрелся. Безлюдно.
      – Знаешь, ты подреми, пока доедем… Нам еще…
      – Осторожнее! – вдруг вскрикнула Наоми.
      Сато резко затормозил: наперерез грузовику из темноты боковой улицы вылетел мотоциклист. Благодаря реакции Майкла столкновения удалось избежать, но мотоцикл с разгона врезался в пожарный гидрант на противоположной стороне улицы, от чего мотоциклиста буквально катапультировало из сиденья. Он с силой ударился о стену дома рядом с гидрантом и упал на тротуар.
      Наоми и Сато выскочили из машины.
      Мотоциклист, молодой мужчина, лежал на левом боку. Черная куртка лопнула на спине от удара, правая рука неестественно изогнулась, обозначая место очевидного перелома. Подняв щиток шлема, Майкл увидел, что глаза мотоциклиста закатились глубоко под лоб; ненатуральная улыбка – скорее, оскал – сделала лицо похожим на нелепую восковую маску. Пострадавший еще дышал, но конвульсии, ритмично сотрясавшие его тело, становились все реже. Он несколько раз кашлянул, судорожно открывая рот, потом затих… губы его вытянулись, и из горла пошла пена, больше похожая на рвотную массу из-за вкраплений желтых крошек или песчинок…
      Детектив и девушка молча смотрели на мертвеца. Сато опомнился первым. Скорее по инерции, чем осознанно, он пошарил в кармане, вытащил ультрафиолетовый фонарик…
      В ночном воздухе заплясали уже знакомые ему зелено-синие неоновые огоньки…
 
      …Сотофон у Майкла отобрали номады; две попытки остановиться и позвонить Кристе из уличного сотовида закончились ничем. Связь не работала.
      В ту ночь в Сан Фране творилось невообразимое.
      Вой сирен был непрерывным: полиция и бригады 911, похоже, работали вовсю. Жаркий ветер разносил по улицам едкий запах гари. За то время, пока Сато и Наоми добрались на грузовике до выезда на хайвэй, им довелось насмотреться всякого.
      В полуквартале от места, где разбился мотоциклист, толпа деловито потрошила небольшой супермаркет, таща из него все, что попадалось на глаза. Наиболее находчивые загнали сквозь разбитые двери пару машин, набивая их товаром.
      Сато попытался остановиться и вмешаться, но Наоми сказала:
      – Неужели ты еще не понял? Это бесполезно… Они уже больны!Все… Поздно. Остается только надеяться, что эпидемия еще не распространилась в твоем районе и что Криста смогла добраться к тебе домой, не заразившись… Не отвлекайся!
      Сато вспомнил отрывочные фразы Кристы из ее последнего сообщения. Ничего не остается, кроме как надеяться на лучшее.
      Ехать приходилось медленно, потому что по мере продвижения в более населенные кварталы количество людей на улицах увеличивалось, и поведение их становилось все более безумным. Вдобавок, машины, все чаще попадавшися им навстречу, шныряли как попало, совершенно не соблюдая правил. В какой-то мере им повезло с тем, что их грузовик был тяжелее и мощнее легковых авто, попадавшихся навстречу. Сидя в высокой кабине, они наблюдали за вакханалией на улицах со смешанным чувством негодования, тревоги и жалости.
      Моментами ситуции были где-то даже комичными. Вот из аптеки выскочил фармацевт в разодранном халате и с полубезумными глазами помчался прочь от толпы возбужденных женщин, которые гнались за ним, крича – Майкл даже подумал, что он ослышался – «Сволочь, прекрати продавать кондомы! Даешь детей!»
      На одном из перекрестков Сато был вынужден вырулить на пешеходную часть, потому что дорогу перекрывала пожарная машина, расчет которой истово поливал дом водой из нескольких шлангов. Все было нормально в этой картине, за одним исключением: пожара в доме не было. Раскладная лестница была подведена концом под окно на пятом этаже, откуда один из пожарных бережно спускал вниз горшок с кактусом.
      Наоми покачала головой:
      – Пройдет еще часов восемь-десять, и все это будет уже не так смешно…
      Неподалеку послышался сухой треск автоматных очередей, сменившийся беспорядочной россыпью пистолетных выстрелов. Сато свернул в боковую улицу, взял «Курц», вышел из машины и осторожно выглянул из-за угла.
      В ста метрах от него несколько крутошеих парней потрошили магазин спиртных напитков, загружая пикап ящиками и бутылками. Параллельно они старались отбиться от других крутошеих, похоже, их конкурентов, которые завязали с ними перестрелку в надежде перехватить добычу.
      Майкл вернулся к машине.
      – Придется немного переждать… я не знаю, выиграем ли мы, если попытаемся объехать… – сказал он Наоми, открывая дверь с ее стороны, и осекся.
      В кабине за девушкой сидел черный мужик в выпачканной кровью майке и длинных шортах. Одной рукой он прижимал к себе Наоми за шею, заслоняясь ей от Сато, а другой держал дробовик, направленный в лицо детективу. Бессмысленная улыбка на губах, прыгающий взгляд. Ритмично-подталкивающие движения корпусом в сторону удерживаемой им девушки… Легко покашливая после каждого короткого вздоха, мужик нес чепуху:
      – Люди, давайте повеселимся! У меня дома есть травка, есть колесики. Только домой мне дорогу не найти. Как ни стараюсь, не вспомню. Вы не знаете, где я живу? – Он вдруг всхлипнул. – Далеко-далеко… Никак не могу вспомнить, где это. Какой сегодня день? Я так классно провел время… в этом, как его… клубе. Вчера? Или сегодня? Брат, сколько телок меня любило-о-о… А твоя – ничего, только помыть ее надо… в душе там или в ванне… я в этом мастер! – его рука скользнула вниз, по груди Наоми, потом во впадину между ногами. – Ты, брат, садись, поехали! Ух ты, какая…
      Наоми резко наклонилась вперед, к лобовому стеклу. Мгновения, на которое открылся корпус черного, хватило для того, чтобы Сато всадил три пули ему в грудь. Перехватив дробовик, Наоми оттолкнула оседающего налетчика. Сато обошел машину и открыл дверь. Тело черного сползло на тротуар.
      – Хочешь проверить его? – спросил он Наоми.
      Та поняла детектива без разъяснений, угрюмо ответив:
      – Ни к чему…
      До выезда на хайвэй они оба подавленно молчали.

      На рампе к 280-му хайвэю их ждал еще один сюрприз. Дорогу перекрыл полицейский «крузер» с включенными мигалками. Сато заглушил мотор и вышел к двум полисменам, стоявшим за машиной. У обоих на лицах были респираторы. Оранжево-желтые разовые комбинезоны био-защиты выглядели на них устрашающе.
      – Поворачивай назад! Хайвэй закрыт! – сказал тот, что повыше.
      – Все в порядке, ребята, я – из двести первого, убойный отдел… Майкл Сато.
      Патрульные переглянулись.
      – Покажи железо! – в голосе полицейского явно сквозило недоверие. – Баба с тобой, она кто такая?
      – Я влип в передрягу… Девушка, она… Долго рассказывать, в общем, жетон и пушку у меня слизнули… Номады. МС-39. Мы едва вывернулись. Мне срочно домой нужно…
      – Домо-о-о-ой… – насмешливо-недоверчиво протянул второй коп. – Ты чего не со своими? Разве не слышал – в восемь вечера передали шесть-восемндацать (сноска: радио-жаргон полицейских США; код 618 = мобилизация с расквартированием в пределах участка). А может, ты и не свой?
      Все правильно, вздохнул Сато. Они не обязаны ему верить на слово.
      – Я в Негороде был. Связи там нет. Мой непосредственный начальник – лейтенант Чарлз Барлоу, жетон номер 4522, сотофон…
      – Назови номер твоего собственного железа, быстро! – Перебил его высокий и сделал два шага в сторону, отстегивая пряжку кобуры. Оба копа теперь перекрывали секторами огня и Сато, и Наоми в кабине. Несмотря на напряженность ситуации, Майкл почувствовал себя спокойнее: не подставные…
      – Мой жетон – 8609. Слушайте, мужики, у вас же есть видеосвязь, поговорите с Барлоу, а нет – так запросите отдел кадров…
      – Сами с усами… – проворчал коренастый патрульный. – Топай-ка сюда, к машине!
      Майкл уже знал, что за этим последует, но выбора у него не было.
      – Руки на капот! Раздвинь ножки, красавец! – Коренастый начал методично обшаривать его. Сато понимал, что они поступают так же, как поступил бы он сам, если бы был патрульным и находился в подобной ситуации. Он услышал обрывки фраз второго патрульного, который уже сидел в крузере и разговаривал с диспетчерской: «…Сато, Майкл, жетон 8609… да, 201-й… Дай мне его файл… Кто? Ну да, так он его и назвал. А соединить с 201-м можешь? Нет? Что у них там, совсем…». Патрульный посмотрел сквозь лобовое стекло на Сато и стал говорить тише.
      Коренастый закончил обыск.
      – Гарретт, он чистый!
      Высокий неуклюже выбрался из крузера. Комбинезон был ему явно мал.
      – По фото – сходится, – сказал он напарнику. – Извини, приятель. Дела в городе… Сам, наверное, знаешь!
      – Да откуда мне знать? Я последние часов восемь в Негороде торчал! – Сато с досадой дернул головой.
      – Эпидемия… Говорят, неизвестная медикам ерунда. Кто заражается, крышей сильно едет. В центре – бунт. Погромы, нападения на полицию, банки, магазины, аптеки… и прочие удовольствия. Твой начальник, если с ним все в порядке, сейчас отмахивается от свихнувшейся толпы. Здесь, у нас, еще цветики. Ягодки все там. С минометами, базуками и прочей прелестью. Где только народ такое прятал… Похоже, Капитолий армию решил вводить.
      Сато недоверчиво посмотрел на патрульного.
      За всю историю Штатов такого не происходило ни разу. Конгресс имел право привлекать к участию в экстренных ситуациях кого угодно – от Агенства по Национальной Защите до Национальной Гвардии – но регулярные армейские подразделения против своего же народа принципиально не использовались: это оговаривалось Конституцией. Только президент страны имел единоличное право отдавать приказ на применение регулярных войск внутри страны.
      Значит, положение действительно было очень серьезным.
      Он оглянулся на машину. Наоми крикнула из кабины:
      – Ну что? Едем или нет?
      – Сейчас, – крикнул он. – Подожди! – Идея, пришедшая ему в голову, была очень простой и вместе с тем решала многое. – Могу я воспользоваться вашим сотовидом, на пару минут? – спросил он полицейских.
      Диспетчер соединил Сато с его домашним сотофоном.
      На этот раз Криста отозвалась сразу:
      – Да! Кто это? Сато, ты?
      – Криста! Ну, наконец-то… Ты в порядке? Ты не… это… не заразилась?
      – Нет-нет, не волнуйся! Со мной все нормально… А ты? Нет? Слава богу… – Майкл не стал рассказывать о том, что он пережил – сейчас это было неважно. Она включила видеокам.
      Первым, что увидел Сато на экране бортового компа, был… Хольмгрен, стоявший рядом с Кристой.
      – А что у меня делает Доктор-Сто-Вопросов? Ему негде ночевать? Или он воспылал ко мне теплыми чувствами после нашей первой встречи? – Майкл ехидничал скорее по инерции. Понятное дело, она не стала бы тащить его с собой в квартиру Сато без веских причин. Не та ситуация.
      – Послушайте, Сато, я предлагаю оставить выяснение отношений до лучших времен, – сухо ответил Хольмгрен, маяча за спиной Кристы. – Я надеюсь, вы в курсе того, что в городе свирепствует эпидемия неизвестного происхождения, и что скорость ее распространения превосходит все мыслимые пределы?
      – Майкл, в самом деле, оставь пикировку – это шелуха, – вмешалась Криста. – Слоан, похоже, был в числе первых заболевших. Конрад… Доктор Хольмгрен… установил, споры какого гриба, или фунгуса, были у него в легких. Это был…
      – … Фузариум неоспорум! – Сато оглянулся: Наоми стояла у открытой двери крузера. Сказанное ей произвело должное впечатление на Кристу и Хольмгрена. Наоми наклонилась к видеокаму машины для того, чтобы они смогли видеть ее лицо на своем экране.
      – Кто вы? – после короткого замешательства спросил Хольмгрен.
      – Зовите меня Наоми. Я приехала в Штаты по следам человека, который привез сюда эту заразу, и надеялась, что смогу его остановить… Не успела. – Она вздохнула.
      – Вы сказали – онпривез? – удивился Хольмгрен. – Вы уверены в этом? А вы кто – биолог или медик? Понимаете, у меня есть предположение… и оно базируется на солидных данных… о том, что эпидемия поразила город вследствие неосторожного обращения… – он резко оборвал тираду. – Вот что: нам надо обсудить все в деталях… но не так, не по сотовиду.
      Сато не выдержал.
      – Доктор-Сто-Вопросов! Могу я наконец поговорить с моей девушкой?
      Улыбающееся лицо Кристы показалось на экране.
      – Майки, да будет тебе, в самом деле! – Она посерьезнела. – Вы где? Ты приедешь домой?
      – Мы на рампе двести восьмидесятого, с Пенсильвании Авеню. Дорога блокирована полицией, но нас пропустят… – Майкл вопросительно поглядел на патрульных. Коренастый демонстративно-безразлично пожал плечами и отвернулся. – Пропустят! Так что где-то через пол-часа мы сможем добраться домой. Погоди! – Он на секунду задумался. – Есть мысль. Ты при стволе? – Криста утвердительно кивнула головой и показала ему в камеру десятизарядную «Беретту-Бригадир». – Молодец! А «Мустанг» с тобой? Отлично! – Он на секунду погрустнел, вспомнив о своей «Каррере». – Вам предстоит прогулка на свежем воздухе. Не забудь закрыть дверь…

      «Стэнфорд» шел по среднему уровню хайвэя на предельной скорости. Когда они выезжали на дорогу, патрульные картинно отвернулись.
      Наоми сидела, поджав ноги под себя, и глядела в боковое окно. Немного погодя она вновь заговорила:
      – После возвращения в Могок мне удалось выяснить, где именно Шрум держал Слоанов. Я еще не знала, что их уже нет в живых…
      Наоми сжала губы.
      – Я надеялась, что ДБГ поможет, но они принципиально отказывались, считая, что в исчезновении Слоанов не все чисто. Потом начался сезон дождей… В один из вечеров ко мне пришел человек, представившийся как «М иссионер» – он рассказал мне все подробности о Шруме и о жизни Слоанов в лагере-лаборатории. На все мои вопросы о том, как он выбрался невредимым из лагеря, какое отношение он имел к Слоанам, он отвечал невразумительно… Миссионер принес мне последнюю весточку от них – короткую записку от Найджела, в которой тот сообщал о гибели Грейс и о своей болезни… там же он просил меня поехать в Штаты и повстречаться с их сыном, рассказать ему о том, что с ними стряслось. Найджел написал, чтобы я выплатила Миссионеру пять тысяч долларов… – Наоми замялась. – Их деньги хранились у меня; жить и работать в Могоке не было медом, особенно для иностранцев, и они всегда опасались разбоя… В общем, я расплатилась с ним. В небольшом свертке, который отдал мне Миссионер, были личные вещи Найджела: его часы, бумажник со старой фотографией, на которой были сняты Найджел, Грейс и их сын… деревянный футляр для очков с очень красивой и редкой инкрустацией и еще тот самый ультрафиолетовый фонарик, который я дала тебе на кладбище.
      Она сделала короткую паузу. Улица за окном впервые за последние несколько кварталов приобрела более или менее пристойный вид. Мертвенное неонитовое свечение стало неумолимо вытесняться рассветом.
      – Я уверена на все сто, что именно в футляре Найджел спрятал видеочип, на котором было записано послание для Джереми. Но тогда я еще не знала о существовании записи… Миссия в Бирме бесславно закончилась. Я потеряла родителей, мои самые близкие друзья погибли. Последнее, что оставалось – найти Джереми, выполнить последнюю волю Найджела. Я приехала в Сан Фран и передала Слоану-младшему вещи отца. Он был разбит известием… Я остановилась тогда в отеле неподалеку от дома Слоанов, мы встречались с ним еще раза четыре. По каким-то соображениям он не хотел, чтобы нас видели вместе, и всегда приходил ко мне в отель… – Она вспыхнула, поймав вопросительный взгляд Сато. – Нет-нет, ничего такогомежду нами не было, не думай… Он расспрашивал меня о жизни родителей в Бирме, хотел знать все подробности, самые мелкие.
      Пауза. Девушка некоторое время бездумно глядела в окно, явно собираясь с духом.
      – В тот день, когда его убили… он позвонил мне откуда-то с улицы. Сказал, что забыл сотофон дома. Это было за несколько часов до того, как его… – голос Наоми дрогнул. – Он был сильно расстроен, сказал, что не сможет прийти, хотя мы и договорились о встрече. Это потом я поняла – он уже знал о том, что за ним следят… и не хотел впутывать меня. Мы немного поговорили о его планах; он собирался поступать в колледж, снова вспомнили Грейс и Найджела. В конце он обронил странную фразу: «Отец был мне другом, ты ведь понимаешь… Нолучшего друга человека у меня так и не было…».
      – Собака. Псевдо-Снукер, – сказал Сато.
      Наоми кивнула в ответ.
      – Я догадалась о том, что он имел в виду, когда пробралась в его дом… После того, как оттуда вымелись и ваши, и эти… в пиджаках. Когда в доме держат собаку, об этом легко догадаться. Если же собака существует только на фотографии…
      Сато вздохнул. Он припомнил выдержку из файла, прочитанного с компьютера Слоана. Джереми обнаружил чип, спрятанный в футляре, посмотрел запись… но по каким-то соображениям не стал отдавать чип ни федам, ни нам, а решил передать его Наоми.
      Как?
      Сато вспомнил Питера.
      Ну да, нет ничего более трогательного, чем полоумный паренек, настойчиво-безутешный в своем желании упокоить «любимую собаку» на кладбище домашних животных. Уговорить Питера сделать это для Джереми, наверное, не составило труда – новая игра, новые правила…
      Питер успел похоронить видеочип до прихода Шрума к Джереми.
      Как все круто замешано…
      Наоми продолжила:
      – Хочешь знать, почему за этим чипом охотились все – и Шрум, и феды, и я? Потому что в послании для Джереми Найджел в подробностях рассказал о наркотике и о болезни Шрума. Рассказал о потенциальной опасности, которую представлял Шрум для людей.
      – А ты? Ты сама видела запись? – перебил ее Сато.
      Она устало пожала плечами.
      – Номады схватили меня как раз в тот момент, когда я ее смотрела. Мне пришлось потратить все вчерашнее утро на то, чтобы оторваться от того козлины с кладбища, ну того, который хотел меня… там, в кузове. Я посчитала, что ушла от него… Ошиблась. Он ворвался в номер в тот момент, когда Найджел на экране объяснял, что заражение грибом может происходить не только из первичного источника, то есть от Шривера или там от шамана в Могоке, но и распространяться перезаражением больных. Он говорил о вторичных гифах, которые не развиваются в полноценный гриб, но могут вырабатывать споры, хотя и не в таком количестве и не с такой скоростью, как у Шривера… Последнее, что я запомнила из записи… до того, как тот скот ударил меня в лицо… были слова Найджела о том, что с его подачи новый наркотик в лагере стали называть « fear me»…
      Майкл вспомнил страшное кровавое месиво на груди Титуса и буквы, проступившие из порезов.
       Те же два слова…
      – Ты уверена? – Он стиснул зубы, чтобы скрыть волнение. Получилось плохо. Наоми испуганно отодвинулась от детектива:
      – Д-да… «Fear me», «бойся меня»… Найджел окрестил так наркотик, выделенный из спор. Название прижилось, похоже.
      – Извини… – Он вспомнил о зеленом воске, которым Наоми вытащила его из плена наркотика. – Откуда у тебя это лекарство? И разве нельзя вылечить им остальных… ну, всех заболевших?
      Она горько улыбнулась.
      – Не хотела тебя расстраивать, но… У меня его уже не осталось, я отдала тебе последнюю порцию. Оно было передано мне Миссионером, вместе с вещами Найджела. Кусок воскоподобного зеленого вещества был завернут в бумажку с надписью: «Принимай понемногу, как только узнаешь, что Шривер где-то рядом. Суточная доза 30–50 мг. Экономь». Это было пугающе-непонятно, но я всегда верила Найджелу… Поскольку я не успела просмотреть всю запись до конца, то теперь…
      – …теперь мы не знаем, упоминал ли Слоан-старший о формуле наркотика или о секрете лекарства от него в своей видеозаписи, – закончил ее мысль детектив. – А раз так… Тогда нам придется исходить из того, что Шрум овладел секретом, и поэтому надеяться, что он умрет, бессмысленно… Значит, его нужно уничтожить.
      Они переглянулись.
      – Спи, – сказал Сато.
      Куда уж там ей спать… Но усталость взяла свое. Наоми прикрыла глаза.
      В кварталах под хайвэем, подвешенным на высоченных опорах, шла настоящая война; поскольку войска еще не были стянуты к городу, перестрелка и взрывы означали, скорее всего, выяснение отношений между гангстерскими группировками. Моментами клубы дыма, поднимающегося снизу, окутывали эстакаду и закрывали обзор, скрадывая краски занимающегося рассвета. К счастью, хайвэй был пустынен, и грузовик мчался сквозь дым без помех.
      Сато думал о том, что рассказала Наоми.
      …Она также вспомнила, что Найджел Слоан упоминал в записи о возможности вторичного поражения людей спорами. И хотя повторное заражение было менее интенсивным, это тем не менее означало, что перезаражение может протекать безостановочно, с одной лишь слабой надеждой, что изоляция заболевших приведет к остановке распространения болезни. Даже ему, как неспециалисту, были ясны два момента, которые подчеркивали необходимость физической изоляции Шрума: во-первых, он как рассадник гриба заражал все новых и новых людей, лишь только вступал с ними в контакт, и во-вторых, слух о новом сильном и, главное, даровом наркотике привлекал к Шруму новых жертв, как мух к сиропу.
      Наглость Шрума, его уверенность в себе не давали Сато покоя. Неужели он был до такой степени нерасчетлив, не знал, против кого идет? Непохоже… Масштабы происходящего в городе представлялись Майклу расплывчато, но то, что Конгресс намеревался ввести регулярную армию, говорило само за себя. Выходило, что Шрум тоже знал об этом… и не боялся?
      Движение в боковом зеркале привлекло его внимание. Сато посмотрел в зеркало и нахмурился: за ними следовали два силуэта машин солидных размеров. Дистанция между машинами и их «Стенфордом» монотонно сокращалась.
      – Наоми… нас догоняют. Кто – пока не ясно. Может, они и не за нами, но если что… лучше быть готовым, – негромко сказал детектив. Очнувшись, девушка глянула в зеркало своей стороны и прикусила губу. Тем не менее, она спокойно и ловко перезарядила дробовик. Майкл положил «Курц» себе на колени.
      В момент, когда Сато наконец сумел увидеть, кто едет за ними, ему стало тоскливо.
      Два бронетранспортера «Эверглайд».
      Они медленно, но неуклонно приближались. Оставалось только надеяться, что бронетранспортеры принадлежали национальной гвардии. Ускоряться в попытке уйти не имело смысла – в случае необходимости «Эверглайды» легко переходили на скольжение на воздушной подушке, теряя неуклюжесть бронированных монстров. На пустынном хайвэе они легко достали бы грузовик. Сато продолжал ехать с прежней скоростью, с нарастающим беспокойством глядя на догоняющие их бронетранспортеры.
      Когда в конце концов те поравнялись со «Стэнфордом», они беспардонно зажали его в «сэндвич»: один бронетранспортер встал впереди, другой – слева, после чего, не останавливаясь, стали синхронно маневрировать, выводя грузовик в крайнюю правую полосу. Сато не оставалось ничего другого, как подчиниться.
      В подслеповатом оконце «Эверглайда» слева он увидел обмотанную тряпкой морду в грязной бейсболке и все понял.

      Их не остановили на хайвэе, но на ближайшей же рампе буквально выдавили в город. Сато не смог разглядеть названия улицы. «Эверглайды» перестроились: теперь тот, что ехал сбоку, стал подталкивать их грузовик сзади, лишь только Майкл пытался сбросить скорость. Их явно вели, и Сато не сомневался в том, куда именно. Наоми забилась в угол, сжимая дробовик побелевшими в костяшках пальцами. Сведенные в тонкую линию губы говорили о ее решимости.
      То, что они увидели, пока следовали в колонне с бронетранспортерами, потрясло их больше, чем сам принудительный эскорт.
      Город уверенно сходил с ума.
      Сотни людей с дауноподобными лицами бессмысленно блуждали по улицам, совершая невероятные по своей ущербности поступки. Картины бесчеловечной жестокости соперничали в своей графичности с вакханалией полов, однако явный сексуальный характер массового сумасшествия преобладал.
      Десяток подростков самозабвенно занимался групповым сексом перед зданием общества «За крепость семьи!», причем три-четыре матроны, похоже, записные воительницы движения, с удовольствием участвовали в оргии. Автомобили ездили по улице во всех мыслимых направлениях, временами давя и калеча несчастных прохожих, которые, впрочем, не обращали на это особого внимания – как, например, полицейский со стянутой на шею маской-респиратором, который расположился на коленях в аккурат посредине проезжей части и, пыхтя, пытался овладеть визжащей проститукой… хотя и без особого успеха, поскольку в порыве плотского энтузиазма он позабыл снять брюки. Девка визжала скорее от вожделения, и когда старый «Бьюик» на большой скорости сшиб полицейского, она увернулась от машины и тут же помчалась за колесящим по обочине стариком в инвалидной коляске, на ходу сдирая с себя остатки одежды…
      Горели дома, но никто не рвался их тушить.
      Стонали раненые и покалеченные, но никто и не собирался им помочь.
      Кровь лилась рекой – в полном смысле слова, но это никого не ужасало.
      Истерично хохочущая толпа подталкивала к краю плоской крыши трехэтажного здания нескольких раздетых догола несчастных, которые держали в руках охапки газет – Сато вообразил, что это были, скорее всего, журналисты, поскольку здание принадлежало газете «Сан Фран Дейли Кроникл»… С сатанинским смехом они добровольно прыгали в огромный костер, разведенный у входа в издательство.
      Мертвецы гроздьями висели на столбах, страшными изломанными куклами хрустели под колесами носящихся туда и обратно машин, при этом совершенно не занимая внимание живых, которые с методичным упрямством стремились пополнить собой когорты гибнущих.
      Рассвет вставал над городом, сюрреалистичными багровыми мазками расписывая сцены человеческого падения. Уже не разделяя явь с бредом – не ослабевало ли действие противоядия? – Сато впитывал картины апофеоза сумасшествия воспаленными от ужаса глазами. Фантасмагоричные видения в стиле Боска и Гойи калейдоскопом мелькали за окнами – или уже в его мозгу? Толпы людей, изрыгающих фосфоресцирующие облака спор, метались по полыхающему в огне городу, разрушая в галюциногенном чаду все устои, которые до этих пор отделяли их от зверей…
      Наоми вцепилась в ружье, закрыв глаза и мерно раскачиваясь на сиденье. Тихий буддистский речитатив, которым она подбадривала себя, производил еще более угнетающее впечатление на детектива.
      Когда они наконец остановились, Сато был готов пристрелить любого, кто приблизился бы к нему, и потом бежать, бежать без оглядки… Но никто не подошел к их грузовику. Передний «Эверглайд» заглушил мотор, то же сделал и тот, что остановился позади. Стены домов улицы подступали так близко к дверям грузовика, что открыть их казалось невозможным.
      Кто-то впрыгнул на кузов их «Стэнфорда»; машина слегка качнулась. Шаги приближались к кабине. Майкл поднял глаза и понял, что хотят предпринять их похитители: в крышу кабины был врезан люк. Наоми вопросительно взглянула на Сато. Шаги стихли, лязгнул металл. Раздалось приглушенное ругательство – подошедший, похоже, не мог открыть люк снаружи. Наступила тишина, но потом детектив услышал звук, который заставил его змеей выскользнуть из-за руля, схватить Наоми в охапку и упасть на пол, прикрыв ее своим телом.
      Шипение бикфордова шнура длилось недолго. Раздался оглушительный «буммммм!»…
      Дым рассеялся. С абсолютным безразличием Сато наблюдал, как в неестественной тишине в дымную кабину спустились трое в масках, как они сперва вытащили через взорванный люк Наоми, а потом и его самого…

      Он пришел в себя.
      Полумрак.
      Нет, скорее, едва различимый свет. Сложный запах – смесь пота, духов, сигаретного дыма. Запах похоти и возбуждения. Скорее всего, Сато находился в центре комнаты, скупо освещаемой слабым источником света, находящимся далеко-далеко вверху.
      Наоми…
      Напрягая зрение, детектив все же сумел разглядеть темный силуэт в нескольких метрах от себя. Слух, как средство общения с миром, был отрезан напрочь. Назойливый монотонный звон стоял в ушах: похоже, ему здорово досталось от взрыва. Подняться на ноги было сущим самоубийством – при первой же попытке его едва не стошнило. Все же он поднялся и кое-как доковылял до тела. Наклонившись, Майкл ощутил все тот же слабый запах хризантем.
      Его глаза привыкли к потемкам. Детектив осторожно ощупал Наоми. Серьезных повреждений у нее, похоже, не было, но когда он дотронулся до волос в районе уха, пальцы стали липкими…
      Рука Наоми скользнула по его кисти и несильно сжала ее.
      Он выпрямился и огляделся.
      Огоньки. Красные точки, иногда описывающие небольшие полудуги.
      Горящие сигареты.
      Люди. Много людей.
      Вот как, оказывается, выглядит «Малиновый Дым»…
      Пол под ногами вдруг задрожал. По небольшой перегрузке и по тому, что сигаретные огоньки вдруг стали проваливаться вниз, он понял, что пол комнаты на самом деле является чем-то вроде платформы, на которой они с Наоми поднимались вверх. Подъем продолжался неимоверно долго, из чего он понял, что размеры клуба огромны.
      Вздрогнув, платформа наконец остановилась. Рассеянный свет стал ярче, и Сато невольно отшатнулся.
      Округлая платформа с открытыми краями висела на высоте нескольких десятков метров над необозримых размеров залом, в котором находились сотни, если не тысячи, людей. Они беззвучно дергались в едином ритме; многие курили, держали в руках одинаковые узкие бокалы, прикладываясь к ним время от времени, но не прекращая подергиваться.
      Они танцуют, догадался Сато. Он просто не слышал музыки. Встав на краю, он посмотрел вниз и увидел другую платформу, висящую чуть ниже, в стороне от той, на которой находились они с Наоми. На той платформе, среди хаоса аудио-аппаратуры, располагался диск-жокей: бородатый малый в больших горнолыжных очках ритмично подпрыгивал в унисон с танцующими. Внезапно он перестал прыгать и заговорил, показывая рукой вверх.
      Метрах в двадцати над Майклом возникли еще две платформы, на которые указывал ди-джей. Они сблизились и слегка опустились; похоже, их перемещениями управлял все тот же ди-джей, но Сато не был в этом уверен. Самая верхняя платформа ярко осветилась лучом прожектора, и Майкл увидел на ней Шрума, окруженного несколькими номадами-охранниками. Охранники на этот раз выглядели более внушительно, чем те, в грузовике: черная с серебром униформа, одинаковые автоматы, а главное – солидного вида респираторы на лицах. Край платформы был окантован невысоким барьером.
      Сам Шрум был без балахона-маски, но все в той шляпе с огромными полями. Белая длинная борода еще более увеличивала его сходство с гротескным персонажем сказок. Шрум подошел к краю платформы и поднял руки в приветствии.
      Толпа внизу начала что-то выкрикивать – это были первые звуки, которые детективу удалось расслышать. Он понемногу приходил в себя.
      – …Уммм! Умммм! Умммм! – колоколом звучали голоса. Сато понял, что там, внизу, толпа скандировала «Ш рум!». С каждым мгновением Майкл слышал все лучше. Что-то негромко хрустнуло в ушах, и надоедливый звон пропал: слух вернулся к нему.
      Шрум опустил руки. Толпа затихла. Прямо в воздухе, в центре гигантского зала, возникло непомерно большое трехмерное изображение Шрума. Шоу, похоже, было хорошо организовано – триди-камеры снимали его с нескольких точек.
      Шрум заговорил. Его хриплый голос усиливался динамиками:
      – Вы дождались!
      От ответного рева толпы, казалось, зашаталась платформа. Кто-то прикоснулся к нему – Наоми, покачиваясь, стояла рядом. Он поддержал ее за талию:
      – Ты в порядке?
      Ее глаза блеснули в полумраке:
      – Я – в норме. Ухо вот только… Но слышу нормально. Что будем делать?
      Он огляделся. На этой платформе, кроме них, не было никого, но сойти или спрыгнуть с нее было невозможно – никаких тросов или механических приводов, с помощью которых она двигалась в пространстве, не было видно. Создавалось впечатление, что платформа висит в воздухе.
      – Сейчас… – Он помог Наоми опуститься на пол, а сам подполз к краю и посмотрел вниз. До платформы с ди-джеем было около десятка метров; нечего было и думать, что они смогут спрыгнуть на нее. Другого варианта он пока не представлял. Оставалось одно: ждать.
      Крики внизу стихли. Шрум продолжил:
      – Столетиями в этой стране росло противоречие между свободным духом и закованной цепями предрассудков реакционной политикой государства…
      Сато тупо удивился. Это здорово смахивало на агиткомпанию претендента на кресло в овальном офисе. Следующие несколько абзацев речи Шрума были наполнены такими же трескучими, напыщенными фразами. Тем не менее, толпа внизу была наэлектризована и безоговорочно приветствовала каждый пассаж этой галиматьи.
      Не совсем ясно, каким образом людям внизу удалось избежать всеобщего психоза. Разве что…
      Разве что Шрум и номады собрали их сюда заранее, до того, как грибная эпидемия охватила город.
      Идея назначить Кристе и Хольмгрену встречу в «Малиновом Дыме» была предельно авантюрной, признал Сато. Попробуй сообрази, где они в этой толпе. Но кто бы мог предположить, что по размерам клуб тянет на ангар для космического челнока?
      Голова все еще кружилась. Детектив сел рядом с Наоми, которая, слушая Шрума, фыркала, как злая кошка. Неправдоподобно огромное лицо Шрума подергивалось в трехмерной проекции – похоже, что он устал. В самом деле, через каждые несколько слов, которые он произносил, он натужно кашлял, и приступы его кашля каждый раз становились заметно длиннее.
      – Думаете, я гонюсь за богатством, славой? Чепуха-ха-хххх-гхх… – Шрум зашелся в приступе. – Я делаю и буду делать ваш город – а вскоре и всю страну, весь мир! – беспредельно счастливыми. Я не нуждаюсь в том, чтобы завоевывать или отнимать материальные блага у жителей города. Аргх-х-х… Гах-х-хаахх… Я возьму только то, что мне будет нужно. Вам будет не до того… Вы будете пребывать в нирване до конца дней своих. А поскольку мне нужно совсем немного… – его лицо на проекции хищно исказилось, – вашему счастью ничто не угрожает…
      Новый приступ кашля согнул его поплам. Охранники отпрянули. Сато ощутил, как будто что-то щекочет его грудь. Ему казалось, что он физически ощущает, как неисчислимые количества спор разлетаются в воздухе, проникая в легкие всех людей, находящихся в зале.
      – Власть? Зачем она мне? Зачем мне эфемерная секундная спесь, мгновенное ощущение ничтожности находящегося рядом индивидуума? Весь мир будет безразличен к полититке, безволен, раболепен. Агххх-х-х… Кхаххх… Я буду тем, кто укажет человечеству путь к беспределу, к анархии, и вместе с тем к высочайшей упорядоченности и послушанию. Я – сильнее любых богов, я – бог богов… Аргхххх-ах-аххх…
      Майклу подумал, что Шрум намеренно распаляет себя с тем, чтобы заходиться в кашле все дольше. Создавалось впечатление, что ему самому это доставляет удовольствие. Один из охранников внезапно сорвал респиратор; через несколько секунд он затрясся в непонятном приступе, ловя дыхание человека в шляпе. Шрум прекратил говорить и участливо глядел на приступ охранника, не предпринимая, однако, никаких действий. Три-ди камеры перенесли фокус на охранника. Внезапно тот, как рыба, судорожно схватил воздух – раз, два, три… потом упал, вытянулся, мышцы его тела окаменели, словно в эпилептическом припадке. Он замычал, его тело расслабилось в студень, потом напряглось, потом снова расслабилось… Так повторилось пять-шесть раз, после чего черты его лица, до того искаженные судорогой, окончательно расслабились, и он, обливаясь потом, впал в летаргию. Толпа затихла, не зная, как реагировать на проишедшее.
      Шрум крикнул:
      – Вы видите его? Он свободен, свободен от любых границ, предрассудков, запретов сознания и общества… разве не за этим вы пришли сюда?!
      Толпа снова взвыла. Шрум властно поднял руку. Двое номадов подтащили тело к краю платформы и перевалили его через невысокое ограждение. Толпа отхлынула от места, куда упал «с вободный» номад.
      – Не бойтесь! Вам не нужно опасаться свободы… Вы уже ощутили ее вкус… – Люди внизу дружно подняли вверх их бокалы. Что им туда подливали – раствор мокроты из легких Шрума?
      Но действительность оказалась куда более неожиданной.
      Шрум быстро расстегнул брюки и стал мочиться с платформы на головы людей. Счастливчики – те, кому удалось поймать в бокалы хоть несколько брызг тонкой струи, – немедленно выпивали их, закатывая от удовольствия глаза.
      Вот это да! В Академии им рассказывали о грибах-галлюциногенах, об Аманита Мускарина, о шаманах Сибири, употреблявших мухоморы, – моча таких шаманов ценилась выше спиртных напитков из-за высокого содержания в ней галлюциногенов…
      Майкл потряс головой в изумлении. Шрум наконец излилсяи продолжал кликушествовать:
      – Наслаждайтесь же! Вы – избранные, вы – мои эмиссары в будущем мире без государств и границ! – Шрум снова закашлялся, на этот раз так долго и так сильно, что слюна, вылетающая из его рта при каждом спазме, стала явственно видна в свете прожектора. Прожектор погас… нет, не погас. Вместо обычной лампы в нем загорелась ультрафиолетовая… и Сато увидел, что изо рта Шрума в самом деле вылетают сонмы неоновых огней. Споры полегче витали в воздухе, оставляя за собой причудливые светящиеся шлейфы. Споры потяжелее падали вниз подобно искрам электросварки. Там, в темноте зала, началась истерика – крики и стоны раздавались непрерывно, волнообразно следуя за потоком завораживающе красивых огней, казалось, льющихся с неба, потому что Шрум вращался вместе с платформой, перемещаясь по всему пространству клуба.
      Детектив не верил своим глазам. Не может быть, неужели у него столькоспор? Неужели можно нормально дышать и получать из воздуха необходимый для существования кислород, храня такое количество дряни в легких?
      – Сегодня ваш мир пока еще стиснут рамками этого здания… Завтра вам предстоит выполнить важную миссию в создании нового мира, вы будете моими глазами и руками, моими орудиями насаждения абсолютной свободы там, за этими стенами. А пока – отдайтесь удовольствиям, не сдерживайте инстинктов, разрушьте шлюзы рабских ограничений! – Шрум раскрыл руки в приглашающем жесте. – И, наконец, гвоздь вечера – я хотел бы продемонстрировать вам, как Фиермидействует на тех, кто сейчас в городе…
      – Что он сказал? Фиерми? Fear me? – Сато обернулся к Наоми…
      И увидел, что рядом с ней стояли миколог и Криста.
      Каким образом они попали на платформу, было непонятно, но дело было не в этом… Луч прожектора переместился на них, и Майкл увидел, что Криста и ученый уже попали под действие наркотика – их зрачки были неестественно расширены, и они никак не отреагировали на Сато и Наоми, появившихся рядом. Хольмгрен нервно подергивал плечами и шмыгал носом, а Криста беспричинно улыбалась, однозначно не отдавая себе отчета в ситуации. Она легко прикасалась к Хольмгрену кончиками ногтей, словно заигрывая… Одежды на них не было; Сато со стыдом увидел, что миколог реагировал на эти заигрывания весьма непосредственно, и размеры этой реакциивпечатлили не только Кристу – она с восхищением уставилась в район живота Хольмгрена – но и толпу, похоже, с удовольствием обозревавшую сцену на трехмерном экране.
      Их платформа начала медленно перемещаться в сторону Шрума. В момент, когда до него осталось несколько метров, Шрум приблизился к ограждению и стал кашлять в сторону своих пленников, как заведенный. У детектива закружилась голова. Внезапно горячая ладонь прикоснулась к его щеке… Майкл отдернулся – теперь Криста пыталась простимулировать и его, встав между двумя мужчинами, притянув их к себе за шеи и извиваясь так, словно бы ей было тесно в собственной коже. В луче прожектора она выглядела немыслимо красивой… если бы не закатившиеся от неестественного приступа либидо глаза, если бы не искаженный в ненатуральной улыбке рот, если бы не…
      Вдруг между ними вклинилась Наоми. Она оттолкнула руку Кристы и, схватив Сато за руку, попыталась отвести его в сторону, но Криста снова притянула Майкла к себе, вызывающе посмотрев на Наоми. Та оставила Сато в покое; обе девушки теперь вышли в середину платформы и встали напротив друг друга, тяжело дыша. Оставленный без внимания Хольмгрен уселся на пол. Его эрекция не спадала; поначалу он стеснительно пытался прикрыть пах руками, но потом, когда он увидел, что между девушками назревает драка, вдруг захлопал и свистнул… Толпа внизу заулюлюкала в ответ.
      Сато ничего не понимал. Возможно, Криста и Хольмгрен получили дозу наркотика в спорах, которые они вдохнули, и наркотик начал действовать. Но ведь он и Наоми приняли лекарство… Почему он чувствовал себя почти нормально, а Наоми буквально лезла на стенку? Однако разглядеть выражение ее глаз детектив не мог – девушка стояла к нему спиной.
      Ди-джей запустил ритмичную музыку. Под четкий бой бас-барабана Наоми вдруг неуловимым движением сбросила с себя рубашку и юбку, а затем и трусики.
      Две обнаженные девушки приготовились к схватке в центре круга света. Каждая из них была прекрасна по-своему: белокожая Криста имела роскошные длинные волосы, правильные черты лица, совершенные формы, способные привести в исступление фотографа-нудиста. Смуглая Наоми была наполнена хищной грацией. Линия удлиненных, слегка тяжеловатых бедер, переходящих в округлые ягодицы и далее в тонкую талию, в сочетании с рельефной грудью делали ее мальчишескую фигуру ожившим персонажем эро-анимэ.
      Большие темные глаза Наоми блеснули в свете прожектора, и она первой ринулась вперед. Толпа завыла от восторга. Завороженный Сато безвольно наблюдал за происходящим. Даже Шрум поддался моменту и перестал кашлять, а охраняющие его номады, сгрудившиеся у поручней, кажется, были готовы перепрыгнуть на платформу, где завязалась схватка. В ней не было ничего дилетантского: обе девушки неплохо владели приемами единоборства. Сато уже видел, на что была способна Наоми, которая, очевидно, обучалась этому в Бирме. Однако Криста его удивила: четко выполняемые элементы перехватов, развороты, подныривания и уходы, которые она показывала, явно относились к джиу-джитсу, которому не учили в Академии.
      Грация двух женских тел, сплетающихся и расходящихся под звуки ритмичной музыки, выглядела невероятно завлекательной. Камеры выхватывали и показывали на трехмерном экране провоцирующие крупные планы – бисеринки пота на наколке-драконе над поясницей Наоми… встопорщившийся от возбуждения сосок Кристы… отблески света на напряженных мускулах ягодиц… основания раздвинутых в стойке ног… влажные языки, облизывающие раскрытые губы…
      Мысль, пришедшая в голову Сато, была сразу и тщеславной, и провокационной: было похоже на то, что две тигрицы сошлись в поединке за него… Впрочем, он тут же списал эту мысль на действие наркотика.
      «У-ууу!» и «А-ааа!» толпы следовали одно за другим. Ни той, ни другой девушке не удавалось добиться примущества; они обе явно устали… К тому же Наоми, похоже, была все еще значительно ослаблена контузией. Кровь из ее уха, сочившаяся все это время, размазалась по телам соперниц. Тяжело дыша, они наконец остановились и выпрямились. Криста сделала шаг к Наоми и несмело провела рукой по ее щеке, вытирая кровь. Та не сопротивлялась. Тогда Криста вдруг завела свою руку за шею соперницы и, прильнув к Наоми бедрами, несколько раз поцеловала ее. Смуглянка медленно обняла Кристу за талию и томно лизнула ее грудь. Ответный стон Кристы заставил Сато тряхнуть головой – черт возьми, не хватало еще сеанса «девушка-на-девушку»…
      Мужская часть толпы, похоже, окончательно рехнулась от происходящего – крики, улюлюкание, стоны, свист раскалывали пропитанный вожделением воздух. Сидящий на полу Хольмгрен стал монотонно двигать правой рукой в районе живота.
      Зрелище захватило всех настолько, что когда Наоми наконец оторвалась от Кристы, которая обессиленно рухнула на пол, и по-кошачьи грациозно перепрыгнула на платформу Шрума, никто, похоже, не понял, что происходит. Между тем Наоми, пританцовывая, продвинулась сквозь шеренгу охранников-номадов, уворачиваясь от похотливых рук, и скользнула к Шруму. Тот привлек ее к себе… Прожектор был по-прежнему направлен на платформу с пленниками – ошарашенный Сато, ушедший в свои телесные манипуляции Хольмгрен, обессиленная Криста были ярко освещены, но то, что происходило в тот момент между Наоми и Шрумом, оставалось в полутьме.
      Крик – скорее, нечто среднее между криком и всхлипом, – который издал Шрум, был негромок. Сато присмотрелся внимательнее и вдруг увидел, что Наоми держит непонятно как оказавшийся в ее руке короткий нож с искривленным широким лезвием… Шрум снова всхлипнул, схватившись руками за живот, и стал заваливаться на Наоми.
      То, что произошло потом, отпечаталось в памяти Сато навсегда.
      От одурманенной Наоми не осталось и следа. Издав гортанный крик, она подхватила Шрума под спину, запустила ладонь в его раскроенный живот – теперь холодеющий от ужаса Сато понял, зачемдевушка перепрыгнула туда… – и выпустила внутренности Шрума наружу. Охранники застыли в прострации. Тем временем Наоми ловко зацепила несколько витков кишок за столбик поручней и, плюнув Шруму в лицо, столкнула его с платформы.
      Тело Шрума, не долетев до пола, несколько раз дернулось на натянутых кишках, словно на резиновом банджи-жгуте, и рухнуло в воющую толпу.

      …Сато гнал «Мустанг» Кристы так быстро, как это было возможно в месиве беснующихся людей, хаотично снующих автомобилей и горящих домов. Криста и Хольмгрен бредили, скорчившись в тесноте на заднем сиденье. У Сато не было времени для того, чтобы искать им одежду, но ему пришлось предпринять некоторые превентивные меры: обгоревшая диванная подушка, которую детектив воткнул между ними, была подобрана им на дороге с пару миль назад. Подушка воняла кошачьей мочой, но Сато посчитал, что это все же лучше, чем ничего, потому что неугомонный Хольмгрен пытался залезть на Кристу каждый раз, когда его мутный взгляд падал на ее обнаженную грудь… Немного поколебавшись, Сато для надежности обмотал миколога ниже пояса куском полимерной пленки, найденной в багажнике «Мустанга».
      Сумятица на улицах ненамного отличалась от сумбура мыслей в мозгу Сато.
       Трудно поверить в то, что ее больше нет.
      …Очнувшиеся телохранители накинулись на Наоми, закрыв ее от Сато. Платформа с ней и номадами стала быстро опускаться вниз, удаляясь от той, на которой остались Сато, Криста и миколог. Детектив видел, как окровавленные останки Шрума сорвались в визжащую от ужаса толпу. Затем сотни рук, тянувшихся к платформе, вытащили из свалки Наоми… Ему показалось, что он даже увидел ее искаженное гримасой боли лицо…
      Затем их платформа дрогнула, накренилась, и трое оставшихся в живых пленников едва удержались, чтобы не скатиться вниз. Еще несколько рывков – и они врезались в платформу ди-джея. Все трое ссыпались в хаос аппаратуры. Пока они выбирались из него, платформа медленно опустилась до уровня пола.
      Толпа рассеялась, но Наоми нигде не было видно… Сато бесцельно набросил несколько кругов по опустевшему гигантскому залу клуба, заглядывая в темные закоулки.
      Убийственная в своей очевидности мысль о том, что ничего хорошего его участие в деле Слоана не приносит, занозой сидела у него в мозгу.
      Пиньо лежит в больнице.
      Титус погиб страшной смертью.
      Теперь Наоми…
      Дорога постепенно пустела; он вывел «Мустанг» в район фабрик-автоматов, где присутствие людей даже в будние дни было минимальным, а в воскресенье и подавно. Воскресенье? Боги… С момента, когда он приехал по вызову на Джабберт Стрит в дом Слоанов, прошло всего двое суток…
      Сато снова перечитал записку, которую нашел прикрепленной к приборной доске в «Мустанге»: «Майкл, если ты читаешь это, то тебе необходимо непременно разыскать меня и Конрада – во что бы то ни стало! – и отвезти к нему в лабораторию, в каком бы состоянии мы ни находились!!!».
      Последняя часть написанного Кристой была подчеркнута дважды. Ниже, другим подчерком – похоже, рукой Хольмгрена – было приписано: «Маунт Зайон, Рисерч Парк, корпус 2, третий этаж».
      Его укололо: «…меня и Конрада…» и «…непременно…» – но больше всего занимало загадочное «…в каком бы состоянии мы ни находились». Майкл посмотрел в зеркало на спящих. Ну, это уже совсем… Хольмгрен ухитрился запустить свою лапу между ног Кристы. Сато скрипнул зубами и нажал на акселератор.
      «Мустанг» в секунды преодолел подъем на Маунт Зайон, пророкотал по старым трамвайным рельсам и вылетел на паркинг у северной оконечности Рисерч Парка. Паркинг был пустынен. Несколько машин на стоянке, похоже, были оставлены их владельцами еще до выходных, но Майкл решил припарковаться в небольшом отдалении от входной двери корпуса 2: он не мог поручиться за то, что отсутствие людей возле университетских зданий было хорошим знаком в то время, когда город внизу сходил с ума. После некоторого раздумья он поставил «Мустанг» на сигнализацию, решив вернуться за Кристой и Хольмгреном после разведки лаборатории.
      Стекло входной двери было высажено мусорной урной, валяющейся в холле на усыпанном крошками стекла ковре.
      Хреново…
      Внимательно осмотрев холл, Сато медленно подошел к стойке охраны и замер: охранник неподвижно лежал за тумбой стола. Большая лужа крови на полу у виска не оставляла сомнений в его состоянии.
      Нагнувшись к охраннику, Сато поднял лежащий рядом с бедолагой револьвер и проверил барабан. Выходит, тот даже не успел применить оружие…
      В холле было пусто и тихо. Майкл набрал номер Барлоу на сотовиде охраны. Лейтенант, к радости Сато, был на месте.
      Двести первому участку прилично досталось в ходе ночной осады. Несколько десятков бандитов в наркотическом угаре решили свести счеты с полицейскими, но потерь в составе участка не было, лишь несколько раненых. Ближе к полудню осаду сняли машины СВАТ, прибывшие в подкрепление из Саусалито. Барлоу выглядел устало и слушал поверхностно. Сато сжато рассказал ему о событиях, происшедших с вечера пятницы, когда они виделись в последний раз, и закончил доклад просьбой о высылке наряда к корпусу 2, поскольку те, кто напал на охранника, могли все еще находиться в здании. Барлоу ощерился в ответ, прошипев, что Сато, очевидно, не представляет себе полных масштабов творящегося в городе. У него нет ни малейшего шанса выслать подмогу, так что пусть Сато по мере возможностей разбирается сам… Если будет совсем не в масть – уносить ноги. Майкл не стал уточнять, что у него на руках двое невменяемых, и «уносить ноги» в подобной ситуации означает скорее волочить их на себе… Он в сердцах отключился.
      На втором этаже было тихо. Похоже, кондиционеры в здании работали исправно. Сато подумал, что университет, скорее всего, имеет свой электрогенератор на непредвиденные случаи. Куда уж тут непредвиденнее…
      Ничего подозрительного в коридоре Сато не обнаружил. Дверь в лабораторию с табличкой «Конрад Джулиус Хольмгрен, Д.М., Д.Ф.» была незаперта. Он взвел курок и тенью скользнул в помещение.
      Воздух здесь был более спертым, чем в коридоре, но все же не таким жарким. Полумрак создавался плотными шторами на окнах, которые отрезали свирепеющее солнце. Майкл застыл, прислушиваясь. Дырка в боку не ныла. Если тот, кто убил охранника, все еще оставался в здании, то, похоже, не здесь.
      –  Синтез окончен!
      Он автоматически вскинул руку с револьвером в сторону, откуда раздался голос, чудом не нажав курок. Он поступил правильно, потому что голос, судя по отсутствию интонации, принадлежал компьютеру.
      В центре лаборатории царственно расположилась конструкция из стекла, металла, пластика и керамики. Многочисленные зелено-желто-красные огни мигали в путанице бесконечного числа проводов, шлангов, кабелей и световодов. Присмотревшись, Сато понял, что установка состоит из дюжины модулей-блэйдов, установленных один над другим на прочной хромированной этажерке размером с небольшой газетный киоск. Компьютерный блок, алчно присосавшийся к установке десятком многожильных проводов, похоже, и выдал фразу про синтез.
      «Дрон-Блэйд 124», прочел Сато на лоснящемся черном боку блока.
      – Ты интерактивен? – спросил Сато, напрягшись в попытке вспомнить заковыристый термин из роболингвистики, который в нормальном языке означал бы способность общаться.
      – Ответ положителен. В целях идентификации прошу назвать персональный пассворд… – голос Дрон-Блэйда был невыразительным, но детективу показалось, что он отдавал металлом непреклонности.
      – Какой еще к чертям пассворд? – ошарашенно спросил Сато.
      – Согласно установке Конрада, лабораторию могут посетить люди, но только детектив Сато может выйти отсюда неповрежденным. Для того, чтобы выйти отсюда неповрежденным, назовите ваш персональный пассворд!
      – Ты что несешь, куча хлама? – Сато стал медленно отступать к двери. Та щелкнула замком и ощетинилась металлической раздвижной ширмой. По ширме пробежала змейка голубого электрического разряда…
      – Вы обязаны назвать персональный пассворд в течение десять… девять… восемь…
      «Чтоб тебя…», – пробормотал Сато. Пассворд… Что бы это могло… Наверняка что-то знакомое обоим, ему и Хольмгрену. Он огляделся и увидел лист бумаги, прикрепленный к верхнему блоку-блэйду – на нем уже знакомым подчерком Хольмгрена было крупно выведено: «Острые зубы – непременный атрибут…» – и дальше пропуск.
      – …четыре… три…
      – Непеременный аттрибут тупой рожи! – заорал Майкл. – Тупая рожа! Достаточно персонально для тебя или нет, скотина ты железная?!
      – Принято. Аутентично. – Дрон-Блэйд не выказал эмоций.
      Сато скрипнул зубами. Ну, Хольмгрен… Следовало бы запеленать его достоинствопоплотнее!
      Слегка поостыв, Майкл задумался.
      Выходит, что Хольмгрен и Криста были здесь до того, как выехать в «Малиновый Дым», и у Сато есть шанс узнать о происхождении записки в «Мустанге», о той фразе с «н епременно» и «в каком бы состоянии мы ни находились»…
      Нужно раскрутить Дрона.
      – Какую задачу поставил тебе Конрад перед уходом?
      – Задача: синтезировать пептидомиметик, который ослабляет действие наркотика, вырабатываемого фунги фузариум неоспорум.
      Вот это да…
      Откуда Хольмгрен знал о названии, которое присвоил грибу Шрум? Ведь Наоми с ним не знакома… Выходит, Хольмгрен уже знал о Бирме? Знал, и скрыл это при встрече с Сато… и с Кристой? Ведь Криста привезла ему образец спор… Открылся ли ей миколог? Судя по оставленной в «Мустанге» записке – похоже, да… А может, она знала о том, что Хольмгрен работал – или работает?! – с грибом? Знала до того, как…
      Он потряс головой. Не надо быть параноиком. Хольмгрен – толковый ученый, он наверняка знал о названии гриба из литературы. Например, Шрум мог опубликовать статью об открытии, тщеславная тварь…
      Дрон-Блэйд тем временем продолжал бесстрастно бубнить:
      – …строение пептидомиметика было установлено с помощью энзимного анализа в сочетании с протеомным скринингом… методом форс-синтеза Бабур получил пептидомиметик с чистотой девяносто восемь и семь десятых процента…
      – Стоп! Подробнее! Кто такой Бабур?
      – Установка, сочетающая протеомный скрининг белков и форс-синтез блокираторов, выявленных в процессе скрининга. Дрон-Блэйд 124 является составной частью Бабура, – ответил компьютер.
      Сато показалось, что в голосе компьютера проскользнула гордая нотка. Детектив уважительно оглядел сложную конструкцию, занимающую большую часть лаборатории. Казалось, что она была живой – по прозрачным шлангам и трубочкам, как по кровеносным сосудам, пульсирующе текла жидкость; несколько стеклянных емкостей внушительных размеров, подвешенные на разных уровнях, смотрелись устрашающе похожими на извлеченные внутренние органы…
      – … структура пептидомиметика не была полностью оптимизирована, поэтому его действие приводит к нейтрализации токсина на семьдесят четыре и три десятых процента. Для проведения полного анализа взаимозависимости структуры и активности пептидомиметика… – дальше посыпались термины и выражения, которые совсем ничего не говорили Сато.
      – Стоп! Что представляет собой этот пептидомиметик?
      – Блокиратор. Ингибитор. Компетитивный ингибитор…
      – Ладно, ладно! – Сато начал терять терпение. Ему вдруг подумалось, что следующим вопросом он сможет провести компьютер: – Вот что: когда ты провел самый первыйанализ наркотика из гриба?
      Дрон-Блэйд едва слышно свистнул и почти сразу же ответил: – Информация заблокирована.
      Детектив удрученно поглядел на многоцветие лампочек, переливающееся в полумраке лаборатории. Железяка наверняка знает куда больше, чем говорит, а выжать сведения из него… Поди попробуй!
      Стараясь выглядеть как можно естественнее, Майкл неспешно переместился к консоли с кибордом, выглядывающей из глубин стеллажа с блоками-блэйдами. Однако стоило ему протянуть руку к клавиатуре, как по ней пробежала все та же голубая змейка электрического разряда. Проверять, было ли это случайностью, не хотелось…
      Сато нервно поежился.
      – С какой целью синтезирован пептидомиметик? – Он решил идти напролом.
      – Нейтрализация токсического действия наркотика в живом организме.
      – О каком организме идет речь? О животном? О человеке? О ком конкретно?
      – Конрад и специалист первого класса Боннер. Конрад покинул лабораторию до окончания форс-синтеза пептидомиметика. От Конрада получена установка передать первую порцию приготовленного пептидомиметика исключительно детективу Сато, никому другому. Детектив Сато должен сделать инъекцию пептидомиметика Конраду. Вторая порция предназначена для специалиста первого класса Боннер. Синтез второй порции начнется через…
      Сато истерично хохотнул – он припомнил инструкции по надеванию кислородных масок в самолетах. «В случае разгерметизации… В первую очередь наденьте маску на себя, затем помогите надеть маску ребенку…»
      Здесь получается как раз с точностью до наоборот.
      Хольмгрен – и Криста? – просчитал все правильно.
      В случае, если отравлен был бы не Хольмгрен, а Сато, миколог привез бы его сюда и сделал Сато инъекцию. По меньшей мере, Майклу хотелось так думать… Вся тягомотина с паролем и ограничением информации была задумана Хольмгреном как раз на случай, когда он сам – и Криста… – будут неспособны самостоятельно вернуться в лабораторию к окончанию форс-синтеза пептидомиметика. Поэтому Хольмгрен устроил всё так, что никто, кроме Сато, не смог бы добраться до пептидомиметика. И записка в машине стала теперь куда понятнее…
      Все выглядело вроде бы логично. Но от следующей мысли Майкла окатило холодом.
      Хольмгрен и Криста не дождались окончания синтеза пептидомиметика. Но если Хольмгрен знал о грибе раньше, почему он не приготовил пептидомиметик-противоядие до того?
      Тут что-то не вяжется, подумал детектив.
      Разве только…
      Разве только до сегодняшнего – или вчерашнего… – дня Хольмгрен в пептидомиметике не нуждался.
      Колкие иголочки озарения воткнулись в череп Сато изнутри.
      Просто, как противодействие снаряда и брони, меча и щита. Тот, кто усовершенствует снаряд, не занимается улучшением брони.
       Тот, кто разрабатывает отраву, не нуждается в противоядии от нее…
      – Как действует пептидомиметик? – Сато задал вопрос машинально и уже было приготовился к новому вливанию малопонятной научной специфики, но то, что выдал Дрон-Блэйд, живо заставило его напрячься.
      – Проникая сквозь клеточные мембраны аксионов, пептидомиметик нейтрализует психотропное действие нейротоксина «Кассио-45» путем ковалентного связывания молекул нейротоксина…
      У Майкла отпала челюсть. Откуда Дрону известно о «Кассио»? Возможно ли, что Хольмгрен работал на Шрума? Черт возьми, но ведь вполне может быть, что…
      Лоб Сато покрылся испариной.
      – Что такое «Кассио-45»?
      – Информация заблокирована.
      Естественно… Было бы даже удивительно, если… Хотя…
      – Отсортируй файлы хард-драйва, содержащие где-либо в тексте словосочетание «ф узариум неоспорум»!
      Долго ждать Майклу не пришлось.
      – Число файлов: ноль, – без задержки ответил компьютер. Майкл в недоумении почесал нос. Возможно, что файлы в самом деле не существуют. А возможно, что Хольмгрен стер файлы от греха… Собственно, это не имеет значения. Пока. В машине его ждали полуобморочные, беспомощные Криста и миколог.
      Спохватившись, он посмотрел на часы на стене – пол-десятого, двое в «Мустанге» были без присмотра уже более получаса…
      – Где эта штука… Пептидомиметик?
      – Пистолет-дозатор заправлен. Единичная доза синтезированного пептидомиметика в сто пятьдесят миллиграммов растворена в хепес-буфере совместно с дэ-маннитолом…
      – Стоп! Где дозатор?
      Из недр Бабура выполз хромированный щуп, который держал в вилке-зажиме тускло блестевший пистолет-дозатор. Майкл взял пистолет, повертел его в руках – похоже, вещь простая, приложил-нажал курок… Мысль, которая пришла ему в голову, была нелишней:
      – Сколько понадобится времени для того, чтобы пептидомиметик начал действовать?
      – Фармакокинетика соединения не изучена. Наступление максимальной концентрации соединения в крови прогнозировано в разбросе от трех до тридцати минут. Период полураспада соединения в плазме…
      Ну вот, снова его понесло. Майкл чувствовал, что его терпению наступает конец.
      – Стоп! Значит, после того, как я сделаю ему укол, он очнется только через полчаса? Черт побери…
      Впрочем, выбора у него не было. Детектив направился к двери, по инерции стараясь не поворачиваться к Бабуру спиной.
      На улице было пасмурно. С удивлением посмотрев в небо – он запамятовал, когда в Сан Фране шел дождь – Сато подошел к «Мустангу». Ну вот, так и есть. Стоило только оставить их наедине…
      Хольмгрен сопел и невнятно ругался, одной рукой пытаясь расковырять дырку в своей пластиковой оболочке, как раз в том месте, которое так тщательно упаковал ему Майкл. Второй рукой Конрад настойчиво раздвигал ноги вяло сопротивляющейся Кристы.
      Открыв дверь «Мустанга», Сато брезгливо схватил миколога за волосы и выволок наружу. Хольмгрен отбивался, прорываясь назад к Кристе.
      – Ну и самец же ты… – Майкл наступил Хольмгрену на щиколотку, отчего тот неловко плюхнулся лицом в асфальт. Сато мстительно всадил дозу лекарства из пистолета сквозь слой пленки прямо в раскрасневшуюся ягодицу миколога.
      Обиженный рев был свидетельством того, что укол достиг цели.

      Косой колодец, выстроенный лучом солнца от дырки в шторе к полу, надолго пропал. Небо обложила стая туч приличных размеров. Хольмгрен почти полностью пришел в себя. Стараясь не глядеть на Сато, он бережно укутывал спящую в кресле Кристу лабораторным халатом. Его первым осознанным вопросом был: «Я никого из женского пола… ну, сами понимаете… не того?» Сато злорадно-неопределенно пожал плечами в ответ; он сидел на высоком лабораторном стуле и с наслаждением поглощал мясные консервы из банки с надписью: « Дневной рацион крыс Цукера. Не рекомендуется к употреблению людьми». Майкл ел впервые за последние двое суток, и ему казалось, что на свете нет ничего вкуснее крысиного рациона. Бабур щелкал и попискивал, как птица, изготавливая новую порцию пептидомиметика для Кристы, на что, согласно уверению Хольмгрена, требовалось около получаса – намного меньше, чем в первый раз, поскольку форс-синтез уже был откатан на изготовлении препарата для Хольмгрена.
      Маунт Зайон остался в стороне от истерии, которая охватила центр города. В этом районе не было жилых домов, а только больница, университетские корпуса и оффисы пары дюжин разномастных фирм, поэтому и народу по случаю выходных почти не было.
      Сато прикончил консервы и метко запустил банкой в урну.
      – Док… – Он замялся. – Конрад… – Черт возьми, неловко, словно перед девицей. – Что такое «Кассио-45»?
      Хольмгрен, который только что сделал глоток из банки с кока-колой, поперхнулся, потом зашелся в натужном и, с точки зрения Сато, наигранно долгом кашле.
      – Откуда ты об этом слышал?
      – Дрон-Блэйд тебя сдал, – язвительно сказал детектив. – Я так понимаю, что пептидомиметик этот, которым я тебя откачал, был синтезирован по результатам анализа тех спор, которые дала тебе Криста? Ну, тех, которые мы привезли из морга, так?
      – Дерьмо собачье, а не комп… Стоило так упираться с блокировкой! А денег сколько в него вбухал… Вот с-с-у-у… – проглотив последнюю часть ругательства, миколог в сердцах покачал головой.
      Полумрак в комнате усилился из-за сгустившихся туч. Хольмгрен подошел к окну и приоткрыл штору. Снаружи начался дождь, усиливающийся с каждой минутой.
      Молчание длилось довольно долго. Сато терпеливо ждал.
      – Я надеюсь, нет необходимости убеждать тебя в том, что Супермен – всего лишь персонаж комиксов, – наконец произнес миколог. Голос его звучал глухо. – Спайдермен, Человек-Луч, Халк, Бэтмен… Любимые герои детства. Мы вырастаем из них, взрослеем, но достаточно лишь встретить нечто необычное, малообъяснимое – и мозг с готовностью подсовывает простое решение парадокса. Человек не может перемещаться в стратосфере усилием воли, не может остановить ладонью мчащийся поезд. И все же мы готовы поверить в это, потому что детство – прекрасная пора, и любая возможность вернуться в него сразу же радостно приветствуется подсознанием. Вот и этот, как его там… Шрум…
      – А каким боком Шрум лепится к Супермену? – спросил Майкл.
      – Шрум и его фанаберия, планы стать властелином мира… Чепуха. Ни один здравомыслящий человек не купится на сказочку про человека-гриба, подчинившего себе многомиллионный мегаполис посредством выкашливания супер-наркотика.
      – Ты это к чему? – Сато изумленно уставился на миколога.
      – К тому, что Шрум – дешевка, марионетка. – Хольмгрен повернулся к Сато. Неяркий свет из-за окна упал на его лицо. От прежнего рафинированного ученого в Хольмгрене не осталось и следа. Он пристально посмотрел на детектива и раздельно сказал:
      – Эпидемия в городе началась по причинам, независящим от Шрума. А это означает одно: ему попросту несказанно повезло с таким совпадением, что совсем уж походит на кошмар…
      Он отпустил штору и на несколько секунд растворился в полумраке лаборатории.
      – Представь себе – хотя бы на время – что за ним стоит кто-то покрупнее. Тот, кто ловит рыбку в мутной воде, используя Шрума в качестве маскарадного шута.
      Сато молча обдумывал то, что сказал миколог. Хольмгрен включил лампу на лабораторном столе, поправил халат на разметавшейся во сне Кристе, потом сел на стул напротив Сато. За окном, похоже, началась настоящая буря: ливень хлестал по стеклам, раскаты грома раздавались все чаще и чаще.
      Наконец детектив буркнул:
      – Если ты что-то знаешь – а ты наверняка знаешь, иначе бы не затевал канители с запиской в «Мустанге», с пассвордом для Дрон-Блэйда… – так вот, если у тебя есть что сказать, то говори.
      Миколог вздохнул.
      – Помнишь, когда эта девушка… Наоми, да? Жаль, что она… Что ее… Ну, словом… Когда она сказала, что шла по следам Шрума, который подминает под себя город «заразой»… кажется, она так и сказала… я не смог сдержать удивление. Ты прав, я знаю значительно больше, чем ты даже можешь себе представить, но… К сожалению, эта информация дает мне лишь головную боль от бессилия, ничего больше.
      Хольмгрен повернул к себе консоль с компьютерным кибордом, быстро застучал клавишами. В центре лаборатории возникла три-ди проекция, замелькали химические структуры, уравнения реакций, трехмерные изображения сложных молекул.
      – Для синтеза пептидомиметика действительно использовались споры, привезенные Кристой из морга. Но перед анализом спор я ввел дополнительные параметры…
      Миколог передвинул светящимися пальцами руки-селектора несколько «окон» в трехмерном экране. Делал он это очень быстро, однако Сато все же успел увидеть на двух из них изображения документов с грифом «Засекречено: Министерство Обороны» и прикусил язык, чтобы не выдать себя невольным возгласом.
      С армией у него всегда были напряженные отношения. Почему-то и в этот раз у детектива сложилось твердое ощущение, что ничего хорошего из нынешней ситуации не выйдет. В пятницу утром он думал, что влез в дерьмо, однако осознание пятничного факта базировалось на цеховщинной неприязни полиции к ФБР.
      Но Министерство Обороны…
      Злость на Хольмгрена усилилась, когда тот рассказал Майклу о своем участии в проекте «Кассио». Нет, проект не был похоронен, как считала Наоми. Группа биологов Университета Флориды, в котором тогда работал Хольмгрен, играла ключевую роль в проекте. Когда вмешалось правительство – с тем, чтобы не нарушить положительный имидж Америки… – и попыталось обрубить концы, проектом заинтересовались военные.
      Работы возобновились в бывших восточных республиках СССР. Денег у вояк всегда было до отвала, даже в самые тугие для страны моменты. Не отставали и англичане. Био-агент специального действия был готов к употреблению в конце девяностых. Когда его распылили в Бирме и Афганистане, брожение «пытливых» умов в Штатах в связи с «Кассио» продолжалось, но в очень небольших дозах. Дополнительные эксперименты с имитацией климатических и природных параметров Бирмы подтвердили, что био-агент подвержен угрожающе-быстрой мутации, которая в сочетании с паразитированием на опийном маке выдала на-гора феноменально мощный наркотоксин. Только вот результаты этих экспериментов поначалу не привлекли внимания Пентагона…
      Идея создания супер-наркотика всегда плавала в малонатруженных мозгах вояк. Сферы применения подобной штуки представлялись им бескрайними, иногда полюсно-противоположными – « сыворотка правды»… вещество, способное помочь держать язык за зубами попавшим в плен шпионам… универсальное обезболивающее средство… моментальный яд… препарат, способный превратить говнюка-солдатенка в супер-рубаку…
      Негромкий зуммер прервал Хольмгрена.
      Бабур закончил работу. Уже знакомое Сато никелированное щупальце выдвинуло из глубин синтезатора пистолет-дозатор с новой дозой лекарства. Хольмгрен взял дозатор, подошел к Кристе, и, секунду поколебавшись, сдвинул халат, прикрывающий верхнюю часть ее бедра.
      – Внутримышечное введение гарантирует быстрый эффект, – пробормотал миколог, словно предупреждая реакцию Сато.
      Прикосновение Хольмгрена к обнаженному бедру Кристы не вызвало ревности у Майкла, к его удивлению. Раздалось легкое шипение – дозатор впрыснул лекарство в бедро девушки. Она тихо застонала и вытянулась, от чего прикрывавший ее халат сполз на пол и открыл кокетливую «бабочку», выбритую на лобке. Хольмгрен нахмурился, подчеркнуто сконцентрировав взгляд на месте инъекции.
      Сато предупредительно кашлянул. Миколог демонстративно медленно поднял халат с пола, встряхнул его и накрыл Кристу.
      – От трех минут до получаса, – сказал он.
      Пожав плечами, детектив повернулся к три-ди экрану и с подчеркнутым безразличием стал смотреть на структуры молекул, застывших в центре комнаты. Хольмгрен вернулся на свое место у стола и, посмотрев на часы, продолжил.
      …О «Кассио» снова вспомнили в тот самый момент, когда Пентагон столкнулся с проблемой.
      Шла активная подготовка по отправке крупного воинского формирования на Ближний Восток, которое должно было влиться в состав расширенного американо-европейского контингента.
      Две дивизии инфантерии, бригада ВДВ и авианосец «Кардуччи» томились в ожидании на военно-морской базе в Окленде. Европейцы безбожно отставали, но не по причине плохой подготовленности. Евросоюз играл в поддавки с Шариатским Советом Востока, пытаясь выиграть хотя бы что-то за столом переговоров. И хотя всем без исключения было понятно, что похода не миновать, Конгресс, как водится, делал вид, что ничего особенного не происходит, а свора солдат собрана в Окленде для плановых маневров.
      Генералы сушили головы в поисках больших и малых задач для загрузки бездельничающих солдат и параллельно пытались найти что-нибудь для собственного развлечения. Никто не вспомнит теперь, кто, когда и в связи с чем вспомнил о «Кассио». Но слово прорезалось, завертелось у всех на языках – оказалось, что энтузиаст-одиночка… Или сумасшедший… вывез сильно изменившийся гриб из Бирмы в Штаты и стал экспериментировать с грибом. И, как вскоре узнали генералы, энтузиаст достиг неортодоксальных результатов. Паразитировавший на опийном маке гриб содержал в себе нейротоксин-наркотик, по мощности галлюциногенного действия не имевший аналогов в царстве грибов. Генералам очень понравилось сравнение поведения человека, употребившего новый наркотик, со средневековым викингом-берсерком. С помощью наркотика Пентагон рассчитывал воплотить в жизнь давнюю мечту, создание бесстрашного супер-солдата. Это представлялось предельно уместным в преддверии возможной затяжной войны…
      Хольмгрен вздохнул.
      – Армия – удивительная организация. Место, где ограниченность умов стыкуется с неограниченностью возможностей. Через неделю после того, как в Пентагоне узнали о продолжении истории с «Кассио», на базе в Окленде развернули лабораторию, руководителем которой назначили все того же ученого-энтузиаста, который проводил долгосрочные эксперименты по мутации и который вывез гриб-мутант из Бирмы.
      Его команда состояла примерно из дюжины толковых биологов, химиков, фармакологов. Они жили и работали под одной крышей, за ними приставили «нянек», которые отвечали за их безопасность и снабжение всем необходимым. Словом, условия были превосходными. Исходная проблема с нейротоксином из бирманского гриба заключалась в том, что он был недостаточно эффективен, чтобы длительно поддерживать «состояние берсерка» у испытуемых, вдобавок спектр его действия колебался от индивидуума к индивидууму в широких пределах: кому-то для наступления эйфории было достаточно нескольких милиграммов, в то время как другой не ощущал ничего от дозы в десять-двадцать раз больше.
      После нескольких недель сумасшедшей гонки за результатом группе удалось вывести подвид бирманского гриба, который назвали «Кассио-45», в память о старом проекте. Наркотик, выделенный из нового гриба, вызывал устойчивые и мощные галлюцинации с отчетливым агрессивным характером, длящиеся часами без дополнительной «подзарядки» новой дозой. Пентагон был в экстазе от результата – руководителя группы собирались представить к правительственной медали…
      – Я и не подозревал, что Шрум сотрудничал с Пентагоном, – удивленно сказал Сато.
      Хольмгрен сглотнул слюну и повел шеей, словно высвобождая ее из тесного воротника рубашки.
      – Шрум – не-е-ет… Не Шрум. Ученым-энтузиастом был я…

      …Сато с ненавистью заорал на миколога:
      – Ну конечно! И ты, сволочь, не мог рассказать мне об этом раньше? Или Кристе… ведь ты же знал, во что это все выльется… Так? Ты же видел, как гибли люди? Какого хрена ты засунул себе язык в…
      Хольмгрен устало помотал головой.
      – Я не имел права говорить… Тогда. Да и сейчас, наверное, не могу. Военный трибунал – не очень приятная штука, поверь. Впрочем, неважно. Ты же знаешь: в жизни любого человека наступают мгновения, когда нужно выбирать между долгом и чувством самосохранения. У одних этот выбор предопределен изначально, в ту или иную сторону. Другим приходится выбирать то или другое под влиянием обстоятельств. Мой выбор, похоже, совершился. Комплекс Тиббетса, пилота «Е нола Гэй», знаешь ли… Хочу спать спокойно до конца дней своих… не так, как он.
      – Ну да, Тиббетс, наверное, сильно страдал душой из-за содеянного… и оттого умер, бедняга, в возрасте почти ста лет, – Майкл театрально развел руки. – У него хоть основания были для моральных страданий. А у тебя?
      Не ответив, миколог встал со стула, подошел к Кристе, проверил ее пульс. Похоже, лекарство действовало, но медленнее, чем он ожидал: девушка все еще пребывала в прострации. Ссутулившись, Хольмгрен стал мерять комнату шагами.
      – Я не договорил… Впрочем, это не так важно. Об этом позже. Куда важнее то, что происходит сейчас. Если за Шрумом кто-то стоит, а я считаю, что это в самом деле так… то, скорее всего, кто-то воспользовался результатами моих разработок, вытащив на свет божий наркотик «Кассио-45». Я не знаю, полностью ли были уничтожены образцы гриба, с которыми я экспериментировал на базе в Окленде.
      Пауза.
      «Чего он мнется?», удивился Сато.
      Миколог вздохнул.
      – Несмотря на успех с «Кассио-45», в дело он все же не пошел – переговоры с Шариатским Союзом сорвались из-за теракта в Марокко, когда посольство Албании взлетело на воздух… Поход на восток начался буквально на следующий день, американский контингент начали партиями отправлять в Европу, и генералам стало не до сырой идеи. Нас прикрыли в несколько часов: помещения опечатали, всех построили в шеренгу-ать-два, выдали расчет и отправили в аэропорт. Что произошло с моим грибным парником, с экстрактами, культурами, химикатами – не знаю…
      Он сел на стул рядом с Сато.
      – Не то чтобы я очень жалел об этом. В начале затеи хотелось славы, признания. Потом прозрел. Я понимал, для чего Пентагону был нужен супернаркотик…
      Хольмгрен умолк на время, бездумно глядя на сверкающие внутренности синтезатора.
      – Мне было непросто вырасти из этого. Но я смог. Никогда не был моралистом, однако, поверь, история с «Кассио-45» заставила перекроить себя. Когда нас распустили, меня вдруг обожгло: я создавал вещь, которая потенциально могла принести непоправимый вред людям. Я запил. Охватила жестокая депрессия, бросил все. Уехал в Арканзас, на ранчо отца. Долго не вспоминал об этом, сумел упрятать глубоко, закопать, забыть…
      Он говорил, заглядывая Сато в глаза, словно оправдываясь.
      …Ни своих бывших сотрудников, ни результатов их работы над проектом «Кассио» Хольмгрен больше никогда не видел. В какой-то момент подумал: все, отпустило.
      Думал так до того часа, когда Криста приехала к нему с образцом спор. У Конрада пересохло во рту, когда он увидел под микроскопом знакомые закорючки грибных гифов. Соблюдая служебную тайну, Криста поначалу не сказала ему, откуда у нее оказался образец спор. Но миколог сразу же понял, что секрет «Кассио», похоже, не удалось похоронить. Смутило его то, что наркотик был сырым, недоработанным – не тем, который он сам выделил в результате модификации. Когда в субботу утром они встретили Сато, Хольмгрен все еще считал, что споры в легких Джереми Слоана – единичный случай.
      Но вскоре в городе все поехало наперекось… новости по всем три-ди-каналам убеждали его в обратном. И поведение людей на улицах города недвусмысленно говорило ему о том, что наркотик на улицах – это его, хольмгреновский, пасынок…
      Беда была в другом.
      Как и многие грибные наркотики, «Кассио-45» был ядом. Его индивидуальной особенностью было то, что параллельно с активным воздействием на психику наркотик производил необратимые изменения в печени…
      Сато заподозрил неладное.
      – Ты хочешь сказать, что все, кто получил дозу «Кассио-45» в городе, могут серьезно пострадать? Насколько существенны эти «н еобратимые изменения»?
      Хольмгрен не успел ответить – из угла раздался едва слышный стон, скорее, всхлип.
      Криста пришла в себя.
      Хольмгрен и Сато бросились к ней, не сговариваясь.
      – Пить… – хрипло обронила Криста, потом попробовала встать, но ноги предательски подкосились, и она рухнула в кресло. Прошло несколько томительных минут, во время которых мужчины деликатно отводили глаза от обнаженной девушки, медленно возвращающейся в сознание. Наконец она встряхнула головой, потом, осознав, что раскинулась голой в кресле перед Сато и Хольмгреном, вспыхнула и, чертыхаясь от неловкости, надела халат.
      – Где мы? Как эпидемия? Что с нашими, в двести первом? – Она на время замолчала, потому что Хольмгрен протянул ей бутылку с водой. Сделав несколько быстрых, жадных глотков, Криста снова принялась расспрашивать Сато и Хольмгрена. Они вкратце обрисовали ей ситуацию, причем когда Сато попытался рассказать Кристе о последних деталях своего разговора с Хольмгреном, она нетерпеливо передернула плечами – выходит, уже знала? – и это неприятно удивило Сато.
      Он переключился на Хольмгрена:
      – Ты остановился на необратимых изменениях в печени у пораженных людей. Еще раз – насколько они серьезны? Есть ли необходимость в медицинской помощи? Не поздно ли оказать ее пострадавшим? Скольких удастся спасти?
      Миколог тяжело вздохнул.
      – «Кассио-45» действует исподтишка. Пока человек, принявший наркотик… ну, или вдохнувший споры… получает наслаждение от психотропного действия токсина, разрушающее действие «Кассио-45» на печень начинается практически одномоментно с его воздействием на ГАБА-рецепторы в мозгу. Почти так же, как и в случае отравления фаллоидином, другим грибным ядом, печень пострадавшего увеличивается в размерах за счет аномального эндоцитоза, в результате чего кровь не выводится из печени…
      – Ладно, ладно, – нетерпеливо оборвал его Сато. – Мне все равно в детали не въехать… Скажи, к чему это приводит?
      – Если не дать пострадавшему противоядие… или, в нашем случае, пептидомиметик… Так вот, если не ввести его в первые четверо суток, то человек умирает.
      – А пептидомиметик… Противоядие… Насколько трудно получить его в достаточном для города количестве?
      Хольмгрен пожал плечами.
      – Я никогда не проигрывал сценария массового поражения наркотиком. Наверное, можно – формула противоядия несложна, она напоминает по строению сам «Кассио-45». Это – циклопептидомиметик, циклический аналог пептида, у которого есть…
      Крошечное ярко-зеленое пятнышко затанцевало на лбу у Хольмгрена.
      Сато слишком хорошо знал, откуда берутся такие зайчики. Лазерный прицел.
      Все еще плохо соображающая Криста служила живым щитом для того, кто держал в руках пистолет с лазерной наводкой. Девушка натужно фыркнула два-три раза – возможно потому, что агент Келли, прикрываясь Кристой, слишком плотно сдавливал ей шею свободной рукой.
      Сато змеино-ловким движением извлек шестизарядник и направил его на Келли.
      – Э-э-э, Майки, не делай глупостей… – Зайчик переместился на грудь Сато. – Давайте поговорим по душам, ребята… Идет? Знаете, как тяжело высидеть в скрюченном положении час-другой? Попробуйте при случае! Неудивительно, что я в итоге не утерпел. Пока ты, Майки, тащил сюда девчонку и Хольмгрена, я спрятался под столом. Сидел это я там, думал, и понял, что нет мне смысла молчать дальше. И потом, момент уж больно драматический. Насколько я понимаю, док Хольмгрен вот-вот выложит тебе секрет наркотика. – Он снова взял на прицел миколога. – Но петрушка вот в чем: независимо от того, как сладко пел тебе Хольмгрен, он врет, и врет по-серьезному. Не развешивай уши, посуди сам. Он в разработку «Кассио-45» влез добровольно? Добровольно. Это раз. И какие бы он теперь тебе крокодиловы слезы не лил – факт остается фактом. Дальше? Пожалуйста. Мим… Пеп… словом, противоядие разработать он все же сумел, ну, формулу там вывел, и все такое… А наварить этого противоядия для других – черта с два. Не стал. Почему? Думай сам. Это два. И вот еще что. Почему, как ты думаешь, он не связывается сейчас с армейскими, почему не бьет во все барабаны, не зовет подмогу?
      – А вот тут ты неправ, Келли… – голос миколога был на удивление спокоен.
      Не опуская револьвер, Майкл скосил глаза и увидел, что Хольмгрен держит в руке диковинную штуку, нечто наподобие старинного мушкета, только карманного варианта. Широкий раструб мини-мушкета был направлен в сторону Келли. Вакуумный пистолет! Теоретически Сато знал о таком, но видел в первый раз. Вакуумное оружие появилось в армии совсем недавно. Полицию и федов поставили в известность, но не больше… Выходит, Хольмгрен действительно не терял связи с армией?
      Зайчик лазерного прицела заметался с Сато на Хольмгрена и обратно. Келли явно не ожидал появления оружия у Конрада. Это означало нарушение баланса, и Келли решил заручиться поддержкой Сато – в противном случае он не смог бы прикрываться Кристой и от детектива, и от Хольмгрена. Келли нервничал. Он напоминал сейчас лишенного убежища краба-отшельника.
      – Неправ? Ты хочешь сказать, что армия в курсе происходящего? С кем ты работаешь сейчас, Хольмгрен? С генералом Уолденом? С напыщенным недоноском, полковником Чаудхари? А может, с доктором Гаррисом? Ты же знаешь, он такой же доктор, как я – пастор! Им наплевать на то, что произойдет с городом… для них куда важнее их эгоистичное самолюбие, возможность получить внеочередное звание, новую планку на погоны, поскорее протолкнуться к кормушке сквозь стадо таких же баранов, как и они сами…
      – А для тебя, Келли? Что важно для тебя? – спросил Сато. Он вспомнил Шрума и то, что тот говорил о Келли. Он вспомнил беднягу Джереми с перерезанным горлом. Вспомнил Титуса в луже крови. Вспомнил мертвецов на улицах.
      И еще Наоми.
      Выходит, Келли и есть тот самый «н екто», о котором говорил Хольмгрен.
      Цепочка логики стала все быстрее выстраиваться в голове Сато…
      Скорее всего, Келли давно держал в голове вариант с «Кассио-45», постепенно, исподволь прибирая к рукам торговцев наркотиками в районе Сан Франа. Появление номадов и Шрума в какой-то момент спутало его карты, но лишь на время. Келли задумал подчинить себе Шрума. Когда он узнал, что Джереми, будучи вовлеченным в работу ФБР по новому наркотику из Бирмы, стал слишком подробно интересоваться деталями проекта «Кассио» (Майкл вспомнил протокол допроса, увиденный им в компьютере Джереми), Келли отреагировал молниеносно: он использовал парня в качестве приманки для Шрума…
      Как это там говорил Питер Коллинз? « Тролль хитрый… Он напускал на Джереми сон…». К тому времени Слоан-младший, вероятно, уже имел видеочип отца. Найджел Слоан хотел предупредить сына о планах Шрума, о том, что тот собирается наводнить Штаты мощным наркотиком. Но Найджел и не подозревал, что городу угрожает нечто более серьезное. Он передал Джереми секрет противоядия от гриба, секрет, в котором очень нуждался Шрум, который не хотел умирать от «Кассио». Шрум пришел к Джереми в надежде, что он хранит видеочип отца в доме.
      Но Шруму не повезло: Джереми, уже зная, что Келли следит за ним, спрятал чип на кладбище домашних животных, и оставил для Наоми наводку в виде фотографии с несуществующей собакой. Ничего не сумев выпытать у Джереми, Шрум убил его… Зная, что у настойчивого и толкового Сато есть неплохие шансы распутать дело, Келли на время отошел в тень, заставив Титуса следить за Сато.
      После того, как Титус увидел фотографию Джереми с собакой в руках детектива и рассказал о ней Келли, тот догадался о трюке Джереми и приказал Титусу разыскать могилу с видеочипом на кладбище. Но и Сато, и Титус опоздали. Чип достался Наоми. Поскольку Титус стал лишним звеном, Келли сдал его Шруму. Номады пытали Титуса, надеясь выжать информацию о Наоми, за которой Титус следил с момента ее появления на кладбище. Получив желаемое, они изрезали его в мясо…
      Оставалась одна шероховатость.
      Зачем Келли нужно было травить город с помощью «Кассио-45»? Ведь фед, как полагал Сато, хотел использовать номадов в распространении нового наркотика…
      – Подумай, на чьей ты стороне, Сато! – Келли пошел в наступление. – ФБР не станет ссориться с Департаментом Обороны… ты же знаешь, у нас один хозяин. Но Хольмгрен… Поверь, у нас есть доказательства того, что это твой приятель-грибник выпустил на свободу джинна!
      Он впервые намекнул на «Кассио-45», сообразил Майкл.
      – …Хольмгрен легко предаст тебя, так же легко, как он предал Шрума!
      – Глупо, – все так же спокойно ответил миколог. – Сато, неужели ты не видишь, что он пытается околпачить тебя, перетащить на свою сторону? Лишь только он тебя уговорит, он расправится и со мной, и с Кристой… А потом уж и с тобой. Ты нужен ему только до того момента, пока он не всадит в меня пулю.
      – Заткнись, Хольмгрен! – Келли с ненавистью цедил слова сквозь стиснутые зубы. Он все меньше контролировал себя. – Уч-ч-ч-ченый обделанный… От таких, как ты, нет пользы никому! Вы хуже саранчи, вы сжираете бюджет страны, от вас за милю несет меркантилизмом. Ты – достойный компаньон вшивого доктора Гарриса!
      Кто такой этот Гаррис? Какое отношение он имел к происходящему? Келли неспроста дважды упомянул его имя… В то же время Хольмгрен странно спокоен, отметил Сато.
      Дождь за окном прекратился. Судя по яркому лучу, снова пробившемуся сквозь дырку в шторе, непогода рассеялась. Светлее в лаборатории не стало, однако Сато отметил это чисто механически. Может, Келли прав, и роль Хольмгрена в истории с «Кассио» является на деле не такой невинной? Он нерешительно отвел ствол револьвера от Келли. Тот почувствовал колебание Сато и усилил нажим:
      – Если ты сам не хочешь рассказать Сато о том, как ты заполучил «Кассио-45», я запросто освежу твою память! Я могу стряхнуть пыль с пары-тройки файлов, которые живо собьют с тебя спесь…
      Ствол револьвера Сато переместился в сторону Хольмгрена:
      – Ты что-то недоговариваешь, Хольмгрен? Кто такой доктор Гаррис? Почему Келли…
      Краем глаза детектив заметил движение слева от себя. Келли отодвинул Кристу левой рукой, освободив плечо и выпростав правую руку на всю длину – до выстрела остались доли секунды… Криста, которая все это время молчала, учащенно дыша – Келли слегка ослабил хватку, но не отпускал ее горла, все так же используя девушку в качестве живого щита – внезапно вывернулась из захвата Келли и резко ударила его руку с пистолетом снизу под локоть. Келли выстрелил, но из-за удара Кристы пуля ушла выше Хольмгрена и попала в верхний блок «Бабура». Сноп искр из прибора на мгновение отвлек внимание Сато, но не Хольмгрена – миколог нажал курок причудливого оружия, раздался негромкий чавкающий звук, и в сторону Келли вылетела… Нет, не субстанция. Это было, скорее, ее отсутствие – как-будто бы пространство в воздухе перед стволом вакуумника перевязали, стянули леской, и эта стяжка с непостижимой быстротой стала перемещаться в сторону Келли. Вспомнив описание действия вакуумного оружия, Майкл бросился к Кристе, не обращая внимания на пистолет в руке Келли. Детектив дернул девушку за руку, стараясь оттащить ее как можно дальше от Келли. Агент завороженно наблюдал за стяжкой пространства, двигающейся в его сторону. В мгновение, когда стяжка достигла груди Келли, пространство вокруг него расширилось большим прозрачным пузырем, охватив руку Келли с пистолетом, его плечо и голову. Пузырь издал протяжный звук «хамммммм», и часть тела Келли, попавшая в него, вдруг сжалась до размера яблока. Спустя долю секунды искривление пространства пропало. Обезображенный труп Келли – его голова, правая рука и часть грудной клетки превратились в бесформенную кровавую размазню – упал на пол.
      Детектив ошеломленно глядел на труп, не веря глазам. Хольмгрен направил раструб на Сато. Майкл прикрыл веки. Как глупо…
      – Вставай, не рассиживайся. – Хольмгрен повесил вакуумник на пояс и помог Кристе подняться. – Он наверняка подстраховался, сюда могут нагрянуть его ищейки… или номады, что еще хуже.
      «Приехали», – Сато поежился. Ну и что дальше?
      Криста, похоже, читала его мысли:
      – В чем была необходимость избавляться от спец-агента ФБР? Ты же знаешь, они теперь с нас не слезут… – Она подошла к окну и отодвинула штору. – Вот, пожалуйста! – Криста гневно ткнула пальцем за окно: на паркинг воинственно-лихо влетели два «Шевроле-Сабурбана», из которых посыпались феды в опостылевших черных костюмах – с дюжину, не меньше. Они резво побежали ко входу, вытаскивая оружие.
      – Запасной выход? – спросил Сато.
      Хольмгрен сморщился:
      – Нет, не успеем… Сюда… на крышу! – Миколог указал на дверь в углу.
      Они бросились к двери. Треск, шипение и разряды в изувеченном выстрелом «Бабуре» внезапно прекратились, но тут же раздался сильный хлопок, и синтезатор скрылся в облаке дыма, сквозь который стали пробиваться языки пламени.
      Хольмгрен в отчаянии обернулся. Поколебавшись, он кинулся было за огнетушителем, но Сато преградил ему дорогу:
      – Поздно. Они будут здесь раньше, чем ты успеешь что-либо сделать…
      Он подтолкнул Хольмгрена к двери.
      Уже из дверного проема Майкл, оглянувшись, увидел причудливую мозаику застывших в воздухе трехмерных химических структур… до того, как они исказились клубами дыма из горящего Бабура.
      Два пролета узкой лестницы привели их на плоскую крышу. Дождь слегка остудил ее битумное покрытие. Выскочив вслед за Кристой и Хольмгреном из тамбура, Майкл резко остановился: в центре большого синего круга на фоне светло-серой крыши, в полусотне шагов от тамбура, застыл «Квест», гибрид самолета и вертолета. Аппарат, предназначенный для транспортировки воздухом до четырех человек на небольшие расстояния, не был частым явлением в воздухе Сан Франа, это была скорее дорогая игрушка, чем надежное средство передвижения. «Квест» выглядел подозрительно хрупким и малонадежным, но другого выбора у них не было.
      – Откуда? – выдохнул Сато. – не оттуда ли, откуда и вакуумный пистолет?
      Хольмгрен не отвел взгляда, но промолчал.
      К удивлению Майкла, Криста сноровисто откинула дверцу «Квеста» и, усевшись на место пилота, стала уверенно щелкать тумблерами. Хольмгрен крикнул Сато:
      – Заблокируй дверь! – Он указал рукой на груду сменных рекламных щитов и еще какого-то хлама неподалеку от тамбура. Пока Сато лихорадочно заваливал дверь, он успел заметить, что Криста и миколог обменялись несколькими быстрыми фразами. Это вновь всколыхнуло волну подозрений; ревности уже не было, потому что он чувствовал – их отношения пересекли грань тривиального треугольника. Но намеки и недоговорки Келли сделали свое дело.
      Снизу, по-видимому, из окон лаборатории, повалил густой дым, послышался звон бьющегося стекла. Хольмгрен скривил губы в досаде. Увидев что-то под фюзеляжем, он нагнулся, потом пошатал стойку шасси и выругался: узкий, но прочный по виду захват держал «Квест» на приколе.
      – Давай в кабину! Я сейчас! – крикнул миколог Майклу и бросился к щиту на боковой стенке тамбура. Сообразив, что там, видимо, находится пульт отключения захвата шасси, Сато помчался к «Квесту». Когда он влетел в кабину и обернулся в сторону тамбура, Хольмгрен стоял лицом к щиту с вакуумным пистолетом наизготовку. Звука выстрела Сато не услышал – Криста завела «Квест», оба мотора начали разгон, все быстрее прочерчивая пропеллерами серебристые окружности в лучах солнца.
      Уже знакомая стяжка пространства из вакуумника проглотила пульт, и захват на площадке, щелкнув, освободил колесо «Квеста». Сато поднял большой палец, сигнализируя Хольмгрену о результате, и крикнул: «Живее!»
      Дверь тамбура вздрогнула. Феды, похоже, добрались до крыши. Несколько мощных ударов, потом серия выстрелов…
      «Что он делает?» – Майкл не мог понять, что происходит. Хольмгрен, похоже, не собирался бежать к гибриду. Вместо этого он повернул на своем оружии какой-то рычажок. Блестящий раструб повернулся в сторону двери тамбура…
      Когда та, не выдержав напора изнутри, распахнулась, на крышу вылетело несколько федов. На этот раз оружие Хольмгрена издало резкий свистящий звук, который был слышен даже им в кабине. Шар был куда больше. Его подрагивающие, как у мыльного пузыря, тонкие края поглотили выскочивших на крышу агентов, и еще через мгновение пузырь раздавил их всех… всех, за исключением одного.
      Уцелевший агент приставил пистолет к затылку Хольмгрена. Тот улыбнулся и закрыл глаза. Свист лопастей гибрида достиг апогея. Сато и Криста застыли в оцепенении, не в силах отвернуться от страшного ритуально-беззвучного зрелища.
      Голова Хольмгрена дернулась, и он рухнул на крышу.
      Сато взял феда на мушку, но через мгновение, заскрипев зубами, опустил револьвер.
      С него достаточно. Хватит крови.
      Натужно завывая моторами, гибрид взмыл в воздух. Агент, застреливший Хольмгрена, сделал несколько быстрых шагов в сторону взлетной площадки, отставил правую ногу для лучшей опоры и, прицелившись, выпустил вслед «Квесту» оставшиеся в пистолете патроны. Увидев, что пули не достигли цели, он выругался, потом достал сотофон и стал что-то быстро говорить в трубку.

      Кристу колотила крупная дрожь. Глаза ее были сухими, но кривой оскал лица, сразу сделавший ее непривлекательной, говорил о шоке, который она только что пережила.
      «Квест» поднимался рывками. Взмыв на несколько сотен метров над Маунт Зайон, аппарат попал в зону автопилотирования. Гибрид сменил положение двигателей на горизонтальное, и полет сразу же стал более ровным. Криста выпустила штурвал, откинулась в кресле и закрыла лицо руками. Майкл угрюмо молчал, глядя вниз на город.
      Масштаб разрушений представлялся сверху более отчетливо.
      От трапеции, образованной Дивизадеро, Дюбок и Маркет Стрит, до самого Негорода улицы были застланы плотным одеялом дыма шириной в полторы-две мили. Юго-западнее, ближе к Буэна Виста, около трех десятков уличных кварталов полыхали багровыми толстыми языками пожара. Температура в зоне пожара была настолько высокой, что было невозможно разглядеть сквозь колыхающееся марево пожара расположенный южнее резервуар Твин Пик. Впрочем, Сато не исключал, что водоем частично или полностью испарился от высокой температуры. Несколько секций 80-го хайвэя в районе городского суда обрушились, а само здание суда было обезображено – его вызолоченный шпиль, гордость города, упал с купола по диагонали на Брайант Стрит, придавив несколько машин. В районе госпиталя Лагуна Хонда шел настоящий бой – из стволов нескольких легких танков, укрывшихся за стеной паркинга, периодически вырывались снопы огня; они били прямой наводкой по приемному покою госпиталя, который был легко узнаваем по вертолетной площадке на крыше. Группы в три-пять человек с оружием в руках перебежками продвигались по направлению к приемному покою, но точно рассмотреть, были то гражданские или военные, с такой дистанции не представлялось возможным.
      Менее пострадавшей отсюда выглядела южная часть города. Сато оторвался от невеселого вида за окном и спросил Кристу:
      – Куда мы летим?
      Она неопределенно повела плечами:
      – Н-н-не знаю. Так, вывела его… Куда-то в сторону юга.
      – Хочешь, полетим в участок?
      Движение плеч повторилось.
      – Ладно… Мне все равно надо в лабораторию, в ИМП.
      – Зачем?
      – Анализ… Может, мы сумеем установить формулу пептидомиметика. Погоди, я совсем развинтилась. Вот что. Конрад… Перед тем, как… Он сказал, что… Словом, надо найти первичный источник спор, колонию фузариума. Ту, откуда все началось. Колония должна быть где-то в городе, потому что… Через воду им не долететь. – Она имела в виду залив, догадался Сато. Криста продолжила: – То есть отдельные споры долетят, но все равно не в количествах, необходимых для такого эффекта… Такой массовой… – Она замолчала.
      С юга, где основной город соединялся с побережьем, он почти не пострадал, а с запада, севера и востока его окружала вода. Сато припомнил, что группа Хольмгрена работала над «Кассио-45» на Оклендской базе, расположенной на противоположной стороне залива, с востока. Споры не могут переноситься ветром через открытое водное пространство, как сказала Криста. Значит…
      – Ему нужно… Ну, грибу… – Криста вымученно улыбнулась. – Извини. Сейчас… Конрад говорил, что фузариумимеет хорошие шансы расплодиться в таких количествах только при условии достаточного количества тепла, влаги и питательной среды.
      – А что он жрет? – спросил Сато.
      В ее глазах мелькнуло некое подобие искры. Или ему показалось? Да, наверное…
      – В общем – то же, что и мы. Только в полупереваренном виде. То есть он, как и любая плесень, обожает гниль.
      Запах. Неприятный, навязчивый, удушливый запах, легко ассоциирующийся со словом «гниль». Он совсем недавно ощущал такой запах. Где, когда?
      Он вспомнил случай на заправке, вспомнил водилу мусоровоза, улепетывающего в одних трусах с места аварии.
      Водила явно был под влиянием наркотика.
      Мусоровоз. От него несло гнилью, тленом…
      Свалка!
      Городская свалка располагалась на окраине Негорода.
      Колония «Кассио-45» – на свалке?!
      Он отчаянно потер виски, потом придавил основание носа большим пальцем и с шумом втянул воздух – дыхательное упражнение, которому его когда-то обучил отец; это всегда помогало Майклу сконцентрироваться.
      Точно! Жара… Влага… Гниение… Из-за разложения отбросов температура на свалке куда выше, чем в городе. Что может быть идеальнее?
      Взгляд Кристы был соболезнующим, но Сато не обращал на это внимания.
      – Как он выглядит… Ну, гриб? Хольмгрен тебе показывал? Есть у него шляпка, пластинки? – возбужденно спросил он. – Как он живет – колониями, как любой обычный гриб? Или нет?
      – Н-н-нет, не думаю. Биоспорумы – это ведь не грибы как таковые, это фунгусы… У них есть отдельные стадии развития, схожие с обычными грибами, но в целом… – Криста говорила бесцветным голосом.
      Лицо Сато внезапно вытянулось. Расширив глаза, он смотрел в окно, за плечо Кристы.
      – А когда спор много, как ты думаешь, они становятся заметны невооруженным глазом?
      – Ты это о чем? – вяло удивилась она. – Нет, наверное… Не знаю. Может быть.
      Криста непонимающе поглядела на него, потом проследила взгляд Сато и увидела в воздухе гигантский разноцветный столб, одним концом уходящий за горизонт, а другим упирающийся в отливающую чернилами тучу, величаво плывущую в сторону Саусалито:
      – Надо же, радуга… Погоди, тут что-то… Что-то не так.
      Они завороженно смотрели на гигантский столб радуги… Нет, не радуги, потому что, несмотря на присутствие всех ее цветов, в столбе не было постоянства. Цвета играли, переливались, бежали по поверхности, формировали трехмерные причудливо раскрашенные жгуты, узлы, переплетения. Казалось, что земля выпустила огромное разноцветное щупальце, стараясь удержать тучу от побега на восток.
      – Что это? – Криста непонимающе поглядела на него.
      – Кажется, я знаю… – он поежился. – Посмотри, откуда торчит эта штука.
      Она приподнялась; едва лишь она скользнула взглядом вниз, как тут же снова опустилась в кресло, сдавленно охнув.
      Щупальце вонзилось в небо из городской свалки.
      Они переглянулись, и Криста решительно взяла штурвал в руки.
 
      … «Квест» приближался к району Третьей Стрит и Ингаллс, где угрюмыми ржавыми громадами пялились на свет заходящего солнца нелепые в их армейской рациональности ангары заброшенного военно-судостроительного завода Хантерс Пойнт, теперешней южной оконечности свалки.
      Чем ближе они подбирались к столбу, подпирающему небо, тем монументальнее он выглядел.
      – Ты думаешь, это споры? Но ведь они должны быть совсем микроскопическими, да? То есть незаметными для невооруженного глаза, да еще и с такого расстояния… Ты же помнишь, как они выглядят, помнишь трюк с ультрафиолетом? – Криста пыталась, по-видимому, успокоить волнение, постепенно одолевавшее ее при виде облака спор таких внушительных размеров.
      Заходящее солнце неумолимо уменьшало угол падения лучей света на землю. Поверхность безбрежного океана мусора вдруг словно взорвалась буйством красок. Интенсивность цветов свалки была значительно сильнее, чем у вздымющегося к небу столба-щупальца. Складывалось впечатление, что невидимый фокусник набросил на горы мусора цветастый платок размером в два десятка футбольных полей.
      Что послужило поводом для возникновения такого невероятно красивого феномена, Сато не знал, да и занимало это его меньше, чем Кристу, которая, как и любой человек, имеющий отношение к науке, пыталась дать рациональное объяснение увиденному.
      – Восходящие тепловые потоки, наверное… Перепад температур. А вот почему споры стали видны – вопрос. Может, они агломерируются, сливаются при активации, не знаю… Потом, пусть даже на свалке и влажнее, чем в городе, но не на столько, чтобы ускорить развитие спор… Это же первый дождь за все лето, так? Споры долгое время были лишены влаги, а теперь грибной цикл получил мощный толчок – базидоспоры начинают герминацию, они увеличиваются в размере, скоро начнется определение полов…
      – Это как?
      – Н-н-ну… Вот ты слыхал о гермафродитизме, да? Примерно то же происходит и с грибами. В определенной фазе развития у них появляется пол, это сделано природой для того, чтобы грибы могли размножаться… Боже милосердный!
      Она, похоже, сообразила.
      Столб, впившийся в небо, содержал в себе миллиарды лихорадочно готовящихся к размножению зачатков грибов. Кто и с какой целью высеял фунгус на городской свалке, уже не имело значения, потому что…
      Потому что монстр вышел из-под контроля.
      Как теперьнайти на него управу? – вот что не давало покоя Сато. Выходило, что масштабность катастрофы не оставляла им выбора…
      Он спросил Кристу:
      – Келли упомянул имя генерала, с которым имел дело Хольмгрен… Кажется, Уолден?..

      … – Номер жетона 1370, я – специалист первого класса лаборатории ИМП 201-го участка СФПД…
      Криста была раздражена. Она объясняла уже в третий – или в четвертый? – раз то, что ей срочно необходимо связаться с генералом Уолденом, и каждый раз ее исправно «футболили» к другому войсковому чиновнику. Пробиться к генералу было не так просто, впрочем, другого ожидать трудно. Армия ревниво и тщательно прячет начальников. Звонить пришлось Кристе, поскольку Сато не смог бы толково и сжато объяснить научную сторону происходящего – Криста (возможно, наивно) полагала, что генерал, занимающийся наукой, все же больше ученый, чем генерал.
      Пока что выходило наоборот.
      Феерия цвета, вызванная необычной комбинацией развивающейся колонии гриба, дождя, и заката, пропала, едва только начало смеркаться. Пока Криста пыталась пробиться к генералу, Сато нервно оглядывался по сторонам. Те, кто так стратегически грамотно поместил фунгус на свалке, могли появиться когда угодно…
      Настояв на приземлении у края свалки, Криста хотела разжиться новыми образцами фузариумаи его спор, с тем, чтобы как можно скорее передать их биохимикам для определения структуры противоядия; возможно, убеждала она Сато, удастся даже наработать определенное количество пептидомиметика с тем, чтобы спасти хоть часть пораженных людей. В ее лаборатории имелся синтезатор, аналогичный хольмгреновскому «Бабуру», правда, куда слабее, чем сгоревший прибор, но она все же надеялась на то, что сможет определить формулу…
      Неясные обрывки трехмерных структур, увиденные в лаборатории Хольмгрена, промелькнули у Сато в мозгу, но ничего определенного вспомнить не удалось, и он не стал морочить этим голову Кристе.
      «Квест», накренившись, стоял на небольшом пригорке из пустых квадракетов, показавшегося им с воздуха более твердым, чем окружающие пригорок кучи продуктовых отбросов. Вонь вокруг стояла такая, что казалось, вдохни полной грудью – и потеряешь сознание. Поверхность отбросов напоминала велюр: микроскопические щеточки фузариума покрыли все вокруг. При каждом шаге в воздух наверняка вздымались тысячи спор, и Сато и Криста предприняли примитивный, но единственно возможный в их ситуации метод защиты. До того, как выйти наружу, они соорудили респираторы из двух кислородных масок, найденных в гибриде, натолкав их влажными протирочными салфетками из пакета первой помощи. К сожалению, кислородные баллоны к маскам оказались пустыми…
      Пока Криста пробивалась к Уолдену по телефону, Сато думал о том, насколько толково поступил тот, кто «посеял» гриб на свалке. Мало того, что свалка была идеальной средой обитания и размножения для гриба. Мусоровозы, сотнями шныряющие на свалку, были надежным и стабильным способом распространения спор: практически все улицы города регулярно объезжались ими при сборе мусора, при этом никому не пришло бы в голову останавливать мусорную машину для проверки или запрещать ей проезд в тот или другой район. Он стал было прикидывать, как можно увеличить концентрацию спор в кузове мусоровоза, но его вывел из размышления резкий выкрик Кристы:
      – …слушай, сволочь! Передай, подстилка генеральская, своему боссу, что если он не ответит мне немедленно, он может свинтить все звезды с лацкана и засунуть их себе в задницу – без гаек! Скажи ему только два слова – фузариум неоспорум!
      Эффект оказался магическим.
      Почти сразу же в сотофоне раздался громкий щелчок, такой громкий, что Майклу не понадобилось напрягать слух, а Криста поморщилась и слегка отодвинула сотофон от уха.
      – Генерал Уолден. Вы хотели мне что-то сообщить? У вас есть минута. Используйте ее с умом. – суховатый надменный голос не оставлял сомнений в том, кому он принадлежал. Человек привык отдавать приказы.
      …После того, как Криста закончила говорить, в сотофоне поселилась тишина. Немного подождав, Сато знаком спросил Кристу – ну, что? Он отключился или нет?
      Наконец Уолден сказал ровным голосом:
      – Я полагаю, вам известно, что Конгресс дал разрешение на ввод в город армейских подразделений. Командование операцией поручено кредит-генералу Гасволду, но в сложившейся обстановке мне придется… Впрочем, это моя головная боль. Что вы планируете делать дальше?
      Какое ему дело до нас? Тут что-то не так…
      Сато взял сотофон у Кристы.
      – Генерал, в городе – почти…
      – Детектив Сато, я полагаю? Говорите четче, мне вас плохо слышно, – перебил его голос в сотофоне.
      Сато поднес аппарат ближе к маске.
      – …в центральном районе Сан Франа – полтора миллиона жителей… плюс еще почти тридцать миллионов во всем гигаполисе. Многие из людей серьезно поражены… их жизнь находится под угрозой. Какие меры вы собираетесь предпринять?
      – Конгресс не любит полумер, детектив. Если в Вашинтоне дали разрешение на ввод войск, это означает, что ситуация должна и будет, – он сделал ударение на слове «будет» – взята под контроль в кратчайший срок.
      – У вас есть лекарство? Вы хотите сказать, что вы вылечите…
      Голос в трубке вновь оборвал его:
      – Лекарства у нас нет. Скажу так, нет лекарства, достаточно эффективного и в количествах, необходимых для спасения всего гигаполиса. С другой стороны, Конгресс не может допустить, чтобы зараза распространилась на всю территорию Штатов. У нас есть другие, не менее действенные средства, с помощью которых проблема будет решена. Армия всегда умела отделять семена от плевел, – в голосе Уолдена звучал нескрываемый сарказм, – вот и теперь мы сумеем эффективно изолировать пострадавших…
      Волосы встали дыбом на голове у Сато. Он механически вернул сотофон Кристе.
      Трёп Уолдена – сплошное заговаривание зубов.
      Криста еще пыталась объяснить генералу, что есть вероятность определить структуру противоядия, которое может спасти людей, заразившихся относительно недавно…
      Мозг Сато интенсивно работал.
      Они уже получили распоряжение, им уже выписали индульгенцию. Что для армейских дуболомов полтора миллиона человек? Тридцать миллионов? Да, они располагают эффективными средствами.
      Все знают, какими… Армия не создана для созидания.
       Она создана для уничтожения.
      А вот насколько в Конгрессе осведомлены о том, что ситуацию еще можно спасти с помощью менее радикальныхмер, – Сато не знал. И тут услышал окончание фразы генерала:
      – …нет-нет, оставайтесь на месте, за вами уже вылетели. У меня есть прекрасно оснащенная лаборатория, с ней не сравнится даже лаборатория бедняги Хольмгрена. Мы…
      Криста безвольно уронила руку с сотофоном вдоль тела.
      Замершие, словно парализованные, они стояли и смотрели друг на друга. Потом, не сговариваясь, сорвали маски.
      – Прости меня, девочка… – прошептал Сато.
      – И ты меня, Майки, – непослушными губами ответила она.
      Ведь она намеренно не сказала генералу о том, что Хольмгрен мертв.
      Ведь Уолден однозначно дал им знать, что знает о лаборатории Конрада и наверняка осведомлен о ее возможностях.
      Ведь генерал совсем не поинтересовался, откуда они знают его имя – тем более в связи с «Кассио-45».
      Ведь…
      Выходит, Келли ввязался в игру, в которой у него не было шансов выиграть. Только такой самоуверенный идиот, как Келли, мог представить, что он сможет шантажировать Уолдена и тех, кто с ним.
      Армия представилась Майклу милионноруким, миллионноногим чудовищем с головой Медузы Горгоны.
      В мозгу Сато с фотографической четкостью черно-белых красок, царствующих в наступающих сумерках, отпечаталось изображение Кристы – в некогда белом лабораторном халате, перепачканном грязью и отбросами, с паклеподобными волосами, окаймляющими восково-белое лицо, она походила на трогательно-нелепую куклу размером в человеческий рост, которую выбросили на свалку за ненадобностью.
      А как выглядел он сам?
      «За вами уже вылетели».
       Откуда Уолден знал, где их искать?!
      В воздухе, совсем-совсем близко, плыл тяжелый гул стратолетов.
      Вдох-выдох, вдох-выдох…
      Голова Сато озарилась ярким светом. Свет не исчезал, несмотря на сумерки.
      Началось действие наркотика?
      В памяти его всплыла та, самая последная, застывшая в воздухе химическая структура, показанная ему Хольмгреном. Теперь он видел трехмерную молекулу куда более отчетливо… Нет, не вспомнить. Все равно не вспомнить. Насколько это важно? Какая теперь разница?
      Гул стратолетов вдруг ослабел. Голова пухла, наполняясь формулами в виде звуков. Как бы избавиться от этого – не приведи бог, она еще лопнет…
      Поверхность свалки заколыхалась; Сато присел, чтобы не упасть, и притянул к себе Кристу. Она не сопротивлялась, глупо таращась на кучу рыбных потрохов и чешуи. Сато поглядел в ту сторону и громко икнул от радости.
      Слоан-младший оживленно кивал, внимательно слушая пояснения отца. Они сидели на куче отбросов, не обращая внимания на их вид и запах. Впрочем, и на Сато с Кристой Слоаны, похоже, плевали. Ну и ладно. Как там Слоан-старший назвал эту классную штуку? Кажется, fear me, «бойся меня»?
      – А чего меня бояться, Найджел? – громко крикнул Сато.
      Но тот не откликнулся.
      Вот ведь как. Там, в лаборатории Хольмгрена, было что-то такое… под повисшей в воздухе трехмерной структурой были еще какие-то символы… Нет, не символы…
       Буквы.
      Они образовывали в пространстве подобие химической структуры, только более упрощенного вида, потому что у них не было этих, как их… ну да, связей.
      Сато хихикнул.
      У букв нет связей, а вот у него со специалисткой первого класса Кристой Боннер – есть…
      Он нажал на седло носа большим пальцем. На время это привело его в чувство. Значит, буквы. Какие буквы? Кажется, «ай»… Потом «эл», потом «ти»… нет, «кей». «Кей»? А может, «эф»?
      «Эф». Хорошо. Правильно. Только вот еще что. Буквы там были заглавными. Почему?
      Кланг-кланг-кланг… Так сложно сосредоточиться. Спариться бы… С Кристой. Вон она какая… Готовенькая…
      Ну же!
      «Эф»-«и»-«эй»-«ар»-«эм»-«и».
      Fear me.
      Нет. FEAR ME. Да, именно так. Не прописными. Заглавными.
      Он дернулся, как от удара током.
       Вырезанные на груди Титуса буквы тоже были заглавными!
      Уффф, под балдой куда лучше. Думать не надо.
      Может, Криста чего подскажет?
      – « Ну-ка, бл. ь, налей бокал, хахалек твой прискакал!» – весело спел Сато. – Ик-к-к, ты девонька, не обращай внимания… Вот что. Ты… – он напряженно пытался поймать ускользающую мысль. Нет, никак. Сато с размаху стукнул себя основанием ладони под нос. Кровь весело закапала на губы и подбородок, но тем не менее, боль возымела ожидаемое действие.
      – Криста, внимательно… Да слушай же, ну пожалуйста! – Она, хохоча, уворачивалась от него и пыталась задрать подол халата с тем, чтобы показать ему «э то»… Наконец, поймав ее, он влепил ей три затрещины, одна сильнее другой. Кровь полилась из носу и у нее.
      – Ну вот, вас, мужиков, не понять – то трахаете, а то деретесь… – капризно заныла она, но взгляд ее стал более осмысленным.
      – Быстро! – Сато впился ногтями в ее плечи. – Для чего… нет, не так… С какой целью… Да что же это… Ф-ф-ффууу… Буквы! – заорал он. – Формулы, буквы, структуры, буквы, понимаешь? Эф-и-эй-ар-эм-и – это что? Ты знаешь? Под структурой Хольмгрена были эти буквы, а Найджел назвал так наркотик… – он повернулся к весело кивающему головой призраку Слоана-старшего. – Ну объясни ей сам, черт тебя побери! Криста, милая, эти буквы… Слэнг-название наркотика… Понимаешь?
      – Отцепись, дрянь! Плечо раскровил! А я, дура, думала, мы с тобой деток застрогаем… – она вырвалась из его рук и, пошатнувшись, неожиданно серьезно и вполне отчетливо сказала:
      –  Фенилаланин-глютамат-аланин-аргинин-метионин-глютамат… Эф-и-эй-ар-эм-и… – Пропела она на манер популярной детской песенки. – Каждая из двадцати природных аминокислот обозначается одной буковкой – так проще, когда надо формулы пептидов выписывать, они же до чертиков длии-и-и-иннющие… Понял, глупышок?
      Она игриво размазала ему кровь на губах, но Майкл не обратил на это внимания. Он был пригвожден к месту простотой изобретения Слоана-старшего.
      Шесть букв. Шесть аминокислот… Шесть.
       Формула противоядия.
      Сидящие на рыбьих потрохах Слоаны беззвучно зааплодировали.
      – Зачем ты такой яркой помадой губы красишь? Ты же не голубой, правда? – Криста проскандировала: —« Ну, а если голубой, не водиться мне с тобой…»
      – Криста, давай, детка. Давай, попробуем, ну, пожалуйста… – Сато тянул ее к «Квесту», который белел на фоне мрачных гор отбросов, ставших вдруг непреодолимо огромными.
      Он не умел водить гибрид. Но выбора не было.
      – Есть еще вот такая болезнь… Клаустрофобия… Знаешь? – пыхтел Майкл, беспорядочно тыкая в многочисленные кнопки, которые издевательски подмигивали ему лампочками. Девушка мирно устроилась у него на коленях, расположив голову в опасной близости от его паха. Какие губы… Он снова стукнул себя в нос: – Сосредоточься же, гнида!
      Эта кнопка? Нет, не она – не фурычит. Может, эта? Зеленый цвет кнопки сменился оранжевым. Что-то громко зажурчало под брюхом гибрида. Майкл икнул от смеха, потом расплакался.
      Нет. Бесполезно. «Квест» не заводился. « Тщетно, Сетанта…»
      Где-то далеко, в стороне моста Бэй Бридж небо озарилось пульсирующими сиренево-малиновыми сполохами, которые начали неумолимо приближаться к ангарам Хантерс Пойнт.
      Точно, фосфомагниевые. Похоже, стратолеты начали оттуда, с другого конца свалки.
      Уолден спешил уничтожить «Кассио-45». В первую очередь.
      Скорее всего, потом он примется за сам город.
      Скорее всего.
      А-а-а, пополам. Он закрыл глаза. Шлеп-п-п… Капля крови из носу упала Кристе на висок. Не просыпаясь, она мурлыкнула по-кошачьи и укусила Сато за бедро. Майкл непроизвольно дернулся и нажал коленом на какую-то штуковину под штурвалом. Раздалось негромкое жужжание, потом щелчок; заслонка на приборной панели отъехала в сторону… Экран компьютера-бортовика загорелся обнадеживающим голубым светом.
      Буквы на экране прыгали и пытались улизнуть за правый край, но ускользающим в тихую заводь дурмана сознанием Сато все же сумел осмыслить написанное и нажать кнопку « Enter».

      Шестнадцать стратолетов 11-й Бомбардировочной Армады авиации стратегического назначения, выстроившись в боевой порядок, методично обрабатывали фосфомагниевыми бомбами городскую свалку Сан Франа. При постановке задачи пилотам и штурманам было сказано, что ночная бомбардировка является профилактической мерой от эпидемии чумы, которая разразилась в городе после биологического теракта. Крысы, дикие кошки, змеи и прочая живность, окопавшаяся на свалке, не дают возможности качественно провести плановые санитарно-эпидемиологические мероприятия в городе, к выполнению которых параллельно с выжиганием стратолетами этого крысиного рассадника приступят сотни армейских санэпидемстанций.
      Если бы на улице был день, то жители Сан Франа увидели бы завораживающую картину: десятки плоских как блин шестивинтовых вертолетов «Чинук СН-22» зависли над стратегическими точками города – бизнес-дистриктом, мерией, Интернет-Хабом, телегородком, электростанцией Фрисби, над каждой башней сотовой связи…
      101-я дивизия морской пехоты, спешно, в течение четырех часов переброшенная под Сан Фран из Кувейта, брала город в осаду.
      Жить ему оставалось недолго.