Современная электронная библиотека ModernLib.Net

В прицеле «Бурый медведь»

ModernLib.Net / Историческая проза / Беляков Петр Алексеевич / В прицеле «Бурый медведь» - Чтение (стр. 6)
Автор: Беляков Петр Алексеевич
Жанры: Историческая проза,
Военная проза

 

 


Моя снайперская винтовка лежала в нише, прикрытая плащ-палаткой. Эти дни я ходил с автоматом. С ним командиру сподручнее. Но мысль отомстить врагу за смерть товарищей не давала покоя. И я снова вооружился «снайперкой».

Где выбрать позицию? За балкой на нейтралке виднелось полуразрушенное здание. Это или дачный домик, или хранилище для фруктов и овощей. Проникнуть к нему не стоило большого труда, хотя и не без риска: в доме могла быть засада, он мог быть минирован. Но без риска на фронте не обойтись.

Подзываю помкомвзвода сержанта Пеккера. Объясняю, какие принять меры, если что-либо случится со мной. Пулеметчики получили задачу быть готовыми прикрыть вылазку.

В полдень, когда солнце начинало припекать, бдительность наблюдателей обычно притуплялась. Но я понимал, что вражеский снайпер держит в прицеле нашу траншею, выискивая очередную жертву. Скорее всего, он использует амбразуру какого-то дота.

Ужом ползу по траве. Заглядываю в дом – пусто. Ничего опасного. Окном, обращенным в сторону врага, не пользуюсь: можно себя обнаружить. Вытаскиваю из стены кирпич. В проем кладу «снайперку».

До траншеи противника не более 70–80 метров. Но перископ увеличивает предметы в четыре раза. Значит, фашисты кажутся от меня в каких-нибудь 20 метрах. С такого расстояния я пулей сбивал пятак, тушил свечу, Промах исключается!

Солпце ярко освещает дот, и от этого отверстие амбразуры кажется темным и зловещим.

Слышу, как сержант Пеккер на немецком языке начал передачу в рупор, сделанный из жести. «Ахтунг! Ахтунг! – долетают до меня его слова. – Дойче золдатен…» Я же не спускаю глаз с амбразуры. Вот в ней что-то зашевелилось. Еще секунда-другая – и в отверстие высовывается винтовка. Но выстрелить фашист не успевает…

Правее дота из траншеи показался солдат. Смотрит. Разглядывает мой дом. Выходит, догадались, откуда стреляю. Нажимаю на спусковой крючок… Над траншеей все чаще мелькают каски. У противника, видать, переполох. Но я не тороплюсь уходить. Выбираю новую цель.

«Вот вам, гады, за смерть друзей! За Павла Хромова, за раны Алеши Адрова, за родного брата! За все!»

Магазинная коробка пуста. Я отползаю в балку, к своим окопам. Около дома рвутся гранаты, по нему фашисты открывают огонь из пулеметов.

«Поздно!» – думаю я и вытираю пот с лица.

Что-то кричит в рупор сержант Пеккер: то ли злорадствует над бессилием врага, то ли призывает его солдат сдаваться в плен. А я не могу отдышаться и прийти в себя от охватившего меня волнения.

– Товарищ старшина (за несколько дней до этого мне было присвоено звание «старшина»), вас вызывает Похитон. – Телефонист подает трубку.

– Что случилось? Кто растревожил осиное гнездо? – спрашивает командир роты.

Докладываю обо всем подробно.

– Я же запрещал отлучаться…

– А я не отлучался: дом в зоне моего взвода. Командир роты сменил гнев на милость, похвалил меня за инициативу, обещал доложить комбату.

Следующей ночью вражеская граната разорвалась перед окопом в двух-трех шагах, обдав меня крошками пороха и мелкими осколками. Ран оказалось много, но все неопасные. Лежу на носилках и слышу, как по телефону старший лейтенант Похитон докладывает:

– Вышел из строя…

Умоляю врача, все ту же Екатерину Ивановну Лаврову, которую когда-то упрашивал Алеша Адров, оставить меня лечиться при санроте полка.

На молодом теле раны зарастают быстро. Через неделю я был уже на ногах. Наш батальон к тому времени отвели во второй эшелон. Это совсем рядом с санротой, и я с разрешения врача пошел навестить боевых друзей. Первым, кого встретил, был комсомолец Завалишин, видавший виды пулеметчик.

Окоп ефрейтора Михаила Завалишина находился в саду, где росли яблони-антоновки. Какая же это красота!

– Каждое утро любуюсь садом, – говорит Михаил. Завалишин ревниво оберегал яблони. Он никому не разрешал рвать наливающиеся соком плоды. И я подумал: человек в бою жизни своей не щадит, а все, что радует глаз, сохраняет во имя жизни.

В батальоне не теряли зря времени: тщательно изучали стрелковое оружие, ходили в учебные атаки, совершенствовали приемы ближнего боя. С рассветом сержанты и старшины уводили молодых бойцов в балку – там проводились стрельбы.

Признаться, всем нам надоело отсиживаться в окопах. Мы рвались в бой. Восхищение вызывала победоносная битва на Курской дуге. Теперь уж не за горами было наступление и на Южном фронте.

ИЗВЕДАЛ ВРАГ…

Утро 18 августа выдалось теплым и тихим. По долинам Миуса лениво стелился туман. Лес дремал. Но тишина продолжалась недолго. Вскоре по всей линии фронта засверкали вспышки выстрелов. И загудела миусская земля. Вздымались в небо фонтаны артиллерийского огня и дыма. Трескался и крошился вековой камень. Над курганом Черный Ворон висела штурмовая авиация, сокрушая укрепления противника.

Наш батальон заранее занял исходные рубежи в непосредственной близости к неприятельским позициям. Здесь по огневым точкам противника били прямой наводкой противотанковые пушки и батальонные минометы.

Над окопами вспыхнула красная ракета.

– В атаку! За мной! – скомандовал командир роты и пружинисто вскочил на бруствер.

Бойцы рванулись вслед за ним, стреляя на ходу из автоматов и карабинов. И вот уже завязалась отчаянная схватка. Гитлеровцы, не выдержав, оставили первую линию окопов. Потом, однако, они оправились от испуга и предприняли контратаки.

В ожесточенном бою никто из нас не дрогнул. Первая цель гитлеровцев была буквально выкошена дружным огнем пулеметчиков и стрелков. Контратака врага захлебнулась и во второй и в третий раз.

Немецкие наблюдатели засекли станковый пулемет сержанта Марчукова. Вокруг него начали рваться снаряды. Пулемет опрокинуло. Погибли бойцы расчета. В ту тяжелую минуту сержант не растерялся. Он привел в порядок «максим» и, когда фашисты поднялись в очередную контратаку, нажал на гашетку. Снаряды рвались, осыпая пулемет землей и осколками, а Семен Марчуков стрелял. Его нашли после боя тяжело раненным и отправили в госпиталь.

Батальоны 528-го стрелкового полка, хотя и медленно, продвигались вперед. КП полка из Старой Ротовки был перенесен на миусские высоты, откуда хорошо просматривалось поле боя. Здесь теперь находилось и Знамя полка…

30 августа 1943 года войска фронта освободили Таганрог и устремились дальше на запад, сбивая заслоны врага, обходя и уничтожая его опорные пункты.

…Это было недалеко от Мариуполя. Враг закрепился на возвышенности. Мы знали, что в тылу гитлеровцев западнее Мариуполя (поселок Мелекино) высадился отряд моряков Азовской военной флотилии, и нам надо было соединиться с десантом. Рассыпавшись в цепь, мы ползли вперед.

Вдруг с трех сторон застрочили вражеские пулеметы. Один из них бил нам почти что в спину. Тяжело ранило командира роты. Погибли несколько бойцов. Положение стало критическим.

– В лощину! В укрытие! – услышали мы команду и, оглянувшись, увидели незнакомого лейтенанта с автоматом в руках. – Приказываю: в лощину! Я назначен вашим командиром, – громко объявил он.

Лейтенант действовал быстро и решительно. Собрав нас в лощине, он готовил бросок через простреливаемое поле. Помню, кто-то из пожилых бойцов заметил:

– Легко сказать – бросок! Мало нас, да и артиллерии нет.

– Вижу, что мало, но и врагов негусто, – спокойно сказал лейтенант. – А ждать нельзя. В тылу врага гибнут моряки в неравной схватке.

И словно в подтверждение слов лейтенанта за кукурузным полем участилась стрельба, раздались взрывы.

– Слышите, друзья? Ждать нельзя. Поможем морякам.

– Поможем! – раздались голоса.

Лейтенант разбил бойцов на две группы, одну из них приказал возглавить мне. Группе была поставлена задача уничтожить противника, действовавшего с тыла.

– Там фрицев не больше отделения, – напутствовал меня лейтенант. – Отдай одному из бойцов свою снайперскую винтовку. Возьми автомат. Командиру в бою он нужнее.

Лейтенант был по-своему прав. С автоматом в наступательном бою куда удобнее: оружие это скорострельное. К тому же совмещать обязанности и командира и снайпера трудно. Но и оставаться без снайпера тоже не резон. С огорчением я передал снайперскую винтовку бойцу, который и видел-то ее впервые.

В атаку мы поднялись одновременно. Дружно рванулись вперед, подминая под себя стебли кукурузы.

– Ура! Ура!

Но тут длинно застрочил пулемет. Захлопали разрывные пули. Бойцы залегли. Мы несли потери. По клубам пыли я быстро определил местонахождение вражеского пулемета, увидел пулеметчиков.

– «Снайперку»!.. Давай «спайперку»! – кричу, но того бойца поблизости не оказывается. А как была бы теперь кстати снайперская винтовка!

– За мной! – Вскакиваю с земли и на бегу строчу из автомата по пулемету. Поднялись бойцы и тоже открывают огонь.

– Отступают! Бегут! – послышались торжествующие возгласы.

– Ага! Дрогнули, – выдохнул я. Лейтенант был прав. Фашистов тут было мало. Четырех мы взяли в плен.

Смолкла стрельба и в той стороне, где наступал со своей группой лейтенант. Как там дела? Кто кого одолел?

Мы бежали к месту, где лейтенант приказал собраться после боя. Первым, кого мы увидели, был раненый боец.

– Где лейтенант? – спросил я его.

– Лейтенант там… – указал он в сторону балки. Раненые все чаще стали попадаться на нашем пути.

Судя по всему, здесь был жестокий бой. Но где лейтенант? Кукурузное поле словно оборвалось. Впереди, метрах в пятидесяти, чистое поле. То там, то здесь тела убитых. И вот видим лейтенанта: лежит он вниз лицом. Правая рука застыла на цевье автомата. Рядом, около разбитого пулемета, трупы четырех немецких солдат. Было ясно: преодолевая открытый участок, лейтенант и его бойцы на бегу стреляли по пулемету. Многим это стоило жизни. И я опять пожалел, что с лейтенантом не было снайпера: можно было бы избежать излишних потерь.

Связной Петрищев осторожно достал из кармана гимнастерки документы лейтенанта и подал их мне.

– Баранцев Николай, – прочитал я. – Горьковской области…

Кто-то с тревогой перебил меня: впереди замечены люди. Я поднес бинокль к глазам. Но кругом уже кричали:

– Моряки! Моряки!

Потом были бои на реке Молочной, в Мелитополе, на никопольском плацдарме, на Днепре, и из каждого боя я выносил твердое убеждение! снайпер должен оставаться снайпером.

Вспоминая друзей боевых

20 ноября 1943 года при прорыве обороны врага на никопольском плацдарме я был вторично ранен, но на этот раз тяжело. Пролежал около года в госпитале. Выписавшись, попал в 1-ю гвардейскую армию, в рядах которой дошел до Праги, но воевать в качестве снайпера не довелось – был признан ограниченно годным.

О боевых друзьях из 159-й стрелковой бригады (затем 528-го полка) конечно же часто вспоминал. Ведь в нем служили мои земляки. Немало их погибло в боях, а те, кто остался в живых, и поныне трудятся на заводах, в колхозах и совхозах.

В 1972 г. ветераны-однополчане встретились в Волгограде. Был здесь и первый командир нашей бригады полковник запаса А. И. Булгаков. Его грудь украшают орден Ленина, два ордена Красного Знамени, орден Красной Звезды и многие медали. Войну он закончил в Берлине в качестве заместителя командира 265-й стрелковой дивизии 3-й ударной армии, принимавшей непосредственное участие в штурме рейхстага.

А. И. Булгаков теперь почетный гражданин города Зернограда, который был освобожден нашей бригадой. Живет Александр Иванович в Волгограде. Именно здесь, в его квартире на улице Черняховского, и встретились ветераны.

А как сложилась судьба М. И. Дубровина? Михаил Ильич командовал стрелковыми частями до конца войны. Он награжден двумя орденами Красного Знамени, орденом Красной Звезды, многими медалями. После увольнения в запас поселился в городе Куйбышеве. Военврач полка Екатерина Ивановна Лаврова, уроженка Сталинграда, стала его супругой.

Остался в живых и Иосиф Калинович Туз. Ранение под Таганрогом оказалось тяжелым, и он стал инвалидом войны. Бывший комбат часто вспоминает свой последний бой:

– С помощью танков нам удалось прорвать оборону противника. До города оставалось совсем близко. Увлекшись атакой, мы обогнали танки. И вдруг что-то тяжелое ударило меня по руке…

Туз – москвич. Я веду с ним переписку, и он помог мне восстановить в памяти многие события.

В Волгограде мы встретились со снайпером Спесивцевым. Он живет в городе Калач-на-Дону и работает прорабом райпотребсоюза.

– Нелегко пришлось мне тогда в Ростове, – рассказывал нам Владимир Васильевич. – Отрезанный танками от своей роты на улице Энгельса, я с помощью шустрых ребятишек с трудом пробрался к вокзалу, где присоединился к батальону старшего лейтенанта Мадояна. Здесь из окон и чердака вокзального помещения я стрелял из «снайперки» по атакующим фашистским автоматчикам… Одиннадцатого февраля во время вылазки на Верхне-Гниловскую был ранен. Потерял сознание. Подобрали меня женщины – местные жительницы. Они оказали первую помощь, помогли пробраться к своим.

Встреча в Волгограде оставила в памяти неизгладимый след. Мы были счастливы увидеть друг друга. Сколько было воспоминаний о тяжелых днях войны, о боевых друзьях…

Вспомнили Г. К. Мадояна. За бои в Ростове он получил звание Героя Советского Союза. Потом Гукас Карапетович командовал стрелковой бригадой. Освобождая Закарпатье, был тяжело ранен. Долгие годы работал министром социального обеспечения Армянской ССР. Теперь он на пенсии. Живет в Ереване.

А как не вспомнить славных снайперов Дмитрия Чечикова, Николая Носова, Павла Хромова, Алексея Адрова…

На станции Кумылга Волгоградской области живут родители Адрова. Его отец, Василий Андреевич, как драгоценные реликвии хранит вырезки из фронтовых газет, в которых сообщалось о подвигах Алексея и награждении его орденом Красной Звезды, Оправившись после тяжелого ранения на Миусе, Алексей снова попал на фронт. Он храбро сражался и героически погиб в марте 1944 года. О последних минутах жизни Алексея Васильевича Адрова писала «Правда» в статье «Солдаты наступления»[9].

Было это так. Немецкие танки неожиданно контратаковали наши наступающие части у села Ковалевка Николаевской области. Основной их удар пришелся на роту, в которой сражался Алексей Адров. Он первый метнул гранату во вражеский танк. Фашистская машина остановилась. Но и сам Алеша погиб в том бою. Ему было тогда 19 лет. И в моей памяти он навсегда остался молодым, ясноглазым, улыбчивым.

На встречу ветеранов приехали и мои школьные и фронтовые друзья: Гуров, Дронов, Марчуков…

Разведчик Иван Гуров работает сейчас агрономом в своем родном колхозе имени М. И. Калинина. Колхоз слывет передовым хозяйством. В этом немалая заслуга и Ивана Васильевича.

Павел Дронов после боя под хутором Безводным долго лежал в госпитале, получил инвалидность второй группы. Но не такой у Дронова характер, чтобы сидеть без дела. Сейчас он заведует клубом в хуторе Ильменском-1 Михайловского района, там, где родился и вырос. Жители станицы Кагальницкой присвоили ему звание почетного гражданина своей станицы. Павел Агапович – кавалер ордена Славы III степени.

Старый казак Агап, отец Павлика, напутствовавший нас, когда мы уходили в армию, умер, не дождавшись возвращения сына с войны. А как рад был бы отец узнать, что мы до конца выполнили его отцовский наказ! Рассказывали, что Агап был взволнован сообщением о нашей крепкой фронтовой дружбе и боевых делах. Он ходил по хутору и всем, кого встречал, говорил:

– Вот какие сынки выросли на нашей земле… Славно воюют! Не срамят чести родного хутора и славы казачьей.

Пулеметчик Семен Марчуков за подвиг на реке Миус был награжден орденом Отечественной войны I степени. После тяжелого ранения он долго лечился. Ему ампутировали обе ноги. Но ничто не сломило закаленного в бою солдата. Семен Пантелеевич Марчуков и сейчас в строю – трудится главным бухгалтером конторы ремонтно-жилищного строительства в городе Михайловка.

Не все земляки вернулись с этой войны._ Но память о них живет в сердцах людей. В хуторе Ильменском-1, рядом со школой, установлена стела. На ней начертаны имена погибших воинов: танкиста Александра Долгова, сгоревшего в танке под Белградом, Ильи Дронова – брата Павла, Григория Белякова – моего брата и других… Их свыше ста…. Они отдали жизнь за наше будущее.

Станица Арчединская хорошеет с каждым годом. На ее улицах поднялись новые жилые дома, общественные здания. И среди них средняя школа, воздвигнутая на самом видном месте. Она утопает в зелени. Надо ли говорить, как дорого нам все, что связано с детством, с учебой! Передо мной рукописная История школы. На одной из ее страниц, столбиком, как в классном журнале, записаны имена учеников, моих сверстников. Ваня Гуров, Саша Лестев, Ваня Балибардин, Ваня Железников, Сема Барышников… Ребята, шагнувшие со школьной скамьи прямо на фронт и принявшие в свои восемнадцать лет первый бой.

Учебный год в школе начинается с урока мужества. На этот раз его проводит учитель истории, участник Великой Отечественной войны Василий Яковлевич Купряхин. Ребята слушают рассказ, затаив дыхание. Вот так же и мы слушали своего военрука А. П. Ставропольцева…

В школе, как и прежде, весело, шумно. Но на уроках дисциплина строгая. Ребята старательно овладевают знаниями, занимаются спортом. В старших классах юноши охотно изучают военное дело.

Радостно становится на душе, когда видишь этих ребят. Надежная растет нам смена!

Примечания

1

ЦАМО СССР, ф. 220, оп. 451, д. 5, л. 135—136.

2

«Красное знамя», 11 апреля 1943 г.

3

ЦАМО СССР, ф. 382, оп. 8465, д. 51, л. 245.

4

«Сталинское знамя», 20 марта 1943 г.

5

А. И. Еременко. Сталинград. Записки командующего фронтом. Воениздат. М., 1961, стр. 473.

6

«Красное знамя», 14 марта 1943 г.

7

«Красное знамя», 14 марта 1943 г.

8

Сообщение Советского информбюро от 7 июля 1943 г.

9

См. «Правда», 29 марта 1944 г.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6