С наблюдательного пункта батареи хорошо просматривались цепи бойцов, наступавших на деревню. Но, прижатые к земле пулеметным огнем противника, они залегли и продвигались крайне медленно.
      Но вот недалеко от нас показалась группа всадников. Среди них батарейцы узнали начдива.
      - Чапаев! Впереди на иноходце, видишь?..
      Чапаев буквально врос в коня. Одет он был просто - солдатский китель, туго перетянутый ремнем с портупеями, револьвер, шашка через плечо и плетка в правой опущенной руке, на шее бинокль, Комдив скакал быстро, а за ним командир бригады Потапов, комиссар Фурманов и ординарец. Вскоре вся группа перешла в галоп.
      Мы выпустили несколько снарядов по деревне. Цепи бойцов поднялись и с криком "ура" бросились вслед за Чапаевым на врага. В бинокль было видно, как с противоположного конца деревни убегали белые.
      Таким и остался для меня в памяти на всю жизнь Василий Иванович Чапаев - бесстрашно летящим навстречу врагу...
      После взятия Уфы наша дивизия пополнилась людьми, оружием, боеприпасами, лошадьми. Павлинов получил замечательную тачанку и пару отличных лошадей.
      23 июня состоялся митинг, на котором Д. А. Фурманов сообщил, что чапаевцам предстоит сражаться против уральских белоказаков - в тех самых степях, которые дивизия исходила еще в прошлом, 1918 году. Известие было встречено с радостью - семьи многих бойцов терпели надругательства от казаков.
      "Прошу передать уральским товарищам мой горячий привет героям пятидесятидневной обороны осажденного Уральска, просьбу не падать духом, продержаться еще немного недель. Геройское дело защиты Уральска увенчается успехом"{6}. Такую телеграмму Ленин направил Фрунзе, и был приказ командарма: "Не позже 12 июля освободить Уральск..."
      В городе белоказачьими войсками была окружена 22-я дивизия. Гарнизон вместе с уральскими рабочими с конца апреля героически выдерживал осаду. Осажденные испытывали недостаток в продовольствии, снарядах, патронах. Больницы были переполнены ранеными. Но слова Ленина подняли дух уральцев, и они самоотверженно удерживали город Обороной Уральска руководили участник штурма Зимнего дворца Петр Григорьевич Петровский и комиссар 22-й дивизии Иван Ильич Андреев.
      2.июля началось наше наступление. В бою под станицей Соболевской белоказаки 2-го уральского конного корпуса понесли большие потери и вынуждены были отступать. Отходя, они опустошали селения, сжигали хлеба, отравляли колодцы, разрушали дороги. Чапаевцы или по горящей степи: трудно было дышать, изнуряла жажда, жара. Но ничто не могло остановить героическую 25-ю дивизию.
      Местное население, с радостью встречая нас, оказывало всяческую помощь. Потом Дмитрий Фурманов напишет в своем романе: "Самому Чапаеву прием оказывали чрезвычайный, - он в полном смысле был тогда "героем дня".
      - Хоть одно словечко скажи, - просили его мужики, - будут еще казаки идти или ты, голубчик, прогнал их вовсе?
      Чапаев усмешливо искручивал ус и отвечал, добродушный, веселый, довольный:
      - Собирайтесь вместе с нами - тогда не придут, а бабам юбки будете нюхать, кто же вас охранять станет?
      - А как же мы?
      - Да так же вот, как и мы, - отвечал Чапаев, указывая на всех, что его окружали.
      И он начинал пояснять крестьянам, чем сильна Красная Армия, как нужна она Советской России, что к ней должно быть за отношение у трудовой крестьянской массы..."
      7 июля наша 75-я бригада заняла хутора Самарцев и Шепталов. На третий день 225-й полк с боем вышел на реку Яик, заняв станицу Рубежную, а 223-й хутор Требухин. Наступление на Уральск развернулось на всех направлениях, и бригады вступили в Уральск. В тот же день Фрунзе сообщил об этом по телеграфу Ленину: "Сегодня в 12 часов снята блокада с Уральска. Наши части вошли в город. Рабочие и трудящиеся Уральска и его исстрадавшийся гарнизон встретили это памятное событие с радостью и восторгом".
      8 боях с уральским белоказачеством отличились многие бойцы и командиры, чьи имена потом стали известны всей стране. Кавалерийским эскадроном командовал будущий Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Начальником связи авиаотряда был С. А. Красовский - будущий маршал авиации, начальником команды по сбору оружия - прославленный партизанский командир С. А. Ковпак. Кавалерийским взводом командовал будущий генерал армии А. А. Лучинский.
      Обстановка на Восточном фронте складывалась благоприятно. Но с Северного Кавказа на Республику начала наступление 150-тысячная армия Деникина. 24 июня деникинцы заняли Харьков, 30 июня - Царицын. 3 июля враг перешел в наступление на Москву. "Все на борьбу с Деникиным!" - пролетел по стране призыв партии. И перед дивизиями встала задача ускорения разгрома уральского белоказачества.
      Чапаев наметил наступление вдоль правого (высокого) берега, реки, где были расположены основные казачьи станицы. На этом направлении он сосредоточил две бригады - 73-ю и 74-ю. Казаки неоднократно пытались переправиться через Урал, чтобы обойти 25-ю дивизию с левого фланга. И нашей бригаде, занимавшей позиции на этом фланге, была поставлена задача оборонять свой участок фронта, используя реку как водную преграду. Некоторое время спустя из-под Илецка к нам на подкрепление прибыл 224-й Краснокутский полк Аксенова, с ним 3-я артбатарея Панченко. А 19 июля крупный отряд казаков, состоящий из 500 человек с пулеметами, переправился через Урал у станицы Рубежной и атаковал 225-й полк. Решительными действиями полка, 2-й батареи Смоктуновича атака была отбита, казаки тогда потеряли до 100 человек убитыми и ранеными. Наше наступление продолжалось. Проходило оно в тяжелых условиях: стояла нестерпимая жара, недоставало воды, продовольствия, боеприпасов.
      Но вот в связи с перегруппировкой войск 4-й армии, выводом в резерв 22-й дивизии дивизия Чапаева получила приказ выйти и закрепиться по реке на линии колония Шишонкова, колония Просвет, хутор Чаганский.
      Приказ был выполнен. Мы заняли оборону.
      Ввиду значительного удаления батарей от штаба дивизиона Павлинов закрепил батареи за полками. Снаряды приказал экономить, огонь открывать только по требованию командиров. Вместе с Павлиновым от батареи к батарее передвигался на нашей новой тачанке и я. У меня пулемет, хорошо укрепленный на задней спинке, винтовка, наган. Порой отстреливались от белоказаков, прорвавшихся в наши боевые порядки. Сильно беспокоит какое-то желудочное заболевание, но лечиться некогда. Все мы тогда переносили невзгоды и трудности молча. Наш комиссар Дмитрий Фурманов, обеспокоенный создавшимся положением, докладывал Фрунзе и Реввоенсовету 4-й армии:
      "Объезжая цепи в течение последних дней, вижу не вероятно трудное положение красноармейцев. Нет белья, лежат в окопах нагие, сжигаемые солнцем, разъедаемые вшами. Молча идут в бой, умирают, как герои, даже некого выделить для наград. Все одинаково честны и беззаветно храбры. Нет обуви, ноги в крови, но молчат. Нет табаку, курят сушеный навоз и траву. Молчат. Но даже молчанию героев может наступить конец. О благороднейших героях мы заботимся не по-геройски. Мы, несомненно, не правы перед ними. Сердце рвется, глядя на их молчаливое терпение. Не допустим же до разложения одну из самых крепких твердынь Революции. Разуйте и разденьте кого хотите. Пришлите материала, мы сошьем сами, только дайте теперь что-нибудь. Мобилизуйте обувь и белье у населения".
      Фрунзе и Куйбышев быстро отреагировали на доклад Фурманова, проявив большую заботу о дивизии Чапаева. В дни обороны она начала пополняться людьми, оружием, боеприпасами. Улучшилось снабжение продовольствием, обмундированием.
      За время затишья я старался привести в порядок штабные дела дивизиона. Заново составили списки личного состава, уточнили состояние и качество орудий, лошадей, переучли запас снарядов и патронов. Но неясность оперативных задач, большая растянутость нашей бригады, отсутствие 224-го полка, который подчинили 1-й армии, тревожили Чапаева. В докладной записке в штаб армии он писал: "Такой участок для одной бригады охранять невозможно. Распыленная по одной роте, она не в силах охранять данный участок. Части могут быть легко разбиты противником, а поддержка ниоткуда не придет... Я нахожусь в совершенном неведении, что за задачи 25-й дивизии. Боевой задачи нет никакой. Отдыху тоже нет, и распылили всю дивизию мелкими частями, командному составу не в силах следить за порядками в частях и отдавать срочные распоряжения. И еще раз докладываю. Согласно уставу, в корне преследуется распыление частей, и считаю строго недопустимым в дальнейшем такое положение. Требую дать известную задачу 25-й дивизии. Все войска 25-й дивизии на протяжении 250 верст лежат в цепи под палящим солнцем и более двух месяцев не мыты в бане. Некоторых паразиты заели. Если не будет дано никакого распоряжения, я слагаю с себя обязанности начдива, мотивируя нераспорядительностью высшего командного состава, передачей некоторых частей в другие армии... Для передвижения раненых и больных красноармейцев на тракте Уральск - Оренбург необходимо иметь этапные пункты. На эту мою записку жду ответа и срочных распоряжений".
      Начдива Чапаева тревожила боеготовность войск, он критиковал недочеты в работе штаба 4-й армии. И в начале августа 1919 года командарм Авксентьевский приказал 25-й дивизии начать наступление на Лбищенск. Против Чапаева на этом участке фронта был выставлен Уральский корпус белых - свыше 10 тысяч человек.
      Учитывая все повадки и тактические приемы казаков, наш начдив доложил в штаб 4-й армии свой план наступления. Его беспокоила защита флангов. С этой целью он требовал: 75-й бригаде определить наступление по "бухарской обороне", как мы тогда называли восточный берег Урала, оборону участка Рубежная, Требухин, Генварцевское передать 47-й дивизии, а защиту правого фланга возложить на 50-ю дивизию 4-й армии.
      Главный удар по казачьим войскам Чапаев планировал нанести" силами 73-й и 74-й бригад. Реввоенсовет Южной группы войск принял его предложения, и мы снова пошли в наступление.
      После упорных боев заняли Скворкино. 6 августа вышли на хорошо укрепленный форпост Бударинский. Вокруг него три линии окопов с траверсами. В обороне - два белоказачьих полка, учебный полк и юнкера Гурьевской пехотной школы. Под прикрытием артиллерии Чапаев и Фурманов ведут в атаку 220-й и 221-й пехотные полки. Противник не выдерживает - и форпост Бударинский наш.
      Страшную картину обнаружили мы здесь после ухода белоказаков. Во рву лежали трупы пленных красноармейцев с вырезанными на теле звездами, переломанными руками, ногами, отрезанными ушами. Скрыть следы злодеяния белоказаки и кулаки не успели - собирались сбросить в ров еще шестьдесят восемь раненых красноармейцев, да спешно бежали.
      Продолжая преследовать отступавшую армию генерала Толстова, чапаевцы заняли станицы Кожехаровскую, Лбищенск, Сахарную. Однако продвижение в глубь уральских степей делало положение 25-й дивизии все более тяжелым. Фронт ее растянулся на много километров тремя группировками сил. Поддерживать связь, управлять войсками было крайне трудно. Казачьи же дивизии, хотя и отступали, сохраняли боеспособность, тылы их опирались на Гурьев, где англичане и снабжали генерала Толстова всем необходимым - вооружением, боеприпасами, продовольствием.
      Командир нашего дивизиона, предвидя трудности со связью, решил держаться ближе к штабу дивизии, к Чапаеву, и двигаться вместе с 223-м полком. Вместо Потапова, который тяжело заболел, командиром нашей бригады назначили Ефрема Аксенова - бывшего унтер-офицера. Как и Чапаев, Аксенов за боевые заслуги на Турецком фронте был награжден тремя георгиевскими крестами. Накопился у него и достаточный боевой опыт борьбы с казаками. Поэтому с решением командира нашего дивизиона он согласился.
      И действительно, выбив противника из населенных пунктов Хуторское, Джуваны-Куль, полки разошлись веером - каждый по своему направлению, и связь между ними была почти потеряна.
      Впервые мне пришлось участвовать в боевых порядках полка, действующего в отрыве от других частей. Иван Ершов, командир 223-го полка, в прошлом прапорщик, построил полк в виде кольца, составленного из взводов и рот. В каждой роте первая цепь из двух взводов, вторая - из одного взвода как резерв командира роты. Пулеметные тачанки роты двигались между цепями. Резервом командира полка была полковая пулеметная рота. А внутри этого кольца шла полевая артиллерия - 1-я батарея нашего дивизиона: четыре орудия и зарядные ящики. Для нее предусматривалось определенное пространство, чтобы суметь снять орудия с передков и открыть огонь. При малых дистанциях орудия могли выехать за пределы пехотной цепи. За артиллерией следовал многочисленный обоз из военных тачанок и крестьянских подвод. Впереди, в авангарде, действовала разведка полкового эскадрона, указывающая полку наиболее ровный путь в обход озер, других препятствий. Она же доносила сведения о противнике. Таким образом, полк двигался в заданном направлении как бы в положении круговой обороны и был готов отражать атаки любых групп казачьей конницы.
      Однако двигались мы медленно. В день могли сделать не более 15 - 20 верст. Степь была покрыта высохшей травой с колючками, от безводья страдали и люди и лошади. Только верблюды передвигались беспрепятственно, невзирая на жару.
      Когда в Лбищенске наступление приостановилось, 223-й полк тоже остановился на несколько дней. Маневрировать огневыми средствами очень мешал обоз. Поэтому после очередного перехода полк с малым обозом и артиллерией было решено отправить дальше, а большое количество крестьянских подвод на лошадях и верблюдах оставить в Рерухово. Для охраны обоза выделили одну роту, днем несколько подвод послали в Уральск за продовольствием и в степь за сеном.
      Вдруг уже после обеда, часов в шесть вечера, пост наблюдения, располагавшийся на мечети, доложил, что наши подводы на большой скорости возвращаются обратно. Через некоторое время на горизонте показались густые цепи конных казаков, наступавших с юга и востока, - не менее 200 всадников. За цепью следовали пулеметы, две полевые пушки малого калибра, из которых открыли огонь по окопам, оставленным 223-м полком. Но, обнаружив, что они пустые, казаки спешились и повели наступление на Рерухово. Иван Ершов, случайно находившийся здесь, организовал оборону, и мы встретили белоказаков ружейным и пулеметным огнем. Командир полка перебегал по окопам пригнувшись, а то и во весь рост ходил по участку, перебрасывая бойцов с одного направления на другое, воодушевляя их личным примером. Он-таки успел послать группу конных разведчиков с приказанием вернуть ушедший полк нам на помощь.
      Казаки стреляли из винтовок и пулеметов разрывными пулями - новинка английского производства. В этом бою Иван Ершов погиб, с ним - еще несколько красноармейцев. Тридцать два были ранены, среди них командир нашего дивизиона.
      Павлинова принесли в землянку, сделали перевязку, но стрелять он уже не мог. Узнав, что Ершов убит, приказал мне:
      - Александр! Иди в цепи, командуй. Смотри, чтобы зря не стреляли. Патронов не так много.
      Передвигаясь перебежками по окопам, я нашел командира роты. Вместе с ним упорядочили огонь по белоказакам, усилили оборону на особо опасных направлениях. Затем я организовал доставку патронов из обоза, установил места для перевязки. Наблюдателя на мечети пришлось сменить - он тоже был ранен.
      Бойцов в окопах оставалось все меньше. А казаки между тем, мелкими группами перебегая за землянками, заметно приближались. Положение наше становилось критическим. Невольно я все чаще посматривал в степь: доскакали ли разведчики до полка или их перехватили враги?..
      И вот наблюдатель с мечети прокричал:
      - Вижу цепь полка! К нам идут!..
      Казаки тотчас прекратили огонь и отошли от Рерухово в восточном направлении. Полк расположился кольцом в ранее отрытых окопах, а утром мы снялись с места и в прежних боевых порядках продолжили наступление.
      Опаленная беспощадным солнцем, высохшая степь все более затрудняла наше продвижение. Казачьи группы все чаще беспокоили боевое кольцо, нападая с разных сторон. Озеро Челкар осталось где-то на востоке. Пришлось уменьшить суточную выдачу воды, хлеба, других продуктов. Но бойцы безропотно шли на юг.
      5 сентября утром, как обычно, полк поднялся для очередного перехода. Ничто не предвещало беды. Но не прошли мы и нескольких километров, как неожиданно с тыла нас начали догонять почти голые люди. Они бежали по следу, который оставляло в степи движение полка. Мы остановились. Пять человек из 73-й бригады - Белобородов, Пантелеев, Зайцев, Додонов и Платухин - все в крайне изможденном состоянии, с окровавленными ногами. Они оповестили нас о тяжелом событии: белоказаки уничтожили штаб нашей дивизии.
      Печальный их рассказ сводился к следующему: 73-я и 74-я бригады с боями заняли станицу Сахарную. Чапаев был, как всегда, на передовой, а штаб дивизии переехал из Уральска в Лбищенск. Комиссара дивизии Фурманова отозвали от нас, назначив начальником политотдела Туркестанского фронта. Вместо него прибыл Павел Батурин, и 4 сентября они с Чапаевым приехали в Сахарную, чтобы побеседовать с бойцами - трое суток там не получали хлеба.
      В Лбищенске кроме штаба дивизии находился обоз мобилизованных крестьян Самарской губернии и дивизионная школа красных инструкторов - 600 человек. Других частей для охраны штаба не было.
      И вот к вечеру 4 сентября Чапаев с новым комиссаром Батуриным вернулись в Лбищенск. На фронте было затишье. Но, получив донесение от обозников, посланных в степь за сеном, что в 20 километрах от Лбищенска на них напала сотня белоказаков, Чапаев потребовал разведывательные сводки за последние дни. В сводках сообщалось, что казачьих частей нигде не обнаружено, а передвижение небольших разъездов - дело обычное, и Чапаев успокоился.
      Лбищенск скорей обычное село, чем город - низенькие домишки, слепленные из глины и побеленные известью, ни садов, ни деревьев. Когда передвигаются конники, от пыли в тридцати шагах ничего не видно. Фронт отсюда был в 80 километрах - относительное затишье. Чапаев с Батуриным помылись в бане когда еще такой случай выпадет, - попели, поговорили и улеглись спать.
      Лбищенск по ночам охраняла дивизионная школа. По окраинам выставлялись небольшие заставы, а внутри охрану несли отдельные пешие патрули. Связи - ни со штабом, ни между заставами.
      Между тем к Лбищенску долиною реки Кушум шли белоказаки частей Бородина и Сладкова: 1150 сабель, 14 пулеметов, 4 орудия. В 25 километрах от села они остановились и укрылись в камышах. Бесшумно сняв посты и караулы, белоказаки вихрем ворвались в спящее село и застигли штаб дивизии врасплох.
      Самоотверженно дрались чапаевцы. На Соборной площади, отбив пулемет, комиссар Батурин с Василием Ивановичем косили казаков, пока не кончились патроны. Здесь же была часть курсантов дивизионной школы под руководством Петра Чекова, начальник политотдела дивизии Дмитрий Суворов, помощник комиссара дивизии Иван Крайнюков.
      Но силы были неравны. На рассвете ударила артиллерия белых. Кольцо окружения неумолимо сжималось. Смертью храбрых пали комиссары П. С. Батурин, И. А. Крайнюков, командир дивизионной школы П. Ф, Чеков с сыном. В штыковой атаке погиб Д. В. Суворов. Тяжело ранен начальник штаба дивизии Н. М. Новиков. Раненный в руку, Чапаев продолжал сражаться. Путь к своим лежал только через реку Урал...
      Мало кому удалось пережить лбищенскую трагедию. Петр Исаев, верный помощник Василия Ивановича, был до конца верен комдиву и сдерживал белоказаков огнем, надеясь, что Чапаев переправится на тот берег. Последнюю пулю он оставил себе.
      А Чапаев навсегда остался в волнах Урала...
      Подробности этого тяжелого события мы узнали несколько позже. Тогда же, выслушав рассказ пятерых бойцов о происшедшем, мы не могли поверить, что Чапая не стало. Каждый из нас думал, что он вот-вот появится. Дмитрий Фурманов так и записал в своем дневнике:
      "Думаю обо всех, за всех жутко и больно, всех жалко, но из всех выступает одна фигура, самая дорогая - Чапай. На нем сосредоточены все мысли. Где он? Жив ли мученик величайшего напряжения, истинный герой, чистый, благородный человек? Ну давно ли я оставил тебя, Чапай? Неужели погиб? Не могу поверить, надо проверить у Фрунзе..."
      Еще долгое время ходили слухи и предположения, что Чапаев где-нибудь лечится у кочевников. Так велика среди нас была любовь к легендарному начдиву.
      А к Лбищенску уже вечером 6 сентября, проделав 70-километровый марш, подошли бригады из Каршинского и Сахарной. С ходу атаковав белоказаков, красноармейцы на следующий день отбросили их на север. Долго искали чапаевцы тело своего командира, сетями и неводами бороздили Урал. Но поиски не дали результатов.
      Следы зверских расправ оставили после себя белоказаки. Они расстреливали всех подряд: красноармейцев, обозников-крестьян, даже больных и раненых - выводили из дивизионного госпиталя, заставляли рыть могилы и тут же убивали.
      В одном из подвалов уцелели тяжело раненный начальник штаба дивизии Новиков и редактор газеты Ренц. От них, от немногих других оставшихся в живых и стали известны подробности той страшной сентябрьской ночи.
      "Я находился в одной комнате с Крайнюковым, - рассказывал Андрей Платухин. - Проснулись мы от крика наших ординарцев: "Казаки!" Крайнюков выбежал на улицу первым. Я выскочил вслед за ним и побежал. У дома, где жил Чапаев, к нам присоединилось человек 15, кто с винтовкой, кто с револьвером. На нас неслись конные казаки. Чапаев крикнул: "По кавалерии - пли!" Мы произвели несколько залпов. Казаки отскочили. В районе дивизионной школы инструкторов шел бой. Чапаев с группой бойцов побежали туда.
      В нескольких десятках метров от нас увидели группу штабников во главе с Суворовым, которая заняла глинобитный сарай и била по казакам. Здесь собралось человек сорок. Кто-то сообщил, что убит командир Гладков, погиб работник политотдела Кучера. Крайнюков, увидев, что из-за угла казаки выкатывают пулеметы, бросился на пулеметчиков, но был тяжело ранен, а Суворов с группой бойцов захватил два пулемета. Я попросил ординарца Николая Усанова (он из Пугачевского уезда, села Ключи) положить тяжело раненного Крайнюкова на коня и переправить через Урал.
      К нашей группе подошел тяжело раненный комиссар дивизии Павел Батурин. Он спросил, есть ли патроны. Я ответил, что есть штук по десять. Он приказал стрелять только в упор.
      Часов через пять-шесть я увидел, как с несколькими солдатами, весь в крови, с винтовкой в руках, прибежал Чапаев. Он на ходу отстреливался. Казаки начали артобстрел нашей группы, разорвалось несколько снарядов, и многие погибли. Тут я увидел Антонова, комиссара 219-го полка (Дедушку). С ним мы стали отходить к Уралу. Мне удалось переплыть реку. Встретившиеся на "бухарской стороне" артиллеристы отправили меня в госпиталь..."
      А вот как вспоминал тот страшный час Иван Володихин: "Когда казаки часов в 5 утра 5 сентября налетели на штаб дивизии в Лбищенске, наш взвод конных ординарцев при дивизионной школе держал оборону. К нам подбежал Чапаев, раненный в левую руку, и скомандовал: "Вперед - на врага!" Мы пошли в. атаку и отбили казаков, дав возможность нашим закрепиться на берегу реки Урал. Во время атаки было много раненых и убитых. Конники бились пешими, так как потеряли лошадей. Мы старались прорваться, но я был тяжело ранен, и меня схватили казаки. На допросе мне штыком прокололи руку, потом ударом приклада сбили с ног, и я потерял сознание. Когда пришел в себя, приказали вырезать на теле знак звезды, а от следующего удара я снова потерял сознание. Очнулся уже во рву среди трупов расстрелянных товарищей, когда в город вошли чапаевцы..."
      Наша бригада, продвигавшаяся на "бухарской стороне", получив известие о разыгравшейся на реке Урал трагедии, окопалась и простояла в обороне полтора дня. Командование 25-й дивизией принял на себя Иван Семенович Кутяков, и к исходу 6 сентября разъезд кавалерийского дивизиона передал нам распоряжение отходить к Уральску.
      Измотанные тяжелыми переходами, непрерывными боями, яростными атаками казаков, мы пробивались на соединение с частями Уральского гарнизона. Все трудности, казалось, были уже позади, когда произошла схватка с белоказаками у форпоста Янайский, к которому мы подошли ночью. Бойцы уснули мертвым сном. И в это время со всех сторон белоказаки открыли по ним артиллерийский и ружейно-пулеметный огонь, двинули броневики. Все смешалось!..
      Вот что писалось по этому поводу в приказе по Туркестанскому фронту от 8 января 1920 года:
      "В ночь с 9 на 10 сентября противник, подтянув на подводах к Янайскому пехоту и подкравшись к нашим цепям, ударил во фланг. Полк дрогнул, но, по приказу и под личным командованием Хлебникова, 3-я батарея остановилась на месте и открыла ураганный огонь при прицеле 10, благодаря чему противник отступил, но затем вновь бросился в атаку, имея несколько броневиков. Несмотря на ужасный пулеметный огонь, под которым находилась батарея, Хлебников лично выдвинул два орудия на открытую позицию навстречу бронеавтомобилям и, открыв огонь, принудил их отступить. Самый сильный автомобиль был подбит. В этом бою Хлебникова ранили, но он остался в строю. Своими решительными действиями он восстановил положение дрогнувших частей и дал возможность отступить в полном порядке к форпосту Скворкино".
      В тяжелом бою у Янайского отличились командир бригады Сергей Сокол, комиссары Петр Брауцей, Николай Пархоменко, Кузьма Завертяев, командиры полков Гавриил Горбачев, Семен Садчиков, Сергей Мальцев. За мужество и отвагу командир 74-го артиллерийского дивизиона Николай Хлебников и командир батареи Андрей Семиглааов были награждены орденом Красного Знамени.
      Продолжая отходить, чтобы с юга и юго-запада не допустить белоказаков к железной дороге и Уральску, группа Бубенца, в которую входили 223, 218, 1-й кавалерийский полки и наш артдивизион, к середине сентября достигла реки Барбастау. Остальные полки бригады Аксенова тоже отошли к Уралу. В дивизии снова создалось тяжелое положение со снабжением боеприпасами, продовольствием, обмундированием. А уже надвигалась осень.
      После гибели Чапаева командование 25-й дивизией принял Иван Семенович Кутяков. Еще в апреле 1918 года он организовал красногвардейский отряд, который влился в Чапаевскую дивизию. Был начальником нашей разведки, командиром батальона, командиром полка, командиром бригады. В 1923 году он окончил Военную академию РККА, затем командовал Хорезмской группой войск по ликвидации басмачества. Позднее был заместителем командующего войсками Приволжского военного округа. Награжден тремя орденами Красного Знамени, орденом Хорезмской республики.
      А в том далеком 1919-м начдив Кутяков докладывал командующему 4-й армией Лазаревичу: "Патронов в частях нет. Идет дождь, а обуви и шинелей у солдат нет. Настроение понизилось. Солдаты ропщут. Командир группы Бубенец сообщил, что 218-й и 223-й полки отказались идти в наступление, потому что раздеты и разуты. Бубенец дал слово, что в 3-дневный срок обует и оденет бойцов, и полки пошли в наступление на Барбастау. Положение серьезное. Прошу принять срочные меры".
      Лазаревич ответил: "Предполагается наступление на Лбищенск - Горбуново, а сейчас задача дивизии обеспечить линию железной дороги от противника. Фрунзе обещал выслать патроны, а у меня их тоже нет. Обещал помочь обувью, бельем. Шинелей нет, но обещаны телогрейки. Ведите разъяснительную работу о трудностях..."
      23 сентября дивизия перешла в наступление. Белоказаки сопротивлялись ожесточенно. Через неделю они сами попытались прорвать наш фронт под Уральском, однако отступили с большими потерями. 4 октября мы получили приказ Реввоенсовета Туркестанского фронта:
      "Славные войска Туркестанского фронта, пробивая России путь к хлопку и нефти, стоят накануне завершения своей задачи...
      Пусть не смущает вас ничтожный успех врага, сумевшего налетом кавалерии расстроить тыл славной 25-й дивизии и вынудить ее части несколько отойти к северу. Пусть не смущает вас известие о смерти доблестного вождя 25-й дивизии тов. Чапаева и ее военного комиссара тов. Батурина.
      Они пали смертью храбрых, до последней капли крови и до последней возможности отстаивая дело родного народа...
      В увековечение славной памяти героя 25-й дивизии тов. Чапаева Революционный Военный Совет Туркестанского фронта постановляет:
      1. Присвоить 25-й дивизии наименование "Дивизии имени Чапаева"{7}.
      Приказ воодушевил бойцов. В середине октября конная группа комбрига Сергея Сокола в составе 1-го, 3-го Доно-Кубанского кавалерийских дивизионов и 1-го кавалерийского полка приступила к ликвидации противника, проникшего в тыл Уральска. Передовой отряд Гавриила Шустова в составе 1-го батальона Петра Грибанова, полковой школы инструкторов Константина Бахтеева и кавалерийского эскадрона Павла Щенникова занял хутора Дьяков и Вишневский. Но белоказаки ночью внезапно ворвались в расположение отряда, и разгорелся бой, Бойцы 1-го батальона попали под сильный огонь противника. Геройски сражались и пали смертью храбрых комбат Петр Грибанов, командир 3-й роты Андрей Жданов. Тогда батальон в атаку повел Григорий Рублев. В отряд Чапаева он пришел всей семьей.
      С 14 по 26 октября группа Сокола вела бои с прорвавшимися в тыл Уральска частями белоказачьей армии, и они были окончательно ликвидированы. Дивизия получила задачу "занять всю населенную полосу по реке Урал до Лбищенска, а также район "Джамбейтинской ставки" и оттеснить оставшиеся части противника в безлюдные степи, с тем чтобы лишить противника последних ресурсов борьбы".
      Наша 75-я бригада, под командованием Ефрема Аксенова, снова шла с боями на юг - через хутор Широков, Бахарев, Локтев, Портнов. Продвинулись вперед уже более чем на 200 верст, заняли калмыцкие поселки - Казанский, Мухортский.
      Всюду свирепствовал тиф. Эпидемия поразила уже около пяти тысяч человек. Заболел и убыл в госпиталь Павлинов. За него остался командир 2-й батареи Смокту-нович. Вместе с ним мы отдали приказ - отобрать во всех батареях наиболее сохранившиеся орудия, лошадей и направить на Калмыков в распоряжение Кутякова, который вел решительное наступление на Гурьев. Оформив приказ, почувствовал, что силы покидают меня. Температура 39 - 40 градусов. Лежу в забытьи. На конной повозке меня доставили в Александров-Гай, оттуда верблюжьим транспортом в Новоузенск. Укрытого кошмой, меня привязали веревкой - чтобы не вывалился по дороге. А путь до Новоузенска мучительно долог. Ночуем в мазанках, куда от повозки я добираюсь ползком. Воду пью ледяную, чувствуя во рту кусочки льда, а кажется, что вода горячая. Двое из семи саней оставили в хуторе - кто-то умер...