Незаметно мы обошли холмистую местность, на которой расположен парк, и вернулись в консульство.
      В этот день клуб полярных исследователей, Русско-американский институт культурной связи, Географическое общество, Музей естественной истории и Торговая палата устраивали обед в честь перелета.
      В огромном зале отеля "Валдорф Астория" на Пэрк-авеню, которая иначе называется улицей миллионеров, собрался ученый и культурный мир Америки.
      Среди географов, журналистов, профессоров и государственных деятелей я увидел Вильямура Стифансона, Хэтти и Маттерна, летавших через СССР в Америку, летчика Кеньона, участника экспедиции Эльсворта на Южный полюс, и седого, худощавого негра. Это был Матью Хэнсон, единственный оставшийся в живых представитель экспедиции Роберта Пири к Северному полюсу. Стифансон настоял на том, чтобы негр Хэнсон сидел вместе с нами в президиуме.
      Обед, как полагается, начался с холодной воды и дыни. И сразу же начались речи. Стифансон говорил от своего имени и от имени людей, приславших со всех концов Америки и Европы приветственные телеграммы.
      Вильямур Стифансон в то время был известен всему миру как полярный исследователь. Ему было 58 лет, но он бодр, моложав и полон надежд на окончательное завоевание Арктики. Прямая рослая фигура путешественника, закаленного в суровых переходах, в борьбе со льдами, с пургой и вьюгой, подчеркивала в нем человека твердой воли, покорителя и сына природы.
      Стифансон подолгу бывал в Арктике. Его экспедиция 1913 - 1918 годов, задуманная как исследование островов архипелага Парри, расположенных к северу от берегов Канады, и прилегающей к островам части Ледовитого океана, была хорошо снаряжена. Экспедиция располагала несколькими судами, которые должны были двигаться летом вдоль северных берегов Канады и вдоль берегов отдельных островов и устраивать в намеченных местах базы.
      Однако исследовательские работы Стифансон проводил очень ограниченными группами - по три-четыре человека. Иногда он не брал даже собак. С 1913 по 1918 год Стифансон исходил и изъездил всю западную часть архипелага Парри.
      Экспедиция продолжалась пять с половиной лет. Стифансон подробно изучил американский север в условиях зимы и лета. Он знал, что такое полярная ночь и что такое полярное лето. Едва ли кто другой из исследователей обладал таким разносторонним опытом передвижения и существования в Арктике, как этот скромный и простой человек.
      Экспедиция Стифансона была чрезвычайно продуктивна. Он открыл новые острова, о существовании которых до него не было никаких сведений: остров Борден, расположенный на 78-й параллели, остров Мейген на 80-й параллели и остров Лоуфид на широте 77°30'. Стифансон не только открыл эти острова, но и сделал их географические начертания с подробным описанием.
      К островам этим нет доступа по воде, подобно тому как, например, к нашим островам Земли Франца-Иосифа. В летнее время суда стифансоновской экспедиции могли только пройти к берегам самого южного острова - Земли Бенкса. К остальным островам Стифансон проходил на лыжах, в редких случаях на собаках. Опасность подстерегала отважных полярных путешественников на каждом шагу. Арктика не прощает ошибок! В декабре 1916 года на Земле Бенкса погибли два участника экспедиции Бернард и Томсон.
      От полуострова Изаксона, расположенного на 79°30' широты, Стифансон проделал санный рейд в Ледовитый океан и достиг широты 80°30'. Экспедиция Стифансона открыла на острове Мельвиля залежи бурого угля, годного к употреблению как местное топливо. Экспедиция установила, что на островах водятся мускусный бык, карибу (северный олень), белые медведи, волки, песцы, тюлени. Стифансон делал неоднократные переходы, не взяв с собой почти никакого продовольствия, - убивал карибу, нерпу, медведя и готовил из мяса пищу. Стифансон собрал огромный исследовательский материал о погоде в Арктике в условиях лета и полярной ночи.
      По научным результатам полярная одиссея Стифансона не менее значительна, чем экспедиция Амундсена, предпринятая знаменитым норвежским ученым, в 1903 году для изучения магнитного полюса и установившая так называемый Северо-западный проход.
      Из своих исследований Стифансон сделал обобщение огромной важности: Арктика не так уж сурова, как иногда ее изображают. При некоторых навыках человек может существовать здесь, занимаясь охотой.
      Эти взгляды Стифансон изложил в большом труде, который он назвал "Гостеприимная Арктика". В дни подготовки к нашему перелету через Северный полюс мы использовали эту книгу, переведенную, хотя и не полностью, на русский язык. В ней мы нашли и подробные географические описания, и рассказы о способах передвижения по островам и по льду, и приемы приготовления пищи, и способы охоты, и много других ценных сведений, которые мы прочли с интересом и с благодарностью к автору.
      А со страниц объемистой книги на нас смотрело мужественное лицо человека, идущего покорять природу, не боящегося трудностей и лишений.
      И вот сейчас этот человек сидит перед нами. У него мягкие черты лица. Светлые, тронутые сединой волосы зачесаны назад. Взгляд серых глаз простой, ясный. Говорит Стифансон не спеша. Жесты размеренны и неторопливы. Он рад быть нам полезным даже сейчас, после нашего перелета. Поэтому он иногда встает со стула и что-то ищет для справок.
      Стифансон хорошо знает не только свою, американскую, но и советскую Арктику. Он знаком со многими нашими полярниками и признает, что СССР в работе по освоению Севера далеко опередил другие страны. Стифансон тепло отзывается о советских ученых и с уважением относится к нашей стране.
      Полярный исследователь пришел в советское консульство пешком. Я заметил, что он принес с собой какой-то сверток.
      - Какова ледовая обстановка в Арктике и в районе архипелага Парри? поинтересовался Стифансон в первую очередь.
      - Везде сплошной лед, - сказал Валерий, - Чистую воду мы видели только у берегов Канады, близ Пирс-Пойнта.
      - Мало чистой воды, - подтвердил Байдуков, - Небольшое озеро...
      Стифансон оживился:
      - Я так и знал! В июне там обстановка еще вполне зимняя.
      Мы попросили доктора Стифансона рассказать о характере льдов в том районе, где он путешествовал. Он очень обрадовался нашему вопросу и начал подробное и обстоятельное повествование:
      - Летом в полосе двести - триста миль от берега появляется много больших разводий. А затем эта чистая вода покрывается молодым льдом. Под влиянием ветров н течений молодой лед торосится. Огромные ряды остроконечных ледяных нагромождений делают эту зону труднопроходимой. А дальше, в глубь океана, лед имеет возраст в несколько лет. Торосы там сглажены дождем, ветром и солнцем, местами покрыты снегом. На сплошном ледовом покрове океана между трещинами и торосами встречается много ледяных полей, на которые может сесть самолет. После моей последней экспедиции мне стало ясно, что только авиация поможет нам исследовать просторы Арктики.
      - Почему острова Мельвиля, Патрика и Бенкса кажутся с самолета желто-коричневыми? - спросил я Стифансона.
      - Это очень интересное явление, - ответил Стифансон. - Поверхность всех островов, расположенных западнее сотого меридиана западной долготы, даже зимой не полностью покрыта снегом. Растительность на этих островах довольно скудная, и поэтому земля имеет желто-коричневую окраску. Причина кроется в малом количестве осадков, которые выпадают зимой в этом районе. Острова же восточнее сотого меридиана и вся Гренландия, наоборот, покрыты ледниками. То, что за лето успевает растаять, с избытком компенсируется осадками в виде снега, который летом превращается в лед. Толщина ледников может достигать там нескольких сот метров.
      Мы с интересом слушали рассказ Стифансона. Он поднялся с кресла и распаковал сверток. В нем оказались карты и книги на английском языке. Это были его труды - описание экспедиции в Арктику. Каждому из нас он подарил свою книгу с надписью и карту. Последняя представляла для меня особую ценность, так как на ней были обозначены все радиостанции, посты и зимовки в американской Арктике.
      - Я вам тоже кое-что подарю, - сказал Байдуков. - Вот двадцатикопеечная монета. Она была у меня в кармане во время перелета через Северный полюс.
      Байдуков был прав, предлагая такой "подарок". Американцы ценят различные сувениры. Стифансон остался очень доволен.
      - Советский Союз, - сказал он, - больше, чем другие страны, прикладывает усилий к исследованию Арктики. Во имя науки советские летчики перелетели впервые в мире из СССР в Америку через Северный полюс. А ведь другие страны давно бы могли послать аэропланы в Арктику. Вы перелетели Северный полюс во время полярного дня. Но я считаю, что вы перелетите Арктику еще раз - полярной ночью.
      Стифансон еще долго излагал свои мысли о том, что полярной ночью в Арктике бывает достаточно светло от луны и от северных сияний, что в это время часто стоит безоблачная погода, отличная видимость и что экипаж самолета будет себя чувствовать не хуже, чем полярным днем.
      Стифансон расспрашивал нас о советских исследователях Арктики и о высадке научной экспедиции на Северном полюсе. Он выразил твердую уверенность, что в недалеком будущем мы наладим регулярное воздушное сообщение между СССР и Америкой через Арктику.
      2 июля состоялась самая интересная из наших встреч - митинг американских рабочих и коммунистов с вашим участием.
      Это было грандиозное мероприятие. Его устраивали Общество друзей Советского Союза и редакция журнала "Совиет Рашен тудей" ("Советская Россия сегодня").
      Еще задолго до начала у дверей манежа 71-го полка на 34-й стрит выстроилась многотысячная очередь желающих выразить свои симпатии летчикам Советского Союза.
      Зал манежа напоминал закрытый спортивный стадион - его размеры позволяли проводить футбольные тренировки. Трибуна была украшена флагами СССР и США. Висели огромные плакаты: "Америка приветствует советских пионеров воздушных сообщений!", "Вперед - к организации регулярных трансполярных рейсов!".
      Двенадцатитысячная толпа, ожидая нашего появления, пела международный пролетарский гимн. Едва мы успели переступить порог манежа, как многотысячный зал встал со своих мест. Рукоплескания и оглушающие крики приветствий слились со звуками "Интернационала". Мы стали жестами просить собравшихся сесть на свои места. Но это вызвало лишь новый взрыв аплодисментов. Прошло десять минут. Буря начала утихать. В верхнем ярусе я увидел много негров и негритянок.
      Митинг открыл руководитель Хайденского планетария. Свою речь он начал словами на русском языке:
      - Добро пожаловать, товарищи.
      Далее он отметил значение нашего перелета.
      - Американский народ восхищен советскими летчиками. Мы приветствуем вас как товарищей, - обратился он к нам. - Мы вас любим, потому что вы помогли нам лучше узнать Советский Союз. Вы не только покорители арктических пространств, но и вестники человеческой правды.
      Потом выступал Вильямур Стифансон. Он говорил об огромной научной работе СССР на Севере, о том, что исследователи Арктики во всем мире благодарны Советскому правительству за активную и постоянную поддержку, которую оно оказывает в течение нескольких лет исследователям Арктики.
      Теплую речь произнес и летчик Кеньон, принимавший участие в экспедиции на Южный полюс.
      - Я не оратор, а рабочий-летчик, - сказал он. - И я очень хорошо понимаю, какие трудности пришлось преодолеть нашим гостям во время полета через Арктику.
      Зал гремел рукоплесканиями. Где-то в глубине манежа раздалась песня "Авиационный марш". Песня ширилась, неслась навстречу нам. Присутствующие поднялись со своих мест, захлопали в ладоши, в знак одобрения засвистели. Напрасно председательствующий старался успокоить зал. Овации, не утихали. Чкалов долго не мог начать говорить.
      Наконец приветственные крики стихли. Но достаточно было Валерию произнести первую фразу, сказав, что наш полет принадлежит рабочему классу всего мира, как с новой силой вспыхнули овации...
      Приближался час нашего отплытия в Европу. Решено было отправиться на пароходе "Нормандия", в первом классе. Тут свои порядки. Вечером, например, мужчины должны появляться в парадных костюмах для приемов или токсидах (так в Америке называется смокинг). Мы были озабочены приобретением вечерних туалетов.
      Георгий, конечно, заупрямился. Он начал доказывать:
      - Для меня обычаи капиталистического мира не обязательны. Токсиду покупать не буду. Можно появиться в салоне и в сером костюме.
      Валерий, как "чиф-пайлот", ведал у нас международными вопросами. При подобных разногласиях голос его приобретал весьма убедительный оттенок.
      - Ты пойми, Егор, ведь не для себя делаем, а для народа! - говорил он.
      В конце концов мы уговорили Байдукова и вместе отправились за покупками. На примерку и тому подобные хлопоты ушел весь день. В магазине Георгий насупился и ворчал: смокинг с блестящими шелковыми лацканами не очень-то шел к его бритой голове.
      В Америке с бритой головой ходят лишь люди, недавно покинувшие тюрьму или сумасшедший дом, и мы всячески уговаривали Георгия сделать в этом пункте уступку американским обычаям. Но Байдукову было жарко, он остался непреклонен и, вопреки нашим просьбам, обрил голову наголо.
      С угрюмым лицом стоял он теперь перед зеркалом в неимоверно длинных брюках, отдав себя в распоряжение портного, который суетился вокруг него, что-то подрезая и примеривая.
      Но покупкой одних смокингов дело не ограничилось, и это также беспокоило Георгия. К парадному костюму полагались лакированные туфли, черные носки, стоячий крахмальный воротничок с уголками, галстук бабочкой и сорочка с "вафельной" грудью. К сорочке требовались запонки в виде крохотных шариков, а белый батистовый платочек, который обязательно должен быть виден из нагрудного кармана, завершал наряд.
      В американских магазинах покупки не принято брать с собой, и они были доставлены нам в консульство.
      Билеты на пароход были уже куплены. Выяснилось, что мы едем вчетвером: до Парижа нас будет сопровождать сотрудник торгпредства, свободно владеющий английским языком. Теперь у нас было больше свободного времени, и мы могли познакомиться с обыденной жизнью огромного капиталистического города.
      Георгий успел побывать в Гарлеме - негритянском районе Нью-Йорка. По гарлемским улицам Байдуков со своим спутником проходил глубокой ночью и вдруг услышал позади торопливые шаги. Его догнал негр с широким приветливым лицом.
      - Я хочу пожать вашу руку, - сказал негр на ломаном русском языке. - Я вас знаю, я вас встречал на Пенсильванском вокзале, я видел вас на митинге в манеже 71-го полка. Передайте привет всем своим товарищам из Советского Союза.
      Интересен Нью-Йорк ночью. Огромный город сверкает мириадами огней. По черному небу стремительно летят, переливаясь всеми цветами радуги, буквы, и кажется, вот-вот они заденут за крыши небоскребов. Это английская фирма "Кунард" рекламирует с помощью самолета свои пароходы. Огненные водопады низвергаются с вершин серых великанов. Рестораны, отели, магазины, аптеки, кинофирмы и торговые компании рекламируют свои блюда, изделия, танцевальные залы, фильмы, автомобили, жвачку и кока-колу.
      "Двадцать миль на галлон!" - вспыхивает реклама автомобильной фирмы "Шевроле". "Шесть в цене четырех!" - набегают на нее голубые буквы. Это значит, что "Шевроле" выпустила новую модель автомобиля с шестицилиндровым двигателем и он стоит столько же, сколько старый, четырехцилиндровый.
      Сияние исчезает, вновь вспыхивает, то расходится лучами, то рисует на черном небе узоры.
      А в узких улицах неисчислимые толпы - удручающее зрелище суеты, толкучки, многоголосый рев усилий, напора, низменных интересов, преходящих страстей. Внизу все это не так замечаешь - чересчур оглушает лязг и звон трамваев, дрожь автомобилей. Внизу на тротуарах, в окнах магазинов разыгрываются целые представления. В дорогих нарядах стоят манекены. Сквозь зеркальные стекла видны залы, полные первоклассных автомобилей. За витринами игрушечных магазинов слоны поднимают хоботы, птицы качают головами, ползают ящерицы и прыгают мартышки. Неоновые и аргоновые трубки, излучая разноцветный мигающий свет, будто перекликаются с бесконечными огнями небоскребов и уличными фонарями. Рекламы бегут, прыгают, летят, гаснут, вновь зажигаются.
      И вот в одну из ночей мы поднялись на смотровую площадку сто второго этажа "Эмпайр-Стейт-Билдинг". Гигантский город лежал внизу. И сюда, на высоту, поднимался какой-то, будто приглушенный, стон земли, здесь, наверху, где рассеивается копоть и дым, было слышно, как монотонным, но пронзительным криком вопила долина доллара, суеты и обольщений.
      Мы долго смотрели вниз. Чкалов был молчалив.
      - О чем задумался, Валерий? - спросил я.
      - В Москву надо ехать, вот что... - ответил он тихо. - Как туристы мы всегда успеем сюда приехать. А сейчас надо домой, и как можно скорей приниматься за работу.
      Наши мысли совпали. Он помолчал немного и добавил:
      - Как я буду счастлив, когда мы наконец приедем домой, на родину...
      Наступил день нашего отъезда. 12 июля пришло радостное известие: из Москвы вылетел по нашему маршруту самолет с экипажем: Громов, Юмашев, Данилин. Телеграмма была получена через полтора часа после взлета. С этой минуты консульство превратилось в штаб: беспрерывно звонили телефоны, приходили депеши. Когда машина Громова прошла над Северным полюсом, я раскрыл бортовой журнал и начал сравнивать, какое время для достижения полюса затратили мы и экипаж Громова. Мне сразу стало понятно, что вторая советская тройка совершает полет в более благоприятных погодных условиях. К моменту достижения Северного полюса у Громова был выигрыш во времени - три часа с лишним. А когда его самолет долетел до берегов Канады, то он уже достигал пяти-шести часов.
      Посадка экипажа Громова ожидалась 14 июля утром.
      Накануне отъезда я решил осмотреть аэропорт Нью-Йорка. Называется он Ньюарк и расположен в предместье города, в сорока пяти минутах езды на автомобиле.
      Ньюарк - был самым оживленным аэропортом мира. Сюда прибывали и отправлялись до 150 самолетов в день (парижский аэропорт Ле-Бурже - 55 самолетов, Темпльгоф в Берлине - 50 самолетов). Обширное летное поле Ныоарка с севера закрыто высокими зданиями и фабричными трубами, которые по ночам освещены сильным боковым электрическим светом. Другие подобного рода препятствия выделены светящимися неоновыми трубками. Границы же аэродрома обозначены часто расположенными белыми огнями.
      Я посетил центральный пост управления с пультами, откуда ведется управление всем освещением аэродрома. Рядом - диспетчерская. На столах карты воздушных линий. Дежурный диспетчер вел точную регистрацию прибытия и отправления самолетов, давал разрешение на вылет, назначал летчику высоту полета, отмечал на карте продвижение самолета, место и время его посадки.
      Две комнаты - отделение бюро погоды. Оно работало как отдел министерства земледелия. Сведения о погоде поступали сюда со всей страны; на основании их составлялись четыре карты в сутки: в 1 час 30 минут, в 7 часов 30 минут, в 12 часов 30 минут и в 19 часов 30 минут - они с кратким анализом состояния погоды и прогнозом на ближайшие дни.
      Такая карта аккуратно четыре раза в сутки вручалась каждой авиационной компании, а их в нью-йоркском аэропорту четыре. Впрочем, каждая частная авиакомпания имела своих специалистов, снабжающих летчиков перед вылетом и во время полета метеорологическими сведениями.
      Осмотрел я и аэродром и не сказал бы, что в нью-йоркском аэропорту исключительная чистота, что там нет пыли, что ангары его новы. Но все нужное оборудование для бесперебойного и безопасного сообщения там имеется, и используется оно полностью.
      Уезжал из аэропорта Ньюарк ночью. Одна сторона аэродрома была ярко освещена: производились общественные работы в порядке "ликвидации безработицы". На посадку заходил "Дуглас". На его носу, как у циклопа, мифологического великана с одним круглым глазом посередине лба, светился яркий свет посадочной фары.
      14 июля отходил в Европу наш пароход. Мы отправились на пристань "Френч-Лайн". Через несколько минут мы увидели набережную с высоким барьером и причалы, вдающиеся в Гудзонов залив. Но моря за огромными корпусами судов и зданий пароходных компаний не было видно.
      Но что это за гигантское сооружение? Когда наши автомобили остановились на набережной, я сразу обратил на него внимание. Сооружение оказалось носом, парохода. Это была "Нормандия" - самое большое пассажирское судно в Атлантическом океане, обладатель "голубой ленты", которая дается за наибольшую скорость рейса из Америки в Европу. Теплоход бортом пришвартован к многоэтажному морскому вокзалу. На борт перекинуты крытые трапы, похожие на тоннели. Внутри их двигались пассажиры.
      Не успели мы окинуть взглядом помещения морского вокзала, как наши чемоданы с привязанными к ним этикетками исчезли. При выходе на набережную я снова увидел их плывущими по длинной ленте транспортера куда-то вверх. Когда мы вошли на теплоход, багаж уже был размещен в каютах.
      Последние минуты прощания... Нас провожают сотрудники полпредства, друзья Советского Союза, доктор Стифансон...
      Теплоход "Нормандия" настолько велик, что разворачиваться в Гудзоновом заливе самостоятельно не может. К нему подходят крохотные буксиры. Они упираются своей носовой частью в борт нашего плавучего города и разворачивают его на 90 градусов.
      Мы стоим на палубе и наблюдаем открывшуюся панораму Нью-Йорка. Над общим уровнем домов возвышаются желтоватые громады небоскребов. Это остров Манхеттен. Справа я вижу статую Свободы. На фоне домов-великанов она кажется совсем небольшой. Мы проплываем мимо островка, который, как я узнаю, является чистилищем для прибывающих в Америку бедняков. Здесь помещается карантин.
      Океан спокоен. Погода ясная. Дует приятный теплый ветерок. Теплоход идет ровно, не покачиваясь, рассекая своим гигантским носом изумрудную воду. За кормой от винтов перекатываются мощные буруны, но теплоход не реагирует на легкое волнение волн.
      Мы плывем вот уже несколько часов, а Нью-Йорк все еще виден. Как я ни стараюсь убедить себя, впечатления, что мы вышли в океан, у меня не создается. Наоборот, мне начинает все больше казаться, что я нахожусь в большой американской гостинице с залами, салонами, ресторанами.
      На лифте я поднялся на палубу. Теплоход продолжал идти вдоль берегов, которые виднелись к северу от линии нашего пути. Я поинтересовался: как же проходит морской путь Америка - Франция? Оказывается, первую треть пути теплоход, пренебрегая некоторыми удлинениями, уклоняется к югу, обходя Ньюфаундлендскую отмель. Она опасна не столько своими незначительными глубинами, сколько обилием рыбачьих судов и суденышек. Столкновение вполне возможно, особенно ночью. Поэтому маршрутная линия отклоняется к югу, а затем, начиная с долготы 45°, - к порту Саутгемптон в Англии и заканчивается на севере Франции - в Гавре.
      Понемногу мы знакомимся с устройством теплохода "Нормандия" и его порядками.
      Вес судна 84 тысячи тонн. Это в два с половиной раза больше любого современного линкора.
      Байдуков восемь раз обошел теплоход по периметру палубы и уверен, что совершил прогулку в четыре километра.
      Население теплохода - 1500 человек команды и 1500 пассажиров. У "Нормандии" восемь этажей. Мы целыми часами бродили по коридорам, заходили в рестораны, в богато украшенные салоны, похожие на зимние сады, в концертные залы, бассейны для плавания, в кинотеатр, в гостиные, обставленные мягкой мебелью, статуями, картинами, - и все же четырех суток путешествия не хватило на то, чтобы изучить все помещения.
      Каждый час я открывал что-нибудь новое: то новый зал для танцев или игр; то салон, где можно написать письмо или почитать; то магазины, торгующие книгами, парфюмерией, мануфактурой; то костел с органом и ликами святых (здесь каждое воскресенье пастор проводит богослужение); то радиостудию и специальное бюро, откуда вы можете послать радиограмму в любую часть света. "Нормандия" все время поддерживает связь с материком. Еще за сутки пути до берега можно разговаривать по радиотелефону с любым пунктом Соединенных Штатов.
      Мы отдыхали как бы в городских квартирах. В каюте платяной шкаф, большое зеркало, настольные лампы, телефонная книжка около аппарата, дверь, ведущая в ванную. И только иллюминаторы с двойными стеклами напоминали, что мы находимся в Атлантическом океане.
      Голоса в соседней каюте прервали мой отдых. Это Чкалов и Байдуков надевали токсиды и брюки с шелковыми лампадами. Мои товарищи готовились к обеду. Я последовал их примеру и, переодевшись, вышел в вестибюль. На одной из стен увидел списки всех пассажиров с указанием номеров занимаемых кают. Среди пассажиров была известная киноактриса Марлен Дитрих с дочерью и мужем и доктор Кун - китайский министр финансов.
      Принято считать, что на каждом порядочном океанском пароходе находится по меньшей мере один итальянский или испанский граф, американский миллионер и русская аристократка, великолепно знавшая царя. У нас на "Нормандии" с некоей горделивостью американцы произносили еще имя какого-то лысого финансиста на кривых ножках, ибо был он одним из воротил Уолл-стрита и прославился тем, что от богатств своих пожертвовал миллион долларов на постройку какой-то грандиозной "грандоперы".
      Миллионер спросил Чкалова, богат ли он, и в ответ услышал:
      - Да. Очень богат.
      - В чем же выражается ваше богатство? - явно заинтересовался американец.
      - У меня сто семьдесят миллионов!
      - Сто семьдесят?! Чего? Рублей или долларов?
      - Нет! Сто семьдесят миллионов человек, которые работают на меня так же, как я работаю на них, - спокойно ответил Чкалов.
      Океанская качка не рассеивала забот миллионера: он и здесь жил в привычном ритме - повышение, понижение, беспрестанно диктуя письма и радиотелеграммы сухопарому бессловесному секретарю.
      Я узнал, что на "Нормандии" издается ежедневная газета, которая сообщает о новостях в мире, принимаемых по радио; в газете помещается также материал о внутренней жизни парохода, подробные объявления об увеселениях: вечером в салоне - концерт, в понедельник - костюмированный бал, завтра парикмахер заканчивает работу в два часа, а ежедневно - кинематограф. Завывает ветер, бушует океан, качается на страшных сизых волнах мечущееся суденышко, но в назначенный час на дрожащем полотне незадачливо важный Чарли Чаплин утоляет голод вареной подошвой, белокурые красавицы улыбаются все той же очаровательной улыбкой - и летят автомобили, мчится бесконечная погоня по модным улицам Лондона и Нью-Йорка.
      На следующее утро после отплытия мы с любезного разрешения капитана осмотрели навигационное и машинное оборудование "Нормандии", увидели то, что обычно скрыто от глаз пассажиров. Сначала поднялись на капитанский мостик. Капитанская рубка - обширная застекленная комната с хорошим обзором. Там мы застали дежурного помощника капитана и дежурного штурмана. Центральное место в рубке занимал большого размера магнитный компас, на котором девиация уменьшена до одного-двух градусов. Девиация - это искажение, которое привносится в показания магнитного компаса наличием судового железа и стали.
      Затем мы осмотрели судовой радиопеленгатор, с помощью которого определяется направление на любую работающую радиостанцию. Моряки пользуются этим прибором главным образом при подходе к берегам в тумане или при плавании вблизи препятствий.
      Дежурный штурман объяснил мне, что он начинает пользоваться радиопеленгатором в том случае, когда до берега остается 50 километров. Подойти к берегу во время тумана - дело очень трудное. В любую минуту теплоход может наскочить на прибрежные скалы и подводные камни. В подобных случаях радиопеленгатор - незаменимый прибор.
      Штурвальных на теплоходе "Нормандия" нет. Управление рулем электрическое. Связь с машинным отделением осуществляется с помощью телефона или специального прибора, который передает команду. Впрочем, во время рейса почти не приходится управлять машинами. Они работают в установленном режиме. Счетчики оборотов показывают, с какой скоростью вращается каждый винт.
      Нас особенно интересовало, как морской штурман пользуется астрономией. По нашей просьбе он показал нам морской секстан, объяснив, что он не менее двух раз в день производит расчет сомнеровой линии, а ночью, когда небо безоблачное, определяет широту и долготу по звездам.
      Мы с Георгием не утерпели и произвели на капитанском мостике астрономические наблюдения, взяв высоту Солнца по морскому естественному горизонту.
      Разговор зашел о погоде. Дежурный штурман составляет карту погоды на основании метеорологических сводок, полученных пароходной радиостанцией. Много сведений о погоде принимается по радиосвязи с других пароходов, проходящих в Атлантическом океане.
      Посмотрев на карту, мы установили, что штилевая погода продержится два дня. В завершающей части пути "Нормандия" встретится с циклоном.
      В рубке был еще один прибор, повышавший безопасность кораблевождения электроавтоматический определитель препятствий. Прибор этот предупреждает дежурного штурмана или вахтенного помощника капитана в том случае, если впереди теплохода неожиданно окажется какое-либо препятствие.
      Закончив осмотр капитанской рубки, мы направились к главному судовому механику, который показал нам машинное отделение, а затем на кухню.
      Вид приготовленных блюд напомнил об обеде. Мы вынуждены были соблюдать пароходные порядки, поэтому пошли к себе в каюту переодеваться к обеду в вечерние костюмы.
      Георгий больше уже не ворчал. Он "освоил" черный смокинг, белую гофрированную сорочку и крахмальный воротничок с уголками, только бритая голова по-прежнему напоминала о его упрямом характере. Он еще не перестал протестовать против порядков и обычаев капиталистического образа жизни.
      В этот вечер в салоне после обеда были "бега". Посередине залы гарсоны разостлали ковер, на котором изображен разрисованный круг, разделенный радиусами. Принесли шесть деревянных лошадок.
      На "бегах" - тотализатор. Пассажиры брали билеты стоимостью один доллар - на любую лошадь. Одна из дам, не заинтересованная в исходе игры, бросала пару костяных кубиков.
      В зависимости от числа выпавших очков гарсоны переставляли лошадей. Бега начались.