- Ну, платите десять центов или проваливайте, неожиданно предложил мне джентльмен,
      - За что же платить? - изумился я.
      - Я уже занял своей персоной пространство в тридцать квадратных футов, видите? -- сказал джентльмен и, перевернувшись на спину, раскинул руки и ноги так, что действительно занял некоторую часть пляжа, - С вечера сюда начнут собираться зрители, чтобы лучше видеть Снейка. А уж отсюда-то каждый, имеющий хоть один глаз, отлично увидит всю игру мускулов нашего любимца. Поэтому один фут моего пространства я пока оцениваю в десять центов. К вечеру цена повысится. Если вы займете местечко вон с той стороны и посидите, так до захода солнца, вы сможете нажить пятьдесят процентов.
      Этот хитроглазый детина явно издевался надо мной.
      Я молчал, придумывая месть. Вышка действительно была необычайно высока. Таких не строили у нас в Дижане, где я считался одним из первых пловцов.
      - А все-таки мне думается, - проговорил я, с усмешкой посматривая на джентльмена, - что ваш Снейк не сумеет сделать три витка и петлю в одно и то же время.
      - Это сделан? было только однажды после сотворения мира, - сказал дженгльмен, - а именно дьяволом, когда он кубарем летел с неба -в преисподнюю. Не говорите, кролик, о том, что выше вашего понимания...
      - А вы- лучше платите мне сейчас десять центов. Я покажу вам этот пустячный фокус, и можете предупредить публику, чтобы никто не беспокоился приезжать сюда послезавтра.
      Я тоже издевался над собеседником.
      - Плачу доллар, если это правда,-мрачно произнес он. - Но ты, негодяй, смеешься, и я сейчас изобью тебя так, что ты навсегда потеряешь вкус к насмешкам, кролик.
      Он вскочил, и вид у него был довольно противный.
      - Прыгай, кролик, - зашипел он, и тут по неуверенности, с которой он сохранял вертикальное положение, я понял, что джентльмен уже с утра основательно познакомилея с виски. Он схватил меня за шиворот: -Я хочу посмотреть, как ты будешь делать три витка. Сам Снейк делает только два, черт возьми!
      Странный любитель спорта подтащил меня за шиворот к подножию вышки. Я вырвался и сжал кулаки.
      - Иди и протри глаза, мокрая шляпа, и готовь деньги. Кролик побьет твою черную змею.( Игра слов. Блэк Снейк - буквально: черная змея.)
      Но человек опять поймал меня.
      - Полезай! Прыгай, или я тебя съем!
      Он подтолкнул меня, и, чтобы не упасть, я ухватился за первую перекладину. Отсюда наверх вели узкие лестницы. Меня охватило привычное чувство гимнаста. Ведь в Дижане я славился тем, что при прыжках я изобретал всевозможные головоломные комбинации. И теперь я придумывал фигурный прыжок, чтобы выиграть доллар. Ведь у меня в кармане не было ни цента.
      Вышка была выстроена добротно и изящно и оканчивалась небольшой, открытой со всех сторон площадкой. В сторону океана с площадки вытягивалась длинная упругая, как стальная пружина, доска. Я разделся и выпрямился, оглядевшись. Прямо передо мной была пустота - безоблачное небо и необъятное водное пространство.
      Подумалось: может быть, там, на другой стороне океана, на эшуорфском берегу сейчас стоит Эдит и смотрит сюда...
      Два катера бороздили волны внизу. Меня, вероятно, увидели, потому что к вышке плыли со всех сторон купающиеся. На берегу быстро собирались зрители.
      Прохладный ветер приятно обдул меня. Я ступил на доску. Она чуть скрипнула подо мной и стала плавно опускаться. Я никогда не страдал боязнью пространства и мог ходить по краям крутых обрывов, не испытывая головокружения. Такова сила привычки. Я взглянул вниз, не дойдя шага до края. Сверху было тaк ясно видно все, что я различал блеск рыбьей чешуи в голубоватой, пронизанной солнцем воде.
      Вдруг я увидел, что один пловец внизу, странно взмахнув руками, исчез с поверхности воды. Я видел, как он быстро шел ко дну. Человек тонул. Надо спасти его. Я оттолкнулся изо всех сил, и в тот же миг доска подбросила меня вверх. Описывая длинную петлю, я делал витки вокруг своей оси и, наконец, кое-как выпрямил руки, инстинктивно чувствуя, что сейчас врежусь в океанские волны.
      Открыв в воде глаза, я увидел силуэт погружавшегося человека. Я подхватил его и всплыл с ним наверх.
      Потом кто-то больно схватил меня за волосы... Очнулся я на берегу, окруженный толпой. Отхлебнув глоток виски из поднесенного мне плоского флакона, я окончательно пришел в себя.
      Юркий человек в тигровых трусиках спрашивал меня:
      - Ваше имя? Удивительный прыжок! Спасенного вами уже увезли на катере в город. Вы профессионал или дилетант?
      Но в этот момент через толпу протискался низенький толстый человек, почти крича:
      - Да где же он? Покажите мне его.
      Все почтительно расступились перед толстяком. Он остановился против меня, растопырив руки, потом мягко хлопнул пухлой рукой меня по плечу.
      - За вас будут ставить сто против одного. О кэй...
      Человек в тигровых трусиках вертелся около меня.
      - Небольшое интервью. Для спортивного журнала. Где вы учились прыжкам?
      Но толстяк величественно, одним движением мизинца левой руки заставил репортера стушеваться.
      - Джентльмены, не мешайте молодому чемпиону одеться. Эй, достали его костюм?
      Двое черномазых ребятишек, оказывается, уже успели забраться на вышку и достать мое платье. Я начал одеваться. Ребятишки возились в песке, разыскивая брошенную им монету.
      Толстяк посмотрел на меня.
      - Вы мой!
      Я искал свое драное кепи.
      - Простите, не совсем понимаю...
      - А зачем понимать? Вы мой... Идемте.
      У него была удивительная манера разговаривать. Безотчетно повинуясь толстяку, я пошел за ним по пляжу, сопровождаемый толпой. В Новом -Свете взрослые любопытны больше, чем дети у нас в Эшуорфе. Толстяк, не обращая внимания на окружающих, повторил мягко и настойчиво:
      - Я никому не уступлю вас. Вас ждет блестящая карьера. Вы будете купаться в золоте. Сделать четыре витка!.. И каких!.. Остолбенеть можно!
      На дороге у пляжа стояло роскошное авто. Шофер почтительно открыл дверцу.
      - Прошу, - любезно сказал толстяк, уступая мне честь войти первым.
      Я ничем не рисковал, заняв место в авто. Все равно мне некуда было деваться. Когда мы отъехали от пляжа и приветственные крики провожавших замерли вдали, я вспомнил, что не получил выигранного доллара с хитроглазого парня, и мне стало досадно, как никогда.
      - Ну, этого доллара я не прощу, - пробормотал я, занятый своей мыслью.
      Толстяк засмеялся:
      - Наконец я слышу от вас настоящие слова. Не следует прощать долгов даже в сумме одного доллара. Как только подпишете контракт, вы будете иметь их тысячи...
      Я повернулся к нему:
      - Вы закормили меня золотыми обещаниями. Вы кто?
      Дьявол?
      Собеседник еще громче засмеялся.
      - Нет. Я клоун. Каждый знает меня. Я - Клипс.
      III
      Известный изобретатель цирковых головоломных номеров и талантливейший артист клоунады Клипс предложил мне работать с ним в цирке "Колоссэум". В баре "Веселая мышь", куда мы приехали. Клипс угостил меня скромным завтраком и теперь занимался составлением какого-то очень сложного коктейля. Слуги поставили перед ним несколько бутылок, и он ловко наливал по ликерной рюмочке из каждой в общий бокал, мешал длинной серебряной ложкой и пил эту адскую смесь, закусывая какими-то хрустящими лепешками.
      Я предусмотрительно воздержался от этого десерта и внимательно слушал, что говорил Клипс. Я недоумевал, почему этот выдумщик и очевидный старый алкоголик обратил на меня внимание. Он махнул рукой, когда я заикнулся о колледже и дипломе.
      - Мир устал удивляться этим словам. Я вас даже об имени не спрашиваю. Мне ваша психология не нужна. Я вижу одно: ваши мускулы просятся на арену.
      После второго бокала он очень умело перешел на товарищеский тон.
      - Из тебя выйдет бесподобный артист, - безбожно льстил мне клоун.-Надо было выходить в люди, парень. И не будь я Клипс, если через месяц мы с тобою не станем загребать золото лопатой...
      После этого предисловия Клипс открыл мне свою идею.
      Он уже давно придумал -смертельный номер программы под интригующим названием: "Человек легче воздуха", но никак не мог найти исполнителя для заглавной роли.
      - Неужели даже Блэк Снейк отказался помочь вам?- спросил я Клипса.
      Тот чуть не подавился глотком горячительной смеси.
      - Кто?
      - Знаменитый фигурист-прыгун... Для него и вышка была выстроена, с которой я прыгнул.
      - Ты что-то путаешь, мой друг, - ответил Клипс. - У нас нет спортсмена с такой змеиной фамилией. А вышка принадлежит местному спортивному обществу Белл Харбора. Но не перебивай меня пустяками о несуществующем мистере Снейке.
      - Простите, - пробормотал я, втайне испытывая горячее желание опять встретить хитроглазого парня, чтобы объясниться с ним начистоту. Мало того, что он не отдал мне проигрыша, он еще и ловко посмеялся надо мной.
      Насколько я мог понять Клипса, номер заключался в фигурном прыжке через арену цирка "Колоссэум". Но все детали затеи мне стали ясны на следующий день, когда у директора цирка я собственными глазами увидел удивительную гимнастическую аппаратуру. Она поразила мое воображение, и я согласился исполнять роль "Человека легче воздуха".
      Впрочем, не одно преклонение перед техническим совершенством аппаратуры Клипса заставило меня согласиться, а главным образом фраза, оброненная клоуном, когда мы беседовали уже более конкретно в баре на Семнадцатой улице.
      - Каждый хочет кушать хлеб свой не всухую, а с маслом.
      При общем сочувствии труппы и под руководством Клипса я в течение трех недель репетировал изумительную выдумку клоуна-изобретателя. Кормили меня прекрасно. Я даже отдохнул и поправился за это время, несмотря на усиленную тренировку. Я почти не думал о предстоящем дебюте, решив плыть по течению.
      Наконец настал день первого представления. За кулисами меня одели в золотистый костюм, расшитый блестящим позументом, и под "Марш гладиаторов" вывели на арену. Клипс бесподобно подавал соответствующий конферансье, бросая такие веселые шуточки, что галерка покатывалась со смеху. Я галантно раскланялся, и Клипс уложил меня в разукрашенную люльку, шепнув:
      - Больше бодрости, Сэм. Не обращай внимания на все эти глазеющие рожи. Вообрази, что это обычная репетиция.
      Музыка заиграла меланхолический вальс "Усни, мой котик, если хочешь".
      Лежа в люльке, я старался набраться хладнокровия. Но мрачные мысли будто нарочно лезли мне в голову. Почему-то я вспомнил, что надо написать Эдит, если... если сегодня все сойдет благополучно. Ах, если я останусь жив!.. Зачем я связался с этим Клипсом? Мною вдруг овладело желание выскочить из люльки и убежать с арены. Но было уже поздно.
      А Клипс в это время ходил вокруг люльки, смешно дергая ногами, будто они у него были без суставов, подыгрывал оркестру на банджо и гнусаво мурлыкал:
      Усни, мой котик, если хочешь,
      И маме нежно улыбнись.
      А завтра, лишь настанет утро,
      Ты обязательно проснись...
      На минорном, задумчивом аккорде музыка смолкла.
      Скрипачи и альтисты опустили смычки и сняли сурдины со струн. Трубачи получили возможность перевести дыхание. А литавристы и барабанщики начали выбивать такую дьявольскую дробь, что "Колоссэум" замер. Клипс прищурился, глядя на меня, высоко поднял левую нарисованную бровь, что означало: "Осторожность и внимание".
      И если представить себе, что люлька, в которой я лежал, на самом деле была ложкой мощной катапульты, то читатель легко поймет все остальное.
      Я глубоко вздохнул и поймал взгляд Клипса, как бы говоря: "Приготовился".
      Клипс отбросил банджо и эффектно дал сигнал машинистам за кулисами, оглушительно выстрелив вверх из пистолета. Оркестр грянул с такой силой, что казалось, рушились стены. Пружина катапульты распрямилась, и я стремглав взлетел под самый купол цирка. Слабонервные леди, вероятно, пронзительно взвизгнули, но я ничего не слыхал.
      По крутой траектории я уже падал вниз.
      Сила пружины катапульты, рассчитанная на вес моего тела в костюме, с матемагическою точностью заставляла меня попадать в определенный участок арены. А на этом месте стоял небольшой бак, сделанный из прозрачной пластмассы и наполненный солевым раствором определенной концентрации. Летя вниз головой, я непременно должен был попасть в этот бак. Коснувшись поверхности раствора, я должен был сделать мгновенный поворот так, чтобы оказаться сидящим в баке. Фокус заключался в том, что всю живую силу падения поглощал мой активный поворот в жидкой среде. На репетициях все это получалось у меня превосходно.
      И теперь я проделал на глазах зрителей этот головоломный номер. Соленая вода неприятно щипала губы. Клипс подал мне руку, и я выпрыгнул на песок.
      Громадные прожекторы освещали меня всеми цветами радуги. Восторженный рев зрителей заглушал триумфальную музыку,
      - Раскланивайся же, чертенок! - прошипел Клипс, больно сжимая мою руку.
      Но я хотел бы провалиться сквозь землю.
      В уборной на меня набросили мохнатую простыню, и массажист занялся растиранием моего уставшего от нервного напряжения тела.
      - Все в восхищении! - вбежал в уборную сам директор.-Какую сногсшибательную прессу мы будем иметь завтра! 0'кэй! А в зале что творится! Тридцать шесть истерик! Семьсот человек охрипли, вызывая вас! Предлагаю контракт! Тысяча за прыжок! Турне вокруг света...
      - Дайте мальчику прийти в себя, - взмолился Клипс с восхищением глядя на меня.
      "Эти люди доконают меня, - подумалось мне в этот момент, и леденящая внутренняя дрожь пробежала по всему телу. - Рано или поздно я сломаю себе шею. Правда, каждый раз проверяют пружину и подбрасывают сначала мешок с балластом, но... но если... тогда я не увижу Эдит, не вернусь в Эшуорф..."
      Безотчетный страх, охвативший меня недавно на арене, всецело овладел моей душой. Отделаться от этой своры дельцов было не так-то просто, но, к счастью, я вспомнил джентльмена с трубкой и его манеру разговаривать,
      - Немного терпения,-сказал я.-Вы будете наживать на мне сто на сто. Платите за сегодняшний прыжок. Нет, не чеком, а наличными.
      Директор выбросил на столик деньги.
      Я даже не посмотрел на них.
      - А теперь дайте мне успокоиться, - попросил я усталым голосом.
      В двери ломились репортеры, фотографы. Клипс и директор замахали руками:
      - Чемпион не может принять вас, джентльмены.
      Комната опустела. Я быстро оделся, предварительно повернув ключ в двери, сунул деньги в карман и выглянул в окно. Водосточная труба спускалась вниз рядом. До нее можно было достать рукой.
      Гримировальным карандашом на обороте афиши я крупно написал:
      "Милый Клипс! Я не хочу больше рисковать жизнью".
      Этот плакат я прикрепил к зеркалу на столике и осторожно раскрыл окно. Двор внизу, на мое счастье, был пуст.
      Испытывая радостное чувство освобождения, я перешагнул на подоконник и уцепился за трубу.
      ТРЕТЬЯ ТЕТРАДЬ
      Я сошел на берег в Калькутте. Над головой стояло индийское солнце, яростное и обжигающее.
      Судьба забросила меня сюда после странствий в качестве третьестепенного актера эстрады.
      Последним этапом моих скитаний была Африка, где я вместе с одним веселым предпринимателем странствовал по ярмарочным балаганам в окрестностях Кейптауна.
      Очень естественно я там изображал сомнамбулу и позволял партнеру протыкать мне щеки тонкими вязальными иглами, что тот проделывал очень ловко. При этом партнер уверял публику;
      - Леди и джентльмены! Перед вами всемирно известный Пэм Сингль, находящийся в полной каталепсии.
      Закрыв глаза, я и не думал спать. Мне было стыдно заниматься пустяками, и я помышлял о другом, более достойном занятии. Я попал в какое-то чертово колесо, которое катило меня, по всей вероятности, в пропасть. Но я вовремя получил дельный совет.
      В ярмарочном зверинце работал укротитель, долговязый верзила, именовавшийся на афишах: "Повелитель гиен". Вид у него был свирепый, он проделывал массу фокусов, от созерцания которых у зрителей мороз пробегал по спинам. Он умел глотать шпаги, зажигал керосин во рту, пуская на два фута вверх огненный фонтан, и вступал в единоборство с черным гималайским медведем. Но за кулисами это был на редкость тихий и скромный парень.
      Он и натолкнул меня на мысль поехать в Индию.
      - Там вы устроитесь лучше, Сэм. Я свыкся с этими бурами и африканскими метисами, тут и умру. А у вас жизнь впереди, у вас диплом. Только там он произведет впечатление, а не здесь, на краю света.
      Повелитель гиен познакомил меня с агентом фирмы, которая поставляла в зверинцы обезьян с острова Мадагаскар. И с юга Африки мы с ним поехали на север. В каюте парохода агент спал без просыпу, а храпел так, что к нам заглянул помощник капитана.
      - Вы, кажется, везете с собой ручного бегемота?
      На острове Маврикия я расстался с попутчиком. Ему предстояла пересадка и еще два дня пути до Таматаве, порта на восточном берегу Мадагаскара.
      Я в одиночестве пересекал Индийский океан, в думах своих сравнивая двух людей-Клипса и Повелителя гиен. Первый часто повторял философическую мысль:
      - Чем больше рискуешь жизнью, тем больше тебе платят.
      А Повелитель гиен, дружелюбно пожав мне руку, на прощанье сказал:
      - Счастливого пути, Сэм. Желаю вам встретить в жизни такой риск, чтобы не думать об оплате.
      Да, разные люди на свете...
      На площади около калькуттской пристани меня оглушил шум и гам большого города. Грохот трамваев, гудки авто, крики носильщиков и продавцов, пронзительные звуки флейт факиров и завывания нищих совершенно ошеломили меня. За время путешествия по океану я привык к тишине.
      Мрачный и растерянный, я стоял, изучая рекламы отелей и раздумывая, куда направить путь. Надо было экономить скудные средства, которые у меня остались от океанского путешествия. Весь мой скромный багаж состоял из дорожного мешка и не представлял особой ценности.
      Несколько комиссионеров вертелись около меня с предложением услуг. Они были чрезвычайно назойливы, и я искренне обрадовался, когда какой-то небрежно одетый человек сказал им;
      - А ну, отвяжитесь от сагиба!
      К моему удивлению, люди повиновались и покорно отошли.
      - Путешествие, кажется, утомило вас? - спросил человек.
      У меня не было особой охоты разговаривать с первым встречным. Но человек сам, кажется, не любил надоедать, он только просто заметил:
      - Если у вас в этом аду нет ни родных, ни знакомых, то идите Дели-род, сто один, контора "Хелли и сын". Они занимаются разными комиссионными делами. Молодой Хелли на первых порах устроит вас куда-нибудь. Только торгуйтесь с ним, как на базаре. Он любит сорвать лишнее с новичка.
      Поблагодарив, я зашагал к Дели-род. Жара истомила меня, и я обрадовался, когда очутился в сравнительно прохладном кабинете владельца комиссионной конторы. Под потолком мягко гудел вентилятор. Приспущенные шторы смягчали яркий свет с улицы, и я не сразу заметил толстого моложавого блондина в золотых очках, который важно восседал в громадном кожаном кресле за обширным письменным столом. Блондин протянул мне руку через стол.
      - Простите, мистер Пингль, не могу подняться вам навстречу. Проклятая жара расплавляет мозги. К тому же у меня разыгрался приступ подагры. Садитесь... Давно в Индии?
      - Только что прибыл.
      - Откуда?
      - Из Кейптауна. Предприятие, в котором я служил...
      - Лопнуло? Понимаю. Значит, желание найти место под индийским благословенным солнцем привело вас сюда?
      - Вы правы, мистер Хелли.
      Блондин мечтательно поднял глаза к небу.
      - Да, погоня за куском хлеба бросает людей по свету, как самум песчинки в Сахаре. Вас прельстили поэмы о нашей жемчужине Востока? Да, здесь наживают состояния. Надо быть энергичным, крепким...-Хелли критически осмотрел мой туалет и продолжал, увлекаясь собственным красноречием:-Основатель нашей фирмы Джонатан Хелли Самый Старший прибыл в Калькутту сто шесть лет назад, имея в кармане три шиллинга и справку от приходского священника о непоколебимости в вере. Последнее оказалось главным.
      Я не особенно был склонен выслушивать историю о непоколебимом предке и быстро вынул из кармана бумажник и дижанский диплом.
      - Вот, мистер Хелли. Немного денег и справка...
      Хелли вежливо отодвинул от себя бумажник и взял диплом. Прочитав несколько строк, он расплылся в любезной улыбке.
      - Дижан? О, узнаю знаменитого золотогривого льва! Вы окончили младшее отделение? Замечательно! Два моих кузена тоже когда-то учились там. Прекрасное образование. История... Юриспруденция... Прекрасно!.. Ха, даже ботаника и химия... Ну, это не так важно. Итак, что бы вы желали?
      - Устроиться.
      Я сказал, что хотел бы продолжать образование, но надо зарабатывать деньги. Сказал, что хотел бы приложить свои знания к полезному делу. Об арене в тот момент я вспоминал с отвращением.
      - Устроиться?-переспросил Хелли.-Ах, как просто! Это мне нравится. Но вы задаете мне невыполнимую задачу. Свободных мест нет. То есть они существуют, их много, но... но они для вас неподходящи...
      - Не совсем понимаю, мистер Хелли.
      - Вижу, что совсем не понимаете. Здесь очень сложные взаимоотношения. Место, которое может занимать туземец или полутуземец, не должен занимать европеец, а тем более наш соотечественник. Вы откуда родом?
      - Из Эшуорфа.
      - Боже, из Эшуорфа!.. Тем более. В глазах окружающих каждый из нас должен являть собою истинного джентльмена, быть респектабельным, всегда чисто выбритым, безукоризненно одетым, с местным населением держаться сухо, твердо, без фамильярностей. Надеюсь, вы усвоили это еще в колледже? Тогда вы можете рассчитывать на успех.
      Мне показалось, что Хелли заговаривает мне зубы, и я произнес именно сухо и твердо:
      - Мистер Хелли, я хотел бы перейти ближе к делу... Хелли кивнул головой.
      - Наша контора располагает неограниченными возможностями. - Взяв со стола длинную книгу с надписью "Реестр", он начал ее перелистывать. - Садовник, портье... Видите? Портье... Не могу же я вас поставить портье...
      Ха, майор Севедж ищет повара... Ясно, что я к нему пошлю китайца-они отличные повара... Ах, вот... но...-Он медленно положил книгу на стол и любезно произнес: Двадцать пять...
      С изумлением я посмотрел на Хелли.
      - Что?
      Очаровательная улыбка озарила его пухлое лицо.
      - Двадцать пять процентов вашего будущего жалования будет поступать в пользу нашей конторы еженедельно в течение года. За комиссию, переговоры, рекомендацию...
      Я вспомнил дельный совет торговаться и произнес, смягчая сухость тона легкой улыбкой:
      - Десять в течение трех месяцев.
      Хелли возразил, и мы начали торговаться. Я не уступал, надеясь, что мы не сойдемся и сейчас же расстанемся. Ведь эта контора не единственная здесь. Но Хелли приводил десятки доводов, угостил меня водой со льдом, делал арифметические выкладки и все в таком любезном тоне, что я махнул рукой:
      - Десять и четыре.
      Хелли рассмеялся.
      - Вы, мистер Пингль, прирожденный коммерсант. Очень приятно иметь деловые переговоры с таким джентльменом. Разрешите поздравить... Вы уже поступили на службу...
      - Но я никогда не служил поваром! - воскликнул я.
      - Боже, за кого вы меня принимаете? - всплеснул пухлыми руками Хелли. - Вы поступили не к майору Севеджу. Между нами говоря, он старый брюзга и у него не уживаются даже китайцы. Нет, вы сейчас направляетесь к мистеру Поллоку, владельцу табачной фабрики. Он нуждается в дельном молодом человеке, которого он мог бы посылать совершенно доверительно на свей плантации. Вы будете очарованы должностью.
      Ласкающим движением Хелли нажал кнопку. Где-то звякнул сигнал, и молодой индус в белой куртке вырос у двери.
      - Али, проводи сагиба Пингля к сагибу Брайту, - приказал слуге Хелли, слегка сдвинув брови. Потом любезно обратился ко мне:-Старший клерк сейчас оформит нашу сделку, я распоряжусь по телефону. До свидания, мистер Пингль. Надеюсь, что в самом непродолжительном времени вы снова навестите меня и сообщите, как вам понравилось у мистера Поллока...
      О, я был неопытен тогда и совсем не искушен в людях.
      Мистера Хелли я подозревал только в излишне предупредительном отношении ко мне. Сделка была оформлена мистером Брайтом, сухим корректным клерком, причем мне пришлось уплатить аванс за неделю вперед. С рекомендательным письмом от конторы "Хелли и сын" я направился к табачной фабрике Поллока.
      Улицы, по которым я пробирался, были грязны и отвратительны-узкие щели между рядами двухэтажных домов. Я перепрыгивал через лужи помоев. Тротуаров тут не было и в помине. С балконов свешивалось какое-то тряпье. Голые бронзовые ребятишки возились в пыли, играя в несложную игру, состоявшую в перекидывании черепков. Дети всегда и везде одинаковы. Женщины с разноцветными повязками на черных прямых волосах что-то кричали ребятишкам гортанными голосами. Полуголые мужчины молча сидели у стен на корточках и не замечали меня.
      Несколько кирпичных зданий, окруженных забором, представляли собой фабрику. Я прошел мимо открытых сараев, где индусские мальчики и девочки перебирали вязанки табака. Мне указали на дом в глубине двора. Там перед террасой двое слуг держали под уздцы великолепного стройного жеребца светло-каштановой масти. Я подошел к террасе, когда на ней появился высокий худощавый человек, затянутый в щегольской костюм для верховой езды.
      Он застегивал кнопки на лайковой перчатке, держа под мышкой стек с серебряной ручкой.
      Это был сам Поллок. Прочитав письмо, он сначала небрежно взглянул на меня, потом тонкая усмешка пробежала по его безукоризненно выбритому лицу.
      - Вы будете служить вторым клерком, Пингль, на плантациях Вахраджа. Отправляйтесь в контору.
      Слуги подвели жеребца. Сделав изящное движение стеком, Поллок ловко вскочил в седло и рысью поехал по двору к воротам.
      Признаться, я с завистью смотрел вслед удалявшемуся всаднику.
      В конторе фабрики десяток клерков усердно трудились над бухгалтерскими книгами. От директора конторы, маленького лысого старика мистера Кесса, я узнал все, что меня интересовало.
      - Сегодня вечером отсюда едет Джим Харл, -сказал Кесс, щуря на меня подслеповатые глаза. - Он давно служит в Вахрадже. Поезжайте вместе. Он где-то здесь, поищите его сами.
      Не успел я выйти от Кесса, как раздался пронзительный звук колокольчика, и вся контора пришла в радостное оживление. Задвигались стулья, захлопали ящики столов, раздался громкий говор клерков. Рядом из зала вышли машинистки. Слышались их веселые отрывочные восклицания.
      Рыжеватый малый запер ящик под пюпитром, надел соломенную шляпу и в этот момент обернулся в мою сторону.
      - Алло,-сделал он приветственный жест рукой.- Вы как будто новенький? Давайте знакомиться. Харл...
      - Джим Харл?-спросил я, пожимая руку.-Я вас ищу. Я назначен клерком на плантацию...
      В двух словах мы выяснили все.
      - А теперь давайте скорее уносить отсюда ноги, чтобы не попасться на глаза Кессу, - заторопил меня Джим. - Я еще не закончил хвостика одной бумаги, и старик может меня задержать. А я голоден, как тигр перед заходом солнца. У вас тоже очень алчный взгляд.
      Я знаю, где хорошо кормят. Есть один очень приличный и дешевый пансион. После мы вернемся, выслушаем напутственную проповедь Кесса и отправимся на вокзал.
      По дороге в пансион и за обедом Джим засыпал меня вопросами:
      - Как вы попали к Поллоку? Через Хелли? Это ужасный жулик. Его агенты, вербуя клиентов, разыгрывают из себя незаинтересованных и даже предупреждают, что надо торговаться о процентах. Сколько он сорвал с вас?
      - Десять на четыре месяца.
      - С него вполне хватило бы и шести. В год это составляет два на сто, нормальная рента. Вы еще неопытны, Пингль, - серьезно сказал Джим. Доверьтесь мне... Вам надо освоиться с местными нравами и обычаями. Иначе вы пропадете.
      А я думал о Хелли и его хитроумной системе улавливания клиентов.
      II
      И вот я живу в Вахрадже, затерявшемся в джунглях Среднего Пенджаба. Несколько бедных деревень скопилось на берегу реки, а вокруг расстилаются крохотные крестьянские поля и обширные плантации мистера Поллока.
      С террасы бунгало, в котором живем мы с Джимом, видны хижины ближайшей деревни Ранбир. Здесь чрезвычайно сложны земельные отношения. Земля принадлежит радже Данби-Ганджу, живущему среди богатого фруктового сада в двухэтажном доме, причудливо украшенном резьбой по дереву и камню. Раджа имеет дворню и управляющего по имени Сэтх-Нагр, который ездит на маленькой лошадке по деревням и собирает налоги. Поллок арендует плантации через доверенного Уолсона, командующего целым штатом надсмотрщиков над рабочими плантаций и складов.
      - За каким дьяволом принесло вас, Пингль, в эти проклятые места? - спросил однажды вечером Джим Харл, валяясь в гамаке и куря папиросу за папиросой, чтобы отогнать комаров, налетевших с реки.-Какое крушение претерпели вы в жизни?
      Я рассказал ему о родном городе, не углубляясь в детали моей биографии.
      - Так, - пробормотал Джим. - Ну, уж клерком-то в табачной конторе вы могли бы устроиться и в метрополии. Другое дело я, мне туда нельзя и носа показывать. Небольшое недоразумение с полицией, и мне пришлось отчаливать...
      - Я все-таки надеюсь на лучшее, - сказал я, прислушиваясь к монотонному пению, доносившемуся из деревни.
      - Вам пока не остается ничего иного, Пингль, - отозвался Джим. - Но почва для надежд быстро истощается. Круг замыкается, и часто хочется подыскать хороший гвоздь в стене, чтобы повеситься на собственных подтяжках.
      - Джим, вы пессимист, - поморщился я.
      - Судите сами. В Краунтоне я оставил мать и сестренку, думая помогать им. Но вот уже четыре года, как я не могу выкроить пенни из того, что зарабатываю. Жизнь дорога, но я не вхожу в сделку с подрядчиком. Если я потеряю остатки честности, душа моя сделается, окончательно нищей. Меня пока еще бодрит табак, который здесь ничего не стоит, вы понимаете...
      Очень зло Джим рассказывал о Поллоке.
      - Он красовался на своем Толли, когда вы с ним познакомились? Это его обычный моцион. Жизнь Поллока так приятна, что ему не хочется расставаться с ней раньше времени. Он боится излишнего похудания так же, как и ожирения. Седину считает ужасным предвестником старости, к табачному дыму относится с отвращением, а сам на сигаретах нажил состояние. Каждое утро меряет себе температуру. Доктор обедает у него по субботам и прописывает диету на неделю вперед.