Огни города остались позади. Престо предстояло в третий раз измерить расстояние от Сан-Франциско до киногородка, вблизи которого находилась его вилла. Но теперь идти было легче. Вечерняя прохлада бодрила. С полей доносился аромат душистых горьких трав. Автомобили встречались реже и как будто меньше пылили. Престо бодро шагал вперед. Время от времени ему встречались прохожие – плохо одетые люди, бродячая, бездомная Америка. «Неужели скоро и я стану одним из них?» – подумал Престо.
      В стороне от шоссе, на пригорке, в тени эвкалиптов стояла красивая вилла. Сколько раз вот на этом самом повороте автомобиль круто сворачивал вправо и через несколько минут Престо подкатывал к подъезду! За сотню метров шофер криком сирены предупреждал о приезде, и хозяина Престо неизменно встречал у широко открытой двери его верный слуга, Себастьян. И вот теперь... Престо вздохнул и направился к дому, медленно поднимаясь в гору.
      Было около одиннадцати часов вечера. В боковом окне светился огонек. Себастьян еще не спал. Еще рано!.. Тонио осторожно прошел возле решетки сада до группы маленьких сосен и улегся на теплый песок. Звезды ярко светили над его головой. Пахло сосной. Время от времени на шоссе виднелись огни автомобилей и звучали гудки.
      Двенадцать. Огонек в крайнем окне все еще светился. Неужели Себастьян сторожил ночи напролет? С него хватит!
      Все реже пролетали, как светящиеся жуки, освещенные фонарями автомобили. Престо не терпелось. Он поднялся и начал медленно и осторожно перелезать через высокую железную ограду. Он знал, что ворота запираются на ночь. Хорошо, что во дворе нет собак. Престо не любил их потому, что собакам не по вкусу были его суетливые движения и они всегда лаяли на него. Несмотря на все уговоры Себастьяна, Престо запретил держать дворовых собак. Теперь он был очень рад тому: он мог безопасно подойти к дому. Престо привлекало окно, в котором еще светился огонь. Тонио осторожно подкрался к нему. Штора была опущена. Спит или не спит Себастьян? Быть может, светящееся окно – только его военная хитрость, которая должна была отпугивать от дома злоумышленников? Тонио подождал еще полчаса.
      Наконец в час ночи он решил, что пора действовать.
      Престо прошел к противоположному углу дома и приник к окну. Рама была закрыта. Надо выдавить стекло. Но как это сделать бесшумно? Престо пробовал осторожно нажимать на стекло, чтобы оно треснуло. Но оно не поддавалось. Разбить? Это может привлечь внимание старика, если он не спит. Престо нажал стекло легонько плечом. И вдруг стекло с треском разбилось.
      «Кончено!» – подумал Престо и побежал от дома. Он перелез через ограду, лег на землю и начал смотреть, выжидая, что Себастьян выбежит из дома или откроет окно. Но дом по-прежнему был молчалив. Прошло несколько минут. Никаких признаков жизни. Престо вздохнул с облегчением. Себастьян сладко спит! Окно разбито – главное сделано!
      Престо вновь перелез через ограду и подошел к разбитому стеклу. Он осторожно начал вынимать осколки. Когда осталось вынуть всего несколько кусков, Престо поторопился и порезал себе указательный палец на правой руке. Замотав его носовым платком, Престо влез в окно и уверенно пошел по комнатам.
      Странное чувство овладело им. Он был у себя, в своем собственном доме, где каждая вещь была знакома ему, и тем не менее он должен был красться, как вор! Да, он был «вором», он пришел сюда за тем, чтобы украсть деньги из своего собственного несгораемого шкафа. 3–6–27–13–9 и под ними: 32–24–7–8–12. Так нужно повернуть номера на двух кольцах, чтобы ключом открыть замок. Сложная система. Великолепно! Хорошо, что новый Престо получил в наследство память старого Престо и эта память не изменила ему. Разве это не доказательство того, что он тот же Престо или по крайней мере законный наследник его капиталов и всего имущества?
      Престо начал набивать карманы банковскими билетами. И вдруг ему показалось, что в соседней комнате слышатся крадущиеся шаги... Престо окаменел и затаил дыхание... Нет, все тихо... Померещилось. Престо вновь принялся за свою работу.
      Неожиданно вспыхнувший свет электрического фонаря ослепил Престо и парализовал его движения.
      – Руки вверх!
      В дверях стояли четыре полисмена с револьверами. Престо растерянно посмотрел на них. Он был безоружен. Кабинет имел только один выход. Выпрыгнуть в окно? Но Престо, по своей неопытности не позаботился открыть его. А пока он будет открывать окно, полисмены успеют схватить его или убить... Сопротивление невозможно... Престо покорно поднял руки вверх. И в это время из другой комнаты, за спиной полисменов, послышался чей-то злорадный раскатистый старческий смех.
      – Я говорил вам, – узнал Престо голос Себастьяна, – что этот молодчик пожалует сюда!
      Через несколько минут Престо уже сидел со стальными наручниками в полицейском автомобиле.
      В полиции с Престо сняли предварительный допрос и очень смеялись, когда узнали, что он называет себя Тонио Престо. Тонио был так возмущен грубостью обращения, что не стал доказывать своей правоты, но потребовал, чтобы завтра же утром ему устроили свидание с прокурором.
      – Не спешите! Свидание с прокурором всегда предшествует свиданию с палачом. А за вами, вероятно, найдутся такие делишки, за которые вам придется пяток минут посидеть на электрическом стуле, – сказал допрашивавший Престо сержант.
      Наутро Престо предстал перед лицом не прокурора, а судьи, который оказался большим буквоедом. Несмотря на то, что Престо очень убедительно доказывал, что он есть Антонио Престо, только изменивший свой вид, что о краже поэтому не может быть и речи, судья стоял на своем.
      – Допустим, что ваши фотографии настоящие, а не ловко подобранная коллекция похожих людей; допустим, что доктор Сорокин, если я удовлетворю вашу просьбу и вызову его в качестве свидетеля, подтвердит все сказанное вами; допустим, что знаменитый киноартист, который и мне самому доставлял немало веселых минут, и вы, совершенно непохожий на него молодой человек, – одно и то же лицо, хотя и лица у вас разные. Все это не изменяет положения. Еще древние римские юристы находили, что слово «кража» – «фуртум» происходит от слова «фурве» – «тьма», так как кража обыкновенно совершалась «клям обскуро эт плэрумквэ ноктэ». О! – Судья поднял палец вверх. – Это значит: тайно, во мраке и преимущественно ночью. Вы совершали тайно, во мраке, ночью.
      – Но позвольте! – возражал Престо. – Насколько мне известно, при краже всегда предполагается похищение чужого имущества, а это имущество мое.
      – Вы не доказали и этого. Вы должны законным путем восстановить вашу личность.
      – Вернуть мой прежний вид?
      – Это было бы лучше всего. По крайней мере судебным порядком, на основании всех имеющихся у вас данных доказать ваше тождество с исчезнувшим Тонио Престо.
      – Но для этого я должен собрать документы, навести справки и прочее. Я прошу освободить меня до суда из-под ареста.
      – Под залог. Пять тысяч долларов.
      – Разве того, что отняли у меня в полиции, недостаточно? Там было около ста тысяч долларов.
      – Это еще спорное имущество.
      – Другого я не имею. Но послушайте, – взмолился Престо, – какое же вам еще нужно обеспечение? Разве я могу убежать от вас, если от разрешения этого дела зависит все мое благосостояние? Мое имущество превышает три сотни миллионов! Неужели же я убегу от них?
      Судья задумался. Довод показался ему убедительным. Но в этот момент судье был подан срочный пакет от прокурора, который просил отложить разбор дела гражданина, именующего себя Тонио Престо, и не принимать никаких действий, так как в этом деле имеются некоторые обстоятельства, вызвавшие вмешательство его, прокурора.
      Судья прочитал письмо и, махнув бумажкой, сказал:
      – Не могу, ничего не могу сделать! Ваше дело будет слушаться с участием прокурора. А пока вы должны отправиться в тюрьму.
      Никакие доводы больше не помогали. И из полицейского участка Престо был переведен в тюрьму.
      Начался один из самых запутанных, курьезных процессов, которые когда-либо слушались в американских судах. Процесс этот оказался настоящей золотоносной жилой для газетных корреспондентов. Не только газеты, но и толстые журналы обсуждали казуистическое сплетение обстоятельств.
      Имеет ли человек право изменить свой внешний вид?
      Будет ли кражею похищение собственного имущества?
      Действительно ли Престо превратился в новую личность?
      Нужно ли Просто-новому утверждаться в правах наследства к имуществу Престо-старого, или же Престо-новому достаточно показать идентичность свою с прежним Престо?
      Имела ли бы право жена Престо, если бы он был женат, требовать развода на том основании, что ее муж изменился до неузнаваемости?
      Не получат ли преступники «шапку-невидимку», скрывающую их от преследователей власти?
      Как смотрит на такие превращения церковь с точки зрения норм религии и морали?
      Не угрожают ли эти метаморфозы всем устоям нашего социального строя?
      Каждый из этих вопросов открывал необозримые возможности блеснуть своим остроумием и показать свою эрудицию.
      Прокуратурой были собраны новые данные не в пользу Престо.
      Служащий отеля, в котором остановился Престо по возвращении из лечебницы доктора Сорокина, сообщил, что Престо сам по прибытии в отель признался в том, что он Престо, не настоящий Престо, а однофамилец киноартиста. Кроме того, из гражданского отделения суда была послана справка о том, что мистер Питч успел наложить арест на капиталы и запрещение на недвижимое имущество Престо в обеспечение иска по договору в день, предшествующий краже. Таким образом, Престо мог обвиняться в попытке скрыть имущество, служащее обеспечением иска. Престо мог утешаться только тем, что показания Сорокина и нескольких больных, лечившихся у него, были в его пользу. Престо – не обманщик, а действительно Тонио Престо, изменивший свой прежний вид. Однако это мало помогло ему. Прокурор, самолично побывавший в лечебнице Сорокина, был поражен всем виденным. Вопреки обычаю, он дал интервью газетным корреспондентам и высказал свой взгляд на вещи.
      – Основой нашего государственного строя является право частной собственности. Но всякая собственность предполагает не только объект, но и субъект права собственности, – проще говоря, собственности без собственника не бывает. Будь это индивидуальная собственность или групповая, как акционерные общества, первичным носителем собственности всегда является физическая личность, человек, лицо. Что же будет с обществом, если обладатель собственности станет менять свое физическое лицо, как перчатки?
      К кому мы будем предъявлять иски? С кого получать взыскание, как станем бороться со злостными банкротствами? Главное же – как сможем мы вести борьбу с преступниками, которые начнут подделывать лица под лица миллионеров так, как они сейчас подделывают чужие подписи? Как отличим мы настоящего капиталиста от поддельного? Произойдет ужасный хаос. Деловая жизнь остановится. Страна погибнет в анархии. Нет, в нашей стране мы не можем допустить свободы изменения внешности человека. Это, быть может, не опасно было бы сделать там, где у человека нет стимула для корыстных преступлений, – в стране, где не будет капитализма. Но это утопия. Мы не собираемся хоронить капитализм и потому не можем допустить опасную игру метаморфоз.
      В детском возрасте с лечебными целями применение методов Сорокина, пожалуй, еще можно допустить. Но для взрослых – ни в коем случае. И потому я вхожу в Конгресс с законодательным предложением: немедленно издать закон, воспрещающий взрослым людям изменять свой внешний вид какими бы то ни было способами, за исключением случаев неизбежного хирургического вмешательства для спасения жизни.
      Что же касается мистера Престо, то, хотя обычно закон и не имеет обратной силы, я полагал бы распространить на Престо санкцию закона, который имеет быть издан, и лишить мистера Престо всех имущественных прав. Это послужит предупреждением для других. Я уже не говорю о вредном, разлагающем влиянии на умы такого рода превращений. Опасные теоретики, сторонники дарвинского учения, не преминут воспользоваться этими превращениями для доказательства теории изменчивости видов. А эта теория прямым путем ведет к безбожию.
      – Будете ли вы держать Престо в тюрьме или же найдете возможным выпустить его?
      – Поскольку выяснилось, что Престо есть Престо, то субъективно его вина уменьшилась. Он мог искренне заблуждаться относительно своих прав на похищение имущества у самого себя. Это, конечно, не уменьшает, с моей точки зрения, тягости его преступления, но все же даст мне возможность выпустить его под расписку на свободу, пока Конгресс не рассмотрит моего предложения и не проведет новый закон. В зависимости от того, как будет сформулирован этот закон, Престо будет оправдан или обвинен в краже.
      Прокурор готовился стать дипломатом и потому говорил так туманно.
      Престо был выпущен на свободу без денег, без имени и без надежд.

      Тонио Престо вернулся в отель. К нему в номер явился метрдотель и вежливо напомнил о том, что номер все время числился за ним, Престо, так как в номере находились его вещи (чемодан), и что необходимо заплатить по счету.
      – Хорошо, завтра утром я вам уплачу, – ответил Тонио, расхаживая по номеру. Метрдотель поклонился, не очень доверчиво взглянул на Престо и ушел.
      – Однако где же я достану денег? – спросил Тонио валявшийся на полу чемодан. Но чемодан безмолвствовал. Тонио подошел к чемодану, открыл его и начал вытряхивать костюмы, в надежде найти в кармане завалявшиеся случайно деньги. Денег не оказалось. Но из одного кармана выпала чековая книжка. Как Тонио мог забыть о ней? В банке Тонио хранил свои миллионы. Стоит только написать чек!..
      Тонио быстро подошел к столу, взял перо в руки и приготовился надписать чек, но вдруг его охватило колебание. Тонио отложил чековую книжку в сторону и, взяв газету, начал писать на ней свою фамилию. Его опасение оправдалось. Почерк Тонио изменился! С такой подписью ему не выдадут денег и еще, пожалуй, арестуют за подделку подписи и попытку получить «не принадлежащие» ему деньги.
      Да, впрочем, эти деньги и с настоящей подписью не выдали бы ему. Ведь на них наложен арест... Тонио вздохнул и бросил перо.
      А деньги ему необходимы. Если дать телеграмму Гофману и просить его прислать деньги телеграфом?.. Но при получении их опять могут встретиться затруднения. Впрочем, Гофман может выслать деньги на имя владельца отеля.
      Престо думал и рассеянно просматривал газету, на которой пробовал расписываться. Одна заметка привлекла его внимание. В отделе театра и кино сообщалась самая последняя новость: мисс Гедда Люкс выходит замуж за мистера Лоренцо Марра. Лоренцо, кинематографический артист, игравший не раз в одном фильме с Престо. Престо – несчастный, Лоренцо – счастливый любовник. Так было на экране, так случилось и в жизни. Вот он, тот полубог, которому Люкс отдала свою руку и сердце!.. Но разве он более красив, чем перевоплощенный Престо? Тонио посмотрел в зеркало. Да, он, Престо, красив. Не менее красив, чем Лоренцо. Но у Лоренцо есть имя, а Престо потерял свою славу вместе со своим лицом.
      Престо должен повидаться с нею. Проклятие! У него не осталось даже приличного костюма! Выходной истрепался в тюрьме. Престо вновь взял перо и быстро написал телеграмму Гофману:

      «Пришли десять тысяч долларов на имя мистера Грина, отель „Империаль“, Сан-Франциско,
      Престо».

      Затем Тонио попросил к телефону владельца и сказал ему:
      – Вы знаете, мистер, что я вполне платежеспособен, только случайно попал в затруднительное материальное положение. Меня может выручить мой друг Гофман. Он пришлет десять тысяч долларов на ваше имя. Прошу из этих денег взять, что вам следует по моему счету, остальные деньги вы передадите мне.
      Владелец ресторана охотно пошел на эту сделку, и скоро в кармане Престо лежали деньги, за вычетом долга более четырех тысяч долларов. Гофман вместо десяти прислал только пять. В отеле Тонио опять был открыт кредит, и лица лакеев вновь сделались почтительными. Престо купил себе новый костюм и, наняв автомобиль, отправился к Гедде Люкс.
      – Мисс Люкс, – сказал Престо, увидев Гедду. – Я пришел поздравить вас. Вы нашли своего бога?
      – Да, нашла, – ответила она.
      – Еще раз поздравляю вас и желаю всяческих радостей... Я примирился со своей участью человека, потерявшего лицо. Вы верите мне, – верите, что я действительно Антонио Престо, ваш старый товарищ и друг? – Люкс кивнула головою. – Так вот... к вам у меня есть одна большая просьба. Я хотел бы устроить... прощальный ужин и пригласить на него моих былых друзей. Их это ни к чему не обяжет. Просто мне хотелось бы еще раз, в последний раз, побывать в их милой компании, а потом... потом Престо займет подобающее ему скромное место в жизни.
      Она охотно приняла приглашение.
      – Но этого мало, – продолжал Престо. – Я прошу вас обеспечить успех моему прощальному ужину. Вот список приглашенных. В нем вы найдете фамилии мистера Питча и счастливца Лоренцо Марра, Драйтона, Гренли и Пайн, декоратора Вудинга, осветителя Мориса и кое-кого из второстепенных артистов. Мне хотелось бы, чтобы вы взялись за это дело. Когда вы получите принципиальное согласие приглашенных, я разошлю им пригласительные карточки. Итак, в понедельник, в восемь вечера в круглом зале отеля «Империаль»!
 
      Вечер удался на славу. Все приглашенные явились полностью. Престо мог убедить самых недоверчивых людей, что он, хоть и в новой оболочке, но все тот же старый Престо, не только изумительный актер, но и прекрасный режиссер. «Новую» актерскую игру Престо гости оценили, впрочем, только впоследствии. Зато режиссерские способности были в полной мере оценены во время самого ужина, который был обставлен чрезвычайно декоративно. Зал освещался нежным розоватым светом, а через открытую на веранду широкую дверь падал настоящий лунный свет, создавая красивый световой контраст. Все было заранее рассчитано. Невидимый оркестр играл прекрасные мелодии. На ужин было приглашено и несколько представителей печати, для которых нашлось немало материала и работы.
      На почетном месте были усажены Гедда Люкс, ее жених по левую сторону и мистер Питч по правую. Мистер Питч был в духе. Ему нравилась затея Престо. Попивая тонкое вино, мистер Питч наклонился к Гедде Люкс и с улыбкой говорил:
      – Кто бы он ни был, этот новый Престо, он неплохо начинает свою новую жизнь. Пожалуй, из него выйдет толк! И притом... – Питч отхлебнул из бокала, – его сказочное превращение и его фантасмагорический судебный процесс послужили для него отличной рекламой. Такую рекламу не сделаешь и за полмиллиона долларов! Да, он таки сделал себя! И если он действительно обладает талантом старого Престо, то с ним, пожалуй, стоит повозиться, чтобы сделать из него достойного заместителя самого себя!
      Люкс слушала, с интересом поглядывая на Престо, а ее жених прислушивался к словам Питча со скрытым беспокойством. Престо мог оказаться опасным конкурентом, и не только на экране, но и в жизни. Лоренцо казалось, что Люкс смотрит на Престо не только с любопытством, но и с нежностью.
      Престо поднял бокал вина, желтого и прозрачного, как янтарь, и сказал маленький спич:
      – Леди и джентльмены! Известно ли вам, что в Китае существует такое выражение: «Человек, потерявший лицо»? Так говорят про какого-нибудь человека, совершившего неблаговидный поступок и потерявшего из-за этого всю свою репутацию. «Человек, потерявший лицо» – это гражданская смерть. Правда, – в Китае... Но ведь Китай – азиатская страна...
      У нас, в культурнейшей стране мира, совершенно иное. У нас наше лицо крепко спаяно с нашим кошельком. И, пока кошелек толст, нам не грозит потеря лица в китайском смысле слова, какими бы проделками мы ни занимались. Я надеюсь скоро показать вам это! Но горе тем, кто, как я, осмеливаются изменить свое физическое лицо. Тогда их лишают всего: денег, имени, дружбы, работы, любви. Да и может ли быть иначе в стране, где царит доллар?
      Да не подумают мои почтенные гости, что я критикую прекрасные законы нашей великолепной страны. О нет! Я вполне признаю разумность этих законов и обычаев. Я подчиняюсь им! Я преклоняюсь перед ними! Я сделал ошибку, роковую ошибку, переменив свое лицо, и теперь приношу публичное покаяние. Я едва ли смогу даже с помощью доктора Сорокина вернуть себе мой прежний вид. Но я торжественно обещаю не менять больше своего лица и прошу общество простить мне мою ошибку, сделанную по неопытности, и принять меня в свое лоно, как отец принял блудного сына!
      Речь эта, несколько странно звучавшая в середине, под конец понравилась всем. Все зааплодировали. Корреспонденты быстро строчили.
      Престо выпил бокал, поклонился и вышел на веранду.
      – Нет, прямо молодец! – говорил восхищенный Питч. – Такой способности к саморекламированию я не знавал даже у старого Престо. Решительно из него стоит сделать человека с именем! Да где же он? Я хочу с ним чокнуться!
      – Я тоже! – неожиданно подхватила Гедда Люкс и поднялась вместе с Питчем. Они прошли на веранду. Там Престо не было.
      – Престо! Тонио Престо. Да где же вы? – кричал мистер Питч, расплескивая вино в бокале. – Тонио! Мальчик мой!
      – Тонио! – мелодично звала и Люкс.
      Но Престо не было. Он как сквозь землю провалился. Обошли весь сад, принадлежащий отелю, на этот вечер предоставленный в полное исключительное распоряжение пирующих. Тонио не было. Вернулись в зал. Наконец гости, потерявшие терпение, начали незаметно расходиться один за другим, обсуждая странное поведение хозяина.
      – Может быть, это тоже для рекламы, – сказал Питч, возвращавшийся домой в своем автомобиле вместе с Люкс. – Но он перестарался, этот проказник Тонио! Все надо делать в меру. – И, не смущаясь присутствием Люкс, Питч сладко зевнул.

      Тонио исчез. Мистер Питч и Люкс ждали его появления, но в конце концов должны были примириться с мыслью о том, что Тонио Престо пропал бесследно. Газеты и общество также мало-помалу забыли о Тонио. Притом новые события привлекли общественное внимание, – события, вызвавшие у полиции Сан-Франциско удивление и даже возмущение. Дело в том, что неизвестные бандиты совершили несколько дерзких ограблений.
      Одною из жертв бандитов был банкир Курц. Среди похищенных ценностей бандиты унесли несколько пачек писем, которыми банкир, видимо, дорожил. В этих пачках были собраны банкиром документы, компрометирующие крупных политических деятелей. Если банкиру нужно было устроить какое-нибудь выгодное дельце, он очень осторожно намекал влиятельному лицу, что у него, Курца, находится такое-то письмо, подписанное влиятельным человеком и адресованное такому-то (или такой-то), и влиятельный человек быстро устраивал Курцу выгодное дельце, получая взамен этого письмо, подлежащее немедленному уничтожению.
      Курц долго и любовно собирал свою коллекцию, не жалел средств и трудов. Некоторые письма были куплены им, большинство, по поручению Курца, выкрадены у разных лиц специалистами своего дела. Лишение этой «валюты» огорчило Курца гораздо больше, чем потеря сотни тысяч долларов. Курц пригласил начальника полиции и обещал ему огромную сумму за розыск и возвращение похищенных документов.
      – Что же касается денег, которые бандиты захватили у меня в сейфе, то вы можете себя и не затруднять розыском их. – И Курц сделал многозначительный жест.
      Начальник полиции понял: Курц разрешал полиции оставить у себя деньги, отобранные у бандитов. Банкир и начальник полиции любезно раскланялись, начальник заверил Курца, что не пройдет нескольких дней, как пачки с письмами будут лежать вот на этом бюро.
      Начальник полиции подкатил к полицейскому отделению на своем огромном, длинном, как подводная лодка, автомобиле и, весело посвистывая, вбежал в кабинет. На звонок начальника явились его помощники. Начальник рассказал им о своем свидании с Курцем и наметил план действий.
      Узнать, кто похитил у Курца деньги и документы, для полиции не представляло особенного труда. Весь преступный мир был у сан-францискской полиции на строгом учете. Этого требовали те деловые отношения неофициального порядка, которые давно установились между уголовным миром и полицией. Воры и бандиты были великолепно организованы. Весь город был поделен между отдельными бандами на участки. Во главе каждой банды стоял «староста», на обязанности которого лежало распределять «работу», делить добычу и иметь сношения с полицией. Бандитская бухгалтерия была поставлена образцово. Все поступления заприходовались в книгах, которые время от времени проверялись полицией. Со всех доходов полиция получала довольно высокий процент.
      Начальник позвонил по телефону и кого-то вызвал. Через пятнадцать минут к подъезду здания полиции подкатил автомобиль, и из него вышел джентльмен в изящном костюме. Это был староста бандитов ближайшего района. Приехавший джентльмен, прозванный Лордом Радклифом за то, что ему шесть раз удавалось жениться на титулованных старых девах, настоящих леди, которых он обирал, с достоинством вошел в кабинет.
      – Дом банкира Курца в районе Короля? – спросил начальник у Лорда Радклифа, небрежно кивая ему головой. – Ты видался с ним? Курцу необходимо вернуть деньги и документы. Приказ министра юстиции! – дипломатично солгал начальник, не желая говорить о своей материальной заинтересованности.
      – Дом банкира Курца находится в районе Короля, сэр, Король со своей шайкой не совершал налета на дом банкира Курца, сэр. Король возмущен дерзким нарушением его территориальных прав.
      – Вызвать немедленно Короля! – распорядился начальник полиции.
      Через пятнадцать минут прогудел у подъезда красный автомобиль Короля. Король с треском открыл дверь и вошел в кабинет:
      – Звал? Что тебе надо?
      – Кто совершил кражу у Курца?
      – Сэр!
      – Кто совершил кражу у Курца? Я тебя спрашиваю.
      – Сэр!
      – Кто совершил кражу у Курца, сэр! Провались ты сквозь землю!
      – Провались ты сквозь землю вслед за мною, и там я о том же спрошу тебя самого.
      – А может быть, вы, сэр?
      Бледное лицо Короля налилось кровью. Он сжал кулак и двинулся на начальника.
      – Договаривайте! – зловеще прошипел Король.
      – Может быть, – кто-нибудь из ваших?
      – За каждого из своих я отвечаю, как за самого себя. У нас было собрание старшин, и мы выяснили это дело. Никто из наших не причастен к ограблению банкира Курца. Не та работа, не те приемы. Видно, что это делал новичок, но новичок с головой.
      – Один?
      – В том-то и дело, что не один, а с целой шайкой.
      Лица начальника полиции и его помощника выразили крайнее удивление и негодование.
      – Шайка, неизвестная мне и вам? Шайка, которая не признает ни организации, ни начальства? Да это анархисты какие-то!
      – Совершеннейшие бандиты и анархисты! – согласился Король. – Вторгнуться на мою территорию!..
      – И остаться безнаказанными, – подзадорил начальник.
      Лицо Короля из бледного снова стало красным.
      – Ну нет! Еще никому не удалось безнаказанно посягнуть на мои священные права, – сказал Король. – Они не уйдут от карающей руки правосудия! – И он потряс своим огромным кулаком.
      – Да, да! Они должны быть наказаны, но это надо сделать скорее. Если нужно, я могу дать в помощь несколько своих агентов.
      Король презрительно фыркнул:
      – Не беспокойтесь! Я дам знать, когда дело будет сделано, и тогда вы можете прислать их пожинать лавры. Прощайте! – Король повернул к выходу и мимоходом, кивнув головой, кратко и повелительно сказал: – Лорд, фюить!
      Лорд Радклиф послушно, как собака, последовал за Королем.
      И вот тут-то начальник полиции дал волю своему негодованию, – он сердился не на Короля и Лорда. О, нет, – эти были честные бандиты, – а на того неизвестного, который имел дерзость организовать собственную шайку и работать, не признавая ни бандитской, ни полицейской власти и не платя полиции никаких налогов. Это было похоже на революцию, на потрясение незыблемых устоев.
      Неизвестный должен был отличаться не только дерзостным непризнанием авторитета власти, но и большой личной храбростью. Бандиты были беспощадны, как самые заправские американские судьи, ко всем, кто нарушал их конституцию, их неписаные законы, устанавливающие порядок ограбления граждан. Ослушнику грозила смерть за каждым углом. Тысячи глаз должны были наблюдать за ним. Он был обречен.
      И тем не менее проходил день за днем, а карающий меч Короля не опускался на голову преступника. Больше того, – неизвестный бандит проявил себя необычайным образом. Он, видимо, прекрасно разобрался в ценности захваченных им в сейфе Курца писем. Бандит рассортировал их на две пачки: в одну положил письма и документы, изобличающие в различных преступлениях и неблаговидных проделках крупных чиновников, сановников и политических деятелей, принадлежащих к демократической партии, а в другую – документы, компрометирующие сановников и лидеров республиканской партии. Букет демократических «добродетелей» он отправил в республиканскую газету, а республиканских – в демократическую. Правда, этим поступком он наживал врагов в обеих партиях, но бандит, видимо, не очень-то заботился о приобретении друзей где бы то ни было. Газеты очень обрадовались возможности свести счеты со своими партийными противниками. Поднялась неслыханная газетная полемика. Вслед за этим началась настоящая эпидемия судебных процессов, рожденных газетными статьями: за деффамацию, за клевету, за взяточничество, разглашение служебных тайн, подлоги и тому подобное. Произошло настоящее извержение грязевого вулкана, в котором, казалось, утонули все столпы общества, весь цвет денежной и служилой аристократии.