Наверное, оно пропало вместе с самим временем.
      И это было прекрасно. Она попробовала повернуться, но из этой затеи ничего не вышло. Правая рука отказывалась повиноваться. Энни внимательно посмотрела на нее и засмеялась. Забавно: это было чертовски смешно!
      ...Она попросту отлежала руку за те часы, что провела без движения с тех пор, как Лангелан оставил ее одну. И если бы Энни действительно проснулась сейчас, то ощутила бы, как миллионы иголок терзают кисть, в которой почти прекратилось кровообращение.
      Ей все же удалось повернуться. Это движение вызвало странную, отчетливо различимую пульсацию в голове - словно в мозгу возникло и забилось второе сердце.
      В ощущении не было ничего болезненного - напротив, оно представлялось даже приятным.
      Одновременно пульсировали, сжимаясь и разжимаясь, наполнявшие комнату вещи. Энни заметила, что прикроватная тумбочка при этом меняла свой цвет, попеременно окрашиваясь бордовым и розовым. Но иногда она становилась вдруг почти черной. Наблюдая за телевизором, который то принимал форму капли, то вновь возвращался к прежнему облику, Энни провела левой рукой по одеялу. Это бездумное, машинальное движение вдруг вызвало поразившее ее ощущение. Прикосновение ткани к ладони было невероятно приятным... мало того, оно оказалось фантастически чувственным.
      Энни снова погладила одеяло, наслаждаясь волнами вожделения, которое усиливалось с каждым мгновением. Все ее тело словно превратилось в чуткий эрогенный участок. Невероятное сладострастное чувство, - подобного ей испытывать не довелось ни разу. Энни чувствовала, что растворяется. В этот миг пальцы левой руки наткнулись на твердый предмет.
      Это было просто невероятно! - во всем мире, который сейчас для Энни сузился до размеров кровати с тонким гостиничным одеялом, выдержавшим бесчисленное количество дезинфекций, не могло быть ничего твердого.
      Лишь мягкая, пульсирующая зыбкость.
      ...Она вновь открыла глаза. Ощущение, которое она испытала, соотносилось с обычным совокуплением, как звук органа и губной гармошки. Энни была потрясена пережитым. И вместе с тем ей хотелось испытать ЭТО снова - хотя она не была уверена, что у нее хватит сил.
      Возможно, в следующий раз она просто умрет.
      Пусть. Только отдохнет немного.
      Энни поднесла к глазам руку, которая все еще сжимала неизвестный предмет. Теперь он показался знакомым. Без сомнения, вот эти крошечные выступы похожи на обыкновенные кнопки, которые можно нажать.
      Ее пальцы заскользили по ним, словно повинуясь неслышной мелодии. Мелодия...
      ...Была столь громкой, что Энни вскрикнула. Но почти сразу звук включившегося телевизора стал почти приятным, - кажется, сейчас буквально все способно было доставить ей удовольствие.
      Энни посмотрела на оживший экран. Теперь он перестал колыхаться, словно наполненный водой, и аппарат вновь обрел присущую ему прямоугольную форму. Но вода...
      Вода никуда не делась.
      Она хлынула из экрана - прямо на пол, заливая линялую дорожку. Вскоре Энни почувствовала как всплыла и мягко закачалась кровать. Стулья, тумбочки, сервировочный столик -все они перестали пульсировать и тоже принялись вяло покачиваться, как огрызки в помойном ведре. Неподвижен был только один телевизор, и серебристый поток, извергавшийся из него, ничуть не становился слабее. Что произойдет, когда ее комната заполнится под потолок?..
      Эта мысль была совершенно безмятежной - возникнув, она легко и без следа исчезла. Энни продолжала смотреть на экран, где, как ни странно, сохранилось изображение. Картинки непрерывно менялись, и когда ей стало уже тяжело следить за их мельканием, Энни различила вдруг человека, лицо которого показалось... нет, лицо которого определенно ей было знакомо.
      Ему казалось, что мозг заключен в сплошной зеркальный сосуд. Мысли, представления, образы немедленно отражались, не вызывая ничего и исчезая бесследно. Однако это было не совсем так.
      Контракт. - Поездка. - Тампа.
      Все, что укладывалось в эту схему, сохранялось. Более того -вызывало желание немедленно действовать.
      Дважды он запускал двигатель - и дважды глушил его. Потом сложил ладони вместе и засунул между ног, словно маленький мальчик, которому приспичило в туалет. Вновь откинул голову, однако глаза его теперь оставались открыты. Но он не замечал практически ничего.
      Мотор остывал, в салон постепенно забирался холод. Легкий снежок превратился в густой снегопад, который покрывал корпус и стекла "тандеберда" непроницаемым ледяным коконом. Что-то похожее происходило с его собственным сознанием. Но постепенно положение менялось. Мозг словно набирал обороты. Возникавшие мысли больше не гасли, напротив, возвращаясь, приобретали все большую яркость.
      И стремительность.
      Деск начинал действовать.
      Бакстон... Бакстон... и пансион Йельсен... Но нет, это было позже, а до того, до того было... что же, черт подери, было прежде? Лангелан почти физически ощущал, как напрягается оболочка, сковавшая его сознание. Будто стенки котла, испытывающие предельное давление. "Что-то произойдет. Я освобожусь от этого наваждения, или..." Или котел выдержит, переработав все содержимое.
      Выпустив в пар.
      Возможно, была другая альтернатива - но он не знал и не хотел знать ничего больше.
      Действие препарата усиливалось... Йельсен..: Он приехал и остановился у нее, а затем...
      Но что было до того?
      Внезапно Стивен почувствовал, как всколыхнулась в затылке боль -лениво и словно бы нехотя.
      "Ах, вот оно что, старая знакомая. Давно не встречались - пожалуй, уж несколько лет".
      Он впервые столкнулся с этой болью в 1988-м, когда повредил позвоночник. Тогда все окончилось благополучно, однако боль преследовала его три года. Потом прошла - казалось, уже навсегда. Выходит, он ошибался. Он ошибался, потому что, потому что рок в конечном итоге определяет все.
      "Балл-амм!" Лангелан готов был поклясться, что слышал этот звук в действительности. Кокон, тот зеркальный сосуд, сжимавший его мозг, не выдержал. Он раскололся на мириады осколков, и они, кружась, стремительно исчезали во тьме - откуда и появились. А деск все набирал обороты и, кажется, не собирался останавливаться.
      Препарат не являлся наркотиком. Скорее уж - антинаркотиком. Он подхлестывал психическую активность, но за все придется расплачиваться.
      "Придется, да. Это будет потом, а пока я свободен - и даже более. Поэтому нужно спешить".
      Лангелан включил "дворники". Их черные лапы сломали и сбросили снежную корку на ветровом стекле - словно пробили дыру из Зазеркалья в реальность. Стивен взглянул на часы.
      4.15.
      Ему действительно стоило торопиться, если, вернувшись в реальный мир, он надеялся еще в нем пожить.
      Пожалуй, он вспомнил все, или почти все, -это уже не имело значения.
      Мак Фейдак на своем табурете. Неподвижный взгляд устремлен к выходу. И револьвер. Он сжимает его в руке.
      Лоб покрыла испарина, хотя в помещении не слишком-то жарко. Капли сбегают к бровям, к переносице...
      Это до приезда. Но главное, разумеется, другое, потому что события, которые произошли после его общения с Руфью Йельсен, были гораздо значимее.
      Он повернул ключ зажигания. Мотор ожил, - слава Богу! - и, погоняв немного двигатель, Лангелан быстро развернулся на пустынном шоссе. Бакстон.
      Похоже, его собственная судьба накрепко переплелась с этим городом. Сейчас, например, она во многом зависит от того, несколько быстро ему удастся вернуться.
      Вернуться и попытаться что-нибудь сделать.
      Что? Ведь прошло уже семь часов, как ты завалил копа. На что можно рассчитывать?
      Только на рок.
      Он мчался по трассе, которую успел неплохо изучить, и уже машинально поворачивал там, где требовалось.
      "Это нечто совершенно особенное. Они просто разговаривают. Всего лишь".
      Только несколько фраз: минута, максимум две. С ходу, без подготовки. И это не гипноз, потому что даже мгновенный гипноз требует предварительной связи, раппорта - кажется, так это называется. И транса. Создать его трудно. И тем не менее парочка фраз с Маком Фейдаком - и тот уже хватается за ствол, чтобы убить женщину, которую видит первый раз в жизни, которую привел человек, работающий на Синдикат.
      Еще несколько слов - на сей раз с журналисткой, знавшей о ситуации и, следовательно, подготовленной, - но это оказалось бесполезным... И что-то гонит ее на улицу, где она наверняка бы разделила судьбу своей чикагской подруги... не проезжай он мимо той ночью. Кстати, с тем, кто снес полголовы злополучной знакомой Энни, - с ним наверняка тоже предварительно потолковали. Скорее всего, в данный момент он лежит в постели, рядом с женой, сознавая, что совершил нечто очень важное. Смысл для него не ясен, но это не имеет значения. Тот человек просто уверен, что сделал все правильно.
      Если вообще что-либо сохранилось в его памяти.
      А теперь самое интересное - оркестр, туш! - действия вполне искушенного типа - не станем скромничать, профессионала, с которым тоже провели одну-две беседы. И что?
      Лангелан помнил офис констебля так, словно оставил только минуту назад.
      Зачем ты убил полицейского ?
      Действие самое опасное - и абсолютно бессмысленное, ни на шаг не приближавшее к цели: напротив - ставившее под удар все его будущее. Зачем?
      Потому что я хотел этдго.
      Да, так. Хотел - вот в чем дело. Не сомневался, что поступал правильно. И если бы не деск, пребывал бы в той уверенности и ныне.
      Однако не он один хотел смерти констебля. Был кто-то еще, - и вряд ли дело здесь именно в Холлмене.
      Нет, дело в некоем Джоне Россе, который очень некстати заявился в Бакстон. Настолько некстати, что в надежде удалить его пришлось пожертвовать местным копом.
      В надежде?
      Вряд ли. Его подставили и накрепко прикрутили к трупу множеством ниточек.
      Однако все в конечном итоге определяет рок.
      Эти парни - кем бы они ни были - сейчас не в курсе, что их магия - или как ее там - перестала действовать. Но они узнают об этом. Очень скоро.
      Стивен вновь ощутил толчок боли в затылке - уже значительно сильнее. Скверно. Если так пойдет дальше, ему придется пережидать боль. По собственному опыту он знал, что анальгетики бесполезны. Требуется сон, несколько часов. Из-за деска он сейчас живет как бы взаймы. Потом долг придется вернуть. Может, двенадцатью часами сна. А может, придется отдать сутки: ведь он принял три таблетки. Впервые, и каковы будут последствия, не знает никто.
      Он свернул с дороги на Мидвилл. Свет фар выхватил залепленный снегом указатель. За ним туманным пятном расплывались огни бензозаправки.
      Лангелан подрулил ближе. На миг ему показалось, что ввиду непогоды обслуживание клиентов прекращено. Но тут стеклянная дверь распахнулась, и показалась закутанная в меховую куртку фигура с надвинутым капюшоном.
      - Вам полный бак, мистер? - Голос принадлежал пареньку лет пятнадцати.
      - Да. - Лангелан вышел из машины, захлопнул дверцу. - Что это такое? спросил он служащего, останавливаясь.
      Низкий, глухой рев доносился издалека, не заглушаемый даже яростным воем ветра. Словно где-то, за много миль от этого места, сражались миллионные полчища динозавров.
      - Шторм с Великих озер, - сказал парнишка, напрягая голос, чтобы перекричать ветер. - Идет шторм.
      Только сейчас Стивен ощутил, насколько похолодало. Он заметил брошенный украдкой взгляд служащего и понял, что выглядит в своей легкой, почти летней одежде странно. Куртка уже изрядно помялась, да и брюки давно потеряли форму. Но за это время у него не было ни единой возможности сменить одежду.
      - Где телефон? - спросил он парня.
      - Там, за углом. Попробуйте, если линия еще цела.
      Лангелан быстро вошел внутрь. Парнишка, ежась от холода, продолжал заливать бездонные баки его "тандеберда".
      Телефонному аппарату было место в музее. Дисковый, в металлическом корпусе. Черт с ним, лишь бы работал.
      Лангелан снял трубку. Телефон отозвался низким гудком. Набирая номер, Лангелан посмотрел на часы.
      4.47.
      В том месте, куда он звонил, время уже перевалило за полночь. Ничего.
      Тянулись секунды, сопровождаемые шорохом и щелчками в трубке. Наконец раздался сигнал вызова, и голос человека, жившего на Западном побережье Штатов, произнес недовольно:
      -Да?
      - Это я. Узнал?
      - Э-э... Да, конечно. Но должен сказать, Стив, ты не совсем вовремя. Понимаешь, у жены бессонница и она уже приняла лекарство...
      - Послушай, -проговорил Лангелан, сдерживая нараставшую ярость. Послушай меня внимательно. Когда-то я спас твою задницу, Джим. И кроме меня, никто не смог бы этого сделать. Ты не забыл?
      - Я ничего не забыл. - Голос Джима утратил оттенок недовольства, однако радушным не стал.
      - Так какого же черта ты начинаешь болтать о проблемах своей жены? Может, ты думаешь, я развлекаюсь? Вот что: выбрось-ка все это дерьмо из головы. Мне плевать, бессонница у твоей жены или еще что. Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал для меня, Джим, и сделал немедленно. Ты понял? Я очень на это рассчитываю.
      На том конце провода послышалось невнятное бормотание - видимо, микрофон прикрыли ладонью. Наконец Джим быстро сказал:
      - Я все сделаю. Подожди, только переключу телефон.
      Возникла пауза.
      Лангелан взглянул сквозь стекло на улицу - парень все еще возился с его машиной.
      - Я слушаю. Говори, Стив.
      - Возьми ручку и блокнот, записывай: Леонард Армистед. Возраст - около шестидесяти. Меня интересует все, буквально все, что ты сможешь раздобыть: откуда он родом, ближайшие родственники, где получил образование, последнее место работы. Словом, все - номер водительского удостоверения и карточки социальной страховки включительно.
      - Когда тебе нужна информация?
      - Через восемь часов. Максимум -через двенадцать.
      Джим застонал:
      - Да ты представляешь, скольких людей я должен буду...
      - Представляю, - отрывисто сказал Лангелан. - Я перезвоню. И постарайся, чтобы я застал тебя с первого раза.
      Он вышел из здания станции.
      Парнишка шагнул навстречу, на ходу вытирая руки.
      - С вас семнадцать восемьдесят, мистер. Позвонили?'
      - Да, - сказал Стивен, расплачиваясь. - А ты говорил, связь плохая.
      - В непогоду она всегда рвется. Значит, вам повезло.
      "Возможно. Возможно, и так, малыш. Правда, я не совсем в том уверен".
      Собственно, все сводилось к простому вопросу: кто?
      Кто направил его в офис констебля?
      Узнать это было абсолютно необходимо по двум причинам. Во-первых, нельзя, чтобы нечто подобное повторилось. Но основное заключалось в надежде, что тот человек выведет его на Филипа Спаатца. Правда, в том не было стопроцентной уверенности. Но Лангелан чувствовал, что это возможно. Хотя действовать придется особенным образом - иначе вместо Спаатца мозги вылетят, скажем, у мэра этого поганого городишка.
      Так же, как у того злополучного констебля.
      Ни разу за все годы Лангелан не убил полицейского.
      Он вообще выполнял контракт практически безупречно и не забрал жизнь ни одного копа. Это было очень важным: у полиции не имелось к нему личного счета.
      Теперь все изменилось. Случись ему попасться - и любой полицейский от Восточного до Западного побережья сделает все, чтобы он не дожил до суда. Мысль эта наполняла его бешенством.
      "Они поплатятся. У них просто не возникало до того серьезных проблем, и появилась иллюзия, что все очень легко. Но когда станет по-настоящему горячо, они поймут, что то была лишь иллюзия".
      Деск все еще продолжал действовать. Мысли легко и стремительно выстраивались в сознании, словно калиброванные подшипники. Ему было хорошо - пока хорошо - за единственным исключением. Головная боль постепенно заполняла затылок, и никакой деск не мог здесь помочь. "Черт с ним. На три-четыре часа меня еще хватит". На востоке забрезжила полоса слабого, будто недоношенного восхода, - из такого мог развиться лишь рахитичный бессильный день, который наверняка быстро сменят новые сумерки.
      Сейчас Бакстон спал. Во всяком случае, все выглядело именно так. Тем не менее Лангелан не стал выезжать на центральную улицу, а свернул на Вууд-роуд, а затем направил машину по одной из узких дорожек, спускавшихся к парку. Оттуда он пешком выбрался на Мейн-стрит.
      Кто?
      А с кем он вообще разговаривал здесь? Бармен в "Медвежьей пяте" и два старых мешка за столиком.
      Вряд ли.
      Лангелан усмехнулся -"Пиво от Флинта -выпьешь и пинту". И тут же улыбка на его лице превратилась в гримасу. После комфортабельного салона "тандеберда" на улице оказалось невероятно холодно. Жидкие конусы света уличных фонарей выхватывали из темноты снежные полосы. Ветер вылизывал пустынные улицы. Стивен поднял воротник и затянул "молнию" до подбородка.
      "Ничего. Это все-таки Пенсильвания, а не Аляска.
      Такое не сможет продолжаться долго".
      Руфь Йельсен.
      Это возможно. Ведь ей каким-то образом удалось разговорить его... Разговорить о том, что было спрятано так глубоко, что оказалось почти забытым. Хотя разве он что-то рассказывал ? Нет, определенно нет. Он просто вспомнил одну давнюю историю. Тогда, после проведенной на острове ночи, ему страстно хотелось поделиться пережитым - но рассказать в тот момент было некому. А потом оказалось ненужным. Но, видимо, это было лучшее воспоминание в жизни.
      "Итак, Руфь. И кроме нее был вдобавок тот ненормальный секретарь. Что он болтал - невозможно вспомнить. Кстати, еще нищий там околачивался, возможно, у него была своя роль. Но как бы там ни было, несомненно: имя констебля не прозвучало. Ни разу. И даже намека не было".
      Произошло совершенно другое.
      Лангелан остановился. Ему захотелось курить, но сейчас это была пустая затея. Неважно. Только что, секунду назад, благодаря деску очередной подшипник в его мозгу точно занял определенное место.
      И он понял.
      Это было очень простой вещью, настолько простой, что странно, как он вообще догадался.
      После разговора с секретарем ты совершенно забыл о намерении повидать мистера Армистеда.
      Забыл?.. Нет, не совсем так. Точнее будет - расхотел.
      Да, именно это. Ему не хотелось уже идти в Фиолетовый дом, встречаться с кем бы то ни было. Кажется, в тот момент ему вообще ничего не хотелось. И это было состояние его души. Его настроение. Никакого насилия, никакого нажима - все определялось (или ощущалось?) собственной волей.
      По своей воле он вернулся в пансион - и по своей же воле через полчаса навестил констебля Холлмена.
      Если его зомбировали, то произошло это на высочайшем уровне и невероятно изощренно. Ни о чем подобном он даже не слышал. А уж он должен был знать о подобной технике - хотя бы в общих чертах.
      Потому что это не могло остаться незамеченным для Синдиката.
      Однако нет.
      И если бы не сверхдоза стимулятора, то он бы так и не выбрался из этого дерьма.
      Лангелан стоял, прислонившись к шершавой неровной стене. Напротив располагалась аптека - в неоновой вывеске горела одна-единственная буква словно последний солдат погибшего взвода. Через два квартала должен быть пансион Йельсен. Света над входом не было.
      Ничего.
      Он вернется к Фиолетовому дому - и на этот раз попадет внутрь. Обязательно: потому что теперь игры кончились. Теперь все будет очень серьезно. Но сперва необходимо заглянуть в свой номер. Эти два квартала дались нелегко. Когда он подошел к знакомому подъезду, пальцы его рук совершенно окоченели, и ему пришлось дышать на них, прежде чем достать из кармана ключ. Холл был совершенно пуст - на сей раз действительно пуст.
      Лангелан поднялся на второй этаж, пересек лестничную клетку, освещаемую болезненным оранжевым светом ночного плафона, и подошел к двери, которую украшала табличка с номером "9". Цифра сейчас едва угадывалась. Он недолго постоял перед входом. Его вдруг вновь охватило чувство абсолютной и необъяснимой уверенности, что дверь не заперта.
      Но быть этого не могло.
      Даже если убийство копа уже обнаружено (в чем он весьма сомневался), полиция не имела времени выйти на него. Легавые вряд ли успели даже наметить круг подозреваемых. И это значит... Это значит, что номер закрыт на два оборота, - как он его и оставил несколько часов назад. Теперь тот момент представлялся далеким, как юрский период.
      Не заперта.
      Лангелан повернул ручку, дверная створка легко подалась, словно приглашая его за собой. Бесшумно он извлек свой "люгер".
      ...На стене выключатель. Вспыхнул свет - пожалуй, излишне яркий. Он оглядел комнату - еще и еще раз, словно механический заяц, у которого никак не кончался завод. Комната была чисто убрана.
      И совершенно пуста.
      Нигде ни соринки; из-под покрывала выглядывал край простыни, застеленной особенным образом. На миг Лангелан подумал, что в темноте коридора зрение подвело его. Потом он посмотрел на платяной шкаф.
      Лакированную поверхность, словно оспинки, покрывали следы уколов.
      Это был его номер.
      И вместе с тем уже нет. Номер, подготовленный для нового постояльца. И здесь не было вещей. Его сумки.
      Исчезли вообще все следы его пребывания в пансионе.
      Это было необъяснимо. Но тем не менее это было именно так.
      Лангелан убрал пистолет, радуясь, что никто сейчас не видит его лица... никто из своих. Он повернулся к выходу, и внезапно волна боли захлестнула затылок - и отступила, оставив после себя мгновенную слабость и неприятное, давящее ощущение в желудке.
      "Не хватало лишь блевануть здесь".
      Он толкнул дверь и вышел в коридор, чувствуя, что ладони покрылись потом.
      "Это уже второй звонок. Сколько осталось - час, полтора? А там боль примется за него всерьез".
      Но это неважно. Нет, потому что деск дал ему возможность...
      Щелк!
      Очередной подшипник занял свое место в сознании, хотя и не так легко, как предыдущие.
      Комнату убирают, когда клиент уезжает совсем.
      Вот и все. Так и произошло - очевидно, у миссис Йельсен появилась уверенность, что она больше не увидит гостя из девятого номера.
      Руфь Йельсен.
      Стивен вышел в коридор. Когда он подходил к лестнице, ему показалось, что он заметил тень, исчезнувшую в темноте холла.
      Он замер на площадке. Пансион был погружен в тишину; он плавал в ней, словно утопленник в глубине заброшенного колодца. И тишина эта сейчас действовала на нервы.
      Боль может вернуться в любую секунду.
      Лангелан принялся осторожно спускаться, и когда его туфли вновь коснулись устилающего холл ковра, он решил, что на этот раз воображение сыграло с ним шутку, заставив увидеть то, чего не было.
      Никакой тени.
      Ничего, кроме сонного безмолвия вокруг. Он пересек холл, который заканчивался коротким и узким коридором, упиравшимся в белую дверь.
      Комнаты хозяйки заведения. Так сказать, личные апартаменты. Он не был в них ни разу. Ну и что? Это не имело значения, и Лангелан столь же ясно представлял себе комнаты за белой дверью, как если бы гостил у Руфь Йельсен каждое Рождество. Он нащупал замочную скважину.
      Хм, здесь проблем не возникнет. Они могли появиться, вздумай Руфь установить себе металлическую дверь. Но, вероятно, подобная мысль даже не посещала ее.
      "Они слишком спокойны. И слишком уверены - настолько, что воспринимают окружающее, как шахматный игрок партию, где он провел в ферзи все свои восемь пешек".
      Миссис Йельсен.
      Он вспомнил ее тугой узел волос на затылке. Заплетает она их в косу на ночь или они свободно рассыпаны по подушке? Скоро он это узнает.
      Лангелан вплотную приблизил ствол "люгера" к двери - в том месте, где язычок замка уходил в паз. Возможно, третий выстрел через глушитель будет далеко не бесшумным... Он нажал спуск.
      Металлический хруст выбитого замка заглушил все остальное; дверь содрогнулась; резко запахло порохом.
      Лангелан провел рукой по ее поверхности - на месте замочной скважины образовалась дыра, в которую можно было засунуть кулак.
      Гостиная миссис Йельсен служила одновременно и спальней. Кровать стояла у левой стены, и на низком телефонном столике рядом горел крошечный ночник с зеленым расписным абажуром.
      Овца Йельсен спала при свете.
      Она открыла глаза, но не сделала ни единого движения,, даже не шевельнулась за те секунды, которые потребовались Лангелану, чтобы пересечь комнату. Хотя это все равно ничего не меняло.
      Он сел возле изголовья. Руфь неподвижно смотрела на него, и даже дыхания ее почти не было слышно.
      Свет ночника освещал сбоку ее обращенное вверх лицо, и левая половина его была хорошо видна, а правая пряталась в густой тени. Это походило на маску для Дня Всех Святых... и это отчего-то не понравилось Лангелану. Словно скрытый в темноте глаз Йельсен мог представлять угрозу...
      Быстрее!!
      Коротким движением он накрыл ладонью рот женщины, одновременно сжав ее ноздри средним и указательным пальцами.
      - Слушайте, Руфь, слушайте очень внимательно. Сейчас вы кое-что сделаете для меня. Все будет просто - если не возникнет ошибки. И вы должны очень постараться, Руфь, чтобы ошибок не было.
      Он заглянул в единственный видимый глаз миссис Йельсен - и не различил ничего. Распахнутый зрачок, казалось, поглощал все, в нем не отражался даже свет ночника. Лангелан немного, совсем немного сжал пальцы.
      - Когда я отпущу вас, вы снимите трубку и наберете номер мистера Леонарда Армистеда. Не сомневаюсь, вы помните его наизусть. Кто бы вам ни ответил, вы скажете: "Пансион Йельсен". И все. Ни единого слова больше. Это просто, не правда ли, Руфь? Очень просто.
      Он все еще сжимал ее рот и ноздри.
      Как долго она сможет не дышать ?
      - Если к тем двум словам вам вздумается прибавить что-то еще даже не слово, нет -любой звук, то он будет последним для вас... в этой жизни. Это тоже просто.
      Она все еще не делает попыток освободиться.
      - Но, может быть, Руфь, вы не точно меня поняли? Может, вы решили, что мне вздумалось поиграть с вами в некую экзотическую игру?..
      Он улыбнулся, и эта улыбка получилась почти мягкой.
      - Упаси Бог вас от подобного. Вам следует знать, насколько все серьезно.
      Положив "люгер" на колени, Лангелан левой рукой провел по щеке Йельсен и коснулся уха. В мочку была вдета серьга - массивная золотая безделушка, почти сросшаяся с плотью. Он вырвал ее одним быстрым движением, без усилия. Тело Овцы Йельсен выгнулось дугой: мгновение она почти не касалась кровати, опираясь на нее лишь затылком и пятками. Потом обмякла, словно разом лишилась костей. Стивен схватил ночник и поднес к изголовью: - Теперь, сука, ты поняла, что я могу все?
      Свет заливал лицо Руфь. И вдруг на секунду оно перестало походить на Сайта-Клауса. Исчезли румяные щеки, лоб, почти не тронутый морщинами, и Лангелан увидел древнее, ссохшееся лицо, лик существа (человека?), прожившего не один десяток жизней. Он отдернул руку.
      И тут же все изменилось. Перед ним вновь была Руфь Йельсен, правое ухо ее заливала кровь, пропитывая подушку в дорогой, с вышивкой, наволочке. Но глаз -тот, что был до того в тени, -по-прежнему оставался черным и пустым, словно распахнутая дверь склепа.
      Лангелан сжал рукоять "люгера", испытывая почти непреодолимое желание спустить курок. Мышцы задеревенели, и ему пришлось сделать усилие, снимая телефон со столика. Он поставил аппарат ей на грудь и приблизил ствол пистолета к такой симпатичной ямочке под подбородком миссис Йельсен.
      - Звони.
      - Стив...
      Короткое слово прошелестело в звенящей тишине комнаты, будто последний лист слетел, кружась, с мертвого дерева. Это было мгновение между жизнью и смертью. Указательный палец Лангелана потянул спуск...
      Миллиметр - еще один миллиметр - и замер.
      "Стив! Назвала по имени! Эта старая стерва знает мое имя!!!"
      - Я знала его еще до того, как ты переступил порог пансиона. И ты действительно можешь все, - она говорила свистящим шепотом, и грудь ее тяжело поднималась и опускалась, словно телефон давил непосильной тяжестью. - Из того, что в состоянии представить. Но представить... ты способен... на все...
      Не так! Все идет не так!
      Он был твердо намерен не дать ей говорить. Ничего, кроме двух слов. Двух слов в телефонную трубку. Он полагал, что эти слова не способны ему повредить, но зато наверняка послужат сигналом тревоги для Армистеда. Возможно, тот не приедет сам, но кто-то обязательно явится. Это и было самым важным. Это был контакт.
      Все остальное - вопрос техники: привычные действия. Добраться до Армистеда - значит добраться наконец до Филипа Спаатца. Но... Руфь Йельсен произнесла гораздо больше двух слов. И все еще жила...
      Кровь продолжала струиться, кровь была на одеяле и простыне. Поразительно, как много ее скопилось за несколько минут. Лангелан провел пальцем по липкой и влажной наволочке, а затем изобразил вопросительный знак на пластмассовом корпусе телефона. Потом приложил палец к губам. После чего молча заглянул ей в глаза. Руфь Йельсен медленно опустила веки.
      Да.
      "Она поняла. Теперь она поняла".
      Рука Йельсен потянулась к телефону: Лангелан придерживал аппарат, грозивший в любой момент соскользнуть. Манжета его сорочки поднялась, обнажив запястье.
      Руфь набирала номер. Диск вращался со слабым звуком, похожим на жужжание готовой ужалить осы.
      "Восемь... один... четыре... еще четыре... дев..."
      Палец Йельсен внезапно выскользнул из отверстия телефонного диска. Движение было неуловимым. Рука женщины коснулась его запястья, и это прикосновение
      ...озеро...
      заставило вздрогнуть. Он замер, чувствуя, что мысли, его собственная воля расплываются, теряют очертания, словно тесто под руками умелой хозяйки, но главное -это было приятно.
      Озеро, остров и...
      Стивен покачнулся. Мышцы расслабились - и телефон соскользнул.
      Миссис Йельсен дернулась вслед, стараясь удержать, - и это ей удалось. Она поймала аппарат за шнур.
      Но трубка соскочила и со стуком ударилась о деревянную ножку столика. Возможно, еще продолжал свое действие деск - или сработала, пробудившись, психическая защита, - так или иначе Лангелана швырнуло в реальность с быстротой пробки, вылетающей со дна полного мутной воды колодца.