Андрей Олегович Бельтюков
      СЕКТА
      Разумеется, это были крысы.
      Ночные твари во множестве шныряли среди поверженных мусорных баков; некоторые заинтересованно уставились на автомобиль, словно ожидая, когда откроется дверца. Человек в черном "тандеберде" - в темноте машина казалась сгустком мрака - на миг, оторвался от своего занятия. Повернувшись, он направил ночной бинокль в сторону ближайшей кучи отбросов. Крысы в призрачном зеленоватом сиянии объектива выглядели неправдоподобно, омерзительно огромными. Их были сотни, а может быть, тысячи. Голые хвосты волочились сзади, точно дохлые черви. В грязной, сбившейся шерсти копошились полчища клещей.
      "Ч-черт!" Но при свете дня городок выглядел весьма чистеньким.
      Человек прибыл в Бакстoн четвертого ноября, в среду, в два часа пополудни. Около ста восьмидесяти миль от Кливленда; миновав Коннеот, он свернул с федеральной трассы, пересекая границу штата, проехал Албион и повернул еще раз - на юг, направляясь по двухполосному шоссе № 40. Не доезжая двенадцати миль до Мидвилла, возле развилки он увидел табличку: "Бакстон - 7,5", а ярдах в двадцати за ней у дороги -автозаправку "Тексако".
      Даже летом Бакстон было бы трудно назвать утопающим в зелени. Теперь же, в конце осени, город казался прозрачным. Он словно сжался в тревожном ожидании зимних ветров с Великих озер. Припарковав "тандеберд", человек снял номер в мотеле под вывеской "Добрый выбор" - странное название для единственного мотеля в городе. Впрочем, все это не имело никакого значения. Приняв душ и переодевшись, он пешком направился к центральной площади. Найти ее не составляло труда: Мейн-стрит, единственная улица с десятком каменных зданий, где-то в середине своей расширялась, точно обожравшийся удав, образуя пространство, в котором сосредоточилась деловая жизнь Бакстона. Человек шел, неторопливо читая вывески:
      "Локоны Джуди"
      "Скобяные товары Майленберга"
      "Медвежья пята" ("Пиво от Флинта - выпьешь и пинту".)
      Человек толкнул дверь, местами еще сохранившую следы краски, и шагнул в полумрак заведения. За стойкой бармен, на лице которого выделялся поразительных размеров хрящеватый нос, старательно протирал сухие бокалы. Он даже не повернулся на звук тренькнувшего колокольчика.
      За столиком в дальнем углу расположились двое.
      Кроме них, в забегаловке не было ни души. "Дзиньданг" - надтреснуто пропел колокольчик у двери. Сидевший лицом ко входу оторвался от своей кружки.
      Дверь отворилась и пропустила мужчину лет тридцати пяти, одетого в мягкую спортивную куртку серого цвета и черные, безупречного покроя брюки. Хотя в "Медвежьей пяте" было темновато, Том Моу готов был поклясться, что на ногах у вошедшего "гуччи" из мягкой коричневой кожи. Прошлым годом на рождественской ярмарке в Янгстауне Том Моу видел подобные штучки - по двести долларов пара.
      - Гляди, - пробурчал он, отхлебывая пиво и толкая под столом соседа.
      Ли Остин медленно (чему немало способствовал шейный радикулит) повернулся, глянул и так же неторопливо принял прежнее положение.
      - Ну, чужак, -Ли вновь припал к своей кружке.
      Пиво с отчетливым звуком полилось в глотку, острый кадык задергался с такой силой, что казалось, вот-вот прорвет дряблую кожу. Вошедший подошел к стойке, кинул бармену пятерку и с пустой кружкой в одной руке и полным кувшином в другой направился к угловому столику.
      - Вы позволите, джентльмены?
      Оба жителя Бакстона молча кивнули, причем одновременно, словно репетировали это множество раз.
      - Джон Росс. Сегодня приехал, - сообщил мужчина, присаживаясь и по очереди протягивая старикам руку. - Неплохое местечко, так? Я о нем слышал. Хотим с компаньоном открыть у вас дело. Что скажете, джентльмены?
      Он наполнил кружки собеседников, а заодно и свою. Ли Остин качнул головой - послышался громкий хруст позвонков - и не сказал ничего.
      - Чем заняться-то думаете? - проговорил Моу, разглядывая их нового знакомого. Хорошее лицо. Твердое, но открытое. Серые с зеленью глаза, широко поставленные, глядят внимательно и дружелюбно. Светлые волосы гладко зачесаны назад. Только рот... нет, губы скорее выглядят как-то хищно... уж слишком тонкие. Приезжий улыбнулся,, и последнее впечатление тут же исчезло.
      - Собираемся открыть пансион. Небольшой, но добротный. Подберем помещение, оборудуем как следует.
      Номеров будет немного. Зато обслуживание - на высшем уровне. Делаем ставку на качество. - Мужчина откинулся на спинку стула и обвел стариков взглядом, явно довольный нарисованной перспективой.
      Ли Остин молча уставился в свою кружку.
      - Так... - начал Том Моу и замолчал. Отчего-то он казался смущенным. Только ведь у нас уже есть пансион. Овца... то есть Руфь Йельсен его держит. Считай, лет двадцать держит, точно. Комнат у нее - не полная дюжина, да и те зачастую пустуют.
      - Как это? - Едва пригубив, приезжий отставил Кружку. - Но мне совершенно точно сообщили, что здесь в Бакстоне ничего нет, кроме мотеля!
      Том Моу крякнул.
      - Ну, мотель - это чушь, на это и внимания можно не обращать, - он Bbrreji со рта ладонью пивную пену. - Но заведение миссис Йельсен другое дело. С ним вместе Бакстону не прокормить ваш бизнес. Летом, правда, наезжают туристы, да и то... нет, вряд ли.
      О том, что Овце Йельсен, которую в городке любили, власти Бакстона никогда не посадят под бок конкурентов, да еще не из местных, Моу решил умолчать.
      Неплохие, возможно, ребята, но дело затеяли гиблое.
      Так вот. Приезжий молчал, сцепив на коленях пальцы.
      - Ч-черт! - пробормотал он. - Шестьсот миль до Детройта без остановок - и псу под хвост. Ну надо! Ведь был точно уверен!
      В душе Моу шевельнулось что-то похожее на сочувствие.
      - Здесь свет клином не сошелся. Попробуй южнее - Джеймстаун, Шарон, Нью-Касл, может, там дело сладится.
      Приезжий поднял голову. На его лице отразилось искреннее огорчение.
      - У вас красиво, -произнес он негромко. Помолчал, потом решительно поднялся. - Придется возвращаться. Жаль. Прошу прощения и благодарю вас, джентльмены.
      - Заночуй, поутру тронешься, - крикнул вдогонку ему Том, кося при этом глаза на кувшин, который был еще наполовину полон. - Вежливый парень, заметил он, когда за приезжим хлопнула входная дверь и колокольчик вновь пропел свою фальшивую песнь.
      - Чужак. По мне, так пусть он свою вежливость соберет в шляпу и засунет в задницу, - отозвался Ли Остин, вновь припадая губами к кружке. Моу хотел возразить, что у парня и шляпы-то нет, но, глядя, как бешено дергается кадык у соседа, отвернулся.
      Затем он прошелся по Мейн-стрит из конца в конец, и вся прогулка не заняла и часа. По обе стороны дороги, там, где главная улица городка упиралась в объездное шоссе, высились два пологих холма. Один из них венчала католическая церквушка, по-видимому недавно отремонтированная. На противоположном - расположился добротный двухэтажный дом, выстроенный в новоанглийском стиле. Стены необычного, глубокого фиолетового, цвета частично скрывались за кронами деревьев, сохранившими кое-где остатки листвы. Невысокий металлический забор опоясывал холм, два каменных столба обозначали ворота, от которых до самого дома тянулась выложенная бетонными плитами дорожка.
      Человек решил, что пора возвращаться в мотель. По пути он вновь миновал пансион Иельсен, который почти примыкал к площади. В соседнем здании расположилась контора городского констебля, но это обстоятельство вряд ли могло стать проблемой.
      Вернуться и выспаться до темноты, потому что он уже определил для себя все, что было необходимо.
      Двигаясь вверх по Мейн-стрит, он заметил небольшой узкий проезд, который соединял ее с Вууд-роуд, примыкавшей к городскому парку. Возле проезда, напоминающего скорее расщелину, человек на миг задержался. Закурил, не спеша огляделся. Вход в пансион был несколько в стороне, но тем не менее хорошо просматривался, а ширина проезда позволяла загнать в него машину. Не имело смысла искать лучшего места.
      Вернувшись в свой номер, мужчина запер дверь, снял ботинки, куртку и улегся, не раздеваясь. Он курил, заложив под голову левую руку и стряхивая прямо на ковер пепел.
      В пивной наверняка его отлично запомнили. Это хорошо: более того необходимо, потому что прислуга другого мотеля, в двухстах милях отсюда, впоследствии подтвердит под присягой, что видела его у себя в заведении нынешней ночью. Подтвердит, если в том возникнет необходимость, хотя скорее всего ничего подобного не потребуется. Но отработка контракта в маленьких городках, где каждый приезжий всегда становится чемто вроде голого на маскараде, имела свою специфику. В том числе и купленных свидетелей. Это были лишние хлопоты, но в конце концов они оплачивались не из его кармана. Теперь он не просто чувствовал - он был подготовлен. Он располагал достаточной информацией о человеке, ради которого прибыл в этот дерьмовый Бакстон. Достаточной, чтобы качественно проделать свою работу.
      Филип Спаатц появился в Бакстоне около трех месяцев назад. Сперва сменил несколько адресов, но затем окончательно поселился в пансионе. Возможно, он собирался осесть в городишке надолго и даже купить дом - во всяком случае, несколько раз справлялся в местном агентстве недвижимости. Жил замкнуто и за пределами пансиона практически ни с кем не общался.
      Иногда ездил к водохранилищу Пайматунинг, где брал напрокат лодку и спиннинг. На этом контакты Филипа Спаатца с внешним миром заканчивались. Почти.
      Не вставая с кровати, мужчина выудил из кармана своей спортивной куртки бумажник. Во внутреннем отделении хранилась фотография, сделанная с большого расстояния с помощью телеобъектива, затем сильно увеличенная и обрезанная в нужный формат. На снимке был изображен субъект лет сорока в очках в тонкой металлической оправе. Темная шевелюра, изрядно поредевшая. Торчащие, почти лишенные мочек уши.
      Строгий деловой костюм, очевидно обошедшийся владельцу в изрядную сумму. Ничего примечательного.
      Этот Спаатц выглядел типичным нью-йоркцем - возможно, оно так и было.
      Приезжий неторопливо чиркнул зажигалкой, поднес язычок пламени к уголку фотографии. Когда бумага вспыхнула, он поднялся и бросил ее в пепельницу на столе.
      Карточка больше не понадобится. Он помнил все, что стоило помнить. Хотя девяносто процентов этого - мусор, который вряд ли пригодится. Главным было то, что раз в неделю Филип Спаатц совершал поздние вечерние прогулки по Бакстону. Раз в неделю. По средам.
      Вновь растянувшись на кровати, мужчина закрыл глаза и стал дожидаться темноты.
      В начале десятого вечера он вышел в холл. В руке мужчина держал багаж, который весь умещался в черной дорожной сумке.
      - Уезжаете? - спросил ночной портье, парнишка лет двадцати, с неохотой отрываясь от книги.
      - Да, - мужчина положил на стойку ключи.
      - Поздновато.
      - Ничего. К утру буду дома. Там высплюсь.
      - Если не уснете за рулем. - У паренька было своеобразное чувство юмора.
      Мужчина взглянул на обложку книги, которую портье закрыл, пальцем заложив страницу. "Ночная тварь" Лу Адамса.
      - Ничего, если сморит, заночую в Толидо. -Приезжий направился к двери, у самого выхода обернулся. -Сходи в сортир заранее, -проговорил он небрежно. - В твоем чтиве такая концовка, запросто напустишь в штаны.
      Хлопнула дверь. Портье остался один в пустом холле. Когда наконец парень опять открыл свою книгу, оказалось, что он все-таки потерял нужное место.
      Включив габариты, мужчина вывел "тандеберд" с площадки и тронулся по пустынным улицам Бакстона.
      Однако, добравшись до объездного шоссе, он свернул налево и сделал крюк в семь миль, обогнув городок с запада. Через двадцать минут его "тандеберд" - на этот раз с выключенными огнями - показался у развилки между двумя холмами с противоположной стороны Бакстона. На малых оборотах двигатель работал почти бесшумно. Свернув на Вууд-роуд, мужчина добрался до проезда, который приметил днем.
      Стрелки часов перевалили одиннадцать. Сквозь ветровое стекло виднелся участок практически не освещенной Мейн-стрит, вход в пансион едва угадывался, но был отчетливо виден в ночной бинокль. Мужчина терпеливо ждал. Он умел ждать - это входило в набор качеств, необходимых в его работе. Почти полная тишина, охватившая город, нарушалась лишь шорохом и царапаньем множества крысиных лапок. Впрочем, в салоне машины эти звуки были едва слышны. Все внимание мужчины было приковано к входной двери пансиона.
      За полтора часа дверь эта открылась лишь однажды, пропуская пожилую чету, - возможно, с позднего сеанса кино. Медленно проехала чья-то машина, направляясь в сторону холмов; потом окуляр высветил силуэт кота, осторожно крадущегося вдоль стены. Мужчина мельком подумал, не свернет ли тот в переулок - здесь он мог сыскать себе ужин. Но кот, очевидно, был опытным он даже не повернул голову, поравнявшись с крысиным проездом.
      Минут через пятнадцать дверь пансиона распахнулась. Мужчина мгновенно напрягся. Но Филип Спаатц явно задерживался с традиционной прогулкой. Из здания пансиона вышла молодая женщина в темном плаще. Вязаная шапочка плотно облегала голову. Остановившись на мгновение, женщина уверенно направилась в сторону центра. Он взглянул на часы. Без четверти двенадцать.
      И в этот самый момент внезапно ощутил, что за ним наблюдают, То было даже не чувство, а знание, хотя он вряд ли сумел бы объяснить его природу. Оно было неосязаемым, бесплотным, но вместе с тем абсолютно точным.
      Такое уже случалось в прошлом, хотя и редко. Но он научился подчиняться подобным импульсам не раздумывая. Отчасти поэтому его карьера была гораздо успешнее, чем у многих.
      Не мешкая мужчина включил зажигание. На сегодня игра закончена. У него будет время подготовить новый план, а заодно разобраться, что же помешало ему нынешним вечером. Но это - после. Сейчас требовалось немедленно уезжать.
      Он выбрался задним ходом и повел машину вдоль Вууд-роуд. Слева, ниже по склону, виднелся городской парк: редкие без листвы деревья походили на обглоданные скелеты. В глубине сверкнула поверхность небольшого пруда. Отражения тусклых фонарей танцевали в черном зеркале воды, похожие на болотные огоньки.
      Начался слабый дождь. Рассеянная в воздухе водяная пыль придавала окружающему иллюзорный, бесформенный вид. Мужчина включил "дворники", и тут что-то у правой обочины привлекло его внимание.
      Проехав несколько ярдов, он затормозил и посмотрел в зеркало над лобовым стеклом. Потом вышел из машины.
      Женщина лежала на боку, поджав ноги. Лица практически не было - череп оказался расколот одним страшным косым ударом. Одна туфелька откатилась в заросли жухлой придорожной травы. Из огромной раны все еще текла кровь, маслянисто отражаясь в красном свете задних огней "тандеберда".
      Мужчина выпрямился, оглядевшись. В ближайшем доме - почти полмили отсюда - желтым глазом в ночи горело единственное окно, дождь усиливался, пробираясь за воротник куртки. Возможно, убитую найдут только к утру, а может, и через час - наткнется какая-нибудь парочка, разгоряченная поцелуями на укромной скамейке парка. В любом случае весьма скоро здесь будет полно людей и полиции. Требовалось убираться.
      Но это не значит, что он должен мчаться, как школьник, на спор забравшийся ночью на кладбище и которому почудилось за дальней могилой.
      Вывернув на центральную площадь, мужчина проехал мимо бессмысленно мигавшего желтым единственного в городе светофора. Вывеска "Локоны Джуди" мокла под непрерывным дождем. Если погода не изменится, завтра для парикмахерской вряд ли будет удачный день.
      А уж одной клиентки заведение явно не досчитается.
      Клиентки... Вероятно, он был последним, кто видел ее живой. Та самая женщина, что минут двадцать назад покинула пансион Йельсен. Темный блестящий плащ: на его складках отразились блики подфарников. Если бы не это, он мог бы и не заметить убитую. Что, в сущности, ничего не меняло. А если меняло - то скорее в сторону осложнений.
      Мужчина нахмурился. Сегодня был явно не его день.
      Впереди в свете фар мелькнула фигура - и тут же скрылась за ближайшим углом Мейн-стрит. Мужчина повернул следом - кратчайший путь из этого городишка. И сразу увидел ее, вжавшуюся в камень стены. Лицо и сама поза, казалось, выдавали величайший ужас - словно она ожидала немедленной смерти.
      "Ч-черт, что здесь творится нынешней ночью?!" Он и не думал останавливаться, но вдруг услышал слабый крик сзади, похожий скорее на стон. Обернувшись, увидел, что женщина, уже стоя на коленях, смотрит вслед удалявшемуся "тандеберду". Проклятье!
      Мужчина затормозил, потом резко сдал назад.
      - Садись.
      Она юркнула на переднее сиденье, торопливо захлопнув дверцу, и отстранилась как можно дальше, будто готовясь выпрыгнуть на ходу. Мужчина ощутил запах пропитанной дождем одежды. Он быстро взглянул на свою пассажирку. Лет двадцать пять. Джинсы и желтый, в темную полоску свитер, явно с чужого плеча.
      Светлые волосы сбились, мокрыми прядями облепив лоб. Лицо по-прежнему искажала гримаса страха - невозможно было даже сказать, какова внешность этой девицы. Несколько минут они молча двигались по центральной улице, приближаясь к развилке.
      - Который час? - вдруг быстро спросила незнакомка.
      Мужчина коротко кивнул на приборный щиток "тандеберда": - Двадцать минут первого.
      - У вас есть часы?
      Он протянул ей правую руку - часы он носил на ней, хотя и не был левшой. Девушка, отодвинув манжет куртки, склонилась к светящемуся циферблату. Пальцы ее скользнули по запястью мужчины - осторожно и торопливо, словно что-то искали.
      Внимание. Сейчас она выкинет какую-нибудь штучку.
      Он полностью контролировал ситуацию, но на всякий случай крепче ухватил руль левой рукой. Правая оставалась расслабленной - в любой момент он мог сломать девушке шею одним движением. Но она с коротким выдохом расслабленно откинулась на спинку сиденья.
      - Я направляюсь далеко, - сказал мужчина. - Куда тебе?
      - Безразлично. Чем дальше отсюда, тем лучше.
      "Тандеберд" вывернул на шоссе и помчался на северо-запад. Рассекая нескончаемую пелену дождя, машина словно плыла сквозь темноту, окутанная тончайшим водяным коконом. Девушка сидела неподвижно, прикрыв глаза. Похоже, она спала. Но вскоре изменила позу - локти уперлись в колени, голова склонялась все ниже. Мужчина искоса взглянул на нее. Даже в свете приборов лицо ее казалось слишком бледным. На лбу выступили бисеринки влаги, и то не были следы дождя.
      Пот блестел на висках, тонкая струйка сбежала к воротнику свитера.
      - Если твой ужин просится обратно, - сказал мужчина, не отрывая глаз от дороги, - сделай это лучше в окно. Иначе тебе придется самой мыть машину.
      - Нет. Это не то, что вы думаете. - Девушка повернулась к нему, и в глазах ее мужчина увидел выражение, которое встречал не раз и знал очень хорошо.
      "Наркотики?"
      Так он подумал сперва, но вскоре понял -нет. Шоссе было пустынно. Однажды ему показалось, что далеко позади мелькнули фары, однако, когда они выехали на автостраду Буффало - Кливленд, ни одна машина не повернула следом. В Толидо добрались лишь к половине пятого утра.
      Мак Фейдак проснулся от звука автомобильного мотора. Кто-то парковался на стоянке его мотеля, приткнувшегося на самой окраине города. Содержать этот мотель было плохим бизнесом. А точнее - мотель давно уже приносил только убытки. Но Мак Фейдак не жаловался на судьбу.
      Второй и главной его специальностью были услуги... особого рода. К нему обращались регулярно, хотя и не слишком часто, и в определенных кругах у костлявого, с неизбывной перхотью в голове владельца мотеля была солидная репутация. К тому же его еще ни разу не уличили в лжесвидетельстве - что и являлось самым существенным.
      Мак Фейдак вытянул голову из-за стойки и сквозь стеклянную, заляпанную бесчисленными пальцами входную дверь увидел позднего (раннего?) гостя.
      Он узнал его тотчас.
      Светловолосый мужчина в черных брюках и серой спортивной куртке.
      Приехал на "тандеберде" 94-го года. Переночевал, позавтракал в номере. Расплатился наличными, уехал около одиннадцати. Как его имя? Позвольте-ка... вот сейчас, в книге найдем запись... Пожалуйста: зарегистрировался как Джон Росс. Нет, ничего необычного не отмечено.
      Все было так. За одним исключением: никакой Джон Росс в мотеле Фейдака не должен был появляться.
      Не должен. Маку Фейдаку платили за несуществующих клиентов - каждый раз столько, что можно было закрывать лавочку и жить безбедно полгода. Ему платили за то, чтобы он клялся на Библии, давая показания, и он клялся и ни разу еще не был пойман, обеспечивая липовые алиби. Но сегодня клиент явился сам - во плоти и крови. И притащил с собой девчонку - о ней Фейдаку вообще не сказали ни слова. Все это, вместе взятое, ему не понравилось. Более того: Мак Фейдак испугался. Он испугался бы еще сильнее, имея представление, что ждет его впереди.
      Мужчина занял одноместный номер в самом конце коридора. Для девчонки был снят номер напротив. Он видел, как она расписывалась в книге регистрации: Энни Грин. Отчего-то ему подумалось, что это ее настоящее имя. Он усмехнулся, вспомнив удивленное лицо портье. Ну ничего, одним делом у него теперь меньше - не надо тщательно протирать все, к чему мог бы прикоснуться клиент. А деньги он уже получил.
      Часы показывали без десяти пять, но в этих краях светало поздно, и за окном было еще совершенно темно. Тени деревьев изгибались на потолке, сплетаясь в причудливые узоры.
      Спать не хотелось, и мужчина знал причину.
      Впервые за долгие годы контракт не был выполнен с первой попытки. И что помешало? Если разобраться, ничто, кроме некоего смутного чувства - что требуется срочно сматываться. Теперь придется все начинать сначала. Его никто не торопил, но он знал: ежели не управится за неделю, контракт вполне могут поручить другому. Это представляло собой не только потерю денег. Это могло означать нечто гораздо худшее.
      Далеко внизу, в холле, послышался слабый шум и едва различимые голоса. Гости? Но почему не было слышно шума подъехавшей машины? За окном пронзительно и тоскливо закричала ночная птица.
      Он проснулся около одиннадцати. Не торопясь принял душ, побрился.
      Хотелось есть, но в этой дыре завтрак в номер не входил в число оказываемых услуг. Он вышел в коридор - в левой руке дорожная сумка - и сразу столкнулся со своей вчерашней попутчицей. Посвежевшая после сна, девушка смотрелась неплохо, даже мужской желтый свитер с закатанными рукавами не портил ее.
      - Доброе утро. - Она поздоровалась первой.
      Мужчина кивнул. Похоже, девчонка собиралась продолжить знакомство.
      Они спустились вниз. - Он пропустил ее вперед, чтобы ей не пришла мысль взять его под руку. Все слишком напоминало быструю ночь любви в пятиразрядном придорожном мотеле. Возможно, девица неплоха... но -место не то и совсем не то время.
      Мак Фейдак по-прежнему восседал на огромном табурете за своей стойкой, любезно улыбаясь, - словно не нуждался ни в сне, ни в отдыхе.
      - Здравствуйте, мисс Грин!
      Энни кивнула на ходу, направляясь к двери. Мужчина шел следом, равнодушно ожидая приветствия Мака Фейдака. Однако тот даже не повернул голову в его сторону. Это было странно. Более того, это было неправильно.
      Мужчина замедлил шаг. Рефлексы непроизвольно включились - так срабатывает электронная защита при коротком замыкании в цепи.
      Мак Фейдак, не отрывая взгляда от спины Энни, которая уже подошла к выходу, сунул руку под стойку - и в тот же миг вытащил вновь. Но пальцы его, более привычные к пересчету купюр, теперь сжимали револьвер с коротким, будто обрубленным стволом. Ствол был наведен точно в спину девушки.
      Мужчина сделал единственное, что было возможно в этой бессмысленной, совершенно невозможной ситуации.
      Он прыгнул вперед, ногой нанося удар по стойке из фальшивого красного дерева. Вложить в движение всю силу было нельзя - он стоял слишком далеко, - и удар пришелся по касательной. Тем не менее верхняя доска треснула, стойка качнулась, несильно толкнув в грудь Мака Фейдака.
      Выстрел в узком, крохотном холле был оглушительным. Стеклянная дверь лопнула и раскололась в верхней части. Осколки весело запрыгали по полу.
      Энни упала.
      В тот момент мужчина подумал, что Мак все-таки подстрелил девчонку. Двигаясь с невозможной для обычного человека пластикой и быстротой, мужчина левой рукой ухватил Мака Фейдака за жесткую шевелюру и одновременно основанием правой ладони коротко ударил в точку, где сошлись густые брови портье и начиналась горбинка носа.
      Послышался негромкий странный звук.
      Мак Фейдак запрокинул голову и упал вместе со своим табуретом. Грохот, который он произвел при падении, был сравним с шумом от выстрела.
      - Скорее! Возьмите его револьвер!
      Мужчина не узнал ее голоса - и лица. Это вновь была вчерашняя маска ужаса. Голос походил на шипение спускаемого баллона.
      "Горловой спазм. Реакция. Так бывает".
      - Револьвер я заберу, но спешка уже не требуется. У нас около двух минут -вполне хватит, чтобы убраться.
      - А он?.. - Энни кивнула в сторону стойки, все еще держась руками за шею.
      - Он мертв.
      - Да... я... - Она вдруг бросилась в сторону лестницы, ведущей на второй этаж.
      -Назад! - Сверху уже слышались взволнованные голоса постояльцев. Но Энни бежала, прыгая через ступени.
      - Ч-черт!
      Мужчина в несколько шагов пересек парковочную площадку. Запустив двигатель "тандеберда", он швырнул на заднее сиденье дорожную сумку, с которой не расставался ни при каких обстоятельствах. Выжал сцепление, правая нога легла на газ. Где-то вдали выли сирены полицейских машин.
      "Тридцать секунд, - подумал он. - Она будет здесь через тридцать секунд -или не будет вообще".
      Осень ушла ночью. Был ясный, солнечный день, но осень уже покинула эти края, отступая все дальше к югу. Черный "тандеберд" стоял в придорожном лесу, ярдах в пятидесяти от шоссейки. Невидимые отсюда, по трассе сновали машины, порой проносились груженые трейлеры или "грейтхаузы", -тогда почва устало содрогалась и ключи в замке зажигания слегка дребезжали.
      - Я хочу, чтобы ты мне рассказала все, что знаешь, - проговорил мужчина. - Все. И это может оказаться важным в первую очередь для тебя самой.
      Вместо ответа девушка приподняла край своего безразмерного свитера и вытащила заткнутую за пояс джинсов мятую картонную папку. В последний раз папку, схожую с этой, мужчине приходилось видеть на предпоследнем курсе колледжа у преподавателя английской литературы, в которой тот собирал худшие сочинения выпускников на протяжении последних двадцати лет.
      - Кажется, нам пора познакомиться, - сказала девица, раскладывая на коленях папку и разглаживая края. - Меня зовут Энни Грин. Я журналистка.
      "Значит, за этим она и бегала в номер, когда копы уже строились возле подъезда".
      - И что же ты здесь хранишь? Любовные письма?
      - По-моему, вы до сих пор не представились.
      Голос девушки казался удивительно спокойным. Но это было обманчивое спокойствие.
      - Стивен Лангелан. - Мужчина на секунду прикрыл глаза. - И на этом обмен любезностями закончен. Я жду ответа на вопрос, который задал.
      Она вздохнула:
      - Я приехала в Бакстон пятнадцать дней назад. Вообще это даже не было редакционным заданием. Журналистское расследование - главным образом по моей инициативе.
      - Что за издание?
      - "Чикаго трибьюн". Далековато отсюда, верно?
      Она нервно засмеялась, однако в ее глазах не было и намека на веселье.
      - Я занималась криминальной хроникой в отделе происшествий. Поэтому исчезновения людей -бесследные исчезновения - обязательно попадали в поле моего зрения. Я вела своеобразный учет - там, где удалось размотать хоть какой-то след, и там, где полиция садилась в лужу. Постепенно это стало моей темой. Со временем меня перестала интересовать только территория штата. В других происходили дела и почище. СентЛуис, Цинциннати, Колумбус... Узнать что-нибудь стоящее на Восточном побережье было сложнее, там хватает своих репортеров. Но кое-что удалось разнюхать в Бостоне и даже в Нью-Йорке. Тема казалась неисчерпаемой... еще полгода назад.
      - Что, полгода назад у копов сильно поубавилось дел? -лениво спросил Лангелан.
      - Да... и нет. Исчезновений действительно стало меньше, но подскочило число самоубийств. Причем самоубийств, совершенно немотивированных.
      Лангелан улыбнулся:
      - Существует очень мало событий, мотивированных меньше, чем самоубийство.
      Энни слегка покраснела.
      - Я не говорю о людях, известных только ближайшим родственникам. В стране - во всяком случае, в ряде центральных штатов и на побережье - стали сводить счеты с жизнью люди весьма заметные. Влиятельные. Преуспевающие на самом пике карьеры, у которых абсолютно не было мотивов для суицида.
      Лангелан молчал. Он знал о внезапных исчезновениях и убийствах, мастерски замаскированных под самоубийства, столько, сколько этой дамочке не узнать за всю свою репортерскую карьеру, занимайся она ею даже лет девяносто. Ну и что?
      Он отвернулся и посмотрел в окно. Мох у самой земли был припорошен первым инеем. Холод постепенно просачивался в уютный салон "тандеберда". Зимы впрямь осталось ждать очень недолго. Ему вдруг вспомнилась шумная, искрящаяся огнями Тампа и уютное местечко неподалеку от Сарасоты. Край, где не бывает зимы. Край, куда он и собирался отправиться, но прежде требовалось отработать контракт. Он почувствовал, как Энни тронула его за рукав.
      - Взгляните. - Она протягивала свою папку.
      Лангелан неохотно взял и раскрыл обложку. Мятый картон еще хранил тепло ее тела. В папке были собраны газетные вырезки. Некоторые пожелтевшие, с надорван-, ными уголками. Другие совсем свежие. Он принялся их бегло просматривать. Практически все они были некрологами.
      Вырезка из "Балтимор тайме", датированная 29 января 1993 года.
      ТРАГИЧЕСКАЯ СМЕРТЬ КОНГРЕССМЕНА
      "Скончался в больнице, не приходя в сознание, конгрессмен от штата Мэриленд Джон Пейси, 42 лет.
      По словам его секретарши мисс Томпсон, конгрессмен этим же днем должен был вылететь в Вашингтон на слушания в комиссии, где он председательствовал.