Четвертый вектор триады

На этот раз Сан только поклонился и остался на месте, предоставив подруге самой разбираться с остальными манекенами.

Два десятка следующих статуй были похожи друг на друга, как близнецы. Они щетинились трезубцами, копьями, палашами и секирами разных размеров и форм. Нащупавшая нужное состояние амазонка прошла их с ходу, не потеряв дыхания и не получив ни одной новой раны.

Еще восемь манекенов были вооружены гибким оружием. Молот-метеорит, вылетевший из широкой груди первого, Летта пропустила над собой, а остальное удавалось отклонять короткими взмахами эльфийского клинка. Правда, одна цепь все же задела девушку. Амазонку спасло то, что именно этот конец заканчивался не «волчьими зубами» или «крыльями феникса», а простой гладкой палкой из тяжелого дерева. Боль была сильной, и проскочивший следом Сан немедленно принялся массировать шипящую подругу.

— Теперь я пойду первым, — заявил он. — Тебе нужно перевести дух.

Глядя на зубастую морду следующего манекена, Летта не стала возражать. Что-то было в этом железном монстре. Что-то отталкивающее. Ну да, конечно. Потеки. Тело статуи было залито черной засохшей жидкостью. Легко читалось, что жидкость эта изливалась брызчатыми неровными струями. Как из разрезанной артерии. «Тьфу, пакость! Не смогли здешние мудрецы обойтись без дешевого дикарского запугивания. Еще бы костей набросали! Хотя на Сана все это должно действовать, как дождь на рыбу».

Летта была права. Сатвист спокойно рассматривал нового противника. И анализировал.

Низкорослый монстр изображал некое массивное пресмыкающееся и был вооружен набором зазубренных серпов. У него было только одно плечо. Могучая рука разветвлялась на восемь предплечий, соединенных сложным шаровым суставом. Когда скрытый в недрах скалы «хозяин статуи» включил механизмы, предплечья замелькали в бешеном темпе, и резкие повороты корпуса начали бросать шаровые смерчи из стороны в сторону.

Летта не сразу поняла, почему Сан передал ей меч. Ничего не объясняя, юноша отступил на несколько шагов и вдруг бросился прямо на статую мгновенным рывком мастера «направленной воли». Миг, и он оказался стоящим на плоской голове монстра, как будто специально для этого приспособленной. Сверкающие смерчи не доходили до него совсем немного, но сатвист не обращал на них никакого внимания. Он протянул руку, и Летта послушно бросила ему оба меча. «Сейчас он будет караулить мой второй прыжок, — еле слышно прозвучало в мозгу Летты, — не пропусти момент…»

И действительно, статуя перестала поворачиваться из стороны в сторону, пытаясь подловить спрыгивающего хитреца и сбить его на лету. Сан медленно спружинил ноги и взвился к потолку красивым высоким прыжком. В ту же секунду статуя ударила ему вслед, серпы безнадежно царапнули воздух, и, когда «управляющий» перевел взгляд на девушку, ее уже не было перед манекеном. Она стояла на голове железного воина в той же позе, что и Сан мгновение назад. Разочарованный «хозяин» начал остервенело дергать за рычаги, пытаясь устрашить отважную воительницу. Алчные лезвия мелькали в страшной близости от стройных девичьих ног. Летта на секунду представила себе лопнувшую кожу и вывернутое наизнанку, сочащееся красным мясо. В глазах помутилось. Девушка покачнулась, но резкий гортанный крик ударил ее, словно бичом. Она опомнилась и, оттолкнувшись что было сил, прыгнула в объятия кого-то трепетно знакомого с искаженным лицом и бешеными черными глазами.

«Все хорошо, родная, — шептал Сан, прижимая Летту к груди спиной к ненавистной статуе. — Все в порядке, только обещай мне больше не думать о поражении. Как только ты начала проигрывать в голове картину страшного будущего, оно сразу получило твою энергию, и мир чуть было не свернул на эту более легкую дорогу. Падать всегда легче, чем искать путь наверх. Не давай твоему воображению творить недостойное будущее…»

«Пусти меня, — тихо попросила Летта. — Я попытаюсь представить себе картину своего триумфа».

«Это лишнее. Не надо ничего желать. Нужно просто быть. Любое отвлечение от Здесь и Сейчас в боевом умении ведет к поражению. Будь в том месте, где находишься, и делай то, что делаешь. Это все».

Через два десятка шагов коридор поворачивал вправо. Это позволило строителям расположить следующую статую у стены в окружении восьми темных окошек, обрамленных каменными барельефами. Слегка прикрытые раскосые глаза статуи создавали обманчивое впечатление покоя и умиротворенности. Тихая улыбка застыла на тонких железных губах. С нешироких плеч ниспадал просторный металлический балахон, в складках которого лишь с большим трудом можно было уловить очертания спрятанных рук. Оружия вообще не было видно.

— Что скажешь об этом средоточии мира? — Голос Сана разрушил повисшее в воздухе сонное марево.

— Думаю, это Метатель, — ответила девушка и сразу же бросилась вниз и вправо. Пространство, согретое теплом ее тела, прошила холодная спица, слабо звякнувшая об пол далеко позади.

— Хорошо, — проговорил Сан немного напряженным голосом, и что-то блестящее вспорхнуло из недр статуи прямо ему в грудь. — Не пытайся их ловить. — Юноша показал Летте изогнутый метательный нож с четырьмя режущими гранями, сверкающими тщательной заточкой. Она еле успела оценить опасность такого подарка, а Сан уже метнул его, сбивая на лету следующий снаряд статуи. Плоская тарелка, расколотая своим предшественником, гулко звякнула о плиты пола, и в коридоре снова повисла нервная, гнетущая тишина.

Летта бросила быстрый взгляд на друга и опять увидела не то, что ожидала. Сан не смотрел на статую. Его глаза вглядывались куда-то в стену, на добрый шаг левее коварного «Метателя Смерти».

«Ну вот, говорил, что нужно быть здесь и сейчас, а сам застыл с отсутствующим взглядом», — подумала раздосадованная амазонка, но сразу же была вынуждена отказаться от своего поспешного вывода. Потому что меч Сана остановил шипастый маленький шар прямо перед ее грудью.

«Просто боковое зрение дает большую скорость реакции», — передал сатвист и, припав к полу, пропустил над собой что-то плоское, напоминающее смятый букет остролиста.

В следующую секунду Летта почувствовала возле своего лица какое-то движение и отшатнулась к стене с расширенными глазами и сжавшимся сердцем. Боли почти не было. Только теплая струйка пробежала по щеке, да локон срезанных волос мягко опустился на каменный пол. «Ух, гады, — задохнулась Летта негодованием и обидой, — обязательно в лицо целят!»

«Не отвлекайся! — возник в сознании предостерегающий голос Сана. — Раны будем считать после восьмого броска».

Он снова был чуть быстрее подруги, и граненые шары, скрепленные короткой цепью, закачались около смуглого предплечья, будто выточенного из темного тяжелого дерева.

— Думаю, теперь будет что-нибудь особенно гадкое, — медленно выговорил Сан, разжимая руку.

Получившая свободу цепь, влекомая гирьками, рванулась к полу, и Летта вдруг ощутила непреодолимое желание последовать ее примеру. Они упали одновременно, и девушка сразу почувствовала, что сделала правильный ход. В полумраке над ней пронеслось нечто темное, множественное и смертельно опасное.

— Что это было? — спросила она, поднимаясь.

— «Колючий ветер», — мрачно ответил юноша и, подняв руку к лицу, продолжил: — Это тридцать две иглы, способные пробить насквозь кожаную куртку.

Летта вдруг увидела черную точку на нижней части его предплечья. Точка излучала свежую боль.

— Вот и мне не удалось остаться сухим, — улыбнулся сатвист, стирая кровь со щеки подруги. — Царапина у тебя небольшая, если шрам и останется, то еле заметный.

— Игла прошла насквозь? — не слушая его, спросила Летта.

— Нет, вот она. — Сан показал ей бугорок, вспухший на обратной стороне левого предплечья.

— Ты уверен, что они не смазали колючки ядом? — Летта осторожно надрезала кожу своим ножом и, погрузив пальцы в чуть дрогнувшую плоть, извлекла короткую иглу со слегка утяжеленным острием.

Юноша ничего не ответил. Он уже что-то жевал, молча и деловито. Через минуту он поднес руку ко рту и выплюнул на рану темную массу какого-то растения. Липкий сок издавал приятный бодрящий запах.

— Смажь щеку.

— Угу. Отдохнем или пойдем дальше?

— Думаю, надо идти. Не люблю останавливаться на полдороге: мы прошли тридцать две статуи. Если я правильно угадал, осталось еще столько же.

За поворотом коридора манекены стояли гораздо плотнее. Они выстроились вдоль стен двумя рядами, и, проходя между ними, можно было попасть под удар двух, а то и трех сразу.

— Тут начинается самое интересное. — Сан слегка покрутил мечом, разминая кисть. — Придется двигаться быстро, а принимать решения еще быстрей. Самое сложное — увернуться от тех ударов, которые не успеешь блокировать или отбить. В тесном коридоре негде маневрировать, поэтому больше рассчитывай на меч и структуру тела. Возьми рукоять двумя руками.

Сан, говоря все это, не смотрел на Летту. Взгляд его был устремлен вдоль строя статуй. Он как бы впитывал образ коридора, ловя его запах, вслушиваясь в его настороженную тишину.

Он уже был там. Летта почувствовала, что предстоящее испытание тянет его к себе. Она физически ощущала изменения, происходящие в его теле.

Вот холодным пламенем засветился Центр Воли, наполняя Чашу Сердца ровным сиянием энергии творчества. Вот внизу живота терпким горячим вином потек Шар дань-тяня, и по жилам заструился возбуждающий коктейль веществ и энергий, проявляющий скрытое и пробуждающий дремлющее. Вот энергия Нефритовых Полушарий двумя тонкими, ослепительно яркими струйками потекла к дань-тяню, питая процессы плавления, подключая Печь Жизни к Источнику Мощи. Пора.

Сан двинулся вперед плавным, но быстрым шагом Скользящего По Грани. С лязгом первого удара гармония шагов кончилась, и между манекенами закрутился бешеный вихрь Абсолютного У Вэй. Только сейчас Летта поняла истинный смысл этого понятия. Недеяние отнюдь не означало Недействия. Можно было быть стремительным, как полет ласточки, и активным, как горная река, но при этом сохранять полное Недеяние. Главное — не совершать насилия над миром, не стремиться приспособить его к своим желаниям и капризам — просто соответствовать окружающему и меняться в гармонии с ним.

Сатвийский послушник двигался вдоль коридора быстро и уверенно. Он решал поставленную задачу, наслаждаясь возможностью поработать на грани доступного. И, может быть, отодвинуть эту грань еще на шаг, на миг, на век. Он был внутри задачи, он был ее частью, ее необходимейшим элементом. Он был собой.

— Что ж, пора и мне, — вслух проговорила Летта и, сглотнув сладкую слюну, рванулась в атаку.

Это был Бой. Удары сыпались со всех сторон, они дергали внимание амазонки во все три уровня, во все шесть направлений. Вдобавок ко всему некоторые манекены не стояли на месте, а перемещались. И пусть они сдвигались на какой-то шаг, но и этого было достаточно для десятикратного усложнения ситуации. Буквально в первые мгновения этого сумасшествия Летта пропустила прямой удар рукояткой копья в Солнечное Сплетение. Дыхание прервалось, кровавый туман начал заволакивать периферию. Стиснув зубы до боли в висках, девушка рвалась дальше. Силы возникали ниоткуда и, сгорая в огне воли, растекались по жилам лихорадочным возбуждением битвы. «Назад Пути нет!» — билась в мозгу упрямая мысль. Где-то на середине дистанции дыхание вернулось, и чудом не упавшее тело потеряло возможное оправдание. Падать было уже нельзя. Можно было победить. Можно и нужно. Эти два понятия неожиданно потеряли различия и обрели новый, общий смысл. Будущее непрерывно рождалось, и Летта управляла этим процессом, вовремя отсекая боковые ответвления, игнорируя проблему выбора. Будущее рождалось здесь и сейчас. Единственное Будущее. То, что надо. Вариантов не было. Был Бой.

Мимо последней статуи Летта промчалась, уже ничего не видя. Если бы Сан не был Саном, она зарубила бы его. Даже оказавшись в стальных тисках его захвата, девушка некоторое время ожесточенно дергалась, всхлипывая и кусая губы. Горячка боя отпустила ее лишь после акустического удара, нанесенного Саном мощно и своевременно. Ей, конечно, рассказывали, что сатвийские монахи могут повергать врагов силой своего крика, но не до такой же степени…

— Ты что, не мог отхлестать меня по щекам? — выдавила Летта, обретя способность говорить.

— Видишь ли, руки у меня были заняты, а для ударов ногами дистанция подходила мало. Кроме того, я сильно опасался за свою жизнь.

— Издеваешься?

— Ничуть! Ты бы видела свои бешеные глаза. Я до сих пор удивляюсь: почему на моем лице нет ожогов?

— Ну, кончился наконец этот треклятый Металлический Коридор?

— Осталась последняя статуя. — Сан указал на огромного, ощетинившегося сталью черного паука с десятком многосуставчатых лап. Лапы были вооружены ножами разной формы — от изогнутого «лунного рога» до извилистого «бивня повелителя вод». Четыре сустава на каждой из них позволяли манекену наносить сколь угодно сложные удары в любом месте окружающего пространства. Паук был так пропитан магическими флюидами, что казался почти живым. — По-моему, этим монстром должны управлять минимум четыре человека, — предположил Сан, медленно сжимая и разжимая кисть пострадавшей руки.

Летта сосредоточилась. Сначала ей не удалось ничего разглядеть за мутной завесой защитного блока, сляпанного, правда, на скорую руку и не очень умело. Потом из тумана проступили очертания не четырех, а восьми человек, сидящих на коленях перед окошками в полу.

«Их восемь. Они над нами, — передала девушка. — Я могу сковать одного-двух, но остальных хватит с избытком».

«Разгадка этой статуи откроется в ее действиях. Дорогу осилит идущий!» — и Сан быстрым прыжком ворвался в сектор поражения.

Ему пришлось применить неистовую технику веерной защиты. Меч, в неровном свете масляных светильников, почти неуловимо метался вокруг, высекая звенящее стаккато из атакующих железных щупалец. Через полминуты Сан отпрыгнул назад. Сдвинув брови, он смотрел на застывшую статую и пытался проявить уже назревший в подсознании ответ.

— Нет, не могу, — обернулся он к Летте, — Недостаточно информации.

— Смотри! — коротко бросила девушка и рванулась вперед. Суставчатые щупальца хищно вскинулись ей навстречу. Они атаковали почти одновременно, с успехом применяя тактику «песчаного вихря».

Только крайним напряжением Летте удавалось соответствовать отточенному длительной тренировкой нескончаемому каскаду. Широко раздутые ноздри с усилием втягивали и выбрасывали короткие вздохи, рот наполнился горькой вязкой слюной, сознание растворилось в пульсирующем пространстве боя. Это было балансирование на лезвии бритвы. Одно неверное движение — и конец, падение, смерть.

Что-то внешнее заставило Летту шагнуть назад. Еще горя лихорадкой схватки, она встретилась с торжествующим взглядом Сана.

— Спасибо, — тихо выдохнул он и с застывшей на губах улыбкой мягко двинулся к статуе.

На этот раз не было ожесточенного звона стали. Сан ударил только раз и быстро отскочил, ускользая от трех ножей, направленных в бедро, грудь и голову. Щупальце, ударившее первым, судорожно выгнулось, широкий тяжелый тесак вдруг качнулся и тупо охнул, рухнув на пол. Обезоруженная рука нехотя втянулась внутрь статуи. Продолжая улыбаться, Сан снова скользнул вперед. Раз за разом лязгал волшебный клинок, и каменный пол отзывался глухим металлическим звоном падающего оружия.

— Хочешь? — обернулся Сан к Летте. У него был вид гурмана, предлагающего подруге любимое лакомство.

Летта невольно улыбнулась:

— Как ты это делаешь?

— В момент его удара на руке открывается небольшое окошко. Если твой меч будет там вовремя, кисть разожмется и выпустит оружие. Мой учитель называл эту технику «свободный меч». То есть, ускользая от удара без блока, ты освобождаешь клинок для встречного движения.

— Ну что ж, попробую. — Летта шагнула вперед и чуть не напоролась на кинжальный выпад «волнистой молнии». Тут же ей пришлось нагнуться, затем подпрыгнуть, затем четыре оставшиеся руки ударили одновременно, и Летта была вынуждена отступить. Несмотря на неудачу, ей удалось засечь три из четырех окошек. Трижды лязгнул эльфийский меч, и три руки выпустили сверкающие жала. Раскрасневшаяся амазонка торжественно поклонилась последнему одинокому щупальцу, вооруженному «клешней краба».

Это было ошибкой. Отчаявшаяся рука бросилась вперед, и Летта еле успела подставить меч, застрявший между зубами клешни. Щупальце рванулось, и пальцы опешившей девушки не смогли удержать неожиданно возжаждавшую свободы рукоять. Однорукая статуя отбросила меч за спину и снова рванулась в атаку. Дважды безоружная Летта успешно увернулась от хищного двузубого лезвия. Но на третьем такте она пропустила возвратное движение, и располосованная туника окрасилась кровью. Девушка отшатнулась от следующего выпада и не сразу осознала, что нечто, стремительно мелькнувшее в ее левом ракурсе, — это рука Сана. «Клешня краба» медленно вывалилась из ослабевших железных пальцев, и статуя с тихим ворчанием втянула последнюю руку в свое механическое чрево.

Когда голова перестала кружиться, Летта вдруг осознала себя лежащей на коленях Сана. Совсем как вчера. «Великая Мать! Как много произошло за один короткий день!»

Бок горел мокрым больным огнем, тошнота подкатывалась к горлу. Мир пропитался запахом крови и теперь пьяно покачивал пыльными стенами и каменным полом, усеянным оружием.

Девушка почувствовала сильный незнакомый аромат какой-то мази и увидела рядом с Саном лицо незнакомого старика с длинной седой бородой и густыми белыми бровями.

«Рана не опасна, — мягко улыбнулся пришелец, — это просто шок».

Сан легко поднял Летту на руки, и они как-то сразу оказались в большой комнате с широким окном, полузакрытым красивой многоцветной тканью. За окном была ночь. И еще там были цветы и птицы. И люди. Много людей, тихо переговаривающихся, идущих куда-то по камням мягкой тренированной поступью.

«Они идут спать, — возник в сознании голос Сана. — Испытание закончено, и они могут четыре часа отдохнуть.»

«Почему только четыре?»

«Потому, что уже два часа ночи, а в шесть монахи приходят на медитацию в главный зал».

«Как закончилось Испытание?» — с волнением спросила Летта.

«Оба соискателя выдержали его. — Юноша ласково погладил белокурые пряди подруги, слегка потерявшие свою воздушную легкость, запыленные, но все равно прекрасные. — Попробуй уснуть, любимая. Скоро мастера дадут нам первый урок».

Летта благодарно пожала руку Сана и тихо отгородилась от мира надежным заслоном опущенных век.

Бархатная ткань ночи, завесившая Мировой Свет, была дырява и во многих местах сверкала потусторонними лучами далеких звезд.

Огромный всепланетный Инь сонно ворочался в изгибах Великих Древних Гор и настороженно косился черными глазами на восток, где уже зарождалась ничтожно малая, но могучая искорка Ян.

Была ночь…

Слог 26

ТВЕРДЬ ПОД НОГАМИ

Лэйм

Друидский Круг Бон Дху

Раннее утро

Дышать было здорово.

Смесь веществ и энергий вливалась в организм сладким потоком, и радость от каждого глотка могла соперничать лишь с ожиданием следующего вдоха.

А еще здорово было чувствовать тяжесть. Упругую тяжесть тренированного, легкого тела: гордый характер спины и шеи, поддерживающих эльфийскую осанку, тонус живота, с нежностью обнимающего «осиную» талию, кошачью мягкость ног, готовых мгновенно бросить тело по любой из трех местных координат.

Очень интересно было видеть.

Глазами.

Мир вдруг разделился на части. Среди этих частей обнаружились «близкие» (они были большие) и «далекие» (казавшиеся странно маленькими и неподвижными).

В Верхнем Мире такого не было.

Там достаточно было потянуться лучами ума к любой вещи, и она послушно «раскрывалась» навстречу, вырастая и поворачиваясь, становясь прозрачной не только в пространстве, но и во времени. Постаравшись, Демиург мог понять прошлое, настоящее и будущее объекта, его суть, его душу…

Здесь вещи были непослушны. Они не реагировали на мысленные обращения и жили своей, тайной и закрытой, жизнью. Вещи в себе.

Конечно, кроме живых.

Живых было вокруг великое множество, и всех можно было слышать и чувствовать. И понимать…

Ви мысленно окликнула кого-то маленького, шебаршащегося в соседних кустах. Существо не было хищным, в его излучениях преобладали желтые, теплые тона.

На просьбу подойти и поздороваться обладатель желтой ауры откликнулся охотно. Он довольно быстро выбрался из кустарника и, чуть слышно топоча когтистыми лапками, засеменил к Ви. Его серая колючая спинка двигалась в зеленой траве энергично и целенаправленно, как лодка, направляемая умелой рукой. Черные, блестящие глазки с интересом смотрели вперед сквозь волны травы, набегающие спереди и уходящие назад.

Ви присела на корточки и протянула новому знакомцу ладонь. Влажный подвижный нос, украшенный усами, приятно щекотал кожу.

— Привет, пушистик! — сказала девушка, прислушиваясь к звуку собственного голоса. Голос звучал красиво. — Как тут у вас? Нечисть не обижает?

— Он сам кого хочешь обидит. Видишь, какие колючки? — раздалось сзади, и из-за дольмена шагнул высокий стройный эльф с ласковыми глазами и светлыми, зачесанными за острые уши волосами.

— Ну вот, а говорил «гномом буду»! — улыбнулась Ви, поднимаясь ему навстречу.

— Видишь ли, я плохо представляю себе поцелуи в прыжке. А никаким другим способом коротконогому бородачу было бы не добраться до своей стройной, как мэлорн, возлюбленной!

Они прильнули друг к другу, и касание тел оказалось непередаваемо прекрасным. Глаза в глаза. Дыхание в дыхание. Душа в душу…

Слог 27

С МЕСТА В КАРЬЕР

Лэйм

Святая Пуща

Утренние сумерки

— Ну что, Пахан, далеко нам еще? — озвучил Твур общее настроение.

Ватага переводила дух в гнилой ложбине. Орки валялись на прелой листве и сварливо переругивались. Заваленный буреломом лес — не самый лучший маршрут для ночного марш-броска, и скороспелый авторитет верзилы Струма к концу пути заметно поубавился.

— Ниче, братва! Совсем уже тьфу осталось. Тут она где-то. Чую я ее, падлу, о-щу-щаю! — Струм сунул Талисман прямо в нос Твуру. Зеленая искорка была прямо посередине камня. — Видал, Клоп?

— Скорей бы уж. А то тельце-то новое, необъезженное. Завтра ох как болеть будет!

— Не хнычь, Лупоглазый! Как раз твоя работа начинается. Поднимай свою задницу и выдвигайся вперед. Навостри уши и найди мне эту стерву. И про волка не забудь. А то он нам тут делов наделает! Ну, пшел, мелочь слюнявая! — Струм сгреб Твура за загривок и вышвырнул из ложбины.

Чудом избежав встречи с трухлявым пнем, диверсант рхрустнулся в заросли кустарника.

— Чтоб тебе от собственного рыка оглохнуть, бычара хренов, — пискнул Твур, выгребаясь наружу.

Ползти было мокро и грязно. Подстилка прошлогодней листвы промокла и противно подавалась под пальцами и локтями. К тому же все время попадались заплесневелые сучковатые палки, норовящие царапнуть брюхо и колени. Хорошо еще, что почва понемногу поднималась, становясь суше и крепче.

Матерясь себе под нос, Твур продвигался все дальше и дальше.

Постепенно вновь приобретенное чутье, притупившееся от тягот ночной гонки, прояснялось. Впереди действительно кто-то был. Сквозь бестолковое шуршание просыпающихся птиц и насекомых постепенно проступали два пульса: один — частый и негромкий и второй — полнокровный и какой-то мягкий, сладкий.

«Кажись, дрыхнут! — с тайной радостью решил Твур. — Спит кисочка, — само собой замурлыкало где-то между ушами. — Тепленькая, сладенькая, сопящая…»

Вожделение, еще не появлявшееся в новом теле, душной волной разлилось по членам. Дыхание участилось. Слюна затопила небные бугорки щекочущим приливом.

И пульс волка сразу изменился.

«У, хрень, проснулся!» — метнулась всполошная мысль.

Твур вжался в грунт и затаился в неудобной позе. Под щеку как раз подвернулась россыпь камней и впилась в кожу нагло выступающими острыми краями. Впереди послышались шаги мягких, легких лап.

«Ну-ну, иди, иди, бдительный ты наш. — Твур медленно подобрался. Трясущаяся от возбуждения лапка с трудом нашарила в сумке склянку с сонным зельем. — Щас мы тебе промеж ушей и зазвездим! Ну, где ты там?»

Шаги неожиданно стихли.

«Чего же ты стал-то? — запереживал Твур: — цып, кис-кис, или как там тебя?»

Пульс волка, остановившегося неподалеку, вдруг мгновенно надвинулся.

В спину незадачливого диверсанта ударили твердые, тяжелые лапы. Волчьи клыки сомкнулись на шее, да так что боль в оцарапанной щеке показалась детской забавой.

«Эх, лучше разбитый затылок, чем перекушенная шея!» — метнулась сумасшедшая мысль, и, взвизгнув от страха, Твур с хрустом раздолбал склянку об собственную голову…

Пробуждение было мучительным.

Сквозь мутную пелену полубредового состояния Твур с трудом различил неясные толчки. В такт с ними странно менялось поле зрения и размазанный силуэт Струма мотался слева направо, как сосунок, упившийся ультрамаринки.

Страшно болел затылок. И шея. Через раз вспыхивала боль в щеке. «Кажется, он бьет меня по роже! — постепенно оформилась запоздалая мысль. — Врачует, сволочь, в чувство приводит! Нет бы поинтересоваться, как у кореша шея, целая или уже перекушена к бодунам свинячьим!» Возмущение помогло сделать попытку поднять руки. Судя по тому, что пощечины прекратились, это частично удалось.

— Ну вот очухался наш герой! — донесся с неба смутно знакомый голос. И Твуру сразу полегчало.

«Вот ведь что значит кореш! Понял. Оценил. Героем вот назвал! Поди ж ты! Что ни говори, а приятно, когда твой подвиг заметили и воздают тебе должное. Сразу хочется еще и еще шею подставлять! Хотя с шеей я, похоже, слегка того… погорячился. Я эти клыки теперь долго буду вспоминать… А где, кстати, волк?»

Твур перекатился на пузо, привстал на четвереньки и осторожно поворачиваясь, попытался обнаружить поблизости серую тушу клыкастого шустряка. Ничего похожего рядом не было.

А были рядом ноги. Целый частокол зелено-бурых, мохнатых, вонючих ног. И ноги эти грубо ржали. То есть, конечно, не ноги, а те пеньки, из которых ноги росли.

Разухабистый гогот изобиловал словесными вставками, вызывающими мощные приливы веселья. Постепенно до все еще стоящего на карачках героя начал доходить смысл народного словотворчества. И смысл этот ему не понравился.

Ни о каком подвиге речь не шла. Подвига вообще не было. А было, оказывается, раздолбайское раздолбайство, когда трусливый раздолбай, устав трястись со страху, раздолбал склянку с сонным зельем об раздолбайскую башку. А бояться, оказывается, было некого. Телка человечья одна была, да еще и спала. И пока обмочившийся от страха раздолбай поднимал боевой дух сонным газом, отважные герои бабу повязали. Просто и незатейливо.

«Вот так всегда, — кисло скривился Твур. — Чуть воспаришь, из жижи вонючей харю выставишь, взвизгнешь восторженно, и тут же теснится десяток задниц, желающих на вновь образовавшейся кочке посидеть… Ну, я вам щас задам задачку!»

— Вот вы тут все такие умные, — провозгласил он. Для пущего эффекта сохраняя прежнюю позу. — А волк-то где? Проморгали?

— Не понял! — свел брови Струм. Чтобы лучше слышать, ему пришлось нагнуться, и поза получилась достаточно паскудная.

Отметив этот отрадный факт, Твур медленно поднялся и под стихающий гомон продолжил обличительную речь:

— А че тут понимать? Зубами за шею я тоже сам себя хватанул? — И он продемонстрировал собравшимся свой загривок, где, как он надеялся, имели место соответствующие вещественные доказательства. — И следы не мешало бы посмотреть, следопыты хреновы! — добавил он, с наслаждением следя за процессом отпадения челюстей и вылупливания зенок. — Это вот чей след? — ткнул он пальцем кому-то под ноги.

Незадачливый весельчак нервно подпрыгнул и, попятившись, бухнулся на зад. Коллектив привычно отреагировал братским гыгыканьем, но веселуха как-то не пошла. Даже до самых тупорылых начало доходить, что не так все просто и главные события еще впереди…

— А оно и клево, что волк тут был! — забасил Струм, беря растерявшуюся инициативу в свои лапы. — Нам оно и надо, чтобы кто-нито бойфренду ейному знак подал. Пущай он за нами бегит и бабу свою отбить пытается. Самая потеха и пойдет! Короче, благодарность тебе от командования, Твурятина! Ухарь ты оказался! Молодчик! Даром что тельцем не вышел. Видали, тупорылые? Себя не пожалел, мелкотравчатый наш, личную шею за общее дело подставил! И башку. Короче, понесете его до базы вместе с бабой. И беречь обоих на бегу, как отдавленные яйца! Ну, с нами Сам и Присные его! Подхватились — и легким бегом! Да по пути ветки ломайте, чтоб те, кто нам нужен, след, не дай Сам, не потеряли!

— То-то и оно! — ворчал Твур, пытаясь поудобней устроиться на плечах своего носителя. — Думать всяким амбалам надо почаще, глядишь, понравится…

— Внимание, Ви! — Ал приподнялся на локте и замер, вслушиваясь в магический эфир. Девушка и сама почувствовала изменение Силы. Где-то поблизости сработало заклинание.

— Какая-то волна не такая, — попыталась Ви выразить свои ощущения. — Похоже на побочный всплеск.

Побочными всплесками в Олирне называли вторичные эффекты заклинаний, появляющиеся на периферии основного события. Эти незапланированные добавки были, как правило, ассоциативными материализациями.

Вот, например, когда Ал объяснялся Ви в любви, все окружающее пространство наполнилось поющими цветами, а небо сверкало мириадами танцующих звезд. Побочным же всплеском было появление маленького лохматого медвежонка, который потом целую неделю мотался по облакам и восторженно восклицал: «А она меня любит!» И никто его не тронул, ни молодежь, ни Учителя, хотя он и мешал занятиям в Школе. Через неделю заряд Силы иссяк, и медведик обхватил Ви за шею, что-то промурлыкал и растаял, оставив после себя светящиеся и звенящие искорки…

— Это не побочный всплеск, — сказал Ал, взглядом благодаря подругу за воспоминание. — Это природная магия. Вот, опять! Догадываешься, кто это может быть?

— Ты думаешь, тот самый волк?