XVI

С крыши двадцатидвухэтажного жилого дома открывался замечательный вид на изогнувшуюся широкой дугой Москву-реку, на ровную, как стол, пойму за нею и на небольшую площадку, вымощенную бетонными плитами.

Стрелок спешил. Во-первых, день уже начал сменяться вечером, приближались сумерки, а хорошее освещение для его работы было очень важно. А во-вторых, — Стрелок бросил торопливый взгляд за реку — белый лимузин Луки уже был на месте, значит, вот-вот должен был подъехать и Белый.

Огромная «В-94» — новейшая снайперская винтовка, больше похожая на противотанковое ружье времен Отечественной войны, — уже стояла на месте. Киллер раскатал рядом с ней небольшой поролоновый матрасик. В своей работе он не допускал ни одной мелочи, которая могла бы помешать сделать точный выстрел. Любой некстати закатившийся под локоть камешек мог привести к промаху, поэтому Стрелок всегда тщательно заботился о том, чтобы ему было удобно.

Он снял солнцезащитные очки, нацепил миниатюрные наушники и нажал на плеере кнопку «пуск». В ушах зазвучала тягучая, успокаивающая мелодия. Стрелок любил работать под музыку «Пинк Флойд» — она помогала ему сосредоточиться на стрельбе и к тому же отвлекала от неизбежных мыслей о жертве.

Вот и сейчас он подумал о человеке, которого ему сейчас предстояло убить, лишь вскользь, мельком. У этого человека были и деньги, и влияние, его воле подчинялось много людей, но все это уже не имело никакого значения — жить ему оставалось всего несколько минут.

Стрелок улегся к винтовке и прильнул к оптическому прицелу. И вовремя — к белому «Линкольну» Луки приближался черный «Мерседес». Машина Белова остановилась метрах в семидесяти от лимузина Луки. Двери распахнулись, Фил, Пчела и Белый один за другим, вылезли наружу. Тут же из своего лимузина вышли Лука, Руслан и два их охранника.

Обе группы настороженно посматривали друг на друга, но с места не двигался никто — присматривались. Белый достал телефон и набрал номер Космоса.

— Кос, мы на месте, — сообщил он. — Как там? Есть шансы их вытащить?

— Сань, это нереально, — озабоченно ответил тот. — Их здесь человек тридцать. Если начнется канитель — беда будет!

— Ясно. Будь на стреме, не отключайся.

Белов тоже не стал отключать трубку. Он внимательно и напряженно огляделся. На сотни метров кругом было совершенно открытое пространство.

— Чисто вроде, да? — повернулся он к друзьям.

Хорошая точка, — заметил Пчела. — Все как на ладони.

Оставаясь спиной к Луке, Белый жестами напомнил им: Пчела берет на себя правого охранника, Фил — левого, сам Белов — Луку и Руслана. Те едва заметно кивнули.

Их план был прост, как три копейки. Лука с Русланом должны были быть без оружия — Саша выторговал себе право это проверить. При этом «синий» на аналогичном праве настаивать не стал. Это Сашу ни удивило, ни насторожило, ведь Лука фактически держал его жену и сына в заложниках и, видимо, полагал, что этого вполне достаточно, чтобы заставить Белого стать сговорчивей и воздержаться от каких-либо резких действий.

На этом предположении и решил сыграть Белый. План был таков — завалить Руслана и обоих охранников, захватить безоружного Луку и заставить его снять оцепление с Лыковской больницы. Белов взглянул на часы — пять минут седьмого.

— Ну, с богом… — выдохнул он.

— Он не продаст, — согласился Фил.

Они с Пчелой переглянулись и двинулись навстречу «синим».

— Что, жим-жим? — вполголоса спросил Фил.

— Да нет, нормально… — прошептал бледными губами Пчела.

Подошли к ворам. Лука, укрываясь от ветра, раскуривал свою изящную трубку. Остальные трое молчали, мрачно разглядывая Пчелу и Фила.

— Извините, но такая была постанова, — пожал плечами Пчела, шагнув к Луке.

Тот криво усмехнулся и демонстративно покорно заложил руки за спину.

Пчела проворно обшарил вора, а Фил обыскал кавказца.

Удовлетворенно кивнув, Пчела заглянул в лимузин Луки. Убедившись, что там — никого, он взмахнул рукой Саше.

Низко опустив голову, как бык на матадора, Белый решительно двинулся вперед. Вдруг телефон в его правой руке ожил:

— Саша! Алло, Саша!! — хрипел он голосом Космоса.

Белов на ходу поднес трубку к уху.

— Да.

— Саша!!! Они снимаются, они уезжают, слышишь меня?!! Берегись там! — почти кричал Кос.

— Понял, — Белый побледнел.

Он и впрямь понял: раз воры отпускают Олю с сыном, значит, их захват нужен был только для того, чтобы вытащить Белова на встречу… А это означало, что Лука действительно собрался его замочить — прямо здесь и сейчас!

Он поднял трубку — так, чтобы ее было видно ворам, — и выкрикнул: — Это мобила!

Не сбавляя темпа, он медленно опустил руку с мобильником в карман. Пальцы его разжались и нащупали прохладную сталь «Магнума».

До Луки оставалось не больше десятка шагов. Нагло ухмыляясь, вор вразвалочку шагал навстречу и попыхивал своей трубочкой. Рука Белого стиснула рукоятку пистолета, а указательный палец лег на спусковой крючок.

А в это мгновение в полутора километрах от него, на плоской крыше обычного жилого дома в Крылатском, палец Стрелка уже плавно тянул спусковой крючок новейшей снайперской винтовки.

«Пора!» — решил Саша и осторожно потащил из кармана руку с «Магнумом»…

И в тот же миг — трах!!! В каких-то пяти шагах от него голова Луки с омерзительным треском разлетелась мелкими брызгами. И тут же вторая пуля разворотила спину Руслана.

Тело кавказца еще не успело упасть, как Пчела, Фил и охранники воров выхватили оружие. Фил с Пчелой оказались проворней. Их выстрелы слились в один, и на квадратные бетонные плиты легли еще два трупа.

Ничего не понимающий Саша обвел взглядом освещенные заходящим солнцем безлюдные просторы Крылатского. Кто? Откуда? Каким образом?

К нему бежали Пчела и Фил. Саша повернулся к ним, растерянно покачал головой и развел руками.

— Уходим! Саня, в машину! — на бегу прокричали они.

Белый бросил последний взгляд на труп Луки и вдруг подумал: если б он был всемогущим Богом, он, наверное, оживил бы его сейчас. Только для того, чтобы убить снова. Но уже — самому.

— Саня, твою мать! — раздался бешеный крик Пчелы.

Белов сделал шаг назад, под его ногой что-то хрустнуло. Он опустил голову — это была изящная трубка Луки, из нее все еще поднимался легкий сизый дымок.

XVII

Катя была у сестры уже почти сутки. За это время ей пришлось дважды вызывать неотложку — у Тани крепко прихватывало сердце. Врачи «скорой» предлагали госпитализацию, особенно настойчив был второй — долговязый суетливый парень, чем-то похожий на Космоса. Но Татьяна Николаевна ни о какой больнице и слушать не желала. Она до сих пор ничего не знала о сыне и каждую минуту ждала от него звонка. И не пропускала ни одного выпуска новостей по телевизору: а вдруг скажут что-нибудь новое про Сашу?

Несмотря на все старания Кати хоть как-то приободрить сестру, Татьяна Николаевна часто начинала плакать — тихо и горестно. Жалко ее было неимоверно. Катя пыталась ее разговорить, отвлечь от мрачных мыслей, но всякий раз сестра переводила разговор на сына. Вспоминала его детские шалости, болезни, успехи и неудачи. Достала старые Сашины фотографии и подолгу рассказывала — где и когда они были сделаны.

Катя тоже, разумеется, переживала за племянника, но — по-своему. Уже к обеду она уничтожила у сестры львиную долю ее запасов провизии, включая целое блюдо тех самых пирожков с морковкой. А ближе к вечеру Катя решила сбегать по магазинам — закупить кое-что из продуктов, а заодно и запастись в аптеке новыми лекарствами для сестры. Благо, она, кажется, задремала.

Одевшись, она тихонько заглянула в комнату к Татьяне Николаевне. Та, словно почувствовав что-то, проснулась, приподняла голову и встревоженно спросила:

— Кать, ты куда?

— Я в магазин, Танюша. Спи…

Татьяна Николаевна, прищурясь, взглянула на часы.

— Нет, Кать, дай мне пульт — сейчас будут шестичасовые новости… — она вымученно улыбнулась сестре. — А ты иди, иди, Катюш, я в порядке…

Катя кивнула и вышла из квартиры. Душа у нее была не на месте, поэтому в магазинах она металась между прилавками с такой скоростью, будто опаздывала на поезд. Минут через сорок она, нагруженная сумками, открыла дверь.

В квартире было подозрительно тихо. Катя опустила сумки на пол и позвала:

— Танюш!

Тишина.

Не сняв плаща, Катя на ватных ногах прошла в комнату сестры. Таня неподвижно лежала на боку, лицом к погашенному экрану телевизора. Ее левая рука неловко свесилась с дивана, рядом лежал телевизионный пульт.

— Таня! — вскрикнула Катя и в ту же секунду с ужасом и отчаяньем поняла, что сестра ей уже не ответит.

Она бессильно опустилась на пол рядом с диваном и взяла в руки еще теплую Танину ладонь.

Жгучая боль потери удавкой перехватила горло, и Катя глухо, навзрыд заплакала.

И еще долго, очень долго она сидела вот так — прижавшись мокрой от слез щекой к безжизненной руке сестры, — и давилась горькими, безутешными рыданиями.

XVIII

Введенский перехватил Белова сразу после похорон матери. Сашин мобильник зазвонил, когда он только-только вышел за ворота кладбища. Категорическим тоном фээсбэшник потребовал встречи, никаких возражений он слушать не стал и, назвав время и место экстренного рандеву, сразу отключился.

Можно было, конечно, плюнуть и не поехать. Но к тому времени Саша уже понял, чьи пули положили Луку и Руслана в Крылатском. Фордыбачиться и качать права в его положении было не только глупо, но и опасно. Ему ясно и недвусмысленно дали понять, кто в доме хозяин, кто рассчитывает и ведет свою грязную игру, и четко указали на его место во всей этой мерзости.

Белов приехал на место с красными от недосыпания глазами, небритый и потерянный. Введенский уже был на месте. Рядом с ним в пустой придорожной беседке стоял Володя Каверин. В другое время Саша, наверное, немало удивился бы этому обстоятельству, но сегодня ему было не до того.

Не поздоровавшись ни с одним, ни с другим, Белов вошел в беседку и тяжело опустился на лавку. Он закурил и поднял измученные глаза на Введенского. Игорь Леонидович ответил ему откровенно озлобленным взглядом.

— Значит так, Белов, — он начал свой разнос ледяным, чеканным голосом, нервно расхаживая перед самым Сашиным носом. — Вы сами накликали неприятности. События вышли из-под контроля Конторы благодаря вашему отказу. Так что скажите спасибо Владимиру Евгеньевичу, за то, что сидите здесь, с нами… — Введенский сделал выжидательную паузу.

— Спасибо, Владимир Евгеньевич! — Саша с ернической насмешкой поклонился Каверину.

Тот протестующе поднял ладони и замотал головой, демонстративно отказываясь от его благодарности, но Белов видел — ему безумно нравилось то, как Введенский его отчитывал.

— Да! А не валяетесь где-нибудь под камнем в компании червей, жуков да лягушек. Понятно это? — фээсбэшник резко развернулся к Саше. — Не слышу…

Каверин еле сдерживал торжествующую улыбку.

— Да понятно, понятно… — буркнул Белов и снова язвительно усмехнулся: — Извините, что я сижу, да?

Введенский пропустил его колкость мимо ушей и продолжил все тем же раздраженным голосом.

— Дальнейшие инструкции получите у Владимира Евгеньевича, — он кивнул в сторону Каверина. — Считайте, что все произошедшее — последнее китайское предупреждение. Никаких церемоний больше не будет. — Широко расставив ноги и заложив руки за спину, Игорь Леонидович застыл перед Сашей. Буравя его гневным, колючим взглядом, он внушительно, раздельно отчеканил: — Шаг влево, шаг вправо — расстрел. К чертям свинячьим!

Казалось, он хотел сказать что-то еще, но вместо этого вытащил из кармана связку ключей на длинной, с полметра, серебристой цепочке, и раздраженно подбросил ее на руке. Наградив напоследок обоих своих подопечных суровым взглядом, Введенский направился к машине. Белов и Каверин остались одни.

Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. Странная это была пара — спаситель и спасенный. Каверин даже не пытался разобраться в букете собственных ощущений, в котором преобладали, пожалуй, ненависть, злорадство и некоторая досада: к сожалению, вендетта это блюдо, которое надо есть холодным. В свою очередь спасенный не испытывал к своему «шефу» ни малейшей благодарности.

— Зря он так прессует, — с наигранным сожалением покачал головой Каверин. — Ты это… не обращай внимания.

— Тебя не спросили… — процедил Белов и, глядя на собеседника, презрительно прищурился. — Ну, валяй, инструктируй, что ж ты?

Володя замялся, старательно изображая растерянность.

— Так что, собственно… — пожимал плечами он. — Вместо Луки я теперь буду. Мои контакты в Чечне хотят оружия. Ну и… будем поставлять его по твоим каналам. Как тебе такой план?

Хреновый, — мрачно отрубил Саша.

— А вот это ты зря! Чечня сейчас — такой ключик! К таким замочкам! — Каверин оживился, загримасничал, многозначительно задирая вверх свои маленькие белесые глазки. — Ты что! Потом всех нас еще благодарить будешь!

— Угу… Я так отблагодарю, что мало не покажется… — угрюмо пообещал Белов.

Саша повернулся вслед тронувшейся машине Введенского. Каверин проследил его тяжелый взгляд и вдруг рассмеялся и мелко-мелко закивал головой.

— Да-да-да… У меня тоже иногда такие мыслишки бывают… — захихикал он. — Взять тротильчика грамм этак пятьсот, и — бабах! И нет куратора! Красота, а?!

Даже не взглянув в его сторону, Белов встал и вышел из беседки. Каверин бросился следом, стараясь заглянуть ему в лицо.

— Нет, правда, Саш… Есть ведь такое, согласен? А, Саш? — настойчиво спрашивал он. — Вот если по чесноку, сознайся, — ведь охота иногда Леонидыча вальнуть?

Вдруг Саша остановился и двумя резкими движениями ощупал карманы пальто Володи. В левом что-то было, он быстро запустил в карман руку и вытащил оттуда работающий диктофон. Белов выключил механизм и сунул его под нос опешившему Каверину.

— А если б мы с тобой в бане разговаривали? Куда б ты его спрятал?! — брезгливо спросил он.

Каверин развел руками и осклабился.

— Ой, я тебя умоляю! — поморщился он. — Ну это ж просто привычка! Да не обращай ты внимания… Я даже жену иногда записываю, так, для интереса. А что? Пусть будет…

— Штирлиц хренов! — Белов развернулся и стремительно зашагал к машине.

— Саша! — Каверин растерянно смотрел ему вслед. — Ну, погоди, Саш!

XIX

Мрачные мысли, поселившиеся в голове Ольги в недостроенной даче в ночь после покушения, не исчезли и после похорон свекрови. Наоборот, ее смерть только укрепила Олю в четком понимании того, что в ее семейной жизни назрели срочные и кардинальные перемены.

Стоя у могилы Сашиной мамы, не дожившей даже до пятидесяти, Оля невольно думала — а не ожидает ли и ее такая же участь? А может, для нее все закончится еще раньше, и не от сердечного приступа, а от пули снайпера или от бомбы в машине? О том, что все эти ужасы вполне могли произойти не только с ней, но и с Ваней, Оля старалась не думать.

Наверное, она давным-давно ушла бы от Белова, если бы не одно «но»: Оля любила своего мужа.

Именно поэтому она никак не могла решиться на самый крайний шаг. На одной чаше весов был покой ее самой и ее сына, их безопасность и, по большому счету, все их будущее, а на другой — одна только любовь, загадочная и непостижимая, как сама жизнь.

Эти бесконечные раздумья, сомнения и собственная нерешительность выводили ее из себя. Плохо было и то, что Оле совершенно не с кем было посоветоваться. Ну не с бабушкой же, в самом деле, — уж та бы, без всяких сомнений, была бы двумя руками за развод. Ее раздражение росло и искало выхода, а тут еще сразу после похорон матери Саша опять уехал куда-то — один, без охраны…

Проводив гостей после скомканных из-за Сашиного отъезда поминок, Оля уложила сына и вместе с Катей, оставшейся ей помогать, закрылись на кухне. Они быстро убирались, причем хозяйничала, в основном, Катя — от навязчивых мрачных мыслей у Ольги все валилось из рук. У миксера заело крышку, и это оказалось последней каплей — Оля отшвырнула его и, грохнув по столешнице кулаком, воскликнула в сердцах:

— Все, Кать, никаких моих сил больше нет — ни женских, ни, блин, общечеловеческих!

Катя, конечно, заметила, что с Ольгой творится что-то неладное. Она тут же с ворчанием отодвинула ее в сторонку:

— Успокойся, все! Оставь, током еще стукнет. Что с тобой вообще происходит?!

Оля отошла к темному окну и, сдерживая из последних сил закипающее раздражение, вполголоса сообщила:

— Короче, я написала заявление на развод.

— Глупость какая! — фыркнула Катя, закуривая. — Ты что?!

— Глупость?! — мгновенно взвилась Ольга. — А ты послушай. Я живу с ним четыре года, так?! Мы познакомились, когда его ловила милиция, в день свадьбы я чуть не наступила на гранату… Ты не смейся, ничего смешного нет! Когда я рожала, он сидел в тюрьме — мне потом Томка Филатова все рассказала. Он потом клялся: все, любимая, соскакиваю, все для сына сделаю. И что, Кать?! — она обратила на гостью глаза, пылавшие праведным гневом. — Неделю назад его чуть не убили у меня на глазах! Все, не могу больше!!

— Оль, успокойся, ты Ваньку разбудишь, — постаралась урезонить ее Катя.

Оля плюхнулась за стол и потянулась к початой бутылке ирландского ликера. Руки ее заметно дрожали и, разливая густую жидкость, она пролила несколько капель на скатерть.

— А как мне прикажешь реагировать? Я что, Джейн Эйр?! — продолжала возмущаться она. — У нас полон дом холодного оружия, сабли какие-то, томагавки… Я вчера в комнату захожу, а у меня ребенок оптическим прицелом играет! Но я — баба, а не боевой конь! Я закончила консерваторию, у меня богатая внутренняя жизнь! И вообще, не трогай меня, я истеричка! — голос Ольги сорвался на крик.

Шмыгнув носом, она залпом выпила рюмку и подняла на Катю глаза.

— Я подозреваю, что он убивал людей, — вдруг мрачно призналась Ольга.

Затушив сигарету, Катя растерянно опустилась на стул напротив нее.

— Я не знаю, Оль, что тебе сказать. Все это так, да… — задумчиво произнесла она после паузы. — Но с другой стороны… Он твой муж, он отец твоего ребенка, с ним ты как за каменной стеной была, забот не знала…

— Кать…

— Что «Кать»?! Ты послушай меня и не перебивай! — прикрикнула она. — Он тебя любит, а это не последнее дело, ты уж поверь старой перечнице…

Ольга подавленно молчала. Катя взяла пузатую бутылку и налила еще — ей и себе.

— Развод, не развод — это тебе решать, конечно. Но только не сейчас, — вдруг взмолилась она. — Ну дай ты ему из ямы выбраться, худо ему сейчас — покушение это, Таню мы похоронили…

Оля вдруг громко всхлипнула.

— Жалко дурака…

— И мне жалко, — согласилась Катя.

— Все равно люблю ведь… — по щекам Оли покатились крупные слезы.

— Вот видишь, Оленька, любовь-то она как… Катя тоже всхлипнула и, безнадежно махнув рукой, прикрыла ей глаза.

— Катя… — Оля неуверенно улыбнулась сквозь слезы. — Что ж делать-то?

— Давай свое заявление, — решительно кивнула Катя, — я порву…

XX

Старый дверной замок открылся с резким щелчком, прозвучавшим в полной тишине неожиданно громко. Саша перешагнул порог родительского дома и замер. Зеркало в прихожей было занавешено черным тюлем, Белов повернулся к нему и осторожно провел рукою по ткани.

— Ну вот и все… Все кончилось, мамочка… — потерянно пробормотал он. — Ни черта хорошего ты от меня так и не дождалась…

Вряд ли он смог бы объяснить даже самому себе, что заставило его приехать сюда, в опустевшую квартиру матери. Тут была и острая боль потери, и гложущее чувство своей неизгладимой вины в ее смерти, и беспомощность ребенка, в сложной ситуации ищущего помощи и поддержки у самого близкого человека — у мамы. Он прошелся по коридору, заглянул зачем-то на кухню, потом — в свою комнату. В подсвеченном аквариуме плавали равнодушные ко всему на свете рыбки. Саша открыл коробочку с кормом и бросил им пару щепоток.

— И стрельба эта… никто же не мог предположить, что так случится… — задумчиво и виновато продолжал он. — Ты только не переживай за меня. Представь, что я военный, — там ведь тоже стреляют…

Он тяжело вздохнул и направился в комнату матери. На спинке стула лежало платье Татьяны Николаевны. Не зажигая света, Саша взял плечики, аккуратно повесил на них мамино платье и убрал его в шкаф. При этом он не прекращал свой покаянный монолог.

— Если я буду знать, что ты меня простила, клянусь, я выживу. И из-под этого пресса выберусь. Выживу… Ты ж меня знаешь, мам, я пацан упертый.

Закрыв дверцы шкафа, Саша устало опустился на диван. Напротив, на столе, стояли фотографии его родителей. Он взял в руки снимок мамы — раньше он висел на стене, теперь они с отцом были рядышком. На его глаза навернулись слезы.

— Я у тебя переночую сегодня, — обратился Саша к улыбающейся с фотографии матери.

Он поставил фото на стол и, как был, прямо в пальто, прилег на диван. Несколько секунд он смотрел невидящим взглядом в потолок, а потом повернулся на бок, уткнувшись лицом в диванную спинку, и натянул на голову полу пальто.

— Спокойной ночи, мамочка… — одними губами прошептал он в темноту.

Часть 2

ПРИВЕТ, ОРУЖИЕ!