Их войска тоже застыли в ожидании. Но были готовы в любое мгновение в пух и прах разнести противника. Если что-нибудь, не дай бог...
      И тут в глазах Белова появились несвойственные ему смущение и изумление. Замедлил шаги и таджик, снимая на ходу свои темные очки.
      - Твою мать! Белый! - заорал он дурным голосом, но без малейшего намека на недавний акцент.
      - Рядовой Джурабов! - в ответ ему заорал счастливый Саша. - Два наряда вне очереди! Упал - отжался!
      - А-а-а! Белый!
      - А-а-а! Фара!
      Они завопили так, как когда-то в Ленинской комнате, перед самым дембелем. И бросились в объятья друг к другу.
      Вооруженные до зубов бойцы двух противоборствующих фронтов застыли в бесконечном недоумении.
      - Все нормально! Это мой корешок армейский, - крикнул Саша, обернувшись к своим.
      Нечто подобное, похоже, крикнул и Фара на своем гортанном таджикском.
      - Отбой! Свои! - передал по команде приказ свыше Фил.
      - А я бы их все равно постриг, - с искренним сожалением пробормотал Пчела.
      Космос довольно похоже изобразил истово молящегося мусульманина, сложив ручки на груди и мелко-мелко бесконечно кивая головой в такт молитве.
      Бой не состоялся. Провода могли спокойно гудеть себе дальше.
      Оружие вновь побросали в багажник, а оттуда хохочущий Саша вытащил неожиданно пригодившийся футбольный мяч. Надо же было им с Фарой выпустить распирающую их энергию. Так они и шли по шоссе, перекидываясь мячиком и воспоминаниями. А позади них параллельными курсами ехали классные автомобили. Шесть штук. С поразительной скоростью - километров пять-шесть в час.
      - Фарик, ты помнишь, как мы второе отделение сделали?
      - Да... У них вратарь, Махмудов, был. Шикарный вратарь. Сейчас чебуреки продает на базаре, ко мне не пошел...
      От воспоминаний перешли к делу, по инерции все еще пиная друг другу мячик.
      - С деньгами решим, скажи своим - через неделю проплатим.
      - Угу, - согласно хмыкнул Фара и, улыбаясь, ткнул Сашу кулаком в плечо. - Ну, Белый, я до сих пор поверить не могу. Важный стал!
      - А ты просто эмир бухарский, - отдал ему пас Белов. - Чем занимаешься, кроме алюминия?
      - По-разному, на Востоке всего много... Я вообще-то к Артуру предложение вез от моих друзей.
      - Давай обсудим, чего там, - предложил Саша.
      - У нас в горах есть плантации - мак, - объяснил Фара. - Мы хотим в Москву возить.
      - Идея хорошая. А как возить? Курьерами? - прикинул Саша.
      - Курьеров ловят, везут мало. Хочется больше. - Фара поцокал языком.
      - Надо думать. Пасуй!
      - Опа! - И Фара ловко набросил мяч прямо под правую ногу старого друга. Тому оставалось только добить мяч в ворота, которых, правда, поблизости не наблюдалось.
      На бригадирском "мерседесе" Саша с Фарой подкатили к парадному, ярко освещенному входу ресторана "Узбекистан". Их команды отстали. Если уж Саша садился за руль, то выжимал из машины все, на что она была способна.
      - Мне бээмвэшка вообще больше по кайфу, - признался он сидящему рядом Фаре.
      - Да брось ты, - отмахнулся тот, - "мерседес" - супермашина!
      - Ну, где там мои опричники? - оглянулся Саша.
      - А где мои? - оглянулся и Фара. - Будешь? Фара достал из внутреннего кармана пальто миниатюрную серебряную шкатулку.
      - Да нет, - отказался Саша, смеясь.
      Фара щелкнул безделушкой, крышка открылась. Зачерпнув длинным ногтем порошок, Фара привычным жестом "зарядил" нос, а остатки порошка с пальца размазал по зубам.
      - Кровный брат из Афгана подарил. - Он защелкнул шкатулку и перебросил ее Саше в ладони. - Попробуй открой.
      Белый покрутил коробочку и неожиданно легко вскрыл ее.
      - Ну, гений, - восхитился Фара. - Осторожнее, не рассыпь.
      - Гроб какой-то, - вновь захлопнув волшебную шкатулку и приблизив ее к глазам, подивился Саша.
      - Не надо нам никаких гробов, - отбирая зелье, неловко пошутил Фара.
      - Слушай, алюминий же в чушках у вас? - вдруг спросил Саша.
      - Ну да. А что?
      - Да я придумал вроде. - Саша хитро улыбнулся.
      - Что придумал? - насторожился Фара.
      - Да ничего, - решил помучить его Саша.
      - Давай, Белый, колись.
      - Ну что, еще не сообразил? - Сашины глаза откровенно смеялись.
      - Нет, - честно признался Фара.
      - Эх, - вздохнул Саша. - Ну ладно... Значит, берем чушку. Делаем там полость. Забиваем наркоту. Ни одна собака, ни один рентген не найдет. - Он счастливыми глазами смотрел на Фару. Тот ошарашенно молчал. - Пять чушек на сто - двести тонн. И ни одна собака...
      - Значит, я тупой, - задохнулся Фара от восторга, - а ты... ты... Ты гений! Ты - Аристотель! Ты - Ницше!
      - В "Жигулях" ездить надо! - подначил его Саша.
      - Потому что я - чурка, - не слушая Сашу, уже выходил из машины Фара. Он ладонями обхватил голову, будто в припадке жуткого горя.
      - В хорошем смысле, парень, - откомментировал его "чурку" Саша.
      Тут подкатили остальные.
      - Где вы ездите? - беззлобно прикрикнул на них Саша.
      День сегодня выдался по кайфу: и друга встретил, и новое дело обещало деньги. Море денег. Море-океан.
      XVIII
      Командный состав Бригады и таджиков расположился в одной из ниш ресторанного зала. Рядовые бойцы сидели в общем зале.
      Фил успел переброситься несколькими словами с солнцевскими, которые частенько проводили здесь вечера - кормили здесь по-восточному вкусно и обильно, да и место было не чужое, спокойное.
      - Сань, у Кабана проблемы, - шепнул Фил Белому.
      - Давай об этом потом. - Саша глазами указал на гостей. - Ну что, друзья... - поднял рюмку Саша и проследил, у всех ли налито.
      - Если позволите, - с заметным акцентом начал седой Абдула-Нури. - Я скажу, а Фархаджун будет переводить. Один великий мыслитель сказал следующие слова...
      И он заговорил гортанно и красиво. Но абсолютно непонятно. Напевная речь была похожа на стихи.
      Пацаны, переглядываясь, томились с поднятыми рюмками. Когда Абдула-Нури окончил торжественную речь, повисла напряженная тишина.
      - Не тормози, Фарик, - ткнул в бок чуток отлетевшего друга Саша.
      Фара встрепенулся и действительно заторможенно, но от этого еще более торжественно начал переводить:
      - Уважаемый Абдула-Нури говорит: "Никогда не теряй своих друзей. И пронеси эту дружбу в своем сердце через всю свою жизнь". Короче, за вас, пацаны! - скомкал перевод Фара.
      - Коротко и ясно, - одобрил Саша. Несколько заплетающимся языком Фара продолжил, перебирая длинными красивыми пальцами свои небесно-голубые четки из горной бирюзы:
      - Всю красоту и мудрость этого четверостишия невозможно перевести, многозначительно завелся он.
      - Начинается, Фарик! - Саша с удовольствием встряхнул друга за плечи. - Ты мне еще в армии мозги компостировал мудростями своими. Ты короче скажи!
      - Ты мне друг, - как мог коротко сказал Фара.
      - Ну это по-нашему, по-пацански! - обнял его Саша.
      - Честно говоря, - тихо сказал Фархад, - я этих с равнины через раз понимаю, но то, что они вас зауважали, - это точно.
      Абдула-Нури, поглаживая свою короткую седую бороду, что-то спросил Фару на своем наречии.
      - Он говорит, как здоровье твоих родителей, жены и детей? Ты, кстати, женат?
      - Месяц скоро, - признался Саша.
      - Ну? - обрадовался Фара. - И молчишь!.. А кто она?
      Саша достает из бумажника фотографию Оли в вечернем платье и со скрипкой в руках. Это был снимок с выпускного концерта в консерватории. Саша не зря носил с собой именно этот снимок. На нем Оля необычайно была похожа на себя: веселая, задорная, настоящая.
      - О! Красавица! - цокнул языком Фара. - Выступает?
      - Нет, дома сидит, - кратко ответил Саша.
      - Можно я своим покажу?
      Саша кивнул и передал фотографию.
      Ни Саша Белов, ни его друзья, накинувшиеся на закуски, ни Фара со своими таджиками, которые, уважительно цокая языками, передавали друг другу фото Сашиной ханум, не смотрели на эстраду.
      Джазовый оркестр, выступавший там, играл тихо и ненавязчиво. Партию скрипки в оркестрике исполняла не кто иная, как Оля, та самая жена, которой он сейчас так гордился.
      - Уважаемый Абдула-Нури говорит, что ты поступаешь как настоящий мужчина - старшая жена должна хранить дом и воспитывать детей.
      Саша согласно закивал:
      - У нас в России следующий тост принято выпивать за родителей. Я предлагаю выпить за родителей. Тех, которые живы...
      Одновременно Саша услышал знакомый голос и увидел вытянувшиеся лица таджиков: они, все трое, как один, смотрели то на фотографию, то на сцену. Оля, стоя вполоборота к залу, пела композицию из репертуара Эллы Фицджеральд.
      Деликатные таджики опустили глаза в тарелки.
      Космос опрокинул в себя внеочередную рюмку. А Пчела на противоположном конце стола медленно и демонстративно зааплодировал. Дальнейшую сцену можно было бы назвать немой, если бы Оля не пела. Она смотрела на поднимающегося Сашу, и голос ее звучал все тише и тише. Словно кто-то поворачивал рукоятку настройки громкости.
      - Я сейчас, - резко поднялся из-за стола Саша...
      * * *
      - Оленька, ну что ты так переживаешь? - выпятив нижнюю губу, выпустил струю дыма Виталик. - В конце концов, ты ведь не в стриптизе танцуешь.
      Они курили в закутке перед кухней. Когда в конце коридора показался Саша, Оля по инерции хотела спрятать сигарету, но пересилила себя и затянулась, глядя прямо в глаза приближающегося мужа.
      - Можно тебя, - проходя мимо, приказным тоном бросил Саша.
      Оля даже не подумала двинуться вслед за ним. В то же время ей очень хотелось перевести ситуацию в обычное человеческое русло. Ведь ничего ужасного-то не случилось. Мы же все-таки цивилизованные люди!
      - Познакомься, это мой муж, Саша, - кивнула она Виталику.
      Почувствовав, что Саша уж точно не рвется пожать ему руку, Виталик не стал подставляться и остался сидеть за столом, переводя взгляд с Оли на Сашу и обратно.
      - Поздравляю вас с супругой, Саша. Мы с Олей учились вместе, она очень талантливая. Кстати, Оля, - будто вспомнил он, - приглашай супруга на банкет. Хотим отметить ее премьеру, - пояснил он Саше, туша сигарету.
      - Ну что, такое событие стоит отметить. - Саша обращался исключительно к Оле, будто Виталика не существовало вовсе. - Желаю тебе успехов. Особенно творческих.
      Достав из кармана пачку денег, Саша бросил сторублевую купюру в тюбетейку, оставленную кем-то из официантов.
      Посмотрев презрительно на деньги и удивленно вслед удаляющемуся Саше, Виталик произнес значительно, как со сцены:
      - Да, ну он и мавр!
      Когда они вновь вышли на маленькую ресторанную сцену и Оля начала играть, ни Саши, ни его компании за столом уже не было. Скрипка звучала нежно и печально. Иногда к ней добавлялись поддерживающие аккорды фортепиано - за фоно сидел Виталик. Так музыканты обычно помогают одиноко поющей на сцене солистке.
      Мучительный вечер, наконец, закончился. Оля стремительно собралась и почти бегом выскочила из ресторана.
      - Ну, Оль, неловко получается, ну... - Виталик выскочил за нею, что-то дожевывая на ходу. - Я столик заказал, ребята поздравить тебя хотели...
      - Потом отметим, я поеду, - отмахнулась Оля, поднимая руку. Такси тормознуло в момент.
      - Ну давай хоть я тебе провожу, - не отставал Виталик, держа ее под руку.
      Оля, не глядя на него, высвободила руку и села в машину:
      - Извини, Виталик, мне надо ехать. Счастливо.
      - Завтра в семь репетиция, не забудь. Оля кивнула:
      - Счастливо.
      Виталик еще с минуту смотрел вслед укатившей машине, ухмыльнулся и пошел доедать. Ну их, этих баб, с их капризами и мужьями!
      Когда Оля вернулась домой, Саши там не было. И, по всей видимости, в ближайшее время не ожидалось...
      XIX
      Саша с Фарой на самом деле никуда из "Узбекистана" не уехали. Они только, отпустив своих бойцов, переместились в маленький кабинет, где расслабились по полной программе.
      Наконец часам к трем ночи они выбрались на ресторанное крыльцо, продолжая свой давно начатый бесконечный разговор.
      - Нет, ну вот ты скажи, ты кто такой? - настаивал Саша.
      Швейцар, уже порядком подмерзший в ожидании выхода последних гостей, сделал стойку, моментально оценив платежеспособность клиентов. Конечно, такие вот загульные гости порядком удлиняли его рабочий день, точнее, ночь. Зато от них перепадали и самые сладкие чаевые. Он сложил брови домиком и услужливо поклонился, забыв о холоде.
      - Сань, я же ариец, - взяв Сашу за пуговицу пиджака, доказывал Фара.
      - Ага, иранский, - ржал Саша.
      - Да, настоящий иранский ариец, - согласился Фара.
      - Клянусь мамой, мы же с тобой арийские братья! - воскликнул Саша.
      - Ну да. Характер нордический. Голубоглазый, светловолосый. - И они заржали уже хором, радостно, как малые дети.
      Саша не забыл достать из бумажника и вручить привратнику сторублевку. Тот, взглянув на купюру, умудрился одновременно отдать честь и сделать книксен, что еще больше развеселило друзей.
      - Заходите, - напутствовал их швейцар.
      - Обязательно зайдем, - успокоил его Саша.
      - Я здесь жить буду! - с пьяной уверенностью добавил Фара.
      Уверенно покачиваясь, Саша направился к машине, на ходу доставая ключи.
      - Стой, стой! На машине не надо! - попытался образумить его Фара.
      - Я ее не брошу, - упрямо твердил Саша.
      - Она же железная, - увещевал Фара. - Стоит себе и стоит. Никто ее не украдет. Сейчас поймаем машину...
      Но Саша не хотел ничего слушать. Его несло. Ему хотелось куда-то ехать, мчаться, вперед, дальше, не разбирая дороги. И словно по волшебству вдруг прямо рядом с ними материализовалась белая лошадь.
      На самом-то деле никакого волшебства - две девчонки, рыженькая и беленькая, из уголка Дурова уже давно подрабатывали здесь экзотическим извозом. Себе на молочко или, скорее, пиво, лошадке - на овес и сено. Сегодня, правда, они что-то припозднились.
      - Фарик, не может быть! - прижимая щеку к теплой лошадиной морде, воскликнул Саша. - Это знак судьбы! Можно прокатиться?
      - Пятьдесят, - окинув его оценивающим взглядом, определила таксу рыженькая.
      - На, держи сто! - Саша достал купюру.
      - Что-то дороговато за такую клячу, - проворчал Фара. - Как его там, у Дон-Кихота? Типичный Росинант. - Фара похлопал коня по напряженной шее.
      - Я буду всадник без башни! - гордо ответил Саша, перехватывая поводья у рыженькой.
      - Ты будешь всадник Апокалипсиса! - торжественно и мрачно провозгласил Фара.
      Саша, не без труда вставив ногу в стремя, перевалился в седло и тронул поводья - "Росинант" лишь вяло переступил ногами. И только когда Саша дал ему каблуками под ребра, он вспомнил молодость и взял с места в карьер.
      Фара с гордостью проводил взглядом друга, вскоре скрывшегося в перспективе Неглинки.
      Спустя час Саша все еще не появлялся. Протрезвевший Фара сидел в "мерседесе", не зная, что предпринять. Уже в который раз к нему приставали девчонки, готовые, кажется, уже расплакаться:
      - Ну, где его носит?
      Фара, не глядя, сунул рыженькой очередную купюру:
      - На, иди пива купи.
      - Да не лезет уже ваше пиво! - недовольно пробурчала та, но от денежки, впрочем, не отказалась.
      Саша же был в это время уже далеко. И мыслями, и буквально. Выжав из коняги все, на что тот был способен, Белый за этот час добрался до самого Битцевского лесопарка. Для этого ему пришлось проскакать через Манежку мимо Кремля, пересечь Москву-реку по Большому Каменному мосту, добраться до Гагаринской площади, а там двигаться уже почти по прямой - по Профсоюзной, а потом - дворами до самого лесопарка.
      В Битце они перешли на медленный шаг. Весь хмель из Саши вылетел, зато невеселым мыслям в голове стало просторно. Оля, упрямо курящая сигарету, так и стояла у него прямо перед его глазами.
      Лес, настоящий Битцевский лес просыпался. Было тихо-тихо, даже цоканье "Росинанта" не было слышно - трава глушила звук. Лишь мерное дыхание коня немного нарушало, впрочем, вполне гармонично, тишину просыпающегося леса. Саша старался дышать в ритм с животным. Сейчас они были единым целым.
      Они выехали к речке Чертановке, больше похожей на ручей. Остановив коня на мостике, Саша долго смотрел в воду.
      Злость совсем вышла из него, выветрилась вместе с алкоголем. Он смотрел, как туман, поднимаясь от воды, клубится и тает в воздухе. Этот речной туман смешивался с паром от боков усталой лошади.
      Эх, Оля, Оля... Саша пристально смотрел на воду, словно надеясь прочесть в ней свою судьбу. Но это была просто вода.
      А, собственно, что произошло-то? Ну, решила поработать. А ведь он впервые после свадьбы, точнее, после того распределения, увидел ее со скрипкой в руках! Почему он не думал об этом прежде? Ах да, своих наворотов хватало... Ну и - лабала в кабаке, и что же? Ну, увидели ее таджики неловко получилось. Да хрен с ними, не детей же вместе им крестить, а бабки зарабатывать.
      Перетопчутся.
      "А Фара... Фара - друг Фара поймет и простит. К тому ж он, хоть и восточный человек, но ведь не настолько же... Ариец!" - вспомнил Саша и засмеялся, трогаясь с места.
      * * *
      Толстая угрюмая дворничиха остервенело мела асфальт около телефонной будки. Окурков-то набросали, вот ведь люди называется! Урна же совсем рядом! Равномерные звуки разрушали утреннюю тишину, будто целью женщины было разбудить всю округу, а не навести чистоту. И вдруг она остолбенела: к шварканью метлы прибавилось звонкое цоканье. Прямо на нее из-за поворота выехал всадник на белой лошади.
      Саша подъехал к телефону-автомату и, не слезая с коня, набрал свой домашний номер. Оля сняла трубку почти сразу - наверное, поставила телефон в спальню.
      - Але! Але! - голос жены был нежным и немного хриплым. Спала, похоже, без задних ног, пока он бороздил московские улицы.
      Он молчал и словно бы видел ее всю. Теплую, сонную. Он видел как она своим, только ей свойственным движением прижимает плечом трубку, как откидывает прядь волос со лба. Видел, как бьется, пульсирует голубая жилка на виске.
      - Але, - еще раз сказала она и замолчала. Но трубку не положила. Он слышал ее осторожное дыхание. Олька, любимая!
      - Ну и зараза ты, Сурикова! - ласково сказал он и повесил трубку.
      Он не мог слышать, как она счастливо засмеялась. "Простил, - подумала она, проваливаясь обратно в сон. - Сашка, любимый..."
      И как она могла всерьез злиться на него?
      XX
      На лице Игоря Леонидовича Введенского играла отвлеченная улыбка. Ему чрезвычайно нравилось то, что он слышал. Он уже в третий раз подряд прокручивал магнитофонную запись. Лейтенант Коноваленко все никак не мог понять, доволен начальник добытой информацией или она его раздражает.
      "Восток - дело тонкое...", - прозвучал в магнитофоне голос Фархада.
      - Это таджик? - спросил Введенский.
      - Он считает себя иранцем, - уточнил Коноваленко, проведя кончиком пальца по своему тонкому, с горбинкой, носу.
      Введенский жестом заставил его замолчать.
      "Значит, берем чушку... делаем там полость... забиваем наркоту... и ни одна собака, ни один рентген не найдет... пять чушек на сто - двести тонн. И ни одна собака..."
      "Значит, я тупой... - это снова голос Фары, - а ты... ты - гений... ты - Аристотель! Ты - Ницше!.."
      Введенский выключил магнитофон и чуть было не подмигнул Коноваленко:
      - В самом деле, ничего идея... И вообще, Белов - голова! Учись, орел. Он и вывернулся и нашел способ, как дальше подняться. Пора подключаться. Игорь Леонидович пробарабанил пальцами по столу, изобразив нечто очень похожее на простенький ритм "Чижика-пыжика".
      * * *
      Конь стоял в одном ряду с автомобилями на стоянке перед офисом бывшего "Курс-Ин-Веста". Прямо с асфальта он собирал мягкими губами соленые чипсы.
      А в офисе, в бывшем предбаннике кабинета Артура Лапшина, из угла в угол метался Фархад:
      - Саня, я опоздаю, уже регистрация началась! - кричал он Белову через дверь, из-за которой слышался плеск воды.
      Фархад нервничал и, чтобы чем-то занять руки, перетаскивал горшки с цветами на стойку секретарши, устраивая из них какой-то необыкновенный ботанический сад.
      - Иду, Фарик! - наконец вышел Саша, вытирая полотенцем чисто выбритый подбородок. - Все, летим. Мне уже положение не позволяет небритым ходить. Что ты мне здесь наставил? - Изумленно уставился он на зеленые заросли.
      - Лес, - кратко объяснил Фара. - Дарю! - И он взмахнул рукой в широком жесте.
      Саша захохотал:
      - Собрал все цветы в моем офисе - лес он мне подарил! Как я секретаршу в этом лесу увижу?
      - Увидишь, увидишь...
      - Все, ладно. Тогда я тебе часы дарю. - И Саша принялся расстегивать браслет.
      - Золотые? - почти всерьез поинтересовался Фара.
      - Золотые, золотые, - успокоил его Саша.
      - А у меня - бриллиантовые, - то ли в шутку, то ли всерьез сказал Фара. - Оставь себе. - И он заставил Сашу застегнуть браслет. - Очень мало времени. Давай быстрее. - И он чуть не силой вывел Белова на улицу.
      - Адрес тех девчонок узнал? - увидев припаркованного коня, спросил Саша.
      - Саш, они совсем малолетки, ты понял? - Фара еще и издевался! А утверждал, что на самолет опаздывает.
      - Не болтай... - легонько толкнул друга Саша. - Надо же коня вернуть.
      - Не надо. Я его купил. Катайся, Саня!
      - Ты что, сдурел? На кой он мне?
      - А на кой мне? Думаешь, я его в Душанбе повезу? Он не залезет в самолет, - очень серьезно стал объяснять Фархад.
      Но Саша уже смотрел не на него. В противоположной стороне двора остановилась красная "пятерка". Из нее вышел человек, по чьему внешнему виду Саша моментально догадался: посланец из органов. Эти самые органы в последнее время, по отчетам службы безопасности Бригады, проявляли к нему и его делам все возрастающий интерес. Дабы Саша окончательно убедился, что гости точно к нему, "пятерка" несколько раз зажгла и выключила фары. Точно подмигивала.
      - Фарик, извини, я не смогу тебя проводить. Сейчас Пчеле позвоню, он тебя подбросит.
      - Проблемы? - Фара посмотрел на Сашу и бросил взгляд на человека с круглым румяным лицом, стоявшего у красной "пятерки".
      - Да нет! - отмахнулся Саша.
      - Вот, у меня еще подарок есть для тебя. Для твоей супруги, - уточнил Фара.
      Из внутреннего кармана шикарного пиджака он достал носки грубой домашней вязки с ярким восточным орнаментом.
      - Носки? Фарик! - умиленно удивился Саша.
      - Это не носки, это джурабы, - пояснил Фархад. - Бабушка сама вязала. Здоровье супруги - это здоровье твоих детей.
      - Спасибо, парень, - растроганно обнял его Саша. - Счастливо!..
      - Александр Николаевич? - явно для формы спросил круглолицый. Садитесь в машину.
      Ох уж эта Контора! Ни слова в простоте, все тайны, тайны. Будто нельзя поговорить прямо здесь, в офисе. Но Саша кривил душой - он прекрасно понимал, что говорить в офисе не следует.
      - Игорь Леонидович, - представился человек, сидевший на заднем сиденье.
      Руки он не протянул, так что Саше не пришлось решать дилемму: отвечать на рукопожатие или нет. Представляться в ответ он тоже не посчитал нужным. Молча сел на заднее сидение и всю дорогу демонстративно смотрел в окно. Игорь Леонидович тоже молчал.
      Они пересекли Трубную площадь и по Неглинке выехали на проспект Маркса. Свернули налево. Похоже, его везли на Лубянку.
      "В святая святых..." - усмехнулся про себя Саша.
      Однако они быстро проскочили площадь Дзержинского, оставив монументальное здание Конторы по левую руку. Когда же от площади Ногина машина свернула на Солянку, Саше ничего не оставалось думать, кроме как о том, что любезные товарищи решили подбросить его домой - основная башня Котельнической высотки была отсюда видна как на ладони.
      Но красная "пятерка", свернув в переулок, остановилась, чуть не доехав до Яузы. Войдя через решетчатые ворота в церковный двор, Саша и Игорь Леонидович оказались в своеобразном коридоре, с одной стороны ограниченном церковной стеной, с другой - парапетом Яузской набережной. "Отличное место для дуэли!" - подумал Белов, выходя вслед за чекистом из машины. Они остановились у парапета.
      - Я так понял... - начал Саша.
      - Считайте, - перебил его Игорь Леонидович, - что мы из Министерства добрых дел.
      - А в чем ваш интерес?
      - В том, чтобы наркотики сбывались не в Москве, а где-нибудь, например, в странах Бенилюкса, для начала. А об остальном поговорим позже.
      - Хотите помочь Западу окончательно загнить? - усмехнулся Саша.
      - Давайте на будущее сразу договоримся, чтобы я не отделывался глупыми ответами, вы не задаете глупых вопросов, - поморщился Введенский.
      - Вы не рано о будущем заговорили? Я еще не решил. - Саша внимательно и с вызовом посмотрел на собеседника.
      Введенский ответил ледяным взглядом, тон его стал еще более жестким:
      - А у вас есть выход? - задал он, по его мнению, риторический вопрос. - По совокупности можете лет двенадцать получить. А уж в лагере мы вам устроим сладкую жизнь.
      - Ну, носочки у меня уже есть, чего уж там, - отвернувшись в сторону, пробормотал себе под нос Саша.
      Введенский его то ли не услышал, то ли не пожелал услышать. Он продолжал свой ликбез:
      - Сотрудничество с нами - процесс обоюдный. С одной стороны, вы можете рассчитывать на нашу поддержку в критических ситуациях. С другой - мы будем предъявлять к вашей деятельности свои требования.
      - А критические ситуации будете создавать сами? - съязвил Саша.
      Введенский вновь сдержался, но уже с большим трудом:
      - У вас больше врагов, чем вы представляете. Как раз сейчас вы находитесь в такой ситуации, когда от вашего решения зависит, выберетесь или нет.
      - У меня есть время подумать? - мрачнея, спросил Саша.
      - Нет, - отрезал Введенский.
      Он резко повернулся и зашагал прочь, оставив Сашу в одиночестве. Негромко выругавшись, Белов в сердцах стукнул по парапету ладонью. Похоже, ему и вправду не хотели оставлять выхода. Ладно, поживем - увидим. В конце концов, он не сказал пока ни "да", ни "нет".
      XXI
      Однако Игорь Леонидович Введенский был уверен в том, что они с Беловым обо всем договорились. Ну, не идиот же этот мальчик в самом деле!
      С утра пораньше он позвонил генералу Чуйкову и договорился о встрече. Надо было срочно нейтрализовать зревшее уголовное дело против Белова. Прихватив для верности несколько оперативок на капитана Каверина, Введенский многое добавил и на словах. Слава богу, было что добавлять, в конторских разработках компромата на Каверина было выше крыши.
      - На кого угодно мог подумать, только не на него, - сокрушенно потирал лысину Петр Ильич. - Пять лет вместе работаем... Огромные надежды возлагал на него... Один из лучших офицеров - и в криминале запачкаться...
      - Причем - впрямую, - смакуя коньяк, усугубил ситуацию опытный Введенский, похожий сейчас на библейского змия-искусителя. - Причем он не сошка-участковый, многим честным людям может жизнь испортить. Этим-то, закатил он глаза к потолку, намекая на высшее начальство, - звания и заслуги до лампочки, найдут виноватого, проведут показательную чистку руководящих кадров...
      Генерал тяжело вздохнул и расстегнул воротник кителя. Но воздуха все равно не хватало. Ему всего-то пару лет оставалось дотянуть до пенсии, а тут - такая подстава! Как назло, зазвонил еще и телефон спецсвязи. Взяв трубку, генерал Чуйков вытянулся по стойке смирно:
      - Да, товарищ министр... Есть, товарищ министр!..
      Игорь Леонидович Введенский лишь посмеивался в свою рюмку. Такая уж у него была работа.
      * * *
      Володя Каверин сегодня имел право быть счастливым. Собранных им документов вполне хватало для того, чтобы генерал, не задумываясь, подписал ордер на арест Белова. Сам ордер он подготовил, можно сказать, с любовью, собственноручно.
      - У себя? - скорее для формы поинтересовался он у секретарши, прекрасно зная, что генерал его ждет. Что подтвердила и секретарша:
      - Он только что вас спрашивал. Злой... - протянула она участливо.
      - Счас развеселю, - не очень-то поверил в генеральскую злость Каверин.
      Для кого злой, а для кого и отец родной. Каверин молодцевато расправил плечи, открывая дверь в кабинет.
      Позабыв поздороваться, так его распирало, Каверин начал прямо с порога:
      - Ну, Петр Ильич, висяк-то я размотал...
      Труп - дело рук преступной группировки Белова.
      Приблизившись к огромному генеральскому столу, он, как козырного туза, выложил перед Чуйковым ордер.
      - Есть факты, доказательства. Ордер подпишите.
      Петр Ильич ордер взял в руки, внимательно прочитал его и, вместо того чтобы поставить на нем свой размашистый автограф, бросил бумагу в нижний ящик своего безразмерного стола.
      Челюсть Каверина начала медленно отвисать: он ровным счетом ничего не мог понять из того, что происходило.
      Между тем физиономия генерала Чуйкова приобретала несвойственный ей алый оттенок.
      - Белов, говоришь? - генеральская шея багровела прямо на глазах. Ну-ну... - Он стал медленно подниматься из-за стола и заговорил с уже едва сдерживаемым бешенством. - Ты, Владимир Евгеньевич, знаком с Артуром Лапшиным, предпринимателем?
      - Да знаком, ясный перец! Вот и заява от него, - он стал доставать из папки заявление, подписанное Артуром. - А что стряслось-то?
      Чуйков побагровел теперь весь - от кончиков ушей до лысой макушки. Он несколько раз вздохнул, все еще пытаясь сдержать ярость, но это было уже выше его сил. Он заорал так, что задрожала люстра и жалобно подпрыгнули чернильницы, когда генерал со всего маху опустил кулак на дубовую столешницу.
      Генеральский кабинет слышал, конечно, многое, но такой отборный мат, скорее всего, прозвучал здесь впервые.
      - Ты что, па-адлец, совсем (здесь генерал употребил все знакомые ему возвратные глаголы сексуального характера)!!! Думаешь (генерал вспомнил дальних и близких родственников подчиненного, совершавших необдуманные поступки опять же остро сексуального характера)... умник (генерал достиг высот виртуозности - на два слова, прилагательное и существительное, приходилось четыре матерных)!.. А из-за тебя и меня (глагол был один, но опять же нецензурный и очень емкий)!..