Экипаж уже почти подъехал к дому-особняку. И чувство дискомфорта, не оставлявшее Чарити весь день, усилилось. Даже если бы она приехала сюда как гувернантка, то тряслась бы от страха. Но у нее сейчас совсем другое положение. Она прибыла в имение как жена наследника – временная жена. Нежданная жена. Чарити расправила складки своего коричневого пальто и порадовалась, что перчатки еще целы.

– А, мое прибытие заметили, – произнес у нее за спиной голос мужа. Он мягко хохотнул – довольно неприятный звук.

Высокие двери у вершины мраморной лестницы распахнулись, и появились два человека – мужчина и женщина. На мгновение Чарити забыла, что герцогиня умерла.

«Такие величественные фигуры, одетые в элегантные черные одежды, могут быть только герцогом и герцогиней, – подумала она. – Но конечно, это не так. Это – всего лишь слуги. Возможно, экономка и дворецкий», – догадалась девушка.

– Его светлость при любом знаменательном событии полностью соблюдает этикет. А возвращение блудного сына – событие знаменательное, пояснил жене маркиз и снова коротко засмеялся. И на этот раз его смех звучал так же безрадостно.

Чарити не успела отреагировать на слова мужа, как на террасе появились слуги в ливреях. Они открыли дверцы и опустили лестницу, прежде чем экипаж полностью остановился. И вот она уже стоит на площадке, вымощенной булыжником, ощущая себя карликом рядом с массивными колоннами по обе стороны лестницы, подавленная всем происходящим. Муж с холодной вежливостью принимает приветствия слуг. Они пошли впереди маркиза, а он, как полагается, подал руку жене.

Лицо у него было жесткое и холодное, глаза непроницаемые. В лице не было ни кровинки.

«Он надел эту маску, – с неожиданным сочувствием подумала Чарити, – чтобы никто не мог разглядеть его настоящее лицо. И даже глаза, которые нельзя скрыть под маской, не позволяют заглянуть в его душу. Сын вернулся домой к своему отцу и к своей семье через восемь лет. Насколько это отличается от той встречи, которая ждет меня дома всего через несколько недель».

Маркиз отпустил ее руку, когда они подошли к двери, и прошел вперед. С этого момента она и должна стать его тенью, поняла Чарити и не очень огорчилась, что муж не пропустил ее вперед в дверях. Ее даже обрадовала возможность остаться незаметной. Она оглядела холл – грандиозно. Весь этот мрамор, колонны, классические бюсты и высокий купол. При определенных обстоятельствах этот холл мог бы выглядеть даже пугающе. Но не при нынешних. Две шеренги молчаливых слуг, женщины слева, мужчины справа, стояли посреди холла, образуя проход к короткой широкой лестнице, ведущей в парадный салон.

У подножия лестницы расположилась живописная группа людей, определенно не слуг и даже не простых смертных. В центре, слегка впереди всех, стоял мужчина. Мужчина, так похожий на маркиза Стаунтона, каким он станет лет через двадцать пять или тридцать, что на мгновение Чарити даже была сбита с толку.

И тут она поняла, что перед ней герцог Уитингсби.

Маркиз остановился, с ироничной улыбкой на губах оглядывая людей, стоявших слева и справа от герцога. Потом он остановил взгляд на отце и двинулся к нему через холл, постукивая каблуками по мраморному полу. Чарити сделала шаг вслед за мужем. Но чья-то рука остановила ее. Обернувшись, она увидела презрительное лицо экономки.

– Ты пройдешь налево, девочка, – тихо сказала женщина, – и встанешь позади слуг, пока кто-нибудь не займется тобой.

Чарити вдруг развеселилась. Ее приняли за прислугу!

– Ах, благодарю вас, – улыбнулась она экономке, но не сдвинулась с места.

– Нахалка, – холодно, но все еще довольно тихо, стараясь не привлекать внимание, сказала экономка. – Позже я сама тобой займусь. Стой на месте.

Маркиз поклонился отцу, который в ответ лишь слегка склонил голову. Все остальные – братья и сестры? – молча наблюдали за встречей. Никто не рискнул нарушить правила и приветствовать брата, которого они не видели восемь лет. Чарити похолодела.

«Насколько же это отличается от встречи, которая ждет меня дома, – подумала девушка. – Сестры и братья повиснут на мне, стараясь перекричать друг друга». Сейчас до ее ушей через огромный холл доносилось только едва слышное вежливое бормотание.

И туг муж обернулся, встретился с ней глазами, едва заметно поднял брови и протянул к ней руку. Чарити не смогла удержаться и бросила торжествующий взгляд на экономку, у которой брови от удивления почти исчезли под чепцом. Потом она шагнула вперед. Казалось, ей нужно пройти по холлу несколько миль. Наконец она оказалась рядом с мужем и смогла положить свою руку в протянутую руку мужа. Чарити посмотрела на их руки. Наступил тот момент, когда она начнет играть свою роль пешки, момент торжества для ее мужа. Конечно, ее внешность соответствует роли, на которую она была вынуждена согласиться. Это только что было доказано. И она сыграет свою роль как можно лучше. Ей очень хорошо платят за это. Да и сыграть эту роль в данных обстоятельствах будет не так уж сложно. Бог свидетель, ей казалось, будто она язык проглотила. Да и ноги у нее подкашиваются.

– Ваша светлость, – сказал маркиз, – позвольте мне представить вам маркизу Стаунтон.

«Он не назвал отца папой, – заметила Чарити, – даже не назвал его отцом, обратился к нему „ваша светлость“. Очень странно. Очевидно, ссора была не на жизнь, а на смерть. И голос у маркиза был холодный как лед».

Чарити сделала реверанс. Взволнованная молчанием, последовавшим за словами ее мужа, она подняла глаза, чтобы взглянуть на герцога Уитингсби.

Вблизи он еще больше походил на своего сына. Единственным приметным отличием было серебро на висках и серый цвет лица. Герцог ответил ей жестким взглядом, лицо его оставалось неподвижным. Даже выражение лица и мимика у них с сыном были похожи. Чарити вынуждена была признать, что старый герцог великолепен. В своем роде.

– Сударыня, – прервал он молчание и слегка склонил голову, приветствуя ее. И его голос – даже тон – был похож на голос сына, если не считать того, что его тон был холоднее. – Добро пожаловать в Инфилд-Парк, – произнес герцог, ничем не выдав своего удивления. Он посмотрел на сына. – Вы, конечно, хотите поздороваться с остальными членами семьи и представить их леди Стаунтон.

«Без сомнения, муж выиграл этот раунд, – удрученно подумала Чарити, – хотя его отец не доставил ему удовольствия, упав в обморок от ужаса или разбушевавшись от гнева. Он только что узнал о женитьбе своего сына, встретился с невесткой и приветствовал ее с радушием, которое проявил бы и к камердинеру маркиза. Разница только в том, что он не стал бы рассматривать, во что слуга одет. Определять, когда это куплено и сколько стоит». У Чарити было ощущение, будто его светлость даже заметил, насколько изношены ее перчатки на подушечке большого пальца. Его светлость посторонился.

– Уильям? – Голос мужа звучал напряженно. Чарити поняла, что возвращение домой не было для него так безразлично, как он пытался ей это представить. И в чем, возможно, убеждал себя самого. Он поклонился молодому человеку из группы родственников, молча стоявшей справа, – молодому человеку, который, хоть и не такой высокий и темноволосый, как маркиз, без сомнения, был его братом. Разница в возрасте у них была, должно быть, очень небольшая.

– Клодия? – произнес маркиз.

Молодая женщина, сделавшая реверанс, была чрезвычайно красива: высокая, светловолосая, в модном платье зеленого цвета, прекрасно подходившем к цвету ее глаз.

– Энтони, – в один голос произнесли Уильям и Клодия.

– Позвольте представить вам мою жену, леди Стаунтон, – обратился к ним маркиз. Чарити включилась в. следующий раунд официальных поклонов и вежливых приветствий. – Мой брат, лорд Уильям Эрхарт, сударыня. А это – леди Уильям.

«Значит, вот так принято в аристократических семьях приветствовать жену члена семьи? – удивилась Чарити, оборачиваясь к следующей паре. – Никаких объятий? Никаких слез? Никаких улыбок и поцелуев? Только сухая формальность, как будто они все чужие друг другу? – Ей показалось, что она задыхается. – Но конечно, жены-аристократки встретились бы с семьей своего будущего мужа еще до свадьбы. И были бы одобрены семьей. Да, муж выиграл этот раунд. Для семьи это настоящее бедствие».

Леди Твайнэм, одетая по последней моде, была сестрой маркиза. Она назвала его Тони, побранила за то, что ни разу не ответил на ее письма, и представила его графу Твайнэму, дородному мужчине средних лет, которого, казалось, раздражала вся эта процедура. Чарити она лишь кивнула и не произнесла ни слова. Как и отец, леди Твайнэм одним взглядом оценила коричневую шляпку и пальто своей невестки.

Лейтенант лорд Чарлз Эрхарт, стройный светловолосый красивый молодой человек, очень сдержанно поклонился как своему брату, так и невестке. И вряд ли его можно было винить за это, ибо маркиз его не сразу даже узнал.

– Чарлз? – недоверчиво спросил маркиз Стаунтон. – Вы действительно Чарлз? Уже лейтенант?

«Он, наверное, моложе Филипа, – решила Чарити. – Сколько ему? Девятнадцать? Двадцать? Он был еще совсем маленьким мальчиком, когда брат покинул родительский дом. И восемь лет они не встречались. Как это все печально. Возможно, если бы не эта женитьба, и я не увиделась бы со своими братьями и сестрами еще лет восемь или даже больше. И младшие выросли бы без меня. Уже почти год прошел с тех пор, как я была дома», – с грустью подумала она.

И вот очередь дошла до самого молодого члена семьи. Это была девочка в дорогом платье и с изысканной прической. Для своего возраста она вела себя неестественно спокойно, тихо и величественно. У нее были темные волосы и смуглое, тонкое аристократическое лицо, как у старшего брата. Она будет скорее красивой, чем просто хорошенькой, когда подрастет.

– Огаста? – спросил маркиз. Впервые его голос смягчился. – Я – твой брат Энтони. А это – моя жена.

– Как вам идет голубой цвет, Огаста, – ласково заметила Чарити. – Очень рада познакомиться с вами.

Девочка сделала изящный реверанс перед братом.

– Сударь, – произнесла она. Затем присела в реверансе перед Чарити. – Сударыня.

«Ну что же. Хорошо, – подумала Чарити. – Спектакль закончен. Можно сказать, что маркиз Стаунтон одержал убедительную победу. Возможно, его возвращение домой было бы таким же холодным, даже если бы меня и не было рядом с ним. Этого я никогда не узнаю. Мне ничего не известно о ссоре, из-за которой маркиз покинул дом и пребывал вдали целых восемь лет. И я не узнаю, что будет дальше». Чарити не думала о том, что будет после этого момента, не знала, что думает по этому поводу ее муж. Положив руку на ее узкую спину, он заставил ее опять повернуться к отцу. Экономка стояла всего в нескольких шагах от них. Очевидно, она получила какое-то тайное указание.

– Миссис Эйлворд, – сказал герцог Уитингсби. – Пожалуйста, проводите маркизу Стаунтон в апартаменты маркиза и позаботьтесь о том, чтобы ей было там удобно. Чай будет подан в гостиной через полчаса. Вас, Стаунтон, я жду в библиотеке.

Кто-нибудь тут вообще улыбается? Выражает свои чувства, совершает неожиданные поступки?

От Чарити ожидали, что она будет вести себя тихо, незаметно и скромно. Так она себя и вела с того момента, как переступила порог этого дома. Но ее угнетала атмосфера, царившая в нем. Все эти люди были одной семьей. Предполагается, что члены семьи любят и помогают друг другу. А она, хоть и временно, – член этой семьи. Сдержанный мужчина с серебром на висках – ее свекор. Нужно – даже необходимо – сделать какой-то жест, чтобы как-то заявить о себе. Чарити тепло улыбнулась герцогу и сделала реверанс.

– Благодарю вас, – сказала она и, немного поколебавшись, добавила:

– отец.

Никто ничего не сказал. Все продолжали молчать. Но чувствовалось, что общая напряженность усилилась, как будто она сказала что-то неприличное. Чарити улыбнулась своему мужу, который поклонился ей.

– Скоро увидимся, любимая, – сказал маркиз, сделав ударение на последнем слове.

Эти слова потрясли ее. Он никогда не говорил, что намерен создать у всех впечатление, будто они привязаны друг к другу. Но маркиз вообще не очень посвящал ее в свои планы. Чарити повернулась и направилась вслед за экономкой к мраморной арке, за которой находилась лестница.

Миледи, – сухо сказала экономка, когда они поднимались по лестнице. – Нам не сообщили, что милорд едет в Инфилд с женой. Прошу прощения.

– За то, что назвали меня нахалкой? – засмеялась Чарити. Она очень хорошо понимала, в каком замешательстве пребывает экономка. – Меня это очень позабавило, миссис Эйлворд. Забудьте об этом, пожалуйста.

Но было не похоже, чтобы это позабавило миссис Эйлворд, особенно напоминание о ее собственных словах. Должно быть, есть правило, решила Чарити, запрещающее улыбаться под крышей этого дома. Ее собственный смех прозвучал глухо и бесследно исчез. И снова ее охватило гнетущее чувство. Все будет очень непросто. Нужно надеяться, что первый этап ее брака продлится всего несколько недель. Ей страстно захотелось домой, к семье, увидеть родные, жизнерадостные, улыбающиеся лица.

Апартаменты маркиза на втором этаже состояли из двух просторных спален, соединенных гардеробными комнатами, кабинета и гостиной соответствующего размера. Было видно, что апартаменты предназначались для супружеской пары.

– Я сейчас же проветрю и перестелю постель, миледи, – сказала экономка, проводя Чарити в спальню, квадратную комнату с высоким потолком. Зеленые и золотые тона, преобладающие в интерьере, придавали комнате нарядный вид. Из всех комнат, которые успела увидеть Чарити в этом доме, она была самой приятной. Эта спальня, была уверена девушка, раза в четыре больше, чем ее комната в родном доме.

– Какая милая комната, – сказала она, проходя по мягкому ковру к высокому окну. Из окна были видны лужайка, озеро в форме подковы и вдали – деревья. – А какой прекрасный вид!

– Мне нужно проследить, чтобы ваши вещи принесли сюда, а вашу горничную немедленно проводили в вашу гардеробную, миледи, – сказала миссис Эйлворд. – Вы ведь захотите переодеться и освежиться, перед тем как спуститься к чаю.

Господи!

– У меня нет горничной, – улыбнулась экономке Чарити. – А из вещей – только маленький сундучок. Но кувшин горячей воды, мыло и полотенце мне бы очень пригодились. Спасибо, миссис Эйлворд.

Экономка была слишком хорошо воспитана, чтобы ужаснуться, хотя, как многие из ее породы, в совершенстве владела искусством выразить презрение лишь взглядом. Теперь она проверила этот взгляд на Чарити. Однако в течение восьми месяцев работы в качестве гувернантки Чарити научилась не обращать внимания на такие взгляды и сохранять достоинство.

Теперь она поняла, в какое трудное положение попала. Ей это и в голову не приходило, когда она соглашалась на этот брак, и даже потом, когда узнала, кем ее муж является на самом деле. Только теперь, в этом доме, среди всех этих людей Чарити, к своему стыду, поняла, что, кроме довольно старого серого шелкового платья и еще одного, поношенного муслинового, с узором в виде веточек, у нее нет ничего подходящего. Она попала в благородное общество, занимающее гораздо более высокое положение, чем простое дворянство. Конечно, дома у нее осталось еще несколько приличных платьев, но она не сочла нужным взять их с собой, отправляясь к новому месту работы.

Ей хотелось бы знать, заметил ли муж, насколько беден ее гардероб, и сделал ли соответствующие выводы. Он ведь дал объявление о том, что ищет гувернантку, он видел ее сундучок и даже спросил, все ли это вещи. Она гадала, какое впечатление произведет на него ее жалкий вид. И сразу же решила, что его это совершенно не тронет. Все это – только часть его плана. Ему как раз и хотелось, чтобы она выглядела именно такой, какая есть, или такой, какой она показалась ему в ту первую встречу на Аппер-Гросвенор-стрит. Маркизу хотелось видеть в ней серую мышку, к тому же жалкую. Теперь она начала понимать почему. Даже экономка приняла ее за прислугу. Герцог Уитингсби, должно быть, пришел в ярость, узнав, что она – жена его наследника. Чарити посмотрела на свое коричневое платье и попыталась увидеть его глазами герцога. Да, ее муж действительно может быть уверен, что выиграл этот раунд.

Обижаться Чарити не имела права. У нее не было никаких оснований чувствовать что-нибудь, кроме желания, чтобы этот спектакль закончился как можно скорее.

Миссис Эйлворд оставила ее, пообещав прислать в комнату ее сундук и горничную.

– До тех пор, пока не прибудет из Лондона ваша горничная, – добавила экономка, уверенная в том, что никакой горничной в Лондоне не существует.

Чарити оглядела роскошную комнату и обхватила себя руками. В общем-то, она предпочла бы оказаться в маленькой комнате в мансарде, собираясь начать новую работу в качестве гувернантки. Только в этом случае у нее было бы слишком мало надежды вернуться к своей семье или надеяться на счастливое будущее для своих братьев и сестер.

Она поступила правильно. Конечно, она поступила правильно.